
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Нецензурная лексика
Частичный ООС
Фэнтези
Неторопливое повествование
Отклонения от канона
Серая мораль
Слоуберн
Упоминания алкоголя
Гендерсвап
ОЖП
ОМП
Ночные клубы
UST
Преступный мир
Психологическое насилие
Галлюцинации / Иллюзии
Темы этики и морали
Детектив
Полицейские
Франция
Предательство
Борьба за отношения
Горе / Утрата
Сверхспособности
Семьи
Контроль сознания
Преступники
Обретенные семьи
Япония
Сиблинги
Командная работа
Лабораторные опыты
Кома
Термокинез
Описание
Когда-нибудь родная кровь встретится и воссоединится, преодолев все трудности и приняв друг друга. Но, как известно, если хочешь что-то получить — будь готов заплатить за это.
Иногда платить уже нечем, дорогая Акира.
А иногда, Дазай, приносят жертву во имя любви и не спрашивают, хочешь ты этого или нет.
Примечания
Моя 🛒: https://t.me/+cgU4reChGNE0NzZi
Драббл с Дазаем и Акирой — https://ficbook.net/readfic/12976176
Драббл с Накахарой и Ямадзаки — https://ficbook.net/readfic/12962700
Драббл с Акутагавой и Ацуши — https://ficbook.net/readfic/018ad1a3-197c-7b7b-841d-905d5434e86e/35658227#fanfic-author-actions
Акира Абэ — японский писатель, представитель литературного «поколения интровертов». Известен как большой мастер малой формы и продолжатель традиции сисёсэцу, жанра, которому он придал новое звучание. Основные сочинения: сборники рассказов «Тысяча лет» и «Один день из жизни человека»;
Только у нас Акира — женщина.
Кобо Абэ (наст. имя — Кимифуса Абэ) — японский писатель, драматург и сценарист, один из лидеров японского послевоенного авангарда в искусстве. Основная тема творчества — поиск человеком собственной идентичности в современном мире;
Акира и Кобо в реальной жизни — однофамильцы, но в данной работе они связаны.
Нацумэ Сосэки и Нацумэ Кинноскэ здесь разные люди, пусть в реальной жизни это один и тот же человек.
Практически все, кто будет появляться в работе, имеют прототипы в реальности.
Если нашли ошибку — отмечайте в ПБ.
Буду рада отзывам, мотивируют!
Посвящение
Зимняя Пташка 🖤
Жажда любви
17 мая 2024, 11:04
Томиэ довольно улыбается, прикрыв глаза, и мычит, смакуя вкус кофе на языке. Великолепен. Как же она раньше обходилась без этого кафе и напитка именно в исполнении владельца? Рядом раздаётся смешок: Дазай сидит напротив и наблюдает, как она наслаждается завтраком. Сегодня на ней белая рубашка, бежевая юбка с разрезом и чёрные аккуратные туфли на устойчивом каблуке. Светло-рыжие волосы уложены в аккуратную причёску, и Ямадзаки напоминает актрису из пятидесятых-шестидесятых годов. Как бы она ни пыталась, любовь к изящным вещам никуда у неё не исчезла.
— Очень вкусно, — она открывает глаза и тянется к лежащей на столике сумочке, чтобы вытащить кошелёк, что удивляет Осаму.
— Зачем?
— Заплатить за завтрак. Или я чего-то не знаю, и еда теперь бесплатна?
— Я заплачу. Убери кошелёк.
— Заплатишь? — переспрашивает она.
— Что, Нобуо был ещё той скрягой? — догадывается, усмехаясь, Дазай. — Это же обычное дело для джентльмена — заплатить за даму в кафе или ресторане.
— Видимо, не для всех джентльменов.
— Мда уж… А на свадьбе ты была такой счастливой, — припоминает он.
— Свадьба на то и свадьба — пить шампанское, улыбаться и веселиться.
Осаму замолкает. После недолгого молчания говорит:
— Предполагаю, что ты травмирована, но я не могу тебя не попросить. Расскажи мне о своём бывшем.
— О каком из? — спрашивает она. — Что один, что другой — урод.
— В данный момент меня интересует «Урод номер два». Про первого я знаю сам, но не против выслушать про него в другое время, если тебе от этого станет легче.
— Умеешь ты испортить прекрасное утро.
— Я пытаюсь понять, кто такой Кимифуса Кита. И для этого я составляю картинку.
