Снежная Мимоза

Глава 12. Нет дыма без огня.              Кожу обдул студёный мартовский ветер. Салли не могла понять, морозит её по этой причине, или же… кто-то и впрямь стоял в тени переулков меж зданий, прожигая её спину взглядом. Телефон противно завибрировал в ладони, и она огляделась с надеждой – улица была безлюдна. Жужжание всё не заканчивалось. У Салли лопнуло терпение: если за ней следил тот страшила, и если он собирался припугнуть её так же, как маньяк в маске призрачного лица…       «Пусть подавится! Я запульну в него телефон при первом же появлении».       Она нажала кнопку, поднесла к уху телефон. Напряглась и… выдохнула с самым расслабленным облегчением, на какое только способны были лёгкие.       Не маньяк.       – Салли? Я туда позвонила?       – Женевьев? – она удивилась собственному голосу. – Кхм-кхм… Это ты?       – Ну… да. Не узнала что ли? – знакомая нежная интонация француженки переливалась смехом, что стало ещё большим удивлением.       – А ты чего вдруг звонишь? Что-то… э-э… хотела? Время уже, вон: девятый час.       – Я отвлекаю? – интонация Женевьев переменилась, став волнительной. – Не стоило мне звонить. Тогда я-…       – Погоди-погоди! Я могу говорить! Что ты хотела?       Затянулась пауза – короткая, но достаточно неловкая для девушки по ту линию. Судя по всему, она собиралась с мыслями. Вскоре раздался более мягкий, чем прежде, голос:       – Я просто… подумала над твоими словами. И хотела поговорить. Если ты не против.       – О чём-то… плохом? – Салли неловко прикусила губу, но ещё один смешок Женевьев заставил выдохнуть.       – Нет, конечно!       – Ну… тогда дерзай…       – Хорошо! Только скажи: ты есть в каком-нибудь мессенджере? Эта дурацкая связь меня раздражает… Я бы перезвонила.       – Э… д-да… – Салли кивнула, отвлёкшись: она забыла, как очаровательно звучал голос француженки в редкие моменты злости. По этой причине она прохлопала ушами вопрос и не успела остановить Женевьев, когда та с бархатной фразой: «Сейчас наберу!» – положила трубку.       – Стой, сто-… ах…       На улице вновь повисла тишина. В спину подул ветер. Салли поёжилась, чувствуя, что если хоть ещё одну секунду простоит в этом жутком переулке, где она была словно в открытом поле в ожидании врагов, – у неё начнётся нервный тик. Стиснув руль велосипеда, скользящий от влажных пальцев, не оглядываясь, Салли покатила его вперёд, переминая ногами, как скоростная многоножка. Скользкое, неприятное чувство покидать не собиралось, и она молилась всем богам, каких только знала (а знала она немногих), скорее добраться до людных улиц. Там уже и до дома будет рукой подать. Но тут же в голове мелькнула мысль: «Нет. Домой нельзя. Вдруг за мной всё ещё-…»       В кармане вновь завибрировал телефон. Салли ойкнула. Смайлик неизвестного контакта помахал рукой, а затем на весь экран высветилась фотография звонящей. В россыпи нежных цветов Женевьев уверенно позировала безымянному фотографу, сияя загадочной улыбкой на лице, оттенки кремово-розового и голубого напоминали стиль куклы Барби. Открытый топ с аккуратным вырезом, длинная юбка, множество рюшек и лент – всего одного слова было достаточно, чтобы её охарактеризовать: нежность. Неудивительно, что эта девушка смогла запасть Билли в душу.       Салли приняла вызов.       – Привет! Меня хорошо слышно?       – Отлично, я бы сказала…       – Ура! – Женевьев улыбнулась сквозь трубку. – Я просто в Вермарке. Тут связь… сама понимаешь.       Салли припомнила собственные знания географии: Вермарк был одним из городов штата Парадис, лежащих близко к Эмпайр-Сити, – а именно, к Холбруку, – отчего многие его жители ездили на работу в мегаполис на своих машинах.       – Так всё-таки… – она ненавязчиво завела тему, ведя поломанный велосипед на 39-ую улицу. – О чём ты хотела поговорить?       – А! Точно. В общем… мне немного неловко за то, что между нами произошло.       Салли удивлённо вскинула брови. Тревога и паника отошли на задний фон. А ведь в первую встречу она думала о Женевьев только плохое…       – Тогда я даже рада, что ты мне позвонила. Я сейчас на улице. Собиралась пойти домой, но… передумала! Давай… я до кафешки какой-нибудь доберусь. И продолжим?       – Без проблем. Через сколько мне перезвонить?       – Нет!.. То есть… – она прокашлялась, понимая, что прозвучала чересчур резко. Хихикнула: – Сорян… Нервишки шалят – день набекрень был сегодня. Давай так: я уже вижу кафешку, буду сидеть там – щас дойду, а ты пока… расскажи, что… м-м… за цветы у тебя на фотке…       – Оу! Ну… Это, вообще, сирень. Мне очень нравится, как получилась фотография. Сочетание цветов вышло замечательное, а композиция кадра…       Следующие несколько минут на совершенно случайно заданный вопрос Женевьев рассказывала о фотосессии и хороших снимках, что пошли в её личную коллекцию. Очевидно, в подобной теме она разбиралась. Салли шла уверенно вдоль 39-ой к кондитерской «Сирень», находящейся совсем недалеко от дома. Как иронично подходило название… Не кладя трубку, она вошла внутрь, села за столик. Сделала наугад заказ и вдруг осознала… что у неё нет термосумки!       «Чёрт… Оставила в супермаркете! Ладно, заберу в другой раз».       Возвращаться туда было наиглупейшей затеей – даже для Салли. Женевьев продолжала рассеянно рассказывать о вещах, о каких не планировала говорить, когда та, наконец, кивнула:       – Что ж, ясненько! Фотка и правда отличная. А теперь… Не говори, что ты позвонила за тем, чтобы сказать, какой Билли мудозвон, и что мы могли бы против него скорешиться?       Салли с иронией хмыкнула, ожидая, что Женевьев отмахнётся, но та вдруг… рассмеялась. Нежно и звонко, как весенний колокольчик.       – Вообще-то… В этом есть доля правды!       – Серьёзно?!       – Ага… Так, с чего бы начать… – Жен чуть замялась, затем в голосе прорезалась радостная улыбка, какую Салли не слышала ни разу за эти несколько дней. – Ну, во-первых, я не злюсь на тебя! Да и не злилась – скорее так, была на эмоциях. И вообще хотела извиниться, что увела у тебя парня…       – П-ф-ф! – Салли прыснула со смеху. – Билли не ребёнок, чтобы его водить за ручку! Хотя… в чём-то похож, соглашусь.       – Я честно не знала, что он уже с кем-то встречается, и… в общем, я хотела попросить прощения сразу после вскрывшейся правды. До шоу. Но было неприятно, ещё и выступление… Сэнди не пришла. Как вышло, так вышло: главное, что я не злюсь. Даже за то, что было на сцене! К тому же, это всё не имеет значения, раз уж я ухожу. Да и вообще… я, э-э… – в голосе француженки прорезались незнакомые до этого нотки смущения. – Хотела поблагодарить. Ты открыла мне глаза на то, о чём я не задумывалась… Натолкнула на кое-какие мысли: о себе и о… других людях. Других-…       – Погоди… Ты уходишь из театра? – Салли прокричала это более удивлённо, чем планировала.       – А! Я… Д-да! – по интонации было слышно, что и сама Женевьев удивилась: неужели ляпнула не подумав? – Вернее, планирую. Надеюсь, всё получится… Я не была там с субботы – сейчас учёбы невпроворот, в конце недели экзамены. Как сдам – обратно в Лион, к родителям.       – Во Францию? – присвистнула Салли, прикинув навскидку: о родных корнях Женевьев она могла догадываться только по имени и акценту.       – Да, во Францию. Сейчас сижу, собираю вещи. К счастью, их немного… Главное, чтобы всё получилось с «Фантасмагорией». Нужно сообщить об этом мистеру Дею. Т-ты же… в курсе, кто это? Бетти, наверное, говорила. Это наш главный руководитель и директор театра. – Женевьев странно вздохнула. – Хотела поговорить с ним по телефону, но он не берёт трубку. А я со вчерашнего дня звонила… Может, дела. Или Бетти знает. Загляну в общий чат, там много сообщений писали… Лишь бы… л-лишь бы не пришлось возвращаться…       На этот раз странности не прошли мимо, и Салли нахмурилась: дыхание Женевьев участилось, голос совсем разволновался. Она решила, что не будет страшным просто спросить. К тому же, Женевьев позвонила сама – она в этом разговоре нуждалась.       Но прежде, чем Салли успела открыть рот и сказать хоть что-то, та выпалила сгоряча:       – Салли, послушай! У меня есть причины не любить этот театр… И тебе лучше лишний раз там не появляться.       «Снова-здорово! Сначала Бетти, теперь ты… Да что за приколы у вашей конторы?»       – Жен… Не обижайся, но пока все ваши с Бет запугивания выглядят нелепо. Что не так? Может, расскажете уже?       – Я… э-э… особо нечего рассказывать. Если ты хочешь найти хорошую площадку для выступлений… присмотрись к театрам в центре города. Там будет с чего начать, да и-…       – Не-а! Не увиливай! – Салли стукнула заказанным стаканчиком с рафом по столу, привлекая внимания немногочисленных посетителей кондитерской. – Я знаю, что дело в другом.       – Но мне правда нечего тебе рассказать!       – Тогда хоть! Хоть… про Бетти скажи! И про Сэнди эту – ты её упомянула. Я знать не знаю, что это за девка, но Бет почему-то бесится из-за неё, как проклятая. Что случилось? Я бы не спрашивала, если б потом на мне не отражалось чьё-то плохое настроение…       Женевьев была непоколебима.       – Лучше спроси Бетти. Это не мой конфликт… Как по мне, это слишком тяжёлая ситуация, чтобы искать виновных. Я просто надеюсь, что с Сэнди всё в порядке. Мне сказали, она и вчера не вышла. Поэтому такие вопросы не мне задавай, хорошо?       Салли была не удовлетворена. Но заинтригована.       – Ла-адно… Будет возможность – потрясу Бет. Как раз договорились затусить на выхах.       – Э-э? На «вы-…» А-а… Поняла, – Женевьев чуть посмеялась. – Некоторые словечки в англо-американском меня всё ещё забавляют.       – А давно ты на нём говоришь? Знаешь, шпаришь хорошо, даже несмотря на акцент. Он звучит красиво, – комплимент был искренним.       – А! Спасибо большое, – сквозь трубку было слышно смущение. – Неосознанно я говорю с детства, но учить начала год назад – как поступила в американский колледж. Там требовалось хорошее знание. Язык лёгкий, хоть и… говорю некоторые слова рычаще.       – Скорее, мурлыкающе, – похихикала Салли, получив смешинку в ответ. – А на кого учишься, если не секрет?       – Дизайнер по отраслям. Мне больше нравится уклон в одежду, но с интерьером тоже интересно заниматься. Буду думать, в какую сторону двигаться дальше.       – И ты учишься прямо здесь? В Эмпайр-Сити?!       Салли неосознанно вспомнила, как буквально несколько часов назад проезжала мимо университета Билли… Стало любопытно, как ребята познакомились.       – Колледж американский, но учёба заочная. Поэтому я и улетаю к родителям после экзаменов, – голос Женевьев вновь обрёл жизнерадостные нотки. – А ты? На кого учишься? Или, может, уже работаешь? Театральное искусство? Бетти про тебя почти не рассказывала…       От подобных вопросов Салли почувствовала, что ещё пара секунд, и горячие смущением щёки прожгут кожу вплоть до костей. Она закусила губу:       – Э-э, хе-хе… Обо мне не так интересно рассказывать. К тому же, я работаю не по специальности…       – Хорошо! Мы можем сменить тему.       – А как вы с Билли познакомились? Общий уник?       – Ох… Внезапно.       – Прости, просто так любопытно стало. Можем не говорить о нём!       Женевьев вновь улыбнулась через трубку телефона – на этот раз даже как-то игриво.       – Всё хорошо, у меня нет проблем, чтобы его обсуждать. И осуждать тоже. «Уник», имеешь в виду, университет? М-м, мы не так познакомились… Это было как раз в клубе.       – Серьёзно?! – Салли шумно отпила из трубочки напиток, делая искусственно-удивлённую паузу. – Знаешь, ты только не обижайся… Но, если честно, по твоему вайбу – с фотки в профиле и общению – я бы в-о-обще-е-е не сказала, что ты любишь ходить по стрип-клубам.       – А я и не люблю, – неловко посмеялась Жен. – Это была случайность. И театр тоже. И даже Билли. Не стоило, конечно, вестись на его добрые словечки и комплименты. Кто вообще верит в любовь с первого взгляда? Только наивные дурёхи. «Bouche de miel, cœur de fiel» – выражение такое французское есть. В переводе… м-м… «Мягко стелет-…»       – Фраерок?       Женевьев разразилась смехом – таким же сладким и нежным, как пение соловья. Сама же Салли от хохота чуть не пустила по ноздрям кофе. Вот, где между девушками «женственность» плавно переходила в «главную зэчку на районе».       – «…да жёстко спать»! Хотела я сказать. – Женевьев не могла успокоиться. – Но твой вариант звучит замечательно, пусть я и не знаю, правильно ли поняла значение слова.       – Кенты не козлы, своих не подставляют! Карты раскрывать не буду, чувиха! – Салли не выходила из образа.       – Теперь точно вижу, что ты лучшая подруга Бетти.       – Приятно слышать, братуха! Ну ладно, теперь без рофла. Ты красиво говоришь – язык красивый, звучит приятно. Есть ещё фразы?       Салли не стала скрывать, что ей хотелось попросту послушать, как Женевьев говорит на родном языке.       – Конечно, с твоими тюремными жаргонами это не сравнится… Но есть парочка. Вот, например, красивая: «Aujourd’hui en fleurs, demains en pleurs». Говорят такое про несчастье, обман, последствия неприятные. Примерно, как… «Сегодня в цветах, а завтра в слезах». Есть ещё такая: «Mains froides, cœur chaud». Тут я бы перевела, как… «Холодные руки, горячее сердце». Сама понимаешь, о чём речь.       ㅤ       За одной ненавязчивой темой, за второй шёл разговор. Мягкий желтоватый свет кондитерской навевал сонливость, запах кофе и ещё нераспроданных сладостей дразнил нос. А нежный, но звонкий голос француженки разливался по ушам песней, отвлекая от всех невзгод и переживаний. Болтая по телефону, Салли напрочь позабыла о преследовавшем её подлеце, о тяжёлой работе, уставших плечах и спине. О надоедливых соседях, к которым скоро придётся вернуться, и трудностям, что раскидывал каждый день на пути «Имперский Город».       Салли сладко допила до дна свой флэт-уайт – второй и последний заказ. Разговор перешёл к последней за вечер теме.       – С тобой так легко болтать! Я даже забыла о том, что мне нужно собирать вещи, прикинь? – Женевьев и сама не заметила, как переняла пару сленговых фраз от Салли. – Слушай… Ты секреты хранить умеешь?       – Не-а.       – …Кхм…       Короткая пауза. Она развела руками:       – А! Ой! Секреты подруг хранить? Конечно, умею!       Тут же в голове проскользнуло: «Назвала подругой… Не рано ли?»       – Ладно. Тогда… поделюсь. Стоит начать выносить подобные мысли в свет – да и вряд ли, кто лишний узнает…       – Звучит интригующе, – Салли приосанилась.       – Ну… Интриги здесь толком нет. Дело в том, что… Я испытываю трудности в отношениях. Большие. Трудности. И хочется хоть перед кем-нибудь выговориться! – Женевьев сделала несколько вдохов, собираясь с мыслями, а затем выпалила: – Кажется, мне не нравятся парни! ВООБЩЕ не нравятся. Я, эм… постоянно нахожу в них кучу неприятных минусов.       «Ого! Как знакомо…»       – Даже в Билли я находила какие-то изъяны — только недавно начала это осознавать. До этого даже не задумывалась. – Женевьев нервно вздохнула. – И вот, поняла: кажется, мужчины мне не нравятся ни физически, ни метафорически, ни эмпирически, ни как ещё ты это не назови. И физически особенно — с этим опытом всегда были проблемы…       «Не, ну вот тут не жиза: всё-таки мужские сисечки хороши! Филейные части тела тоже отменные, хоть часами любуйся!»       – И после выступления… вернее, даже в тот самый момент!.. Ты меня подтолкнула на… ещё один повод для рефлексии.       – Правда? Какой? – легкомысленно и даже невинно улыбнулась Салли.       – Казалось, дело во мне, раз я не могу ни с кем встречаться. Потом решила: дело в парнях. Это они такие. И только сейчас я поняла, что верно и то, и то. Мне не нужны отношения с парнями. Мне нужно что-то… иное.       Лишь теперь Салли догадалась, о чём шла речь. О себе она не подумала ни на секунду. Вместо этого перед глазами возник тот человек – вернее даже та девушка, – что вполне подходила под суждения Женевьев. Интересные предположения закрутились в мыслях, но озвучивать их вслух было невежливо. Потому она нашла в себе силы для искреннего ответа:       – Я рада, что ты смогла разобраться в себе!       – Ещё нет… Но потихоньку к этому иду. Спасибо! И можешь не переживать: никаких потаённых мыслей о тебе у меня больше нет.       – Рада вдвойне!       Время прошло незаметно, солнце бесследно спряталось за горизонтом. Улицы за окнами кондитерской погрузились в приятный жёлтый свет с редкими всплесками неонового – от вывесок – и красно-зелёных огоньков светофоров. Вторая и последняя кружка была допита, и в голове теперь царило умиротворение.       – Жен, спасибо ещё раз за разговор! До этого день был просто ужасный… зато сейчас всё хорошо!       – Спасибо тебе! Было приятно излить кому-то душу.       Попрощавшись как следует, Салли договорилась при случае созвониться однажды ещё раз. Вдруг из этого разговора и случайно вырвавшегося слова «подруга» действительно выйдет что-то многообещающее? Знать она не могла, а загадывать не хотелось: день ещё не закончился.       ㅤ

***

      ㅤ       Последние гудки тихим эхом отразились в трубке телефона и замолчали, поглощаемые тишиной одинокой комнаты. С плотно закрытого окна доносился глухой свист колёс автомобилей: в этом районе Вермарка и днём было мало машин, что уж говорить про поздний вечер. Женевьев Руссель отложила в сторону мобильник. Вздохнула как-то даже более расстроенно, чем до всего телефонного разговора. Меланхоличный взгляд пробежался по неупакованным чемоданам, стерильно чистым стенам и комодам. Задержался на фотографии в рамочке, что так не хотелось прятать под горой белья и носков…       Женевьев поднялась с пола, взяла нежно в руки предмет, глядя на двух девушек со снимка. Саму себя и свою сестру – Софи. Чуть сжатые губы расправились от радостной мысли: совсем скоро этот мегаполис и все его жители на время останутся за спиной, а рядом вновь будет близкий человек. Но вибрация телефона вывела из приятных мечтаний, а затем и вовсе заставила глаза гневно прищуриться при виде уведомления.       «Опять ты…»       Билли (в бывшем нежно Уильям) Коллинз не хотел оставлять её одну даже на пару минут. Мысли закружились вокруг паренька, вокруг недавнего разговора. Неосознанно вернулись ко дню, с которого началась головокружительная жизнь в мегаполисе. И всякий раз о нём думая, Женевьев задавалась одним лишь вопросом: «Поверни время вспять, сложилось бы всё иначе?»       ㅤ       Двумя неделями ранее.       У Женевьев Руссель было всё: обеспеченная семья. Строгие, консервативные, но любящие родители. Богатые апартаменты в культурном городе Лион с чудесным видом на реку Рона. Конечно, не столица любви и моды, достойная того чтоб «увидеть её и умереть», но место с изюминкой и долей своей – кинематографичной – романтики. Чувствуя всю её страсть и нежность глубинными струнками истинно французской души, Женевьев не по ошибке заразилась мечтой повидать мир. Испробовать китайскую кухню, продегустировать итальянское вино, услышать джаз-музыку на другом конце света, чтобы проснуться там, где живёт свобода.       Без лишних проблем выбрав уклон в обучении, без ещё меньших поступив на заочное, – первым же самолётом она направилась в неизвестность за поиском вдохновения. Италия, Великобритания: привычные для души места. Затем совсем новые неизвестные земли: Бразилия, Канада. Америка. Неделя там, неделя тут, остановка по неслучайно-случайному стечению обстоятельств в штате Парадис. Именно здесь жила Софи – значит, в этот раз без гостиниц и недорогих мотелей. Собственные тетради полнились идеями и заготовками для проектов. Две сестры из семьи Руссель поселились вместе в небольшой комнатке спального района такого красивого прибрежного, но неизвестного города, как Вермарк. До Эмпайр-Сити – королевской столицы – рукой подать: тридцать минут езды на машине. И именно период жизни в «стране свободы» стал таким значимым для Женевьев.       Софи, в отличие от младшей мечтательной и временами меланхоличной сестрёнки, была человеком рациональным. Живчиком, хватающимся за любую авантюру. Разумеется, работа журналисткой ей подходила, как никому другому. Частые разъезды, редкие посиделки в кругу семьи – неотъемлемая часть жизни Софи. Потому последнюю из поездок в честь повышения сёстрами Руссель было решено отпраздновать с шумом. «Мы ведь живём в «Райском Штате»! Буквально за углом «Город Королей»! Думаешь, стоит такое упускать?» – слова сестры были полны энтузиазма.       Даунтаун Гранд-Айленда, дорогой ресторан. Банкетный хрупкий сервиз, аккуратные столики из сандала, пикантная китайская кухня. Панельные стены полнились беспрерывными тостами и женским смехом, а с панорамных окон открывался невероятнейший вид на мегаполис: небоскрёбы тянулись пиками ввысь, к звёздам, далёким от земного ночного мира.       Вечер был запоминающимся, но чуть опьяневшей, а от того вдвойне переполненной энтузиазма Софи не хватало изюминки. И где же её искать? Ответ был озвучен в такси, направляющемся на адрес бывшего молодого человека сестры… Не где-то в неизвестности: а прямо в Холбруке, ставшим – пусть и не первым – но своеобразным открытием для молодой Женевьев, разъезжающей по кварталам гетто. Недовольство, перешедшее в перепалку, и вот таксист-грубиян высадил двух сестёр на одной из смурных улочек Хобокена. «Может, проветримся? Лучше затея, чем ехать невесть куда», – добродушный вопрос Женевьев разрядил, казалось, накалившуюся атмосферу.       