Когда рушатся убеждения

      Похороны Марка Хокинса прошли на старом кладбище Уиллсден-лейн в Килберне. Как рассказала его мать, здесь же был похоронен и дедушка парня, который был солдатом во времена Второй мировой, поэтому они хотели, чтобы и сын здесь обрёл покой. – Мы ждём только тебя, – Брукс осторожно подошла к Риду сбоку, так, чтобы он видел её приближение. Она остановилась рядом и посмотрела туда, куда был направлен взгляд мужчины – на надгробие.

Марк Артур Хокинс

март, 1976 – май, 1999

– Дай мне докурить, – спустя пару минут отозвался он, но сигарету к губам так и не поднёс: она тлела у него меж пальцев, а тихий ветер сбивал пепел, унося его с собой дальше меж могильных холодных изваяний.       Вивьен подняла мокрые и красные глаза к небу. Смотрела. Тяжело выдохнула. Вроде и стараешься держать себе в руках, не показывая эмоций, которые распирают изнутри, и думаешь, что всё получается, но нет. Стоит только увидеть чужие – как вся выдержка трещит по швам. Она смотрела наверх до тех пор, пока не почувствовала, что заболела шея и онемел затылок.       Слёз больше не было.       Когда они покидали кладбище, какое-то шестое чувство побудило её обернуться к старой часовне, потому что ей померещилось, будто за ними наблюдали. Но там никого не было.

