Другая история. Между прошлым и будущим

      Ичиго всю дорогу чувствовал взгляд временного шинигами на себе. Тот ничего не говорил, будто и вовсе разучился это делать, но от этого Куросаки не мог расслабиться ни на минуту — все силился понять, что так беспокоило Атанабаши. Казалось бы, именно от него меньше всего следовало ожидать вопросов: Ичиго держал их в курсе почти всех дел, да и Кохуро не славился своей дотошностью, напротив, упускал множество деталей. Так что переменилось за такой небольшой срок?       Ичиго не выдержал, обернулся и скользнул взглядом в ответ. Атанабаши оценил жест, еле слышно хмыкнул и произнес:       — Разве не стоило отправиться всем вместе?       Куросаки остановился, вынудив притормозить остальных, спросил:       — Как? Ты медленный.       Видно было, что подобное замечание задело Кохуро, но он промолчал, только бровь его приметно дернулась. Ичиго усмехнулся, качнул головой.       — Ладно, дело не в этом, — он двинулся вперед, другие последовали за ним. — Мы отправили Макото и пластину в Сейретей. Но Миямото точно неизвестно, у кого из нас пластина. И если он очнется и последует за нами, то мы сможем отвлечь его от тех, у кого она на самом деле.       — Если бы пошли все вместе, могли бы снова оказаться в подобной ситуации, — поддержал слова Ичиго Цукишима.       Кохуро ничего не ответил, только шумно вздохнул.       Какое-то время их сопровождала тишина: никто ничего не говорил, вокруг не шумела листва, не появлялись редкие жители каких-нибудь поселений. Только шаги иногда различались ухом, но казались какими-то далекими. Небо окончательно затянула чернота, луны практически не было видно за облаками, поэтому через некоторое время стало понятно — идти в потемках будет сложно. Ичиго предложил не спешить и устроить привал.       Они расположились на небольшой полянке, подожгли найденные веточки, организовав подобие костра, расселись вокруг него. Ичиго наблюдал за тлением древесины в огне, старался в этот момент ни о чем не думать, будто это пламя сейчас было способно очистить его от много: чужой крови и собственных сомнений, необходимости принимать решения и вообще носить хаори капитана. Ничего из этого небольшой костер не мог, и даже поверхностные чувства отгонял неохотно.       — Я хотел бы кое-что спросить, — врезался в тишину голос Кохуро.       Ичиго взглянул на него, увидел ту же тяжесть в глазах. Видимо, гложило сейчас временного шинигами не меньше мыслей. Куросаки не стал строить догадок, просто кивнул, выражая готовность слушать.       — Почему ты отправил нам на помощь Нагаи? Учитывая ее отношения с Аями и Гинджо…       Какая-то грусть проступила в синих глазах, но Ичиго предпочел не всматриваться, отвел взгляд. Не очень хорошая черта у Кохуро забывать и прощать. Прощать тогда, когда не следовало. Ичиго понимал, что не получить прощения куда больней, но разве то, что делал сам гибрид не причиняло боль другим? Он заслуживал это.       — Я учитывал лишь то, что она — третий офицер пятнадцатого отряда. Лучше нее бойца в пятнадцатом отряде нет, — Ичиго оперся о ствол дерева, под которым устроился, чуть расслабил плечи. — Аями же — пятый офицер. Ближайший после Нагаи, кто мог быстро появиться по моему вызову. Я, конечно, знал, что у Нагаи и Аями непростые отношения, да и Гинджо… но это не должно было помешать.       — Они сцепились прямо у нас на глазах, — вклинился Ишида.       