— Даже и не знаю… Он немногословен, Дазай, — она допивает кофе и с грустью смотрит на пустую кружку. Осаму, поймав взгляд официантки, поднимает руку и щёлкает пальцами, прося повторить заказ. — Может, конечно, он только со мной так себя вёл. Кимифуса предан Мори. И наводит на всех…
— Страх?
— Неправильно выразилась: вызывает противоречивые чувства. У него будто есть что-то сокрытое, но я до этого так добраться и не смогла. Минутка для заметки: он не просил меня похищать Акиру. Повторю ещё раз, что это была моя инициатива, о чём я очень сожалею, — Томиэ скрещивает руки на груди. — В голове всё как помутнилось. Мне очень стыдно.
— Знаю.
— Хотела перед ним выслужиться, — продолжает заниматься самобичеванием Ямадзаки. — Идиотка…
— Так бывает. С чего вдруг он нацелился на Отдел по поимке Портовой мафии? Ну ловят они преступников и ловят. Насколько я знаю, этот Отдел существовал и раньше, правда в несколько другом виде, но полицейские ловили плохих парней, а не ждали Тосико Тамуру. Некоторые мафиози были готовы сдаться закону, чтобы не умереть от руки Тадамасы Гото, в один момент переставшего соображать. Это босс Портовой мафии до Мори, — поясняет Осаму Томиэ. — Так почему?
— Потому что, как я поняла, пострадал его друг.
— Так. Друг?
— В ту ночь в порту с ним был парень. Кикути Кан. Что-то вроде его правой руки. Тамура захотела выстрелить в Кимифусу, но Кикути бросился наперерез и закрыл его собой.
— Одно мы знаем точно: Тосико Тамура — женщина не робкого десятка, — Дазай откидывается на спинку диванчика. — Меня всегда забавляли и удивляли такие люди. Схватка с мафиози — неравный бой, и что ими движет? Желание торжества правосудия? Допустим. Оно восторжествует, а ты окажешься в могиле. И всё это совершается при наличии семьи. Никакого тормоза нет.
— Кимифуса говорил, что хочет отомстить, — чуть помолчав после зловещего монолога Осаму, из-за которого у неё побежали мурашки по коже, говорит Томиэ. Что-то она совсем расслабилась, раз позволила себе забыть, кто ей составляет компанию. — Но ведь… — она набирает побольше воздуха. — Отомстить можно по-разному, ведь так? — под конец предложения голос Ямадзаки подводит её и срывается на писк. — Испортить полицейским транспорт, создать проблем, скомпрометировать кого-нибудь. Припугнуть.
— Или взорвать дом.
Томиэ широко распахивает глаза.
— В-взорвать дом?
— Залез в новые полицейские отчёты. Недавно произошёл взрыв жилого дома. Официальная версия — утечка газа. Дом старый, кто станет расследовать дело должным образом. Вот только пострадал один из сотрудников Отдела по борьбе с Портовой мафией.
— Там же и мать Акиры…
Он кивает.
— Только не говори мне, что…
— …он хочет по одному перебить весь их Отдел? — Дазай опирается ладонями о стол, и Ямадзаки тоже склоняется, сокращая расстояние. Не хватало ещё, чтобы всё кафе слышало их странный диалог. Фразу он говорит ей на ухо, обдавая его горячим дыханием, и она чувствует, как невидимая рука сжимает горло.
Страшный ты человек, Осаму Дазай.
— Именно это и не говори, — вздыхает Томиэ. — Ты бы… Скажи, ты бы так поступил, да?
Дазай смотрит на неё, вновь устраиваясь на диванчике поудобнее.
— Многие так в мафии поступают: оставляют самого желанного врага напоследок. Чтобы он знал, что за ним идут. Забьётся в угол и будет дрожать от страха. Или сам с собой покончит.
Томиэ хмурит тонкие брови.
— Дазай, я кое-что вспомнила: Кимифуса говорил, что в город приехала Портовая мафия Китакюсю. В их честь Мори устроил приём.
— Мори любит приёмы. Портовая мафия Китакюсю… Надо будет всё о ней выяснить. Посмотри на неё информацию в Агентстве, влезь в базу к полицейским, как вернёмся.
— Что? Влезть? — она хлопает глазами. — А Куникида? Он мне голову снесёт и не поморщится. Только и ждёт, мне кажется, что я оступлюсь.
— Ямадзаки.