***

      После похорон они все собрались в просторном доме, где жили родители Марка. Родственники, друзья и знакомые семьи разбились на небольшие группы, тихо меж собой переговариваясь, и Вивьен случайно оказалась втянута в беседу каких-то женщин. Она не совсем знала, о чём следует говорить, поэтому слушала и лишь изредка кивала. От политических тем старалась держаться в стороне.       Но тут на спасение ей пришёл Честер, мягко потянув её за локоть на себя. Они отошли к окну. – Звонил криминалист, он нашёл то ожерелье последней убитой, – заговорил мужчина, когда убедился, что никто их не слышит. Полгода прошло с первого убийства, и они не нашли ни одного украденного украшения с тех пор. А тут сразу такая удача. Вивьен поставила недопитый бокал на столик рядом с цветочной вазой. Работать приходится в любой ситуации. – По описанию очень подходит ожерелье, которое было куплено на Камден-Хай-стрит. Продавец подтвердил, что его покупала женщина в возрасте, описание тоже совпадает. Мы договорились о встрече завтра после обеда. Поедешь со мной? – Поеду.       Брукс так и занималась этим делом, пока Честера не выписали из больницы. Хоть гипс на левой руке ему ещё не сняли, но его состоянию больше ничего не угрожало, так что он вернулся в строй, хотя врачи рекомендовали отдохнуть ещё неделю. Но Оливер Честер со своим непомерным чувством справедливости не мог позволить себе такой роскоши, пока его коллеги денно и нощно трудились во благо спокойствия родины. Вивьен передала ему все материалы, но он безапелляционно заявил, что они будут работать над ним вместе, раз уж она внесла свой вклад. Женщина спорить не стала. – Как там тот пёс, которого ты спасла? Джекс навещал меня и обмолвился, что ты его приютила вроде как, – мужчина заглядывает ей глаза, на что брюнетка только отводит взгляд. – Он вернулся к хозяевам, – ей не хотелось пересказывать все те события. Та грусть и горечь от расставания уже поутихли в ворохе постоянной и напряженной работы, но всё равно было тоскливо. И теперь, замечая на улицах Лондона людей, прогуливавшихся с домашними любимцами, она невольно разглядывала их, пытаясь узнать одного чёрного большого упрямца, который запал ей в душу. Вивьен так никто и не позвонил, с чем она попросту смирилась. Значит, с ним всё было в порядке, и хозяин не счёл должным сообщить ей это, раз всё благополучно разрешилось. – Выше нос, детектив, – Оливер пытался её приободрить, видя, что из-за его вопроса она погрустнела ещё больше. – Всё нормально, просто последние две недели выдались сумасшедшими, – женщина выпрямила спину и попыталась улыбнуться, касаясь ладонью мужского плеча.       Хотелось домой. Рубашка, наглухо застегнутая до самой верхней пуговицы, начинала душить, галстук же она сняла в машине по пути сюда. Шпильки в низком пучке стали ощущаться ещё сильнее, и ей казалось, что скоро они проткнут ей череп. А каблуки... Какая же это была мука! Она отвыкла от них совсем, и сейчас снять их было самым заманчивым желанием. Ещё очень угнетала атмосфера траура. Она не любила похороны, потому что в такое время казалось, будто все эмоции и чувства людей передаются ей и усиливают собственные стократно. – Мы хотели группой собраться вечером в пабе, идём с нами, – из уст Честера это звучала даже не предложением, а утверждением. Они осторожно лавировали меж людей, чтобы добраться до столика с закусками. Брукс кинула на него задумчивый взгляд через плечо. – Я планировала грустить в одиночестве, – совершенно серьезно заявляет брюнетка, но тут же улыбается осторожно, чтобы не показаться окружающим странной. – Не надо. Траур трауром, но расслабляться тоже сто́ит, – глядя на неё снизу вверх, парирует мужчина. Даже на каблуках она ниже него на целую голову, из-за чего приходится её задирать. – Завтра на работу. – А мы немного, – и он показывает пальцами здоровой руки свое «немного». Она усмехается и кивает.       Тем же вечером – Нет! Поставь меня на землю! – в пабе было очень шумно, так что женский возглас просто потонул среди всеобщего галдежа. – Нет, – с лукавой улыбкой протянули в ответ, поудобнее перехватывая женское легкое тело в руках. – Куда ты собралась босиком? На улице ещё не лето. – Я же не иду домой пешком, Джекс, мне до кэба добежать быстренько, – снова запротестовала Брукс, раскрасневшись скорее от смущения, чем от алкоголя, и чуть не уронила свои туфли, когда Уолкер, выпивший не меньше, нёс её к выходу, ловко обходя других посетителей, которые лишь смеялись на развернувшееся действо.       