Сладостный поцелуй Вечности

      После полудня Сиэль, в ответ на просьбу графини, посетил поместье семьи Нортон. Внутри было оживленно: прислуга сновала взад-вперед, горничные взволнованно перебегали из комнаты в комнату, подгоняемые замечаниями своих господ, едва ли не сбивали тех, кто попадался им на пути. В доме было много гостей, остановившихся в поместье после грандиозного бала. Многие из приглашенных на торжество в честь дня рождения графини приехали из других городов и графств и теперь гостили у добродушных хозяев, имевших возможность разместить у себя всех желающих остаться. Сиэль бросил взгляд в окно, выходившее во внутренний двор поместья: на улице было так же оживленно, как и в доме — дамы неспешно прогуливались по вымощенным дорожкам, пока мужчины были заняты игрой в крокет.       Лакей, накануне открывавший перед гостями двери бального зала, проводил графа и сопровождавшего его дворецкого не в гостиную, как того ожидал Сиэль, а в покои, находившиеся в правом крыле третьего этажа этого величественного имения.       Первым, кого увидел юный граф, переступив через порог, был молодой мужчина, нервно расхаживающий по комнате. Едва заметив вошедшего гостя, мужчина остановился и перевел мрачный взгляд на пожилую женщину, расположившуюся на кровати. Графиня выглядела болезненно: она бессильно откинулась на подушки, плотнее кутаясь в теплую шерстяную шаль, щеки на ее бледном лице впали, усталый взгляд был устремлен в пустоту. Сидящая перед Сиэлем женщина уже не напоминала ему тетю Фрэнсис. Он не узнавал в ней и ту строгую леди, с которой познакомился на устроенном ею великолепном торжестве — сейчас он видел лишь ее бледную тень.       В комнате находился еще один мужчина как две капли воды походивший на того молодого человека, которого увидел Сиэль, когда вошел в покои. С виду они были одного возраста, имели одинаковое телосложение и отличались лишь цветом волос: если первый был ярким блондином, то волосы второго имели золотисто-каштановый оттенок. Шатен поднялся с кресла, на котором сидел, и вежливо поклонился гостям в знак приветствия.       — Простите мне мой неухоженный вид, — обратилась к Сиэлю графиня. — Я сама виновата в том, что пригласила вас столь поспешно. Мой сын не может простить мне такой грубости, — женщина мягко посмеялась и бросила добрый взгляд в сторону блондина.       — Мама! — умоляюще выкрикнул он, но тут же спохватился и замолк, стиснув руку в кулак, в попытке сдержать свои эмоции.       Сиэль ответил графине великодушной улыбкой, хотя сложившаяся ситуация начинала казаться ему весьма странной. Пребывая в сильнейшем напряжении, он инстинктивно сжал находящиеся в руках трость и цилиндр. Граф не спешил передавать их своему дворецкому, пока всё окончательно не прояснится.       — Позвольте представить вам моих сыновей, — разговор принял условный характер, и графиня, казалось, вновь обрела присущие ей спокойствие и уверенность, позабыв о своем недомогании. В ходе знакомства выяснилось, что мужчину со светлыми волосами звали Ричард, он был старшим сыном и наследником рода. Сейчас, по словам графини, он старательно вникал в тонкости внутренней политики страны и вместе со своим отцом готовился к ближайшему заседанию парламента. Молодой человек выразил свое почтение графу, но остался напряжен и молчалив. Сиэль предположил, основываясь на увиденном, что виконт имел весьма вспыльчивый характер.       Мужчина настороженно смотрел на графа и не мог понять, почему его мать настояла на приезде этого совершенно незнакомого им человека в такое трудное для всех время. Графиня предпочла не посвящать его в свои планы, но попросила присутствовать при встрече. Волею судьбы граф Фантомхайв застал их при обсуждении вопроса, связанного с его приездом, и Ричарду так и не удалось выпытать у матери причину ее безрассудного поступка.       Себастьян только сейчас узнал в виконте того самого молодого человека, объявившего начало бала на прошедшем торжестве. Неудивительно, что эта привилегия досталась именно ему — наследнику графской четы. Себастьян вспомнил, что задорная Коломбина упоминала об этом человеке и даже называла его имя, когда описывала выбранные ее друзьями костюмы персонажей комедии дель арте.       