— Я не хочу портить с ним отношения. Ладно, я поняла, — сдаётся Томиэ под напористым взглядом Осаму. — Я всё сделаю.
Он довольно улыбается. И не скажешь, думает она, по его мягкой улыбке, что ещё пару минут назад он рассуждал о смертях полицейских и вкрадчиво намекнул ей, как бы сам поступил с теми, кто ему мешает.
— Умница.
— Ты будешь сегодня ужинать со мной и Ацуши? Я буду готовить запеканку.
— У меня на вечер немного другие планы, хотя твоё предложение очень заманчиво.
— «Другие планы»? — тянет она. — Это какие же? Свидание с Акирой?
— Это не свидание.
— Когда так говорят, это значит, что всё будет с точностью да наоборот.
— Ямадзаки.
— Забыла, что ты такое слово не знаешь, прости. Но раньше ты обхаживал дам быстрее. Некоторые даже готовы были прыгнуть тебе в постель через пять минут после знакомства. А тут… Акира сопротивляется?
— Нет.
— Но ты же хочешь с ней переспать, — бьёт не в бровь, а в глаз девушка.
— Ямадзаки…
— Чизуко Уэно, ты хотел сказать. Все вы, мужчины, одинаковы. Да и для тебя никогда это не было проблемой, вот что я имею в виду.
Осаму качает головой.
— Сейчас всё иначе. Я хочу попробовать по-другому.
«Потому что я теперь другой».
Томиэ кивает, наконец вспоминая про вторую чашку кофе.
— Всем привет! — за стол к ним со стороны Дазая подсаживается Ацуши.
— Привет.
— Привет. Принесите, пожалуйста, чёрный чай и бутерброд с ветчиной, — обращается Дазай к официантке и достаёт из кармана плаща купюры. Томиэ в несколько глотков допивает холодный кофе.
— А вы?
— А мы уже поели, — он треплет Ацуши по плечу. — Тренировку у Томиэ никто не отменял. Ты ешь, не торопись, и присоединяйся к нам. Идём?
— Идём.
***
Кимифуса морщится от кислого вкуса шампанского и, допив его одним глотком, ставит бокал на поднос. Очередной праздничный вечер в Портовой мафии, и сегодняшний повод для торжества очень и очень приятен — они отмечают открытие больницы. Кита бросает взгляд на Юки Като-Морган, стоящую рядом с Огаем. На ней — чёрное кимоно, она сияет, держа в руках бокал с шампанским и улыбаясь гостям. И на ней взгляд Мори. Если между ними ничего нет, то Кимифуса слепой. Кита поворачивается к стоящей рядом Мари. Она потягивает вишнёвый сок и пробегается взглядом по присутствующим. Кимифуса приближается и склоняется к её уху. — Между ними ничего нет? — вспоминает он её слова. — Ну-ну. — О, отстань, — она отмахивается и тянет его за собой на балкон, где менее душно и более просторно. И не так громко. Кимифуса не скрывает довольной улыбки, когда они закрывают за собой дверь, оказываясь отрезанными от мафиозного мира. — Наконец-то. Не мафия, а детский сад. Такие шумные. — Повод для праздника хороший, вот и веселятся. Я восхищаюсь твоей тётей. Врачом Юки была отменным и деликатным. Кимифуса выяснил, что она и Огай Мори являлись учениками Вильгельма Рота. Ките его подход и отношение к пациенту нравились, и он чувствовал себя с ним спокойно — знал, что Вильгельм поможет и не бросит. И не будет как Ямамото — когда тебе и так плохо, брать и добивать. — И я, — соглашается с ним Мари. — Тётя давно хотела открыть больницу. Её маленькая мечта сбылась. — Маленькая? — спрашивает Кимифуса, припоминая масштабы здания. — Не в прямом смысле, — она закатывает глаза. — Она теперь уйдёт из Портовой мафии? — задаёт вопрос и понимает, что звучит глупо — куда женщина сможет деться от Огая Мори? — Не собирается, — Мари, однако, воспринимает его слова всерьёз, — но у меня были такие же мысли. Она рядом с ним, и Кимифусе уже не так одиноко. — Можно? — дверь, ведущая на балкон, открывается, и Кимифуса узнаёт в заглянувшем к ним человеке Акутагаву. — Конечно. — Като-сан, Кита-сан. — Привет, Акутагава. Втроём они замолкают и смотрят на ночное небо. Каждый думает о своём, и поэтому они не сразу замечают, что на балконе становится на одного