Осколки. Сага о Йорлейфе

      На креслах вокруг меня начали появляться разные сущности. Первым было похожее на Милоса существо: бронзовые доспехи, оранжевые всполохи и безликая чернота под закрытым шлемом. Даже никаких описаний не нужно, чтобы понять, что передо мной Строгос, бог посмертного правосудия. Я нервно сглотнул. Всем известно, что Строгос на своём суде безжалостен ко всякому.       Вторым был старик, одетый в роскошные латы. На правом глазу его была повязка, в руках копьё, на плечах два ворона, у колен два белых тигра. То был Шор, громовержец, бог мудрости и магии.       Третьим тоже был воин. Но он был в сверкающих сине-золотых доспехах, за спиной сияли белоснежные крылья. Я слегка улыбнулся, узнав описание Аргалора. Почему-то от присутствия двух богов, которых я уважаю, стало гораздо легче. Но прибывали новые персоны.       Четвёртым прибыло своеобразно выглядящее божество. Одето в простую одежду, похожую на грязный банный халат, на голове огромная широкополая шляпа, в руках посох, на шее огромные бусы. Но, как бы необычно и странно он ни выглядел, это был Стеран, бог-закальщик. Он покровительствует всем угнетённым, но ведущим борьбу с угнетателями.       Пятой прибыла уже богиня. Казалось, её плоть и одежда были полностью сделаны из чёрного железа с золотыми вставками. На голове у неё было украшение в виде двух золотых крыльев. Лицо представляло из себя металлическую маску, на месте глаз сияла золотая пластина. То была Сиф, беспристрастная богиня правды и жена Шора.       И наконец, шестой вышла последняя богиня, хотя она казалась неуместной в столь мрачном месте. Она носила розовое платье и высокие сапоги на каблуках, лицо было похоже на заячье, из-под каштановых волос торчали ушки оленя. Это была Фрейя, богиня животных и охоты, ненавидящая смерть, но по иронии являющаяся супругой Строгосу.       Наконец, все боги расселись по своим местам, и Строгос сделал несколько тяжёлых шагов в мою сторону. Из-под капюшона раздался тяжёлый выдох.       — Итак, как всякий человек, ты не безгрешен, — пророкотал хриплым басом Строгос. - Твои грехи у нас на ладони, и нам лгать не имеет смысла. Я рекомендую покаяться перед богами Шести Пантеонов и за эту малую смерть очистить свою душу от части из них.       — Перед вами, великие боги, я каюсь, — я опустил голову. — Что предал заветы предков и отошёл от веры в Шора и других наших богов. Еретические тексты и лжепророчица затуманили мой взгляд.       Боги молчали. Их немые взгляды прямо в мою душу вызывали ужас и холод. Почему… Почему они молчат? Может быть, решили, что меня надо, минуя три малые смерти, сбросить в Нещадную Пустоту?       Строгос сел на одно колено, опершись на меч. Я ощутил резкую боль в груди. В один миг из-под моего кресла плотной серебристой вьюгой закружили песчинки, за которыми стали постепенно исчезать силуэты богов, а взамен им стали проявляться мутные очертания белой палатки. Послышался крик младенца.       — Поздравляю, Ваше Величество, — раздался отдающийся эхом голос, в котором я узнал придворного врача. — Поздравляю, у вас мальчик.       После этого я увидел лицо отца, но гораздо более молодое. У него тогда волосы ещё не были седыми, но светлыми, как у меня.       — Ну здравствуй, мой первенец, — произнёс он, — Хоть ты и явился в этот мир раньше срока, я уверен, ты станешь истинным воином и правителем.       Изображение из песчинок сменилось, и я понял, что вижу свою жизнь. Вот моя первая простуда, мои первые шаги, первые отцовские розги за то, что справил нужду не там, где положено.       Годы жизни проносились за минуты, внимание заострялось только на самых важных моментах. Вот я в два года сбежал из загородного имения в лес, где встретил маленького белого тигрёнка... А потом и его мать. Сейчас я бы очень сильно испугался и постарался удрать. Но малолетний я, наоборот, оказался куда более безбашенным и полез играть с маленьким котёнком. И мать его, как ни странно, не отогнала меня. Наоборот, облизала. Потом раздался рёв разъярённого великана, и на тигрицу откуда ни возьмись обрушился шквал яростных ударов. Секунда — и вместо благородных животных лежат два трупа, а снег окрасился в красный от крови. После этого меня берут две могучие руки, и перед собой я вижу лицо Торса, но гораздо более молодое, на лице его ещё не было бороды.       