Когда Цветы Заговорят

Сяо Чен честно не понимал чем мог насолить целому ордену Цинай. Только даже если бы он в конечном итоге разгадал эту загадку, это вряд ли могло бы изменить его тяжелое положение, в котором он оказался. С ним обращались совершенно ужасно. Уважение к старейшине? Уважение к заклинателю? Отношение к нему со стороны представителей ордена было настолько холодным и неприветливым, что казалось, будто его личность и заслуги не имеют никакого значения. Он чувствовал себя как будто был лишен своего статуса и достоинства, которые должны были бы быть ему предоставлены как старейшине да заклинателю с большим опытом и знаниями. Ха. Но реальность была жестока и непримирима. Сяо Чену приходилось сталкиваться с обращением, которое было настолько унизительным и недостойным, что даже обычный пленник, попавший в подобную ситуацию, мог бы рассчитывать на большее уважение и человечность. Он был лишен даже тех основополагающих принципов, которые должны были бы гарантировать ему определенное обращение, исходя из его статуса и заслуг перед орденом Бао да всем миром заклинателей. Даже статус отца тут для них не играл никакой роли. Именно поэтому Третий просто молчал на все их действия, понимая, что скажи хоть слово и его разорвут на кусочки, что еще больше усугубляло его тяжелое положение и подрывало его моральный дух… … Первой мыслью, пришедшей вместе с осознанием самого себя и своего тела, было горькое «Я снова принес проблем» и моментальное «Я ужасный человек». Следовало давно признать, что его план убить всех сектантов в лесу Анду был худшим из худших, но он не думал, что все случится в конце концов настолько… ужасно. Ему удалось выжить, проклятие то ли ослабло, то ли еще черт пойми из-за чего, но не сработало как надо, от чего ему хватило сил вернуть хотя бы часть разбросанной в лесу энергии. Только кто мог подумать, что из-за того сколько он ее использовал, ему смогли подкинуть вину за случившееся. Правильно. Злодей он и есть злодей. Сейчас, в окружении мыслей, лишенных воя криков адептов Цинай и переживаний за своих спутников, Сяо Чен, наконец, мог начать думать рационально. Пускай все тело ужасно ныло, а перекрытая духовная энергия внутри оставляла жуткое ощущение, словно в его теле обитало сотни тысяч мелких жуков, сводящих его с ума от своего копошения из-за желания выбраться наружу, но сейчас первостепенной задачей было разложить мысли по полочкам, а об остальном можно будет позаботиться чуть позже. Подумать действительно было о чем, раз у него пока было время, судя по всему, для размышлений в одиночестве — понимание того, что он живой и лежит в тишине на какой-то неудобной кровати с закрытыми глазами, пока было ему достаточно. Деревня Се была ловушкой. Знала ли Ко об этом и сама была частью этого плана или все же новорожденной демоницей безжалостно воспользовались забавы ради, чтобы проверить силы Третьего? Все было ужасно запутанно. Хотя Ко тогда явно говорила правду о том, что построила туманный лабиринт из-за сектантов, которых как раз-таки убил Сяо Чен. Так что она могла не ведать, что поймав тех в ловушку, сама стала тем, кто пойман. И как бы не было жаль девушку с Су Си, они уже обе погибли, поэтому Сяо Чен должен был отбросить сантименты. Как с двумя ученицами Бай Му. Сестры Цзянсу… Из-за их смерти же он решился разгромить храм, чтобы выманить Ко. Из-за этого там распространилась его энергия. Кто их отправил на задание? Бай Му? Нет, эта девушка вряд ли бы стала доверять своих учениц под присмотр Третьего. Если только, они сами не отправились без спроса или им не пришло задание от кого-то, кто мог так же отдавать приказы, как их наставница. Кто-то, кого уважают… Один из старейшин… Но зачем? Рассорить Вторую с Сяо Ченом? Убить ее учениц? Нет, в этом не было логики. Только если те смогли что-то такое узнать, из-за чего от них решили избавиться. Ведь за ним в след должны были выйти адепты, да. Но это должны были быть те, кто уже давно выпустился да стал полноценным заклинателем. Отпускать в такой поход юных адептов, которым еще год учиться до того, что бы их отпустили в мир практиковаться в уничтожении монстров… Да без старшего… И почему ему самому да Бай Му ни разу не пришла мысль об этом? Все было слишком странно. А теперь еще лес Анду… Резко распахнув глаза от охватившего его спазма в легких, Сяо Чен совершил ошибку, когда сделал резкий глубокий вдох и тут же подавился просто отвратительно кислой слюной, вязкостью отдающейся на языке. Ему не давали воды или поесть, когда вели в камеру, а по пути его вытошнило желчью из-за количества попавших в него камней, и сразу же потерял сознание. Поэтому во рту по пробуждению был просто ужасный привкус о котором Третий старался не думать, но из-за резкого вздоха распробовал во всем великолепии. Не сумев все же совладать с кашлем, он, резко схватившись за вдруг острой болью заболевший живот, кажется, начал выкашливать все свои органы — видя на периферии зрения упавшую на покрытое своим рванным, кровавым ханьфу плечо и прядь волос, волнами пляшущую темноту