Второй сын графини, Генри, усердно изучал правовую сторону жизни государства, готовясь стать квалифицированным специалистом в области юриспруденции. Он знал, что ему, как младшему сыну (пусть даже и родившемуся минутами позже брата), самому придется устраивать свою жизнь и не надеялся на содержание со стороны семьи. В отличие от своего старшего брата, Генри держался открыто и спокойно, знакомство с графом Фантомхайвом вызвало у него неподдельный интерес. Оказалось, что ему не раз доводилось посещать фирменный магазин компании «Фантом» в Лондоне со своим племянником, сыном их с Ричардом старшей сестры Шарлотты. «Малыш Джейми ваш преданный поклонник, — ласково отозвался мужчина о племяннике. — Он неоднократно норовился оставить меня без последнего пенни в кошельке, лишь бы заполучить очередную игрушку».       — Прошу вас, присаживайтесь, — сказала графиня, когда все формальности были соблюдены. Сиэль передал свои вещи дворецкому и присел на указанное ему место. Остальные мужчины, кроме Себастьяна, который остался стоять позади графа, также последовали любезному предложению женщины.       — Почему вы просили меня приехать к вам? — Сиэль решил сразу же перейти к делу. Такой человек как графиня, по его мнению, не стала бы просить о встрече случайного знакомого.       — Не буду скрывать, что вы понравились мне, граф. Ваш прыткий ум в столь юном возрасте достоин уважения, — ответила женщина. — Однако есть еще несколько обстоятельств, заставивших меня обратиться к вам именно сейчас, — графиня замолчала, решаясь спросить о том, что терзало ее душу.       Сиэль не торопил женщину, терпеливо ожидая, когда она заговорит вновь. Он мельком взглянул на лица присутствующих и пришел к заключению, что сыновья графини не имели ни малейшего представления о ее намерениях, они так же как и он заинтересованно ждали продолжения разговора.       — Граф, я знаю, что вам уже известно о несчастной девушке, которую убили в ночь маскарада, — тихо продолжила женщина, и лицо ее омрачилось тревогой. Сиэль предполагал, что поводом для странного приглашения графини могло послужить недавнее убийство, поэтому намеренно не стал изучать отчет, полученный утром от полиции. Излишняя заинтересованность и любая сказанная им мелочь, указывающая на то, что ему известна личность убитой девушки, могли вызвать подозрения со стороны местных жителей, в особенности таких проницательных, как графиня Нортон. Хотя, быть может, он был о ней слишком высокого мнения, не зная ее истинных способностей. Тем не менее, он решил не рисковать, ведь если всем станет известно об истинной причине его приезда в этот город, расследование может затянуться и погрязнуть в паутине искусной лжи, сотканной для сокрытия личных темных секретов.       — Да, к сожалению, мне довелось присутствовать при обнаружении ее тела, — Сиэль сказал правду, которая не могла поставить под сомнение его мнимую незаинтересованность этим делом. — Это поистине ужасное событие оставило свой скорбный отпечаток в моем сердце. Полагаю, вас тоже потрясла эта трагедия? Я видел, что убитая девушка была одета в маскарадное платье, она была одной из приглашенных?       — Вы правы, — ответила графиня. — Эту милую девочку звали Джил Брукс. Ей было всего шестнадцать лет! Какое горе для матери и отца потерять своего единственного ребенка! — тяжелый вздох вырвался из груди женщины, и она закрыла ладонями лицо, не в силах больше выносить эту муку в сердце. Сыновья тут же подскочили к ней, утешающе обнимая за плечи и нежно касаясь ее рук.       — Матушка! Прошу вас, не терзайте себя мрачными мыслями, — взмолился Ричард, согревая в своих руках холодные руки матери. — Мы не вынесем, если вам снова станет плохо.       Женщина подарила сыновьям ласковую улыбку и пообещала, что больше не заставит их волноваться о ее здоровье.       — Дело в том, — продолжила графиня, собравшись, — что все мы хорошо знали эту девочку, ведь ее отец долгое время был личным врачом нашей семьи, пока не переехал с семьей в Лондон. Малышка выросла на наших глазах, все мы искренне любили ее и относились к ней как к родной.       