В какой-то момент их отдыха в пабе, когда собственное удобство под градусом хорошего скотча пересилило рамки приличия, Вивьен распрощалась с туфлями, которые уже осточертели. Ещё немного погодя она засобиралась домой, пройдя пару метров до барной стойки босиком, но её тут же подхватили чужие крепкие руки. И теперь, удобно расположившись в них, она ждала, когда же её донесут прямо до автомобильной двери.       Градус напряжения последних двух недель спал.       Джексон, судя по его довольному виду, даже не испытывал затруднений со своей ношей. Он был крепким, сильным и высоким, на лице не было и тени того, что ему может быть тяжело. Женщина, внаглую рассматривая мужское лицо, на мгновение обрадовалось, видя его таким беззаботным, потому что тот случай с монетами всё не давал ему покоя, из-за чего он постоянно ходил хмурым. Честер в какой-то момент обогнал их, чуть не сбив с ног молоденькую белокурую официантку, и услужливо открыл дверь, выпуская их всех на свежий воздух.       Поправляя юбку, она огляделась в поисках такси, но и тут Оливер уже преуспел. К тротуару спокойно подкатил чёрный кеб, когда тот зазывно махнул ему рукой. Джексон подошёл к распахнутой Честером задней двери и, согнувшись в три погибели и умудряясь при этом не упасть, усадил Брукс на сидение. – Да вы прям джентльмены, мальчики, – брюнетки похлопала в ладоши, на что оба мужчины карикатурно сделали поклон. – Я не успела попрощаться с остальными, – тут же опомнившись, женщина хотела уже вылезти обратно, но Оливер остановил её, передавая ей сумочку, которую она благополучно забыла на стуле. За это он получил благодарный кивок. – Они с тобой попрощались, ты просто не заметила. – Да? Ну хорошо, – удовлетворенно кивнула она, поудобнее устраиваясь. Тянуло откинуть пьяную голову на изголовье и заснуть самым крепким сном. Но сначала надо было добраться до дома. – Кэп, в целости и сохранности, – Уолкер тем временем назвал адрес водителю, заплатил и предостерёг его, показывая свое удостоверение, на что лысенький мужчина активно закивал. – Завтра не опаздывай, у нас много дел, – Честер, выпивший и правда немного, лишь с некоторым умилением наблюдал за тем, как Брукс вытаскивала из уже растрепавшейся причёски шпильки, распуская черные волосы. – Так точно. До завтра, – она, не зная зачем, вы́сыпала их ему в руку и, улыбнувшись пьяно, махнула ладонью, захлопывая дверь. Кеб стал отъезжать от тротуара.       Она-таки с удовольствием откинула, наконец, голову назад, ведь ничто ей теперь не мешало это сделать, и с двойным усердием принялась бороться с сонливостью. Пейзаж за окном смазывался и никак не хотел приобретать четкие линии, так что, устав наблюдать разноцветные полосы ночного Лондона, женщина отвернула голову, опустив взгляд на свои колени.       В голове была пустота. Та легкость и, в некотором роде, забвение, дали уставшему от постоянного напряжения организму отдых. Наутро, конечно, её будет заботливо ожидать дикое похмелье, но она думала о нём в самую последнюю очередь. А потом и вовсе забыла о таком неприятном для человека последствии. Ей хотелось выкинуть все мысли и последние две недели из головы, с чем, по собственной скромной и пьяной оценке, Вивьен справилась на ура. Ни одна назойливая мысль не обретала чёткость в своей формулировке и тут же ускользала, огорченная, что ей не удалось занять женскую голову.       Брукс замечает стрелку на капроновых колготках, которая начинается с коленки и уходит куда-то вниз. Когда это она успела? И начинает поддевать её ногтем, совсем не заботясь о вещи. Но это занятие ей быстро надоело, так что она лишь шумно выдохнула, поддаваясь к водителю: – Скажите, сколько ещё ехать? – Вивьен и сама бы попробовала отследить свой маршрут, но стоило только попытаться сосредоточить взгляд на мельтешившем пейзаже, как к горлу тут же подкатывал ком. – Минут пятнадцать, мисс, – учтиво отозвался водитель, бросив взгляд через зеркало.       Женщина заторможено кивнула, снова откинув голову и прикрыв глаза. За такое короткое время она же не успеет заснуть?..

