Как быть?

             Бал! Бал! Бал. Бал… …Бал… Бля! Вот надо оно мне?       Это приглашение принесли, если что…       В Совете города состоится бал для искусников и дворян, проживающих в Лирнессе. Через пять дней. Быть надлежит при параде. Мне – с Личным Слугой. Отказ невозможен. Ну, парадное у меня есть. Одёвано всего один раз. А Эльфи… Живот у него растёт, поэтому надо мерить. Хотя, при параде – это не значит в официальном. Я чесал голову, думая чтобы такое придумать себе и моему омеге.        Нет, надо пойти в тканях порыться. Может быть, тогда и придут какие-то мысли в голову. Захватив с собой импровизированный блокнотик и карандаш, мы с Эльфи вдвоём – Веник был оставлен на Сиджи, Юта и Адельку, вот-вот долженствующего прибыть из школы, пошли по лавкам торговцев тканями. Проворные приказчики, где альфы, а где и незамужние омеги трясли и раскидывали по прилавкам перед нами ткани цвета «Наваринского дыму с искрой» или бедра испуганной нимфы.        В Лирнессе тропики – поэтому на бал либо шёлк, либо… да без всякого либо – только шёлк. Долго толкаясь с такими же придирчивыми покупателями в лавках, я натолкнулся на жаккардовый шёлк серо-стального цвета с отливом (слава Силе не бодоанский!). Пойдёт на камзол с рукавами… О! Мысль, творческая мысль модельера пробила…       Так-так-так! А вот если так? Длинный чуть ниже колена серо-стальной камзол со стоячим воротником, под него жилет без рукавов почти чёрный, подходящая ткань тоже попалась, она же пойдёт на обшлага и окантовку пол камзола, под жилет светло-бежевая рубашка, тоже со стоячим воротником, в цвет её прямые свободные брюки. Там же в тканом ряду был куплен здоровенный пучок цветного шёлкового мулине на шитьё, нитки для пошива, клеевая основа (тут и до этого додумались!).       Для Эльфи была найдена миленькая бледно-голубая смесовая тоже жаккардовая ткань (шёлк с хлопком) со стальным оттенком (для соответствия костюму оме), атлас того же цвета на лацканы брючного костюма по типу смокинга (а такое тут не носит никто!), на окантовку клапанов боковых карманов и обшлагов рукавов широкая золотистая атласная лента. Смокинг для омеги будет своеобразный – с закрытым горлом, но открытой грудью, для неё, то есть, для отсутствующей груди пошьём кружевное чёрное боди. Кружавчики будут кокетливо выглядывать из-под лацканов, будя фантазию, каждого взглянувшего на моего Личного Слугу.       Под новые костюмы нам будет нужна новая обувь – поэтому к башмачнику. Всё тот же седой дяденька в испятнанном фартуке и мятом колпаке, судя по всему, по самые брови заваленный срочной работой (знатных омег в Лирнессе много и всем хочется щегольнуть на балу новой обувью, пошитой к новым же костюмам), тяжко вздохнул, но отказываться не стал, снял мерки и вынес нам образцы кожи. Серо-стальной для меня и просто серой для Эльфи. Заказ мы оплатили, готово будет через четыре дня (никак быстрее не могу, оме, хоть режьте!), прямо в день бала.       Ох-хо-хо! Всё это обошлось нам в два! Сука! Два талера!       Идём шить. И ещё вот чего. Для костюмов пуговицы будут нужны. Ну, у меня, положим, на камзоле пуговиц нет, только жилет, там их надо будет подбирать под цвет вышивки, а Эльфи? Пока переходили по вверх и вниз пробегавшим улицам города, я размышлял о том, где взять пуговицы для омеги. Лавка морепродуктов, мимо которой мы проходили, натолкнула меня на мысль – раковины! Перламутр. Надо просто взять несколько, разломать, подобрать по оттенку, и вот вам перламутровые пуговицы! А металлический каркас из серебра!       Объясняя Эльфи задумку, я толкал его плечом, рассказывал, размахивая руками, а омега стоял и смотрел на меня снизу вверх странно заблестевшими глазами.       - Оме, - шмыгнув носом, выдохнул Эльфи, - вот вы… мне…       - Да, Эльфичка, да, - я привлёк Эльфи к себе, чмокнул в макушку, - тебе… Будет у тебя самый красивый костюм на всём балу! Ни у кого такого не будет!       Тот, не стесняясь, ткнулся мне в грудь мокрым носом, прямо у лотка с креветками, устрицами, осьминогами и мидиями, сохраняемыми на такой жаре под ледяным стазисом. Мелкий омежка, торговавший всем этим добром, выбирая мне пару раковин похожих на каури, только здоровенных – с полголовы, хитро мне подмигнул.       Но-но. Это мой Личный Слуга. Мне можно. Я снова чмокнул омегу в макушку:       - Пойдём, Эльфичка, жарко тут, а тебе нельзя…       Купленные раковины я тут же закинул телепортом на стол в своём кабинете, Эльфи счастливо вздохнул и мы, полуобнявшись, побрели по улице, ярко освещённой отвесными лучами Эллы.       Шли, разглядывая дома, раскрашенные всеми цветами радуги – казалось, жители Лирнесса решили посоревноваться друг с другом в раскрашивании своих жилищ, улочка была заставлена здоровенными вазонами с цветами, красными, розовыми, белыми, голубыми. Причудливый узор, вырезанный в камнях мостовой и выделенный для большей заметности белой краской, вёл нас за собой. По моему, нам вот в тот переулок надо… А там и наша Шнорштрассе. Эльфи, шедший рядом приобняв меня за талию, после того, как мы вошли в тенистый переулок, напрягся:       - Оме, я был тут…       - Ну, был и был, - не удивился я – мало ли кто из моих, где ходит?       - Нет, оме… я раньше тут был…       - Ну, был раньше и что такого?       - Ой, оме, ничего вы не понимаете… Я тут был во сне…       - Да как же тебя понять, если ты толком ничего не говоришь… Во сне… бывает, чо… Мне тоже вот иногда снится… всякое…       - Нет, оме, - Эльфи отлип от меня и, заглядывая мне в лицо, теребил рукав моей рубашки, - помните там, в лесу, сон мне снился… такой… с альфой…       Помню, конечно. Я же сам тебе этот сон и создал.       - Это в этом переулке было! Вон и дом…, - Эльфи ткнул пальчиком в ничем не примечательный дом с выкрашенной облупившейся зелёной краской дверью, - а там наверху спальня…       Щёчки омеги заалели.       Инте-ересно! Это, получается, кто кому сон создал? Я Эльфи или Сила мне?       - Спальня, говоришь? – я притворно насупился, - проверить бы надо… Вы, Слуга мой Личный, по сторонам посмотрите, вдруг, где альфа обнаружится с которым вы так вольно себя вели…       - Ой…, - Эльфи, забавно смущаясь, прикрыл ладошкой округлившийся ротик, - и правда…       - Как появится, так придётся вас, господин Эльфиус Иберг, замуж за него отдать, - продолжал я, лукаво щуря драконьи глаза.       