Неспешная ходьба по Крикет-Стрит, бодрая пробежка вдоль Бёрнсайд авеню. Не самый свежий, но незабываемый запах мартовских деревьев, заполняющих парк Спринг-Крик. Прогулка вправила мозги на место – по крайней мере, младшей из сестёр, – а воздух наполнился не только свистом машин, но душевными разговорами и застрявшими где-то внутри слезами разлуки.       Две пары достаточно ватных, но всё ещё твёрдо держащихся ног добрели до живописной улочки. Протопали вдоль старомодного театра с кричащей вывеской, словно из 50-ых. «Фантасмагория» – кто мог подумать, что сюрреалистичное название подходило месту как нельзя кстати? Сёстры остановились возле небольшого, но шумного клуба. Фраза: «Глянь, костюмчик какой, sœur! Жаль, тетрадки нет: вдохновение так и прёт!» Вопрос самой себе: «Оно нам надо?» – и тут же взгляд довольной Софи, ведущей её под руку внутрь. Вопрос риторический.       Гомон, шум, всплески неоновых прожекторов, по ощущениям выжигающих роговицу. Зловещие маски с оскалом дьявола на половину лица у работниц. Круглые формы полуголых танцовщиц, немыслимо и пластично выгибающихся на каждом повороте вокруг шестов… Без слов было ясно в какое место они заявились, и откуда уже чуть ли не силком тащила сестру более трезвая и смущённая Женевьев. Но против упрямицы-журналистки срабатывали обычно меры лишь уголовные. Выбора не было. Только следить за нерадивой старшей сестрой.       И именно тогда встретился он. Каштановые лохматые волосы чуть липли к разгорячённой коже, глаза рассматривали с интересом, а щёки смущённо горели румянцем. Представился Билли, а полностью Уильямом Коллинзом. Предложил дать Софи ещё пару минут веселья, а сам, пусть неловко, с бегающими глазками и смущёнными вздохами, пригласил сесть за столик. Поразительно, как порой совершенно незнакомый человек мог оказаться такой родственной лёгкой душой, с которой часовой разговор пролетел за считанные секунды. Но Женевьев не могла вспомнить ни слова, ни темы с того вечера.       Слово за слово, выпив один-другой напиток, Билли предложил и на следующий день встретиться. Разве могла Женевьев, опьянённая алкоголем и растерянными чувствами, отказаться? Всего несколько минут спустя он проводил двух сестёр, одна из которых валилась с ног, до такси. Прощальные улыбки и неловкие нетрезвые объятия – вскоре, девушки были дома. Полночи Женевьев провела с улыбкой на лице и с разгорячёнными думами – вспоминая это сейчас, она диву давалась: откуда вылезли все эти чувства?       На следующий день Софи улетела, оставив после прощальных объятий одиночество в груди Женевьев и в опустевшей квартире. Но долго она не грустила: тем же вечером случилась вторая встреча со столь очаровательно неловким и, казалось, искренним на эмоции Билли. Вновь лёгкие улыбки и комплименты, на этот раз в уютной обстановке кафе. Разговоры и желание излить кому-нибудь душу, зная, что самая близкая подруга в лице сестры наслаждалась путешествием в самолёте. С языка сами слетали жалобы, эмоциональные фразы, на которые Билли реагировал с блаженной улыбкой на лице. Женевьев нужно было жить одной в совсем незнакомом штате и городе, зарабатывать, чтобы учиться, ведь это был путь, какой она выбрала с самого начала, покидая семейное гнёздышко в Лионе. И именно в тот момент Билли сказал то, что отрезалось в памяти, и о чём теперь временами она жалела до нынешнего дня.       «Слушай… у тебя крутые проекты! А ведь рядом с клубом театр есть… Им бы пригодились твои идеи. Чисто между нами, но мой приятель – Мэттью – человек со связями. Он может устроить совещание с их директором! Ты слово скажи – я всё сделаю!»       Она своё слово сказала. И теперь пожинала плоды этого решения.       Всего одних суток и неизвестных затрат Билли хватило, чтобы Женевьев встала прямо в вычурном кабинете театра с таким же вычурным названием «Фантасмагория» перед мужчиной в приглушённом свете. Тоненькие пальцы волнительно сжимали листы бумаг, изрисованных наработками. Нежное сердечко переполняли надежда и предвкушение. С детства, проведённого в городе, прославившегося на мир рождением кинематографа, Женевьев лелеяла искусство, как заветную мечту, а потому даже на миг не сомневалась, что прямо сейчас решается что-то важное в её жизни. Однако…       «Твои дизайнерские проекты… неплохие. Но здесь эти идеи не найдут применения».       Не такие слова она ожидала услышать. Но Женевьев не успела расстроиться.       «Если нужны деньги, у меня есть другой вариант. Работа. В перерывах от твоей учёбы. Справишься – проекты присмотрим. Со мной много влиятельных людей сотрудничает. Вдруг найдётся кто-то из сферы дизайна? Тетрадочки не прячь далеко… Женевьев Руссель».       Предложение устраивало. И Женевьев была слишком обрадована, чтобы заметить странную улыбку, каким одаривал её директор театра, сидящий в тёмном углу кабинета, такую же странную атмосферу сцены и коридоров, вдоль и поперёк переполненных наигранно яркими картинами, украшениями и чувством чего-то… гнетущего. Но разве стоило обращать внимание на что-то подобное, когда появилась возможность не зависеть лишний раз от сестры и родителей? Узнав от директора, представившегося Джонатаном Деем, что за работа ждала впереди, Женевьев убедилась: это то, что ей нужно.       Вновь ещё один день, знакомство с театром и его яркой труппой. Странные пьесы и необычный, но лёгкий текст, короткая подготовка, а затем первое выступление с ролью второго плана, прошедшее безупречно. Довольный мистер Дей сообщил, что ей не нужно проходить испытательный срок. Но технику стоило подлатать, а потому были сразу же предложены курсы, по удаче никак не мешавшие основному обучению. Время прошло незаметно. И всё же странное чувство, сидевшее в груди, не хотело её покидать. Вид изнурённых актрис, плотная связь директора с клубом неподалёку. Вторая по счёту смена работниц за неделю и постоянные недомолвки всех вокруг… Всё это наполняло сердце тревогой. Не помогало молчание, не помогали разговоры с Софи – «Место, вроде, хорошее. Может, волнуешься из-за учёбы?» Зато помогли новообретённые друзья.       Тихая, но поддерживающая Сэнди Макдональд, чьи зелёные глаза, как два хризолита, глядели сквозь тело и душу, находя всегда верное слово. Вместе с Сэнди хорошей подругой ей стала взрывная Беатрис Ливингстон, разглядевшая в ней что-то – или кого-то? – родного, утерянного, предпочитавшая не обсуждать это лишний раз. А замкнул троицу Чарли с забавной фамилией Губерт, чья радостная улыбка и смех поднимали всегда настроение.       Трое уникальных ребят – талантливый актёр и актрисы театра. С ними Билли. Они смогли оживить одинокую без сестры жизнь в мегаполисе, а с ней скрасить тихие вечера, проводимые в крохотном городке Вермарке. Оттого так печально было смотреть, как Бетти и Сэнди, имевшие конфликт ещё в день, когда Женевьев только пришла в театр, выстраивали друг перед другом стену из кирпичей. И как Чарли растерянно метался в попытках угодить каждой из этой чудной любительской труппы. Билли оставался единственным, в ком Женевьев могла быть уверена. Вплоть до… последнего выступления. Передача главной роли Сэнди в её руки, откровенная и страстная пьеса – грандиозный момент, после которого Дей должен был дать, наконец, Женевьев шанс быть замеченной. Но судьба распорядилась иначе.       