в которой каждый вдох отдавался эхом прямо в голову, Сяо Чен, слепо ища хотя бы чашу воды на деревянной скамье рядом с ним, — они не могли же оставить без нее своего пленника? — споткнулся об препятствие. Эту самую скамью. Потерявшись в слоях грязной, липкой от крови, плотно прилегающей к телу мантии одновременно с волной головокружения, не найдя в себе сил в больном теле, он упал с кровати, стукнувшись коленями об пол. Рукава были красные, пропитавшиеся кровью от его ран. Красные, точно кровь, стекшаяся вместе со слюной с уголков его губ в лужу крови на каменном полу. Темные, точно пляшущие пятна в его глазах. Держась на дрожащих руках над лужей собственной крови, Сяо Чен не сразу услышал за шумом бурлящей в ушах крови чужие шаги. Все его существо продолжало веять слабостью, дрожью и головной болью. Когда шаги наконец остановились недалеко от заклинателя, что тот заметил блестящие шелковые женские носки туфель, выглядывающие из-под подола чхима, Третий наконец смог оторвать голову прочь от зрелища, которая, видимо, образовалась ночью, пока ему было плохо, пытался перевязать свою рану на плече, оторвав кусок подола своего ханьфу и он этого не помнил из-за поднявшегося тогда жара. Потому что горячее дыхание, пелену в глазах да желание окунуться в снег, как-раз, хорошо запомнил. Ха Юэ нависла над ним, держа в руке масляную лампу, которая слабо осветила пещеру, в которой был заключен старейшина. В тот момент, когда он собирался вновь устроиться поудобнее на своеобразное, импровизированное ложе, созданное из подручных материалов, которое он с некоторой долей иронии назвал кроватью, его руки, слегка двинувшись, неожиданно вызвали мелодичный звон. Звук был таким отчетливым, что не мог остаться незамеченным. В первые мгновения мужчина был уверен, что это всего лишь плод его воображения, короткая иллюзия, возникшая в тишине комнаты, где были слышны лишь его и Ха Юэ дыхания. Однако, когда звон раздался снова, и снова, он уже не мог отмахнуться от хаотичных мыслей. Сомнения начали терзать его сознание: действительно ли он слышал этот звук, или же это было лишь эхо его собственных переживаний, играющее с ним в странную игру? Но ему не хотелось осознавать то, к чему пришло его сознание. В очередной раз, словно под тяжестью невидимого бремени, он медленно опустил голову, словно пытаясь найти утешение в земле под ногами. В этот момент его рука медленно поднялась вверх и ощутила, как тяжесть цепи, сковавшее его запястье, чуть сдвинулась вниз. В этот момент его серые глаза широко раскрылись от неожиданности и полного непонимания происходящего. Это было похоже на мгновение, когда время замирает, и все вокруг теряет свои очертания. Одновременно с этим, его сердце, которое до этого момента казалось застывшим в ожидании, вдруг с силой ухнуло куда-то вниз. Иррациональные, наливающиеся краснотой следы от чужих пальцев тех адептов, что тащили заклинателя, вокруг тонкого запястья, которое окольцевала цепь, уходящая куда-то в глубь пещеры, что как бы ни силился старейшина — не смог бы разглядеть к чему она прикреплена. Заточенный в мрачных стенах тюремного помещения пещеры, Сяо Чен оказался окружённым атмосферой угнетающего застоя, где воздух был настолько тяжёл, что казался почти осязаемым да давящим на всё его естество. В этом месте, где каждый уголок пропитан зловещей, гнетущей вонью, и где витающий в воздухе запах железа, исходящий от застывающей на каменном полу крови, Сяо Чен выглядел как воплощение несоответствия, как живая ошибка судьбы, которая, по всем законам логики и здравого смысла, не должна была заставить его оказаться в таких условиях. Но несмотря на всю нелепость и абсурдность его присутствия в этом забытом всеми месте, он был здесь. И это было не в первый раз, но каждый новый раз ощущался так, словно он сталкивался с этим испытанием впервые, вновь и вновь преодолевая границы своей воли и духа. Вновь. В тот момент, когда тёмные уголки его памяти начали оживать, наполняя сознание заклинателя тяжёлым грузом неприятных и болезненных воспоминаний из далёкого, мрачного детства, он ощутил, как на него с неимоверной силой обрушилась волна давно забытых страхов и ужасов. Эти чувства, казалось, были настолько подавляющи, что их вес заставил его душу погрузиться в состояние панического ужаса. Каждое пережитое тогда мгновение, каждый момент страха да отчаяния, который он так старался забыть, теперь снова всплыл на поверхность, заставляя его сердце биться быстрее, а разум погружаться в хаос. Только легкое тепло в районе сердца не дало сойти с ума. Не понимая откуда шло странное тепло, Третий коснулся своего сердца. И оно сбилось с ритма, пока мужчина задохнулся от переполнявших его чувств. Цветок яблони. Тот самый, который подарил Фэн Гу. Он был тут. Его не забрали, не обыскивали. С облегчением выдохнув, Сяо Чен закрыл глаза. А между тем холод вновь зазвеневшей цепочки все звенел и звенел в его ушах. Третий, уже примерно понимая, что почувствует, поднял дрожащую руку и коснулся лишь кончиками пальцев черного нефрита вокруг