В награду за спасение своего первенца отец даровал Торсу меч цверговой работы и поручил воспитывать и обучать меня.       Изображение сменилось. Появилось поле для скачек. За барьером рядом с моим отцом стоял лазурнокожий аркн, на две головы выше его. Как сейчас помню, этим знатным господином был дож Марио Анизотти, делегат из Аркнийской Империи. Для того чтобы шестилетнего меня порадовать, один из его придворных лыжников аккуратно подсадил меня на чудного совогрифа и, хлопнув его по крупу, отпустил нас на прогулку. Я тогда не внял предупреждениям аркна не трогать совогрифа за перья и крепко вцепился в его шею. Тот начал нервничать и дёргаться и, брыкаясь, погнал вперёд. Это заметил дож и окрикнул своего конюшего, но было уже поздно. Я шлёпнулся с его спины на весеннюю зеленеющую траву и резко зарыдал.       Когда ко мне уже подоспели слуги и отец с делегатом, я понял, что мне крепко попадёт за то, что я пренебрёг инструкцией конюшего и солгал, что совогриф взбесился сам. Я с теплотой помню, как делегат в отместку за это угостил меня едва ли не горой аркнийских сладостей, но, будучи взрослее, я понял, какая незавидная участь ждала конюшего и благородное животное. Конюший был лишён земельного надела, а совогриф издох в штрафном зверинце.       Далее видно годы тренировок с Торсом, обучение у других учителей нашему придворному этикету, нашей вере и нашим традициям. Я очень часто болел, не то что мои сёстры и брат. На этом однажды решила отыграться Оддлейф, вызвав меня на спарринг на деревянных тренировочных мечах. Я смог отбить около шести её выпадов, но на шестом выдохся и потерялся. Это привело к тому, что Оддлейф вмиг уронила меня круглым щитом на землю и наклонилась с направленным мечом на меня. Я сдался, но едва она приняла моё поражение, от обиды я резко пнул её коленом в живот. От неожиданности и боли она скрючилась и повалилась наземь. Ужасное воспоминание... Придворные знахарки с неделю причитали, что сестра могла бы от этого удара стать бесплодной, попади я чуть ниже, а от отца досталась крепкая затрещина за бесчестный поступок.       В конце концов, дело дошло и до недавних событий. После крика отца и того, как у меня закатились глаза, вихрь вокруг меня с последним шипением улёгся на пол и растворился, и вновь передо мной отчётливо появился силуэт внимательно наблюдающего Строгоса. После окончания представления он, гремя доспехами, поднялся и направился к остальным богам. Они перешёптывались друг меж другом. Наконец, бог правосудия огласил вердикт:       — Не так ты грешен, как думаешь. Иди, живи с миром.       За мной отворились двери. Обернувшись, я увидел ожидающего меня Милоса, поднялся с кресла и поклонился богам. Они в ответ кивнули и растворились в сером тумане. Я вышел с Великого Судилища в приподнятом настроении. Как-никак, приятно, когда при всей твоей грешности боги отпускают тебя жить дальше.       Спускаясь с Милосом по Вьющейся Дороге, мы с ним обсуждали показанное на Великом Судилище. Наконец лестница привела нас в мои покои. На кровати лежало мое тело, рядом сидели сёстры и брат и плакали.       — Здесь кончается наш с тобой путь, — произнёс Милос, — Ложись и отдохни. И береги себя, Йорлейф Харальдсон.       После этого он исчез, а я ощутил, как наваливается усталость. Как будто весь день Торс гонял меня, а потом я всю ночь читал «Размышления». От навалившейся усталости я лёг на кровать. Через мгновение я открыл глаза. На теле не ощущалось ран или повреждений. Более того, я ощущал себя будто моложе на года два.       Стоило мне приподняться на кровати, как тут же сёстры заключили меня в объятия.       — Всё-таки вернулся, — сказала Хельга сквозь слёзы.       — Да, вернулся, — ответил я.       Оддлейф тяжело вздохнула.       — Как жаль, что придётся терять тебя снова, — произнесла Оддлейф. Я очень удивился и вырвался из их объятий.       — Почему это? Я ж ещё три раза помирать не собираюсь.        Конкретное число я указал не просто так. Милос даёт смертным три шанса вернуться после смерти. Каждый раз ты попадаешь на Великое Судилище, и если ты жил праведно, то боги отпустят тебя с миром. Если же нет, то твою душу уничтожат в Нещадной Пустоте. Конечно, есть и условности некоторые, но сейчас не до них.       — Потому что отец огласил, что, если боги простят тебе твоё предательство, — ответил Ирвинг, апатично глядя в пол, — то он — нет. И потому он изгоняет тебя из Асгарда. Он даёт тебе право взять всех, кто пойдёт за тобой, и убираться прочь. Вернуться можешь только, когда о подвигах твоих будут говорить во всём мире.       Моё сердце пропустило удар. А потом меня охватил гнев.       — Да кем он себя возомнил?! — крикнул я. — Как смеет он идти против воли богов?! Да его чёрт попутал!       Ярость разжигала внутри меня яркое пламя.       — Йорлейф, прости, но ты ничего не изменишь, — печально сказала Хельга. — Ты же знаешь, если отцу что-то в голову взбредёт, то даже Молот Шора эту дурь оттуда не выбьет.       — Но вообще его позиция обоснована, — заявил Ирвинг. — Он считает, что предатели предков не должны оставаться безнаказанными.       — А смерть ему не показалась достаточным наказанием?! — я поднялся с кровати и продолжил полыхать. — Да мне неслыханно повезло, что он не велел меня казнить — тогда я бы не вернулся!       В гневе я подошёл к столу и опрокинул всё его содержимое. Сзади подошла Хельга.       — Я понимаю, что ты чувствуешь, — произнесла она, — но ничего уже не поделать, кроме как принять ситуацию и успокоиться.       — Успокоиться?! — я запылал ещё сильнее. — Ты понимаешь, что я сейчас лишаюсь всего, что у меня есть: семьи, трона, родины! Отца же потом не убедить, что я прославился достаточно, пока он не окажется на смертном одре!       Повисла напряжённая тишина. Я открыл окно. Тёплый весенний бриз прочистил мои мысли и остудил мой пыл.       — Сколько у меня времени на сборы? — спросил я, понимая бессмысленность борьбы с неизбежным.       — Неделя, — ответила Оддлейф, — после этого тебя казнят.       — Да, за неделю хороший корабль и команду я не найду, — вздохнул я. — Хотя кто за мной пойдёт-то?       — Я, — тут же ответила младшая, — мой меч с тобой.       — Исключено, — возразил я, — ты ещё слишком молода.       — Старше меня всего на четыре года, — Оддлейф надула губки от обиды и топнула ногой. — Сам не молод путешествовать? Осядем где-нибудь в Альвхейме на границе и будем там кушать орешки-кириешки, делов-то.       — Йорлейф прав, — вторила мне Хельга, — ты ещё слишком зелена для такого.       Оддлейф фыркнула и ушла, хлопнув дверью. Вслед за ней ушёл и Ирвинг.       — Куда планируешь направляться? — спросила сестра.       — Не знаю, — честно ответил я, — наверное, на запад.       Хельга крепко обняла меня.       — Обязательно пиши, — строго произнесла она, — расставаться с тобой мучительно больно, а если я не буду получать от тебя ни единой весточки, то, клянусь, разыщу тебя.       — Разумеется, — ответил я. Сестра отстранилась и улыбнулась. Было видно, как она еле сдерживает слёзы. Наконец, она поклонилась и вышла из моих покоев. Я оглядел их, понимая, что вижу в последний раз. Достав из гардероба походный рюкзак, заботливо подаренный Торсом, я начал собирать вещи в долгую дорогу. Пара комплектов теплой одежды и обуви, меч, круглый щит, лук, стрелы, палатка. Теперь остаётся выпросить на кухне сухпайков.       — Показывай, что собрал, — услышал я сзади голос Торса.       — С чего бы такая фамильярность? — спросил я, не поворачиваясь.       — Изгнав, отец лишил тебя всех прав на престол, — ответил йотун, — потому по субординации я сейчас старше тебя и имею право обращаться к тебе на «ты». И рюкзак покажи.       Тяжело выдохнув, я вынул из рюкзака всё, что в нём было.       — Неплохо, хоть часть моих уроков запомнил, — одобрительно пробурчал он. — Только вот где котлы, рыболовные снасти и так далее?       — Тебе-то какое дело? — процедил я. — Я изгнан, и ты не обязан идти за мной.       — Чтобы тебя в первой же подворотне зарезали? — Торс положил тяжёлую руку мне на плечо. — Поверь мне, Йорлейф, ты ещё очень и очень молод и наивен. К тому же у меня есть пара знакомых, благодаря которым наша с тобой жизнь в походе станет самую малость проще.       — Зачем тебе это? — недоумевал я. Развернувшись, я не увидел на лице великана и тени сомнения.       — Всё просто, — ответил он, — я не могу позволить себе сидеть без дела, пока ты шляешься по миру один. Ты мне как сынок родной с тех пор, как я тебя от тех тигров спас.       Я удивился ещё сильнее. Таких признаний от стойкого, как горы Йотунхейма, великана я не ожидал. Но серые, как камень, глаза говорили об абсолютной серьёзности его слов.       — Что ж, тогда поможешь собраться? — спросил я.       — Разумеется, — ответил Торс.

