Доппельгенгер

      Живот ужасно болел, кишки скрутились, их словно кто-то завязал вычурным узлом, дабы представить искусство чужой боли перед кем-то незримым. Импульсы посылали заряды тока по конечностям, а в рот впрыскивали ядовитые железы из нёба горькую слюну. Омерзение от собственного состояния не поддавалось никакому описанию, пока мысль, тяжёлая, как наковальня, не провалилась из головы по горлу, не прижучило бурлящий желудок.              «Есть, как хочется есть», — окружения не существовало, оно растворилось в бессмысленной тьме, олицетворяющей собой голод. Дино никогда не хотелось есть настолько сильно. Наощупь он выбрался из мягкого кокона, сейчас душащего его своей стерильностью, интуитивно стремясь к месту хранения заготовок. Ни одной здравой мысли в данный момент не существовало, они померкли перед дырой на месте живота, уже готового переваривать внутренности ангела.              В потёмках, добравшись до хранения запасов, парень отбросил крышку с холодящего ящика, шипя и пальцами по-звериному остервенело отодвигая амулеты. Ладони цеплялись за бесформенную массу продуктов, пытаясь найти что-то стоящее. Слюни ему вязали язык, всё, что пытался съесть Дино внушало омерзение, точно он ел тухлятину. Но наконец пальцы нащупали что-то твёрдое, дёргающимся носом он втянул аромат, тут же вгрызаясь в добытое сокровище.              Укус, ещё укус — сок яблока Евы заструился по горлу, утихомиривая агонию. Губы растягивались в улыбке, ангел продолжал жадно есть ещё и ещё, хватая одно яблоко за другим. Каждый фрукт казался мягче предыдущего, вкус менялся, пальцы тонули в чём-то пульсирующем и податливом.              Распахнув глаза, прозрев после приступа голода, Дино уставился на свои руки. Они были залиты алым, как и куски свежей плоти, зажатые в пальцах. То, что в потёмках мерещилось знакомым домом с запасами продуктов, стало ничем иным, как пещерой. Под ногами его лежали бессмертные бесформенной горой со смутно знакомыми лицами. Но ангел не успел даже испугаться, в животе снова разорвалось что-то болезненно, лопнуло и залило желудок гноем, вынуждая регенерировать. Страшный голод не покидал его, заставляя есть то, что он принял за яблоки, снова и снова, снова и снова.              «Ещё немного, ещё чуть-чуть… Как я голоден…», — мысль, смешанная с визжанием чаек, похоронила страх и стыд, уступая место эгоистичному желанию выжить, прогрызть себе путь к сытости. В этот момент ангел, забив рот мерзким яством, заметил протянутую детскую руку, в ней билось быстро-быстро чьё-то сердце. Этот ритм знакомо отозвался в груди уколом, когда собственный орган заколотился в такт чужому, покинувшему своё тело. Подняв глаза, Дино ощутил, как шмыгает носом. Снова вкус железа и плоти, надоевший ему до обморока.              Мальчишка с чёрными глазами, протягивающий ему чужое сердце, смотрел на Дино с любопытством всезнающего создания, так не вяжущимся с его внешностью.              — Ты осознанно не отпускаешь меня? Нравится погружаться в подобные мучения? — слова в противовес своему смыслу звучали спокойно, почти с сочувствием.       — О чём ты?              Ангел не узнал свой голос, он был надрывно-звонким, по-птичьи крикливым. Ребёнок едва заметно дёрнулся от этого звука, его двухцветные крылья затрепетали за спиной, пушась, выдавая в молчании не возмущение, а испуг.              — Выходит, ты меня способен слышать даже в таком состоянии… После всего произошедшего твой рассудок успел восстановиться. Не понимаю, — мальчик нахмурился, подойдя вплотную, его ноги утопли в безымянных телах между ними, единственными настоящими бессмертными в этом пространстве. — Твоей энергии, пусть даже высосанной из стаи чаек вместе с жизнью, не должно хватать, чтобы меня замечать. Но тебе хватает наглости не только… Удерживать меня, но и отвечать?       — Я… мы знакомы?              Мальчик фыркнул пренебрежительно. Он покачал головой, переворачивая ладонь, сердце, отчаянно бьющееся, полетело вниз.              — Ты даже не осознаёшь происходящее… Очередное наказание судьбы.              Дино подался вперёд, пальцы едва его успели схватить колотящийся орган. Горячий, почти обжигающий, он словно молил о возвращении в грудную клетку хозяина, и ангел даже не заметил, как рявкнул, пытаясь очистить голову от отупляющего голода:       — Не смей бросать это так легко! Оно же живое!              Ребёнок перевёл на него непонимающий взор. На лице его, обманчиво невозмутимом, отразилась обида.              — Какая разница? Оно ненастоящее, ничто здесь не настоящее. Ты даже не помнишь меня, и не вспомнишь потом. Это сновидение лишь клетка для наших отголосков энергий. Шепфа словно порицает меня… Порицает нас за то, что мы выжили ему наперекор, — оглядев с безразличием побоище, простирающееся на многие мили вокруг них, мальчик сделал шаг в сторону, когда оцепенел.              Дино сильно сжал его руку, оставляя на ней красный отпечаток. Что-то неуловимо знакомое и значимое для ангела мелькало во всём происходящем, побуждая не позволять атмосфере овладевать им. Воронка, утягивающая его рассудок, заставляющая отдаться на волю инстинктов, утихла перед его желанием сейчас сказать то, что так захотелось, сжимая в ладони бьющееся сердце.              — Пусть даже так, но сейчас это сердце настоящее. Как и ты для меня, как я для тебя, — ребёнок не отвечал, он всё смотрел на своё предплечье, где пальцы Дино оставили багряный след, точно открытую рану на бледной коже. — Нельзя уподобляться жестокости…              Ответ раздался спустя несколько мгновений. Голос собеседника отчего-то показался дрожащим, хоть на лице его и не отражалось ни одной эмоции.              — Ты можешь меня касаться, — Дино разжал пальцы, кровавое пятно ознаменовало его преступление, но к нему внезапно припали ближе замёрзшим зверьком. — Я не понимаю… Такого быть не должно. Почему? Почему ты можешь это, несмотря на то, как слаб в сравнении со мной? Я даже не могу уйти никуда от тебя… Что это за новая пытка?..              Растерянность и усталость в детском голосе не вызывали ничего, кроме желания успокоить. Оно пересилило всё: голод, страх, гнев. Одной рукой всё ещё удерживая чужое сердце, свободной же ангел потянулся к ребёнку, что рухнул на колени рядом. Пальцы ощупали худые плечи, мягкие угольные пряди, пуховые перья — и стиснули, крепко прижимая к себе. Дыхание опалило Дино плечо, но он не отстранялся ни на миг.              — Не знаю. Я правда не знаю ничего о том, что ты говоришь… Но мы разберёмся, я не хочу причинять тебе зло. Всё будет хорошо.              Ангелу почудилось, что сейчас его обнимут, он ощутил лёгкое касание к бокам, там, где можно было бы стиснуть рубашку, но вместо этого мальчик сжал свои локти, пробиваясь молчаливой дрожью. Поле, усеянное бессмертными, теряло свои пугающие черты с каждой секундой, что Дино сидел возле ребёнка, который знал о происходящем куда больше него самого, и кто знает, по каким причинам не говорил обо всём прямо. Сейчас об этом слышать всё равно не хотелось, лишь узнать о том, станет ли лучше. Вслед за этим нехитрым желанием и следовало пространство, погружаясь в пучину неизвестности, пока не растворилось странным видением окончательно, оставляя в пальцах лишь ощущение чужого сердцебиения и мягких волос.              

***

             — Мх…              Дино проснулся одновременно с осознанием: он скулил во сне. Постельное белье было откинуто куда подальше, а язык и губы от продолжительной вибрации онемели. Ангел приоткрыл глаза, морщась от неприятного чувства. В его голове ещё раздавались отзвуки сна, далёкие и не вяжущиеся в какую-то складную картину, но они растаяли с первыми же лучами солнца, упавшими на его лицо. Затихнув, Дино рассматривал собственную комнату так, будто впервые её видит. Бежевые занавески развевались от порывов ветра, как парус посреди бескрайнего моря; солнечные зайчики прыгали со стены на пустую отцовскую постель и обратно, стараясь забраться на потолок; висящий над дверью амулет покачивался и зачарованные минералы звенели от соприкосновения друг с другом.              Тут было так спокойно и хорошо. Ангел был готов искренне уверовать в то, что он действительно умер, когда за стеной послышались тяжелые, но осторожные шаги. Сердце взлетело, перекрыв доступ к кислороду, когда Дино поднялся на руках, несмотря на ноющие мышцы. Скрипучим от сухости голосом он окликнул:       — П-папа! — после чего согнулся пополам от кашля.              Почти сразу комната наполнилась звуками, касаниями: в руку парня вложили кружку, аккуратно придерживая, Дино выпил залпом. Тёплое молоко с мёдом обволакивало глотку с пищеводом пуховым одеялом. Першение наконец исчезло вместе с ощущением, что ангела вот-вот стошнит колючими перьями.              — Вот так, малыш, должно стать полегче.              Дино поднял слезящиеся глаза, не сразу осознав, кто перед ним был. На краю его постели посреди светлых оттенков фигура адмирона приковывала взгляд как пятно на идеально накрахмаленном кружеве. Юноша не сразу ответил — уставился на него молча, не в силах разжать онемевшую челюсть. Винчесто не торопил, лишь подхватил кружку, едва не угодившую в плен кокона одеял, в которые был укутан ангел.              — Винчесто?.. А что ты… Почему ты здесь? — ангел нещадно ущипнул себя за ладонь.       — Да, должно быть я тут и впрямь выгляжу чужеродно, — пальцы мужчины осторожно дёрнули рукав, удерживая от самоповреждения. — Но проверять не нужно, хотя бы не так.              Дино притих, закутавшись плотнее в одеяло — по плечам, прикрытым лёгкой тканью ночной рубахи, побежали мурашки. Его мысли вращались вокруг факта нахождения здесь демона, как очевидно неправильной детали, и постепенно обрастали новыми подробностями. Не торопя его, Винчесто мягко произнёс, отставляя кружку на прикроватную тумбу.              — Тебе нужно поесть. Мне оставили пару инструкций о том, чем тебя именно лучше кормить, так что давай договоримся оба не противиться. Тебе нужно восстановить силы.       — Папа оставил? — Дино от одной мысли нервно улыбнулся, Винчесто вернул в ответ более горькое отражение его эмоции.              Вскоре он уже поглощал салат с мясом, заботливо принесённые на подносе. Пригоршня голубой приправы Дино уже даже не пугала, скорее наоборот, привычность её употребления усыпляла взбудораженную нервную систему, смягчала углы осознания, которое неминуемо пришло. Ангел, не прожевав до конца, произнёс:       — Это был не кошмар. Там, в пещере… всё было по-настоящему.              Винчесто не моргнул, не отвёл взгляда. В глазах его сверкнуло что-то до боли похожее на гордость и жалость одновременно, противоречивый коктейль из сложного сочетания чувств.              — Произошедшее — моя вина. Я так боялся, что нас увидят вместе, что подверг тебя опасности.       — Не в первый раз, — добавил Дино не без иронии.       — Не в первый. Но в этот раз твоей просьбы в том не было, как и необходимости проходить через такие ужасы.              