Проходя мимо раскрытой в тёмный прохладный полумрак двери одного из домов, я услышал наверху, в глубине второго этажа, хлопок двери, топот ног сбегающего вниз человека.        Молодой черноволосый, что здесь встречается редко, альфа, лет двадцати, вряд ли старше, выскочил на улицу, почти наткнувшись на нас:       - Извините, оме…       Голубые глаза окинули нас с Эльфи внимательным взглядом, вытаращились, заметив мои зелёные очи.       - Виллем! Вил! – послышался сверху мелодичный голосок.       Омежка, тоненький, молоденький, в одной просторной полотняной рубашке на голое тело, полностью (по самое некуда!) открывавшей тонкие стройные незагорелые ножки, выскочил на балкончик второго этажа с узорными металлическими перилами. Мило засмущался, покраснел, но назад не убежал, а помахал узенькой ладошкой Виллему.       Черноволосый Вил задрал голову, белозубо улыбнулся, беспечно помахал в ответ, послал воздушный поцелуй. Забавно тараща глаза и корча рожицы, беззвучно, одними губами произнёс – я люблю тебя!       Пискнув от смущения, зардевшийся омежка убежал обратно, а Вил, насвистывая, пошёл по переулку, назад, туда, откуда мы пришли.       - Вот, - я толкнул Эльфи локтем, - видишь как… На обед приходил, и не только… Не он?       Эльфи, застеснявшийся до невозможности, отрицательно помотал головой.       Ох! Да что ж ты всё за чистую монету-то принимаешь? У Сиджи с Ютом научился? Бестолковый ты мой…       Я снова привлёк омегу к себе и тот, уткнувшись носом в моё плечо, снова улыбнулся, на этот раз не поднимая головы – ещё неизвестно кто тут бестолковый…       Ну, это да… Манипулятор… Эльфи – ты манипулятор.       Пришли домой, уставший Эльфи, прилёг в своей комнате на первом этаже (уломал я его! Гипнозом, правда, но уломал), а я спустился в подвал, к швейному манекену, раскинул на специально изготовленном для этих целей широченном столе купленные ткани. Сиджи и Ют, любопытствуя, пролезли под локти, обняв меня сразу с двух сторон:       - А что это будет, оме?       - Это, - я запустил обе руки в их волосы (ну, нравится мне это! Ничего с собой поделать не могу!), - будут костюмы для меня и Эльфи. Нас на бал зовут…       И отвечая на невысказанный вопрос, продолжил:       - Детей туда не пускают…       Веник, услышав, что я в доме, сопя, спустился по ступенькам в ярко освещённый шариком подвал.       - Папа, ня! – тянет он ручки ко мне. Это он так требует взять его на руки – на! Возьми.       Поднимаю на руки пахнущего свежестью и молочком дитёнка. Тот приобнимает за шею, тыкается носиком в волосы. Отстранившись от малыша, внимательно смотрю на него:       - Рассказывайте, господин барон, чем вы занимались, пока меня не было?       Тяжёлый выдох – да, так как-то всё, брат Пушкин…       - А не спишь чего?       Веник решительно крутит головой – вот ещё! Он, вообще, большой уже, а большие днём не спят, ясно вам? И добавляет сурово:       - Неть!       Это как так – нет? Постой!       Веник ещё одно слово освоил?       - А вы, господин барон, болтливы…       Снова упорное отрицание, на этот раз ещё и с надутыми губами:       - Неть!       Ах, нет? Ну, держись!       Корчу суровую рожу – у,у,у! Страшный я! И вдруг подкинув, внимательно на меня смотрящего Веника почти до самого потолка подвала, ловлю его телекинезом и снова подкидываю, уже теперь во весь голос хохочущего мальчишку. Вот так, именно так, от таких подкидываний и возникает у нас потом в памяти ощущение счастья и тело помнит его и вытесняет из подсознания, заставляя летать во сне, с замирающим чувством наслаждения от полёта где-то подложечкой.       - А нас! Нас! – теребят меня и Сиджи с Ютом.       Они уже большие и в подвале с ними делать нечего. Потому…       Всё разом, смеющейся толпой, телепортом перемещаемся из подвала в столовую и здесь, под четырёхметровыми потолками, я даю волю своим способностям – по очереди и всех разом подкидываю детей вверх, как жонглёр ловлю их и снова, теперь уже попеременно, они опять летят в воздух.       На шум выглядывает Эльфи, улыбается, садится на стул – мягкая мебель еще не готова, а вот деревянная нами троими изготовлена за пару дней, только шкафы для посуды со стеклянными дверками в эксплуатацию пока не пущены – ждём стекла.       Полёты Веника дают ещё результат. Утомившись от впечатлений, он выдаёт:       - Ха!       Хватит, то есть.       Опускаю его на пол. Стукнув ножками по паркету, опускаются и Сиджи с Ютом. Летать-то они могут и сами, но когда с ними это проделывает оме… Совсем, ведь, другие ощущения!       - Т-с-с! Тихо тут… Аделька придёт, ему скажите, чтобы не шумел. А мы спать…       Беру Веника на руки и иду с ним на второй этаж:       - Пойдёмте, господин барон…       Действительно, бурные эмоции от полётов утомили ребёнка и он, сам не замечая как, настроился на сон.       Пока мы с ним спим вместе. По ночам. Днём только он. Ну, как вместе. Рядом. Кроватка Веника, изготовленная нами на вырост, но с решётчатыми невысокими бортиками стоит рядом с моей кроватью (кроватищей) в пределах досягаемости рукой. Я пока ещё не решаюсь укладывать Веника отдельно, в его комнате.       Мебелями мы обзавелись. Одёжку развесили по местам. Расселились по комнатам и только мелкий пока со мной. Вечерами, перед сном, обязательно все, прямо толпой, гуляем по набережной, учтиво раскланиваемся с соседями, в том числе и с тем самым стареньким омегой, чью собачку так перепугала Машка. Она, кстати, тоже гуляет с нами. Важно, с задранным хвостом возглавляет шествие. Не обращая внимания на тыкающих пальцами в огромную трёхцветную кошку всех встречных и поперечных.       