Горбатый бог

Я бы хотел удалить часть себя. Эд Гейн, или «Плейнфильдский вампир». Число жертв — две.

      Джеффри часто наблюдал за тем, как Крис тренировался. Особенно это было приятно делать утром, желательно, не самым ранним, раскинувшись на кровати и собрав вокруг все подушки. Крис приседал, делал планку и стойку у стены. Последнее нравилось особенно сильно. Во-первых, упражнение смотрелось эффектно, Крис начинал отжиматься, его тело напрягалось, становилось еще рельефнее — красота. Во-вторых, параллельно Крис выглядел забавно: он краснел лицом, пыхтел, а еще повязывал на ногу целлофановый пакет. То ли для того, чтобы лучше скользить стопой по стене, то ли наоборот... Джеффри никогда не вдавался в такие подробности, просто лежал и улыбался.       — Ты можешь тоже попробовать, — зазывал его Крис.       — Могу. Но не хочу. Мне и отсюда чудесно видно.       — Зря. Это полезно. Тебе может понравиться.       — О, не сомневайся. Мне уже та-ак нравится.       Крис смеялся, сбиваясь с ритма или сползая от смеха на пол. Звал к себе, если не позаниматься, то хотя бы поцеловаться.       «Никогда бы не подумал, что стану настолько сентиментальной жопой. Аж самому от себя противно».       В отместку Джеффри утягивал Криса на простыни, хозяйски обхватывал ногами, прижимался колючей щекой к загорелому плечу и сидел так столько, сколько позволяло их расписание.       — Надо запретить твоему режиссеру утренние репетиции.       — А вчера ты хотел запретить вечерние, — улыбался Крис и как бы невзначай уточнял. — Не забудь про лекарства.       — Хорошо.       — Синюю, две белых и круглую.       — Крис, ангел мой, они все круглые.       — Самую.       «К чему я вообще про это вспомнил? Ах, да. Забота. Как бы я ни выделывался, мне нравилось и нравится, когда обо мне заботятся. Кофе в постель, напоминания про лекарства, даже уговоры подкачаться. Я как сраный хомячок, который сдохнет от одиночества, если про него забыть на пару дней».       Сравнение с хомяком казалось донельзя точным, особенно сейчас, когда Джеффри, морщась и ругаясь сквозь стиснутые зубы, приседал и отжимался, повинуясь бодрому голосу тренера. Сильнее задорного «раз, два, тр-ри» раздражала разве что бьющая по ушам музыка.       «И на кой черт я придумал эту хуйню с тренировками?»       Джеффри несколько раз порывался уйти, но, чувствуя на себе внимательный и как будто невероятно довольный взгляд Сэнди, продолжал заниматься.       В небольшом зеркальном зале с распахнутыми настежь окнами собралось пятнадцать человек, в основном молоденькие девчушки, старше Джеффри был разве что тренер, но он настолько резво выполнял все упражнения, что Джеффри чувствовал себя главной развалиной.       «Дыхалка ни к черту. Тошнит. В глазах темнеет. Гадство».       Чтобы как-то сгладить ситуацию и не стать объектом жалости, он решил стать объектом шуток, — намеренно громко топтался на месте, укладывался на пол, картинно запрокинув голову, вздыхал:       — Мелкота, пощадите дедушку. Здоровый образ жизни меня убивает.       По залу разносились смешки, к концу занятия Джеффри сделался главной звездой. Его подбадривали и нахваливали всей толпой, пока он демонстративно медленно выползал из планки.       — У вас отлично получается, — Сэнди открыла ему бутылку воды. — Вы всем понравились.       — А ты во мне сомневалась? — спросил Джеффри и незаметно поправил спортивные штаны.       «Проклятье. И они уже сваливаются».       — Что вы! Я? Сомневалась? В вас? — Сэнди прижала ладонь к груди и вытаращила глаза. — Да с чего бы?!       «Она быстро учится», — умилился Джеффри, а вслух сказал:       — Я никогда не любил спорт. В школе прогуливал физ-ру под лестницей с книгой. Или с сигаретами. Или с сигаретами и книгой. Тогда у меня ничего не болело. М-да.       Они сидели на полу, дожидаясь, пока все выйдут из зала. Раздевалки здесь обустроить не успели, да и большинству они были без надобности: почти все жили в самом же альянсе или по соседству и шли переодеваться в свои комнаты и квартиры. Джеффри надеялся хотя бы обтереться полотенцем и переменить футболку. Не потому что он успел как-то всерьез вспотеть, нет, просто серый низ и зеленый верх плохо сочетались.       «Не помню, чтобы покупал это говно. Крис у меня забыл? Возможно».       Сэнди стянула с волос резинку, распушила кудри и, прочесывая их пальцами, протянула:       — Ну-у... А вам понравилось?       — Мне понравилось то, что я не сблевал в конце.       — Да-да. Но... Весело же? Эти сходки устраивают по понедельникам, средам и субботам. Мы можем как-нибудь, — Джеффри выразительно нахмурился. — Да-да, мы договорились, что вы сходите один раз. И все же...       — И все же ты мечтаешь превратить меня в здорового человека. Нет, спасибо, — убедившись, что последняя девушка вышла из зала, Джеффри стянул футболку.       Сэнди поспешно кивнула и, отвернувшись, подала полотенце.       «Какие нынче скромные дети. И это она с меня штаны стягивала, чтобы пептид колоть? Прелесть».       Острить получалось исключительно молча, потому что и перед Сэнди лишний раз не хотелось светить сизо-желтыми синяками, появлявшимися как по волшебству от любого неудачного движения или недостаточно удобной мебели. А неудобной считалась вся мебель, кроме собственной кровати с кучей подушек.       Видно, чтобы скрасить тишину, Сэнди вдруг переключилась на школьные воспоминания:       — А я честно ходила на физ-ру. Надеялась так похудеть. Правда, мне не нравилась спортивная форма. В ней мои бедра... Ну, казались шире, чем на самом деле.       — Моя хорошая, поверь, плоская жопа — вот это беда. Как минимум, больно сидеть. Как максимум, не за что подержаться. И джинсы висят. Короче, у тебя шикарная жопка. Расслабься!       — Вы отвратительный, — скривилась Сэнди, но тут же прыснула смехом. — Вы закончили? Пойдемте, а то нас тут запрут.       — А носик припудрить? — Джеффри перехватил протянутую руку у запястья.       «Фига, она крошечная. А все туда же... Воспитывает», — поднявшись, посмотрел сверху вниз, потрепал по голове:       — Красотуля моя.       — Все еще тошнит?       — Нет. Таблетки вштырили.       — У вас нет побочек от новых лекарств?       Джеффри фыркнул. Он сам давно разучился понимать: плохо ему из-за побочек, похмелья, недосыпа или все-таки из-за СПИДа.       — Сменим тему. Как там у моей хорошей девочки с ее хорошим мальчиком?       — Можете у него сейчас сами спросить.       — Как? Ронни здесь? И ты мне ничего не сказала? Подлая, я же одет черти как.       — Уверяю, вы неотразимы, — Сэнди со вздохом перекинула через плечо огромную почтальонку.       «Как же я не люблю этот мешок, такой уродливый. Ей бы подошло что-нибудь в духе "Гуччи" пятидесятых. Из бамбука. И где ей надо худеть? Охуенные бедра. Девочка цены себе не знает. Надо только сжечь бесформенные штаны и надеть юбку с высокой талией. Такую, до колен. Шикарно будет... А "Гуччи" у меня где-то валялась, надо поискать». Джеффри оттянул лямку почтальонки и строго заметил, придерживая перед Сэнди дверь в коридор:       — Нельзя такие тяжести таскать.       — Ого. Вы обо мне беспокоитесь? Теперь тошнит меня, — Сэнди покосилась на спортивную сумку Джеффри. — У вас у самого не легче.       — Но-но. Это ак-сес-су-ар. Эксклюзив от «Лакост», одна из первых малышек Бернара, — поймав во взгляде Сэнди недоумение, закатил глаза. — Я-ясно... О. Я вижу Ронни. Ути божечки, он в комбинезончике! Я щас описаюсь.       Рон стоял на входе в холл, издалека похожий на дежурившего школьника. Смешно кучерявый, в джинсовом комбинезоне и пестрой толстовке. Рон переминался с ноги на ногу — «В драных кедиках», — и мечтательно что-то рисовал в блокноте.       «Все время забываю, какие они с Сэнди коротышки. Идеальная парочка, вон, и одеты похоже. Жуть как сахарно. И чего девчонка со мной возится? Проблем мало?»       Рон заметил их, спрятал блокнот с карандашом в нагрудный карман.       — Солнце, как прошло? Хорошо? Класс. Мистер Мэридью, — приветливо приблизился с рукопожатием.       — Ой, ну какой воспитанный ма-альчик, — кокетливо подмигнул Джеффри. — Сэнди, мне он все больше нравится.       — Очень польщен. Мистер Мэридью, как ваш перевод?       — Фу, — Джеффри намеренно быстро выхватил ладонь. — Нравишься меньше. Спроси еще, как мои суставы, я вообще обижусь. А ты не злорадствуй, — велел он Сэнди, следившей за ними со стороны. — Ты уже говорила ему, что заставила меня позориться в зале? Нет? Вот такая она гадость. Отправила корячиться перед молодняком.       Рон, принимая правила игры, состроил обеспокоенное лицо:       — Мистер Мэридью, хотите, мы загладим вину? Сходим куда-нибудь. Все вместе.       — Да, мы как раз собирались шататься по городу, — подхватила Сэнди. — Можем посидеть в кафе. Или в кино сходить. Обещаю, никаких хорроров.       Стало неловко и как-то неприятно, что ли? Словно Сэнди и Рон собрались поиграть в благотворительность.       «Не, я помню, что они кайфовали, разгребая дерьмо в приютах и домах престарелых. Но не пошли бы вы, детки, в жопу?! Раз я шучу про свои суставы, значит, я еще ого-го какой».       Разумеется, вслух Джеффри бы ничего такого не ляпнул. Не столько из-за того, что боялся обидеть Сэнди, сколько из-за понимания: начни он всерьез злиться, лишь подтвердил бы, что, действительно, он плох и мысли об этом его задевают. Потому задорно рассмеялся:       — Ой, ну нет, я так сразу не могу. Мне нужно нарядиться, подготовиться… И потом, у меня планы-планы-планы. Давайте-ка, малыши, топайте. Благословляю вас на удачные потрахушки!       Рон неловко кивнул. Щеки Сэнди налились пунцовым цветом, она попыталась возразить, но Джеффри легко ее перекрикивал, рассыпаясь в пошловато-нежных прощаниях.       Зайдя за угол, зажал в зубах сигарету.       «Вот так. Лучше я буду противным, чем несчастным», — и, как следует затянувшись, двинулся в сторону «Орфея».       С непривычки ноги гудели. Противно подгибались при ходьбе и слушались хуже обычного.       «Ебануться. И в каком месте мне должно было это понравиться? Дети сейчас реально извращенцы».       Украдкой поправил у одной из пестрых витрин Кастро футболку, туже затянул шнурки на штанах. Стараясь не смотреться в отражение слишком долго, Джеффри опустил взгляд. С кончика сигареты упала горка пепла, прямиком на носок и без того пыльного кроссовка.       «Ну бля. Пиздец я красавчик».       От действительно тяжелой сумки быстро устало плечо. Порывы влажного ветра топорщили хвост, бросали на глаза выбившиеся пряди.       «Не хватало еще спину простудить… Нет, не девчонка, а заноза в заднице. Вот придет в альянс, я ей устрою. И хуй ей, а не “Гуччи”, пусть шляется со своим ебаным мешком».       Джеффри бы долго прокручивал в голове все разговоры с Сэнди, анализировал бы то, как он себя вел, несколько раз бы пришел к выводу, что, да, он смотрелся жалко, разозлился бы сильнее, но, к счастью, среди тесного строя ярких ресторанов и магазинов выросло бежевое здание театра. Белые буквы красиво переливались на черном фоне, свежие афиши «Вестсайдской истории» и «Сорок второй улицы» забавно контрастировали друг с другом.       «Годы идут, а они топчутся на одном месте», — хмыкнул Джеффри, но совершенно беззлобно.       Бросив окурок в пустую урну, перекинул сумку на другое плечо и нырнул к черным массивным дверям.       «Орфей» ассоциировался у Джеффри с детством, точнее, с тем, как после школы он бежал не домой, а в театр — к маме на репетицию. Его спокойно пропускали в гримерную и в зал, иногда специально звали за кулисы, чтобы с ним могли поздороваться все мамины коллеги, а пожилой режиссер часто спрашивал его впечатления о той или иной сцене. В шутку, но будь Джеффри сколько-нибудь надоедливым ребенком, с ним бы так не шутили. Потому он вел себя безупречно: делал уроки, самостоятельно ходил в местный буфет на обед, умел быть незаметным, почти бесшумным, и появлялся перед мамой только тогда, когда заканчивалась репетиция и актеров отпускали после зачитанного списка замечаний.       Джеффри обожал театр: огромный зал, тяжесть бархатных кулис, сладковато-пыльный запах грима, лысую макушку дирижера, то и дело мелькавшую в оркестровой яме, — все, все постигалось и впитывалось восприимчивым детским умом, так что спектакли продолжались потом в его снах.       «Тогда умели играть, старая школа, как бы ее ни ругали за чрезмерную жесткость, лучшая».       Джеффри восхищался труппой «Орфея», но больше всего — мамой. Ей не было равных. Она получала главные роли во всех крупных проектах, к ее мнению прислушивались, ее боялись и уважали. И завидовали, разумеется, но она всегда очень достойно обходила любые скандалы.       «Матушка шикарно водила за нос здешних Дон Жуанов и ставила на место сучек, что смели на нее залупнуться».       Даже перестав работать, она осталась главной примой. Ее звали на все спектакли, встречали с почестями и цветами. А она, не растеряв с годами ни грации, ни обаяния, принимала и то, и другое с присущей ей невозмутимостью.       «Когда ж последний раз мы с ней сюда выбирались? Кажись, на “Законе”. Да-да-да, мы чуть не опоздали, потому что матушка сто часов выбирала подходящий парик. И без нас не начинали. Ха. Чисто английская королева. Хотя нет, ей больше нравилась Мария-Антуанетта. С “пусть едят пирожные” и все такое. Да… Кстати, “Закон” был неплох. И Лайза Миннелли тогда была хорошенькая. Молодая. Она помчалась пожимать матушке руку в курилке и долго болтала, а моя старушка стояла и терпела в своих дурацких лодочках. Модница несчастная. Сколько ж лет прошло? Десять?.. Нет, одинадцать. Черт возьми, как летит время».       — Сэр, вы куда?       Его окликнул молодой щупленький охранник, что сидел в старом кресле на проходной, он намеренно понизил голос, чтобы придать себе значимости. Джеффри усмехнулся и сунул руки в карманы:       — Вроде как в театр. А что? Зрителей тут уже не жалуют?       — Зрителям на второй этаж нельзя. Только по пропуску.       — Что вы говорите, — громко удивился Джеффри и улыбнулся настолько очаровательно, насколько позволяли силы после тренировки.       Охранник актерской игры не оценил, смотрел надменно и тупо.       — Так у вас есть пропуск?       «Вот же прыщ приебался».       Джеффри поспешно соображал, что бы такого ему ответить, чтобы охранник от него отвязался. Попросить позвонить режиссеру? Тогда придется трепаться и с режиссером, а на этого сварливого пижона, обожавшего вспоминать про свою загубленную молодость, категорически не хотелось тратить нервы. Позвать Криса? Исключено.       «Харкнуть бы тебе в рожу, мелкий ты уебан. Расселся тут как будто что-то значит. Мелкая сошка».       — Сэр?       Джеффри сжал кулаки до рези в ладонях. Он бы непременно сболтнул лишнего, но его снова окликнули. Теперь куда ласковее:       — Джеффри! Вот радость!       Из маленькой черной двери в проходную выглянула пожилая приятно круглая латинка. Джеффри ее мгновенно узнал:       — Тетя Ана!       Они обнялись, Джеффри почувствовал, как его смяли крепкие руки с ярко-красными коготками. Ана нежно похлопала его по локтю:       — Малыш Джеффри, как я рада тебя видеть! Сто лет ты у нас не был.       — Ну не сто, я все-таки еще молоденький, тетя Ана.       — Ха, шутник! Шутник и спорщик. Точь-в-точь как мамочка твоя, храни Господь ее душу. А ты все рыженький. Ну точно в маму!       — Спасибо. Стараюсь держать марку. Вы тоже шикарно смотритесь. Ой, маникюр бомбезный. Ну вы и шалунья, тетя Ана. Небось все молоденькие актеры за вами вьются?       — Скажешь тоже. Не в том я возрасте… Да и по правде сказать, ну не нравится мне никто. Обмельчали актеры.       — Обмельчали или, ну… — Джеффри поднес мизинец ко рту, шепнул. — Или прям обмельчали?       Та ответила раскатом сипловатого хихиканья, замахала пухлыми ладошками.       — Ну, шутник! Шутник! Смущаешь старуху. Ну вылитая мамочка! Ты чего пришел-то?       — Да так, подружку навестить. А вы, тетя Ана? Вы тут до сих пор охраняете?       — Не, — отмахнулась. — Прибираюсь. Охраняет от, — она кивнула на притихшего охранника. — Внучок.       — Ах, внучок, — Джеффри окинул его оценивающим взглядом. — Славный юноша. А он меня пропустит?       — Пусть попробует не пропустить. Я ему все уши оборву.       — Ну ба… — промямлил тот пристыженно, мгновенно получил затрещину, за чем Джеффри проследил не без удовольствия.       — Цыц! Ишь, расселся, лодырь! Важного человека задержал. Иди, Джеффри, иди, маленький. Еще поболтаем.       — Ловлю вас на слове, тетя Ана. Спасибо, вы просто чудо!       Отправив громкий воздушный поцелуй, Джеффри метнулся к лестнице.       «И тебе, матушка, спасибо за связи. Что б я без тебя делал. Ой, фу, они снова перекрасили стены. Какое уныние. Прежний оттенок Ниагары мне нравился намного-намного больше. А это что? Цвет бедра испуганной нимфы? Небо, скорее уж обосравшейся. Так, а мне на второй этаж. Лучше б лифт установили».       Связей, и своих, и маминых, хватало и на то, чтобы знать расписание всех репетиций. Минут пять как объявили перерыв. Джеффри без особого труда пробрался к гримеркам, отыскал нужную. Подергал ручку.       «Вот гадство. Ну и где она шляется?»       Стоять под прицелом праздно шатающихся актеров — едва ли могло сойти за удовольствие. Болели ноги. Пепел с кроссовка никуда не исчез, а наклоняться и смахивать его самостоятельно — себе дороже: оступится, ударится. Или вовсе закружится голова.       «Однако, какая бодрая эта Ана. Интересно, что она такое делает, чтобы оставаться такой прыткой хохотушкой? Ей ж лет семьдесят, не меньше».       Собственный возраст в знакомых, пусть и перекрашенных стенах давил. Джеффри помнил время, когда носился по здешним гулким коридорам с машинками. Как, привстав на мыски, здоровался с проходившими мимо старшими. Как скакал по паркету, на слух запоминая места с глухо проседавшими досками.       «Ну, что-что, а паркет тут точно тот же».       Поправил сбившийся на сторону хвост и с раздражением обнаружил в пальцах три или четыре длинных волоса.       «М-да. А я все хорошею и хорошею».       Послышался смех, дурашливо-звонкий, прерываемый восторженным шепотом и топотом двух пар ног. На лестнице появилась Сью, наряженная в вычурное алое платье, а-ля кордебалет, за ней следом, точь-в-точь как щенок на коротком поводке, вился рослый рыжий парень в трико и ярком сценическом гриме.       «Матушка назвала бы это уродским рыжим».       Парень то и дело порывался Сью приобнять, но та каждый раз ускользала, вертясь и играя подолом, загадочно отворачивалась.       — Нет, это грубо и глупо. И вообще… О! — она заметила Джеффри и взвизгнула. — Джеффри! Это ты! Какая радость!       Сью подбежала к нему, схватила за руку, да так крепко, что стало сразу ясно, насколько ей надоел сопровождавший ее коллега.       — Помнишь, я тебе рассказывала про Джеффри? Журналист. О, он такой классный! Джеффри, как ты?       — Спасибо, крошка, чудесно. А этот молодой человек?..       — Ой, он уже уходит. Он проводил меня до гримерной.       — Какая прелесть. А что, наша маленькая блондинка потеряется в своем же театре?       Сью отозвалась свежей волной смеха:       — Правда же он душка? Ты дашь нам посплетничать? Мы еще увидимся, ладненько?       Парень растерянно кивнул. Ему не дали и слова вставить. Джеффри мысленно пожалел долговязого мальчишку, да, при близком рассмотрении его получалось называть именно так. Даже белила, черненые глаза и румяна не спрятали совершенно детских черт с грустно опущенными бровями.       