Тон его был мягок. Он, скорей, хотел по-дружески подколоть, нежели обвинить.       — Помахались бы несколько минут и разошлись. Не проблема. Но в столкновении с Миямото они бы были полезней, чем Макото.       Взгляд Кохуро стал сосредоточенней.       — Собственно, я сам пришел только потому, что заметил отсутствие Макото. Так и подумал, что она узнала о моем решении и побоялась, что их перепалки все испортят.       — Хочешь сказать, она не поняла твой истинный расчет? — Ишида уловил общее изменение настроения, уже не допускал шутливых ноток.       Ичиго кивнул.       — Я знал, что она их отошлет. И знал, что Миямото будет поджидать вас. Пришлось бросить бараки и Харуми на Рукию и бежать к вам, — Куросаки вздохнул, но прозвучало это скорей облегченно.       Так, как и выглядело на самом деле, — все обошлось малой кровью. Макото же при умелой работе четвертого отряда быстро оправится.       — Я тоже хотел спросить… о той девушке, что была с Миямото, — вновь заговорил Ишида.       Из-за света костра сложно было разглядеть сквозь толщу очков глаза, поэтому прочитать его мотивы в выражении лица Куросаки не смог.       — Ее глаза… они были, как у тебя тогда? Вроде бы она не крадущаяся, да?       Ичиго увел взгляд в сторону. Он и сам мало что знал об этом трио. О принимаемом препарате Куросаки узнал из короткого доклада Нагаи, буквально за несколько минут до того, как отправил гибридов с отцом и Макото в Сейретей.       В эту минуту одни мысли вытеснили другие — о том, что имел в виду Ишида. Как у тебя тогда… Ичиго хорошо ощущал взгляд Гинджо на себе, но ответить ему тем же не мог. За все время он раз или два посмотрел на бывшего временного шинигами. А говорить и вовсе не хотел. От одной мысли об этом возникал неприятный ком. И если бы возникла возможность отгородиться от Куго, Куросаки готов был воспользоваться ей.       — Вроде бы да. Если верить словам Нагаи. Только по сравнению со мной, эта девушка привыкла использовать этот препарат в бою. Уже начали проявляться негативные последствия, — язык сам отводил от щекотливой темы.       Ичиго не знал, о чем больше не хотел говорить: о бое с Гинджо или о том, что не принимал ничего тогда. Хотя о последнем никто так и не догадался.       — Вы должны пресекать распространение этого, а не применять его в бою, — вспомнились слова главнокомандующего, который узнал об инциденте из докладов других капитанов.       Он ухитрился одну и ту же мысль обернуть в длинную поучительную речь. Куросаки тогда едва живой вышел из бараков первого отряда.       — Негативные последствия?       — Самые тяжелые — быстрое обращение в крадущегося. Но обычно они проявляются в медленном отходе от воздействия препарата и ослаблении способностей.       Ичиго не стал вдаваться в большие подробности — они несколько скучны даже для него. Мог лишь добавить, что ему или Нагаи тоже придется попотеть, если какой-нибудь гибрид решит применить таблетку. Но в этот раз Сэкера, пусть и с помощью сестры, легко вынудила противницу отступить. Довольно показательно.       — Рукия говорила мне, что все риддо могут перейти от прячущегося в крадущегося. Поэтому я не понимаю, причем тут какие-то таблетки, — Кохуро нахмурился.       Его лицо уже не выдавало тяжесть дум. Напротив, подобный угол будто расслабил его, в выражении появилась комичность.       — Все дело во времени. Обычно это происходит после пятидесяти лет жизни гибрида. Чаще, конечно, гибриды просто не доживают до этого времени, но среди крадущихся много возрастных, — Ичиго протер глаза. — Этот процесс, как и любой другой можно ускорить. Гибриды сильно восприимчивы к безумию, поэтому любое событие в их жизни может серьезно приблизить их к превращению в крадущегося. И предугадать, как далеко ты находишься от этого превращения просто нельзя.       — И ты не боишься?.. — Кохуро взглянул на Ичиго несколько обеспокоено. — Не боишься, что сам однажды…       Видно было, говорить такое вслух ему неприятно. Ичиго и не настаивал. Смотрел несколько удивленно, а про себя думал:       «Я не стану крадущимся, Кохуро», — пусть не мог этого сказать вслух.       Не потому, что сложно было объяснить причину. Он не мог. Если хотел сохранить жизнь сидевших вокруг костра, то должен был молчать.       — Я не знаю, что будет завтра, — ушел от ответа Куросаки. — Зачем мне думать о том, что случится со мной так нескоро? Тем более, везде есть исключения.       Удушливость атмосферы с последними слова чуть спала, всех раззадорило любопытство. Ичиго поспешил удовлетворить его:       — Вы же видели Нагаи. Ей уже семьдесят пять.       — А Аями?       — Пятьдесят пять.       Ичиго и не удивился их изумлению. Все сидевшие сейчас возле костра знали о сохраняющейся молодости у гибридов, но все же были людьми. Они привыкли к быстрому старению.       — Собственно, поэтому гибриды и предпочитают не жить с людьми. В какой-то момент отсутствие старение бросается в глаза. Приходится или прятаться, или часто переезжать, меняя имена.       — Но ты, похоже, этого не испугался, — усмехнулся Ишида.       Ичиго ответил вялой улыбкой, сам же увел взгляд. Похоже, такая реакция привлекла внимание. И хоть совсем не хотело говорить об этом, Ичиго произнес:       — Ну тогда мне придется начать издалека.       Гинджо, все это время не вмешивающийся в разговор, поднял голову, взглянул на небо. Луна все еще пряталась в лоно облаков, света дальше костра просто не было.       — Мы вроде никуда не спешим.       Ичиго хоть и не посмотрел в сторону Куго, кивнул.       — Вы двое ведь не знаете — при рождении у меня было два имени — Куросаки Ичиго и Урахара Мицуо. Мои родители не сошлись на одном варианте, поэтому каждый дал свое. В каком-то смысле мне это пригодилось, — он улыбнулся удивительно мягко. По телу прошлось приятное тепло. — В общем, мама во многих вещах любила спорить с отцом: в имени, выборе одежды, тренировках и даже в необходимости посещать школу. Она сама в свое время ходила в школу и поэтому считала, что для меня это необходимо. Отец, напротив, держал своих детей подальше от людей, учил сам. Вот они и спорили до того момента, пока не настала пора определиться.       — Но ты все-таки пошел… — отметил Ишида.       — Да. Родители Кохуро поставили точку в этом вопросе.       Атанабаши удивленно покосился на Куросаки.       — Не удивляйся. Твои родители боялись, что ты можешь привлечь пустого. После длительных переговоров мои и твои родители решили, что я смогу присмотреть за тобой. Поэтому нас отправили в одну школу.       — И в один класс…       — Это совпадение.       Кохуро никак на это не отреагировал. Или все же смог скрыть свои мысли от Куросаки. Ичиго и не думал предполагать. Сам увел разговор на какую-то отвлеченную тему, и вскоре они решили попробовать поспать. Ичиго вызвался сторожить — он единственный среди присутствующих мог обходится без сна и еды продолжительное время.