своего горла. Кожу ошпарило, словно он коснулся не драгоценности, а горячего чайника. — Нравится? — Усмехнулась Ха Юэ, до этого молча смотревшая на все метания Сяо Чена. — Так должно быть с тобой в первые обращаются, о гордый Третий старейшина Сяо, — заклинатель почти фыркнул в ответ, но сдержался, — так и должно быть обращение к тому, кто только и делает, что одно зло творит! Твой орден больше не сможет тебя покрывать! — Только слишком рано ты начала обращение ко мне как к пленнику. — Не удержался он, поднимая на нее взгляд. — Неужели забыла, что до суда ни один орден не имеет право относиться к подозреваемому с таким пренебрежением и не уважением. — Заткнись, чертов проклятый поганец, — Девушка наступила ему на руку, которой он все еще поддерживал сидячее положение, — принимай с благодарностью, что мы вообще тебя не казнили на месте! — Отупила, разворачиваясь да направляясь явно прочь из его темницы, — Жди ужина, наши повара от души тебя познакомят со своими навыками! — Ужин? — переспросил Сяо Чен, подумав, что ослышался. Нехорошее предчувствие засосало под ложечкой. — Только ужин? Хэ Юэ посмотрела на него такими же удивленными глазами, склонив голову, словно услышала что-то необычное. — Старейшина Сяо хочет сказать, что заклинателям этого недостаточно? — с искренним любопытством задала она вопрос. Тут же ее губы растянулись в сладостную улыбку. — Аа. Я слышала те слухи, что Третий Старейшина Сяо ордена Бао не практикует духовное питание и все еще ест земную пищу, но не ожидала, что это действительно так. Черт. Ему нужно было промолчать. Хэ Юэ теперь нашла чем еще можно было задеть заклинателя помимо того, что он был заперт не пойми где. Конечно же, как Третий знал, для поддержания здоровья и умеренной мышечной массы при отсутствии духовной энергии из-за веревок каждому заключенному выдавали как минимум три приема пищи в день. Ведь поскольку путь к энергии и, следовательно, к духовному питанию в теле был наглухо закрыт, заклинатели становились не более, чем простыми людьми, организм которых был истощен и требовал еды. Ведь для тела был огромный удар, когда энергия становилась заблокированной. И хотя бы одного полноценного приема пищи, не похожей на чьи-то объедки, было бы прекрасно получить, поскольку пальцы уже несколько раз успели пересчитать ребра, и острые ключицы своего худого тела после столь утомительного да смертельного путешествия. Хэ Лань убьет его, если увидит в данном состоянии. Конечно, Сяо Чен переживал даже более худшие голодовки, когда отец неделями держал его на одной только воде и лишь иногда подбрасывал сухие корочки хлеба. Но сейчас, когда заклинатель привык, что в него насильно запихивали пищу хотя бы раз-два в день, такая голодовка становилась мучительной для его желудка. Тем более, Сяо Чен даже не мог сказать сколько он был без сознания, сколько таких «ужинов» пропустил, какое сейчас время да когда этот самый «ужин» настанет и настанет ли, учитывая желание Ха Юэ его мучить. Правильно он тогда думал, что не стоит привыкать полноценно питаться. Знал же, что хуже будет. О том, что заклинатель потерял много крови, еще не отдохнул, а теперь и без того бледная кожа уже несколько дней не видела не то что солнышка, даже огонька свечи, и говорить было подавно — бледная, с видневшимися даже под глазами капиллярами, она была настолько прозрачной, что казалось ненастоящей, будто на всего него нанесли несколько слоев пудры для усопших. В прочем, старейшина еще немного, точно к ним присоединится. Ему даже как-то безумно не хватало своей комнатушке в подвале отцовского дома с едва прорывающихся через практически заколоченное высокое маленькое окошко лучей, которые подобие комнаты едва освещали. Тут же была темнота. Она пожирала изнутри заклинателя, но привыкший с этим справляться, мужчина не подал даже взглядом как боится остаться тут одному. Всему Сяо Чену не хватало жизни — в его глазах, на его коже и в его сердце. После ухода Ха Юэ, Сяо Чен понял, что не может дышать, и поэтому нашел силы лишь для того, чтобы привычным движением сесть в позу для медитации, не пытаясь даже встать пересесть на кровать. Прислушиваясь к себе и своим чувствам, а не к оглушающей тишине, где дыхание эхом отскакивало от каменных стен, Третий пытался не поддаваться панике, ощущая пустоту, глухую и бездушную. Совсем как сам он. Это даже напомнило чем-то пещеры Гуантинг, но теперь даже они для него казались райским садом. Да и тогда с ним очень много времени сидел Фэн Гу… Сердце безжалостно сжалось от острой боли. Просидев так не знамо сколько времени, Сяо Чен решил все же проверить свои раны ещё раз хотя бы на ощупь в этой темноте, где с уходом Хэ Юэ ушел и полностью свет. Тонкие пальцы нащупали повязку на плече. Она была отчасти мокрой, так как рана не раз открывалась, поэтому неприятно хлюпало от каждого движения. Поняв, что в целом кровь больше не текла, Сяо Чен решил все же перебраться на импровизированную кровать из, как он рассмотрел ранее при свете лампы женщины, старых деревянных ящиков, кинутых ему в пещеру, а