Ещё бы, она, наша Машенька, и отпор может дать! Лысые обезьяны вообще слабы в драке с самыми совершенными существами. Ну, собаки, иногда могут доставить некоторые проблемы. В основном, шерсть после них валяется, ну, маленько крови бывает. А так… И вообще, меня гладить надо, а не пальцами показывать! Вот! И рыбка! Тоже мне! Несите, поклоняйтесь! А я, так и быть, снизойду… Что уж там…       Я раздел и уложил дремлющего Веника, накрыл его лёгкой хлопчатобумажной простынкой, прошёл в кабинет и набросал на листке бумаги свой костюм и костюм Эльфи как их видел. Спустился в столовую, показал омегам. Понравилось. Дело за малым – пошить как задумано. Так-то всё, что можно из швей я вытащил, но всё равно нужна практика. А времени-то нет…       Будем тренироваться на кошках. Возьму вот холстинку какую дешёвенькую и буду кромсать. Сиджи с Ютом привлеку – раскрой ткани дело полезное для мозгов, ну, и Эльфи с Аделькой на подхвате будут.       О, кстати, Аделька из школы пришёл.       - Рассказывай, Аделечка, чему там вас сегодня учили?       - Разное, оме… Арифметика, немецкий, чистописание. Господин Гризелд, оме, про вас спрашивал.       - Да? Ну-ка, ну-ка…       Задержав Адельку после урока Гризелд, смущаясь и теребя на груди белую блузку, спросил у Адельки о том, чем занят оме Ульрих и когда они смогут встретиться. Аделька недоумённо пожал плечами, но обещал поинтересоваться у сюзерена его планами на Гризелда…       Вот так вот. Тут дней несколько надо выждать – пусть клиент дозреет. И повод у меня есть – бал в Совете города, типа, некогда мне.       Вот что-то такое я и предложил Адельке рассказать Гризелду –дескать, оме занят сейчас, но господина Гризелда помнит, любит… Не, про то, что любит пока не надо. Понял, Аделька? Омежка понятливо закивал головой.              Шитьё… Это такая штука… Она… как бы это сказать… такая. Вот раскроил я, к примеру, ткань с припусками на швы, а теперь собрать надо. Да ещё и с подкладкой, швы которой тоже прячутся. А швейной машинки-то нету! На Земле, кто-то, кажется, знаменитый Зингер придумал сделать ушко иглы не на конце, как обычно, а в начале, у острия. Но у меня в голове эта схема никак не укладывалась. Ну, вот представим, игла швейной машины протыкает ткань, с её обратной стороны образуется такая петля, оттягиваемая от ткани иглой. И в эту петлю надо просунуть ещё одну нить. В машинке есть специальная шпулька с такой ниткой. Но как эта нитка в петлю попадает? Пёс его знает. А не просовывать нельзя – иначе шва не будет…       Поэтому тренировки и ещё раз тренировки… Голова пухнет, если честно. Пухнет от того, что надо во всех подробностях представлять процесс просовывания нити в ткань с помощью телекинеза (машинки-то нет!), а именно – на протяжении всего шва первая нить протиснута невидимыми иголочками через ткань, а вторая нить – р-раз! Вся одновременно с огромной скоростью пролетает через образовавшиеся петельки, а потом обе нити должны натянуться, чтобы выбрать слабину. А шов-то! А шов, при этом ведёт! Вобщем, бился над всем этим два дня… Но наши победили!       Поэтому, испортив несколько отрезов полотна, а из более-менее приличных его остатков нашив себе трусов, я приступил к костюму. С содроганием в сердце приступил… мало ли…, а ткань дорогая… Но знания опытнейших швей, собаку съевших на пошиве костюмов для богатеньких буратин Лирнесса, выручили. Сколов на манекене булавками раскроенное, я позвал всех своих подручных, коих оказалось пятеро – Веник не в счёт, хотя он тоже крутился с нами в подвале, и показал примерное изделие моего швейного искусства.       Вах-х! - сказали все.       Вах-то, вах, а мне теперь затылок чесать. Вообще манекен надо под свою фигуру сделать, чтобы лишний раз не заморачиваться с замерами, а тут грудь, талия, длина руки, шея, что там ещё меряют? Ноги, там. Всё в наличии, как живой. Но это потом…       Р-раз! Шов готов по всей длине. Просто надо ткань немного натягивать и тогда сборить не будет… Хо-оо… мне даже потайные швы можно сразу шить, не выворачивая наизнанку. Так, стоп! А клеевая? Бля-я! Забыл! Её же надо до стачивания клеить! Сука! Так, ладно! Выворачиваем всё это добро наизнанку и вешаем на манекен… И чем клеевую греть? Утюга-то нет!       Так! Кто там? Аделька, Сиджи, Ют! Чешите в скобяной ряд, нужна пластина чугуна, пальца в два толщиной и длиной и шириной в пядь. Давайте, быстро! Дело стоит!       Посылаю всех троих потому, что Аделька самый расторопный из всех, а мелким надо социализироваться и больше двигаться на протезах – так они скорее к ним приспособятся.       Ну, а принесут, из чугуна утюг сделаем – пирокинез нам всем в помощь. Ещё и Сиджи с Ютом плавить заставлю. Вон, у нас пристрой пока пустует. Хорошая литейка получится.       Пока детишки бегают на рынок за чугуном (готовые утюги-то тут есть, но, во-первых пластина чугуна гораздо дешевле, чем готовое изделие, а во-вторых детей учить надо), надо стёклышки подкопчённые сделать – чугун плавить.       Тут же, в подвале, подбираю пару подходящих щепочек, приобняв за плечи Эльфи и ведя Веника за руку, веду их во дворик. У нас в мусоре, пока ещё не вывезенном Службой очистки, были остатки стеклянного бокала – кто-то из детей вчера разбил. Стекляшку тоже размягчить можно, распрямить, грани сгладить. Так и делаем. Все трое сидим во дворике на скамье, под увитой виноградом шпалерой, а перед нами в воздухе алеет телекинетический куб с осколками несчастного бокала внутри.       К тому времени, как чугунина была принесена, стекляшки подкоптились и мы втроём пошли плавить металл в пристрой.       В пустом просторном здании жарко, пыльно. В углу свален какой-то хлам: обломки мебели, тряпки, куски камней и кирпичей. Есть пара окон, заросших пыльной колышущейся паутиной, а мы сидим вокруг большого куба телекинетических полей в котором сразу десяток шариков пирокинеза греют неподатливый металл. Поглядываю на раскалённую добела пластину через стёклышко. Сиджи и Ют также любопытно пялятся через чёрные кусочки стекла на разворачивающееся действо. Наконец, металл размягчился, потёк, собрался в колышущуюся лужу на самом нижнем диске поля. Давно-давно, в деревне, ещё на Земле, у бабушки я видел чугунный утюг с изогнутой железной ручкой, его надо было ставить на плиту и, разогрев гладить бельё. Ручка тоже нагревалась и бабушка, в те дни, когда в деревне по причине обрыва или кражи проводов местными алкашами, не было света, прихватив её тряпкой, гладила бельё. Вот и мы также будем делать. Только утюг целиком чугунный будет.       - Сиджи, Ют, тащите сюда все кирпичи из угла!       Дети, старательно наморщив лобики и с высунутыми язычками, телепортируют обломки кирпичей ко мне, на указанное место. Быстренько, пока удерживаю расплавленный чугун, взмахами пальцев, подгоняю красноватые обломки вплотную друг к другу, так, чтобы зазоры между ломаными кирпичами стали меньше волоса толщиной, собрав из них куб со сторонами примерно в две пяди каждая. Затем выбираю в этом кубе полость по форме утюга, подошвой вверх. Ну, погнали…       - Глаза!       Расплавленный металл, разбрызгиваясь во все стороны, пошёл в форму, кирпич потрескивает от высокой температуры, а чугун, остывая, алеет, схватываясь в куче некачественной керамики. Встал…       Толкнув телекинезом, рассыпающийся на мелкие обломки кирпичный куб, вытягиваю из него пока ещё красную отливку. Н-да. Шлифануть надо. Обязательно надо – кирпич, изначально не предназначенный для такого, лопался от жара и в эти трещины уходил жидкий чугун. Немного, но есть. Прямо по горячему прохожусь телекинезом по отливке, заблестевшей полированным металлом. Утюг, ещё раскалённый, готов!       Теперь ему нужна какая-нибудь негорючая подставка и можно продолжать творить. В куче хлама в углу я нашёл случайно сохранившийся целый кирпич, шлифанул его телекинезом, добившись ровного красного цвета обожжённой глины и наш подвал обзавёлся новым оборудованием для глаженья. Клеевая основа была пришпандорена на камзол и шитьё продолжилось…       Ночью ходил за своей заначкой. Ну, как своей. Те два посольских мудака не возражали, а я не отказывался. В общем, после двадцати часов – здешней полуночи, в полвторого ночи опять пошёл на дело. В этот раз без Машки. Дорога до посольства находящегося в Серебряном крейсе мне была известна из голов посла и его помощника. Посольская охрана, сильно поредевшая после моего с ней столкновения, меня не заметила. Начальник охраны альфа-искусник в полвторого спал. Вообще, в посольстве искусником был только он. Ну, а остальные мне не соперники. Потайной ящичек в бюро в кабинете посла не сопротивлялся. Такое же бюро, только попроще видом, в кабинете помощника посла тоже не нашло, что возразить моим притязаниям. Старательно обходя спальню искусника, пробежался по посольству – особняк был большой и в нём были квартиры почти всех, кто работал в посольстве Тилории, за исключением так называемого техперсонала. О! Вот и голубки наши. Два альфовские тела, переливающиеся зелёно-синими волнами и желтеющие натруженными задницами, хорошо видные сквозь стену, спят вцепившись друг в друга – работает запечатление, работает! А там кто страждет? В соседней спальне беспокойно ворочается омега. Возраст за тридцать точно. Видимо супруг посла. Один из. А где ещё двое? А вот и они. Вместе спят. Один по возрасту ближе к сорока, а его напарник самый молодой из всех троих. А точно они супруги посла? Должны быть они. Весь этот этаж особняка отдан под квартиру посла. Комнат десять, если не больше. Прислуга внизу. А здесь посол с любовником, спальни его супругов, два из которых нашли утешение в объятиях друг друга и три детских. Одна для альф - в ней подростки, вторая для таких же омег - там их двое и ещё одна - в ней трое, двое совсем мелких и один побольше. И детей у него семеро по лавкам, два альфы и пятеро омег.       Проскакиваю телепортом в спальню одинокого супруга посла Тилории. Пахнет духами, притираниями (здешняя косметика) на травах. Миловидный омега беспокойно разметался по широкой кровати с шёлковым балдахином. Стёганое, блестящее шёлком одеяло скинуто на пол. Белоснежная ночнушка задралась выше пояса, открывая нежную кожу подтянутой попки. Омега лежит на животе. Длинные чёрные волосы разметались по высоким подушкам и перепутались. Утром не расчешет – почему-то пришла в голову мысль.       Слышится слабый стон, омега во сне елозит ногами по простыне. Снова затихает. Чуть потянув носом, чувствую, что он мокрый – видимо, снится что-то такое… Неудивительно. Сколько дней прошло со времени моей встречи с послом? Где-то декада… В тридцать с лишком омеги достигают пика сексуальности, а тут такое воздержание…       Пожалеть что ли?       Ночнушка безжалостно, но совершенно нечувствительно сдёрнута со спящего. Белая нежная кожа спины с косточками позвоночника… угловатое плечико… засунутая под щеку рука… круглая мягкая попка… стройная, согнутая в колене ножка… и другая выпрямленная на всю длину… розовые пальчики и такая же розовая пяточка…       Что тебе снится, крейсер Аврора?       Вся моя одежда, разом сдёрнутая той же самой телепортацией, почти беззвучно упала посреди спальни. Подтянутое (да, да у меня под кожей жира нет) обнажённое тело приникло к спящему сзади. Быстрое нажатие чуть ниже и левее пупка и вот мой не самый большой солдат готов к труду и обороне. А омега так и не просыпается (трудно проснуться, находясь под воздействием менталиста!). Пристроившись между им самим разведённых ног, оперевшись на локоть, я, проведя пальцами по спине и нежному боку, дотягиваюсь до крупного соска, двумя пальцами прихватываю его и, наклонившись над спящим, медленно, тягуче, с прикусом, целую между лопаток, прямо в торчащую косточку.       Омега, Кирс, как я выяснил, прошерстив его голову, Кирс фон Краутхайм, урождённый фон Мессинг, повёл головой, потёрся щекой о руку, на которой лежала его голова… Спи, спи, хороший мой. Тебе нельзя просыпаться… Твой истинный мудак-посол, а проснувшись ты не захочешь ничего… Как ребёнок зачмокал губами. Изогнувшись сильнее, поцелуями спускаюсь по спине ниже, омега, под моими губами выгибается, дышит чаще, снова стонет, и выдаёт:       - Эмочка…       О как! Посол-то у нас Эмочка, оказывается.       Нахрен Эмочку!       Сегодня ночью Кирса будет пялить, жестоко пялить оборотень с охрененного размера собачьим членом с узлом размером почти с его, Кирса, голову.       