Ангел потянул руку к мужчине, просто чтобы дать знать, что он не видит в случившемся ничего, кроме злого рока судьбы, однако не ожидал, что адмирон от его пальцев отшатнётся.              — Кхм… — он молча указал взором на дверь.              Дино снова посмотрел туда, амулет по прежнему качался от сквозняка. То, чему он поначалу не придал значения, приобрело смысл: помимо оповещения теперь в амулет была добавлена энергия отслеживания, она неуловимым шлейфом охватила фигуру демона, реагируя на каждое его движения. Несмотря на то, что отца дома не было, его незримое присутствие теперь ощущалось в лёгкой прохладе, витающей в комнате. Одно касание — и Фенцио об этом узнает в тот же миг. И всё же, Винчесто был рядом, что скорее настораживало в контексте обстоятельств пропажи Дино.              — Где папа? И… Как ты оказался здесь? — ангел качнул головой.       — Об этом в двух словах сложно рассказать, — Винчесто усмехнулся от упрямости, мелькнувшей в чужой позе. — Так что самое время начать.              В рассказе его было всё чересчур складно. От прибытия Фенцио к нему домой до шантажа посредством возможности обнародования их связи; от новостей, что рассказали друзья Дино до осуществления самоубийственно рискованной операции вызволения его от ангелов во главе с Рафаилом, взявшим на себя бразды правления Шепфа. И всё же, парню было сложно принимать случившееся на веру. Сам он помнил мало что, помимо голоса, что звал его, кажется, из самого Небытия. Татуированную руку, что тянулась к нему, выкрученные неестественно огромные, красные крылья. К моменту, когда адмирон закончил повествование на том, что они с ангелом Фенцио и архидемонами всё же ворвались в пещеру, Дино его прервал:       — Я хочу кое-что спросить, если позволишь.              На губах Винчесто мелькнула мягкая улыбка.              — Если это касается состояния Его благородия, то он уже полностью восстановился.              Нельзя сказать, что услышанное не вызвало у Дино облегчение, напротив, мысли, еле удерживаемые им, в тот миг накрыли ангела с головой. Воспоминания были рваными, но крик Люцифера, его рука, тянущаяся к Дино бесстрашно, невзирая на огонь и фонтаны крови, расплескавшиеся между ними — всё было более чем реальным. Отчего-то перед глазами вспыхнул образ из забытого сна: громко и быстро колотящееся сердце в его ладони. Оно плотно ассоциировалось с Люцифером при всей абсурдности. Но у Дино и впрямь было ощущение, что в миг своего воскрешения демон перед ним обнажил нечто большее, чем своё покалеченное тело. Всю слабость перед ним, всю ранимость и желание спасти он возложил на пьедестал самопожертвования — вывернулся внутренностями наружу перед ангелами, перед отцом Дино. Подобное нельзя было просто равнодушно принять, как какую-то безделушку.              Дино до сих пор мерещилось чужое сердцебиение в ладони. И от этого его собственное, сбиваясь, спешило вперёд.              — Я… рад это слышать, — ангел опустил глаза, надеясь, что Винчесто не заметит в них тот блеск, которого при взоре на него у юноши не было никогда.              Но адмирон не казался ни капли этим обиженным. «Впрочем, я убрал из его памяти наш поцелуй. Как и все выводы, к которым мы после него пришли… Повлияло ли это? Насколько многое переменилось в нём?» — соблазнительная идея посмотреть всё произошедшее глазами демона скользнула по краю сознания, но Дино отмахнулся, жадно вгрызаясь в салат. Ему стоило адекватно оценивать свои силы и последствия решений.              — Меня беспокоит один момент. Ты сказал, мой папа пришёл к тебе в дом, уже зная, что я там был. Откуда?              Винчесто нервно улыбнулся.              — Мне пора перестать удивляться тому, что даже проспав несколько суток ты сразу умудряешься определить корень зла, — браваду сбил тяжёлый вздох. — Если честно этот вопрос и мне не даёт покоя. Ангела Фенцио я не спрашивал, признаться, итак было скверно постоянно под его взглядом испытывать чувство вины.       — Ты был не обязан. Папа может считать, как хочет, но это было моё решение. Если бы ты не ответил на то моё письмо — я бы не вернулся в школу ни с чем. Искал бы другие варианты.              Адмирон пристально вгляделся в волевое выражение на лице юного ангела. Должно быть именно оно заставило его ответить мягче.              — В любом случае… Ответа у меня нет, — Винчесто прищурился. — Твои друзья-ангелы, те, что знали о нашем контакте, могли бы?..              Дино резво замотал головой.              — Нет, — мужчина вскинул брови вопросительно. — Они бы не сказали, ни за что.       — Не обижайся, но чрезмерная уверенность меня пока убеждает в обратном. В жизни обычно так и бывает, что самый очевидный вариант — тот, от которого отнекиваешься. Если твои друзья просто догадывались и рассказали обо всём ангелу Фенцио, не буду врать, исход неприятный, но разумный. И мне бы стало легче, не придётся мучаться догадками, как ещё мы могли выдать себя.              Несмотря на шутливый тон, Дино не ответил тем же.              — Ты можешь считать, как тебе угодно. Астр и Сэм ничего не рассказали.       — Но они знали?       — Сэми… Догадался, я думаю.              Винчесто махнул рукой, признав для себя этот спор гиблым делом.              — Пускай, на всё воля Сатаны. Лишь бы в дальнейшем неизвестный нам источник в таком случае не дал о себе знать. Подумай об этом.              Ангел сменил тему, отодвинув пустую тарелку. В его животе ещё урчало от голода — опустевшее без энергии тело жадно компенсировало дефицит.              — Ты так и не ответил, где мой папа сейчас.              По лицу мужчины пробежала рябь былого волнения. Подняв брови, он максимально прозрачно намекнул:       — Возможно тебе для начала следует стабилизировать энергию и силы.       — Слабость не мешает мне думать.              Холодность, несвойственная ангелу бо́льшую часть их общения, проявилась для мужчины неожиданно, как будто он не ожидал, что на подобную упёртость у парня хватит сил.              — Ты ставишь меня в неудобное положение, Дино. Мне было велено держать тебя в уединении и спокойствии, грубо говоря, кормить с ложечки, но никак не вываливать на твою голову всю сложность ситуации.       — Местонахождение моего отца — тайна мироздания? — Дино покачал головой. — Тебе не кажется, что, учитывая недавние события, меня можно посвятить в подробности хотя бы из жалости, не говоря о справедливости?              Адмирон явно хотел бы ещё поспорить, однако оборвал себя же, едва успел нахмуриться. Лицо Дино – волевое, несмотря на слабость, не внушало ничего подобного жалости. Урчание живота ангела разорвало тишину.              — Погоди.              Лишь когда перед Дино оказалась двойная порция салата, тут же беззастенчиво поглощённая, демон, свободнее задышав без пристального взора ангела, обронил:       — Ты должен понимать: я сообщу то, что от тебя планировали скрывать как можно дольше. Сам я считаю это верным решением, но опыт подсказывает, что при отказе ты можешь начать искать информацию где-то ещё, что отдыху не способствует.              Прежде Дино бы смутился такому описанию. Но сейчас отчего-то не стал. Даже несмотря на убранные им воспоминания, за время их общения адмирон и впрямь сумел разглядеть самую его суть, которую не затмил бы ни один порочный поцелуй.              — Твой отец, как преподаватель и законный представитель твоих интересов, был вызван со стороны истца, в нашем случае школы, в суд над ангелом Рафаилом.              От этих слов в груди растеклось что-то обжигающее, притягательное и пугающее. С трудом сглотнув овощи, вставшие в глотке комом, Дино выпрямился. Ослабевшие крылья совершили нервные взмахи, вызывая боль в мышцах спины. Ангел просипел, не в силах спрятать нотки, прежде не звучавшие в его голосе:       — Его… судят? — кивок не убедил. — Из-за меня?              Винчесто облизал быстро губы, ответив, пожалуй, тише нужного.              — Из-за причинения вреда наследнику Ада. Но мы с тобой оба понимаем, что это лишь мишура. Истинная причина в том, что эта ангельская мразь заслужила справедливый суд во всём его великолепии, пусть истинное обвинение и останется между строк.       — Раз так… почему в суде папа? Почему не учитель Геральд?              Адмирон дёрнул крылом, явно пытаясь скрыть нежелание делиться подробностями.              — Ангел Фенцио был тем, кто вызвал в связи с инцидентом сотрудников Цитадели, соответственно, его показания для дела более ценные. Плюс, твоё исчезновение тоже имеет какой-никакой вес на суде, — поджав губы, мужчина добавил. — Хотя как по мне, это всё сюр без твоих показаний и показаний Люцифера.              Дино прислонил ладонь к груди, пальцами ловя медленное биение своего сердца, спокойное и размеренное. «Не понимаю… Разве эта несправедливость не должна меня раздражать? Или я что-то путаю?» — отвлекаясь от размышлений, ангел качнул головой.              — Пока Рафаил несёт наказание — детали не так важны. Мне… уже не важны, — Винчесто обратил внимание на пальцы парня, как они скользнули под ткань рубахи, пытаясь поймать физическое воплощение пульса.              Его малиновый взор заискрился сочувствием.              — Верно. Тебе вообще больше не нужно об этом думать, по крайней мере, пока. Ты пережил то, что не каждому бессмертому доводится, ещё и в столь юном возрасте, — покосившись на амулет, Винчесто решился всё же подхватить качнувшегося Дино под локоть, помогая опуститься обратно в кровать. — После воскрешения период восстановления очень долгий. И даже то, что ты проспал пару дней, делу не сильно помогает.              Ангел ощутил, как получившее пищу тело обмякло. Весь его вес пригвоздил Дино к кровати, точно толстые верёвки обвили запястья и лодыжки, не давая пошевелиться. Веки налились свинцом, когда юноша пробормотал:       — Я себя странно чувствую, по-другому.       — Это пройдёт, — тёплая ладонь невесомо скользнула по его лбу, убирая волосы, но почти сразу же прикосновение растворилось дуновением ветра.       — И я кого-то видел… — зевок оборвал Дино. — Кого-то в голове…       — Тш-ш, теперь точно пора отдыхать.              Сон одолевал его, как тяжёлый камень, упавший на грудь; рыболовная сеть, впившаяся в крылья; ласковый зверь, утягивающий в свою обитель. С ним не хотелось бороться, нежданное смирение естественно, как дыхание, позволило Дино отпустить ситуацию чуть ли не непростительно легко. «Меня убили, отчего же на душе так спокойно? Тот ли я, которым был? Эти мысли… как будто незнакомы мне», — лицо адмирона, забирающего оставшуюся после еды посуду, скрылось за опущенными веками вместе с желанием нырять в пучину своей души, вернувшейся с того света одними только его усилиями, несмотря на намерение лишить его жизни.              Оставшись наедине с собой и уже почти провалившись в сон, Дино показалось, что кто-то куда меньше взрослого уронил голову ему на грудь, тоже позволяя себе вздремнуть под аккомпанемент сердцебиения юноши. Ангел попытался окликнуть незримого бессмертного, хоть как-то коснуться его, но не шевельнул ни одним мускулом с поразительным безразличием.              

