Сладостный поцелуй Вечности

      За письмом виднелась фотография. Камилла с трудом оторвала взгляд от строк, написанных рукой ее матери, и посмотрела на снимок. Она сразу же узнала знакомые черты, отраженные в ней самой, и счастье теплом разлилось по ее душе.       — Вы похожи на отца, — заметил дворецкий, стоявший за ее спиной.       Камилла обернулась и мягко улыбнулась ему. В иных обстоятельствах её возмутило бы его чрезмерное любопытство, ведь письмо предназначалось ей, и никто посторонний не имел права просматривать его содержимое. Однако сейчас Камилла, напротив, охотно показала бы фотографию с родителями каждому, проявившему к ней хотя бы малейший интерес. Она непременно поделилась бы своей радостью и с графом, если бы тот не сидел за столом с кислой миной, всем своим видом изображая равнодушие к происходящему.       — Да, — с благоговением подтвердила Камилла, с трудом сдерживая счастливую улыбку.       Она и в самом деле была похожа на отца. Отца, которого увидела впервые, благодаря этой фотографии. Отца, чьи смягченные черты, как оказалось, каждый раз смотрели на нее сквозь зеркало. Ей достались его темные волнистые волосы, зелёные глаза и, кажется, даже форма лица, но улыбку с ямочкой на левой щеке и форму губ она все-таки унаследовала от мамы.       — Пожалуйста, подержите, — попросила Камилла, осторожно протягивая дворецкому фотографию и пустой конверт. Она боялась случайно измять свою драгоценную находку дрожащими от волнения пальцами. Сейчас ей совершенно не терпелось прочитать письмо от матери. Для этого она отошла к окну и вновь развернула письмо.       «Моя дорогая Камилла...»— перечитала она увиденную прежде строку, и ее лицо засияло от радости.       «Моя дорогая Камилла, милая, любимая малышка!       Если бы ты знала, как сильно я скучаю по тебе! Мне невыносимо думать о долгой, но неизбежной разлуке, не иметь возможности видеть твое очаровательное личико, не ощущать тебя на своих руках, как прежде. Должно быть, ты обижаешься, что мы оставили тебя у дяди? Милая, я так хотела бы забрать тебя с собой! Однако... Я верю, что ты найдешь в своем сердце силы простить нас. Я лишь хочу, чтобы ты знала о том, что мы—и я, и твой отец—искренне любим тебя и с нетерпением ждем нашей встречи, к часу которой, я верю, улетучатся все наши невзгоды. Родная, в письме не объяснить всех обстоятельств, разлучивших нас с тобой, но скорая встреча развеет твои сомнения и откроет тебе истинную причину нашего поступка.       Для тебя с тех пор, как я написала эти строки, минуло шестнадцать лет. (Я попросила дядю Роберта вручить тебе это письмо в день твоего шестнадцатилетия). С днем рождения, Камилла! Пусть небо хранит тебя от невзгод! Я уверена в том, что дядя подарил тебе счастливое детство, ведь некогда и я грелась под его надежным и мягким крылом.       Милая, теперь, наконец, настало время для нашей встречи! Когда я пишу эти строки, мое сердце сжимается в волнении, но разум отрезвляет меня, ведь миг для тебя—долгие годы моего ожидания, поэтому, прошу тебя, Камилла, даже если твоя обида сильна, пожалуйста, всего лишь раз уступи моей мольбе и встреться с нами. Мы будем ждать тебя в первый день декабря на утесе, позади церкви Святой Марии, в полдень. Однако, если тебе так и не удастся найти нас или ты не захочешь видеть нас сейчас, помни имя своего отца—Меланайгис, и тогда однажды, когда ты пожелаешь этого, оно поможет нам воссоединиться.

Любящие тебя мама и папа».