сверху положили простенькую циновку с огромной тряпицей, что явно должна была заменить одеяло. Да уж. С другими пленниками явно обращались намного лучше… Внутри все так же было пусто, до ужина ждать было неизвестно сколько. Нефрит-ошейник все так же сковывал горло. Цепи на руках все так же звенели от каждого движения. После того как его стошнило при адептах, да и те видели его поношенный вид, не заглянул ни один лекарь, а Хэ Юэ вряд ли даже подышит в сторону Третьего лишний раз, не то что окажет честь дать хотя б тряпки для смены повязки или этих дряхлых одеяний — Сяо Чен был забыт и ненавистен еще сильнее, чем он предполагал. В желудке очередной раз голодно заурчало, сводя невыносимой болью, жадно требуя еды — минутами ранее Сяо Чен, словно желая еще раз удостовериться в и так напрашивающемся факте, прощупал все выделяющиеся ребра и с придыханием обвел руками тонкую талию, еще не найдя в себе сил сделать это не поверх ткани, чтобы насчитать количество новых синяков да ран. До этого его волновали только ребра, потому что на ум пришли крики Хэ Ланя. Было такое чувство, что описание этого ошейника Третий когда-то читал, но рассмотреть его точно всё равно не сможет, так что было рано делать какие-либо предположения. Одно было ясно — это был либо древний артефакт, не дающий так просто себя снять, либо он сдерживал духовную энергию вместо вервий, потому что когда пальцы все-таки слепо нащупали застежку позади за водопадом волос, их обдало молниеносным импульсом жара, оставившем на кончиках пальцев легкие ожоги. Даже сильнее, чем до этого он просто касался нефрита. Желая унять боль, Сяо Чен машинально схватился пальцами за мочки ушей, сталкиваясь в правой с маленькой серьгой-гвоздиком. Он совсем забыл про эту серьгу. Эта серьга была похожа на небольшую жемчужинку и помогала ему контролировать свои потоки духовной энергии, меняя свой цвет в соответствии с его состоянием. Это было намного быстрее да лучше, чем смотреть на свои волосы. Обычно на ней было заклинание скрытия, но без духовной энергии больше нельзя было сделать ее невидимой. Гладкая и скрытая за длинными волосами, она сверкнула легким пурпурным светом. Ее подарил Сяо Чену Второй Старший брат Ло Удзы, когда взошел на престол да перерыл всю страну в поисках серьги. Ведь она могла не только показывать внутреннее состояние, но и защищать своего владельца. Ох… Сяо Чена осенило. Не могла ли эта самая сережка помочь ему ослабить проклятие? Но… Ни один артефакт же не мог этого сделать, так почему… Лучше уж он будет думать, что именно подарок брата спас ему жизнь, чем мучать себя вопросами, когда паника ни к чему хорошему не приведет. Решив не тратить энергию по напрасну, Сяо Чен лег на подобие кровати. Пусть было не то чтобы удобно, зато не холодный каменный пол. Все же он не был таким уж уверенным, что со своими ранами да общим состоянием смог бы дальше строить из себя несгибаемую стену. Стоило все же перестать быть упрямым хоть иногда. Но не смотря на сильную усталость, заснуть никак не мог. Боль в груди расползалась по телу, не давая расслабиться и сомкнуть глаза. А также мысли. В голове творился форменный беспредел из обрывков логических цепочек, собственных чувств, переживаний. Только так мог не обращать внимания на черноту, которая поглощала все вокруг. Третий скрутился клубком, с головой спрятавшись под подобие одеяла. Такая маленькая мелочь, которая все еще могла на время вернуть ему детскую иллюзию защищенности. Под этим одеялом все хорошо. Ему совсем не больно. Он дома. В своем домике на Пике Цветущей Вишни, в окружении красных цветков да благоухающих ароматов, которые ветер разносил к нему в комнату сквозь открытое окно. Комок бушующих эмоций сдавил горло. Как много, слишком много. Не унять мысли, не перестать об этом думать. Он просто не знал как начать полноценно снова дышать да очистить разум. Слишком… Слишком. Сяо Чен почувствовал, как по переносице и щеке скатилась холодная слеза. Впервые он плакал за столько лет. Не знамо как, но ему все же удалось уснуть… …Третий проснулся от собственного крика. Уставившись в темноту, он чувствовал, как тело бьет крупная дрожь, что было слышно звон цепей. Обычно его никогда не посещали такие яркие эмоции после сна, кроме тех моментов, когда снилась смерть первой или второй жизни. Но сейчас почему-то он ощущал бесконтрольный страх и грусть, что хотелось кричать во все горло, пытаясь выцарапать из груди это чувство. Третий против воли приложил ладони к закрытым глазам. Кажется, его эмоции совсем вышли из-под контроля, превратившись в эдакую непередаваемую смесь из отчаяния, злобы, беспомощности и страха. Сяо Чен был один. Во тьме, при свете, в своих кошмарах. Один. Не было никого рядом. Так было всегда. Он один и, в принципе, его это не волновало. Оставалось радоваться, что все это всего лишь сон, который он даже не помнит. Сяо Чен пролежал не меняя позы неизвестно сколько времени, больше не сомкнув глаз. А потом вновь пришла Хэ Юэ. Но не одна. С ней была Сю Мао. Только вот на этот раз она была совершенно не