***

      Кохуро проснулся резко, едва не свернув себе руку, которую использовал в качестве подушки. Тело продрогло, ногу свело от длительного лежания. Атанабаши сел, протер лицо руками. Вокруг было все еще темно, в костре догорали ветки, отчего тепла уже совсем не ощущалось. И хоть можно было пойти и поискать еще, но сил временный шинигами не находил. Он лег, закинул руку за голову. Вокруг было тихо. Кохуро прикрыл глаза, попытался подумать о чем-то отвлеченном, чтобы поспать еще немного, но тут послышался тихий голос Ичиго:       — Быстро же ты проснулся.       Сначала показалось, что он обращался к Атанабаши, но тут же прозвучал не менее тихий ответ:       — Не сказать, что в такой обстановке легко уснуть.       Говорил Гинджо. Кохуро едва сдержался, чтобы вновь не распахнуть глаза. Похоже, его пробуждения никто не заметил. Разговор продолжился:       — Или же ты хотел поговорить?       — Как минимум спросить — почему ты даже взглянуть на меня боишься?       Ответ прозвучал не сразу.       — А тебе разве легко?       И снова звенящая тишина, перебиваемая тихим треском древесины. Кохуро аккуратно повернулся на бок, приоткрыл глаза, но никого не смог разглядеть. Решил не искушать судьбу и вновь притворился спящим. Сам же слушал.       — Да, нелегко, — все же ответил Гинджо. — Но из нас двоих виноватым должен чувствовать себя я. Не ты.       — Разве? Не я ли стал причиной их конца? Твоего?       Даже не видя происходящего, Кохуро чувствовал это напряжение, удушливую атмосферу совсем нелегкого разговора. И немного жалел, что теперь был ее свидетелем. Может, следовало выдать себя? Дать им возможность поговорить вдвоем, без лишних ушей? Кохуро чувствовал этот укол совести, но вместе с ним пробивалось любопытство. И пока он поддавался ему.       — Не ты. Ты, как и мы, такая же пешка.       — Все мы тогда. Даже те, на кого ты готов был направить свою ненависть.       Ответа не последовало. Кохуро даже показалось, что разговор затух сам собой. Но вот вновь прозвучал тихий голос Куросаки:       — Надеюсь, больше никакой мести?       — Мне больше некому мстить. Да и… — Гинджо шумно вздохнул, — то, что ты написал?.. Ты действительно отведешь меня к ним?       — Я бы сделал это и без твоей помощи в поиске пластины. Но решил использовать это на всякий случай.       — Ты и так для меня достаточно сделал. Мог бы просто попросить.       — Когда я просил остановиться, ты не послушал меня. И чем все закончилось?       Кохуро хотелось открыть глаза, посмотреть на них обоих. Какие эмоции выражали их лица сейчас? Они выглядели так же отстраненно, как в и ту ночь, когда встретились на улице? Атанабаши прикусил щеку. Так было проще сдержаться, немного отрезвиться. Как бы он сейчас оправдывался, если бы они заметили его?       — В общем, давай вернемся к этому разговору в другой раз. Я позже приду, чтобы отвести тебя к Куроде. Он поможет тебе встретиться с остальными.       Кохуро нахмурился. Где он слышал это имя? Да и о ком они говорили все это время? Догадка пришла быстро — бывший отряд Гинджо. Курода Иоши.       «Да, они же погибли, будучи людьми. Должны быть здесь теперь».       Кохуро вновь повернулся, сменил бок. Видимо, он шевелился слишком часто, поэтому разговор прервался. И пусть никто не сказал ему ничего ни тогда, ни утром, он некоторое время чувствовал неловкость за свою бестактность.