Однако сейчас, сидя в пустой квартире, вспоминая лица, встреченные в Эмпайр-Сити за столь короткий промежуток, и меланхолично разглядывая фотографию двух сестер Руссель, Женевьев понимала… что не жалеет ни о единой минуте, проведённой в пугающем, шумном, но великолепном мегаполисе.       ㅤ       18-ое марта. Всё в той же полупустой квартире Вермарка.       Женевьев заправила выбившуюся прядь волос за ухо, задумчиво слушая приятный шелест листвы за окном и какофонию ночного города. Голова переполнялась мыслями – хорошими, не очень – любопытными размышления о самой себе. Билли, как назло, всё не мог оставить её в покое, ежеминутно написывая.       – Боже, ну какой ты надоедливый… – Женевьев закатила глаза. – Только я удостоена такого внимания? Или Салли ты тоже названиваешь без остановки?       Всё же с лёгким интересом она взяла мобильный. Мысли обратились к забавной Салли. В голове прокрутился их разговор и переживания: действительно ли она не в обиде? Прислушается ли к её словам? Не хотелось, чтобы помимо Беатрис, Чарли и Сэнди кто-то ещё погряз в этой тёмной беспросветной пучине… В ту же секунду, подумав вновь о театре, о неприятных личностях, работавших на мистера Дея и мистера Валентини – двух владельцев зданий – Женевьев содрогнулась. И прежде, чем пальцы добрались до контакта, глаз зацепился за скоп уведомлений из общего чата. Любопытство взяло верх.       Женевьев вперёд мыслей тыкнула на окошко, думая: «Почти пятьсот сообщений! Что случилось?» Телефон запиликал от пропущенных – не от Билли, что странно. И как только ясные голубые глаза пробежались по экрану… рука дрогнула, чуть не выронив телефон.       – То есть… как… убили?..       Пальцы стиснули мобильник, перепуганный взгляд принялся лихорадочно вчитываться в каждое сообщение, в каждый вопрос, крик о помощи. В любое упоминание убитого Джонатана Дея. Женевьев с тяжестью села на пол, не веря собственным глазам. Однако поверить пришлось.       А затем…       Тук! Тук-тук-тук!       Бум! Бум! Бум!       БУМ!       Она испуганно дёрнулась, оглядываясь через плечо на дверь квартиры, в которую кто-то рьяно ломился, намереваясь любым способом проникнуть внутрь.       ㅤ

***

      ㅤ       Салли Моррисон потёрла лицо, таща скрипящий, покорёженный велосипед вдоль пустынных тротуаров Ривер-Фолса. Дороги были сухие, мелкий дождик кончился ещё с утра, когда она развозила заказы. Разговор с Женевьев завершился всего несколько минут назад, и Салли устало плелась домой. Никто подозрительный не объявился в кондитерской, не объявился на улице – неужели преследование завершилось ничем? Она не хотела об этом думать и просто шла вперёд, слушая, как гудит и шумит ночной мегаполис.       Вдалеке всего в каких-то ста метрах замаячил знакомый душе и сердцу косой многоэтажный домик. Нарисованная женщина с его граффити приветливо «махнула» рукой. Мимо, чуть ли не меж ног, пробежала толстая крыса – нередкое явление для Ривер-Фолса, а может, и всего Эмпайр-Сити, потому Салли не повела и бровью. Она чуть бодрее подкатила велосипед к входу, чувствуя, как жужжит телефон. Вынув из кармана, мельком глянула на плашку и… скривилась. Хороших новостей можно было не ждать.       «Здравствуйте! Вам выписан штраф в размере 100 долларов по пунктам: «Хамство с клиентами», «Недобросовестные нарушения в сервисе»! Материалы прилагаются. Со всем уважением, ваша компания «Вихрь»!»       – А засуньте-ка это своё «уважение» в ж-…       На записи с видеокамер новостройки предстал тот самый момент последней доставки: пинание ногами в дверь и неприглушённые маты. Бесплатный ужин в виде пиццы обернулся нехилым штрафом. Резко захотелось хлопнуть себя по лбу, а вместе с тем содрать с лица всю кожу, горящую прямо сейчас немыслимыми переливами красного.       – Круто… Просто охренеть, как круто! – только и хватало сил бубнить под нос, злясь на саму себя, на глупую службу доставки, на глупого заказчика и глупую дверь за новые неприятности.       Салли прокатила велосипед вдоль пустого фойе. Хмуро глянула на пустующий стульчик консьержки зелёного цвета с такой же зелёной шалью, свисающей по его спинке. Закатила глаза при виде мерцающего света в прорези двери. Она спустилась в подвал, где оставила «израненного товарища» в пыльном углу.       – Завтра колёса надую, – махнула рукой, покидая грязное помещение.       Следом Салли медленно, лениво поднялась по лестнице до крайнего этажа – лифт всё так же не работал. Боковым зрением зацепилась за 17-ую квартиру «голубиного пастуха»: пусто, тихо и не воняет – хоть какая-то радость. Скользнула по 19-ой. За дверью слышались шум и весёлый смех – судя по всему, не самый трезвый. Громкая музыка. Коротышка Форд что-то праздновал. Выиграл скачки? В его случае и правда великое достижение. Но энтузиазма, чтобы выяснить правду, не было.       Салли вытащила ключ, зевнула пару раз, прогоняя сонливость. Вставила его в скважину, намереваясь с лёгкостью провернуть, как вдруг поняла…       Дверь была открыта.       ㅤ       «Что? Н-но… нет, я ведь точно её запирала. Бред, бред какой-то…» – она с трудом нащупала ручку и потянула её на себя.       Салли волнительно переступила порог, попыталась разглядеть что-то – или кого-то – в кромешной темноте. Запоздало дёрнула выключатель. Когда тусклый свет озарил внутренности квартиры, она рассеянно выдохнула.       Никого.       Вещи так же лежали на пыльных полках, немытая посуда громоздилась в раковине. Даже древняя электрогитара без усилителя осталась нетронутой. На миг показалось, что какие-то предметы лежали иначе: куртка правее, сумка левее. Шкаф раскрыт больше, чем она оставляла. Но вдруг это было игрой воображения?..       «Может… я правда забыла…»       Хр-ст!       Салли вздрогнула, когда носок кроссовка с противным хрустом ступил на что-то, разбросанное по полу. Только теперь опустив голову, она с ужасом отметила, что здесь и правда что-то произошло. Дверца тумбы была раскрыта. Перед ногами лежал ковёр из стеклянных осколков. А банки с деньгами… разбиты. Салли принялась аккуратно, не задевая осколков, обшаривать внутренности тумбы, и вскоре стало ясно: всё было на месте до последнего цента.       – Но… если не за деньгами, то зачем?       Она вытерла со лба пот, почесала мокрую, ледяную шею. Пальцы наткнулись на металлическую цепочку, и Салли сразу поняла, почему коже было так холодно. Кулон Билли! Он был на её шее со вчерашнего вечера.       «А… что если-…»       – Да ну, бред, – одна мысль опередила вторую. – Это не настолько ценно, чтобы вот так взять и… А где?.. Тосик!       