***

      У Блэка не было четкого плана, а было лишь рвение, подстегнутое любопытством.       У Блэка не было сомнений в том, что его авантюра даст ощутить снова тот вкус жизни, когда, ложась спать, хотелось, чтобы утро поскорее наступило.       Сириус хотел снова жить, а не существовать.       Во-первых, он дождался, когда истекут те дни, которые ему предписал магловский целитель на заживление раны, чтобы не вызывать подозрений. Нетерпение его просто распирало, но он боролся с собой, как мог. Затем, посветив близких в свои планы, чтобы они, в случае чего, его не теряли и знали, где искать, он отпросился в Министерстве на «неопределенный срок». Это вызывало неодобрительные перешептывания, но ему было всё равно. Его эгоистичная натура и, как вскользь отметила недовольная Гермиона, аристократические повадки проявились в этот момент лучше всего. Блэк никого слушать не собирался.       Во-вторых, он без труда трансгрессировал в тот парк, где они вместе гуляли. Идя размеренным шагом, мужчина с улыбкой на лице круто обернулся вокруг себя, чтобы посмотреть, есть ли кто в зоне его видимости, и, на свою удачу никого не обнаружив, превратился в собаку, резво выбегая на жилую улицу.       День плавно катился к закату, и стояла точно такая же погода, какая была в тот самый раз. Он в считанные минуты преодолел расстояние до её дома, радостно виляя хвостом. Поднявшись по ступенькам и усевшись напротив двери, замер, прислушиваясь. Её машина была припаркована, значит, она тоже должна была быть дома. Но его чуткий слух ничего не уловил. Слегка приуныв, так, что даже кончики его ушей опустились, он в то же время не расстроился. Что там пара часов, когда он ждал больше недели? Бродяга только поудобнее утроился на крыльце в тени, чтобы не быть у всех на виду, и принялся ждать столько, сколько понадобиться ради того, чтобы её увидеть.       Пару часов спустя       Даже не заметив, что успел задремать, он встрепенулся, слегка дезориентированный, когда услышал шум у дороги. Там стояла черная машина, а из задней дверцы, пытаясь вылезти и не отбить себе голову, появилась женщина. Бродяга сел, с любопытством наблюдая, как она старается выпрямиться, но тут же разочарованно ругается, снова заглядывая в салон. Наконец, вытащив оттуда сумку и одну туфлю, Брукс, не рассчитав силы, очень громко захлопывает дверь, на что водитель возмущенно смотрит из окна, а затем, сказав что-то явно нехорошее, уезжает. Уже было темно.       Да она пьяна! Всё ещё не выдавая своего присутствия и скрываясь под покровом ночи, он рассматривал брюнетку. Одинокий фонарь между её участком и соседским освещал для него очень забавную картину. Она стояла босиком (и это было то единственное, что ему не понравилось), пиджак был надет только на одно плечо, и Вивьен безуспешно пыталась просунуть руку во второй рукав, но не могла его поймать. Под мышкой была зажата сумка, а в руке – одинокая туфля. Рассердившись и оставив попытку надеть несчастный пиджак, она громко выдохнула и шаткой походкой направилась к дому. Бродяга забыл, что он тут не привидение, поэтому аккуратно, чтобы не напугать, вышел на свет, замерев на верхней ступеньке.       Она замерла тоже.       Они глупо глядели друг на друга, хлопая глазами. Брукс даже зажмурила их и распахнула, но животное никуда не исчезало, а Блэк спустился дальше по ступенькам, подходя к ней на расстояние вытянутой руки, поднимая голову. – Да не может быть, – пьяно моргая, выдала она, опуская руку, из-за чего сумка упала на каменную дорожку, громко стукая торчащим из неё каблуком второй туфли.       Бродяга завилял хвостом и тихо гавкнул, чтобы её сомнения развеялись. Он здесь собственной персоной. – Ты... – удивленный шепот в следующую секунду превратился в возмущенный: – Ах ты!.. – Брукс топнула ногой и бросила первую туфлю вниз, которую до сих пор держала в руке. – Я так переживала за тебя! А мне никто даже не сообщил, что с тобой всё в порядке!       Переживала.       Она ещё что-то говорила и активно жестикулировала, но он не слышал. Просто смотрел, перекатывая в сердце её признание. О нём переживали его родные и друзья, но это было другое – то, что превратилось в привычку, в рутину, со временем потерявшую искренность, как бы это горько ни было осознавать. Но Блэк понимал, очень четко осознавал, что сам виноват в этом. Что не может держать гнев, не может перестать язвить, делать вещи наперекор другим, потому что это была защита. Способ показать им, что он тот прежний Сириус Блэк. Только выходило криво, с ещё большой злобой и враждой. И в какой-то момент он просто устал от их опеки, что до финальной битвы, а особенно после, так что наглухо закрылся от них, демонстрируя, притворяясь, что всё с ним в порядке, тогда как до порядка ему было очень и очень далеко. Он тонул в собственной голове, где создал клетку, содержащую в себе его самые тяжелые мысли и страшные события прошлого, от которых он не может отмыться, как бы не старался.       