***

             Рука зависла от двери в жалких паре сантиметров. Она покачивалась в воздухе, как ветка от порывов ледяного ветра. Затёкшие мышцы напоминали о себе неприятным чувством чесотки под кожей, но Сэм, даже при всём осознании того, как глупо выглядит, не мог заставить себя просто постучать уже. «Чёрт возьми…» — пробормотал ангел себе под нос и осмотрелся: коридор общежития был погружён в ночную дрёму. Оно же и к лучшему, объяснять, что же он забыл у двери демона, парню не слишком хотелось.              Хотя, может и не пришлось бы. В последние несколько дней после обнаружения Дино, пролитых слёз счастья и неверия, в связи с начавшимся судопроизводством школы достоянием общественности стали весьма неприятные подробности. Факт того, что сам младший брат архангела Гавриила, судьи, пошёл на подобное в том числе из-за своей неприязни к демонам и всех, кто относился к ним сносно, особенно Дино, повергли всех в шок. Ссоры на уроках и постоянные огрызания вмиг оборвались, словно студенты только сейчас, после непоправимой трагедии, чудом обошедшей их курс стороной, провели логическую цепочку между их собственной неприязнью и тем, как её выразили выпускник-ангел с командой по крылоборству впридачу.              Но преподаватели, казалось, поняли это ещё быстрее них, а потому на первом же занятии на следующей день после инцидента, сплетни о котором распространялись со скоростью лесного пожара, Геральд, отбросив учебник на полку, отставил стул от своего стола, передвигаясь к центру аудитории.              — Так… Отложили всё. Прохождение учебного плана откладывается в связи с чрезвычайной ситуацией. И не надо делать удивлённые лица, мы все понимаем, о чём я говорю.              Демоны, особенно Ариэль, не отрывающая глаз от пола, послушно оставили на местах лекционные свитки, а вот ангелы не смогли сдержать испуганной колкости, не смотря на то, что Валентин, не отрывая от бывшей возлюбленной сочувствующего взора, без вопросов зашагал к центру:       — Учитель Геральд, при всём уважении, у нас ведь скоро экзамены, — под ледяным взглядом говорящая девушка замолчала.              Геральд кинул взор на молчащую компанию студентов, которые прежде не упускали случая выразить всё, что они думают о подобном равнодушии, но те, обессиленные, жались друг к другу на стульях, как замёрзшие птенчики. Сэми, Лилу и Астр сидели с одной стороны, Ади и Мими же с другой. Девушки держались за руки, их лица были полны усталости несмотря на то, что им сообщили первым по распоряжению ангела Фенцио: и Люцифер, и Дино были живы. Но подобная боль не могла не оставить след.              — Экзамены… Да чему вас можно научить, раз вы элементарного до сих пор не понимаете? — Геральд взмахнул крыльями. — Садитесь… Случившееся между ангелами с участием сына Сатаны показывает одно: пусть все речи про важность равновесия вы слышали, но не слушали. И раз так, не сомневайтесь, я сотру себе горло в кровь, но вдолблю в каждого из вас одну простую мысль, которую, кто бы что не говорил, нам не изменить: ангелы и демоны равны. Не в службе, не в учёбе, не в межличностных отношениях, а в своей сути. У нас разные роли, но мы в своей сущности одинаковые. А теперь мы по кругу будем рассказывать всё, что нам когда-либо говорили плохого о бессмертных с другим цветом крыльев, кто, когда…       — Разве это этично? — Ости с её идеальным тоном алой помады казалась сейчас издевательски спокойной, но что-то в её напряжённой позе давало понять: она спрашивает искренне.              Преподаватель выдержал паузу, решившись ответить, должно быть, не так, как ему было велено.              — Ваши сокурсники едва не погибли. Пусть вы считаете себя взрослыми, но пока вы учитесь — для меня вы ещё дети. Это не этично, ни черта не этично. Но чтобы этого не повторилось, я уж прошу вас вылить всю эту гниль из себя сейчас же и осознать, что вы не одни подвергаетесь сомнениям о нашей истинной природе. И это нормально. А поверить в мерзость, что вы впитываете от зазнавшихся бессмертных, я вам не позволю, уж не сомневайтесь, — обведя учеников тяжёлым взглядом, Геральд продолжил спокойнее. — Итак… Кто-то хочет выступить первым?              Поначалу со скрипом, робко в воздухе разлились первые откровения, как со стороны ангелов, так и демонов. Сэм молчал: язык его словно прилип к нёбу, но он впитывал как губка каждое слово, находя глубоко внутри себя то, что отзывалось ему на каждый комментарий, каждое обвинение, каждую попытку «исправить дефект» по отношению ангелов и демонов друг к другу. Он сам слушал всё это всю свою жизнь. О том, кто на самом деле лучший; кто должен кого слушаться, подчиняться; кто не достоин внимания от другой стороны. Ангела начало немного потряхивать, когда тяжёлое крыло Астра легло ему на плечи, придавливая своим весом, успокаивая. Сэм покосился на крылоборца: друг никогда не говорил слов поддержки, но ему это было не нужно. Он старался, как мог, о чем красноречивно говорила рука Лилу, заботливо сжимающая его нервно трясущееся колено.              Взгляда Ади поймать ангел не мог. Рыжик пробыл на занятии совсем недолго, и всё время пытался как-то утешить Мими, сильно переживающую. Люцифера после произошедшего в пещере направили прямиком в адскую лечебницу: в стрессовой ситуации он отрегенерировал сломанное крыло слишком быстро и оно срослось неправильно, что теперь было исправлять куда болезненнее и тяжелее. Но задерживаться в преисподней Люцифер не планировал, а потому вернулся в общежитие уже к ночи, пусть и пробиться к Дино ему бы никто не позволил. Так что продолжить лечение пришлось уже здесь, своими средствами, слуг Ада наследник к себе не подпускал, самыми бранными словами посылая их куда подальше, пусть и испытывая без необходимых амулетов невыносимую боль. Потому Ади и ушёл, не досидев и часа, по разрешению Геральда. Позволить себе оставить товарища наедине с такой болью он просто не мог.              Несмотря на то, что Сэми ни проронил ни звука во время чужих откровений, нельзя было сказать, что ему не хотелось. Просто это было не для всех, не для безразличных его сердцу бессмертных. Учитель это как будто бы тоже понял, не став пытать, лишь кивнув.              — Очень хочется верить, что для вас наша беседа не пройдёт бесследно. Но даже если вдруг так, я не пожалею времени на это ни раз и ни два.              Это и крутилось у ангела в голове до сих пор, даже в сумерках напротив двери Ади. Сэм в итоге даже не осознал момент, когда всё же набравшись смелости, рука его отбила по деревянной поверхности спешный ритм. Тишина разорвалась шагами, ангел стал одергивать рукава белой кофты, зачем-то поправляя волосы. Однако из-за двери высунулось, к его удивлению, личико Мими, уставшее, но полное умиротворения.              — Сэми?       — Ох… Ты тут, — ангел заглянул за её плечо в комнату.              В темноте можно было различить только силуэт Люцифера: демон лежал на боку на кровати, накрыв себя заживающим крылом с головой. С уст его срывалось что-то, похожее на мычание во сне. Демоница с сочувствием обернулась к другу.              — Да… Я предложила сменить Ади. Люци плохо переносит отсутствие амулетов, но всё равно на возвращение в Ад не соглашается ни в какую. С кем-то рядом ему немного лучше.       — Почему не соглашается?       — Не говорит… Но мне кажется… — девушка укусила нижнюю губу. — Он боится пропустить момент, когда можно будет увидеть Дино.              Сэми снова посмотрел на товарища, его фигуру, скрывающую под слоями мышц и костей невообразимую мощь, сейчас кажущуюся столь хрупкой, сломанной. Мими перевела на него взор и понимающе вскинула уголки губ.              — Кажется, Ади что-то говорил про крышу. Хотел проветрить голову.              Ангел подавил желание отрицать очевидную причину своего появления, хотя бы при той демонице, которую он мог назвать подругой. Взамен Сэми, прежде чем уйти, обронил:       — Демонам от недомогания может сок яблок Евы помогать, как аналог обезболивающего. Если получится, добавь в чай или лекарство, как проснётся.              Мими оставила на его щеке лёгкий поцелуй, прежде чем дверь мягко закрылась, дабы не разбудить сына Сатаны. Сэм аналогично не стал тянуть, ноги сами его понесли к ближайшему окну. Крылья с силой совершили два взмаха — тело воспарило вверх, подобно пёрышку.              Отчего-то в груди зазвенела тревога, Сэми отчетливо осознал, что боится упустить момент своего редкого желания быть откровенным. Яркая рыжая макушка не была видна, но облетев крышу дважды, ангел заметил под одним из навесом бессмертного в накинутом капюшоне. Он сидел тихо, свесив одну ногу над большой высотой безразлично, внимательно читая рукописные лекции. Сэм на подлёте даже засомневался — не ошибся ли? Но когда лицо парня повернулось на звуки взмахов крыльев, нос защекотала корица. Ади вскинул брови, не сумев скрыть изумление.              — Сэми?       — Ага… Это я, — ангел приземлился на край, не желая стеснить друга, но неожиданно маленький выступ заставил его покачнуться. — Мать-перемать…              Крепкая рука вцепилась в его запястье, а смешок, в противовес хватке, мягкий, вызвал на скулах прилив тепла.              — Да уж, Лу была права, я на вас, ангелков, плохо влияю. Ругаетесь уже, как сапожники, ай-яй.              Сэм фыркнул, впрочем, тут же замолчав, уткнувшись глазами вниз, на землю, такую далёкую от крыши. Ади подвинулся, и ангел поскорее присел, чувствую вместе с холодом черепицы столь долгожданную опору.              — Я тебя еле нашёл. Не думал даже, что в такой кармашек можно поместиться бессмертному, — на крылья давил навес, не давая окончательно расслабиться.       — Да… Захотелось побыть одному, вот я и решил куда-то забраться подальше, — без привычного шутовского тона прозвучало непривычно серьёзно, и Сэми волнительно заёрзал.       — О… Я не вовремя, извини…              Ади свернул свиток, перебивая.              — Нет. Я неправильно сказал, — он провел рукой по лицу, и Сэм заметил, что на веснушчатом полотне круги под глазами выделялись куда ярче прежнего. — Захотелось побыть там, где кто попало не будет пялиться. Это не относится к ребятам и тебе.              «После того, что произошло с Дино, к нам ко всем повышенное внимание. Ангелы помалкивают, а вот демоны… С учётом необходимости заботиться о Люцифере, как же это может вымотать?» — Сэм неловко молчал. Пальцы впились в штаны на коленях, оттягивая до боли под ногтями ткань. Слова, столь отчаянно ищущие выход прежде, сейчас потерялись в глотке, и ангел это ненавидел. Он хватал ртом воздух, как рыба. Только сейчас Сэми остро осознал, сколько раз прежде своей лёгкостью Ади спасал его, лишал мук сомнений и бесконечной рефлексии. Мысль эта придала сил.              — Я хотел поговорить с тобой.              Ади скосил глаза на ангела. Из-под тени капюшона его взгляд вышел резким, но уже не колючим.              — О чём?              Сэм повернулся к демону лицом. Между рёбер закололо: он пугался каждого своего слова, трясся, как загнанный заяц. И всё же говорил, через страх, через невообразимый ужас быть посланным куда подальше после всей боли, что он смог причинить тому, кто никогда ни одним поступком его не обидел.              — О… О нас. Я хотел… — облизав губы, Сэм покачал головой. — Вернее, хочу чтобы ты знал. О том, что у нас было с Дино… Я очень сожалею, что ты об этом узнал так, и Люцифер. Я не должен был на вас это выливать вот так, тем более, что это не имеет ничего общего с тем, что происходит между… Между Люцифером и Дино. Между мной и… тобой. Я не хотел причинять вам боль. Между нами с Дино и быть ничего не может, это был просто какой-то сумасшедший порыв из-за всего произошедшего с индриком и нашей ссоры…              Ади перебил его неожиданно решительно, но без злости. Скорее, устало.              — Сэми, я уже не злюсь, — ангел поражённо застыл. — Злился, когда узнал. На вас обоих. Хотелось как минимум за шкирку потрясти, чтобы вся дурь из головы ушла. Но это быстро прошло. Как бы мне ни было неприятно, глупо было бы отрицать, что с учётом всей ситуации, ваша пьянка с последующими глупостями — не самое страшное, что могло случиться.       — Уже не злишься?..              Ангел покачал головой беспокойно.              — Такого быть не может. Я же тебя оттолкнул при всех. Затащил нашего друга в постель, потому что решил, что умнее всех, что смогу создать причину его удержать от необдуманных поступков. Я же всё… Всё просрал.              Ади удивленно уставился на друга, услышав в его голосе надломленную хрипотцу.              — Сэми…       — Я даже сейчас не могу сказать прямо. Я ведь уже решил в классе, что должен, хотя бы тебе… И не могу. Просто не могу. Ты обязан на меня злиться. Я должен вымолить прощение.       — Зачем? — демон покачал головой. — Разве сам себя ты наказал недостаточно? Всеми этими мыслями, вечными сомнениями, угрызениями совести. Я бы и правда мог злиться, но… Зачем, если сам факт, что ты мне нравишься, для тебя уже мука?              Ангел посмотрел на парня во все глаза, распахнув их как никогда широко. Ади горько улыбался, и от его выражения лица, лица демона, который принял на веру, что нет худшей участи, чем стать тем, к кому он испытывает чувства, из Сэма вырвалось ничем неудержимое, отчаянное желание показать себя настоящего. Юноша и обдумать не успел последствия, когда стиснул пальцами ткань капюшона Ади, и притянулся к его рту, как утопающий, желая последний раз вкусить спасительный кислород.              Это было совсем не похоже на болючие, стерильные в своём физическом воплощении ласки с Дино. Тогда они глушили что-то, позволяли не думать ни о чём, жить эгоистичным желанием забыться вместе с другом обо всём сложном и страшном. Сейчас же всё сознание ангела превратилось в оголённый нерв, он не отрывался от губ демона, потому что не знал, как больше не сможет без этого жить. Боялся — и целовал, жадно, прытко, пока хватает смелости. Из горла вырвался сиплый вздох, когда в рот ангела проворно скользнул чужой язык, и по телу от этого прошла волна дрожи.              Перья распушились, и на мгновение тело поддалось назад, той частью, что боялась, как огня, этот манящий дурман откровенности. Сэм тяжело дышал, смотря на Ади, который так жался к нему, что едва не выползал из одежды: капюшон, как змеиная кожа, сполз ему на шею, рыжие волосы так и хотелось ощутить подушечками пальцев.              — Отстраняешься… потому что с ангелом больше понравилось? — Ади выпалил как на духу, видимо решив, что большего он не выдержит, и если всё и обрывать — то сейчас.              И Сэми подумал о том же, помотав головой бессильно.              — Нет… Потому что страшно, что хочу ещё.              Более ему не позволили произнести ни звука. Ади, видя, как белые крылья уже вжимаются в стену узкой пристройки, без сомнений дёрнул после этого ноги Сэма на себя, перекидывая их через свои колени, прежде чем ангел бы ещё дал хоть одной гадкой мысли разуверить себя, что он не чувствует себя сейчас счастливее всего в жизни. И поцеловал, так, что и без слов становилось ясно как долго демон об этом мечтал.              

