Роскошь быть известным

Айзава рухнул на кухонный стул, и в этот момент его самым большим желанием было ввести кофе прямо в кровоток. Но его текущая реальность была недостаточно благосклонна, чтобы позволить себе такие удобства, поэтому он принял кружку, которую ему предложили, пока Хизаши устраивался на стуле напротив него. «Сегодня будет… день», — так Хизаши нарушил молчание, но Айзава знал, что муж дает ему отправную точку, чтобы облегчить давление за глазами, выпустив часть своих мыслей. «Вчера тоже было... много всего», — продолжил его муж, с понимающим выражением лица наблюдая, как он одним обжигающим глотком выпил почти треть своего кофе. Его партнер не ошибся, вчера было... много всего. Никто не мог предсказать, что разъяренный злодей бросит все свое имущество и нападет на детей, выполняющих волонтерскую работу. Уроки UA по работе с общественностью всегда были основой учебной программы, и хотя не всегда все шло гладко, они никогда не срывались до такой степени. В следующий раз будут введены новые меры безопасности, но это была одна из тех вещей, которую, как знал любой герой, нельзя было избежать. Они извлекут уроки из случившегося и улучшат свой процесс, чтобы гарантировать, что это не повторится. Нет, не сам факт произошедшего действовал Айзаве на нервы. Каким-то образом именно тот факт, что инцидент не стал хуже, чем был, не давал ему спать всю предыдущую ночь. «Я встревожен, Хизаши», — его мысли кружились и закручивались, и в этом хаосе единственное, что смог сказать Айзава, было простое заявление. Айзава чувствовал себя разорванным - Тодороки в одиночку справился со злодеем и спас себя и своих одноклассников. Мальчик получил серьезные травмы, но, несомненно, предотвратил нанесение большого вреда своим одноклассникам. На самом деле проблема заключалась в том, что мальчик справился хорошо. Слишком хорошо. Его класс учился всего месяц, и все его ученики были первокурсниками. Они не должны были раньше сталкиваться со злодеем, и они определенно не должны были быть готовы реагировать так, как будто они герои. Но Тодороки Шото, по-видимому, не терял времени даром, отреагировав на ситуацию быстрее и эффективнее, чем он видел у опытных профессиональных героев. Он слышал рассказы (и видел видео) о том, что произошло, от каждого из пяти других присутствовавших студентов, и он был бесконечно благодарен, что никто из них не пострадал непоправимо. (Травмы Тодороки были болезненными и кровавыми, и некоторые из них потребовали наложения швов. Но благодаря причудам исцеления и эффективности врачей и медсестер в больнице Мусутафу мальчик будет в полном порядке к концу недели) («Он отреагировал прежде, чем кто-либо из нас понял, что происходит, и встал между нами и злодеем, Сенсей») Ситуация была действительно ужасной, и он содрогнулся при мысли о том, что могло бы случиться, если бы Тодороки не поступил так, как поступил. («Если бы Тодороки-кун не остановил эти шипы своим льдом, они бы поразили всех нас») На самом деле, большая часть его была невероятно горда тем, как удивительно Тодороки справился с ситуацией. Он отреагировал быстро и решительно — защитив своих одноклассников и с легкостью усмирив разбушевавшегося злодея. Но более настойчивая и язвительная часть его была обеспокоена и беспокоилась — они еще не достигли той стадии своего образования или пути к становлению героями, когда это вообще возможно. («Он не колеблясь нанес себе увечья, чтобы спасти нас, сенсей. Он не вел себя так, будто боялся злодея, и каждый раз, когда его ранили, он вообще не реагировал».) Айзава ехал рядом с мальчиком в машине скорой помощи, и даже если бы он этого не сделал, его отточенные навыки наблюдения не смогли бы не заметить травм мальчика — глубоких колотых ран в тех местах, где его схватили и подняли, рваных ран на его туловище и раны от пронзания на другой руке. Это были не травмы, полученные во время школьных занятий или простых тренировок. Подобные травмы можно получить только в бою или в схватке со злодеем — при столкновении с другим пользователем причуды, который намеревался причинить боль и вред. Как профессиональный герой, он знал, что умение выдерживать удары и возвращаться после них — это само по себе мастерство, требующее многих лет упорно зарабатываемого опыта — опыта, который 15-летнему ребенку приобрести просто невозможно. Он знал ветеранов-героев, которые бы плакали и рушились от боли, которую Тодороки, казалось, едва ли осознавал. Мальчик моргнул, глядя на него совершенно сухими глазами, и только его тревожное замечание о том, что он потерял больше крови, чем он осознавал, дало Айзаве намек на то, что мальчик вообще знал, что он ранен. Поездка на машине скорой помощи в больницу не развеяла его страхов. К тому времени адреналин от этой ситуации должен был уже утихнуть, а боль должна была захлестнуть его организм до такой степени, что он не мог с этим справиться. Он ожидал — или, скорее, надеялся вопреки всему, — что Тодороки сломается в уединении машины скорой помощи. Или, по крайней мере, даст понять, что он не остался полностью равнодушным к этому испытанию. Вместо этого он повернулся к своему учителю и сказал: «Я знаю, что мне не следовало использовать свою причуду», — на лице Тодороки снова появилось то нерешительное выражение, которое Айзава впервые увидел в его кабинете после столкновения с Бакуго. По выражению лица он понял, что парень больше обеспокоен тем, что сделал что-то не так, чем тем фактом, что его кровь все еще капала на пол машины скорой помощи, несмотря на все усилия фельдшера. «Но я не мог позволить этому человеку причинить боль остальным — они невиновны». Если бы Айзава не почувствовал, что это тихое заявление нанесло ему удар прямо в живот, он был бы более тронут решимостью, которая прочно закрепилась в глазах мальчика. В этом заявлении было слишком много всего, что нужно было разложить по полочкам — как Тодороки назвал своих одноклассников «невиновными» и, очевидно, не включил себя в эту группу. «Ничего страшного, что мне было больно» осталось невысказанным и почти оглушающим в своем отсутствии. Он понятия не имел, как донести до подростка, стоявшего перед ним, что он тоже был всего лишь ребенком — невинным. И что он также принадлежал к группе тех, кто заслуживал защиты. Даже фельдшер, которая в настоящее время делала все возможное, чтобы надавить и перевязать руку Тодороки, на мгновение подняла глаза и встретилась с глазами Айзавы с обеспокоенным взглядом. Учитель сделал все возможное, чтобы спокойно встретить ее взгляд и дать понять, что ее чувства были на сто процентов взаимны. «Ты молодец, Тодороки», — уныло ответил Айзава. Он понимал, что не собирается решать ни одну из этих явно глубоко укоренившихся проблем, пока мальчик истекает кровью по дороге в больницу, поэтому он постарался максимально ясно донести до ученика то, что тот говорил. «Ты и твоя группа стали прямой мишенью злодея. Все, что ты сделал, было в целях самообороны, и были по крайней мере десятки свидетелей — гражданских лиц, которые прятались — которые готовы это подтвердить. Директор Незу и я позаботимся о том, чтобы не было никаких последствий». Плечи Тодороки поникли с невысказанным облегчением. Движение было легким, и если бы Айзава не искал его, он бы его пропустил. Небольшое движение все еще было огромным отклонением от обычных микроскопических изменений выражения лица ребенка, поэтому он мог сказать, что события этого дня наконец-то настигли его. «Благодаря твоим действиям ты предотвратил нанесение большого вреда твоим одноклассникам». На этот раз его голос был мягче, а серо-голубые глаза метнулись вверх, чтобы встретиться с ним взглядом, как будто он крикнул. «Я горжусь тобой, Тодороки». Конечно, на этот раз Айзава был полностью готов к этому, но это не заставило его сердце забиться меньше, когда он услышал резкий, очень удивленный вдох рядом с собой. Он ненавидел то, как это маленькое признание, которое должно было быть очевидным, казалось, сбивало Тодороки с толку больше, чем что-либо другое во всей этой череде событий. Мальчик не дрогнул, столкнувшись с насилием и опасностью, и не дрогнул перед болью, которая поставила бы на колени опытного героя. Но в безопасности скорой помощи именно краткие слова похвалы заставили Тодороки ошеломиться и с трудом подобрать слова.

***

«Честно говоря, когда ты рассказал мне на прошлой неделе обо всем инциденте с Бакуго, я подумал, что ты преувеличиваешь». Обычный голос Хизаши был достаточно громким и приземленным, чтобы вытащить его из воспоминаний. На это Айзава усмехнулся и проворчал: «Я никогда не преувеличиваю». «Я знаю, знаю», — тут же успокоил его муж, хорошо его знавший, — «но я подумал, ладно, может быть, ребенок просто су-у-упер укрытый...» Голос Хизаши понизился, стал тихим и обеспокоенным: «Но после того, как вчера мы всплыли на этой сцене... я согласен, что ты в чем-то прав». Айзава кивнул и допил остатки кофе, прежде чем уставиться на дно пустой кружки. Конечно, он был на верном пути, Айзава знал, что его инстинкты проверены в бою и еще ни разу не подводили его, но, услышав, как Хизаши говорит это вслух, он определенно подтвердил в себе что-то, о чем даже не подозревал, что оно нуждается в подтверждении. «Я не знаю, что с ним происходит, Заши. Каждый раз, когда я с ним разговариваю, он активирует все внутренние сигналы предупреждения, которые у меня есть, — и все же я не могу определить какую-то единственную причину. Что-то не так — очень не так… но я не знаю, что именно». Хизаши напевал, и это успокаивало что-то в его костях. «Ты поймешь это, Шо, ты всегда так делаешь. И я буду рядом с тобой, когда ты поймешь, как всегда». Айзава принял сильное, теплое объятие своего партнера и позволил ему помочь ему подняться с места. Он позволил поддержке и оптимизму другого человека удержать его мысли на правильном пути. Поцелуй, которым они обменялись, заставил его полностью приземлиться и вернул его лишенный сна разум на Землю.

***

«МЛАДШИЙ СЫН СТАРАТЕЛЯ, НАСТОЯЩИЙ ГЕРОЙ, КАК И ЕГО ОТЕЦ, — В ОДИНОЧКУ ОСТАНАВЛИВАЕТ НЕИСТОВОГО ЗЛОДЕЯ» «ТОДОРОКИ ШОТО, СЫН СТАРАТЕЛЯ, ЖЕРТВУЕТ СОБОЙ, ЧТОБЫ СПАСТИ ОДНОКЛАССНИКОВ И МИРНЫХ ЖИТЕЛЕЙ» «СЫН СТАРАТЕЛЯ (ТОДОРОКИ ШОТО) ДЕМОНСТРИРУЕТ НЕВЕРОЯТНЫЙ КОНТРОЛЬ И СИЛУ ПРИЧУДЫ, ОТРАЖАЯСЬ ОТ НАПАДЕНИЯ ЗЛОДЕЕВ» Менее чем за 24 часа пресса уже печатала статью за статьей о нападении злодея. Каждый заголовок был интереснее предыдущего, и ни один не обходился без имени Старателя, хотя герой номер 2 и близко не находился в зоне атаки. «ВИДЕО: Тодороки Шото (Сын Старателя) против Злодея "Шипастого Ужаса"» После инцидента в сеть начали просачиваться видеозаписи, снятые гражданскими лицами, которые быстро появились на всех платформах социальных сетей. В общей сложности они набрали десятки миллионов просмотров еще до восхода солнца следующего дня. Средства массовой информации жаждали получить больше информации о «блудном сыне Старателя» с тех пор, как поднялась шумиха вокруг его посещения UA. Обычно пресса приходила бы всю неделю, чтобы фотографировать и записывать заявления мальчика, и этого было бы достаточно, чтобы удовлетворить любопытство публики, но у них был только первый день. И какое впечатление произвел тот единственный день — с теми первыми фотографиями Тодороки Шото, где он только что вышел из машины, — но профессионально сделанные снимки получились просто замечательными. На нескольких фотографиях, которые стали достоянием общественности, младший сын Тодороки Энджи выглядел совершенно потусторонним — его черты были поразительно красивыми и уникальными. Ранний утренний свет осветил его сзади и бросил приятное тепло на его бледную кожу, которая сделала его почти неземным. Цвета его больших гетерохроматических глаз были поразительны и ошеломляющи. А его спокойное, бесстрастное выражение только еще больше усиливало его таинственную ауру. Если у Старателя были резкие черты, он был