Сладостный поцелуй Вечности

      Всё произошло слишком быстро: откуда-то из-за спины цыганки возникла смуглая костлявая рука и с силой оттолкнула девушку в сторону.       — Кыш! — послышался жуткий скрежет старушечьего голоса. — Убирайся, мерзавка! Чушь собачья! Повадилась народ пугать своими бреднями! Убирайся, говорю тебе! — злобно потрясая кулаком, кричала старая цыганка, и девушка, злобно сверкнув на неё глазами, сбежала.       Изумленная Камилла всё еще стояла с протянутой рукой, не в силах пошевелиться. Она еще не успела воспринять страшное предсказание внезапно появившейся мрачной гадалки, как перед ней уже стояла безобразная сгорбленная старуха. Ядовито улыбаясь, старая цыганка обхватила грязными морщинистыми руками ладонь Камиллы. Девушка хотела вырваться, но хватка цыганки оказалась сильнее. Камилла обернулась к Оливии, но сестра тоже застыла на месте, оцепенев от ужаса.       — Вижу, вижу, — скрипуче пропела старуха. — Ждет тебя счастье, если меня послушаешь! Вижу в жизни твоей двух королей! Смотри, не перепутай, у кого из них счастье твоё в ладонях, иначе сильно страдать будешь! Короля своего по ясному небосводу определишь, да смотри с хмурым небом не спутай! — с последними словами цыганка больно провела острым ногтем по ладони девушки и та невольно охнула. — У тебя королей много было, и будет не меньше! — продолжила цыганка, резко переведя взгляд и ткнув костлявым пальцем в сторону Оливии. — Одного ты выбрала, с ним твоя дорога, на других не смотри, но и за ним послеживай, и будет вам счастье! Короли за тобой ходить будут, но не твои они, помни! А теперь, красавицы, позолотите ручку доброй бабушке за её заботу! Сколько не пожалеете, милые, чтоб предсказание моё ветром с ладони не унесло!       Девушки переглянулись, им обеим хотелось как можно скорее сбежать от неприятной старухи, однако цыганка все так же крепко держала Камиллу за руку, ожидая оплаты за гадание. Оливия протянула старухе три шиллинга и та, удовлетворенно хмыкнув, убралась восвояси.       До каменной лестницы Оливия и Камилла добрались быстро, не оборачиваясь и не разговаривая между собой. Лишь на полпути к вершине они сбавили шаг, и вскоре остановились передохнуть на широкой площадке между ступенями.       — Это было ужасно! — невесело смеясь, заметила Оливия и посмотрела на сестру. — Боже, Камилла, она оцарапала твою руку!       Камилла была бледна, она никак не могла унять охватившую её мелкую дрожь. Рука саднила, её хотелось тщательно вымыть, протереть до дыр, лишь бы больше не чувствовать на себе прикосновения той жуткой старухи.       — Ужасно и совсем не романтично! — Камилла постаралась улыбнуться, вырваться из мрачного флёра суеверий, навязанного им цыганкой. — Совсем не то, что в романах и сказках.       Оливия рассмеялась, и внутреннее напряжение, сковывавшее девушек с момента встречи с цыганками, спало. Сестры решили не предавать большого значения услышанным пророчествам, которые, скорее всего, были произнесены лишь для того, чтобы выпросить у них деньги.       Почти у самой вершины лестницы Камилла встретила еще одного знакомого — лакея графа Фантомхайва. Она сразу же узнала его по золотым глазам и необычной, переливающейся на свету коже, очень похожей на змеиную чешую. Юноша спускался вниз. Он тоже заметил Камиллу: на мгновение в его глазах промелькнул испуг, и он поспешно отвернулся.       «Он узнал меня! — торжествующе подумала девушка. — Узнал и отвернулся, словно не хотел, чтобы я тоже узнала его!»       Камилла посмотрела юноше вслед: он ускорил свой шаг и вскоре был уже далеко от них.       В этот час церковный двор был практически пуст: два незнакомых джентльмена прогуливались между могил, на скамье сидела пожилая пара, и вдалеке, почти у самого обрыва, стояла молодая цыганка, которую они встретили недавно. Она задумчиво смотрела вдаль, на видневшиеся за городом поля.       