А с ней возникло что-то новое, что-то такое, давшее угнетенному разуму искорку сил для начала борьбы со своими демонами вновь. Чтобы стать лучше. Чтобы без страха и апатии наконец-то начать идти в будущее. – Невыносимо, – с этими словами Вивьен, раздосадованная, обошла его и села прямо на прохладное крыльцо, уткнувшись лицом в колени и обняв их.       Она хотела спать, но видя перед собой его, слёзы так и просились. День, начавшийся с похорон, перешедший в пьянку, всем так необходимую, заканчивается вот так? Не сладким сном в обнимку с подушкой, а с псом, которого она уже и не надеялась встретить? Женщина всё же шмыгнула носом. Бродяга подошёл к ней, ткнувшись теплой мордой ей в ухо, на что её передернуло, потому что стало щекотно. Брюнетка повернула голову, открыв сначала один глаз, затем второй, и уставилась на него. Черная физиономия была так близко, что в пьяных глазах выглядела смешной, и она тихо рассмеялась. – Ладно, и что ты будешь делать, дружок? – Брукс, подперев голову рукой, посмотрела на Бродягу. – Здесь тебе не ночлежка, – на что он издал жалобный скулёж, а женщина потянулась его погладить. – Но я сегодня всё ещё добрая, так что пущу переночевать. Принимаете ли вы мое приглашение?       Он видел, как Вивьен веселится, так что старался подыгрывать. Оставаться Блэк не планировал, но раз она предложила, то почему бы и нет? Он не знал, вспомнит ли Брукс что-нибудь на утро или не испугается, увидев его, но его тянуло, невообразимо тянуло к ней.       Игра стоила свеч.       Брюнетка еле-еле встала, потому что её ещё в пабе манило поскорее принять горизонтальное положение, и она не понимала, на каких силах держится, оставаясь в вертикальном. Подобрав сумочку и несчастную туфлю, они вместе поднялись на крыльцо, и Брукс стала копошиться в сумке, пытаясь достать ключи. Вторая туфля вновь совершила падение, на этот раз уже выпав из сумочки, и Бродяга просто аккуратно схватил её зубами, чтобы Вивьен не тратила последние силы ещё и на это. К удивлению обоих, она с первого раза попала в замочную скважину и, отперев, наконец, дверь, они вошли, захлопнув её за собой. – Черт, темно как в ж... – не успела фраза сорваться с её языка, как коридор озарил мягкий свет, из-за чего пришлось даже зажмуриться. Она приоткрыла глаза и увидела, как пёс опускается на передние лапы, перед этим щелкнув по переключателю. – А ты, я смотрю, уже освоился.       Как же Блэку хотелось смеяться. И как же было жаль, что он сейчас перед ней всего лишь в анимагической форме. Как жаль, что он не может стоять перед ней во весь свой рост и ловить её звонкий смех. Не может ей ответить, а сказать хотелось очень много. Это всё было так нелепо, абсурдно, но так приятно душе, до щекотки где-то в сердце, что он позабыл про всё на свете. Его мир сузился до черной туфельки в его зубах, до женщины, пытающейся снять пиджак, и до этого самого дома, который уже не отдавал серой безысходностью, как в первый раз, а был живым и уютным.       Ей удалось-таки обуздать злосчастный пиджак, и она с чувством выполненного долга бросила его на пуфик рядом с тумбой. Бродяга видел, что Вивьен сейчас уснёт буквально на ходу, так что посторонился, когда её тело, ведомое какими-то внутренними инстинктами, прошло арку и устремилось к дивану, который в данный момент казался просто манной небесной. Женщина села, закрыла глаза и завались боком на мягкую мебель.       Прошли минуты. А Блэк так и стоял с этой туфлей, вглядываясь в полумрак гостиной и слушая равномерное женское дыхание. Он оставил её обувь около тумбы и, не дав себе времени на раздумья, принял человеческий облик. Затем, потакая любопытству, подошёл к Вивьен, осторожно ступая по половицам, помня, какие из них скрепят. Присел на корточки перед ней и даже задержал дыхание, разглядывая её лицо, насколько позволял свет из прихожей. Со стороны он хоть и выглядел как сумасшедший, но никаких дурных намерений у него не было.       Её красота была самой обыкновенной: одна из тысяч таких же, но её он узнает первой среди миллионов. Аккуратно заправляет волосы за ухо, чтобы они ей не мешали; плавно подхватывает женские ноги, располагая их на диване, на что Вивьен сразу же откидывается на спину, но не просыпается, и накрывает её пледом, усерднее укутывая ноги, потому что она ходила по холодной земле босиком. Затем уходит, чтобы выключить свет, а после, снова обращаясь в собаку, ложится рядышком на полу, засыпая.       Второй раз в этом доме ему не снятся кошмары.