больше, чем жизнь, как по форме, так и по манерам, и постоянно пылал яростью или открыто демонстрировал силу, то у его сына были мягкие черты, он был худощав и изящен и казался почти хрупким — полная противоположность герою номер 2 почти во всех отношениях. Очевидный контраст между отцом и сыном завладел вниманием публики, и все отчаянно хотели большего. Вот почему, когда пресса начала публиковать статьи и видеозаписи нападения, в ходе которого сын Старателя в одиночку одолел злодея, одержимого разрушением, новость под действием неудержимой силы лихорадочного любопытства публики достигла уровня почти беспрецедентной вирусности. Это было похоже на то, как если бы мы вылили бензин на уже бушующий огонь. На следующий день нападение обсуждалось повсюду — в поезде, в кафе, на улице, в офисах и дома. Новостные агентства публиковали одно за другим интервью с гражданскими свидетелями, которые все восхваляли Тодороки Шото. «Я думал, что мы влипли в настоящую беду! Клянусь, я думал, что эти дети из UA пропали. Но потом сын Старателя в одиночку столкнулся со злодеем! Он был ранен, но двигался так легко и не давал другим детям пострадать. За всю свою жизнь я ничего подобного не видел! Конечно, сын Старателя был бы на совершенно другом уровне!» Казалось, не было ни одной живой души в Японии, которую не очаровала бы демонстрация силы и самопожертвования Тодороки Шото. В течение следующей недели нападение злодея обсуждалось и анализировалось на новых каналах, ток-шоу и на всех платформах социальных сетей. Но больше всего Мидории Изуку запомнился день, наступивший сразу после нападения.

***

Изуку всю ночь не спал, проигрывая и пересматривая отрывки битвы Тодороки с «Шипастым Ужасом», когда пресса начала называть этого злодея. Вся атака длилась менее 15 минут, но, как и положено фанату, Изуку наблюдал за боем с разных сторон, по нескольку раз с каждой. Он снова и снова с ужасом и благоговением наблюдал, как Тодороки реагировал и действовал против злодея, прежде чем кто-либо вокруг него это осознавал. Он видел облегчение в его глазах, когда увидел, что его одноклассники невредимы. И он снова и снова вздрагивал ради Тодороки каждый раз, когда его резали или ранили шипы злодея. Он почти заполнил целый раздел в блокноте, который купил специально для анализа странностей своих одноклассников, одним только Тодороки. (Тодороки Шоуто - Причуда: Левосторонний огонь, правосторонний лед • Невероятный контроль над своей ледяной стороной — может выпустить лед, достаточно прочный, чтобы остановить снаряды, и за миллисекунды. • Возможно, у него самая быстрая реакция в классе (даже больше, чем у Каччана) • Тревожно высокая толерантность к боли — даже не реагировал на травмы • Ставит защиту одноклассников выше своей собственной • «Шипистый ужас» — бой, в котором я впервые увидел, как он использует свой огонь — достаточно сильный, чтобы прожечь защищенную кожу … Было еще много чего, но это были его основные мысли) Оглядываясь назад, можно сказать, что у Изуку не было времени составить мнение о Тодороки с начала учебного года. Их одноклассник с двухцветной кожей всегда был горячей темой для обсуждения даже среди его класса, и он постоянно слышал шепот восхищения, благоговения и интереса от учеников других классов и классов каждый раз, когда он входил в коридор. Однако, начиная с 1А, мнения о младшем Тодороки сильно разошлись. Некоторые считали его отчужденным и сдержанным. («Че, он думает, что он лучше нас только потому, что его папа — Старатель?» — ворчал Минета всем, кто соглашался слушать в те первые недели) Другие считали его избалованным и привилегированным. Он вспомнил один день за обедом, когда он сидел с Ураракой и Иидой, Урарака заметил, что у Тодороки, должно быть, была такая легкая жизнь, и он никогда ни в чем не нуждался, поскольку его отец был таким богатым и знаменитым. Иида молчал, но задумчиво напевал в ответ. Изуку поморщился от сочувствия, поскольку это был тот день, когда Урарака доверилась им о финансовых проблемах своей семьи и мотивах стать героем. В классе были и другие, кто считал Тодороки крутым или пугающим. («Он такой мужественный, чувак», — восторженно воскликнул Киришима. «Он действительно такой красивый, но то, как он никогда ни на что не реагирует, меня пугает!» Это был Ашидо) Ну, и все уже знали, как Каччан к нему относится. После того, как взрывной мальчишка набросился на него, остальная часть класса сделала все возможное, чтобы не допустить, чтобы Каччан услышал какие-либо разговоры, связанные с Тодороки, чтобы они не заставили его убежать в очередном приступе непредсказуемой ярости. Однако Изуку, вероятно, был единственным — за исключением, может быть, сенсея Айзавы. Этот человек был пугающе наблюдателен, — кто смог понять, что опасения его одноклассников были беспочвенными. Потому что Изуку ясно видел, что взгляд Каччана на Тодороки и даже его чувства к нему изменились. Именно эта необъяснимая перемена в отношении Каччана к другому парню зажгла в Изуку пламя интереса к Тодороки. Он знал Каччана всю свою жизнь и знал, что он был таким же упрямым, как и сильным. Изуку даже справился с волнением и приготовился сдерживать блондина на следующий день после их драки, если его ярость не утихнет. Но на следующее утро, как только он увидел его, Изуку понял, что гнев Каччана рассеялся. Его горящие красные глаза больше не содержали той желчи, зависти или негодования, которые были в них вчера днем ​​- и это потрясло Изуку до глубины души. Вместо этого светловолосый мальчик был гораздо спокойнее и пристально смотрел на Тодороки, словно видел его впервые. За все годы знакомства с Бакуго Изуку никогда не видел, чтобы его мнение так внезапно и полностью менялось по любому поводу. Он даже не думал, что это возможно. Что бы ни произошло или ни изменилось, Каччану было достаточно увидеть Тодороки в ином свете, и одного этого факта было достаточно, чтобы привлечь внимание и любопытство Изуку.