      Предполагаемая радость обернулась для Камиллы разочарованием. Ей показалось, что в душе рухнул целый Лондонский мост, выстроенный из ее ожиданий и надежд. Она могла бы встретиться с родителями несколько лет назад, если бы вовремя узнала об этом письме!       — Как же быть?.. — задумчиво прошептала Камилла. Родители не оставили ей обратного адреса, одно лишь имя. Чем имя могло помочь ей? — Меланайгис...       — Что вы сказали? — мгновенно отреагировал дворецкий.       — А... Не обращайте внимания, — отмахнулась она и вновь посмотрела на письмо.       — Нет, постойте, — настоял он и шагнул ближе. — Вы сказали «Меланайгис»? Я правильно расслышал?       — Вы правильно меня услышали. Это имя моего отца. По крайней мере, здесь так написано...       Камилла недовольно посмотрела на него, сетуя на то, что он мешает ей сосредоточиться и всё как следует обдумать. Однако она никак не ожидала увидеть непонятное веселье, отразившееся на его лице в этот момент.       — Имя вашего отца? Вот оно что, — усмехнулся он.       — Что? — впервые за долгое время вступил в беседу граф, все это время наблюдавший за ними со своего места. — Ты его знаешь?       — Ну... — дворецкий многозначительно улыбнулся в ответ. — Неверно было бы сказать, что я совсем ничего о нем не знаю.       — Вы знаете?.. — изумленно переспросила Камилла, пытаясь осмыслить ситуацию. — Почему же вы не узнали его по фотографии? Возможно, вы все-таки перепутали?       — Перепутал? О, нет. Я же не вы, мисс, — мужчина усмехнулся, явно намекая ей на случай во время маскарада. Камилла смутилась, вспомнив об этом недоразумении. — Я более чем уверен, что знаю, о ком идет речь в этом письме.       Камилла просияла. Она нашла человека, который мог помочь ей найти родителей! Не это ли имела в виду ее мать, когда попросила запомнить имя?       — Удивительно! Как же мне повезло, что именно вы оказались в этот момент со мной! Вы знаете, где он живет? Вы можете отвести меня к нему или сказать, что я ищу его? О, расскажите мне о нем, пожалуйста!       — Постойте, мисс, не спешите, — он разом остановил поток ее вопросов. — Я не знаю, где живет ваш отец и не могу рассказать ему о вас, однако, — мужчина сделал паузу, и Камилла замерла в ожидании, — я могу рассказать вам о нем то немногое, что мне известно. Не сейчас. Нам следует отложить этот разговор на время.       — Но почему? — расстроилась она. — Разве вас это затруднит?       — Мы теряем время. Разве не так, мисс Эттвуд? Вскоре ваша сестра вернется домой, а мы продвинулись в нашем деле лишь наполовину. Я расскажу вам о вашем отце позже, в наиболее подходящее для этого время.       Камилла чувствовала, как что-то важное ускользало от ее внимания, но она не могла понять, что именно. Зачем понадобилось усложнять, казалось бы, простые вещи? Почему нельзя рассказать ей обо всем сразу? «Немногое», упомянутое дворецким, не должно занять много времени! И, кроме того...       — О чем это вы? — переспросила Камилла, пытаясь вновь поймать ту вспышку осознания, возникшую в момент, когда она услышала его ответ. — Что значит — «мы продвинулись лишь наполовину»? Разве мы не просмотрели здесь каждый дюйм?       — Остались еще вы, — равнодушно уточнил граф.       — Я? Вы же не хотите сказать, что...       — Именно так, я подозреваю и вас тоже, а потому хочу, чтобы вы как можно скорее позволили нам обыскать вашу комнату. Кто знает, может, вы прячете там орудие убийства? — он нахально усмехнулся и поднялся с кресла. Выйдя в коридор, граф по-хозяйски направился к лестнице, ведущей на верхние этажи, оставив позади себя Камиллу, застывшую в изумлении от его наглости.       — Подождите! — растерянно воскликнула Камилла, догоняя его. — Я думала, что ваш дворецкий пошутил, когда сказал, что вы подозреваете меня! Хотел запугать, чтобы я не вмешивалась в ваши дела. А вы и в самом деле подозревали меня?       — И до сих пор вас подозреваю, — поправил ее граф, остановившись.       Его решительный взгляд буквально пригвоздил Камиллу к месту. Она поняла, что он не шутит. Граф действительно подозревает ее во всех этих страшных убийствах! «Но это же просто абсурдно!» — подумала она. Как она могла их убить? Зачем бы ей понадобилось это делать?       — Ну же, где ваша комната? — с жестоким безразличием поинтересовался юноша и продолжил подниматься по лестнице.       