Лес. Сырой ночной лес. Обнажённый Кирс стоит на мягком и вовсе не холодном, как могло бы показаться, мху. Полная Лалин светит сквозь ветви деревьев. Тишина. Тишина такая, что омега слышит как бьётся его сердце. Едва слышный шорох откуда-то справа… А нет, теперь слева. Тихие острожные шаги… Кто-то лёгкой рысью бежит между деревьев, огибая низко наклонённые ветки. Мелькнула тень, промчавшись за спину. Оробевший омега обернулся, пытаясь разглядеть неведомую зверушку. Нет… никого…       Повернув голову назад Кирс увидел прямо перед собой здоровенного, ему по грудь, волка. Зеленовато-жёлтые глаза с круглыми зрачками уставились прямо в лицо. Волк наклонил лобастую голову, влажным носом осторожно дотронулся до колена, выдыхая горячий воздух скользнул по бедру. Жарко дыша, втянул воздух, понюхав сжавшийся член. Кирс оробел ещё больше и съёжился, сжав кулачки под подбородком и крепко зажмурив глаза. Волк ткнулся носом в пупок, дохнул в один из кулачков омеги, чмокнул языком и лизнул щёчку Кирса. Омега осторожно раскрыл один глаз… второй… Волк дружелюбно махнул из стороны в сторону хвостом.       Кирс выдохнул – оказывается, пока он пытался разглядеть кого-то в лесу, то почти не дышал. Отнял от груди руку, потянул к волку:       - Со… собачка… хорошая…       Волк прижал ухо и ждал, когда пальчики омеги коснутся его головы. Кирс дотронулся кончиками пальцев до короткой мягкой шерсти между ушей волка. Неожиданно пальцы зазудели – до того захотелось потрогать кончик уха лесного зверя. Мягкое тёплое ухо, покрытое коротенькой нежной шёрсткой… Волк, толкнув тёплым боком Кирса в живот, повернулся к омеге боком, предлагая погладить спину. Кирс провёл по спине, дошёл до крестца и тут волк качнул тазом, а из препуция показалась бледно-розовая острая головка.       - С-собачка ты чего? – выдавил из себя Кирс, отдёргивая руку от волка, двинувшего тазом ещё раз.       Волк мотнул головой и издал хекающий звук, как будто кашлянул, дескать, чего спрашиваешь, подставляйся…       - Н-нет… Не надо, - попятился Кирс, волк повернув голову, пристально смотрел на омегу.       А тот, повернувшись и не разбирая дороги помчался по лесу, встопорщившейся на загривке и между лопаток пустыми фолликулами кожей чувствуя жаркое дыхание нагоняющего зверя. Не сбивая ног и не запинаясь (сон же!) омега бежал по лесу и чувствовал, что силы его покидают. Волк, же нисколько не запыхавшись, мчался следом, изредка, весело подкидывая лапы, забегая справа или слева, вывалив язык и улыбаясь – ну, что ты глупенький, зря бежишь, всё равно догоню…       А и правда, ну, догонит… всё равно сделает, что захочет – билась в голове Кирса предательская мыслишка, только бы не укусил…       Нет, не убежать…       Омега замедлился и опустился на колени, а затем, приникнув к ним, сжался в комочек, крепко зажмурив глаза – делайте, что хотите. Но где-то в глубине души билось предвкушение, смешанное со страхом – укусит или нет? Или…       Позади Кирса треснуло, негромко хрустнула ветка… Никто не подходит.       Горячее дыхание опалило спину. Сильные руки подхватили Кирса, подняли над землёй, перевернули вверх животом, прижали к горячей голой груди с каменно-упругими мышцами. Он раскрыл зажмуренные глаза и волчья морда с вертикально торчащими ушами дружелюбно ткнулась ему в щёку мокрым носом. А кто?! Кто меня держит?       Приглядевшись, Кирс увидел, как косматая волчья шея плавно переходит в широкие человеческие плечи… Его держит человек с волчьей головой! Так не бывает!       Человек с волчьей головой бережно баюкает Кирса на руках, а затем склоняется к земле, кладёт омегу на мягкий, тёплый (!) мох, наваливается сверху могучим жилистым телом, а омега (что уж там! если избежать не получится, так хоть удовольствие получить!) пытается вжаться в это великолепное тело, плотно проводит по горячим раздувающимся бокам человека-оборотня ногами согнутыми в коленях. Изгибается под тяжёлым телом, разводит ноги шире, острая головка волчьего члена оказывается напротив давно готового к соитию сфинктера. Человековолк двигает тазом, раз, ещё… Кирс закусывает губу, не от боли, нет, расслабляет мышцы ног и принимает нечеловеческое орудие любви на полную длину, до конца…       Я же, пристроив между ягодиц спящего омеги свой невеликий член и ухватив его за собранные в пучок роскошные волосы, неистово колотил голым лобком в податливую попку супруга посла Тилории. Тело, спящее тело, вздрагивало подо мной – Кирсу снился сон, как оборотень трахает его в лесу, а омега, отдаваясь ему, всё плотнее вжимается с горячее двигающееся тело и шарит руками в предчувствии оргазма по литым стальным плечам.       Голова омеги, затянутая за волосы к плечам почти до затылка, дёрнулась, Кирс, сглотнул, под нежной кожей шеи перекатился горловой хрящик, глаза полуоткрылись и с тонким стоном из съёжившегося члена плеснула горячая сперма. Я, весь покрытый испариной, навалился на Кирса сзади, вдавливая его в матрас и уже медленно, тягуче двигался, прислушиваясь к содрогающемуся подо мной от наслаждения телу. Вот оно мечется выброшенной на берег рыбкой, а я удерживаю его и от того, что я держу, тело мечется сильнее и сильнее и нет ничего прекраснее этих мгновений…       Сижу на кровати спустив ноги на пол, тело в районе промежности всё мокрое от выделений омеги, а он спит… Спит, выплеснув из себя накопленное за всё время вынужденного воздержания.       Но я ж не могу без прикола. Та-ак… оп-па!       Волки-то у меня реально есть. В заповеднике. Большие волки, шерсти на них много. Хоп-па! И приличный клочок волчьей шерсти оказывается зажат в пальцах Кирса – телепорт не к местности, а к объекту. (Где-то в горном заповеднике Аранда взвизгнула волчица, лишившаяся клока шерсти на задней ляжке). Утром проснётся весь в засохшей сперме – ну, это бывает. Правда, не со взрослыми, но всё равно ничего сверхординарного. Обязательно спросонья лицо потрёт, а вот она! Шёрстка-то! Настоящая, волчья. Прикольно…       Два дня из остававшихся до бала я был занят шитьём и вышивкой. По плану на правой стороне груди камзола должна быть вышивка, на клапанах карманов и по полам тоже вышивка – всё в едином стиле. Специально листал упёртый (на время!) у златошвей каталог вышивок, чтобы не попасть впросак с какой-нибудь тематической вышивкой – моя должна быть сугубо нейтральной – ни про что.       