***

На следующее утро после атаки «Шипастого ужаса» Изуку прибыл пораньше, чтобы встретиться с Ураракой и Иидой. Они сформировали небольшую группу друзей из троих с начала года, и Изуку был вне себя от волнения от того, что снова обрел друзей. Изуку хотел встретиться с ними, хотя они всю ночь обменивались историями и словами поддержки посредством текстовых сообщений. Он хотел также иметь возможность оказать личную поддержку своим новым друзьям, поскольку они прошли через поистине мучительное и травмирующее испытание. Они оба вошли в класс вскоре после его прихода, и глаза их были покрыты темнотой, так как никто из них не спал этой ночью. Мысли зеленоволосого мальчика лихорадочно работали, пока его друзья рассказывали о своем опыте своими словами. Бывали моменты, когда голос Ииды дрожал, и Урараке приходилось брать на себя управление, и наоборот — когда Урарака погружалась в еще свежие воспоминания, а Иида заканчивал какую-то мысль, оставленную ею на полуслове. Сердце Изуку забилось в груди от очевидного горя его друзей. Просто просмотр видеоклипов на самом деле не мог передать тот чистый, неподдельный ужас, который его друзья пережили во время встречи. Следующими пришли Сато, Ашидо и Цую-чан. Урарака написала им, что они планируют встретиться пораньше в классе, задолго до первого утреннего звонка. Остальные с нетерпением ждали возможности перегруппироваться друг с другом, поскольку они были единственными, кто мог по-настоящему понять, что они переживают. Изуку не чувствовал себя нежеланным ни в коем случае, но он мог сказать по тому, как пятеро из них, казалось, бессознательно тянулись друг к другу и находили утешение в этой близости, что они образовали мгновенную и нерушимую связь в те моменты опасности. Это было то, что могли понять только они, и Изуку был невероятно благодарен за то, что его новые друзья были друг у друга. «Оно повсюду, все об этом говорят», — прошептала Ашидо, ее рука поднялась, чтобы схватиться за рукав своей формы, под которым повязка со вчерашнего дня все еще была туго обмотана вокруг ее руки. «Да, мне пришлось практически умолять родителей разрешить мне сегодня зайти». Сато согласился расстроенным тоном. Он поднял большую руку, чтобы смущенно потереть затылок, и признался: «Я действительно не хотел оставаться один». Остальные с облегчением пробормотали что-то в знак согласия. «А-и Т-Тодороки…» — начала Урарака, но ее голос сорвался, задохнулся. Ее бледный, полный тревоги взгляд отражался на лицах других. Каждый из них пытался справиться с сильными эмоциями и примирить свое мнение о неуловимом однокласснике до нападения с новыми чувствами благодарности, беспокойства и даже покровительства по отношению к нему, которые возникли за долю секунды. «С ним все в порядке, да?» — осторожно спросил Изуку. Асуи кивнула: «Он должен быть, керо. Мы остались в больнице возле его палаты, и Айзава-сенсей был там. Последнее, что мы слышали перед тем, как за нами приехали родители, было то, что он полностью выздоравливает». Тодороки полностью поправится. Это были отличные новости, так почему же все до сих пор выглядят такими обеспокоенными? Изуку задумался. Где-то в глубине его горла застрял вопрос, который он не знал, как задать или хотя бы начать формулировать словами. Что произошло за эти короткие мгновения? Может быть, имел место обмен фразами, которые не удалось уловить на видео, снятом на телефон? Что же было такого в Тодороки Шото, что могло производить столь неизгладимое и неописуемое впечатление на любого, кто с ним общался? Изуку буквально сгорал от любопытства, но он также не хотел делать или говорить что-либо, что могло бы расстроить его друзей и одноклассников или усложнить то, что им пришлось пережить. В этот момент начали прибывать и другие — Бакуго, Яойорозу, Кода, Джиро, Хагакурэ… Каминари и Оджиро… Их одноклассники вошли и увидели их сбившимися в кучу, и большинство из них выразили свою обеспокоенность и облегчение, увидев их в безопасности. (Бакуго издал «тч», когда вошел и увидел их стоящими там, сбившись в кучу. Но он воздержался от того, чтобы называть их «статистами» или «ботаниками», так что даже он, казалось, не хотел насмехаться над ними после того, через что они прошли.) Класс постепенно заполнялся, пока все, кроме Тодороки, не оказались на своих местах. Никто не упомянул Тодороки, но Изуку заметил, что взгляды всех устремились в дальний конец класса, где его стол все еще был пуст. Для Тодороки было крайне необычно не приходить на занятия пораньше. Обычно он приходил одним из первых. И Изуку тоже был одним из первых, но Тодороки всегда приходил раньше него — другими, кто приходил раньше него, были Иида, Яойорозу, иногда Токоями и, что удивительно, Бакуго. Несмотря на то, что его там даже не было, класс был совершенно остро осведомлён о его присутствии или его отсутствии. Тодороки тихо, как мышь, проскользнул в игру буквально за несколько секунд до стартового гонга. Зелёные глаза Изуку следили за Тодороки, как и все остальные пары глаз в классе, пока он быстро направлялся к своему месту в конце класса. Осанка младшего мальчика была прямой и безупречной, как всегда, но в его движениях была легкая замедленность, которой не было, когда Изуку видел его накануне, — и это было вполне объяснимо: он потерял значительное количество крови и, вероятно, находился под действием адреналина. Изуку закусил нижнюю губу зубами, нет, это было не то наблюдение, которое показалось ему тревожным. Дело в том, что даже пройдя небольшое расстояние до своей парты, он мог заметить, что другой мальчик слегка прихрамывает. Он отдавал предпочтение левой ноге и бессознательно избегал переносить весь вес на правую ногу, когда шел. Изуку до тошноты смотрел видео боя, и все травмы, которые получил Тодороки, были на верхней части его тела - его руке, его кисти, его туловище. Он прокрутил моменты видео в памяти, но не было