Осколки. Сага о Йорлейфе

Йорлейф

      Ближе к вечеру ветер всё же вернулся, и мы продолжили путь. Однако он был недолгим, так как парус был натянут не слишком сильно, потому было принято решение причалить у берега и подождать утра, чтобы не ночевать на воде. Поставили лагерь, разожгли костёр, поужинали и отправились на заслуженный отдых. Если Торс и Дюрвулкендов заснули моментально и принялись дружно храпеть подобно паре кровожадных драконов, то мне было не по себе. Всегда боялся ночного леса.       Звёзды, луна и Сияющий Столп создают достаточно света, чтобы отличить ветку от стрелы, но всё равно кажется, что сейчас вековые деревья восстанут из толщи земли и пойдут на людей войной за всех своих срубленных собратьев. А если и нет, то они прекрасно скрывают пространство своими могучими ветвями и лапами. Всё время ощущается, что кто-то за мной оттуда наблюдает. Подбирается неслышной поступью. Всё ближе. И ближе. И ближе. И вот-вот…       Я резко распахнул глаза и присел в спальном мешке. Стоявший на часах Маэндаэр обеспокоенно посмотрел на меня.       — Всё в порядке? — спросил он.       — Да, — ответил я. — Ничего особенного.       — Кроме того, что ты всегда так беспокойно спишь, когда мы в лесу, — стоял на своём эльф. — Чего я искренне понять не могу. Вы, асы — народ суровый, вас темнотой не напугать. И всё же ты боишься её.       — Торс боится собак, — ответил на это я. — Только ему не говори, что я это сказал. Мы не идеальны, и все мы чего-то боимся.       — Но ведь я слышал, что у вас принято отправлять двенадцатилетних мальчиков и девочек в лес одних, без никого, — сказал Маэндаэр, подбросив полешко в догорающий костёр. — Как после такого сурового обряда инициации можно боятся леса?       Я поёжился. Инициация… Никогда не любил о ней вспоминать. Я в своё время успешно её пережил, но дорогой ценой, из-за чего меня долгие годы мучили кошмары.       — Не хочу об этом говорить, — произнёс я.       — Имеешь право, — пожал плечами бард.       Я снова попытался уснуть, но не выходило. Что ж, раз уснуть не выйдет, а света от костра слишком мало для чтения, остаётся только дальше болтать с Маэндаэром.       — А правду говорят, что у вас, эльфов, является нормой мужчинам возлежать с мужчиной? — спросил я, выбираясь из спальника.       — Тебе объяснить покороче или как есть со всеми нюансами? — ответил эльф после короткой паузы.       — Было бы идеально, если бы это было что-то среднее, — пожал плечами я. — Но в целом, мы никуда не торопимся.       — Хорошо, — выдохнул Маэндаэр. — Для начала скажи мне, что для тебя любовь?       Я впал в ступор.       — Я… Как-то об этом не задумывался, — признался я. — На ком отец бы сказал, на той бы и женился, а там уже стерпимся и слюбимся.       — Понятно, — процедил бард, но по его лицу и взгляду было ясно, что он испытывает глубочайшее отвращение к озвученному мною факту. — У нас же любовь — это главный двигатель жизни. Именно ради неё мы сочиняем музыку и стихи, танцуем до упаду и нередко дерёмся. Однако молодняк, особенно не прошедший инициацию и не нашедший своего тотемного зверя, гиперактивен. Нам сложно сразу выбрать ту, с кем провести всю нашу долгую жизнь. Конечно, здесь, в Мидгарде, она ограничена тремя с половиной веками, но на нашей бессмертной родине это далеко не так. В общем, молодому лесному эльфу перед тем, как остепениться, нужно, так сказать, нагуляться и распробовать всё. И некоторые, иногда из практических соображений (чтобы не было лишних детей), а иногда просто по велению сердца, в этот период заводят романы с представителями своего пола. Но когда лесной эльф находит того самого партнёра, ради которого можно отбросить все эти лихорадочные связи, то он всегда противоположного ему пола.       — То есть мужеложество у вас происходит в формате “поматросить и бросить”? — уточнил я.       — В целом, да, — пожал плечами Маэндаэр. — Конечно, попадаются и те, кто остаются с однополыми партнёрами надолго, но к ним относятся, как к инфантилам, которые никак не могут повзрослеть.       — И как считаешь, по эльфийским меркам я привлекателен? — неожиданно даже для самого себя выпалил я, но тут же закрыл рот рукой.       