Девушки расположились на скамье, на которой любили проводить время их добрые друзья — старики Том и Фил. Несмотря на свой почтенный возраст, старики часто поднимались на утёс, терпеливо преодолевая множество ступеней каменной лестницы, и дни напролёт вели беседы о минувшем, браня настоящее и славя времена, когда их самих еще не было на свете, однако в этот раз девушкам не посчастливилось застать их на привычном месте.       — Как ты думаешь, о чем говорила та девушка? — спросила Камилла, глядя на одиноко стоящую цыганку.       — Наверное, она наговорила тебе всякие глупости, так же как и другая гадалка, чтобы напугать тебя и выпросить больше денег, — предположила Оливия. Ей часто приходилось слышать, как цыгане запугивали доверчивых женщин, а потом выманивали у них монеты или украшения. — Но если тебе не дают покоя её слова, мы можем подойти к ней сейчас. Теперь уж ей не удастся нас одурачить, ведь мы видели кое-кого значительно страшнее этой милой девушки, — сестры рассмеялись, вспоминая, как сильно их испугала жуткая старуха.       Камилла решила воспользоваться предложением сестры, и вместе они направились к молодой цыганке. Девушка обернулась к ним еще до того, как они приблизились и, гордо вскинув голову, смело посмотрела в их лица.       — Что, красавицы, хотите узнать свое будущее? — весело спросила она, подбоченившись.       Девушки смутились. Стоящая перед ними цыганка была необычайно красива. Её глаза, словно темные омуты, гипнотизировали и завораживали. На окружающих она смотрела решительно и дерзко. Черные кудрявые волосы прекрасными, непокорными волнами струились до талии, и красный полевой цветок, вплетенный в косу на виске, казалось, был лучшим для них украшением.       — То, что вы сказали мне тогда... — нерешительно начала Камилла, но так и не смогла закончить фразу, оробев перед властным взглядом цыганки. В своем воображении Камилла казалась себе смелее, чем была на самом деле. Она полагала, что продолжить прерванный ранее разговор будет несложно. Девушка уже решила, о чем хочет спросить цыганку, и в своих мыслях построила их беседу еще задолго до её начала.       На мгновение цыганка нахмурилась, а после задорно рассмеялась, только в глазах её, как заметили девушки, вовсе не отражалось веселье.       — Не задумывайся над этим, красавица! — ответила цыганка. — Старая Калла права, я всё напутала! Видишь ли, туча на миг заслонила собой часть солнца, и тень упала на тебя. Теперь-то я вижу, что ошиблась! То было лишь благословение неба, а не дурной знак! Но, коли боишься, позолоти ручку, и я вмиг все невзгоды от тебя отведу!       Камиллу смутил ответ цыганки, и на душе её стало лишь тревожнее. Может быть, гадалка и вправду ошиблась? Она ведь даже не посмотрела на её ладонь. Или, вероятнее всего, цыганка хотела запугать её мрачным предсказанием? «Все их слова — выдумки», — мысленно сказала она себе, и, чтобы убедиться в своём предположении, протянула цыганке монету.       — Погадай мне! — попросила Камилла, стараясь думать о гадании, как об очередной забаве.       — Камилла, стоит ли? — спросила её Оливия, боясь, что предсказания вновь испугают их, но, кажется, в этот раз все было иначе. Камилла весело улыбалась и выглядела скорее заинтересованной, чем напуганной.       — Э, нет, — протянула цыганка, рассматривая руку девушки. — Как же мне гадать, когда у тебя рука поцарапана? Вижу, проживешь ты долго, а больше ничего не вижу! Царапина мешает! — цыганка отказалась продолжать гадание и отдала монету обратно.       