***

             Ощутив ледяное прикосновение ко лбу, Дино сразу проснулся. Даже не потому что нос защекотал запах мяты: это он ощутил потом, как знакомый морозный аромат застудил вместе с ноздрями все его внутренности, вызывая странный контраст нежности и вместе с тем беспокойства. Нет, его выкинуло из лечебного, долгого сна нечто другое: ощущение дежавю, прежде им не испытываемое.              Дело ли было в редких прикосновениях со стороны родителя, но почему-то именно сейчас в голове ангела соткалось из обрывков образное воспоминание, может даже не настоящее. Он помнил, как лежал также, в детстве, на большой, неестественно твёрдой постели, а может и не на ней вовсе, мучаясь жаром, когда всё недомогание ушло, стоило только холодным пальцам коснуться его лица. Тогда Дино, распахнув глаза, увидел зрелище, которое казалось сновидением по прошествии времени: лицо отца, гораздо более юное, ещё не тронутое течением времени, нависло над ним, заслонив солнце. И никогда в его глазах не было столько неприкрытых чувств к своему ребёнку, сколько тогда…              — Пап…              Дино подорвался, через дрёму разглядев тот самый образ, но стоило ему подняться, как видение развеялось. Фенцио одёрнул руку от лба сына почти сразу, когда ангел буквально вжался в него. Лицо нырнуло к плечу, пальцы впились в ткань рубахи, а крылья потянулись вперёд, как будто желая заключить родителя в кокон. Чувство защиты, столь непривычное, поселилось в нём с момента спасения его и Люцифера от Рафаила отцом — только тогда давая понять Дино, как ему не хватало подобного. Прежде бы он стыдился этого факта, но после собственного воскрешения голос ангельской благодетели затих. Он цеплялся за отца отчаянно и не был готов отпускать.              Фенцио застыл, весь одеревенев в первое мгновение этих объятий, казалось, первых от его сына за долгие и долгие лунные годы. Можно было ощутить, как перья на его крыльях встали дыбом, а каждая мышца напряглась. Несмотря на то, что Дино физически чувствовал, насколько прикосновения были для его отца непривычны и даже пугающи, он не разжимал пальцы. И через несколько мгновений ощутил, как его почти неловко погладили по голове, поддерживая за плечо.              — Дино… Тебе нельзя так резко двигаться, — старшему ангелу пришлось прерваться, слишком очевидно было в его тоне беспокойство. — Что с тобой? Что-то болит?              Дино помотал головой, не отстраняясь. Глаза его были сухими, но физически он ощущал себя словно в рыдании, выплёскивая свои искренние чувства.              — Прости меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы ты волновался… Я не знал, что всё будет так, что тебе придётся такое переживать... Я боялся, что не увижу тебя, и ты меня запомнишь… Таким, после ссоры… Прости, прости, прости…              Мужчина замолчал, ничего не отвечая, но когда Дино уже и не ждал ответа, то ощутил, как крылья отца накрыли его. Недомолвки, хитрости, ложь — вся мишура рассыпалась, обнажая простые, но столь важные слова, которые Дино никогда не решался сказать, всегда в тайне желая услышать их первым, боясь, что выставит себя глупым, если выложит всё, как на духу. Но перед ликом Небытия, смерти — это больше не было важно. Во всяком случае, не сейчас.              Фенцио отозвался спустя несколько минут молчания. Голос его был глухим и пустым, словно это он, а не его ребёнок пережил собственную первую смерть. Дино ощутил, как его взяли за лицо, и уставились прямо в глаза. Никогда ещё он не видел своего отца таким бессильным перед ним.              — И ты меня прости. Прости… За всё.              Ангелы замолчали, точно боясь, что разжав объятия они потеряют и эту драгоценную откровенность. Слова прощений срывались куда охотнее слов любви, заменяли их, но посыл несли одинаковый — в этом сомневаться не приходилось и не хотелось.              Стоило многотонному грузу вины свалиться с плеч Дино, как словно Шепфа поднял ему веки. Помимо фигуры отца, будто сошедшего из глубин воспоминаний, стало заметно убранство комнаты, освещённой светом Луны. На небе уже давно сумерки превратились в ночь. «Долго же я спал с момента разговора с Винчесто», — юноша едва заметно повернул голову, устроившись на родительском плече, заметив на соседней постели россыпь каких-то листов с зачарованными печатями. Знакомые окантовки скрещённых между собой перьев, зависших над знаком весов, не оставляли сомнений, откуда появились данные документы.              — Ты уже вернулся из суда, — не став лукавить, Дино обозначил свою осведомленность прямо, увиливать было физически тошно.              Но вместе с тем правда словно разорвала, взорвала что-то в воздухе, пучок споров реальности, втянутых тяжёлый вздохом. Фенцио, придерживая за плечи сына, точно оторвался от амулета правды, вновь прячясь за нахмуренным выражением.              — Этот демон тебе рассказал?              Холодок в его голосе заставил задуматься, с чего вдруг низвергнутый престол даже по прошествии стольких лет считает, что способен помыкать кем-то вроде адмирона, личного прислужника супруги Сатаны. Дино бы мог приберечь это на потом… Но слова рвались из него, как дикие птицы.              Последствия ли это были воскрешения или собственное переосознание жизни? Ответ на это был неизвестен, однако страха в Дино не было. Наоборот, он как никогда ощущал непоколебимое спокойствие.              — Папа, я думал, ты уже понял: нет ничего, что ты бы мог от меня утаить. Особенно подобный факт, известный всем, кроме меня. Дело тут не в адмироне Винчесто.              Глаза мужчины расширились, Фенцио глядел на своего сына не моргая. Он словно пытался разглядеть намёк на какую-то манипуляцию, нервный срыв, истерику, но даже по отсутствию колебаний энергии Дино было ясно — он как никогда был в себе. И это столь же утешало, сколько и напрягало.              — …Да, кажется теперь я это осознал окончательно.              Фенцио провёл рукой неловко по волосам Дино, отросшие пряди скользнули за уши, открывая бледное от долгого восстановления лицо.              — Мне кажется, нам пора поговорить, — произнёс Дино, чувствуя, как крылья трепещат. — Ты так не думаешь?       — Не думаю, — прежде чем сын что-то ответил, он пояснил. — Ты едва начал восстанавливаться, пережил такое сложное состояние, как воскрешение… Ты даже оперение не сменил после ожога.              Дино обернулся и потянул крыло в сторону. Нижний ряд оперения, опалённый, грязно-серый, в очередной раз напомнил о запахе той пещеры, том чувстве, когда буквально вползешь в окоченевшее, познавшее холодок Небытия тело. Но несмотря на омерзение и усталость к этим воспоминаниям, ангел осознал, что это трогает его не так сильно, как должно было. Словно та его часть, что не могла выдержать произошедшего, безвозвратно исчезла, сгорела в кучке пепла, когда Дино ожил, внушая всем своим обидчикам страх.              Обернувшись к отцу, юноша повторил:       — Это не меняет того факта, что поговорить нужно. Придётся, даже если ты не согласен, — Фенцио от бескомпромиссного ответа распушил перья, но молчал. — Папа… Ты меня спас, спас Люцифера. Заботился обо мне всю жизнь, как считал нужным. Но пойми: я не буду в благодарность за это делать вид, что не замечаю всех странностей. Я узнал правду о себе. Ты просто не можешь больше молчать, это уже невозможно. Сказать прямо будет лучше.              Словно в подтверждение своих слов, Дино, сжав мужчину за руку, пристально уставился ему в глаза. Зрачки родителя манили, как дверь, хранящая за собой столько секретов… И всё же, ангел сдерживался. Не потому что было страшно или стыдно — это отступило на задний план. Переживал, что от перепада энергии не выйдет, и не хотел доводить до такого. Однако взор этот дал понять Фенцио как будто больше, чем Дино пытался передать. Уловив в лице юноши что-то принципиально важное, старший ангел наконец кивнул.              — Тогда вставай. Нам нужно посетить одно место.       — Папа… — вопросы оборвались твердым голосом.       — Если ты хочешь правды настолько, что моё мнение для тебя более не имеет смысла, то попробуй хотя бы встать. Докажи, что готов, — вспорхнув с постели Фенцио покинул спальню.              Когда Дино попытался последовать за ним, то осознал, насколько переоценил свои силы, сидя на мягкой перине в переплетении одеял. Тело его не слушалось, мышцы ужасно ныли, а от каждого неловкого движения шеей голова кружилась до тошноты. И всё же медленно передвигаясь ангел смог сначала одеться, потом как-то провести по волосам щёткой. Рукой Дино коснулся подбородка и, ощутив щетину, замялся, глядя на настойку русалочьей воды. И всё же воспользовался — хоть что-то привычное в нём должно было остаться для отца, пусть сам ангел себя узнавал с трудом уже даже со свежеумытым лицом.              На кухне его ждала тарелка с рыбой и овощами, Фенцио сидел подле, задумчиво глядя на синюю приправу в блюде, насыпанную с горкой. Дино подошёл к столу и присел, беря без сомнений вилку. Когда ангел встретился взглядом с отцом, то заметил, насколько тот напряжённо наблюдает за его действиями.              — Я уже осознал, что эта добавка мне не вредит. Во всяком случае, на моих способностях это не сказывается, — ангел подцепил вилкой еду. — Она ведь должна на что-то влиять?              Пожалуй за этим столом как никогда приятно было высказать то, что крутилось на языке долгие лунные годы. Фенцио не изменился в лице, но его черты смягчились. Его не беспокоили вопросы — скорее вид сына, уталявшего голод, был важнее всего.              — На что-то должна.       — На то, чтобы я не мог быть ап…              Молниеносная хватка на рту буквально сбило слово с его губ. Хлопок вышел громким, почти болезненным, но несмотря на реакцию тела, ни ужаса, ни тревоги не промелькнуло в ровном отпечатке энергии, отдающей мятой. Дино поперхнулся воздухом, он вырвался из ноздрей сбивчиво. Прежде чем он успел осознать, что пальцы на рту принадлежат не тому, кто хочет его заткнуть навсегда, инстинктивно Дино сомкнул на коже зубы. Но отец не одёрнулся, лишь ослабив хватку.              — Я потому и попросил тебя собраться. В этих стенах это слово не будет звучать никогда, — старший ангел оторвал ладонь, стирая с кожи отпечаток укуса. — Извини, что схватил.              Дино не стал говорить, что этот жест напомнил ему. Не хотелось об этом вспоминать, странно было другое. «Я даже напугаться не успел, а уже укусил. Словно физически реагирую быстрее, чем осознаю всё. Как странно… Будто во сне или в такие моменты действую по указанию кого-то другого. Что за чушь? Может, я на самом деле напуган, просто не могу это осознать, до конца не восстановившись?»              — Ничего, — стерев с губ неприятное ощущение. — Я долго ждал, так что могу подождать ещё.              Доедал Дино в молчании. Так странно: даже не подозревая, что когда-то сможет поговорить с отцом об их семейных тайнах так прямо, он не ощущал ни предвкушения, ни радости, ни нетерпения. Только коленки отчего-то дрожали, приходилось прижимать ноги вплотную, чтобы это было не так заметно. Фенцио же как обратился в статую, задумчиво пальцами оттягивая до боли прядь волос.              Когда юноша отставил тарелку, уже приготовившись её помыть, родитель очнулся от размышлений. Взмах руки: посуда приземлилась в раковину.              — Уже поздно, не стоит тратить время.       — Имеешь в виду, ты планируешь ещё вернуться и выспаться?              Фенцио, подойдя к хранилищу амулетов, кинул задумчиво.              — Нет… Просто лучше нам будет передвигаться в ночи, чтобы не наткнуться на любопытствующих. Накинь плащ.              Прикрывая оперение тёмной тканью, Дино косился через плечо на ящик с амулетами. На своём месте там уже покачивался амулет сокрытия энергии — без него ангел уже ощущал себя непривычно, а потому, заметив его, ощутил слабый укол. Отец вытащил из нескольких магических инструментов наконец-то искомое. Кольцо с окантовкой из чёрного агата приковало к себе всё внимание. «Этот амулет… Я его уже видел. Это же…» — когда Фенцио надел кольцо на палец и обернулся к сыну, тот сразу произнёс:       — Это кольцо Винчесто. Амулет переноса, — нос у отца дёрнулся по-волчьи.       — Как это часто бывает, Дино, верно лишь на половину. Это действительно амулет, но вот только этот демону не принадлежит.       — У него есть точно такой же.              Фенцио, аналогично прикрывая крылья накидкой, ответил с показным безразличием:       — Полагаешь, если адмирон сумел зачаровать сносный амулет для переноса отпечатка энергии через анонимные письма, ему хватило бы искусности создать что-то, что поможет соединить пространство и ускорить поток перемещения физической оболочки? — преподаватель фыркнул. — Даже симпатия не может настолько замылить глаз.       — Ты настолько точно описал процесс работы амулета… Потому что… — столь очевидный ответ показался почти насмешкой. — Его сделал ты?              Вместо ответа отец протянул свой локоть. От пальца, на котором было надето кольцо, уже начало распространяться дуновение энергии, готовое перенести бессмертного по его желанию куда угодно. Дино ухватился за поставленную руку крепко, тут же зашипев. Ангел бы одёрнул ладонь, но она вмиг примёрзла к чужому плащу. Изо рта вырвалось морозное дыхание, а на коже зацвели иниевые узоры.              Вспоминая, как с Винчесто его преследовало во время телепортации чувство удушья, когда тело окутал чёрный дым, Дино сделал вывод, что такие перемещения никогда не бывают приятными. Срастаясь с чужим существом, неминуемо хотелось отстраниться, оторваться, обернуться чем-то пусть неправильным и слабым, но своим. В какой-то момент ангелу даже показалось, что это у него получилось, но крепкая хватка за загривок отрезвила, выкинув разом всю дурноту.              Когда чувство мороза ушло, Дино покачнулся, поначалу проваливаясь в обморок, но оперевшись в подставленное плечо, удержался на краю сознания. Голос отца звучал через вату в ушах.              — Держу. Отдышись.              «Мы не расщепились в процессе телепортации. Ни учитель Геральд, ни Винчесто не смогли меня удержать. Потому что они демоны? Нет, не складывается, ведь Люцифер смог выучить мою энергию, отыскать меня даже среди смертных. Что это со мной — удивляюсь тому, что родной отец знает мой отпечаток. Как же долго мы молчали друг с другом, что это стало открытием», — глубоко втягивая через рот свежий воздух, Дино дождался, когда тошнота перестанет подкатывать и распрямился. Пришлось прищуриться — вокруг почти ничего не было видно несмотря на ясную погоду.              Они были в столице Небес, только в этом месте под открытым небом Луна не могла охватить город целиком, её свет сжирался затемнёнными домами, наслаивающимися друг на друга, раньше, чем касался оперения местных жителей. Поговаривали, подобный материал для жилых построек использовался специально во время войны, дабы запутать демонов во время ночных облав. В противовес спальным районам вдалеке величественно возвышалось здание Цитадели, где заседал Совет. Она издевательски на многие мили красовалось собой, белокаменной и позолоченной. Дино, уставившись на неё, перевёл на родителя взгляд. Фенцио глядел на место, что пережевало и выплюнуло его за ненадобностью, разочаровавшись, с поразительным безразличием. Так смотрят на бывшую возлюбленную, на могилу члена семьи, когда скорбь ушла.              — Ты точно хотел перенести нас сюда?       — Да, — поправив плащ, ангел, всё ещё придерживая юношу, зашагал в сторону переулка. — Не отставай.              Улицы были пусты, и всё же ощущалось кожей, что тихий вид столицы был лишь прикрытием. Ночь загоняла бессмертных в дома, вынуждая ютиться в тесных комнатах, поджимая крылья. Они встряхивали перьями, косились неодобрительно на низкие потолки, но с надеждой смотрели в окно, ожидая наступление утра, когда с новым днём они смогут высыпаться на улицы и, гордо задрав нос, убедиться, что они достойные жители Небес, отвоевавшие свой угол в тени крыльев Совета.              Фенцио шёл твёрдой поступью, точно зная дорогу. Дино оставалось поспевать следом, поправляя капюшон. Пальцами он бездумно держался за край одежды мужчины, это помогало удерживать равновесие.              — Куда мы идём? — отец недовольно хлопнул крыльями.              «Несвоевременный вопрос», — приняв пока что молчание, ангел задал другой вопрос.              — Нам правда принципиально было перемещаться ночью?       — Ты хотел правды. То, ради чего мы прибыли, раскроет её часть, — старший ангел тоже поправил капюшон, добавив тише. — А ночью мы перемещаемся, потому что будет лучше, если меня пока не будет видно в столице.       — Почему? Тебе нельзя тут быть?              Мужчина признал с недовольством, но не от пытливости сына, а неприглядной истины.              — После суда, на котором я выступал за вынесение наказания ангелу, тем более родственнику архангела, с учётом моего прошлого, многие были, мягко говоря, в недоумении. Слухи разнеслись быстро. Учитывая то, что твоё имя фигурировало в иске, будет лучше пока не светиться, тебе такая слава не нужна.              Фенцио почти свернул за угол, теряясь во тьме, когда резкая хватка дёрнула его назад. Дино сам не понял, как задержал отца, его пальцы стиснули локоть и дрожали. Выражение лица родителя сейчас было спрятано в тени, и это облегчало диалог для них обоих. Юноша выдавил из себя, чувствуя, как тяжело сейчас ему даётся движение челюстью:       — Ты выступал… А какой был итог?       — Дино, — оперение родителя прикрыло его бок, скрывая даже от гипотетических свидетелей.       — Нам могут мстить? Семья и… С-сам Рафаил и его брат?..              Ангел больно укусил себя за язык. От этих имён воротило, а от дрожи в голосе — ещё сильнее. «Мне страшно? Действительно, страшно?» — момент практически ухода в Небытие был смутен, спутан, размыт, ничего конкретного Дино не мог воспроизвести, кроме одного конкретного желания: больше никогда не попадать туда.              Пространство вокруг пошло рябью. Каждая клеточка тела Дино, потревоженного как после долгого сна, воспроизводила все свои реакции от накидываемых веревок, ударов, сильной боли в шее с последующим хрустом. Твёрдый рассудок покачнулся, в носу защекотало до боли, когда отцовский жёсткий тон вернул ангела в реальность.              — Ты больше не увидишь этого ублюдка никогда в своей жизни. Не сразу, но ты забудешь его. Всё пойдёт так, словно этого никогда и не было. Это имя исчезнет отовсюду, как позорное пятно в истории ангелов.              Взгляд сфокусировался на лице Фенцио. Не мрачность и торжество горели в его едва светящихся голубым глазах. Скорее всесжигающая ненависть, обращающая в труху всё на своём пути. Дино вспомнилось то, что казалось прежде сном, он вытащил этот образ неосознанно из отражения глаз Винчесто. То, что у адмирона теперь не выходило из головы всякий, раз, когда он видел ангела.              Как одним взором отец поднимает Рафаила в воздух и точно тонкие веточки, переламывает его конечности одну за другой, без тени сомнений, без капли сожалений.              — Пусть даже будет сказано, что наказанию он подвергся за вред, причинённый сыну Сатаны, ты должен запомнить навсегда, Дино, — пальцы поправили буднично застёжку плаща, словно они вели разговор о погоде. — не позволяй себе сомневаться. Это было за тебя. И каждый бессмертный, как бы высокомерен он ни был, теперь знает, что его ждёт за любой вред тебе. Участь хуже, чем смерть.              По телу прошла волна дрожи, почти сразу сменившись жаром. Дино пугали эти слова из уст отца, но это было так глубоко, что уже неразличимо. Мораль была похоронена под плитой незыблемого успокоения, которые принесла речь Фенцио. «Рафаила для меня… больше нет. И для всех остальных тоже. Он стёрт из истории бессмертных. Значит ли это… Лишён крыльев?» — он не решался это произнести, но несмотря на всю свою ангельскую сущность, упивание этим фактом затмило собой всё остальное. Парень не обратил внимание, когда они пошли снова: только теперь папа держал его за руку.              — Я думал, ты будешь ругаться. Когда рассказал, что перед ангелами нужно покаяться…       — Я был не прав.              Фраза стрелой пронзила сердце.              — Я не мог предположить, какое желание стояло за всеми этими глупыми стишками. Подчинить, подмять под себя… Это моя вина. В моих глазах ты слишком долго оставался ребёнком, так, что я даже не заметил, как ты становишься взрослым. И не заметил реакцию на это окружающих.              Свернув ещё глубже в урбанический массив, Фенцио замолчал, не повторяя извинений, но его крепкая хватка на пальцах давала понять его истинные чувства и так. Дино тихо произнёс, когда онемение во рту прошло, искренне:       — Ты не виноват. Ты не знал. Потому что… — сглотнув горькую слюну, он продолжил. — Как бы ты узнал, если я молчал?              Мужчина качнул головой едва заметно, не соглашаясь, но сказал другое.              — У тебя было у кого этому научиться.       — Тушь, — выдохнул бездумно ангел и тут же нервно улыбнулся.              Фенцио обернулся через плечо. Он вздохнул показательно с преподавательской ноткой.              — Хотел сказать «туше»?              