Бард засмеялся и слегка покраснел.       — Очень даже, — ответил он. — Отчасти поэтому я и не рекомендовал останавливаться в крупных городах Линдолераса.       — Ревнуешь? — шутливо произнёс я.       Вот только Маэндаэр не смеялся. Его лицо побледнело и застыло в выражении всех видов паники разом.       — Ну, это одна из причин, — наконец произнёс он. — Ты действительно собой весьма и весьма хорош и… Ну, я надеялся, что ты был бы не против…       — Всё с тобой ясно.       Я протёр переносицу. Ну конечно, зачем ему ещё следовать за мной? Ему от меня нужно мое тело… Как отвратительно! И в то же время я не могу не понять его. Учитывая, что он сам молод, ему хочется попробовать многое. А тут ажно принц, который весьма женственен внешне. Как тут не запасть?       Меня чуть не стошнило от собственных мыслей. Подумать только, я нахожу мужчину, пускай и себя, привлекательным. Что дальше?       Маэндаэр аккуратно положил руку мне на плечо, но я её сбросил.       — Прости, Йорлейф, — произнёс он. — Зря я это сказал. Но вообще, не только ревностью обусловливается мое нежелание останавливаться в городах моей родины. Не все лесные эльфы понимают слово “нет”. Для некоторых это знак того, что ты играешь с ними в недотрогу, потому они не отстанут. И в самых запущенных случаях они напоят тебя до такого состояния, что тебе будет плевать — с кем, когда и в какой позе. Или очаруют своими песнями так, что ты не будешь понимать, что происходит. Потому тут не только ревность была, но и забота о твоей безопасности.       — Пустые оправдания, — проворчал я, но, увидев удручённое лицо эльфа, добавил: — Прости, мне просто сложно это переварить. Зря я завёл этот разговор. На всякий случай запомни: мой женственный внешний вид ничего не значит, и я предпочитаю девушек.       — Без проблем, — выдохнул Маэндаэр. — Хорошо, что мы это прояснили, и я не буду тешить себя ложными надеждами. В конце концов, ты не единственный красавчик в команде.       Моя бровь устремилась вверх, чуть не покинув пределы моей головы.       — Если признаешься Торсу, он тебя отправит на свидание с Милосом, — произнёс я.       Эльф начал громко смеяться.       — Да этот великан привлёк бы мое внимание, только если бы сам показал мне знаки симпатии, — ответил Маэндаэр, придя в себя. — Нет, я не о нём, а о Кассандре.       — Кассандре? — удивился я. — И чем же она тебя привлекает?       — Ну, во-первых, она красивая, — ответил эльф. — Во-вторых, мне кажется, что ей нравлюсь я. В-третьих, мне кажется, что если прорубиться через её стену недоверия и страха, то можно нащупать глубоко чувствующую запутавшуюся душу, которая при правильных наставлениях может превратиться в прекрасного лебедя. Хотя… Прорубиться — это не совсем корректное слово. Она сама должна открыть ворота к себе, чтобы поистине раскрыться и выйти из той клетки, в которую её загнал мир.       — Ну, удачи, — произнёс я.       Мы продолжили сидеть напротив догорающего костра. Я пристально глядел в огонь, будто надеялся в нём что-то увидеть. Или кого-то.       — Ложись спать, — сказал эльф. — Мне сна много не надо, а тебе он бы пригодился.       — Да ни в одном глазу, — возразил я. — Ничего, сейчас костёр разгорится, и с “Размышлениями” в руках я точно усну.       — Не позволишь сунуть нос? Интересно, что там другие думают о главной иконе высших эльфов.       Моему удивлению не было предела.       — В смысле “иконе высших эльфов”? — произнёс я. — Аргалор — бог света, покровительствующий расе люциан.       — Ах да, проклятущая разница имён богов в разных культурах. — Маэндаэр почесал затылок. — Смотри, насколько я понимаю, богов не то чтобы очень много. Просто каждая культура каждого бога называет по-своему. Даже имена Милоса и Строгоса встречаются не во всех языках. К примеру, драконы зовут Строгоса Мааткриид, Судья-Палач. Так и тот, кого ты называешь Аргалором, если я всё правильно понимаю, в эльфийской культуре зовётся Манвэ, повелитель света. А асы, если я, опять же, правильно понимаю, именует его Соль.       — Не путай тёплое с мягким, — возразил я. — Во-первых, Соль — это женщина. Во-вторых, она даже близко не богиня. Это просто огромных светящийся дух, путешествующий по небосводу параллельно своему брату Мани, месяцу. И гонятся за ними два волка — Сколь и Хати. К Аргалору Соль не имеет ни малейшего отношения.       — Извини, — пожал плечами эльф. — А как тогда вы называете шестого бога на Судилище? Я с вашими жрецами не общался, но точно слышал пять имён: Строгос, Шор, Стеран, Фрейя и Сиф. Кто же шестой?       Я глубоко задумался. Люди в Асгарде умирали всегда, но мне в голову и не приходило, что они тоже могли видеть Аргалора. Я достал свои старые записи и конспекты, в которых пытался осмыслить Аргалора и пытался сопоставить его с нашей мифологией, чтобы донести его до других асов. Тогда я ни к чему не пришёл, поскольку не вспомнил эту простую истину.       — Мы считали, что это Бальдр, — наконец сказал я. — Бессмертный сын Шора и Сиф. Но серебряные драконы разъяснили нам, что Бальдр — другая сущность. Потому мы стали звать этого бога драконьим словом, Крейн. Проклятье!       — В чём дело?       — Да я только сейчас осознал, какой же я дурак! — Я поднялся и начал интенсивно ходить вокруг костра. — Не сумел сопоставить простейшие факты за пол чёртовых года! А всё эта хрустальная драконица и эти треклятые “Размышления”! Они затуманили мой разум речами о высшем положении Аргалора и словами о том, что люциане — высшая раса, так как наиболее близка к нему. Подумать только, я втайне желал породниться с ними, чтобы королевская династия была приближена к богам. Чтобы короли и королевы Асгарда могли летать подобно драконам.       Я сел на свой спальник и закрыл глаза руками. Во лицу потекли горячие слёзы от осознания бессмысленности всего происходящего со мной. Если бы я догадался раньше о том, что Аргалор — это тот же Крейн, то я бы не умер. И не был бы изгнан! И… Не случилось бы ничего хорошего, что происходит сейчас.       — Признание своей ошибки — первый шаг на пути к её исправлению, — произнёс Маэндаэр, аккуратно кладя руку мне на плечо. — А сейчас тебе надо отдохнуть, Йорлейф. День был непростой, завтра будет не легче.       — Да после разговора нашего спать вообще неохота, — признался я.       — Знаешь, наши эльфийские колыбельные могут кого угодно вогнать в глубокий здоровый сон. Сыграть?       Я посмотрел на Маэндаэра со смесью гнева, раздражения и недоверия.       — В чём подвох? — проворчал я.       — Ни в чём, — ответил эльф. — Я просто магически тебя усыплю, и ты будешь спать как младенец. И обещаю, тебя никто не потревожит.       Учитывая его признание ранее, я не был уверен до конца в этом его обещании. Хотя, если бы он хотел обесчестить меня во сне, он бы давно это сделал.       — Да давай.       Я махнул рукой, закутался обратно в спальный мешок и уткнулся взглядом в костёр. Маэндаэр достал небольшую флейту и начал тихо играть. Мелодия была спокойная и размеренная, при этом с весьма динамичными скачками между нотами. С каждым звуком мой разум всё больше погружался в дрёму, в огне начали мелькать фигуры. Сначала это были отдалённые смутные очертания, но они становились всё четчё, в итоге превращаясь в танцующие силуэты эльфов и человекоподобных козлов и конеллюдов. Они водили круг за кругом, отплясывая и скача, пока в конце концов в центре не появилась фигура девушки. Она казалась одновременно молодой и древней, как сама земля. По пропорциям тела она была похожа на девушку-подростка, но при этом она была значительно выше фигур эльфов и козлов. У неё были оленьи ноги, рожки и ушки, длинные волосы заплетались в причудливый узор кудрей. На ней было лёгкое платье, которое подчёркивало её девичью красоту.       Неожиданно я понял, что нахожусь уже не в ночи, а в утре. Моих товарищей рядом нет, но я всё ещё слышу флейту Маэнддаэра, а значит, они живы и с ними всё хорошо. Сам лес преобразился и расцвёл, будто по её велению. Нет, не её, а Её. Это существо излучало мощь, сравнимую с богами. От неё исходил приятный чарующий аромат свежескошенной травы, лесных ягод, чая и мяты. В руках её была арфа, на которой она играла в унисон флейте Маэндаэра, пока последняя не перестала звучать за чарующей красотой вибраций струн.       — Здравствуйте, ваше высочество, — произнесла она, мило улыбнувшись. И эта улыбка меня полностью заворожила.