Салли лихорадочно огляделась по сторонам, понимая, что в квартире и впрямь никого не было. Пару раз окликнула любимого пушистика, но тот не выбежал навстречу. Гадая с ужасом, что же могло случиться, она кинула в спальне рюкзак, добралась до балкона и… выдохнула. Кот скромно сидел на стульчике в тёмном углу, теряясь с окружением своей чёрной шёрсткой, а два жёлтых шара изучали такое же, но огромное и яркое в небе – луну. Он не обращал на хозяйку внимания, заторможено глядя в одну точку. Рядом красовалась лужица непереваренного корма. Вновь, как и вчера вечером.       – Да что ж такое… – протянула Салли, подбегая к коту.       Она намеревалась схватить его в охапку и занести внутрь, но Тосик вдруг вздрогнул всем телом и согнулся, как сломанная палка. С шипением и рычанием он глядел на хозяйку сузившимися глазами. Чёрная шерсть встала дыбом.       – Тосик! – только успела выкрикнуть Салли, когда кот, махнув лапой с когтями, забежал в квартиру.       Она вздохнула: устало, тяжело. День выдался сложный, голова не соображала, а тут ещё и такое. Почему всё шло наперекосяк уже третий день подряд? Сначала захотелось разразиться гневным криком, швырнуть что-то тяжёлое из окна – да так, чтобы с треском, с шумом и блаженным звоном удара внизу. Затем – появилось желание разрыдаться. Оно было сильнее и заманчивее первого, а осунувшиеся плечи сами начали легонько трястись, пока глаза краснели, закрываясь веками. Но плакать было не к месту. Салли тяжело вздохнула и вернулась в комнату.       Ища, тряпку, какой можно было прибрать следы рвоты, она впала в нерадостный плен мыслей: «Всё через жопу. Не одно, так другое. Слава богу, деньги не украли. Без того за аренду отдаю почти восемьсот баксов. А ещё штраф оплачивать. И с Тосиком что творится, неясно. Написать докторше Пак?.. Но… вдруг что-то серьёзное, и страховка не-… Ладно. Не грузись. Сделаешь только хуже».       Всё было прибрано. Салли вытерла со лба пот, развернулась на пятках, а следом… еле сдержала крик ужаса! Перед глазами возник страшный чёрный силуэт, похожий на горгулью, казалось, тянущийся к ней скрюченными руками. Но стоило вглядеться… и Салли поняла, что это всего лишь косяк двери, на котором висела куртка. Капюшон был бесформенным лицом. Рукава – руками. Темнота и собственный страх играли с ней злую шутку.       – Нет, это ненормально… Память не врёт. Кто-то открыл дверь вместо меня.       Салли направилась к выходу из квартиры, намереваясь во всём разобраться. А сердце внутри отбивало бешеный ритм, схожий со страхом, что вызвал у неё бугай в красной толстовке, Мэтт в переулке и до ужаса странный рогатый маньяк.       ㅤ       Выйдя на лестничную площадку, она широко вздохнула. Как ни странно, любое помещение кроме собственного дома казалось теперь безопасным пристанищем. Со стороны квартиры «голубятника» было всё так же тихо, тогда как Форд песни и пляски заканчивать не собирался. Был ли смысл спрашивать его о подозрительных личностях? Морячок ведь настолько пьян, что не смог бы и имени своего назвать. В запертую квартиру второго соседа тоже стучаться не было толку: как помогут голуби? Распугнут грабителей вонью помёта?       «Было бы здорово».       Салли спустилась на этаж ниже. Следующими кандидатами были Марти и Нэнси, живущие прямо под ней. Но и здесь не было желания заводить разговоры. Она помнила неприязненный взгляд женщины. Неприятную ругань мужчины. Давать им лишний повод для сплетен и обсуждений не хотелось. Салли решила испытать самый последний из вариантов: незаменимую консьержку.       Она быстрым, слегка напряжённым шагом спустилась на первый этаж. С недоумением оглядела пустой холл. Со стороны коморки Лидии теперь не было даже хоть какого-то звука, а на столе лежала одинокая записка: «Ушла в больницу. Выйду завтра».       – В больницу? Генри…       Мысль о добром охраннике принесла в душу долю спокойствия, но этого было мало. Здесь его нет. И вряд ли он чем-то мог бы помочь в сложившейся ситуации. Как и не помогла бы Кристи Райт – арендодательница, – не будь она в разъездах. Ну а Лидия… была ли она настолько боевой, чтоб разобраться с бандитами и ворами в одиночку?       Салли не знала ответа. И умозаключение пришло к самому последнему – неприятному – варианту. Полиция.       Салли тянула до последнего: что, если она всё надумала? Вдруг будут проблемы?.. А если ещё и семья узнает… Вскроется весь обман: вождение за нос, подработки вместо стабильной работы, которую она могла себе позволить. Проблемы были у Салли. Доставлять их кому-то ещё – не хотелось. Но разве был выбор?       Искусав губы почти до крови и потеребив мешающуюся чёлку раз, наверное, пятьдесят, она судорожно набрала номер «911». Дрожащим голосом описала проблему. Назвала адрес. Стала ждать. Время потянулось бесконечными минутами. От напряжения заболела голова. Салли обошла холл десятью кругами, пятнадцать раз глянула на часы, шарахнулась от глухого удара мусорного бака на улице, но так и не встретила за всё это время полицию.       – Ну какого чёрта они тянут кота за яйца… Департамент же близко! И вызов о ВЗЛОМЕ!       Чтобы не замёрзнуть, она уселась на зелёном стульчике, накинув на плечи такую же зелёную шаль Лидии.       «Надеюсь, она не узнает, что я трогала её вещи…»       Как ни странно, запах шоколада и слегка приторных духов подействовал умиротворительно, ведь это напомнило приятный аромат бабули Пенни.       ㅤ       Прошло по ощущениям несколько часов – на деле двадцать минут, – когда «спасатели», наконец, приехали. Салли услышала шаги, стук и звук открывающихся дверей. Покашливание. Соскочив резко со стула, она присмотрелась: в холл вошли двое мужчин.       Один высокий с грубыми чертами, второй чуть пониже и пухлый. Офицеры – судя по отсутствию нашивок на серой форме. Оба полицейских были белыми, что являлось редким событием в бывшем гетто. Салли это знакомо: порой она была словно белой вороной среди разнонациональных людей, но никто в этом доме, да и во всём квартале, не заострял внимание на цвете кожи. Она эту тему никогда не поднимала, но сейчас всё было иначе, и Салли удивлённо захлопала глазами, глядя на сморщившиеся носы мужчин, на их брезгливые взгляды и слушая тихое бормотание низенького: «Ну, слава богу. Настоящая американка…»       Высокий лениво и сонно затянул:       – До-обрый вечер, мисс… – он ткнул пальцем в коллегу. – Младший офицер полиции Мур. – Следом на себя с глубоким зевком. – Офицер Джон Миллер. Что у вас случилось?       – Здрасте… Я пришла домой и обнаружила, э-э… что мой замок вскрыт, а дома всё перевёрнуто вверх дном! Наверное, грабители…       Она замолчала, ожидая реакции представителей закона. Те переглянулись. Миллер выжидающе вскинул бровь, будто говоря: «Ну, чё встала? Показывай давай». И озвучил вслух мысли:       – В таком случае ведите.       Не теряя лишнего времени, Салли повела двоих мужчин на самый высокий этаж.       ㅤ       Спустя несколько мгновений они уже стояли внутри квартиры.       – …и вот, все улики на лицо! Замок вскрыт, вещи поломали, перепугали кота! Нужно что-то с этим делать! У нас щас по закону сколько дают за проникновение со взломом? Десять лет? Двадцать?       Полицейский хмыкнул с сарказмом, игнорируя вопрос. Обернулся к коллеге:       – Ну, Фрэнки. Что там с замком?       