***

      Первое, что Вивьен почувствовала, стоило только-только пошевелиться, – жуткая головная боль. И не только от вчерашнего выпитого алкоголя, но и от того, что всю ночь она спала без подушки, из-за чего ещё и отлежала себе руки. Но хотя бы пледом додумалась укрыться, и на этом спасибо. Второе – страшно хотелось пить. Разлепив сухие губы и облизав их, она прокашлялась и, схватившись рукой за спинку дивана, попыталась тихо встать, чтобы не словить головокружение. Ей это с трудом удалось, и она села, опустив ноги на мягкий черный ковёр... Брукс переводит взгляд и медленно осознаёт, что у неё никогда не было черного ковра. – Какого дьявола?! – женщина резко подбирает ноги обратно, непроизвольно прижимая плед к себе, и смотрит в серые заспанные глаза. Пёс сладко потягивается, совершенно не обращая на удивленную Вивьен никакого внимания. Наоборот, ей даже кажется, что ему очень весело. – Ты что здесь делаешь?       Он так и думал, что она ничего не вспомнит, по крайней мере, сразу. Бродяга отходит в сторону, освобождая ей место около дивана. Она снова спускает ноги, только уже на настоящий ковёр, кладёт бесформенной кучей плед и медленно уходит на кухню, оборачиваясь через каждый шаг, думая, что он ей мерещится.       Брукс ничего больше не говорит, пока ищет таблетки от головы. Затем запивает их двумя стаканами воды, при этом всё ещё наблюдая за псом. И думает. Судорожно вспоминает вчерашний вечер, момент, когда это пушистое недоразумение попало к ней в дом. Он тоже наблюдает за ней очень пристально, отчего ей становится даже неуютно, и она отворачивается, снова набирая воды в стакан. – Ничего не помню, – оставляя посуду на столе, Брукс решает всё-таки подойти к животному. – Но уверена почти на восемьдесят процентов, что тебе вчера перепало моего негодования.       Словно в подтверждение он лает, но она сильно зажмуривается, отворачивая голову. И Бродяга осознаёт свою ошибку – никаких резких звуков в похмелье. Он замолкает и тычется головой в её ладошку, чтобы она его погладила. Вивьен с прищуром за ним наблюдает, но руки не одёргивает. Для усиления эффекта он делает жалостливые глаза и машет хвостом. На что, в конечном итоге, женщина сдается. – Какой же ты невыносимый, – она садится прямо на пол, двумя руками обхватывая собачью морду, и ласково треплет его за ушами. – Я скучала по тебе, Бродяга.       Брукс улыбается. Она действительно скучала. Глупо было отгонять от себя эти мысли и чувства, стоило их принять, и тогда смириться с его отсутствием было бы легче. Но вот он здесь, прямо перед ней, счастливый до безобразия, пытается её лизнуть, на что она отворачивается и смеется. Такой добрый и умный пёс, который даже позволяет себе насмешливые взгляды в её сторону, ей нравился. – Всё, всё, хватит! – справиться с его радостью было сложно. Силы в нём было не меньше, так что пришлось подняться, чтобы выиграть хотя бы в росте. – Мне надо собираться на работу, – всё ещё посмеиваясь, она уходит в прихожую, подбирая вещи, которые вчера разбросала здесь. Удивляется, потому что умудрилась ничего не потерять.       Вивьен оборачивается на Бродягу, который идёт за ней по пятам с грустными глазами. Брюнетка мысленно усмехается. Когда это она успела стать экспертом по собачьим эмоциям? Останавливаясь перед лестницей, говорит: – Ты расстроился из-за того, что мне надо на работу? – в подтверждение был жалобный скулёж. – Я же вернусь вечером, а завтра у меня выходной.       И она с улыбкой быстро поднимается по лестнице, ретируясь от второго приступа собачьей радости. Ему сверху прилетает: «Не поднимайся!», и он на эту фразу только гавкает. Счастливый, он постоял ещё немного у подножия лестницы, а затем вернулся в гостиную. Вечером он снова её дождется, а завтра весь день проведёт с ней.

***

      Одинокая фигура быстро передвигалась по оживленной вечерней улице, поправляя черный пиджак, потому что господин не любил, когда его подчиненные выглядели неряшливо. Да и он должен соответствовать месту, куда направляется, а иначе его туда просто не пустят. Войдя в ресторан и замедляя свою походку, мужчина огляделся в поисках нужного человека. Тот нашёлся в западном углу, откуда открывался просто превосходный вид на летнюю террасу.       Увидев, что его господин ужинал в компании какого-то мужчины, он пошёл с той стороны, чтобы оказаться у него за спиной. Когда его заметили, он слегка склонил голову в приветствии. – Извини, это по работе, – обратился мужчина к своему собеседнику, а затем посмотрел снизу вверх на своего подчиненного.       Наклонившись к уху, тот прикрыл рот ладонью и тихо произнёс: – Я нашёл её.