похожа на ту девочку, которую он видел у леса Анду, такую слабую, хрупкую да плачущую по подруге. Что-то было в ней не так и зловещее предчувствие охватило его, заставляя чувствовать нарастающую панику. Что-то не так. — Неважно выглядишь, — заметила Хэ Юэ. — Нездоровится? Свет, отбрасываемый масляной лампы, упал на ее лицо и нежная улыбка девушки превратилась в жуткую ухмылку твари, которая вот-вот проглотит свою ничего не подозревающую жертву. Но что? — Просто плохо спал, — не смотря ни на что, Сяо Чен продолжал разговаривать в более-менее вежливой форме, не желая давать им лишний повод давить на него. — Вы тоже выглядите устало, старейшина Хэ. Неужели ваш сон омрачили какие-то думы? Только вот им наоборот бросалось в глаза все, что связано с ним и раздражала подобная манера речи больше, чем если бы он им грубил да проклинал за все. — Да вот получила кое-какие новости, — продолжая улыбаться, она слегка склонила голову, — мы провели расследование и нашли много мест, где ваша энергия, старейшина Сяо, просто давит своей мощью. И именно в тех местах было так много трупов… Что монстры, что люди… Вы всех убили. Еще и уничтожили часть леса подчистую! — Взмахнула свободной рукой, — мало было просто всех убить, решили замести следы? Не вышло! Глядя на пылающий огонь в глазах заклинательницы, Третий почувствовал, как его все сильнее охватывает чувство какой-то смутной тревоги. До этого Сяо Чен не часто ловил на себе подобные взгляды, от которых ощущал себя… кем-то вроде… жука. Так смотрели на него те, кто презирал. Кто ненавидел всей душой. Отец, в конце концов, смотрел так. Сектанты злого бога. Но обычно именно так, как сейчас это делала Хэ Юэ, на него смотрели только если могли что-то с ним сделать. И в какой-то мере, в такой ситуации, в которой оказался, его пугал этот взгляд. Но мгновение растаяло, несколько коротких вдохов мужчины, и Хэ Юэ улыбнулась ему лучезарной улыбкой, словно по волшебству трансформируясь в само обаяние. У Третьего мурашки по спине побежали. — Даже встать нормально поприветствовать не можешь, но раскидываешься такими вежливыми речами, — закатила глаза она. Решив, что ему не убудет, Сяо Чен решил все же встать с импровизированной кровати да сделать легкий поклон. Даже если потом они будут что-то на него наговаривать во время суда, он зато честно скажет, что был предельно вежлив. Только вот стоило ему встать, придерживая рукой рану на плече, хлесткая пощечина прилетела ему. Хэ Юэ вложила у дар большую часть своих духовных сил, что Третий просто улетел в стену, который был не в силах даже вовремя среагировать да уклониться от ее руки, не то что попытаться защититься. — Ты видела, чтобы кто-нибудь приходил к Третьему старейшине ордена Бао? — Повернулась к Сю Мао девушка. Та отрицательно покачала головой. — Вот и я не видела. Верно, ребята? Из-за спины стоящей в проходе Сю Мао вышли еще люди. Двое адептов, которые были похожи на охрану тюрьмы и двое девочек, по наряду похожие на соучениц Сю Мао. Они все отрицательно покачали головой, а на лицах отразилась мрачное торжество. — Тогда я пойду, у меня столько дел, — радостный смешок сорвался с губ главы пика лекарей Циная и девушка с походкой от бедра ушла прочь. Адепты-охранники вышли сразу за ней, перекрывая за собой выход. Похоже, на какое-то время у Сяо Чена появится компания. Все еще сидя на коленях да приходя в себя после удара, он не мог не усмехнуться со всей горечью, которая пожирала изнутри. Не зря он испытывал панику. Все же его предчувствие всегда было верным. Осталось пережить приход гостей да снова завернется в тряпку-одеяло с головой, позволив себе выдохнуть. Но мечтать сейчас об этом было вредно. Третий получил смачный пинок под дых от одной из тех, кто зашел. — Си Лу, — неуверенно подала голос Сю Мао, — ты уверена, что так можно обращаться со старейшиной? — Си Аи, — позвала пнувшая только что третьего, по видимому Си Лу, — не стой как не родная! — повернулась к Сю Мао, указав на нее пальцем, — эта тварь точно лишиться своего уважаемого статуса после суда! Ты совсем не хочешь отомстить за смерть Тан Лу? Он безжалостно убил ее! Как ты можешь проявлять к нему благодушие! Ты слишком добра! В это время к Си Лу подошла Си Аи и они обе начали пинать заклинателя, который согнулся, упираясь головой в пол да прикрывая ее руками. Звенели его цепи и от каждого нового пинка, эхо разносилось по пещере. Запыхавшись, девочки отошли от старейшины, чтобы отдышаться. И тогда Сяо Чен встал, холодно смотря на лица девушек, преисполненные яростью и жаждой мести за подругу. И тогда ему прилетела, так же наполненная духовной энергией, новая пощечина на другую щеку. Лицо мужчины ужасно распухло, а ногти Сю Мао при ударе повредили его бровь, из которой тут же потекла струйка крови. — Правильно, Сю Мао! — Весело хохотнула Си Лу, похлопывая себя по груди, — у него даже духовных сил нет! Он должен получить достойное наказание за содеянное! — Только помните, что за такие безрассудные действия тоже бывает наказание, — сухо прокомментировал заклинатель, высунув