Будь у него время и желание, Джеффри бы что-нибудь сказал ему, утешительное, но Сью пребольно впилась ему в запястье и утянула за дверь в красное, полумрачное и густо пахнущее косметикой.       Когда они очутились в гримерке, Сью спросила:       — Че приперся?       — Я тоже безумно по тебе соскучился, крошка.       Сью хмыкнула и, развернувшись на каблуках, зашагала к трюмо, заставленному букетами роз и духами. Сбросила туфли, да так, что они с громким стуком отлетели к стене. Закинула правую ногу на стул и принялась осторожно снимать блестящий лайкровый чулок.       — Ага. Конечно. Если ты надеешься, что я замолвлю за тебя словечко Крису, можешь сразу закрыть за собой дверь. Хотя нет. Погоди. Сперва тресни ей по своему длинному носу, — переменив ногу, тряхнула слетевшими на лицо пушистыми волосами. — Чмоки.       «Сучка», — подумал Джеффри и потянулся ко второму стулу, присел на краешек, стараясь не задеть висевшую на нем кучу одежды. Сумку осторожно поставил рядом.       — Сью, лапочка, уверяю тебя, сегодня я пришел исключительно к тебе. Скажу больше, мне бы очень не хотелось, чтобы Крис узнал о моем визите. Я хоть и гандон, но на ошибках учусь. Ну что? Выслушаешь меня?       Сью поджала густо напомаженные губки. Выдержала паузу.       — Ладно. Валяй. У тебя пять минут, — и выскочила из пышной юбки.       «Сучка, но красивая. Как Пегги Камминс в золотые годы. Или лучше».       Помимо поистине сказочной внешности, Сью обладала недюжинным умом и крепкой хваткой. Ее история послужила бы хорошим зачином для очередного мюзикла: дочь набожных фермеров из Аризоны, пятый ребенок в семье, единственная девочка. Она знала Библию наизусть, пела в хоре, с утра до вечера кормила свиней и куриц, а в свободное время отбивалась от ухажеров. Сью могла бы так и сгинуть в штате енотов, обвешанная детьми и животными, но накануне своей свадьбы запустила в отца крестиком и сбежала. На попутках доехала до Сан-Франциско, устроилась официанткой в «Кожаную перчатку». Топлес разносила гостям напитки и, вуаля, теперь она прима «Орфея».       «В ней и пяти футов-то нет. А смотрит на всех свысока. Того и гляди руку откусит».       Сью стянула блузку, швырнула на пол. Осталась в коротеньких шортах и туго затянутом корсете.       Джеффри услужливо привстал со стула, приблизился:       — Позволишь? — начал аккуратно развязывать шнурки. — К чему так утягиваться, крошка? У тебя прелестная фигурка.       — Я в курсе. Но если хочешь главную роль в перевыпуске «Кабаре», простой прелестности недостаточно...       На молочной коже красным отпечатались следы стального каркаса. Джеффри мельком подумал, что такой эффект по-своему будоражит, и тут же обрадовался, что видимая беззащитность Сью на него не действовала. Вспомнилось рассеянно-глупое выражение того рыжего актера.       — У тебя новое увлечение?       — Еще чего. Так. Прилипала. Играет отвратно, текст забывает, но у него водятся деньги. Точнее, у его мамаши, так что... — Сью провела пальцами по освободившейся груди, откинулась на спинку стула. — Пусть вьется.       Джеффри осторожно коснулся покатых плеч:       — Умница, моя крошка. Ну, а в целом, как?.. Никто тебя не обижает?       — Ха. А как? — она запрокинула голову и захлопала накрашенными ресницами. — Такую лапочку? Я умею изображать дуру. А перед мужиками и притворяться не нужно. Делаешь так, — она свела локти, продемонстрировав красивую ложбинку. — И все.       — Бедные натуралы, им досталась такая змейка.       — Не обольщайся. Вы, геи, не лучше. Вы с нами дружите, пока вам это удобно, а сами смотрите на женщин как на повод для насмешек или образец для красивых переодеваний.       Джеффри проглотил замечание и протянул Сью пачку заранее купленных и открытых «Вирджиния Слимс», пока та выбирала сигаретку, как бы невзначай:       — Прямо все геи? Даже Крис?       Сью нахмурилась и властно постучала ногтями по трюмо. Джеффри достал зажигалку.       — Крис — исключение из всех правил, и ты это отлично знаешь. Ладно, ты потратил две минуты на анализ моей мизандрии. Звездочку тебе за старания, но давай ближе к сути.       Джеффри вернулся на свой стул.       — Крошка, напомни, ты раньше трудилась в «Кожаной перчатке»?       — Ого, ты не пропил все мозги. Поздравляю.       — Погоди. У вас там, кажется, работал мальчик по кличке Твинки. Верно?       Сью развернулась к Джеффри, вальяжно закинула ногу на ногу и посмотрела на него так пристально, что стало неудобно.       «Блядь, будто я тут полуголый сижу, ей-Богу»!       — Ну, может, и работал. А что? Ты уже и на тухлятину кидаешься? Вот услышал бы это Крис…       — Да погоди ты! — окликнул ее Джеффри чуть громче, чем хотел бы. — Совсем спятила, сравнивать его и?.. Ладно, прости. Но в одном ты права, он реально тухлый. Совсем. Его в четверг выловили у Золотых Ворот.       Сью торопливо подалась вперед, сбивая пепел в одну из ваз.       — Тем более, — перешла на шепот. — На кой он тебе мертвый сдался?       — Интересно.       — Ты рехнулся?       — Сью, я ничего незаконного делать не собираюсь. Ты ж знаешь, я ссыкло еще то. Мне надо вовремя принимать таблетки и не поздно ложиться баиньки, чтобы протянуть год-другой. Но в городе уже пропало минимум три ночных бабочки из Кастро. Считай это частью активизма. Мне нужно узнать, кто и зачем убивает гейских мальчиков. Чтобы предупредить и, если получится, предотвратить еще парочку самосудов, — Джеффри зажмурился, потому что Сью выдохнула дым ему прямо в глаза.       «В рекламе врут. “Ты прошла долгий путь, детка” и все такое, но воняет как “Мальборо” или “Винстон”, если не хуже».       — Хочешь, чтобы я тебе помогала — завязывай врать. Я в курсе, что ты ненавидишь шлюх. Что ты задумал?       У Джеффри кончалось терпение. В обычной ситуации они бы сто раз успели со Сью поссориться, покрыть друг друга отборнейшей бранью и пожелать самой чудовищной смерти, но не сейчас. Сейчас надо было держать лицо, сносить все замашки и остроты молоденькой звезды.       «Ничего, я тебе все припомню, сука».       Джеффри всплеснул руками, качнувшись на ножках стула:       — Ладно-ладно, ты меня раскусила. Срать я хотел на Твинки. Я ищу информацию. Хочу тряхнуть стариной и устроить маленькое расследование. Крохотульненькое такое. Ну что? Выручишь?       — Ты реально рехнулся. Сейчас не семидесятые, вдруг тебя спалят или…       — Крошка. Очень мило, что ты за меня волнуешься, но…       — Я? Волнуюсь? За тебя? Ха! Я буду в восторге, если тебя схватят за твою тощую задницу и посадят. Да даже если тебя где-то грохнут, я вздохну с облегчением. Ты о Крисе подумал? Он, типа, мало из-за тебя натерпелся?       Джеффри вскочил:       — Да что ты приебалась к нам?!       Сью и бровью не повела.       «Уела. Так. Остынь. Остынь», — Джеффри с шумом выдохнул через нос и навернул маленький круг по гримерке, чтобы успокоиться.       — Крис не узнает. Я делаю это не для того, чтобы его впечатлить или тем более вернуть, ясно?       — Да как же.       — Сью, мне тридцать восемь. Знаю, уже звучит страшно, но я пару лет назад не думал, что вообще до этого возраста дотяну. Я, считай, живу на подаяния. И это при том, что каких-то десять лет назад я был по-настоящему крутым журналистом. Да-да, можешь издеваться сколько угодно, но это правда, — Сью поджала губы, но ничего не ответила, значит, согласилась. — Я хочу порезвиться напоследок. Сделать что-то достойное. До того, как меня засунут в палату с такими же задохликами, как и я. Единственное, что я у тебя прошу — информация о Твинки. Любая. Где жил, с кем дружил, откуда родом. А уж я в долгу не останусь.       От волнения комната слегка накренилась. Джеффри ухватился за стул, но опустился на него не сразу, чтобы движение не выглядело чересчур стариковским. Сью сидела в той же позе, по-прежнему хмурая, молчаливая.       «Ну хоть не перебивала, и на том спасибо».       — Мне кажется, что ты сам не знаешь, в какое дерьмо влезаешь.       Джеффри достал сразу две сигаретки «Вирджинии», для себя и Сью, и, затянувшись, произнес максимально непринужденно:       — Крошка, я из него и не вылезал.       Сью ухмыльнулась уголком рта:       — Как пафосно.       — Как есть.       — Черт с тобой. Но я вряд ли чем-то смогу тебе помочь. Формально мы с Твинки даже не пересекались в «Перчатке». Я принимала заказы в первом зале, а он — в третьем.       — Так-так. Первый зал, третий, очень любопытно. А поподробнее?       Сью выдохнула клубок дыма на сторону и наклонилась, опершись локтем на трюмо. В желтоватом свете маленьких ламп на ее грудь упали тени от бутонов роз. Узор получился красивый, особенно в сочетании с крохотными, нежно-розовыми сосками.       «Проклятье», — Джеффри с усилием вернул фокус на красные губы.       — «Перчатка» — это особенное место. Не только потому что просто с улицы туда не попасть. Там специфическая… — Сью пощелкала пальцами, подыскивая подходящее слово. — Клиентоориентированность. Первый зал — танцуют и обслуживают девочки. Второй — все то же самое, но мальчики. Третий — мальчики, девочки, легко соглашающиеся на изобретательный интим. Слышала, там хорошо доплачивали, но я б туда и в жизни не сунулась. А Твинки туда перебрался быстро. Вот так-то.       Сью отвернулась к зеркалу поправить макияж, всем видом намекая, что ничего больше она рассказывать не намерена. Джеффри в две затяжки прикончил сигаретку и, затушив ее о подошву, потянулся к спортивной сумке.       — Ну а с друзьями Твинки ты как… дружила?       — Джефф, друзья Твинки — это торчки. Как ты думаешь, я с ними дружила?       — Да, ты осмотрительная девочка. Но все же. Напрягись. Вспомни. Хоть кто-нибудь.       — Вот пристал!.. Хм, — Сью вновь пощелкала пальцами, застыв над арсеналом всевозможных тюбиков и склянок. — Была там одна. Кореянка или китаянка, не помню. Имя такое… дурацкое. Чу-Чу или вроде того. Жалостливая. Бесила меня. Но, кажется, она там до сих пор танцует.       — Моя ты крошечка, ты просто чу-до, — Джеффри замер у Сью за плечом. — Еще ма-аленькая просьба. Можешь узнать, по каким дням эта Чу-Чу пляшет, и выбить мне две проходочки? Мур?       Сью хрюкнула.       — А ты не обнаглел?       — Так я ж не задаром. Вот, — Джеффри положил на трюмо черную коробочку. — Мне кажется, тебе очень пойдет…       Как он и предполагал, жест вышел эффектным. Сью еще пару секунд возилась с помадой, выдерживая паузу, потом покосилась на подарок. Как бы нехотя взяла, открыла.       — М, кольцо.       — Да, знаешь, завалялось у меня. Сущая безделица. Всего лишь «Маркус и Ко». Жалко, что они закрылись. У них получались милые бирюльки.       — Это перидоты?       — Ты внимательная. Остальное — эмаль и золото. Форма называется «Твинстоун», она была популярна в девятнадцатом веке. Есть байка, что прототипом этого кольца послужило то, что Наполеон подарил Жозефине.       — И откуда ж у тебя такое сокровище?       — Ну… — Джеффри шутливо накрутил кончик хвоста на указательный палец. — Я, конечно, никогда не был Жозефиной, но, по слухам, когда-то очень давно мне тоже было двадцать два.       Глаза Сью хищно заблестели, она забыла, что ей полагалось держать суровую мину, покрутив коробку в руках, примерила кольцо.       — Оно мне велико, — протянула с досадой.       — Ну, а ты на перчаточку. На перчаточку, моя крошка, — зашептал Джеффри, по-кошачьи играя с мягкими волосами Сью. — Знаешь, у меня где-то точно лежала пара. От Скиапарелли.       — У тебя? — Сью расхохоталась. — Боже, я хочу на это полюбоваться.       — Спокойствие, они моей матушки. У вас с ней лапки — один в один. Ну что? Я прощен?       Сью еще с полминуты полюбовалась кольцом.       — Прощен — вряд ли. Но проходки у тебя будут. Можешь приходить хоть сегодня.       — Так ты помнишь, когда работает та девица?       — Я все помню, когда мне это выгодно.       Джеффри наклонился и звонко поцеловал Сью в плечо. Та скривилась, зашипела, но уже невыразительно, так, по привычке.       — Премного благодарен. Все. Выметаюсь. И… — Джеффри ловко подцепил сумку, поправил, смотрясь в одно из зеркал, волосы и лишь у самой двери остановился. — Меня тут не было, хорошо? — Сью кивнула.       Надо бы уходить, спешить, собираться в «Перчатку», но Джеффри вцепился в ручку, не двигаясь с места.       — Скажи… Крис, он… Он в порядке?       К его удивлению, Сью ответила совершенно мягко:       — Да, вполне.       — Он... не перенапрягается? Не забывает спать?       — Нет, нет.       — Отлично. А лекарства? Те, что ему выписал психотерапевт?       Сью поерзала на стуле.       — Я уговариваю его, но... Ты знаешь, он боится. Проще уж давать втихую.       — Не вздумай! — испуганно взметнулся Джеффри. — Ни в коем случае, ладно? Если он узнает, не станет тебе доверять. Поверь моему опыту... Просто говори с ним. Рассказывай что-нибудь. Отвлекай. Но не обманывай, договорились? Хорошо. Все. Спасибо еще раз.       