Несмотря на открывшуюся возможность поговорить об убийстве, Сиэль не находил нужных слов и чувствовал себя совершенно растерянным. Юный граф решительно не понимал, какое отношение он имеет ко всей этой истории. В глазах графини он оставался обыкновенным мальчиком, который приехал отдохнуть в их небольшой приморский городок. (Хотя, конечно, его трудно было назвать обыкновенным, учитывая титул, полученный им в столь юном возрасте). Кроме всего прочего, он ясно дал понять, что совершенно не имеет связей и знакомств среди местных жителей. Он не приходился этой женщине родственником или хорошим знакомым и ничем не мог помочь в ее горе. Почему она выбрала его, чтобы поделиться своими переживаниями? Все эти вопросы не давали Сиэлю покоя с того самого момента, как он получил записку.       — Скажите, неужели Господь покарал меня за то, что я пренебрегла чувствами людей, скорбящих по убитым девушкам? Теперь своими руками я навлекла беду на друзей. Я не могу простить себя за этот роковой шаг: мне не стоило устраивать праздник в столь трагичное для города время, — боль отразилось в глазах женщины, она всеми силами пыталась сдержать подступавшие слезы. Осознание того, что она невольно создала подходящие условия для убийцы, так жестоко расправившегося с бедной девочкой, терзало ее сердце.       — Вы ни в чем не виноваты, — негромко произнес Сиэль. — Зачем Богу наказывать вас за невинное желание отвлечься от серости бытия, раз он до сих пор не покарал того, кто совершил все эти злодеяния?       Женщина не ответила. Помимо сердечной муки по поводу смерти хорошо знакомого ей человека, графиня испытывала гнетущее чувство страха: она боялась осуждения со стороны общества. Косые взгляды и нелестные шепотки за ее спиной могли окончательно сломить ее дух. Будучи графиней, она привыкла во всем быть безукоризненной, тщательно следовать установленным правилам, быть примером для подражания. Ее уважали и ценили, но в строгом английском обществе в одночасье можно было лишиться всего, лишь единожды оступившись. Ответ графа принес ей небольшое успокоение, пролившись лечебным бальзамом на ее истерзанное сердце. Хотя в словах его сквозило недопустимое сомнение в справедливости божьих помыслов, а тон его был преисполнен обидой к Всевышнему, графиня была благодарна ему за столь необходимую для нее поддержку.       — Кажется, вы говорили о нескольких обстоятельствах, заставивших вас обратиться ко мне? — уточнил Сиэль, надеясь пролить свет на истинные намерения графини.       — Верно, — ответила женщина. — Ричард, Генри, прошу, пригласите нашего доброго друга. Сейчас, насколько мне известно, он должен быть в кабинете вашего отца.       Графиня дождалась, когда мужчины выйдут из комнаты, затем продолжила прерванный разговор, бросив испытующий взгляд на дворецкого графа:       — Прежде чем я отвечу на ваш вопрос, позвольте поинтересоваться: ваши дворецкий и учитель — братья? — губы женщины тронула едва заметная таинственная улыбка, и Сиэль понял, что она догадалась об их небольшом маскараде. Обмануть ее неубедительной легендой, скрыв лицо под полумаской, было решительно невозможно. Внимательного человека, несомненно, нельзя было провести подобной мистификацией, хотя они с Себастьяном все же надеялись, что царившая на приёме суматоха может отвлечь от них излишнее внимание людей. Сиэлю хотелось обернуться и посмотреть на реакцию дворецкого: может, ему показалось, и графиня действительно поверила в существование учителя?       — Д-да... Так получилось, — отступать, во всяком случае, было поздно. Они не были достаточно близки, чтобы можно было сослаться на шутку. Что бы ни подумала графиня Нортон, он не будет оправдываться и объяснять, зачем ему понадобилось выдавать дворецкого за учителя.       — Понимаю, — мягко сказала графиня, и голос ее, к счастью, прозвучал вполне дружелюбно. — Теперь вернемся к вашему вопросу. Дело в том, что мне известно, зачем вы приехали в наш город.       Сердце Сиэля на мгновение замерло и бешено заколотилось с новой силой. Не могла же она догадаться и об этом тоже? Он всегда был осторожен в своих словах и действиях, ничто не могло выдать его тайну.       — О чем вы говорите? — выдавил он с трудом, чувствуя себя скорее преступником, чем детективом.       — Не переживайте, никому, кроме меня, об этом не известно. Один наш общий знакомый имел неосторожность раскрыть вас. Вскоре вы все поймете.