Пухленький офицер, прежде возившийся с дверью с инструментами в руках, обернулся:       – Вроде никаких следов взлома.       «Чего, блять? – так и хотелось воскликнуть Салли. – Конечно, нет следов. Тебе ж живот их увидеть мешает!»       Она была чётко уверена, что даже если вор взламывал дверь отмычкой, должны были остаться царапины или вмятины. Хоть что-то!       – Ладно. Тогда взгляните сюда. – Салли ткнула пальцем на кухню. – Вот, видите? Я помню, что ставила тарелку правее. А сейчас она стоит слева! И куртка, вон: она висела не за капюшон, а за крючок! Я это точно помню…       Полицейские снова переглянулись: им явно ни о чём не говорили эти слова.       – Хорошо, – не сдавалась Салли, – ещё была… банка! Она не могла разбиться самостоятельно! – она чуть не топнула прямо по прикрытым тряпкой осколкам. – Да, деньги на месте, но… мой кот перепуган! Кто-то явно здесь был!       Офицер Миллер углом выгнул бровь, глянув с недоверием:       – Мисс… Вы точно уверены, что заперли дверь? Вряд ли вор бы оставил ценности без внимания.       – Я своей памяти доверяю! – Салли гордо задрала подбородок, пусть в словах и была доля лукавства: она себе не доверяла… – Вы же не думаете, что я сама банки разбила?       – С чего ж сами… Вон, кот ваш бегает, как ужаленный, – офицер Миллер ткнул пальцем во взъерошенного, агрессивно шипящего Тосика. – Смахнул хвостом, вот и всё дело.       – Вы что?! Мой кот – самое воспитанное животное!       Вопреки словам, Тосик сжался в комок и начал издавать утробно-глотающие звуки, что говорило об одном: сейчас на полу будет ещё одна порция сблёва.       «Только не на ковёр!» – лишь успела подумать Салли, со всех ног мчась к питомцу.       Глядя за тем, как она утаскивает кота в сторону, и как последний извергает не самую приятную лужицу непереваренного корма, офицер Миллер почесал подбородок:       – Лучше б вы его к ветеринару сводили, чем вызывали нас…       Теперь острым колом встало новое опасение: полицейские откажутся помогать…       Так или иначе, младший Мур, судя по всему, разжалобился при виде грустного лица Салли, потому неуверенно протянул:       – Может… камеры в доме есть?       Она обрадованно вскочила с пола, собираясь без промедлений отвести представителей закона к Лидии, и… остановилась. Консьержка была где угодно, но не на рабочем месте.       – Комната с камерами под замком… Я наберу консьержку! Она придёт, и мы всё увидим!       План оказался провальным. Салли дважды набрала номер Лидии, написала СМС, но в ответ получила лишь тишину. В голову забрела мысль выкрасть ключи из её стола – вдруг, там лежат? (И тут же была отвергнута: не перед представителями закона ведь, в конце концов, воровать!) Она вспомнила утренний разговор Лидии и Марти. Её нежелание пускать последнего посмотреть камеры. В чем же было дело?       У полицейских, тем временем, начинало заканчиваться терпение.       – Значится, так, – Миллер лениво вытащил из набедренной сумки бумажки. – Протокол, обращения… Ага. Распишитесь-ка в заявлении. Здесь, здесь и здесь… Теперь под диктовку: «Я, гражданка такая-то, такая-то: ваше полное ФИО…»       Салли устало записала каждое слово офицера о проблеме и жалобе. Вручила бумагу мужчине. Тот не особо искренне улыбнулся:       – Ну, всё. Заявку мы передадим в ближайший департамент, будут рассматривать до десяти суток.       – Десяти суток?! – Салли воскликнула в ужасе.       – Угу. По протоколу подобные обращения рассматриваются в течение десяти суток. Если понадобится – тридцати. В любом случае, через три рабочих дня с вами свяжутся.       Офицеры кивнули и развернулись, намереваясь покинуть квартиру. Салли не устраивал подобный расклад.       – Но… разве вы не должны… посмотреть камеры с соседних участков? Опросить соседей? Я просто расписалась в какой-то бумажке, и на этом всё? Серьёзно?       – Мисс… – во вздохе старшего офицера Миллера послышалось раздражение. – Давайте мы сами решим, как нам выполнять собственную работу?       Вероятно, в тот момент Салли стоило промолчать и кивнуть, не пререкаясь с представителями закона, но… чувство ущемлённого достоинства считало иначе.       – И вы решили выполнять её крайне безалаберно, полагаю? Ну, тогда да. Ничем помочь не могу. Не мне рассуждать об ответственности…       Прищёлкнув язык зубами, она украдкой глянула на полицейских: по дёргающимся ноздрям было видно, что её слова их не обрадовали.       – Мисс… не мешались бы вы нам под ногами, – Миллер прищурился. – А не то… очень уж ваш вызов походит на ложный.       Салли чуть не поперхнулась от такой наглости и такой… угрозы. Этот коп не стеснялся в выражениях. Наверняка у них с самого начала не было желания разбираться с делом. Чтобы сбить градус враждебности, она выбрала путь отступления:       – Хорошо-хорошо! Может, и впрямь ничего страшного у меня не случилось. Тогда рассмотрите хотя бы жалобу на… э-э… пару индивидуумов… кхм. Мои соседи без поводка выпускают собаку на самовыгул. Потом весь газон в какашках, а гидрант обоссанный!       – Во-от это друго-ое дело, – достаточно весело улыбнулся Миллер, доставая ещё одну бумажку. – Распишитесь, пожалуйста. Что за «индивидуумы»?       – Соседи. С 15-ой квартиры.       Заполнив ещё один бесполезный бланк, Салли скривилась, недовольная работой полицейских. Будто подтверждая эту мысль, рация Фрэнка Мура дважды прошипела, и из неё донёсся гнусавый голос: «Всем экипажам. Стив заглатывает большого лосося. Повторяю. Большого лосося».       – Код два. Выезжаем, – буркнул в рацию Мур.       Старший Миллер кивнул фуражкой:       – Ну, всё, мисс. У нас ещё куча работы. Доброго вечера.       И они направились к выходу, весело о чём-то переговариваясь. Салли чувствовала, как истерически задёргался глаз:       «Серьёзно? Какой-то там лосось важнее, чем взлом квартиры?!»       Но спорить было бесполезно. Она проводила полицейских убийственным взглядом. Проследила, как те спускаются по лестнице вниз. Уже собралась было запереть дверь, но тут услышала громкие разговоры:       – О-опачки… Гляди-ка, Джон!       – Ага… И что это мы тут делаем?       – Чё?       Третьим был, очевидно, Марти.       – На каком основании в чужую квартиру ломимся, приятель?       – Чего, блять?..       – Выражения выбирай. Хочешь за воровство загреметь в обезьянник? К собратьям…       – Миллер, потише…       – Мусорам не отвечаю, свинья!       Марти не отличался вежливостью, да и наверняка был в нетрезвом виде – ждать от него ласки и комплиментов было смешно.       – Не понял?.. В таком тоне с бабой своей общаться будешь, нигг-…       – Джон! Кхм… офицер Миллер! – Мур, кажется, пытался по максимуму сгладить углы. – За языком, пожалуйста… Потом же проблемы будут… Гражданин, откуда запах перегара? Время видели?       – Отвечай давай. В чью квартиру ломишься?       – ДА В СВОЮ, БЛЯТЬ, В СВОЮ, ЧЁ ПРИКОПАЛИСЬ?! Нэнси! Открой дверь, нахуй!       Послышался яростный стук, вошканье и приглушённые разговоры. Салли поняла, что ничем не поможет, – («Да и зачем? Пусть с алкашом мучаются!») – а вот попасть под горячую руку не хотелось. Она на цыпочках вернулась домой, заперев на замок дверь. Хотелось верить, что это было достаточной мерой безопасности.       