***

      Миямото придерживал голову рукой, искоса наблюдая за трепыханием Синохары. Она чертыхалась и крутилась со спины на живот и обратно, силясь хоть на немного ослабить боль от незаживающих ран. Такеши не чувствовал жалости, напротив, он подавлял в себе желание добить ее. Повезло ей, что его до сих пор мутит и ведет, и он вынужден теперь растекаться под деревом, удерживая голову.       Кайоши сидел рядом, уперев руки в локти, смотрел на разведенный костер. Миямото не видел, что с ним произошло, но по одному его молчанию легко было догадаться — он проиграл.       До уха вновь дошло ругательство Хитоми. Он не выдержал, бросил:       — Может, мне избавить ее от страданий?       Хитоми прорычала какое-то ругательство в его сторону, но Такеши проигнорировал ее.       — Если бы не появились гибриды, она бы не проиграла, — отозвался Кайоши.       Миямото чуть жалостливо посмотрел на него. Всегда защищал ее, хотя за спиной она нередко посмеивалась над квинси.       — А если они появятся снова? Вновь защищать ваши бесполезные тушки?       Номура дернулась, повернул голову на соратника, но тот специально увел взгляд на Хитоми, с легкой улыбкой продолжил:       — Вместо того, чтобы наслаждаться боем с Ямамото, я был вынужден вытаскивать вас. И что я вижу опять? Вы же не пришли ко мне с этой дурацкой идеей освободить Соуске, чтобы так лажать?       Квинси молчал, но даже со своего угла Такеши слышал, как скрежетали его зубы. Ему было все равно, пусть злится. Лишний раз убедит, что зря Миямото проявил к ним такое участие.       Такеши не хотел признавать даже себе, что среди встреченных им людей, этих двоих считал сильнее. По крайней мере, большинства. Но с каждым разом, новым боем, они все больше разочаровывали его, стирая напрочь прекрасное первое впечатление. И все же хоть рука чесалась напасть на Кайоши, а следом добить Хитоми, он продолжал сидеть. Пока ему нужны были союзники. Пока. А после, если их не добьют другие, он сам расправится с ними.       — Ты сам сегодня облажался, — сквозь боль и хрипение выдавила Хитоми.       Такеши остановил на ней взгляд, ухмыльнулся. После поднялся, двинулся к ней. Синохара вскрикнула, отползла немного, но он успел сократить дистанцию, прижать ее ногу своей. Он видел ее страх, сожаления, немного неверия, рука его легла на рукоять меча, но он медлил. Наблюдал, изучал каждое ее нервное подергивание, наслаждался.       Когда-нибудь эти люди научатся не геройствовать. Такеши убрал ногу, опустился к ней, применил кайдо. Он, не сказать, что хорошо им владел, но немного облегчить боль мог. Синохара переводила взгляд с его рук, остановившихся у рваной раны на спине, на лицо, ее изумление не могло отыскать в его равнодушии подсказки. Ему же было все равно. Он легко схватил бы ее за волосы и несколько раз приложил голову о ближайший булыжник. Но в этом не было ничего интересного. Легко разрушить, легко уничтожить. В этом не было наслаждения.       — По сравнению с вами, меня вырубили ядами. Жест отчаянья. Вы же проиграли силе противника.       Хитоми отвернулась, вздохнула. Номура тоже молчал. Такеши был уверен, что каждый из них хотел бы возразить, поспорить, но не видел смысла. Боялись ли они его? Отчасти. Но это не помешало бы спорить, если бы они смогли подобрать хоть один стоящий аргумент.       — Что теперь? — сухо спросил Номура.       — Раз не смогли использовать план А, значит, воспользуемся планом Б.       — Ты уверен?       Миямото скользнул взглядом в сторону Кайоши, злобно улыбнулся.       — А у тебя есть другие идеи?       В каком-то смысле Такеши рассчитывал на более сильное столкновение с Сейретеем. Иначе как ему докопаться до правды?