Камилла печально вздохнула. Ей хотелось услышать, что на этот раз скажет гадалка, что она сочинит, и будет ли ее предсказание похоже на сказку, выдуманную старой цыганкой. Когда молодая гадалка возвращала ей монету, Камилла обратила внимание на запястье девушки: из-под разноцветных браслетов виднелись багровые кровоподтеки.       — Что это? — воскликнула Камилла. — На вашем запястье!       Цыганка отпрянула и спрятала руки за спину, в лице её смешались страх и враждебность. Покров таинственности, окружавший гадалку до сих пор, спал, и сестры Эттвуд увидели перед собой беззащитную испуганную девушку. Оливия не успела заметить причину всеобщего замешательства, но вид у цыганки был таким растерянным, что вызвал в ней невольную жалость.       — Я не хотела... Не хотела вас... Я просто увидела руку, и... — Камилла не знала, как оправдать свое бестактное вмешательство в чужие дела, но, когда она увидела эти страшные следы, она не смогла промолчать. Девушка сделала осторожный шаг навстречу цыганке, и та неожиданно смягчилась.       — Ай, и любопытны же вы, красавицы! — сказала она, насмешливо улыбнувшись. — Тогда послушайте одну древнюю легенду, — цыганка гордо вскинула подбородок и прошла мимо девушек, увлекая их за собой.       — Как тебя зовут? — поинтересовалась Оливия, следуя за цыганкой.       — Имя моё — Вайолка! — ответила та. Девушки тоже назвали ей свои имена, но цыганка лишь загадочно улыбнулась в ответ.       — Вот здесь хорошо! — сказала она, подойдя к лавочке, расположенной ближе к краю скалы. Вайолка небрежно села посередине и расправила свои пёстрые юбки. Оливия и Камилла расположились по краям скамьи.       — Когда-то давно жила в нашем таборе одна цыганка, — начала свой рассказ Вайолка.       — И влюбилась она в сына баро, «старшего», вожака, по-вашему, — пояснила она. — Ай, и красив он был! Статен, кудри чёрные, в карих глазах искры озорные сверкают! Как тут не влюбиться? Но любил он другую, а на остальных внимания не обращал. И взмолилась тогда цыганка бледной Луне: «Даруй мне любовь, о Среброликая! Всё, что хочешь отдам, лишь позволь мне быть любимой и желанной!» Напрасно думала цыганка, что Луна ответит на её мольбу и дарует ей любовь молодого цыгана. Отвернулась Луна, скрылась за облаками. Но услышал девушку сын Луны. Заинтересовала его её просьба, и решил он посмотреть, кто так отчаянно жаждет любви.       Едва увидел он юную цыганку, тут же полюбил её всем сердцем. Спустился сын Луны к девушке и открыл ей свои чувства. Понравился и он ей. Приняла его цыганка и думать позабыла о своих прежних чувствах, полюбила сына Луны. А табор и знать не знал о её тайных встречах с чужаком.       Минул уж год с тех пор, как явился сын Луны к цыганке. Молодой цыган, сын вожака, женился на любимой, а юная цыганка была счастлива с сыном Луны. Каждую вторую ночь, едва только солнце скроется за горизонтом, убегала цыганка из табора и ждала любимого на том же самом месте, где они впервые встретились, а с первыми лучами солнца возвращалась обратно. Наводил сын Луны крепкий сон на цыган, так никто и не прознал об их встречах.       Но случилось так, что жена цыгана вскорости умерла, и отец его задумал выбрать сыну новую невесту, а выбор его пал на возлюбленную сына Луны. Согласился молодой цыган с выбором отца, понравилась ему девушка, и предложил он ей стать его женой. Вмиг вспыхнула прежняя любовь юной цыганки к красавцу-цыгану, позабыла она о клятвах, данных сыну Луны, не ходила больше к нему на встречи.       Сильно тосковал по возлюбленной сын Луны, но знал он, что человеческое сердце переменчиво, а потому простил цыганку. Вскоре умер сын Луны от тоски по любимой. Разгневалась мать-Луна на цыганку, погубившую её сына, и затаила на нее обиду. Наблюдала она за девицей ночами и всё размышляла над тем, как за сына своего отомстить. Не знала Луна, что цыганка уже сама на себя беду накликала. Поженились они с цыганом, и вскоре разнеслась по табору благая весть: ждет цыганка первенца-наследника! И придумала тогда Луна, как за сына своего отомстить: едва родится первенец цыганки, нашлёт она на него злые чары, и станет он погибелью и для матери своей, и для всего табора!       