Из Дино вырвался смех, несвоевременно, словно пытаясь хоть как-то развеять повисшее напряжение, дать понять, что хоть между ними и кажется, что всё переменилось раз и навсегда в пещере у священной реки — это не так. Мужчина покачал головой. Уголки губ его криво взмыли вверх, мимические морщины, как на смятой бумаге, показывали, насколько простая улыбка была редкой, а от того драгоценной.              Ещё пара домов, и они остановились. Небольшое здание, можно даже сказать, крошечное, двухэтажное, было разделено на две части. Входные двери были на двух этажах одновременно, боковая лестница красноречиво намекала, что тревожить зазря жителей первого этажа не стоит. К ней Фенцио и направился уверенным шагом. Дино поднялся тоже и, осматривая с этой высоты сонный район, обронил:       — Нам точно сюда? Тут ведь просто жилые дома.              Ангел не ответил. Вытащив из кармана какой-то камень, Фенцио шепнул в руку заговор, тут же приложив его к скважине. «Замок на распознание энергетического отпечатка. Недешёвая вещь», — дверь раскрылась приглашающе.              Когда ангелы зашли, Дино огляделся в растерянности. Не намного, но всё же это жильё было больше, чем их пристройка. По периметру стен стояла простенькая, чистая мебель: деревянная скамья со спинкой, обитая кожей; кухня в серых тонах; комод; из приоткрытых дверей других комнат виднелась настоящая чугунная ванная и деревянная постель, педантично застеленная. Из окна второго этажа вид был явно получше, чем с земли: над крышами других домов ярко светила луна, даже был виден краешек левого павильона Цитадели. И всё же помещение было пустым.              — Можешь снять плащ.       — Чей это дом? — Дино мялся на пороге, в то время как отец, повесив на крючок верхнюю одежду, прошёл в сторону кухни, набирая в два стеклянных стакана воду из имеющейся бочки.              Взмах крылом — наверху в качнувшейчя лампе разом загорелись все свечи. Фенцио обвёл квартиру взглядом ещё раз, пригубившись к стакану.              — Твой.              Повисло тяжёлое молчание. Дино пристально вгляделся в лицо отца, точно ища в нём признаки безумия. Затем осторожно сказал:       — Не понимаю. Я об этом… То есть… — юноша зажмурился, потирая отяжелевший от гудящих мыслей лоб. — Что?              Фенцио присел за стол, крылом указав на место напротив.              — Я купил эту квартиру тебе. Это твой дом, — на негнущихся ногах ангел дошёл до стола и рухнул напротив отца, так и не раздевшись.       — Как… Когда? Откуда у тебя такие средства? Ты ведь сам говорил, мы даже отдельную спальню в пристройке не могли себе позволить!              Такая новость смогла сорвать любую апатию, как скатерть, ловким движением выдернутая из-под тяжёлых тарелок в качестве фокуса на званом ужине. Сердце колотилось, глаза не могли перестать теперь осматривать каждый угол помещения. Фенцио же молчал, собираясь с мыслями.              — Я хотел тебе рассказать, но беспокоился, что у меня может ничего не выйти. Давать ребёнку ложную надежду — последнее, чего мне хотелось. И я сомневался, что ты бы одобрил мою идею, ведь я и сам терзался сомнениями. Скажи… Ты помнишь свой первый матч по крылоборству?              Дино передёрнуло, он кивнул. Фенцио насупил брови. «Нет, не буду говорить про то, о чём умолчал в тот день. Только дам папе повод корить себя за то, что не допытался, отчего я обрезал волосы и ходил, как в воду опущенный», — ангел распушил перья, сделав вид, что дело в прохладе.              — Помню. Почему ты спрашиваешь?              Родитель пусть и сделал выводы, но тему не развил. Он процедил как можно быстрее и менее значительно:       — На том матче присутствовала серафим Ребекка. Ты об этом знал?              Дино кивнул. Он мог до мельчайших деталей воспроизвести лицо женщины, разрушившей благополучие его семьи. Она ни разу за все их встречи не отвела глаза, смотрела пристально, бесстрашно, оценивающе.              — Мы тогда встретились впервые за очень… Очень долгое время. И, скажем так, последний раз, когда мы виделись, разговор у нас завершился крайне неприятно.       — Могу представить, — пробормотал юноша.       — Поэтому и от этого взаимодействия я не ждал ничего более существеннее формальностей. Простая светская беседа в рамках этикета. Но неожиданно для меня серафим Ребекка, помимо того, что никак не давала понять, что держит какую-то дистанцию из-за нашего с ней… прошлого, начала со мной говорить на тему, которую я просто не мог проигнорировать, — на мгновение что-то, похожее на грустную улыбку мелькнуло, не на губах, в глазах Фенцио. — Она стала спрашивать о тебе.              Дино поёжился. Между рёбер засвербело пренеприятнейшее предчувствие.              — Почему?       — Не знаю. Полагаю, дело в какой-то родительской солидарности. До того, как стать непризнанной, в смертной жизни у серафима Ребекки была дочь, может поэтому. Не суть. Мы говорили о многом, о важности поддержки нового поколения бессмертных, о способностях, которые сейчас требуются в Цитадели… Я поделился в качестве шутки, что прежде чем определяться с карьерой, было бы неплохо хоть на комнату скопить, не на улице же тебе жить после окончания школы. Или в общежитии с бывшими непризнанными, упаси Шепфа. На что мне в то же мгновение было предложено временно исполнять обязанности одной персоны в Цитадели. Неофициально, конечно, но по профилю, которым я занимался в прошлом сам, будучи престолом.       — Ты никогда не рассказывал, чем именно занимался, — Фенцио поджал губы.       — Расследованиями по вопросам поимки, допроса и назначения искупления создателей нелегальных амулетов.              Дино бы приоткрыл рот, не будь всё тело его натянуто, как струна. Ангел обратился во слух. Довольствуясь раннее грошами хоть какой-то информации от отца, сейчас он не мог до конца поверить, что происходящее — не сон. Однако его кое-что напрягало.              — Звучит внушительно… Выходит, ты согласился.       — Жалование, которое мне была готова выделить серафим Ребекка, и близко не стояло с официальным по моей памяти. Но так, работая в ночную смену все эти лунные месяцы, я смог заработать достаточно, чтобы хватило на это жилье. В него, конечно, ещё нужно вкладываться и немало, но для начала мне это показалось неплохим.       — Неплохим? Пап, это… Это прекрасный дом. Я и подумать не мог, что ты занимался чем-то подобным.              Стыд поднялся по горлу за все свои укоры, выпаленные в миг обиды в сторону отца. Вместе с тем многое в воспоминаниях начало вставать на свои места: «Помимо отсутствия отца по ночам, теперь ясно, что у нас делала серафим, рассматривая амулеты, и почему папа так взбесился, когда я ей огрызался — переживал, что потеряю благосклонность. И всё же, поступила ли эта женщина так из добрых умыслов? Кажется, папе в это верится или хочется верить. Но ведь по сути, она просто сыграла на его чувствах ко мне, воспользовалась моментом получить дешёвую рабочую силу, ещё и со столь богатым опытом. Как же, сдались ей молодые бессмертные… Сманипулировала им, как и тогда, будучи непризнанной. Знала, что ради неё одной он больше так не унизится, и вспомнила обо мне».              Несмотря на то, что, как Дино считал, его размышления остались при нём, Фенцио всё равно сказал, уловив в воздухе осадок недовольства, какими бы хорошими от его поступка не оказались преференции.              — Я догадываюсь, о чём ты думаешь. Но какое бы прошлое не связывало меня и серафима Ребекку, она проявила в этом предложении свои лучшие качества. Если бы ты знал её немного лучше, то не искал бы конкретно в этом случае двойного дна. Тем более, что после того, как я смог выплатить полностью залог за этот дом, больше для меня в Цитадели никакой халтуры придерживать не собираются.              Из Дино вырвался один вопрос, который он не успел удержать за зубами. Возможно детский и наивный, но почему-то очень важный для него.              — Ты был рад снова видеться с ней?              По лицу старшего ангела прошла рябь, замыливая всё, что не было предназначено для чужих глаз, оставляя тень спокойствия и невозмутимости. Качнув головой с усилием, мужчина обронил делано спокойно:       — Вдали от неё я счастливее, чем когда-либо прежде.              Парень ничего не сказал на это, даже не стал настаивать, что прямого ответа он так и не получил. Было достаточно и косвенного, гораздо более убедительного, чем любые эпитеты и речевые обороты.              Отряхнув крылья, как будто приходя в себя после шквала событий, которые пришлось осознать скопом, всё равно, что проглотить кусок, вставший поперёк горла, ангел хотел продолжить своё долгожданное интервью, когда внезапно отец, отставив стакан, резко впился взором в него. Отражая огонёк свечи, очи его отблескивали чем-то оранжевым. Каплями алого, впитанные им из радужки собеседника.              — Теперь ты.       — Что… теперь я? — от перемены атмосферы по позвоночнику забегали противные мурашки.       — Я рассказал тебе правду. О том, о чём молчал прежде: куда ухожу, чем занимаюсь, почему беспокоюсь о чём-либо. Ты, кажется, дома тоже хотел поделиться какими-то… новыми знаниями. Только очень попрошу тебя тщательнее подбирать слова, — подняв руку, пальцем Фенцио выразительно постучал по своему виску, как молотком. — Некоторые вещи иногда не нужно растаскивать по разным сундукам для хранения.              Несмотря на его спокойствие, Дино ощутил глубоко спрятанную настойчивость. «Он намекает на то, что даже лишнее слово, само обозначение “апостол” может как-то всплыть в памяти, скомпрометировать нас? Но минутку…» — юноша резко оборвал родителя.              — Постой… Но я ещё не узнал всё, что хотел.              Отец едва вскинул брови. На кухне стало прохладнее, температура скакнула вниз на пару градусов.              — Вот как?       — Вообще-то, да! — от его риторического вопроса раздражение и вместе с тем страх, что снова, как скользкая рыбина, истина ускользнёт у него из рук, вскипели в душе. — Ты ничего не объяснил о более важных вещах! Не пойми меня неправильно, я всей душой тебе благодарен и за это жилье, и за всё, что ты для меня сделал и делаешь, но я так больше не могу, твои ночные уходы были просто каплей в море. А как же другие мои вопросы, которые ты оставлял столько лунных лет без ответа?! Про маму, про эту чёртову приправу, да в конце концов, ты даже про мой отпечаток энергии едва-едва различимый придумал какую-то глупость про то, что у тебя также было, забыв упомянуть, что каким-то образом ты был самым одарённым студентом ангельского факультета! И это я ещё не спросил, откуда ты вообще узнал, что меня нужно искать у адмирона Винчесто, потому что это чертовски подозрительно! Ты правда думаешь, что я не припомню каждое твоё оправдание, довольствуясь только вот этим? — он окинул рукой их окружающее пространство. — Подачкой твоей бывшей?!              