язык, ловя им попавшую на губы кровь. Хотя бы так он смог немного смочить свой рот да потрескавшиеся губы. — Тем более, что моей вины в поступке нет и это будет доказано. Не стоит так безоговорочно верить своим старшим. — Ты! Ты! Больше они не смогли ничего ему сказать или сделать, поэтому молча ушли. Только вот Сяо Чен знал, что познав сладость мести попавшему в руки беспощного врага может затуманить любовь светлый ум. Поэтому совсем не удивился, когда все трое девочек вновь пришли к нему через какое-то время. Сяо Чену приходилось сталкиваться с обращением, которое было настолько унизительным и недостойным, что даже обычный пленник, попавший в подобную ситуацию, мог бы рассчитывать на большее уважение и человечность. Он был лишен даже тех основополагающих принципов, которые должны были бы гарантировать ему определенное обращение, исходя из его статуса и заслуг перед орденом Бао да всем миром заклинателей. Даже статус отца тут для них не играл никакой роли. Именно поэтому Третий просто молчал на все их действия, понимая, что скажи хоть слово и его разорвут на кусочки, что еще больше усугубляло его тяжелое положение и подрывало его моральный дух. Одна миска непонятной жижи, не похожей даже на переваренную рисовую кашу, темнота и частые гости, которые избивали его при неясном свете одной масляной лампы. Только Сяо Чен более не произнес для них ни слова. Когда они приходили первые разы, н пытался еще быть вежливым да приветствовать их, но был безжалостно снесен чужими пощечинами да пинками. Поэтому с третьего прихода девочек, он перестал произносить любой звук. Что только больше злило мстивших. Поэтому с каждым последующим разом они все больше добавляли духовной энергии в свои удары. Лицо Третьего превратилось в сплошной синяк, нос с губами были разбиты, а рассеченная в первый день бровь опухла. Ханьфу превратилось в жалкие тряпицы, еле прикрывающие его тело. Выйди он в этот момент на улицу, то никто бы не признал в нем прославленного старейшину. Скорее подумали бы, что бродяга с улицы, которого избили после воровства чего-то. Раны, полученные в Анду, ужасно болели и не могли нормально зажить: не хватало питания, отдыха, лекарств. Просто не хватало времени, когда его бы не били со всей дури. Всё что мог делать Третий, падать на колени да сворачиваться калачиком на полу, чтобы ногами прикрывать грудь, где был спрятан цветок яблони, а руками прикрывать голову. Сяо Чен не знал сколько продолжались эти пытки, но в один момент, когда он вздрогнул от чужого присутствия, уже готовясь к новой порции боли, зашла Ха Юэ. Лекарь брезгливо осмотрела старейшину с ног до головы, задержавшись взглядом на лице. — Какой у вас помятый вид, старейшина Сяо, — улыбнулась она. — Но не будем о плохом. Мы недавно получили вести от вашего ордена, — Сяо Чен вздрогнул, задержав дыхание. — И, наверное, вам очень интересно как добрались ваши спутники, верно? — Серые глаза в растерянности посмотрели в зеленые глаза Ха Юэ, что только сильнее развеселило ее, — слышала, что с вами было несколько адептов, помимо сына, и они направились прочь из леса раньше вас, верно? Третий ощутил, как его сердце, словно предатель в самый неподходящий момент, сжалось до невыносимой боли. В его горле царила невыносимая сухость, настолько сильная, что он не в силах был даже открыть рот, чтобы произнести хоть слово и нашёл в себе силы лишь сдержанно кивнуть, при этом не в силах отвести свой взгляд от девушки, которая стояла перед ним. Ему было непонятно и даже немного пугало, что она могла испытывать такое радостное чувство. В его душе зарождалось какое-то ужасное предчувствие, которое медленно, но верно окутывало его все больше и больше, словно тёмные облака, предвещающие бурю. — Так вот. Мы получили сегодня вести, что ваш драгоценный, первый ученик за столько лет, как же его там… Ах, Ли Шу. Вроде же так. Так вот. Этот драгоценный первый ученик с еще одним адептом вернулись в орден вперед ногами. Ах, как жаль молодое поколение! — Притворно вздохнула Ха Юэ, наслаждаясь неверием и шоком в серых глазах, которые почему-то при слабом свете лампы стали отдавать зеленоватым оттенком, — Как услышала вести, решила, что вам точно нужно их знать! Вы же наверняка переживали за них! Но на этом мне нужно откланяться, — слегка поклонилась и отвернулась, — не скучайте, старейшина Сяо! Сяо Чен опустил голову, отрешенно уставившись в темноту, где должны были бы лежать его ладони. В какой-то момент он ощутил странное облегчение и благодарность за отсутствие света, которое позволяло ему скрыть свои слёзы. Скрыть всю ту бурю эмоций, что ощущал. Его словно качало на волнах от полного отрешения от реальности до такой сильной душевной боли, сковывающей горло удушьем, что хотелось кричать да выть на весь мир, но он не мог. Глаза Третьего вновь и вновь наполнялись слезами, которые беспрерывно скатывались по его опухшим от горя щекам, оставляя за собой следы невиданной боли да отчаяния. Что же он за человек то такой? Злодей, который рушит судьбы всем, кто находится рядом. Если бы он не