ни одного момента, который он мог бы указать, где Тодороки мог повредить правую ногу достаточно, чтобы вызвать такую ​​хромоту. Он уже достал свой блокнот 1А и добавил («На следующий день после нападения «Шипастого ужаса» он пришел в класс, хромая — правая нога повреждена? — хотя крайне маловероятно, что он повредил ногу во время драки»). Изуку не мог просто подбежать к нему и спросить перед всем классом, почему он вдруг начал хромать. Учитывая, как все взорвалось за одну ночь, когда новостные статьи и видео распространились по интернету со скоростью лесного пожара, он был уверен, что значительная часть очевидной усталости Тодороки была вызвана всем этим вниманием СМИ. Поэтому он прикусил язык и посмотрел на своих друзей. Он наблюдал, как остальные члены группы Тодороки — Иида, Сато, Урарака, Ашидо и Цую-чан — немедленно оживились при его появлении. Урарака первой выскочила из-за стола и бросилась к Тодороки. Остальные четверо последовали за ней в следующее мгновение. И было ли это осознанным актом защиты с их стороны или нет — они образовали полукруг вокруг его стола и барьер, который защитил его от взглядов остального класса. Это было определенно зрелище, которое никто не мог увидеть до этого момента. С самого первого дня, наполненного вспышками камер и всей этой суетой вокруг его прибытия, в сочетании с врожденной силой Тодороки, статусом публичной фигуры и сдержанным характером, он казался отделенным от остального класса. Как будто он был неприступен и существовал на более высоком уровне бытия, который им было позволено наблюдать только снизу. Может быть, для остальной части класса он таковым и оставался (за исключением Каччана, очевидно, который уже сделал больше, чем просто подошел к нему), но Изуку видел выражения лиц остальных, когда группа одноклассников без смущения бежала ему навстречу, и подумал, что, возможно, с этим инцидентом все постепенно меняется. Он потратил некоторое время на то, чтобы осознать, что именно этот класс с первого дня вознес Тодороки на пьедестал. Младший мальчик ничего не сделал, чтобы заявить о себе как о «лучшем, чем кто-либо другой». На самом деле, Каччан постоянно ставил себя в это положение и продолжал постоянно ставить его в такое положение, и класс по-прежнему относился к нему, как ко всем остальным. И да, Тодороки был тихим, но были и другие тихие члены их класса — Токоями, Кода, Оджиро и т. д. — но они не разделяли их подсознательно, потому что они в основном держались сами по себе. Да, Тодороки был сыном Старателя, но они еще ни разу не слышали, чтобы он упоминал этого человека. И он всегда был вежлив - отвечал коротко, но внимательно, хотя и без некоторой неловкости, когда к нему обращались, - но в основном с ним разговаривал только Айзава. Остальные в классе уже решили, что он не из тех, с кем они могли бы связаться. Видя, как их одноклассники разговаривают с ним так свободно, а также наблюдая за этим по видео, как это делал Изуку, он захотел защитить свою группу — Изуку был почти уверен, что остальные тоже это понимают. «Тодороки, ты в порядке? Мы хотели подождать тебя в больнице, но было слишком поздно, и у нас не было твоего номера телефона!» — выпалила Урарака, ее глаза быстро обшарили его лицо, но они тоже улыбались. «Огромное спасибо, Тодороки, за все, что ты сделал вчера! Мы тоже очень переживали за тебя!» — выпалила Ашидо — все сомнения и запугивания, которые она чувствовала ранее, исчезли. На это Цую-чан энергично кивнула: «Верно, керо, как у тебя дела сегодня, Тодороки-чан?» «Нам жаль, что мы не смогли сделать больше, чтобы помочь тебе вчера, но ты действительно спас нас, приятель», — сказал Сато с широкой теплой улыбкой. «Я согласен со всем, что уже было сказано, и хотел бы добавить, что твои вчерашние действия были очень смелыми и героическими, Тодороки-кун!» — сказал Иида, его голос звучал громче, несмотря на в основном безуспешные попытки остальных сохранить разговор полуприватным. Через промежуток между Ураракой и Ашидо Изуку оказался в идеальной позиции, чтобы увидеть реакцию Тодороки, когда он осмотрел членов своей группы перед собой. Если бы это не было так грустно, Изуку, возможно, хихикнул бы, увидев, как расширились глаза обычно сдержанного мальчика и как легкий румянец окрасил его щеки, когда его мозг уловил слова заботы и похвалы, которые были сказаны ему — это было даже мило. Но та часть его мозга, которая все еще была обеспокоена хромотой, теперь задавалась вопросом, почему он так взволнован тем, что, вероятно, должно было быть ожидаемым взаимодействием с группой одноклассников, которых он спас. Его гетерохроматические глаза выглядели такими растерянными и смущенными. «Я... я...» Глаза Тодороки метнулись по каждому из них, прежде чем остановиться на столе перед ним. Казалось, он искал слова. «Я в порядке», — тихо сказал он, а затем выдавил: «Я... рад видеть вас всех в порядке, также...» Его рот открылся и закрылся еще пару раз, пока его губы пытались произнести слова, которые явно не получались. И в сильнейшем проявлении неуверенности, которое кто-либо из них когда-либо видел, включая атаку злодея, он прикусил нижнюю губу. Это было всего лишь легкое нажатие зубов на плоть губы, совершенно противоположное энергичному жеванию, которое Изуку часто делал сам, - но для Тодороки это было, возможно, эквивалентом довольно частого взрыва слез Изуку. Изуку мог видеть только ее спину, но он мог представить, как глаза Урараки расширяются и мгновенно становятся такими мягкими. И даже сзади он мог видеть, как Ашидо физически тает, и чувствовал, что она сдерживает воркование всей своей силой воли. Улыбка Сато стала шире, хотя он начал потирать затылок и выглядел немного более взволнованным. И без того жесткая поза Ииды внезапно напряглась, и, к большому удовольствию Изуку, он покраснел. К счастью, именно спокойная и уравновешенная Асуи — Цую-чан — восстановила