больше — на перила рядом с Кимифусой облокачивается Чуя. Они удостаивают друг друга быстрыми взглядами: Накахара ненавидит Киту, но сил устраивать сцену у Чуи нет. Как и у Кимифусы. Они кивают друг другу, и Кимифуса слышит, как Мари рядом с облегчением выдыхает. Кита отмечает, что на нём нет лица. Накахара, видимо, посещает его мысль, всё ещё опечален смертью Томиэ. Да и сам Кимифуса не отличался радостным расположением духа — он тоже постоянно об этом думал и не был в восторге от того, что сделал (хотя все считали наоборот). — Все мы похожи, — Ямамото склоняет голову к плечу, произнося эти слова с явным удовольствием, потому что они причиняют Кимифусе боль. — Похожи, иначе бы не оказались вместе. Да, Кобо, это так. Подобное притягивается к подобному. Кимифуса с отвращением отворачивается, но ненадолго. Он сдавленно охает, когда на подбородке смыкаются чужие пальцы, грубо его к себе разворачивающие. — Не смей кривиться. Нет, он не такой, как он. Преступления против детей — это самое ужасное, что может быть в этом мире. И это было так. Искупить свою вину Ямамото мог лишь своей кровью. Размышления прерывает возня Акутагавы: он делает глоток вина и с грохотом ставит его на перила, морщась. — Ну и кислятина, — делится он своими впечатлениями. Чуя, Кимифуса и Мари улыбаются. — Это сухое вино, — со смешком поясняет Мари. — Оно и будет кислым. — Не пей эту гадость, — вздыхает Чуя и огибает девушку, становясь рядом с Рюноске. — Вообще не пей. А если уж так хочется, то можно выбрать… Накахара пускается в объяснения об алкоголе. Мари переводит взгляд с него на Кимифусу и треплет Киту по плечу, улыбаясь. Като ему симпатизирует, поэтому он тоже улыбается — пусть и слабо, но улыбка появляется на его губах. Дышать становится чуть легче.***
Дазай надевает светло-голубую рубашку в тонкую белую вертикальную полоску и придирчиво осматривает себя в зеркале. — Ну хватит, хватит, самовлюблённый ты павлин. — Это совсем не комплимент, ты в курсе? — вопрошает он, начиная застёгивать пуговицы и краем глаза наблюдая за движением позади — Томиэ поднимается с футона и одёргивает полы белого банного халата юката, расшитого чёрными ветвями и листьями бамбука, плотнее запахивая его. У него никак не получается почему-то совладать с пуговицами на манжетах, и Ямадзаки приходит на помощь. Смотря на её светло-рыжую макушку и сосредоточенное лицо, Дазай задумывается: вот так могла бы выглядеть обычная жизнь? Жена провожает мужа на работу, после встречает с аппетитным ужином, по дому бегают дети, гавкает собака, а на выходные они выбираются куда-нибудь всей семьёй. — Ты переживаешь? Она аккуратно застёгивает манжеты от поправляет ворот рубашки. Осаму наблюдает за ней, и Томиэ не выдерживает его пристального взгляда — ощущение, что находится под микроскопом. — Что? — Ничего. — Но ты смотришь. И будто что-то хочешь мне сказать. — Я рад, что ты теперь с нами. Со мной. — Шантажируешь меня, чтобы я сделала что-нибудь ещё? — приподнимает она брови. — Нет. Я говорю это искренне. — Ценю. Повеселитесь и не смей, слышишь, не смей обижать Акиру. — Есть, мэм, — хмыкает Дазай, аккуратно обхватывая Томиэ за плечи и отодвигая её в сторону. Акира пригласила его на спектакль. Осаму о постановке не слышал, но Ямадзаки прожужжала ему вместе с Ацуши все уши, так что он был вполне осведомлён о содержании. Они выходят из театра глубоким вечером, сразу оказываясь среди толпы спешащих куда-то людей. Чтобы их не отнесло друг от друга, Акира и Осаму отходят в сторону. Хания улыбается и заправляет за ухо прядь волос. Сегодня она решает надеть нежно-зелёное платье по щиколотки и тонкую бежевую кофту и выбирает лодочки под цвет кофты. Красные волосы забраны в высокий хвост, и Осаму невольно любуется длинной шеей и изящными ключицами. Да и не только сейчас: половину