* * *

Маэндаэр

      Увидев, что Йорлейф уснул, я прекратил игру. Хоть я и не подавал виду, в голове был просто ураган эмоций. В основном, стыд и злость на самого себя. И зачем я вообще ляпнул Йорлейфу, что он мне нравится? Лучше бы держал язык за зубами!       Я выдохнул. Нужно успокоиться и на трезвую голову оценить обстановку. А самый лучший способ успокоиться — холодная вода. На причёску и прочее плевать — потом приведу себя в порядок.       Я разделся и быстро опустился в морскую воду. С моих уст сорвалось громкое “Ух-х-х!”. Обжигающий холод воды тут же очистил мой мозг от ненужных мыслей. Я лёг на поверхность и начал думать, глядя на звёзды. Йорлейф вроде не обиделся. Да, ему было неприятно, что я нашёл его привлекательным, но это не катастрофа — я всё ещё могу с ним дружить. И он прояснил, что он предпочитает девушек — что ж, рад за него.       — Это правда? — послышался сверху голос Кассандры.       Я тут же встал так, чтобы вода прикрыла мою поясницу, ибо плавать я предпочитаю без всего.       — Ты о чём? — удивился я.       Тифлингета выглядела малость смущённой. Она стояла более зажато, чем обычно, и накручивала волосы себе на палец.       — Что я красивая?       Этот вопрос был как удар под дых. Ну конечно же, она всё слышала. А как иначе могло быть?       — Очень, — ответил я, мягко улыбаясь.       — Врёшь. — Кассандра прикрыла глаза руками. — Ты это говоришь потому, что понял, что я услышала вас с Йорлейфом, и пытаешься выкрутиться.       — Нет. Это правда, — возразил я выходя из воды, забыв, что из одежды на мне только ожерелье с деревянной фигуркой хорька на шее. — Ты очень красивая. Но только боишься показать свою красоту миру, так как он был к тебе очень жесток.       Я положил руку ей на плечо. Её лицо побагровело ещё сильнее, и она увела взгляд наверх. Поняв, в чём дело, я сам покраснел и отошёл быстро одеться. Пока я это делал, я чувствовал, как Кассандра на меня украдкой заглядывается, но тут же прячет взгляд.       — Ты так говоришь… — наконец она подала голос. — Ты и сам был несвободным?       — Нет, к счастью, — ответил я. — Но я часто ездил в Аркнийскую Империю искать мою сестрёнку, Соколицу. — Я тяжело вздохнул, положив кулак на грудь. — Но до сих пор не нашёл её. А когда думал, что находил, оказывалось, что это не те. Но я всё равно выкупал их из оков и привозил домой. Потому что так я сделаю мир самую малость справедливее. Ну, а по дороге я помогал этим девушкам переварить случившееся и вернуть им то, что аркны выбили из них своими плетьми — чувство свободы. Так что твой случай мне знаком, Кассандра.       Тифлингета на секунду задумалась, а потом крепко-крепко меня обняла.       — Это правильно, — произнесла она, тихо плача. — Пусть ты и делал это с корыстной целью, но ты их не бросал. Может, и я смогу потом освободить своих?       — Обязательно сможешь, — улыбнулся я. — Но не раньше, чем сбросишь свои собственные оковы.       Чародейка согласно шмыгнула носом.       — Научить тебя танцевать? — неожиданно произнёс я.       Кассандра отстранилась и удивлённо посмотрела на меня.       — Это зачем? — спросила она.       — Всё просто, — ответил я. — Играть на инструменте сейчас учиться — себе дороже. Ну, и не выглядишь ты, как кто-то, кому бы понравилось такое. А тебе нужно выходить из той клетки, в которую мир тебя загнал, что делается путём выражения своих чувств через искусство. Касаемо искусства могу помочь только с инструментом и танцами. Так что скажешь?       Кассандра задумалась.       — Почему бы и нет? — наконец сказала она.       Я завёл музыкальную шкатулку и протянул тифлингете руку. Она осторожно её приняла.