Выйдя в коридор, Джеффри потоптался на месте, в растерянности соображая и перестраиваясь на новый план. Дом, «Перчатка», если повезет, то квартира или комната Твинки, где он жил.       «Слабо представляю, что меня туда пустят. Выкручусь. Главное, не спугнуть эту Чу-Чу и не нарваться на неприятности».       Пробегая мимо проходной, Джеффри специально громко попрощался с лопоухим охранником. Тот смущенно пробормотал нечто среднее между «до свидания» и «пошел к черту, чертов пидор» — плевать, его недовольной румяной физиономии хватило, чтобы в полной мере ощутить триумф.       На улице опять потянулся за сигаретами.       «Не хочу курить это детское дерьмо».       Старый-добрый красный «Мальборо» приятно пощипывал небо после «Вирджинии», пах крепко, но оттого особенно знакомо и уютно.       «Хотя, так уж и быть, "Винстон" тоже неплох... Точно!»       Джеффри без труда отыскал желтую будку таксофона, чуть сложнее оказалось прощупывать карманы на предмет мелочи. Попутно нарыл и потрепанный кусок картона. Сунул двадцать пять центов в отсек для монет. Щурясь, набрал номер, помеченный как «рабочий».       Звук гудков нервировал, но как-то нестрашно. К трубке долго не подходили, так что Джеффри собрался ковыряться в таксофоне, чтобы вернуть монету.       — Да? — раздался сиплый голос, на фоне — грохот, шелест радио и протяжные гудки.       «Корабли?» — догадался Джеффри, затараторил:       — Здравствуйте. Подскажите... Стэн сегодня работает? Его беспокоит сосед сверху. По-моему, мы его затапливаем, и если бы вам было нетрудно…       На том конце крякнули смехом, шум и гул сделались отчетливее. Все, что Джеффри успел разобрать:       — Эй, Стэн! Стэ-эн!       «А вдруг он занят? Логично, он же на работе. Хрен с ним, предложу, а откажется — оберну все в тупую шутку. Мне не привыкать».       К телефону вновь долго не прикасались. Джеффри стал переживать, что ему придется потратить еще двадцать пять центов, но, наконец, послышалось знакомое:       — Джефф? Ты, что ль?       — Я. Прости, отвлекаю?       — Да не то чтобы, — Стэн рявкнул на кого-то, явно ему мешавшего. — Рад, что позвонил. Но прям палевно, ты б еще моим братом назвался. Все в курсе, что мой сосед сверху — это дряхлая старушенция. Но за фантазию респект. Повеселил. Так... Чего хотел?       — Хочешь развеяться? Скататься со мной в клуб? Здесь есть один… что смешного? Нет, если не хочешь, так и скажи.       — Да я не против. Просто ты, это, сама оригинальность. В понедельник — в клуб.       — Могу себе позволить. И тебе советую. Давно ты отдыхал в прилично-неприличном месте?       Стэн присвистнул:       — А меня туда вообще пустят?       — Со мной — легко. Записывай адрес.       «С ним мне будет поспокойнее. Не люблю я эти все логова фетишистов. Какими бы пафосными они ни казались, блядушник и есть блядушник. Интересно, Стэну понравится? Если нет, так и быть, расплачусь с ним сам. Я, конечно, не Сью, но все же… да-а, эта Сью та еще штучка. Лютая бабища. Мелкая, злющая. Наверняка, вся травмированная. По-другому с такими никак. Такими суками не рождаются, ими становятся. Поверить не могу, что они с Крисом сдружились. Просто как? Почему? Хотя, раз Крис уживался со мной, то и с ней, наверное… С другой стороны, они вроде погодки. Это ж, что ж получается, Сью старше моей Сэнди всего на год? Вот эта зубастая вагина и моя лапочка? Жуть какая».       Знакомство со Сью Джеффри припоминал смутно. Тогда у них с Крисом отношения разлаживались с утроенной силой, он часто и крепко выпивал, из вредности не ночевал дома. В общем, творил всю ту аморальную чушь, чтобы приблизить момент расставания, притом, спроси его тогда, готов ли он разойтись с Крисом, устроил бы скандал. Бил бы себя в грудь и клялся, что никогда. Так почему?       «Потому что “леопард не спрячет своих пятен”. Или как там? В любом случае Сью пришлась кстати. Вроде как они славно ладят, ну и круто. И чего я на нее взъелся?»       Ответ напрашивался сам собой: оттого, что Сью уговорила Криса уйти, перевезла его к себе в проклятый Ричмонд и спрятала. По крайней мере год назад воспаленный ревностью и алкоголем мозг был в состоянии выдавать лишь подобные сюжетные завихрения.       «Нет, нет, нет, нет. Очень хорошо, что они подружились. Слава богу, что у Криса есть здесь кто-то близкий, кто-то с деньгами и связями. Сью молодец. Никогда ей в этом не признаюсь, да ей и не сдалась моя благодарность. Точно-точно, надо сразу выложить перчатки».       Душ и банка холодного пива дали долгожданное ощущение свежести. Пока сохли волосы, Джеффри нашел на книжном шкафу давным-давно просроченное журналистское удостоверение, диктофон с, о чудо, батарейками и вставленной внутрь кассетой.       «Сомневаюсь, что мне разрешат его достать, но пусть будет».       Сборы поднимали настроение. Ненадолго, но они возвращали Джеффри в годы расследования. Тогда, молодой, проворный и наглый, он не осознавал и десятой доли опасности, что подвергал себя, да, в принципе, и все свое окружение. Ему везло, причем везло по-крупному.       «Я родился с серебряной ложкой во рту. И, видать, сдал ее в ломбард».       Теперь бросаться в криминальный омут становилось страшновато. Джеффри в достаточной мере знал о правилах журналистской деятельности, об этикете и всевозможных тактиках.       «Формально я ничего не нарушаю. Иду развлекаться. Болтать. К тому же с девушкой. Ничего противозаконного, — однако для верности взял блокнот, ручку и отложенные на черный день тридцать долларов. — А, стоп. Со мной же будет Стэн», — скрепя сердце выложил столько же и спрятал в пиджак. В тот самый, фиолетовый.       — Что поделать, если ты, жертва Депрессии, отовсюду вываливаешься? — нарочито небрежно сострил Джеффри, веселее не сделалось. — Да и хуй с тобой.       К кому относился очередной грубый выпад: к нему самому, пиджаку или чему-то абстрактному, — Джеффри не знал и знать не хотел.       «Кожаная перчатка» располагалась недалеко от СоМа. Как подобному заведению удавалось уживаться с музеями современного искусства и модными кофейнями на виду у правительства? Вероятнее всего, чудесно, потому что про «Перчатку» Джеффри слышал от приятелей еще в молодости. Хвалили антураж, неплохую выпивку, изобретательные номера, но ни то, ни другое, ни третье не привлекало. И сейчас, стоя на тревожно тусклой улице, Джеффри с опаской косился на старое, годов эдак нулевых, здание из желтого, кое-где покрывшегося благородной синеватой плесенью, кирпича. Никаких вывесок, брошюр или указателей. Создавалось впечатление, что народ, редкой вереницей тянувшийся ко входу, собрался на выставку или в театр.       «Никак не на блядки», — Джеффри зябко поежился, с досадой вспомнил висевшее в прихожей пальто.       Стэн подошел аккурат к назначенному часу. В простых джинсах, белой, скорее всего от старости, футболке и черной кожаной куртке.       «Не в гавайке с бермудами — и на том спасибо».       Прежде чем Джеффри успел сочинить относительно вежливое приветствие, Стэн коротко приобнял его за бедро:       — Шикарно выглядишь.       — Ха. Смешно, — Джеффри непроизвольно оправил пиджак, захотелось прикрыться.       — Серьезно. Тебе идет этот цвет и… крой?..       — Поверь, у меня были более выигрышные варианты, но тогда я был на тридцать фунтов крупнее. Ты… знаешь, что это за место?       Стэн беспечно пожал плечами:       — Что-то понтовое.       — Ты прав почти на сто процентов. Раньше такие клубы назывались «на любителей».       — Ты меня случайно не в бордель привел? — не дав Джеффри возразить, Стэн дружелюбно и крепко похлопал его по локтю. — Расслабься. Меня сложно удивить. И я рад, что ты меня позвал. Я не представляю, на кой тебе сдался Твинки и его подружайка. Но у каждого свои фетиши.       На секунду Джеффри решил, что следовало бы намекнуть: у них не свидание, то есть да, он помнил обещание про минет и все такое, но глубокая глотка — жест признательности, а не попытка влюбить в себя морского медведя. Но очередь быстро двигалась, попутно в голову закралась мысль — а не обманула ли его Сью? Да и в принципе для серьезных разговоров Джеффри мало выпил и много волновался.       Их пустили внутрь без всяких проблем.       — Мистер Джеффри Мэридью. Плюс один. Прошу вас, — пробасил на удивление симпатичный охранник.       «Бля, его шмот стоит дороже, чем мы оба. А это что? Серьга? Ха, по-моему, СоМа превращается в Кастро. Не забыть насплетничать Габби, он обхохочется».       Стэн легонько толкнул Джеффри в бок:       — Тоже заценил волчару?       — Ага. Такой холеный. Давно таких не видел, — усмехнулся Джеффри.       На душе сделалось теплее, по крайней мере ему есть, с кем поболтать и поязвить, но зародившаяся радость мгновенно улетучилась, когда они вошли в зал. От грохота музыки и мерцания зеркальных шаров в свете софитов виски сковало свежей сверлящей болью. Джеффри опешил, на секунду зажмурился, а как открыл глаза — очутился посреди зала непонятного цвета, непонятного размера. Отвлекали постоянные всполохи и… дым-машина? Запаха табака не ощущалось, но здесь точно крепко накурили.       «Надеюсь, это травка. Полегче будет».       Немногочисленные посетители бродили маленькими группками или сидели за круглыми низкими столами с напитками.       «Странно, нигде не вижу барной стойки».       — Виски? Джин? Шампанское? — нараспев спросила подошедшая официантка с подносом.       Джеффри повернулся на голос, чтобы отказаться — вот ведь неожиданность — но взгляд замер на голой груди, щедро смазанной блестками.       «Боже, опять?»       Он не видел ни лица, ни волос, только сверкающие соски и стекающую по ложбинке капельку пота.       «Или чего там еще?» — Джеффри передернуло.       — Эй. Нормально все? — Стэн, успевший взять стопку виски, потянул его за рукав.       — Не люблю я это все…       — Ха. Ты реально оригинал.       — Я, собственно, поэтому и позвал. Прости, — Джеффри торопливо растер переносицу обеими руками.       — Ну, пойло тут неплохое. Расслабься, короче. Веди, куда надо.       «Если б я знал».       — Нам в третий зал, — стараясь перекричать музыку. — Там ищем девочку Чу-Чу.       — Понял-принял, — кивнул Стэн и повел Джеффри мимо посетителей и круглых платформ с шестами, где вращались и гнулись во всевозможных позах девушки.       Во втором зале девушки сменились на смазливых мальчишек. Джеффри никогда не понимал, что интересного или сколько-то будоражащего в стриптизе? Все позы — ломанные, костюмы, точнее, их ошметки — пошлые, лишенные всякой фантазии, да и что приятного — возбуждаться на чье-то облитое маслом тело в окружении незнакомцев?       «Я сильно сомневаюсь, что завсегдатаи стрип-клубов — поголовно вуайеристы».       — А тебе-то нормально? — уточнил Джеффри у Стэна, не то чтобы из любопытства, но из банального желания отвлечься.       — Ну да. Говорил ж, меня сложно удивить.       — Ах, да, ты же много плавал на Восток. И как там по части извращений?       — Давай так, — Стэн отпил. — Я расскажу тебе про то, как возлежать между лотосами в другой раз, окей?       Джеффри отчего-то даже не спорил. Перехватил стакан, пригубил, покатал за щекой. Виски, правда, недурной.       «Какое, однако, гигантское здание. Три зала на одном этаже… Или мы ходили по лестнице? Черт, я же не пьяный, ничего не соображаю».       Пообещав по возвращению помыться целиком и постирать всю одежду вплоть до носков, Джефри торопливо шагнул к третьей двери.       Платформы и диваны стали шире, народ — громче. Впечатление потной толкотни усилилось тем, что выступали здесь по двое, по трое: две девушки — один раскачанный мулат, два сладких юноши — одна доминатрикс. Абсурдность происходящего дополнялась еще и тем, что они со Стэном, должно быть, попали на костюмированный вечер с тематикой копов и преступников.       — Пиздец какая гадость.       — Да брось. Глянь, как стараются!       — Уволь. Я как в хреновой порнухе.       — Какие мы важные цацы. А девчонку кто искать будет?       Джеффри скривился:       — Она кореянка или вроде того.       — Ага. Типа я всех восточных ребят чую? Охренеть.       Как бы Стэн ни возмущался, Чу-Чу он в итоге нашел. Выловил из двух полуголых полицейских. К тому моменту у Джеффри череп раскалывался пополам, а мозг норовил вылиться через уши, так что то, что Стэн взял инициативу в свои мощные лапы — безумно успокаивало.       Они втроем упали на кожаный диван, подальше от основного скопления людей. Софиты доставали до их укромного уголка с трудом, но все же Джеффри удалось рассмотреть условную подругу Твинки.       Блестящий парик с начесом, синие тени, морковная помада, размазанная до самого подбородка, купальник-тюремная роба, потянешь за ниточки — он и развалится. Весь образ категорически не сочетался с плоским лицом и крохотным ростом. Джеффри испугался, не сняли ли они случайно девочку-подростка.       — Ты Чу-Чу?       — Для друзей — да. Но сегодня я просто твоя сучка, — проворковала та с заметным акцентом и как бы случайно скользнула пальцами по колену Джеффри.       Во взгляде раскосых глаз на миг померещился хищный огонек, опасения про несчастную девочку разбились с дребезгом.       — Ага. Супер. Чу-Чу, очень рад, — Джеффри перехватил ее ладонь, потряс ее в рукопожатии и не отпустил, чтобы предупредить повторное поползновение. — Я — мистер Джей, для друзей просто Джей. Договорились? Я — журналист. Пишу про Кастро и его обитателей, — быстрым движением показал удостоверение и спрятал обратно в карман пиджака.       Незаметно включил диктофон.       — Журналист?.. — переспросила Чу-Чу, акцент стал заметнее.       Она явно собралась вставать, но Джеффри удержал ее.       — Оп. Не бойся, лапочка. Я ж сказал, что журналист, а не полицейский, верно?       — В-верно.       — Ну вот. А потом, посмотри на меня — кожа да кости. Что я тебе сделаю?       — А?.. — Чу-Чу покосилась на Стэна, сидевшего рядом.       — А он — мой телохранитель. Максимально ручной дядя. Ну? Я не займу у тебя много времени, — «На много меня и не хватит».— Нам просто интересно поспрашивать про твоего приятеля. Твинки. Помнишь его?       — Нет.       — Как быстро. Может, еще подумаешь? Хотя я понимаю, — Джеффри доверительно наклонился к Чу-Чу. — Такое горе, в него трудно поверить.       — Какое горе? — встрепенулась та.       — Как? — наигранно изумился Джеффри. — Ты не знаешь? Твинки умер.       Чу-Чу вздрогнула, нервно поправила лямку купальника, прикрылась свободной ладонью, словно впервые обнаружила, во что одета.       — Как умер? — совсем уж тихо пролепетала она. — С-совсем?       — Увы. Мертвее мертвого. Его нашли в прошлый четверг. Бедняга утонул недалеко от Золотых Ворот. Прими мои искренние соболезнования.       Чу-Чу прикрыла рот.       Джеффри подсел к ней ближе, обнял за плечо:       — Ну-ну, — удостоверился, что скатившихся по круглым щекам слез никто не заметил. — Мы сами в Кастро все были потрясены. Такой молодой. Такой славный. Вот, — сунул заранее красиво сложенный платок. — Возьми, сердце. Прости, не стоило вот так отрывать тебя от работы и мучать такими страшными новостями. Я бы не посмел, если бы не время. Оно нещадно поджимает. Ну-ну, утри слезки. Попортишь макияж. Чу-Чу, ты меня слушаешь? — та часто закивала. — Умничка. Я пишу некролог в «Маттачине ревью». Знаешь, что такое некролог, сердце? Ну какая молодец! Я собираю информацию, а про Твинки… ну где я могу ее достать? Только у тебя. На тебя вся надежда. Может, ты знаешь, с кем Твинки… дружил? С кем общался? Чтобы я мог записать.       Чу-Чу со всем соглашалась, попеременно промакивая то правую, то левую щеку и уже сама держалась за ладонь Джеффри.       — Я… Я не знаю. Мы дружим. То есть дружили, но его же уволили из-за, ну… «винта» или как-то так. Нас ругают, если мы, ну… А он крепко на нем сидел. Я ему говорила — перестань. А он такой: «Чуан, я не могу».       — А когда его уволили, сердце?       — Н-не помню, — все громче всхлипывая. — Полгода. Меньше. М-мы с ним еще поругались. Он денег просил, я дала, но мало. Мы поругались… Я думала, м-мы помиримся…       — И когда ж вы поругались?       — Не помню! — почти крикнула Чу-Чу. — Т-точно меньше полугода. А-а больше м-мы не виделись. Я д-думала.       — Ну-ну, — Джеффри изо всех сил сдерживал раздражение, отчего-то несчастная девчушка в синтетических лоскутках злила крепче, чем плевавшаяся ядом Сью.       Стэн толкнул его ботинком, откашлялся в сторону дверей, где дежурил охранник.       «Его, блядь, не хватало».       Джеффри нетерпеливо повернул к себе Чу-Чу за подбородок.       — Сердце. А другие друзья? Родственники? Я же… ну ты понимаешь, должен кому-то о нем сообщить.       — Н-не знаю… с его новыми друзьями я не… мы же поссорились и… о! Есть мама! Мама Твинки, она живет. Я знаю! Мы когда жили вместе, я отправляла с ним письма домой. Я помню! Там адрес такой короткий и… и смешной. Он ей все-все рассказывал. И все деньги отправлял, он поэтому и принимал, ну… потому что уставал и…       Джеффри удержался, чтобы не вздохнуть с облегчением:       — Ты ж мое сердце. Напишешь? — сунул блокнот с ручкой. — Это очень нам поможет. Да не толкайся ты, — огрызнулся на Стэна.       Все произошло так сумбурно и скомкано, точь-в-точь как листок с адресом Твинки. Чу-Чу записала его криво, размашисто, но Джеффри настолько осточертел шум, вид голой кожи и постоянный мандраж от того, что их поймают с рыдающей танцовщицей, что он не обращал на подобные мелочи внимания.       «Хуй с ней, надо будет, поймаю еще раз. Главное, адрес есть».       — Спасибо, сердце. Ты очень-очень нам помогла. Беги к своим Аполлонам. И, ну… прости, что был плохим гонцом.       Когда они поднялись с дивана, Стэн отдал Чу-Чу сложенную желтую купюру.       — Ты, что, сунул ей пятерку?!       — Ну да. А что? Она махонькая и худая, жалко.       — Мог бы мне отдать, я тоже худой.       — Еще чего, — усмехнулся Стэн. — Я вообще твой телохранитель, так-то.       Выкатились на улицу.       Джеффри лишь вдоволь надышавшись относительно свежего городского воздуха, догадался выключить диктофон.       «На кой брал? За таким гвалтом ж ничего не слышно. А… хуй с ним».       — Двадцать минут, — сообщил Стэн.       — Чего?       — Столько мы там пробыли. Двадцать минут. Считай, мой рекорд. Никогда так быстро из клубов не сваливал. Ну, только если не дрался с кем-нибудь.       — Ой, да иди ты. Сказал ж, не люблю я этого всего. Фу. Пиздец, — Джеффри затрясло.       Уже абсолютно осенний, по-свирепому пронизывающий ветер ударил в спину. Образ пальто в прихожей сделался как никогда реальным и недосягаемым одновременно.       — Узнал, что хотел? — спросил Стэн, прикуривая сразу две сигареты.       — Понятия не имею… что-то узнал, но что… а фиг его. Девчонка выбесила.       — А мне понравилась. И имя симпатичное. «Чуан». По-китайски значит «вместе». Романтично. Что ты вытаращился?       — Не думал, что ты прям знаешь китайский.       — Ха! А как бы я тогда там жил?       — И то верно, — смущенно согласился Джеффри, взял сигарету в надежде, что хоть она его согреет.       В «Перчатку» продолжал прибывать народ. Приезжали на такси и дорогих иномарках. Всех приветливо встречал волк с серьгой в ухе.       «Нелепо. Куча суеты, а толку? Как-то по нулям».       Джеффри, сощурившись, достал листок с адресом, и пока он разбирал корявый почерк, Стэн снял куртку и накинул ему на плечи.       — Ну что, господин журналист, ко мне или к вам?