Уже под вечер, закончив смокинг Эльфи и, заставив его раздеваться до пояса, заканчивал возиться с кружевным топом. Хм… а животик у нас подрастает. Нет, пока ещё смокинг на Эльфи сойдётся без проблем. У нас там и была-то предусмотрена всего одна перламутровая пуговица. А потом ему надо будет специальную одёжку подбирать. Среди лавок, торгующих готовым платьем, одежды для беременных нет – я узнавал. Что ж, нашьём сами…       И вот, наконец, всё готово. Примерено, раз двадцать покручено перед зеркалом так и эдак, одёрнуто, снято невидимых соринок, почищено, на всякий случай одёжной щёткой.       Не, круто, чо… Сам себе нравлюсь.       Эльфи, когда не был занят примерками, уткнувшись носом, сидел за столиком в прихожей – пилил и красил ногти. Себе. А потом и мне. Мне только бесцветный лак – спасибо демонам у меня пожизненный маникюр.       - Оме, - бурчал омега, - я на ваших ногтях все свои пилки и ножнички испортил! Вашими ногтями только шахты в горах копать! Они у вас как железные!       - Ничего, Эльфи, может быть придётся и шахты копать! Какие наши с тобой годы! – откликнулся я.       - Вам смешно, а мне их никто точить не берётся. Говорят, вещи дорогие, калёные, а за порчу отвечать деньгами надо…       - А что ж ты мне сразу-то не сказал. Сейчас мы их…       Волна телекинеза пробежалась по щипчикам и ножничкам, снимая микронные слои металла и затачивая элитный инструмент до бритвенной остроты.       - Принимай работу! Готово!       - Ой, оме, - Эльфи широко раскрыв глаза, неверяще смотрел на свои блестящие железки, дотронулся пальчиком, отдёрнул, сунул закровивший кончик в рот.       - Ты, Эльфи, стричься-то будешь? Завтра идём.       - А я уже, оме, разве не видно?       - Хм… постригся… Ну, вроде, да…       - Ох, оме, ну, как же вы не видите? Перед выходом укладку сделаю и всё…       - Да?.., - с сомнением протянул я, вглядываясь в волосы омеги.       Ну, если говорит, что стригся, то, значит, так и есть.       - Не нравится мне, оме,.. – недовольно протянул Эльфи, всматриваясь в себя в зеркале.       - Что не нравится?       - Да постригли меня… как-то… Я уж так и эдак, говорил, показывал, а они… Не нравится мне, - омега вертел головой перед зеркалом туда и сюда, в сомнении корчил гримаски.       - Вот, смотрите, оме, тут и тут, - начал он мне что-то показывать, запустив пальцы в волосы.       Чего ты мне показать решил? Ровно и ладно. Ну, на то, что я им в замке показывал, вроде, смахивает. Оставив огорчённого омегу у зеркала, я скакнул к башмачнику. Тот расстарался и закончил на день раньше. Забрал заказ, телепортировал его в дом, а сам скакнул к калитке домика Лисбета. Давно его не видел, да и узнать надо – идёт ли он на бал и если нет, то уговорить идти со мной.              

* * *

      А Лисбет собирал вещи. Как обычно, он взял предписание в Корпусе целителей и назавтра отбывал в поездку на крайний запад.       Дверь мне открыл сам. И обрадовался со всей присущей ему непосредственностью.       - Оме! Как я рад, что вы пришли! Я…я, признаться, ждал вас, - милое личико вспыхнуло радостью и тут же омега засмущался своих чувств и, опустив глаза, начал теребить завязки на полотняной рубашке…       Ну, вот как! Как ему удаётся, не делая ничего, вызывать к себе такую бурю эмоций!       Подхватываю телекинезом восхищённо и одновременно смущенно пискнувшего Лисбета и усаживаюсь с ним на коленях в кресло в гостиной.       - Ой, оме, зачем вы! – пытается вырваться из моих объятий омега.       Молча перехватываю его ручку, целую и полный умиления, прижимаю мягкую ладошку к своей щеке.       Лисбет затихает у меня в руках. Ласковые ореховые глаза время от времени вскидываются на меня. Нас окутывает облако нежного иланг-иланга. Вездесущий Лизелот выглядывает на шум – кто бы это мог быть?       Транслирую ему: «Лизонька, всё в порядке. Это я.»       Отпустив ручку омеги, наслаждаюсь невеликим весом и теплом живого тела. Вот такой вот я лесбиян.       - Доктор, а я к вам и вот по какому вопросу, - выскакивает у меня цитата.       - Что с вами? – дёргается Лисбет.       - Нет-нет, со мной всё в порядке… Просто завтра в Совете города состоится бал и я хотел бы…       - Я знаю, - перебивает меня он, не дослушав, - я уже почти собрался, - нежная ручка указывает на разбросанные по креслам и диванам вещи.       Ловлю её и начинаю перебирать тонкие пальчики. Лисбет опять смущается, пытается вытащить свою руку, но я не пускаю и он смиряется, отдаёт её в мою власть.       - Вот как раз по поводу бала…, - поглаживаю я пальчики Лисбета. Мои мягкие движения немного успокаивают, а осторожные касания к весьма чувствительным пальчикам, даже доставляют удовольствие омеге. Я знаю, что ему не нравятся балы и, поглаживая ему руки, я отвлекаю Лисбета от негативных ощущений:       - Оме, мне бы хотелось пойти туда с вами…       Пепельная головка поникает. Лисбет приваливается к моему плечу. Тяжело выдыхает мне в грудь:       - Оме Ульрих.., вы… вы же знаете, что…, - тут он останавливается, долго молчит, по-видимому, копаясь в себе, и собравшись с силами заканчивает едва слышно, - я не смогу вам отказать…       Жертва! – обжигает меня догадка.       Он приносит мне жертву! Ему будет плохо на балу, но ради меня…       Он готов туда идти. Со мной.       Сволочь я! Сволочь и гад.       Стыдно ли мне?..       - Оме, - шепчу наклонив голову к Лисбету, повесившему голову.       Молчит.       - Оме, - опять шепчу в склонённую голову сидящего у меня на коленях омеги.       - У…, - откликается он.       - Посмотрите на меня…       Лицо с порозовевшими щёчками и глазами полными слёз, готовыми вот-вот пролиться, поднимается ко мне.       Молча тянусь к нему и невесомо, едва-едва дотрагиваюсь губами до губ Лисбета. Он, недвигаясь, прикрывает глаза и слёзы двумя струйками сбегают по щекам, попадают в рот и делают наш поцелуй солёным. Уже смелее касаюсь губ омеги, он в ответ чуть приоткрывает рот, глаза распахиваются шире и уже я кончиком языка нащупываю контур его губ, как… Омега напрягся в моих руках, лицо его стремительно налилось краской, он вырвал свои ручки из моих рук и панически прикрыл сразу двумя руками промежность.       - Пустите… оме Ульрих, пустите! Пустите меня…, - начал он вырываться.       - Оме, оме Лисбет, что случилось?       - Пустите!       