* * *

Йорлейф

      — А вы кто? — удивился я. — Личная муза Маэндаэра?       — В некотором смысле, я муза всех бардов, — ответила девушка. — В особенности — лесных эльфов, ибо они — дети мои.       — То есть вы — королева Линдолераса? — Я вежливо поклонился. — Признаться честно, Маэндаэр описывал вас несколько моложе. И без… животной атрибутики.       — Я несколько старше этого королевства, — хихикнула она. — Но я всё же являюсь королевой для лесных эльфов.       Моего понимания не прибавилось. Однако её лира что-то мне напомнила. Точно! Именно такие и изображали на эльфийских медных монетах. Их поэтому и называют лирами.       — Вы — Мара? — произнёс я. — Богиня любви?       — Ты как меня назвал?! — возмутилась девушка, но тут же успокоилась: — А, ты не произнёс букву “Ш”. Ох уж эти смертные языки, они порой такие сложные.       — Простите, если обидел, — я стыдливо потупил взгляд. Правду говорят, эта дамочка — сущее великовозрастное дитя.       — Да нет, принц, вы не виноваты. — Мара подошла ко мне поближе и положила руку на плечо, — Это всё ваш грубый нордский язык. Но во избежание подобных казусов лучше зови меня так, как зовут меня мои любимые эльфы — Королева Леса.       — Как скажете, — произнёс я. — Только вот почему вы ко мне обращаетесь на “вы”? Я же, мягко скажем, ниже вас по иерархии.       — Вы — принц, я — королева, — ответила она. — В феодальной лестнице мы на близких позициях, так что и обращаться к вам я должна соответствующе. Мы же с вами существа приличные всё-таки.       — И что вам от меня нужно, ваше величество? — наконец спросил я, набравшись уверенности.       — Вы мне скажите, — ответила она. — Это же ведь вы вместе с Маэндаэром меня позвали.       — Это вышло случайно, — неловко улыбнулся я. — Эльф просто играл свою колыбельную, и тут вы…       — А. Понятно. — Мара густо покраснела. — Вот неловко вышло. А я-то ради вас отменила свидание со Строгосом. Хотя — с него не убудет, с его-то количеством любовниц.       — Какие любовницы? — удивился я. — И как вы могли назначить со Строгосом свидание? Он же, как Бог Смерти, заперт на Великом Судилище. И охраняет его сын Локи, волк Фенрир.       — А вы сходите в Карас-Гладваэт, — лукаво ухмыльнулась она, — и пронаблюдайте за неким Галадримфилем в постели с хорунжей Мёртвой Сотни. Тогда всё у вас встанет на свои места. Или думаете, Хелль исключительно сама добыла ресурсы и знания, чтобы стать той, кем стала?       Мои глаза полезли на лоб.       — Но Строгос же презирает нежить. Как…       — А вот это спрашивайте у него, — усмехнулась девушка. — А теперь я изволю откланяться. Вы, конечно, красивы, но я знаю, что вы, норды, не приемлете близости до свадьбы. Так что я попрошу вас о другой услуге. Найдите хозяина леса, возле которого вы встали лагерем, и доставьте ему этот свёрток.       Королева Леса материализовала у себя в руке перевязанный шнурком мешок из крупных листьев. Я поёжился, но принял мешок в руки. После Королева исчезла, а я проснулся в нашем лагере. Свёрток, данный мне во сне, лежал возле моей головы. Рассветное солнце поднималось над кронами деревьев, знаменуя мое возвращение к самому страшному кошмару в моей жизни.