***

      Через несколько часов мы таки собрали всё необходимое и предались славной йотунской традиции — присели на дорожку. Помогает остыть и привести мысли в порядок, вспомнить, что забыл взять, и так далее. Выдохнув, я оставил тяжёлый рюкзак в покоях и напоследок решил зайти в семейную гробницу, дабы снискать благословение предков.       Находилась эта гробница в кургане за городом. По пути я не обращал внимания на взгляды горожан, но ощущал, как в половине ощущается презрение, а в другой — сожаление и искреннее сочувствие. Казалось, что из-за меня Асгард сейчас расколется надвое, и начнётся гражданская война.       Но я не обращал на это внимания и шёл к своей цели. Войдя в мрачную каменную гробницу, я встал на колени у алтарей Шора, Милоса и Строгоса. Первый был каменным постаментом, на котором стояли четыре свечи и тотемная статуэтка ворона. Алтарь Милосу представлял из себя небольшой постамент, над которым возвышался барельеф, изображающий бога милосердия, протягивающего руку к зрителю. На самом постаменте стояла статуэтка совогрифа. Алтарь Строгосу же был более простым. На стене над алтарём был изображён сам Посмертный Судья, держащий в руках меч и весы.       Поклонившись алтарям, я подошёл к находившейся за ними двери. За ней уже располагалась гробница. Вдоль безжизненных каменных стен стояло множество вертикальных гробов, на чьих тёмных крышках были выгравированы имена. То были сражавшиеся за отца воины. Их тела бальзамировали и хоронили вместе с их оружием и доспехами на тот случай, если Шор решит, что долг их в Мидгарде не исполнен, тогда он мог бы вернуть их в виде Эйнхериев.       Но не воины интересовали меня. Я шёл вглубь, к сердцу кургана. Находившиеся внутри жрецы не препятствовали мне, так как я часто заходил в Зал Мёртвых. Наконец, я добрался до центрального зала. Он был огромным и холодным, в его центре стояло два гроба — один закрытый, второй пустой, открытый. В закрытом уже десять лет покоилась моя мать, Ашильда. Я её не помнил, так как её убили, когда мне было пять. Но, по рассказам, она была маленькой, юркой и с очень крепким здоровьем. Но ещё она была очень доброй, и именно после её смерти отец стал таким чёрствым.       Я опустился перед гробом на колени, сложил ладони перед грудью в замок и закрыл глаза.       — Здравствуй, мама, — произнёс я, — сегодня я покину Асгард. Отец меня изгоняет, потому я не смогу тебя навещать. Надеюсь снискать твоё благословение на этот поход.       По щеке покатилась непрошенная слеза. Сердце кольнула острая боль от осознания того, что я, скорее всего, больше никогда не увижу родных стен и берегов.       На плече я ощутил руку. Открыв глаза и обернувшись, я увидел за собой Партурнакса. Его золотые глаза пронизывала прямо-таки смертельная тоска.       — Krosis… Мне очень жаль, что так вышло, Йорлейф, — произнёс он. — Я пытался отговорить твоего отца, но ты знаешь, какой он бывает Colah… Упрямый.       — Вы знали, что я сюда явлюсь, — произнёс я. — Зачем пришли?       — Попрощаться, — ответил дракон, — наедине. И дать совет. Не останавливайся в Fahiil Golt, земле эльфов. Иди, не сворачивая, в Аркнийскую Империю. Там ты найдёшь свою судьбу.       — Почему именно туда? — удивился я. — Что мне делать в землях аркнов?       — Император Асканио — ценный союзник, — ответил повелитель драконов. — Заручившись поддержкой его семьи, ты сможешь быстрее выполнить задачу, поставленную твоим отцом. Но будь осторожен. За пределами дворца твоё имя будет привлекать ненужное внимание. Используй его только при заведении знакомств с семьёй Праагос. И, пока ты не ушёл, вот тебе мой дар. Он достал из-за пазухи золотой медальон с выгравированным на нём копьём, окружённым лавровым венком. Символ веры в Аргалора. Я был приятно удивлён.       — Благодарю, — произнёс я.       — Иди же, — сказал наконец Партурнакс. — И да осветит Аргалор твой путь.       Мы вдвоём вышли из гробницы. Уже снаружи я остановился. Солнечный свет переливался в золоте медальона, но ему как будто чего-то не хватало для гармонии. Поддавшись секундному порыву, я посмотрел прямо на солнце и произнёс:       — Перед Тобою, Аргалор, я клянусь, что искуплю свой грех предательства предков и заслужу своё место в этом мире. Клянусь защищать невинных и угнетённых. Клянусь не поднимать меча без необходимости и быть голосом справедливости. Аминь.       Из солнца ко мне устремился луч золотистого света. Он окружил меня, и я ощутил тепло. Сердце налилось силой Света, и я понял: моя Клятва принята.