потащил этих детей за собой в лес, то они бы просто ушли в орден и все было бы хорошо! Но нет, ему нужно было держать их при себе, потому что видите ли волновался! Как же так. Одна разруха… Это все, что он делает для всех. Лучше бы он умер еще в детстве. Или никогда бы не сбегал из дома, не знакомился бы со своими братьями, учителем… Тогда бы. Тогда бы Сяо Мо был бы мертв и никогда бы не смог дожить до своих подростковых лет, встретить друзей, стать заклинателем да найти чем хотел бы заниматься по жизни. Нельзя ему думать о плохом. Просто нельзя. Да и вообще с чего Сяо Чен поверил Ха Юэ? Она ведь могла его обмануть. Он был ослаблен, истощен, поэтому воздействовать на моральный дух было проще всего. Отец не раз пользовался такими уловками, чтобы сломить волю сына да заставить слушаться. Хотя бы раз в жизни Третий был благодарен министру Сяо за подаренные уроки. Только из-за этого он смог собраться немного с мыслями. Приятное тепло разлилось от цветка яблони, помогая быстрее успокоиться. В тот момент, когда первая волна паники, охватившая Сяо Чена, наконец начала утихать, его сердце было неожиданно охвачено совершенно иными, но не менее сильными чувствами. Теперь его душу пронизывала жгучая ярость. Эта злость была настолько глубокой и всепоглощающей, что он был готов идти на всё, чтобы отстоять свои убеждения. Впервые за столько лет. Сяо Чен был непреклонен: он решил категорически отказаться доверять кому-либо из представителей ордена Цинай. Его недоверие было настолько велико, что он не мог представить себе, что может быть правдой всё то, что они говорили. Только одно могло изменить его мнение: если он собственными глазами увидит подтверждение своих подозрений в виде трупов детей. Это было для него непременным условием, и он был готов на всё, чтобы достичь этой цели. Третий должен сбежать. Ему плевать, если это ловушка, но он должен увидеть детей. Живыми да здоровыми. Снова пререкающимися по мелочам, закатывая при этом глаза на фразы друг друга. И при этом ярко улыбающимися, словно эти склоки приносили им удовольствие. Третий вдруг услышал как вновь отворился выход и торопливо к нему проследовал Тан Гун. Подняв глаза на мужчину, он споткнулся от изумления, но смог устоять на ногах. — Значит, они и правда… — Приветствую адепт Тан, — немного недоумевающе посмотрев на мальчишку, подал голос Сяо Чен. Тан Гун был вежлив с ним еще с леса Анду, хотя давно не был адептом ордена Бао, поэтому старейшина не мог не ответить на уважение мальчика к нему. Только у Гуна было весьма странное выражение лица, словно он сомневался в том, что видел и не мог в это поверить, но при этом понимал, что реальность такова. Заклинателю даже не нужно было смотреть на себя, чтобы понять причину смятения. — Что привело тебя сюда? — Решил не медлить мужчина. — Не боишься, что накажут? — Я услышал в коридоре разговор сестер Си с Сю Мао и не мог… — робко начал Гун. — Мне нужно было проведать вас… Сяо Чен вздохнул. — Удостовериться правда ли они способны на это? Вздрогнув, Тан Гун вышел из ступора. — Я вижу, но не могу поверить… Как они могли так с тем, чья вина еще даже не доказана! — Сорвался на крик Тан Гун и по его щекам потекли слезы, — Нас-сколь… Насколько нужно было опуститься, чтобы так зверствовать?! — Тан Гун… — Ошеломленно выдохнул Сяо Чен. Он совершенно не ожидал, что мальчик с которым они в ордене перебрасывались порой лишь парой слов так сильно будет переживать о его состоянии. С какой-то стороны это грело сердце. — Вы должны бежать! Орден Бао защитит вас! Ваш брат защитит! — Крикнул адепт, подойдя в два шага к заклинателю и упав перед ним на колени. Когда Сяо Чен уже было открыл рот, чтобы заставить того встать, Тан Гун достал из-за пояса баночку с лекарственным кремом, открыл ее да начал очень осторожно смазывать лицо старейшины, касаясь кончиками пальцев. — Вы должны уйти… — Тебя накажут, если поможешь мне бежать, — Глухо отозвался мужчина. Ему очень хотелось принять помощь, ведь сам бы не справился с этим делом да без духовной энергии. Всё же в нём всё еще бурлила злость да страх за детей, которых взял под свое крыло. Гнилое крыло. — Мне без разницы, — твёрдо отозвался мальчик, вставая. — Я хочу уйти из этого треклятого ордена. Уж лучше быть бродяжным заклинателем, чем вступать в эти ордена, где ложь на лжи да о справедливости речи не шло! Такие красивые слова. Третий бы тоже с удовольствием бросил орден да стал бродяжничать. Только вот стоит ему уйти из Бао, отец тут же запрет у себя. Тогда даже такой странной свободы ему не видать. — Можно сказать, я тут на отдыхе. Едва ли кто-либо из заключенных здесь прежде удостаивался подобного внимания. Именно в этот момент в очередной раз за их разговор с плеча заклинателя спустилось ханьфу, обнажая кровавую повязку на ранении. И Тан Гуна болело сердце за старейшину Сяо, которого ни положение сына министра, ни положение старейшины чужого ордена не спасло от заточения и унижений, венцом которых стало то, что ему не давали никаких лекарств, превратили его одежду в лохмотья, постоянно