здравомыслие в ситуации. С одной из самых добрых улыбок, которые Изуку когда-либо видел, она кивнула Тодороки ободряюще и сказала: «Все в порядке, Тодороки-чан, тебе не нужно ничего говорить. Мы просто хотели сказать тебе, как мы благодарны за то, что ты для нас сделал, и что мы тоже хотим быть здесь для тебя, когда бы мы тебе ни понадобились». Ее слова были короткими и милыми, но очень прямыми, и Изуку начал подозревать, что именно это и нужно Тодороки. Эффект был мгновенным и очевидным, и если до этого Тодороки выглядел смущенным, то, услышав слова Цу-тяна, он выглядел совершенно сбитым с толку. Его реакции заставляли Изуку полностью переосмыслить все, что он думал о другом мальчике. Он выглядел так, будто только что получил подарок, который был за пределами его понимания или самых смелых ожиданий, и был полностью ошеломлен. Он думал, что Тодороки сдержан и скуп на слова — это черта его характера, но теперь он начал думать, что, возможно, он просто не знает, как общаться с другими. - Возможно, слова поддержки и благодарности были для него настолько необычны, что он не знал, что делать, столкнувшись с ними. Но он точно знает, что делать, столкнувшись с угрозами и опасностью, услужливо подсказала зудящая часть мозга Изуку. Наконец, вошел Айзава-сенсей, хотя вряд ли кто-то, кроме Изуку, заметил это, поскольку они все еще наблюдали за происходящим вокруг стола Тодороки. Изуку увидел, как их учитель посмотрел на группу студентов, которые продолжали улыбаться и давать сбитому с толку Тодороки слова поддержки и благодарности. Он почти открыл рот, когда увидел, как уголки губ мужчины дернулись в тень улыбки. Сэнсэй направился к кафедре учителя и еще несколько минут поправлял свои бумаги, и у Изуку возникло смутное подозрение, что это было сделано для того, чтобы дать группе Тодороки больше времени для общения с ним, прежде чем он прочистил горло и сказал, не злобно: «Доброе утро, класс. Я знаю, что вчерашний инцидент вымотал вас всех, особенно шестерых сзади. Любые последствия атаки решаются непосредственно UA, так что не о чем беспокоиться. Пожалуйста, найдите свои места, и мы начнем сегодняшний урок».

***

Следующие несколько недель пролетели быстро, и все волнение вокруг атаки злодея медленно начало спадать, но это все еще было темой для обсуждения среди общественности. Тодороки, казалось, больше не замечал возросших взглядов обожания и волнения, которые он получал всякий раз, когда выходил из класса. Изуку был почти уверен, что все они видели недавно сформированный «Фан-клуб Шото», который ждал снаружи их класса в разные промежутки времени в течение дня. Ну, все заметили, кроме самого Тодороки, но со временем это начинало казаться ему все более и более свойственным. Изуку также заметил изменения в классе — в их классе становилось все меньше и меньше открытых сплетен о Тодороки, поскольку члены его группы вместе с Каччаном почти сразу же их пресекали. Урарака и Ашидо начали лезть из кожи вон, чтобы пригласить Тодороки посидеть с ними за обедом или на других внешкольных мероприятиях/тусовках, от которых он вежливо отказывался, но, похоже, их это совсем не смущало. Поскольку их цель была скорее в том, чтобы дать ему знать, что он включен, и они уважали его решение не участвовать. Видя, что более общительные одноклассники начинают общаться с Тодороки, метафорические стены льда, которые так плотно окружали его с начала учебного года, начали понемногу таять. Несколько человек в классе последовали его примеру и попытались заговорить с Тодороки, хотя до этого момента у них даже мысли не возникло бы попробовать это сделать. И, как и заметил Изуку, Тодороки всегда был вежлив, но отвечал кратко и никогда не давал больше, чем его просили напрямую. Те, кто пытался, ожидали этого и не держали против него краткость своих обменов, к большому облегчению Изуку. Однако это привело к некоторым интересным и все более тревожным обменам - например, когда Каминари попытался завязать разговор с мальчиком с двухцветным голосом, и класс обнаружил, что он буквально не имел ни малейшего представления о том, что означает термин «вирусный», не говоря уже о том, что вся Япония говорит о нем. Они все думали, что он с невероятной легкостью управляет вниманием публики - поэтому они были ошеломлены, когда узнали, что эта легкость исходит из полной забывчивости. («Вирусный?» — спросил Тодороки после паузы. Каминари только что излил ему душу, рассказывая, как здорово, что он так популярен и что публика уже любит его — любая его фотография, а особенно видео с нападением злодея, становились безумно вирусными. Голова Тодороки слегка наклонилась в сторону, и по мере того, как класс начал больше с ним общаться, он понял, что это движение он делал, когда чего-то не понимал или был сбит с толку, — чрезвычайно распространенное явление. «Я... „стал вирусным“?» — повторил он медленно и неуверенно. «Как... вирус? Болезнь?» Глаза Каминари расширились, когда он понял, что Тодороки понятия не имел, что означает это слово. Это была закономерность, которую они все начали замечать — их одноклассник, должно быть, был невероятно замкнутым или что-то в этом роде — потому что он часто не имел ни малейшего понятия о вещах, которые были общеизвестны. Но они обнаружили, что пока они объясняли все ясно, он принимал любой ответ как истину. Изуку и он знал, что большинство класса находили это одновременно тревожным и умилительным. Поскольку Тодороки, будучи неприкасаемым и выше остальных, как он чувствовал себя в начале, был поразительно готов доверять им и принимать все, что они говорили, за чистую монету. «Я... заразил других?» — спросил Тодороки, пока Каминари боролся со своим осознанием. Серо отчаянно жестикулировал из-за двухцветной головы другого мальчика: «Исправь это, исправь это, исправь это!» Его дикие движения рук передавали. «Нет!» — вырвалось у Каминари, и он тут же поморщился