ㅤ       Одинокая пугающая тишина с тяжестью заполонила уши. Салли поспешила распахнуть во всю ширину окна, чтобы не сойти с ума. Осколки разбитых банок и разбросанные монетки так и остались лежать на полу, прикрытые тряпкой.       «Завтра… Завтра соберу всё скопом и положу на банковский счёт. Будет уроком не хранить всё на руках».       Мысль о деньгах и банке заставила подумать о полицейских, и ровно в ту секунду Салли треснула себя по лбу:       – Айди-карта! Вот балда… Хотела же подать заявку!..       Она подбежала к окну с безнадёжной мыслью, что офицеры далеко не уехали. Но вид чёрно-белой машинки, покидающей их район, говорил об обратном. Тогда и эта мысль улетела на задворки сознания с мыслью: «Завтра разберусь». Салли всё предпочитала отложить на завтра.       Она убедилась, что тряпка надёжно прячет осколки, – мысль о том, чтобы убрать их, и Тосик не начал с ними играться или, того хуже, поранился, ей в голову не пришла. Салли отыскала питомца в кресле, дремлющего тревожно, не самым глубоким сном, судя по учащённому дыханию и дёргающимся ушам. Она коснулась мягкой шёрстки, но кот растерянно дёрнулся, а следом спрыгнул и убежал.       – Тосик… – расстроенно она прикусила губу. – Я уверена, что ты не мог учинить этот погром. Кто-то перепугал тебя! Вот узнаю, кто виновник, – три шкуры с него сдеру.       Салли закинула в миску вдвое больше корма. Тут же подумала: может, дело в еде? В рационе?.. Рука сама полезла в карман и уже через секунду напечатала мисс Пак тревожное сообщение. Решив больше себя не мучать, Салли смыла в душе остатки тяжёлого дня, но даже горячая вода, тонкими струйками сбегавшая по плечам, не привела мысли в порядок. Она глянула на отражение в зеркале, с ненавистью рассматривая жёлтые синяки на плечах. Подумала о страшном мужчине в красной толстовке. О его тяжёлой руке в крови и без пальцев, что могла бы оставить после себя нечто более страшное, чем синяки…       «Что мешало ему схватить меня вчера у Краун Плаза? Или в минимаркете… Или когда сдул шины велосипеда? Для гадких дел возможностей было достаточно…»       Выбравшись из душа, Салли обтёрлась и переоделась в пижаму, решив спать под фоновый шум телевизора, – так было поспокойнее. Недоеденная пицца осталась лежать в термосумке в шкафчике минимаркета – неприятного запаха и очередного штрафа было не избежать. В холодильнике лежали только консервы. Поедая безвкусные бутерброды, полулёжа на кровати и посматривая сериал, Салли чувствовала, как сонливость витает в комнате, ложась на уставшие глаза. Но перепуганный взгляд рисовал в каждом углу жуткий силуэт, а мысли не хотел покидать грозный преследователь.       Кто угодно способен забраться домой. Вдруг это произойдёт снова? Что искал этот человек? Кто он? И что, наконец, всем, чёрт возьми, от неё было нужно?!       Ни на один из этих вопросов не было ответа.       Вскоре к Салли прибежал Тосик. Прилёг с краю кровати, подарив удивительную долю уюта. Она отложила тарелку, легла на подушку, обнимая кота. Сериал начал казаться мыльной пеленой перед глазами, а его шум становился далёким-далёким… превращаясь в бормотание наравне со звуками веселья Форда за кирпичной стеной квартиры.       Спрятавшись под одеяло и обхватив неосознанно кулон на шее, будто то был магический артефакт, Салли не заметила… как уснула. Сон навалился на глаза. Шумы схлопнулись и исчезли, оставив смиренную тишину.       ㅤ

***

      ㅤ       Вокруг было темно и пусто, ни один лучик света не прорезался сквозь густой мрак. Салли шла… нет, пробиралась сквозь мглу, как через густое болото. Ноги не слушались, каждое движение давалось с трудом. Она пыталась избавиться от злых призраков и видений, преследовавших по пятам. Желавших сотворить с ней что-то плохое.       Она бежала и бежала сквозь тьму, не видя ничего перед глазами кроме пустоты, пока, наконец, не столкнулась с чьим-то образом. Что-то казалось знакомым, пусть черты и витали рассеянной дымкой, не давая разглядеть его лик. Вдруг в облике фигуры начал прослеживаться пристальный взгляд. Серые глаза на чёрных склерах. Прорезались каменные черты лица, острый нос, подбородок. Уже увиденный однажды чёрный костюм, такие же пепельные волосы – цвета пожирающей всё и вся тьмы. Галстук из багряной, будто бы кровь, ткани, петлёй обвил его крепкую шею. Мужчина, стоявший на расстоянии вытянутой руки, походил на жнеца смерти – не хватало лишь острой косы в руках, что через секунду снесёт её голову с плеч.       Увидев знакомый образ в этом кошмаре, Салли обрадовалась и тут же разбилась об его ледяную маску. Она прижалась к мужчине, попыталась схватиться за руки слабыми пальцами. Они проходили через фигуру, будто сквозь призрачную оболочку.       – Помоги мне… Пожалуйста…       Шептала она сухими губами, чувствуя, как ноги вязнут во тьме. Злые тени цеплялись за щиколотки, за локти и волосы, пытались оттянуть назад – в глубины мрака. Салли не переставала держаться за тоненькую ниточку свободы, вглядываясь в это безжизненное холодное лицо, в образ безвольной куклы и наблюдателя, не выражавшей ни единой эмоции.       – Хотя бы своё имя… Хотя бы что-то! Прошу!..       Она вскинула руку в последнем молящемся жесте, чувствуя, как тёмные лоскутки обволакивают шею и талию. Как тянутся вниз вдоль бёдер. Салли была готова погрузиться в самые страшные пучины кошмара, пока незнакомец, вдруг… не вытянул руку в ответ, готовый поймать. Помочь. Защитить и спасти.       Полупрозрачные пальцы потянулись к её руке, в серых глазах промелькнул свет. Он ещё не успел коснуться, а Салли уже в тот момент ощутила, как хватка злых теней ослабевает, возвышая её над тьмой. Он дотронулся, наконец, до запястья, крепко сжав и потащив Салли на себя. Они вынырнула из чьих-то мрачных объятий. Салли не чувствовала больше, как земля тонет под ногами. Щеки коснулось что-то мягкое, тёплое – неосязаемое. Нежно щекотнуло кожу, скользя прямо к родинке возле левого глаза. Она попыталась обхватить воздушную руку своей, но та лишь прошла насквозь через бесплотного духа.       Миг – и перед ней больше никто не стоял. Мужчина, не казавшийся больше бесформенной мрачной фигурой, исчез. Вместе с ним растворились и злобные призраки. Всё вокруг вновь окутала тишина. Салли осталась наедине с собственным пустынным кошмаром.       Вдруг по стенам сознания разнеслось дребезжание. Звук стал громче, противнее. Она зажала уши, зажмурилась, желая очутиться в месте, где светит солнце. И… проснулась.       ㅤ

***

      ㅤ       Салли резко села в кровати, переводя дыхание. Спустя несколько тяжёлых секунд вытерла со лба пот под золотой чёлкой.       – Приснится же… – она скривилась, чувствуя, как раскалывается голова. – И почему снова мысли об этом-…       Салли не успела окончить фразу. Она с ужасом повернула голову к прихожей, видневшейся через щель. Из коридора донеслось неприятное скрежетание.       Кто-то прямо в эту секунду пытался проникнуть в квартиру.