избивая невесть за что. Как только могли эти люди называть себя праведными заклинателями! При виде того, как глаза адепта блестят от праведного гнева, Сяо Чену оставалось лишь сохранять спокойное выражение лица на сколько это было возможно из-за количества синяков да ссадин на нём. — Подождите немного. Тан Гун, совершив разворот, медленно направил свои шаги прочь, не оставив ничего, кроме легкой тени своего присутствия, которая ещё некоторое время играла на земле, где только что стоял. На каменном полу, у ног старейшины, осталась одинокая лампа, свет которой казался не таким уж и ярким, но в то же время был наполнен каким-то особым, умиротворяющим теплом. Сяо Чен, погруженный в свои размышления, не мог отвести взгляд от этого мерцающего источника света. Он ощущал, как тепло распространяется по его телу, словно обволакивая мягким и уютным одеялом. Темнота, которая ранее была такой угрожающе беспощадной при мягком свете не казалась такой уж страшной. Она больше не стремилась поглотить его целиком, и это ощущение свободы от мрака приносила ему облегчение, словно волны теплого океана, смывающие с души тяжесть и усталость. В этот момент, когда его сердце наполнялось покоем и умиротворением, в воздухе раздались короткие, пронзительные вскрики, что почти сразу же растворились в каком-то неясном, гулком шуме, который эхом окутал пространство, словно туман, скрывающий от глаз все, что могло бы нарушить этот хрупкий покой. — Готово, — вошёл обратно Тан Гун, неся на плече адепта-охранника без сознания. Сгруздив чужое тело на пол, мальчик резко начал снимать с того одежду под всё больше взлетавшие к волосам бровям Сяо Чена. Только вот сказать заклинатель ничего не успел, ему уже протянули чужое ханьфу. — Ваши одеяния ни на что не годны! — Пылко заявил он. — Конечно, мне жаль давать вам чужую одежду, вы заслуживаете новую, но у меня нет времени её найти, поэтому придётся потерпеть. Охваченный неожиданным волнением от непреклонности обстоятельств, Третий с особой осторожностью и медлительностью начал тянуть свои руки к тряпкам, которые висели в юных руках. В этот момент в просторах пещеры раздался оглушительный грохот металлических цепей. Тех самых, которые были прикованы к его запястьям. Звук этот был настолько громким и резонирующим, что казалось, будто сама пещера отозвалась на его действия. Тан Гун, чьи глаза тут же были прикованы к источнику этого звука, быстро оценил ситуацию. С легкостью и некоторой спешкой он передал вещи в руки старейшины. Затем, с видимым напряжением и сосредоточенностью, Тан Гун извлёк из глубин своих одежд талисман. Его губы начали шевелиться, произнося какие-то слова, смысл которых был понятен лишь ему одному. Точнее, Сяо Чен просто не мог разобрать что тот говорил. Сосредоточив все свои усилия и внимание на цепях, которые сковывали руки Третьего, Тан Гун приложил к ним талисман, исчертаный чернильными линиями. В этот момент бумага талисмана вспыхнула ярким синим пламенем. Огненные языки охватили цепи, и те соскользнули с тонких и изящных рук заклинателя, оставив его на свободе. Мужчина с трудом перевел дух. Положив ханьфу себе на колени, Сяо Чен убрал волосы в руки, чтобы показать алепту нефритовый ошейник. — А его как снимем? — Отпустил волосы, которые тут же упали водопадом ему на плечи. — Я не могу его коснуться. Тан Гун посмотрел на руки, протянутые к нему мужчиной. Обожжённые ладони с пальцами вызывали в его душе бесконтрольный ужас. И новые слёзы стали стекать по щекам. — Может в ордене Бао смогут? — Неуверенно изрёк он, пытаясь стереть руками свои слёзы. — Тогда оставлю этот вопрос пока, — кивнул в ответ Третий, начав быстро переодеваться. Адепт перевел взгляд на лампу, чтобы не смущать заклинателя. Когда мужчина переоделся, то они вдвоём быстро вышли из камеры. Тюрьма ордена Цинай напоминала чем-то пещеры Гуантинг. Огромные да малые пещеры-камеры и переходы между ними соединялись друг с другом коридорами с множеством проходов-ловушек. Благо что Тан Гун знал проход, чтобы выйти там, где никто не охранял. Ведь эта сеть пещер была настолько обширна, что сам Цинай толком не знал её до конца. Адепт рассказал, что в один из дней случайно отстал от охраны да заплутал в переходах. Да так, что на второй день только нашёл выход. И вот незадача: выход был в гущу леса, находящегося от ордена на несколько ли дальше. Тогда он не стал никому рассказывать о находке, быстро вернулся в орден и притворился что вышел где заходил. Его, конечно, наказали за то, что отстал. Зато Тан Гун наизусть с первого раза запомнил ход на этот секретный выход. Правда, не знал, что ему эти знания пригодятся, чтобы спасти чью-то жизнь. Жизнь того, кого безмерно уважает. Правда, об этом Тан Гун не нашёл в себе сил признаться старейшине в слух. Сгоревшую палочку спустя они наконец выбрались на свет и вышли к лесу. Поскольку по пути они так и не услышали сигнала тревоги, пропажу пленника, по-видимому, ещё не обнаружили. Это их обрадовало. — Мы должны скорее добраться до ордена Бао! — Выдохнул Тан Гун. Сяо Чен кивнул в ответ.