Камилла почувствовала, как ее начали обжигать языки пламени обиды. Да что она такого сделала, что он вдруг решил подозревать ее? Все из-за того, что она следила за ними в Уитби? Но разве это не они были так очевидно подозрительны в своем поведении? Камилла обернулась, надеясь обнаружить в лице дворецкого хотя бы призрачный намек на то, что подозрения графа на самом деле не так серьезны, как он пытается преподнести их ей, но, напротив, разглядела во взгляде мужчины интерес. «И он тоже!» — поняла она. Тоже считает, что она способна на подобную жестокость — способна на убийство! Внутри у Камиллы все сжалось. На разум сразу же обрушилась волна досады, и девушка, обидчиво поджав губы, сердито зашагала вперед, обогнав графа.       — Сюда, — коротко сказала Камилла, указав на левое крыло коридора. Она подвела их к своей двери, распахнула ее и отступила, позволяя графу войти первым.       Детективы настойчиво попросили ее не вмешиваться, и Камилла встала у двери, беспомощно наблюдая за тем, как граф бесцеремонно просматривает ее туалетный столик, а дворецкий обыскивает ящики ее комода.       — Что это? — юноша показал ей плотную тетрадь, обнаруженную дворецким в секретном отделении комода.       — А... — Камилла дрогнула и хотела было подбежать к графу, но передумала, оставшись стоять на месте. — Это мой дневник.       Не спросив разрешения, граф развязал ремешки и раскрыл тетрадь. Заглянув внутрь, он нахмурился и негодующе посмотрел на Камиллу, а после перевел выжидательный взгляд на дворецкого, который, впрочем, не выразил никаких эмоций относительно содержимого тетради.       — Что у вас за почерк такой? — проворчал граф. — Просто ужасный. Я ничего не понимаю.       — Боже правый! — терпеливо выдохнула Камилла и осуждающе посмотрела на юношу, а затем на его слугу, как на невежд, впервые узнавших о популярном в последние годы способе письма. — Это же стенография!       Граф повертел в руках тетрадь, по-видимому, стараясь угадать в начертанных символах хотя бы какое-то подобие букв, но эта попытка оказалась тщетной.       — Отдайте! — Камилла попыталась выхватить у графа свой дневник, но ее попытку пресекли ловкие руки дворецкого.       — Подождите минуту, пожалуйста, - сказал он, крепко сжимая в руке тетрадь. — Я скоро вернусь.       Камилла отступила, позволив мужчине забрать дневник. Она проследила взглядом за тем, как он вышел из комнаты. Дворецкий отсутствовал не более пяти минут, и все это время Камилла не сводила глаз с двери. Она гадала, куда он ушел с ее дневником и почему граф не сказал ему ни слова, позволил выйти без объяснений. Возвратившись, дворецкий прошел мимо нее и передал ей тетрадь, испустив притворный вздох сожаления, но умудряясь при этом нахально улыбаться.       — Как же стремительно вы переменили ко мне свое отношение! Всего за пару страниц из «загадочного незнакомца с чарующей улыбкой» я превратился в «несносного дворецкого со скверными шутками», — несколько разочарованно заметил мужчина.       Камилла густо покраснела. Нет, оправдываться она, конечно же, ни за что бы не стала, однако...       — Там совсем не так написано! — осуждающе выпалила она.       — Но смысл ведь тот же?       — Смысл тот же... — неохотно подтвердила Камилла. — И, тем не менее, это не ваше дело! Зачем вы вообще выходили из комнаты, если сразу могли всё прочитать?       — Я не мог, — признался мужчина. — Пришлось сходить в библиотеку и изучить необходимую литературу.       Девушка невольно закатила глаза, услышав очередную шутку, показавшуюся ей совершенно нелепой. В библиотеку!       За пару минут на другой конец города — очень остроумно!       — Ты разобрался с записями? — уточнил граф. — Есть что-нибудь?       — Ничего, милорд, — пожал плечами дворецкий. — Всего лишь женские вздохи и мечты.       — А-а, — огорченно протянул юноша. — Жаль...       — Ну, уж простите, что разочаровала вас! — съязвила Камилла и тут же покраснела, смутившись от своей внезапной вспышки. Пусть даже эти двое и были совершенно бессовестными людьми, говорить в таком тоне с джентльменом, даже значительно младше ее самой, не пристало благовоспитанной леди, а таковой, по крайней мере, она себя и считала.       — Полагаю, для вас это даже к лучшему, — заметил граф. — Сейчас вы бы не возмущались, если бы я нашел то, что искал — улики против вас.