от голубых и серых глаз, которые в замешательстве уставились на него. «Ты никого ничем не заразил. Извини, что накричал, просто не хотел, чтобы ты так думал». «Вирусный — это когда что-то становится популярным в Интернете и распространяется по платформам социальных сетей — если это достаточно популярно, то обычно становится частью популярной культуры того времени». Ашидо сообщила ему добрым и терпеливым тоном, который они все узнали как ее тон голоса Тодороки. Это был тон голоса, который она приберегала только для него. «Да, чувак, что сказал Ашидо! Моя ошибка, мы думали, что ты знаешь -» Драка Тодороки стала настолько вирусной, что было почти невозможно ее не видеть, поэтому тот факт, что субъект видео и статей не имел об этом ни малейшего представления, был более чем удивительным. Каминари сделал все возможное, чтобы прийти в себя: «Но драка с уроков Civ Outreach стала супервирусной, и все только и говорили, какой ты крутой!» Тодороки, похоже, не поверил ему или не понял, что ему говорят, но он кивнул, что было больше похоже на кивок головы. «Понятно», — сказал он с выражением и голосом человека, который определенно ничего не видел. «Спасибо… за объяснение». «Да, черт возьми, в любое время, чувак!» — сказал Каминари с излишним энтузиазмом, но Тодороки это пропустил мимо ушей.) Или когда они узнали из невинного вопроса Киришимы, что Тодороки, по-видимому, ничего не делал вне школы, а только ходил домой и тренировался. («Быть ​​преследуемым новостями и всем таким, должно быть, так утомительно, чувак. Как ты вообще можешь куда-то ходить и что-то делать вне школы, Тодороки?» — спросил Киришима несколько дней спустя во время простоя. Тодороки поднял взгляд от того места, где он работал над дневным заданием. «Это не так уж и плохо. Я ничего не делаю вне школы. Я сразу иду домой и тренируюсь, так что у прессы очень мало возможностей следить за мной». Он отвечал все еще немного заторможенными предложениями, но слова выходили гораздо свободнее, чем когда класс только начал к нему обращаться. «Ты ничего не делаешь вне занятий, керо?» — грустно спросил Цую-чан. В то же время Изуку не мог не спросить: «Тренировка? Со Старателем?» Взгляд Тодороки метнулся между ним и Цую-чан, но, казалось, он не смог дать ответа на вопрос Цу, поэтому он кивнул в знак одобрения в сторону Изуку. Они сидели в тишине несколько ударов, обдумывая следующее смутно ужасающее понимание жизни их самого неуловимого одноклассника. Изуку увидел, как руки Хагакурэ в перчатках сжимаются и разжимаются, как это бывало, когда она хотела что-то сказать, но не знала как, — и Яойорозу и Джиро обменялись беспокойными взглядами. Каччан молчал, его глаза сверкали, но он не вспылил от ярости, услышав, что один из его соперников регулярно проходит обучение у героя номер 2. Нет — он выглядел так, словно вся интенсивность его взгляда была сосредоточена на обработке и сборке частей головоломки, которую мог видеть только он. Сам Тодороки, как всегда, был единственным, кто совершенно не осознавал, какой эффект он производил на окружающих. Он тихо напевал себе под нос, довольный тем, что ответил на вопрос одноклассников, и вернулся к своей работе. «Ты серьезно? Это так несправедливо! Если бы я мог получать все в руки и персональные тренировки от героя номер 2 каждый день, я бы тоже был великолепен. Тьфу, некоторые парни действительно получают все». Минета слишком громко простонал. Голова Тодороки вздрогнула от этого, испугавшись. Вспышка боли, которая исчезла так же быстро, как и появилась на его лице, задержалась в голове Изуку на несколько дней.)

***

В то время как класс 1А в течение месяца, последовавшего за уроком по работе с гражданским населением, медленно пересматривал свое отношение к Тодороки и делал все возможное, чтобы наладить с ним контакт и больше его вовлекать, ученики за пределами их класса, по-видимому, поступали наоборот. Шепоты, которые Изуку слышал в коридоре в начале года относительно Тодороки, были в основном любопытными или спекулятивными. Но в течение того месяца, когда внешняя популярность Тодороки взлетела, а публика продолжала осыпать его вниманием и похвалами, шепоты превратились в полноценные разговоры, которые были насыщены все более и более экстремальными эмоциями. Он проходил мимо и слышал разговоры, полные почти поклонения и восхищения, а также язвительные, яростные слова, полные неуместного гнева и зависти. Некоторые из услышанных им вещей заставили Изуку сжаться, поскольку на их фоне подлые слова, которые Каччан прошипел Тодороки во время своей вспышки гнева, казались детским несогласием. («Он думает, что он лучше нас — он даже не смотрит в нашу сторону, когда проходит мимо — гребаный избалованный богатый ребенок». «Ханазаки из класса 3С сделала ему комплимент на прошлой неделе, а эта заносчивая стерва вела себя так, будто он ее даже не слышал!» «Когда я вижу его повсюду, меня тошнит, чувак, я бы хотел избить его настолько, чтобы стереть это тупое выражение с его симпатичного лица» «Он сильный, но я уверен, что мы вчетвером сможем причинить ему столько боли, что он закричит». «Держу пари, мы даже могли бы заставить его плакать — преподать ему настоящий урок, чтобы он не смотрел на нас свысока».) Изуку был разочарован и обеспокоен, но нисколько не удивлен, он знал, насколько жестокими могут быть другие дети, особенно в ревности, и как легко им перенести свой гнев на легкую цель. Он просто надеялся, что здесь, в UA, все будет по-другому Угрозы были неприятными, и он не думал, что они будут ими руководствоваться, но он не мог быть в этом уверен. И хотя у него не было слишком много взаимодействий с Тодороки, мальчик определенно все еще сохранял любопытство. По мере того, как они по крупицам узнавали эти маленькие подробности о его жизни и личности, он обнаружил, что у него (как и у многих других его одноклассников) развивается слабость к