Морщины на лице Фенцио с каждым словом сына проступали всё более явно, они вот-вот могли разрезать кожу, но несмотря на очевидный гнев от подобного поведения ребёнка, старший ангел молчал. У него явно было что сказать в ответ, может не самое разумное, но закрыв глаза и сделав вдох и выдох, отец взглянул на него куда более спокойно.              — У тебя нет выбора.       — Что? — внутри всё упало.       — Я тебе рассказал то, что готов. То, что тебя напрямую касается, как это жилье. Всё, что касается не только тебя, но и меня, или исключительно меня, я тебе докладывать не собираюсь.       — Ты… ты это всерьёз? — Фенцио молчал, не дрогнул даже когда Дино вскочил со стула, упираясь кулаками в деревянную поверхность, цепляя занозы. — Ты издеваешься?!       — У тебя удивительно долго длится период бесстрашия после воскрешения, самый опасный побочный эффект. Когда придёшь в себя, станет стыдно за своё поведение…       — Стыдно за то, что устал жить во лжи? — звонкий смех отзвучал на кухне. — Ты… Ты ведь уже понял, я узнал кто я, на что я способен. Пап, я ведь пытаюсь по-хорошему! Ты сейчас просто доводишь меня до того, чтобы я перестал уже спрашивать и узнал всё, что мне нужно, сам!              Ангел поморщился от своих слов: угрозы в адрес того, кто совсем недавно спас его, на руках вынес в крови и слезах из самого жуткого в жизни кошмара, оставили во рту привкус мерзости. Но Дино просто не мог остановиться, взять себя в руки, подчинить воспалённый от близости смерти рассудок, который перестал искать предлоги скрывать все истинные помыслы. Ему было тошно от самого себя, особенно от того, что мог подумать после таких слов отец.              От того пелена гнева так и захлестнула с новой силой, когда Фенцио абсолютно бесстрашно поднял подбородок. Он смотрел абсолютно прямо, не моргая, никак не уводя глаза. Суженные зрачки, объятые ледяной радужкой, как хлипкий замок, скрывающий самое важное и нужное.              — Мне всё равно, как ты поступишь со своими способностями. Речь о том, что я тебе не стану рассказывать то, о чём тебе лучше не знать. Ты не переубедишь меня. Небытие может напугать, но, благодаря мне, у тебя впереди снова вечность. Уж за неё ты с поиском ответов что-нибудь придумаешь… Особенно, когда голова поостынет, — нос Фенцио дёрнулся. — Можешь обижаться, но я до сих пор считаю, что до этого дошло из-за твоего общения с демонами. Ты слишком расслабился, перестал быть строгим к себе… И вот к чему всё привело.              Дино подался вперёд, ничего уже не слыша. В ушах от злости шумела кровь, бегущая по венам. Стол затрещал под хваткой ангела, когда он уставился на отца, в самую его суть. Слишком сильным было желание защитить себя, доказать, насколько для него важно узнать всё именно от родителя и именно сейчас. Зрачки отца расширились, запах мяты заполонил всё пространство, и на мгновение ангелу даже показалось, что он вот-вот рукой ухватится за искомые, нужные воспоминания…              Когда всё померкло. Белки глаз обожгло, как от кислоты, а вокруг было ничего не различить. Всё потеряло свой цвет, очертания, тени, оставляя лишь боль вкупе со слепотой. У Дино стало горячо внизу носа: из ноздрей хлынула кровь, заливая губы железным привкусом, а в висках застучало так больно и остро, точно не палец, а нож вонзался через хрящи в мозг не переставая. Отпрянув, ногами юноша запутался в рухнувшем стуле, оказавшись на полу сам. Кажется, он кричал от боли — Дино так решил, потому что больше ничего не слышал.              Приступ начал отступать, как показалось, спустя вечность, но когда отупляющая пытка отступила, Дино осознал, что всё ещё лежит на полу. Затылок уже не пекло: под голову ему как раз подкладывали что-то, похожее на плед. Ангел попытался пошевелить рукой, чтобы подняться, но с ужасом осознал, что не может этого сделать. Мышцы его окаменели, он мог лишь наблюдать за тенью, пляшущей на стене от свечей. «Что это?.. Что произошло? Я и понять ничего не успел… Шепфа, о, Шепфа…» — щекам стало мокро, Дино ощутил, как слёзы страха выступили от необъяснимого приступа… Но их тут же стёрли платком вместе с кровью из носа.              Отцовская рука развернула его лицо чуть выше, и юноша разглядел в тусклом ощущении его выражение. Оно было совершенно спокойным, каплю сочувствующим, но всё же бесстрастным. Фенцио, продолжая стирать влагу с его лица, пробормотал, точно самому себе:       — Странно… Я полагал, что ты можешь пойти на подобный шаг, потому и привёл тебя в место, где подобные вопли никем не будут услышаны, но до конца сомневался, — заметив по широко распахнутым глазам Дино, что сын его слушает, преподаватель вкрадчиво уточнил. — Разве в книге, до которой тебя любезно довёл адмирон, не сказано, что такие, как мы лишены способности показывать свои воспоминания?              В ушах зашумело, Дино ощутил, как его трясёт, а крылья за спиной, неконтролируемые сейчас, дрожаще тянутся, точно пытаясь вспорхнуть. Фенцио сжал ближайшее к нему крыло, пальцами проводя по оперению почти с нежностью. «Он сказал “такие, как мы”… Нет, не может быть», — ангел не мог поверить в услышанное. «Я апостол не со стороны мамы… А со стороны… Отца?»              — Ты не догадался, — понял по ужасу в сузившихся зрачках Фенцио, но не сильно, казалось, был опечален. — Это неважно. Даже если бы было иначе, у меня было предчувствие, что ты попробуешь использовать дар, даже если знаешь, что он бесполезен. С учётом того, что наша природа в той книге, что ты нашёл, описывалась поверхностно, ты не мог знать, что не только простые бессмертые, но и мы не можем использовать свои способности на подобных нам. Это весьма… болезненно. Теперь ты это знаешь.              «Вот, как он узнал о том, что я был у Винчесто, наверняка заглянул в воспоминания Сэми… Значит, он видел и наш последний вечер с ним. И то, что он знает о моих поисках книги… Он смотрел воспоминания Винчесто тоже. О, Шепфа…» — Фенцио точно следуя хищником за его мыслями, наклонил голову, убирая волосы и открывая Дино лицо.              — Не буду врать, то, что мне пришлось снова использовать это в связи с твоим исчезновением, не доставило мне никакого удовольствия, но вскрывшиеся подробности, связанные с тобой, меня не могут не беспокоить, — голос понизился почти до шёпота. — Ты считаешь меня несправедливо скрытным, пусть так, но насколько у нас это взаимно. Быть может… Потому что я сам невольно тебя таким воспитал. А может ты взял это от меня изначально, ещё при рождении. Я хочу, чтобы ты понимал, Дино… То, что твой Люцифер ещё дышит — только благодаря моей признательности ему за твоё спасение. Не заботься я о твоём счастье, не сомневайся: я прикончил бы его в момент, когда узнал, что он посмел возжелать тебя. Это ведь объяснять не надо?              Дино не шевелился, точно омертвел. Фенцио тяжело вздохнул, выпрямившись.              — Если тебе от этого обожания жизнь кажется милее — да будет так, поощряй это баловство. Но если мне придётся когда-то выбирать: твоё короткое, призрачное счастье или твоя жизнь, я позабочусь о том, чтобы жил ты пусть и несчастно, но долго. Я не хочу следить за тем, какой выбор ты сделаешь, но возможно тот факт, что мы с тобой оба можем пойти на эшафот, даст тебе принять верное решение. Я делаю всё для того, чтобы оно было именно таким, как умею. Я плохой отец, этого мне можно не говорить, — говоря следующую фразу, он отвернул лицо. — Но я тебя люблю. И не хочу, чтобы наше происхождение было для тебя таким же крестом на будущем, каким было для меня когда-то. Я найду тебе путь лучше, чем был мой… Намного лучше.              Дино зажмурился, когда рука родителя потянулась к нему, изо рта вырвался сдавленный звук протеста, но на это не обратили внимание. Уже вскоре ангел лежал на постели, пусть жёсткой, но явно более тёплой, чем пол. «Нет-нет… Это же… Вообще всё меняет. Если папа апостол, то как он вообще мог быть престолом? На государственной службе одним из критериев отборов была проверка памяти… Выходит, он избежал её, но как? И… Если он апостол, то мама… Мог ли он маму?.. Нет, нет, не сходи с ума, Дино, он же твой отец, он не убийца!» — и всё же пугающие идеи так и продолжали приходить на ум. Некоторые вещи пусть и разъяснились, но все прочие, каждый их диалог, когда ангел и не подозревал, насколько жуткую участь они разделяют, стали ещё более запутанными.              — И кстати… Не знаю, что именно ты пытался скрыть у этого адмирона вот здесь, — Фенцио указал себе на лоб, — но раз уж решился этим воспользоваться, в следующий раз действуй более аккуратно. Я не стану каждый раз за тебя поправлять шероховатости, исправлять несоответствие отпечатков энергий и убирать странные паузы. Я поступил так первый и последний раз только потому что из-за отличительных странностей твоего воскрешения мне пришлось убрать кое-что ещё у всех присутствующих, и к памяти Винчесто имеет доступ семья Сатаны. А лучше воспользуйся советом: выкинь из головы факт своего происхождения и эти способности вовсе до тех пор, пока это не причинит неудобства. Как и было бы, не будь ты таким упрямым… — упрёк прозвучал с неожиданно грустным теплом. — Мне очень не хотелось, чтобы ты хранил в себе такое знание. Ты ведь теперь и сам понимаешь, что оно тебе не принесло никакого облегчения, правда?              Когда по щеке ангела снова скатилась слеза, Фенцио, забыв о платке, аккуратно убрал её сам, своей рукой. Всего на мгновение можно было ощутить, как у внешне самоуверенного бессмертного дрожат пальцы.              — Парализация пройдёт через пару часов. Тебе лучше отдохнуть и хорошенько всё обдумать. Я знаю, как это тяжело. Но раз ты избрал такой путь — его придётся преодолеть.              Мужчина поднялся, приближаясь к выходу, когда услышал приглушенное мычание и звук хлопающих крыльев. Обернувшись, он ещё замялся, но когда на щеке сына заблестела новая слеза, поджав губы, всё же вернулся, сев рядом.              — Я подожду. Не уйду.              Дино опустил веки. Озноб захватил его тело, почти выталкивая из реальности в лечебный сон, призывая переварить случившееся хотя бы наполовину, когда засыпая, он услышал голос отца, но звучал он… так странно, точно внутри его головы.              — Ты привыкнешь к этой мысли… Она всегда где-то там, позади всех остальных, и однажды она уменьшится до того, что ты начнёшь забывать о ней. Но она не исчезнет никогда. И ты привыкнешь, Дино.              