спектакля он не сводит глаз с сидящей рядом Акиры, вдыхая запах нероли и орхидеи. — Спасибо, что согласился. Мама Ёко присылает билеты, надеясь, что она пойдёт, но у той всё никак не получается. У нас в «Орхидее» уже все сходили, и оставалась только я. — Её мама — Момо Сугияма? Или они просто однофамильцы? — Мама. — Они похожи, — Осаму вспоминает аккуратные черты лица женщины и её пронзительные тёмные глаза. Похожа на Ёко, очень похожа — глядя на неё, можно представить, как может выглядеть Сугияма-младшая в старости. — Есть что-то общее в мимике, жестах. — Юкио говорит тоже самое. Он смотрит на неё. — Тебе спасибо за приглашение. Давно я не выбирался в театр, так ещё и на такой интересный спектакль попал с такой замечательной спутницей. Акира улыбается. — Даже так? — Именно. Они начинают идти вниз по улице, разговаривая и выходя к площади, куда в Йокогаму приехала ярмарка. — Хочешь заглянуть? — Почему бы и нет, — пожимает она плечами. Акира замечает одну из лавок, к которой и направляется, и Дазай удивляется, как легко она передвигается на каблуках, следуя за ней. — Выглядит очень красиво. Акита останавливается у лавки с заколками и улыбается миловидной пожилой женщине. «Купить одну и утешить Ёко», — мелькает у неё мысль. В «Орхидею» опять приходила Момо, и Сугияма после её пребывала в скверном расположении духа. — Здравствуйте, — здоровается она. — Можете мне показать… У Дазая звонит телефон, и он отходит в сторону, чтобы ответить. — Да, Танидзаки. Слушаю. — Прошу прощения за поздний звонок, — начинает тараторить он, — но у меня вопрос жизни и смерти. Куникида-сан срочно требует отчёт, я делаю, а его не устраивает. Правки даёт, но как я правлю, ему не нравится. Что нужно написать, чтобы он его у меня принял? — О, нашёл, у кого спрашивать. — Простите, но мне не к кому обратиться — а вы с ним воюете с этими отчётами больше всех. — Ничего. — Все дают мне разные варианты. Ямадзаки-сан… Уэно-сан, точнее, — исправляется Танидзаки, — сказала, чтобы я вас не беспокоил и сам выкрутился, но я ещё только у вас совета не спрашивал. — Где-то у меня на почте был идеальный отчёт. Сейчас посмотрю и тебе пришлю. — Я ваш должник! С меня что хотите! — Сочтёмся, — отмахивается Дазай. — Обновляй почту. — …ну очень вам идёт! Это отвлекает, вырывая из водоворота благодарностей коллеги, Осаму поднимает голову. Взгляд падает на Акиру с белой заколкой на распущенных волосах на затылке, смотрящейся в маленькое зеркальце. Она улыбается, любуясь собой. Танидзаки что-то ещё говорит, но Дазай не слышит. Точнее, слышит, но голос его доносится как сквозь толщу воды, и он чувствует себя оглушённым. — Ты ведь у нас всё о любви знаешь, искушённая женщина, — Дазай изгибает губы в ухмылке. — Расскажи мне. — Будешь разговаривать со мной в таком тоне — получишь яд в чай. — Мне действительно интересно. И, напоминаю, Куникида запретил тебе пользоваться ядами. — Думаю, один раз он закроет на это глаза, — не теряется Ямадзаки. — Так что там о любви? Томиэ ядовито улыбается и прикладывает ладонь к груди. — О, Дазай… Я желаю от всей своей души, чтобы ты влюбился, — начинает она с фальшивым сочувствием, и речь её явно заготовлена — видимо, потратила не один час, чтобы подготовиться и нанести (постараться) словесный удар Дазаю. — Чтобы однажды ты посмотрел на человека, и у тебя земля ушла из-под ног. Чтобы ты смотрел и не в силах был что-то сделать. Чтобы всё, что ты знал или думал, что знаешь о любви, стало ничем. — Твои слова — да богу в уши, — хмыкает он. — О, я и забыл, что его нет. Значит, зря сотрясаешь воздух. — …Дазай, как тебе? — Акира оборачивается и зовёт его. — Стоит брать или нет? — Танидзаки, я тебе перезвоню, — бросает он, чуть поперхнувшись — почему-то пересохло в горле, и завершает вызов, не в силах отвести взгляда от Акиры.