другому, который был мил в том, как он пытался вернуть их усилия по взаимодействию, и почти по-детски в своей готовности доверять им. Он по-прежнему был в целом замкнутым и до сих пор не заговаривал ни с кем из них, но они начали думать, что это могло быть связано с тем, что он не знал, как это сделать. И даже если бы они не добились хоть какого-то прогресса здесь и там, Изуку был непреклонен в своем убеждении, что никто не заслуживает того, чтобы о нем говорили так, как он слышал, как люди говорили о Тодороки в коридорах. Больше всего его шокировали старшеклассники, так как они были старше и считались более зрелыми, чем они, однако они стояли и бросали на Тодороки ядовитые взгляды, не обращая внимания на направленные на него взгляды. Он находил это в равной степени тревожным, но также и облегчением, что Тодороки, казалось, вообще не замечал этих вещей. Обсуждение с друзьями показало ему, что они разделяют его страхи. («Мне не нравится, как люди начали говорить о Тодороки-куне», — сказала Урарака однажды за обедом ему, Ииде и Цу-чан. Иида, который только что был избран представителем класса и относился к своей позиции очень серьезно, был особенно встревожен: «Я полностью согласен с Ураракой. Это крайне непрофессионально с их стороны, и они больше не пытаются это скрыть». «Я слышала настоящие угрозы, керо», — тихо сказала Цую-чан, глядя на свой поднос с обедом. Ее большие глаза заплыли от беспокойства. «Мы можем что-нибудь сделать?» — простонала Урарака и в отчаянии опустила голову на руки. «Тодороки мог бы сообщить о них, но я... я не думаю, что он вообще знает, что они говорят о нем». «Да, это определенно не так», — согласился Изуку. «Вы же не думаете, что они действительно что-то предпримут, верно?» «Конечно, нет», — твердо сказал Иида. «Это было бы противоположностью героическому поведению». (Изуку хотел верить ему больше всего на свете.) Они вчетвером — Изуку, Иида, Урарака и Цую-чан — возвращались с обеда, когда наткнулись на сцену, от которой сердце Изуку ушло в пятки, и он пожалел, что не затронул эту тему более остро, когда они обсуждали ее в последний раз. Было легче поверить, что ничего не произойдет, пока они не наткнулись на Тодороки, прижатого к стене возле пустого класса, окруженного со всех сторон четырьмя учениками третьего курса. «Мы собираемся причинить тебе такую боль, что ты приползешь обратно к папочке Старателю в слезах». Их очевидной главарёй была девушка с металлическими зубами, каждое её угрожающее слово сопровождалось резким металлическим звоном. Ее двое друзей стояли по бокам Тодороки, каждый хватая его за руки и крепко держа их за спиной. В то время как другой, похожий на мышь мальчик, казалось, был наблюдателем - хотя он не заметил их, так как они быстро спрятались за углом. «Даже не пытайся использовать свои причуды, Минато огнеупорен», — девушка, державшая левую руку Тодороки, жестоко ухмыльнулась ему и продемонстрировала свою жароустойчивую закаливающую причуду, усилив хватку на его руке. «А Ватанабэ невосприимчив к холоду». Мальчик справа рассмеялся, издал насмешливый звук поцелуя и выпустил облако мороза в лицо своего пленника. «А меня, можешь называть Хана-Сэмпай, я сильна против обоих». И не только ее зубы были металлическими, все тело девушки стало металлическим, когда она активировала свою причуду в качестве демонстрации. Она запустила руку в волосы Тодороки и оттянула его голову назад, крепко и болезненно сжав ее, хотя этого было недостаточно, чтобы вызвать реакцию на явное разочарование Ханы. Их одноклассник перевел взгляд на нее, когда она потрясла кулаком, открыто демонстрируя свое превосходство. «Мы знакомы?» Изуку услышал, как Урарака ахнула рядом с ним, и он был в ужасе от того, что происходило перед ними, но он также почувствовал, как у него отвисла челюсть от недоверия. «О нет, он совершенно серьезен», — тихо прошептал Иида. На самом деле это была бы реакция, очень похожая на реакцию Тодороки, если бы у него хватило ума присмотреться повнимательнее: плотная, искренняя, неосознанная и полностью лишенная какого-либо инстинкта самосохранения. Они в шоке наблюдали, как группа старшеклассников мгновенно пришла в волнение из-за вопроса Тодороки. «Эта гребаная маленькая сучка...» — вскипела Хана, прежде чем попыталась взять себя в руки. «Ты не сможешь забыть, кто мы, после того, как мы закончим с тобой». «Приведите его сюда — до конца дня здесь больше не будет занятий». Она приказала, и они в шоке наблюдали, как Тодороки заталкивают в пустой класс. Наблюдатель бросил нервные взгляды в обе стороны, прежде чем последовать за ними и закрыть за ними дверь. В теперь пустом коридоре раздался щелчок замка. Это вывело их из шока, вызванного тем, что старшие ученики так откровенно издеваются над Тодороки. Когда Изуку посмотрел на своих друзей, они уже стояли и протягивали ему руку. Их глаза горели яростью, которую он никогда раньше не видел, и он уже чувствовал, как выражение его лица меняется, чтобы встретиться с их. «Мы стояли и смотрели, как в последний раз кто-то причинял боль Тодороки, и будь я проклята, если мы сделаем это снова», — решительно сказала Урарака и уже двинулась по коридору. Иида и Цую-чан также горячо согласились и последовали за ней по пятам. Изуку заставил себя начать действовать, мгновенно движимый беспокойством за своего одноклассника и нежеланием видеть, как с ним случится что-то еще более ужасное. «Это несправедливо, — подумал он, подходя к запертой двери, — что Тодороки никогда не удается отдохнуть». Он еще долго не узнает, насколько точна была эта мысль и насколько она соответствовала действительности. Но на этот раз он был рядом со своими друзьями, полными решимости спасти Тодороки, и даже если он, вероятно, был способен справиться с ситуацией сам, они все были полны решимости показать ему, что они — класс 1-А, и ему не нужно в одиночку справляться с такими ситуациями.