Лисбет смог всё-таки вырваться, но далеко уйти не успел – я ухватил его за руку в самых дверях. Нет, так дело не пойдёт! Что с ним произошло?       Обхватываю Лисбета со спины, обнимаю руками, тыкаюсь носом за ушко, дышу в него горячим воздухом:       - Что с вами?..       Омега жмётся, отворачивается, ручками вцепился в мои руки обнимающие его с двух сторон. Пытаюсь повернуть его к себе, Лисбет же, наоборот, уклоняется всеми силами. Да что случилось то? Кое-как, после длительной борьбы и пыхтения Лисбета разворачиваю его к себе, омега тут же прикрывает руками промежность. Промок что ли? Почему спереди? А… ёкарный бабай! – пронзает меня догадка.       - Оме, идите ко мне…, - привлекаю к себе полыхающего лицом омегу. Детский сад какой-то!       - Хотите я вам расскажу…, - стоим обнявшись в дверях, Лисбет с так и зажатой руками промежностью уткнулся мне носиком в грудь, глажу его по спинке, он, уткнувшись мне в грудь, внимательно слушает.       - Есть один очень симпатичный омега – я с ним в школе у Адельки встретился. Он там учитель..., - напряжённое тельце Лисбета чуть расслабилось, слушает всё-таки, - так вот, - продолжаю рассказывать, не переставая гладить спинку омеги, ровные монотонные движения успокаивают, - когда меня вызвали в школу на предмет поведения Аделаида, то со мной произошло тоже самое…, - ушки Лисбета насторожились, - я даже Адельку перед собой поставил…       Беру омегу за плечо и веду за собой обратно в комнату, Лисбет безвольно идёт следом. Сажусь сам и снова усаживаю его на колени:       - Оме Лисбет, вы целитель… Это же нормальная физиологическая реакция. Природа дала нам с вами этот орган и у него есть возможность эрекции.       Омега, услышав слово «эрекция» снова уткнулся носом в мою грудь и, жарко дыша, в ткань рубашки прошептал:       - Оме Ульрих, у меня… я… Так у меня никогда не было… Он… там…, - Лисбет смешался и замолчал, ещё сильнее вжавшись в меня, едва слышно продолжил, - стыдно-то как…       Вот так вот, Саня, вот так. Есть в этом мире люди у которых стоит на тебя… Х-хех…       Делать-то теперь что?       - Оме Ульрих, - раздалось снизу, от груди, - а как… как вы там в школе… справились?       - О-о, оме Лисбет… Способ один…, - нарочно тяну паузу, во время которой в головке Лисбета мелькают варианты один за другим и все какие-то… Омега полыхает так, что даже ручки становятся красными.       - Помните, оме, когда я лежал у вас в палате, я вам рассказывал об оргазме…, - начинаю я, сумев всё-таки оторвать одну из ручек Лисбета от его промежности и начав её гладить.       Лисбет выдыхает лёжа головой на моём плече. Всё он помнит. Практически каждую минуту с оме Ульрихом помнит.       - Так вот, мы там с вами остановились на том, оме Лисбет, что семяизвержение – это одна из разновидностей оргазма, доступных нам, омегам.., - скучным размеренным тоном унылого лектора продолжаю я.       Ручка Лисбета, прикрывавшая промежность судорожно дёрнулась в попытке надавить на стойкого солдатика. Неудачно. Судя по всему, ничего не вышло.       Неужели у него это в первый раз? Да, не… Не может быть. А пубертат? Там, я слышал, у всех – и у альф и у омег стоит только в путь.       Подтягиваю Лисбета к себе, целую в лобик и тихонько спрашиваю:       - У вас никогда такого не было?       Лисбет молча отрицательно мотает головой, затем шепчет, так и не отрывая алеющего лица от моего плеча:       - Никогда… В литературе и у пациентов только…       - А почему не было?       - Я… оме Ульрих, простите, о таком…, - смущение понемногу оставляло Лисбета и он смог говорить, - я видимо, так сроднился с Великой Силой… ещё в детстве…       Понятно. Омеги-целители нефертильны полностью, а Лисбет такой с детства, вот и…       И вот опять, Сила Великая… Подсовываешь мне девственника, так что ли? Шиарре… развратник был, да… Дитрич, ну, не знаю… Хотя, всё, что я с ним проделывал… оно там, где-то рядом… Вивиан… клейма ставить негде… хотя и жалко его…       И вот они – двое красавцев – Лисбет и Гризелд… Не хочешь грязных, Саня, получи чистеньких… Делай с ними что хочешь… И ведь, правда, вывод-то такой напрашивается. На одного у меня стоит, так, что дым идёт. А у другого на меня и тоже с такой же интенсивностью.       -… оме Лисбет,.. – долго собираюсь с мыслями, а Лисбет ждёт, - что во мне есть такого, что вас привлекает? Почему у вас такая реакция? Поймите, оме Лисбет, я спрашиваю это не из любопытства. Вы – целитель, я – менталист и нам с вами надо понять, почему ваш организм так на меня реагирует. Вы меня видели в разном виде, поэтому оставим визуал в стороне. Должно быть что-то другое…       Ну, вот, загрузил. Лисбет медик. Талантливый медик. И анализ своего состояния ему поможет немного снять напряжение. Да и потом, просто интересно – к каким выводам он придёт.       - Оме… Ульрих..., - Лисбет, размышляя над моим вопросом, убрал руку из промежности, в задумчивости потёр лоб, а я скосил глаз между ног омеги. Хм…И где? Да там нет ничего!       - Мне кажется, оме Ульрих…, - начал вслух размышлять омега, а я осторожно снял его со своих колен и поставил перед креслом в котором сидел, Лисбет не заметил, погрузившись в размышления, - да, я думаю, что здесь целый комплекс причин…       С интересом смотрю на Лисбета. Целиком. В том числе и в промежность. Бугорок просматривается. Но… Его размеры… Скажем так, незавидны. Сопоставляю со своей благодатью. У меня больше. Однозначно. Так-так… Если у меня сантиметров двенадцать, а торчит заметно – достаточно школу Гризелда вспомнить, то… если у него в состоянии эрекции почти и невидно ничего, то дай Сила сантиметров шесть в возбуждённом состоянии… У альф всё это начинается от двадцати сантиметров.       Вот так вот… Такие вот мысли о чужих хуях.       - … так вот, оме Ульрих, видимо все эти обстоятельства и сыграли свою роль…       Стоп-стоп-стоп! Какие обстоятельства? О чём ты? А… Понятно…       Я прослушал, но поскольку менталист, и раз разговор был в моём присутствии, то восстановить сказанное для меня не проблема. Короче, Лисбет пришёл к выводу, что и тактильный контакт, и запах и новый восстановленный визуал, то есть мой облик, сыграли свою роль. Кроме того, Лисбет, видимо много вложил в меня своих сил – и лечил и других целителей уговаривал и я для него стал ценимым человеком. А его психологический срыв и катарсис от прослушанной музыки и последовавший затем рассказ о Римской империи и очередной музыкальный опус сделали нас эмоционально близкими людьми. По крайней мере, он так считает. И вот результат.       - Оме… Ульрих…, - удивлённо прервался на полуслове Лисбет, осторожно дотронулся до промежности.       - Всё прошло? – смеюсь я одними глазами.       Лисбет молча потрясённо кивает.       - Хотите я вас поцелую, оме Лисбет? – провоцирую я, ухватывая ручку Лисбета и подтягивая его к себе, - в научных целях, а?       Подтаскиваю слабо сопротивляющегося омежку к себе, встаю из кресла и, под негромкий ах, взяв в ладони милое личико, начинаю его целовать.       Лисбет неумело пытается отвечать, затем снова алеет, его бросает в жар и он перехватывает мои руки своими. Останавливаюсь:       - Снова?       Тот молча кивает, не отрывая от меня своих невообразимых глаз. Наши лица так близки, что я вижу своё отражение в его глазах. Снова приникаю у его устам и он прикрывает глаза, отдаваясь поцелую и чувствам. Наличие эрекции уже не беспокоит омегу. Целоваться же так приятно!       Но с экспериментами, тем более научными, надо на сегодня завязывать. Я же его на бал решил с собой позвать. А мой приход пошёл куда-то не туда…       - Оме Лисбет…, - глаза омеги, затуманившиеся, покрытые какой-то пеленой медленно возвращаются в осмысленное состояние, - у на с вами есть ещё одно поле для экспериментов…       - А?..       - Я должен вам показать стадии оргазма у омег…, - снова приникаю к таким сладким губам Лисбета, глаза его снова затуманиваются, - а потом, - отрываюсь от омеги и продолжаю изливать в ещё неокрепший после поцелуев ум гениальную мысль, - а потом вы в Схоле научный доклад сделаете… На факультете целителей… По сексологии… И занятия практические..., - снова приникаю к губам Лисбета, но тот услышав про доклад, уже не так реагирует на мои действия – голова включилась.       Отлипнув от меня и нетвёрдо стоя на ногах, он минуту приходит в себя, а затем, едва уловимо улыбаясь и щуря ласковые глаза уточняет:       - Практические? Это прекрасно, оме Ульрих… Но, чур, в качестве наглядного пособия я вас приглашу!       - Да кто ж против-то? Поставим в аудитории кровать пошире и все-всех целителей научим. Вы, как научный руководитель, а я, так и быть, лаборантом побуду. Диссертацию, оме, защитите… Подумайте сами, оме Лисбет – доктор целительских наук по сексологии! – подхватываю я шутку и опять вгоняю в краску впечатлительного омегу, - А потом ученики появятся, своя научная школа… Здорово! И темы для кандидатских: Влияние феромонов на длительность эрекции. Размеры полового члена и сила оргазма. И выборка статистическая… Не менее сотни альф и омег столько же…       Лисбет, смеясь над моими рассуждениями, несильно толкнул меня в грудь:       - Ох, оме Ульрих… Вы такой выдумщик…       Я снова привлёк Лисбета к себе, а тот, доверчиво прижавшись, обнял меня… Век бы стоял!        С трудом оторвавшись от мягкого, привлекательного тельца, сел в кресло. Лисбет так и остался стоять передо мной. Я, взяв его сразу за обе ручки, гладя своими большим пальцами его пальчики и пристально смотря в тёплые ореховые глаза, вернулся к тому с чем пришёл:       - Оме Лисбет…, так я могу надеяться?       Улыбка оставила розовые, опухшие от поцелуев, губки омеги:       - Вы о бале?       Молча киваю. О нём. О нём.       - Мне совершенно не в чём идти, оме Ульрих…       - О! Оме Лисбет, а ваш великолепный официальный костюм?       - Ну, если только он…       Ну вот, мысли в голове омеги приняли практическое направление.       - А я за вами заскочу завтра и мы прямо телепортом к Совету и подскочим… Портшезы не нужны будут, - наклонившись, целую ручку Лисбета, а он запускает вторую свободную руку глубоко мне в волосы, тонкие пальчики омеги дрожат…       Снова волна иланг-иланга накрывает нас обоих.       - Ох-х-х…, - едва слышно стонет омега…       Оторвавшись от ручки Лисбета смотрю на него снизу вверх и шепчу:       - Подумайте над темой доклада, оме Лисбет, подумайте…              

* * *

      И вот мы у Совета. Телепортироваться к самому зданию, непосредственно ко входу, я посчитал не целесообразным – мало ли кто там может быть? Ещё посчитают нападением. Да и впилиться во что-то или кого-то можно. А это чревато…       Поэтому я сначала выскочил высоко в воздух. Осмотрелся. Скакнул вниз, в небольшой скверик буквально из трёх-четырёх деревьев и за кустами пышно цветущего олеандра или чего-то подобного, усыпанного ярко-розовыми цветами, отыскал подходящую для телепортации площадку. Дёрнул Лисбета и Эльфи к себе. Эльфи у меня попривык, а вот Лисбет с непривычки испугался, ойкнул, прикрыв наманикюренными пальчиками накрашенный рот.       Перед отбытием, проинструктировав Адельку, Сиджи и Юта, оставив на них Веника и, в качестве верховного надзирателя, Машку, заскочили с Эльфи к Лисбету. Эльфи профессионально пробежался своими приспособами по личику целителя, оно неожиданно заиграло и омега открылся для меня с новой стороны.       Не выдержав, я подошёл к Лисбету, прихорашивавшемуся перед зеркалом, взял за руку и молча приложился губами к пальчикам выглядывавшим из-под кружев рубашки.       Лисбет, видимо, привыкнув к моим по нему загонам, руку отнимать не стал, а просто светло улыбнулся и вздохнул.       - Оме, - шепнул приблизившийся к нам Эльфи, - осторожнее, я его накрасил…       Все трое выглядим, как по мне, на все сто…       И вот он, бал…       Проходим, предъявив приглашения.       Поднимаемся вверх по широченной бесконечной лестнице. Ливрейные прислужники, стоящие на каждой площадке монструозной мраморной лестницы, учтиво кланяются, пропуская нас мимо.       Огромный сводчатый зал, высокий настолько, что потолки теряются в невообразимой вышине, полный пёстро одетого народа оглашается зычным голосом сенешаля Совета, усиленным Великой Силой:       - Его Светлость, оме Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда с Личным Слугой!       И дальше:       - Оме Лисбет Брайтбах!