***

      Сиэль задумчиво смотрел в окно экипажа, возвращаясь в свой городской особняк. После его замечания мисс Эттвуд присмирела. Она не произнесла больше ни слова до тех пор, пока они не закончили обыск ее комнаты. Возможно, он обидел ее резкими словами, но теперь это было неважно. Они не нашли ничего, что указывало бы на виновность Камиллы Эттвуд или ее дяди. Сиэля в некоторой степени радовало это обстоятельство. Ему и вправду хотелось, чтобы преступником оказался кто-то, похожий на Найджела Мейси. Такой же скользкий и неприятный, такой же мерзкий, как и те, кто...       Сиэль сжал кулак. Когда он смотрел на этого человека, в его памяти всплывали порочные глаза и жадные руки подонков, которые безжалостно растоптали и унизили его, лишили самого дорогого, единственного, что у него оставалось. И хотя ни взгляд, ни поведение Мейси пока нельзя было сравнить с поступками тех ублюдков, Сиэль чувствовал, как всё внутри него переворачивалось от отвращения лишь при одном взгляде на этого мужчину.       — Милорд?       Граф перевел взгляд на Себастьяна и осознал, что, углубившись в свои мысли, уступил эмоциям и перестал следить за выражением своего лица. Дворецкий понимающе улыбнулся, словно бы точно знал, о чем сейчас думает его хозяин.       Размышляя, Сиэль невольно перебирал в кармане пиджака листы захваченного с собой блокнота. Обратив на это свое внимание, он вспомнил о том, что собирался перечислить заинтересовавшие его обстоятельства, найденные в просмотренных дневниках и документах Эттвудов. Граф достал блокнот из кармана и быстро написал в нем все, что смог вспомнить. Он вырвал исписанный лист и передал его дворецкому.       — Проверь это, если сможешь.       Себастьян прочитал написанное и поднял на графа взгляд.       — Мне заняться этим немедленно?       — Нет. Для начала я хочу узнать, что не так с отцом Камиллы Эттвуд. Ты выглядел слишком заинтересованным. Ты и в самом деле знаешь его?       — О, просто он...       — Не сейчас, — перебил его Сиэль. — Расскажешь об этом, когда мы прибудем домой. После чая. Я устал.       Граф откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. По его подсчетам, они должны были добраться до особняка в течение десяти-пятнадцати минут. Оставшееся время он планировал использовать для своего отдыха. Обыск в доме у Эттвудов совершенно лишил его сил.       Значительно позже, когда время разговора настало, Сиэль ожидал Себастьяна в игровой комнате. Граф бесцельно передвигал фигуры по шахматной доске, пытаясь решить, на что теперь следовало бы обратить внимание в этом деле.       Дверь приоткрылась, и в комнату зашел Себастьян. Он ждал, когда граф разрешит ему начать разговор.       — Ну, и кто ее отец? — Сиэль откинулся на спинку стула и вальяжно положил ногу на ногу.       — Демон, милорд.       — Демон? — граф нахмурился, хотя нельзя было сказать, что он не ожидал подобного ответа. — Это возможно?       — Такое случается... иногда. И мисс Эттвуд, как видите, тому живое подтверждение. Хотя, по правде говоря, я не так часто встречал подобных существ. Обычно вычислить их довольно просто по буйному нраву и тяге к разрушению, но мисс Эттвуд, кажется, цепко держится за свою человеческую сторону. Бывают и такие случаи. Хотя, впрочем, быть может, дело в ее отце. Забавная ситуация, милорд, — дворецкий усмехнулся. — Ведь изначально он не был демоном.       — И кем он был? Человеком?       — Ах, если бы это было так.... Тогда было бы не так забавно, в самом деле. Когда-то Меланайгис был божеством. В древние времена люди почитали его, пока не предали ради другого бога. Предали, безжалостно низвергнув его в пучины Ада и объявив демоном, кем он впоследствии и стал. Иронично, не правда ли? Или, все же, куда ироничнее то, что он до сих пор, по-видимому, питает к людям иррациональную тягу?       Сиэля не волновали дела демонов и божеств, а потому он не стал расспрашивать Себастьяна о подробностях. Единственное, что ему необходимо было узнать — кто на самом деле является убийцей, которого они пытаются изловить.       — И, по-твоему, могла Камилла Эттвуд, пользуясь этими своими способностями, убить тех женщин? Я имею в виду сделать это так, чтобы никто ничего не заподозрил?       — Теоретически — да, — ответил Себастьян, обдумав вопрос графа. — Мы приходили к такому выводу и раньше. Однако, чем больше я смотрю на нее, тем более убеждаюсь в мысли о том, что она понятия не имеет, что обладает способностями, превосходящими возможности других людей.       — А это возможно не замечать? Если ты сильнее или быстрее кого-то, ты знаешь об этом. Разве это не очевидно?       — Милорд... Вы рассуждаете логично, но иногда, в силу определенных обстоятельств, можно многое упустить из виду, в том числе и объективное осознание своих собственных возможностей. Скажем, когда с самого детства общество вбивает вам в голову свои строгие стандарты, указывает на то, что вы слабы и ничего не можете сделать самостоятельно, без поддержки, когда вы смотрите на остальных и думаете, что вы точно такой же, ведь по-другому и быть не может...       — И что, разве можно настолько обманывать себя? — перебил его Сиэль.       — Я попробую объяснить вам, хотя и сам не до конца уверен, применимо ли это к данному случаю. Как бы то ни было, это лишь мои догадки и, безусловно, нечто подобное окажет влияние не на каждого человека. Однако мисс Эттвуд присуща поразительная наивность, вы так не считаете? Вспомните, как я однажды попросил ее подать мне скульптуру и книгу. Тогда я неверно подсказал ей, что мраморный бюст — легкий, а книга — тяжелая. Я не был уверен в том, эта установка действительно запутает ее, но она поверила мне и среагировала должным образом — не смогла поднять обычную книгу, но принесла мне скульптуру. Разве не занимательно? Сначала я решил, что она подыграла мне, а теперь полагаю, что она и в самом деле ничего не заметила.       — Невозможно.       — Кто знает? Человеческий разум полон секретов, не так ли? Порой люди обманывают себя до такой степени, что перестают адекватно воспринимать реальность.       Его прервал громкий стук, доносящийся из холла. Визитёр настойчиво барабанил во входную дверь и, так как никто из слуг, кажется, так и не встретил гостя, Себастьяну пришлось взять эту обязанность на себя. Стук всё не прекращался, становясь более отчаянным с каждым ударом.       — Как странно... — заметил Себастьян, распахнув дверь.       Перед ним, дрожа, точно в лихорадке, стояла Камилла Эттвуд. Она пыталась что-то сказать, но вместо этого беспомощно хватала ртом воздух, задыхаясь то ли из-за спешки, то ли из-за ужаса, застывшего в ее глазах.       — Спасите! — на вдохе прошептала она. —  Умоляю, спасите Оливию!