***

             Каждый шаг давался тяжело, он был грузным, как будто принимая на себя вес не только ног, рук, спины, головы, но и крыльев, что повисли за спиной. Ко всему прочему, всё ещё вело голову, должно быть из-за примочек на шее, скрывающих те следы «убиения», которые даже регенерация ещё восстановить не успела. Дино остановился посреди коридора, отстав от отца, и двинулся только когда он обернулся.              Они были в школе, тон с преподавательскими интонациями об этом снова напомнил.              — Тебе нехорошо? — ангел помотал головой, а когда подошёл ближе, услышал уже более мягкое. — Ты можешь оставаться на домашнем обучении столько, сколько считаешь нужным. Ввиду случившегося школа обещала никак не возражать в данном вопросе.       — Знаю… Просто не могу больше.              Возможно для физической оболочки Дино это было бы и полезнее, но не для душевной уж точно. Каждый раз, когда Фенцио уходил на работу, оставляя сына в одиночестве, тот погружался в бесконечный диалог с самим собой. Та правда об отце, что открылась ему, действительно как будто перевернула всё с ног на голову. Всё это время столь сильно рискуя, Дино даже не догадывался, насколько столь же большой риск несёт и Фенцио, при этом как будто совсем не выражая озабоченности. Отец был прав: бесстрашие после воскрешения растворилось даже быстрее, чем можно было представить, оставляя после себя лишь страх снова оказаться в Небытие, которое, как оказалось, всегда было даже ближе, чем ангел мог себе представить. Всё детство проведя в относительной беззаботности, сам начав копаться в своей запутанной природе, общаясь с демонами, да даже в вопросе любви — везде Дино успел притянуть к себе опасность, ещё сильнее осложнявшую его положение, как апостола. И его семьи, как оказалось, тоже.              Если где-то в его душе прежде теплилась искренняя надежда на то, что даже если его и казнят, то родных и близких постигнет участь менее жестокая, то сейчас она умерла. Это настолько выматывало, что по ночам Дино стал просыпаться всё чаще. Он не помнил, что ему снилось, но каждый раз пробуждаясь, ощущал на губах отзвучавшие слова, словно вёл с кем-то живую беседу. На какие-то ничтожные минуты в ночи ему даже будто от этого становилось легче, но из-за невозможности вспомнить, кто ему снится, это чувство пропадало слишком быстро.              «Я схожу с ума?» — следуя за тенью родительских крыльев, ангел почти ничего не видел, над головой его нависли тучи. Он в последние дни и в зеркало-то не смотрелся, не глядя умывался, наносил русалочью воду, надевал одежду, до которой было ближе дотянуться. Наверное поэтому отец не сильно возражал против желания выйти на учёбу.              — Если станет плохо, не терпи — иди домой, — перед поворотом в необходимую аудиторию, где сейчас была совместная лекция ангелов и демонов у учителя Геральда, Фенцио обернулся, стараясь поймать взор сына.       — Хорошо, — отозвался он, тоже наконец посмотрев в ответ.              От взгляда глаза в глаза, впрочем, Дино скорее отвернулся. Отец тяжело вздохнул.              — Совсем скоро станет легче, пусть сейчас так и не кажется. У меня сегодня много практик, но к закату вернусь.              Парень ощутил касание к плечу: почти невесомое, но всё же отдающее той заботой, которая была ему нужна. Отношение Фенцио к нему пусть неуловимо, но изменилось, однако не так, как полагал сам ангел. Когда эмоции улеглись, ему казалось, что он сам возвёл между ним и родителем стену отчуждения. Но к его удивлению, никакой обиды от всего, что наговорил Дино, не чувствовалось. Напротив, несмотря на свойственную себе холодность, открывшись, как апостол, отец будто бы стал более кротким. Должно быть, сам помня, насколько тяжёло примириться с мыслью о том, что ты уродился врагом и предателем Шепфа, сам того не желая. Эту тему они не поднимали, никогда не продолжали за эти несколько лунных суток, но речь бы не смогла передать то, что и уныние, растекающееся по их пристройке.              Когда Фенцио ушёл в другом направлении, Дино поплёлся ближе к нужному классу. Отчего-то было нервно: он специально решил прийти в начале занятия, чтобы на перерыве между классами не дать никому соблазна забросать его вопросами. Но это он сказал отцу, в истинной же причине ангел боялся признаться даже сам себе. Он просто боялся, что никто к нему не подойдёт. Что ребята не простят ему молчаливого исчезновения, поставят в укор его скрытность и секреты; что Сэми и взглянуть на него не захочет после того, как, по сути, использовав его, Дино поставил того в уязвимую позицию, оставив с сомнениями; что Люцифер, увидев, до чего может довести общение с проблемным ангелом, пожалеет, что вообще бросился помогать ему, подставив себя под удар.              «И не зря… Так ведь им будет лучше, безопаснее. Сам я… Уже не знаю, что мне делать, как хоть на миг забыть, что я апостол. Что же я наделал?» — не дойдя и десяти шагов, Дино остановился, упираясь в стену, глядя в пол под собой. Хотелось ощутить хоть что-то, но даже слёз не было, они кончились. И остался только он с собой наедине, сам в этом виновный.              «Может, я должен был умереть? Может, так правда было бы лучше для всех?» — ангел поморщился от того, как эгоистично это звучало, но мысль захватывала его в свои путы, как паук, утягивающий мошку в паутину.              За дверью аудитории, в которую Дино не мог найти сил заставить себя зайти, неожиданно что-то зашумело. Было слышно даже в коридоре, как Геральд недовольно, пусть и без злости, повысил голос:       — Эй, я не помню, чтобы кому-то разрешал вставать, — вкупе с быстрой поступью, преподаватель цыкнул. — Не поверишь, Люцифер, наследнику Ада тоже для этого нужно разрешение. Куда ты собрался?..              С оглушающим звуком быстро распахнувшейся двери, в звуке скрипа петель потонуло и окончание фразы Геральда. Дино отшатнулся, когда высокая фигура, облачённая в привычную тёмную рубаху с трепещущими красными крыльями за спиной, одно из которых было перевязано и зафиксировано какой-то конструкцией, показалась перед ним. Запах костра защекотал ноздри, пробуждая от горя, позволяя различить черты, столь родные, одну за другой. Тату, перекрывающие шрамы; зачёсанные назад угольные волосы; широко распахнутые багряные глаза. Каждая чёрточка лица, каждое движение грудной клетки от сильного сердцебиения. Дино забыл как дышать, смотря на него, потому что только сейчас понял, что боится он по-настоящему одной вещи — что ему больше не доведётся увидеть того, кого он полюбил всем своим существом.              Один только вид Люцифера заставил впервые за эти дни забыть и об апостолах, и о вечном страхе. Робкая, невинная радость от одного только взгляда встрепенулась в ангеле. Ему хотелось, чтобы это ощущение радости наполнило его до краёв, чтобы он мог сохранить его в себе, в своих лёгких и костях, и никогда не расставаться с ним. Он бы всё за это отдал.              — Чайчонок… — прочитать пришлось по губам, голос демона осип, опустился вниз по пищеводу, провалился через все слои внутренних органов и затерялся.              Шаг, за ним ещё один, поначалу неловкий, но когда Дино ощутил, как шмыгнул носом, тут же непередаваемый, неописуемый жар окутал его вслед за крепкими, быстрыми объятиями, в которые его заключил Люцифер. Ангел не слышал шепотки, не размышлял даже о том, насколько опасно быть вот так близко к демону здесь, в коридоре, где каждый может их увидеть. Руки сами потянулись, обвили его шею, пальцы зарылись в волосы, когда весь сотрясаясь ни то от смеха, ни то от слёз, Люцифер уткнулся ему в шею, притягивая так, словно мечтал растворить Дино в себе.              — Ч-чайчонок мой… Мой родной, мой… Ты здесь, ты живой… Т-ты живой… Я когда энергию по… Почувствовал, думал с ума схожу… А ты здесь. Ты и правда здесь…       — ДИНО!!!              Девчачий визг, если ещё и оставалось отсутствие чьего-то внимание к резкому срыванию Люцифера с места, уже точно проигнорировать никто не мог. Под стук каблуков от двери Дино едва не сбило с ног: сначала в его впечатались с одного бока, опаляя ярким ароматом малины, затем с другого запахло солёным морским бризом.              — Девочки… — выдохнул он, безошибочно разводя руки, ближе прижимая Мими с Лилу, не видя, ощущая на одежде их слёзы.       — Ты совсем что ли?! Совсем дурак! Ты хоть думай иногда, что делаешь!!! Ты хоть представляешь, как мы переживали, как мы… Мы… — демоница ещё пыталась что-то произнести, но в конце концов смогла только плакать. Лилу же дрожала, молча хватаясь за плечо друга, так, точно боялась разжать пальцы, словно он опять мог исчезнуть.              Под уверенный гул, ахи и охи сдавило ангела уже со спины. Ароматы корицы и лимона раздались под разговоры тех, кого Дино опасался, сможет уже только вспоминать в качестве друзей.              — Ты хоть представляешь, как нас напугал? Чёрт! — Ади поймал его взгляд, но едва Дино заметил в зелёной радужке влагу, как тот тут же спасительно смачно чмокнул его в щёку, продолжая тискать. — Дьявол, я даже вспоминать не хочу, просто как же я рад и зол, ты такое учудил, птенчик!              Сэми замер с другой стороны. Он не открывал глаз, не плакал. Но то облегчение, которое было заметно даже посреди других их друзей, которые не знали, как выплеснуть все эмоции от радости возвращения Дино, было бесценным. Ангел дрогнул, заметив, как из аудитории высыпался народ, инстинктивно желая как-то защитить уязвимых, дорогих его сердцу бессмертных, но не пришлось. Медвежья хватка, как могла, охватила всю их компанию в один большой скоп. Астр молча распахнул свои крылья, прикрывая перьями лица друзей так, чтобы никто не посмел даже помыслить о них в тот момент плохо.              — Да… Натворил ты делов, придурок, — сказал крылоборец, и, когда заметил на себе взгляд Дино, утёр быстро лицо о собственное плечо, старательно сдерживая шмыг. — Ещё раз удумай такое устроить… Больше вообще думать не сможешь.              Издалека слышался добрый, понимающий смешок Геральда:       — Так, ладно, всё, хватит толпиться и пялиться, как бараны на адские ворота. Про этикет когда-нибудь слышали? Давайте, дуйте в класс, живо.              Воздуха начинало не хватать, но ангел и не думал как-то шевелиться, отстраняться от товарищей, что заменили сейчас собой всё, в чём когда-либо он нуждался. Особенно Люцифер, как всегда, ощутивший, что он ему нужен даже на расстоянии, и не важно, кто мог это видеть.              — Тш-ш… Ребята… — губы закололо от улыбки, столь долгожданной всё это тяжёлое время. — Я так рад вас видеть… Так сильно рад. Не плачьте… Я виноват перед вами…              Они единодушно не позволяли ему говорить хоть что-то подобное, в один голос бормоча что-то почти бессвязное, но определённо поддерживающее. И пусть впереди было много сложного, страшного, опасного, но в тот момент это как будто перестало быть важным.              Тучи не могли исчезнуть без следа, но то, что через мрак смог пробиться пусть даже бесполезный, но яркий солнечный луч — дорогого стоило.