И вот, пришло, наконец, время Луне месть свою исполнить. Спустилась она призраком к ложу роженицы, поджидает часа расплаты, радостно ей видеть мучения девицы. Час проходит, другой, раздается, наконец, долгожданный крик. Но, чу! Что случилось? Зашептались вокруг цыганки, заволновались, зовут отца — молодого цыгана. Бежит цыган радостный к жене своей, на младенца желает скорее взглянуть. Что же видит Луна? Исказила жгучая злоба лицо цыгана, выбежал он в гневе, проклиная жену свою. Лишь тогда взглянула Луна на младенца: смотрит на нее дитя, точно сын её перед нею. Поняла Луна, чьё дитя родила цыганка и не стала чары злые на него наводить. Поняла и цыганка, чьё дитя она выносила, вспомнила о любви своей прежней, да уж поздно было. В ту же ночь убил цыган жену свою неверную, да вот на дитя рука его не поднялась. Отнес он ребенка в лес и оставил одного ожидать своей погибели. Наблюдала за ними Луна, не оставила она дитя погибать, забрала с собой на небо. Но разгневалась Луна на цыгана за то, что так жестоко обошёлся он с Лунным младенцем, да припомнила свою обиду и на цыганку, разбившую сердце её сыну, и прокляла табор: не жить теперь девицам, рожденным в таборе, дольше семнадцати лет. Но коснулся младенец волос её белоснежных, и смилостивилась она, смягчила свое наказание: коль успеет девица найти мужа до того, как исполнится ей семнадцать, минует её проклятие. И сказала Луна цыгану: «Лишь это дитя способно разорвать цепи моего проклятия. Ежели простит оно ваши злые сердца, то спустится к вам с неба и дарует вам освобождение от моих чар».       — А сколько тебе лет? — поинтересовалась Оливия, находясь под властью легенды. Печальная история заворожила девушек, и сейчас им казалось, что проклятие из легенды действительно существует.       — Шестнадцать, — ответила Вайолка.       — И ты замужем?       — Нет. Но баро уже выбрал мне жениха, — с последними словами взгляд цыганки погрустнел, и Камилле показалось, что в глазах девушки блеснули слезы.       — Вы плачете? — обеспокоенно спросила Камилла. По щеке Вайолки и в самом деле скатилась слеза, но цыганка поспешно вытерла её ладонью.       — Вижу я, что вы добры, красавицы, — ответила Вайолка, вскинув голову и улыбнувшись. — Поделюсь я с вами своей тайной, но смотрите, никому мой секрет не выдавайте!       Девушки обещали не рассказывать о том, что услышат, и цыганка продолжила:       — Вскоре выдадут меня замуж, но не по нраву мне мой жених! Полюбила я чужака, только табор теперь никогда не позволит нам быть вместе, ведь жених мой — сын Пророчицы, а уж её баро обижать не станет. Те следы на моих запястьях оставила злая Калла, она сестра старой ведьмы, но силой большой, как сестра её, не обладает. Знает она, что люблю я другого и грозится рассказать обо всем вожаку. А если узнает он о моём секрете — несдобровать мне!       — А Пророчица знает о вашем секрете? — уточнила Камилла. По рассказу юной цыганки она поняла, что Пророчица, кем бы она ни являлась, имеет большую власть над всем табором, и даже над самим вожаком.       — А то как же! — ответила Вайолка. — Но уж больно сыну её захотелось взять меня в жёны, оттого она и молчит, словно бы и не известно ей ни о чем, а сама через старую Каллу пытается меня запугать.       — Как же тогда быть? — поинтересовалась Оливия.       — Сбегу! Одна беда — оба мы — и я, и мой любимый — не богаты. Но, как только накопим монет — сбежим!       — А вы не боитесь проклятия? Вы не верите в него? — спросила Камилла. Она размышляла над этим с тех пор, как услышала легенду о Луне. Ей думалось, что цыгане из табора Вайолки непременно должны были верить в её правдивость. Недавние разговоры о пророчествах, проклятиях и легендах настроили её на мистический лад, и сейчас она готова была поверить любому суеверию, особенно если оно было представлено так же романтично, как эта легенда.       — Отчего же не верю? Еще как верю! Находились девицы, что не верили в проклятие и отказывались выходить замуж, только вот все они вскорости умерли!       — Как это жутко! — отозвалась Оливия, её всегда пугали подобные истории.       — А вы успеете выйти замуж? Ведь вам уже шестнадцать, — поинтересовалась Камилла.       Услышав вопрос, цыганка удивленно уставилась на девушку, а после расхохоталась.       — Ай, и нравитесь же вы мне, девушки! Такие добрые и заботливые! — сказала она, смеясь.       Камилла смутилась. Стоило ли ей так легко принимать слова Вайолки на веру? Теперь ей казалось, что цыганка пошутила над ними, приметив их наивность, но Вайолка все же поспешила объясниться:       — Ай, красавицы! Я ведь не сказала вам о главном! Увлекли вы меня разговором, а дело-то вот в чем: Лунное дитя явилось в наш табор! Теперь мы будем прощены!       — Как?! — удивились девушки. — И ты своими глазами видела Лунное дитя?       — Видела, — хитро улыбнулась цыганка. — Да вот рассказать о нём не могу, Пророчица запретила! Сначала, говорит, должны мы доказать Луне свою преданность, лишь тогда освободимся от её чар.       Вайолка заметно повеселела и теперь задорно улыбалась собеседницам. Не желая больше сидеть, она вскочила с места и закружилась в причудливом танце, удивив девушек своей веселостью. Камилла предположила, что настроение цыганке подняли мысли о побеге и избавлении от проклятия. Она не могла решить для себя: как следует относиться к этой девушке и стоит ли верить её словам. Во всяком случае, благодаря Вайолке они с Оливией неплохо провели время.       — Может, поможем влюбленным? — шёпотом спросила Оливия, показывая сестре монеты на ладони. Камилла улыбнулась и добавила еще несколько монет.       — Вайолка, — обратилась к цыганке Оливия. — Мы с сестрой хотим поддержать ваш побег, — и девушка протянула ладонь с монетами цыганке, но та не приняла от девушек подарок.       — Не нужно! — сказала она, смеясь. — Оставьте деньги себе, а мы сумеем заработать!       Странное поведение цыганки вновь озадачило девушек. Отчего же она отказалась принять от них помощь? Оливия не стала возражать и убрала монеты в ридикюль.       — А вот и старая ведьма! — презрительно произнесла Вайолка, глядя за спину девушек, и они обернулись: вдалеке, рядом с церковью, медленно ковыляла известная им старуха-цыганка, озираясь по сторонам. — Высматривает, где я. Ай, красавицы, лучше Калле не видеть меня рядом с вами! Да и вы ей на глаза не попадайтесь! — сказала юная цыганка и убежала в сторону мужчин, прогуливавшихся между надгробий, девушки видели, как она ловко привлекла их внимание и убедила погадать по ладони. Старая цыганка Калла направилась к ней. Уличив подходящий момент, девушки покинули церковный двор, так и не попавшись на глаза жуткой старухе.       На Черч-лэйн цветочница все еще торговала цветами. Камилла старалась не смотреть на неё, чтобы не привлекать к себе её внимание. Когда торговка поворачивалась в их сторону, девушка то пряталась за сестрой, то отворачивалась к витринам магазинов до тех пор, пока они с Оливией не прошли мимо. Спустившись вниз по улице, Камилла услышала, как цветочница громко сказала какому-то господину, по-видимому, поинтересовавшемуся, как долго она еще будет работать сегодня, что она будет продавать цветы на Черч-лэйн, Черч-стрит и Абби-лэйн до рассвета.