***

      Утром временный шинигами, квинси и гибрид прибыли к воротам. Еще на подступах они простились с сопровождающими их руконгайцами и оставшийся отрезок пути проделали в полной тишине. Когда же песок сменился ровно уложенной тропинкой, друзья разошлись: Ишида и Атанабаши отправились к месту, куда должны были перенести и ключи, и пластину, Куросаки же двинулся к баракам четвертого отряда. И только удостоверившись, что Макото стабилизировали и ей больше ничего не угрожало, он отправился в бараки пятнадцатого отряда.       Внутри все двери были на распашку, из одной комнаты доносилось слабое сопение. Ичиго заглянул туда — там спала в кроватке Харуми. По бедствию, в виде разбросанных вокруг кроватки игрушек, стало понятно — спала она после еды и вскоре вновь проснется.       В кабинете капитана возле окна стояла Рукия. Она обернулась к Ичиго сразу же, как только он зашел внутрь.       — Надеюсь, я не доставил тебе проблем, — вяло улыбнувшись произнес Куросаки.       Та качнула головой.       — Я сбросила маскировку сразу же, как услышала о прибытии раненой шинигами. Не прогадала.       Кучики могла расспросить его о много, но не спешила. Вновь увела взгляд на цветущий за окном рододендрон. Ичиго и сам не спешил говорить, наблюдал за ней и на удивление вообще ни о чем не думал. Позволял этому странному чувству проходиться по застенкам души, трогать струны, вызывая легкие мурашки.       — И все-таки это удивительная маскировка, — выдохнула Кучики, обернувшись.       Она отошла от окна, забрала со стола черный чокер и надела. В мгновение перед Ичиго вместо Рукии замерла Макото. И только выражение лица было совсем несвойственно натуре Кусараги.       — Даже голос меняется, — в это мгновение Кучики сняла чокер, поэтому ее собственный голос перекрыл нотки чужого.       — Изобретение отца. Он создал это, изучая способности мамы, — Ичиго присел на краешек стола. — Правда, настроить его можно только под определенную внешность, для другой нужен новый образец.       Кучики ответила кивком, положила чокер обратно на стол.       — С Харуми тоже не было проблем, — произнесла она, отойдя ближе к выходу.       — А что насчет капитана Укитаке?       — Я просто рассказала ему все, как есть. Теперь уж это ни для кого не секрет. Но тогда я решила, что он поддержит твое решение. Он сам… — Рукия осеклась.       Ичиго легко предположил, что вызывало в ней такую резкую заминку, но говорить ничего не стал. Если он был прав, то бередить раны ни к чему.       В остальном же он был рад, что все обошлось. Конечно, выдать Рукию за Макото не вышло — вылечить раны лейтенанта без помощи четвертого отряда не получилось бы, но в остальном все прошло на редкость удачно.       В соседней комнате затихло сопение. Рукия поспешила туда, Ичиго медленно последовал за ней и невольно удивился, заметив ее активное участие: Кучики нагнулась к Харуми, проверила одеяло, подобрала одну из игрушек и примостила ближе к ребенку. Та обняла ее и вновь засопела. Рукия же с облегчением во взгляде выпрямилась.       — Из тебя выйдет неплохая мама, — не смог не прокомментировать эту картину Ичиго.       — Ты преувеличиваешь, — отмахнулась Кучики и уселась на кровать. — Я не сделала ничего такого.       Куросаки хотел бы поспорить, но не стал. Сложно было доказать так просто, что не каждый подскочить к ребенку, который из состояния сна перешел в дрему. Другой бы максимум глянул на Харуми, пожал плечами и пошел дальше заниматься своими делами. Но все это было совсем неважно сейчас. Он смотрел сквозь кроватку, сквозь всю ту часть комнаты, что занимала Харуми и ее вещи. Сейчас его больше интересовала Кучики.       Рука сама собой хотела подняться, потянутся к ней. Он держался из последних сил. Если поддастся сейчас этому ощущению, сделает только хуже. У них с дня гибели Гинджо, с того неловкого разговора так и не выдалась возможность нормально обсудить их отношения. Будто все обстоятельства вокруг специально возникали друг за другом, не позволяя ни на мгновение затронуть эту тему. И даже сейчас важней было обсудить произошедшее вчера.       — Могу я задать один вопрос? — вырвал из раздумий голос Рукии.       Он был чуть приглушен сейчас, и взгляд ее не отпускал Харуми. Ичиго ответил коротким кивком. И пусть она не смотрела на него, вновь заговорила:       — Как… так получилось?       Вопрос был размытей некуда, но Ичиго понял его, отвел взгляд. Об этом они уж точно не заговаривали никогда. Рукия ясно дала понять — она шокирована тем, что при всех его чувствах Ичиго не гнушался других женщин. Но у него не было причин оправдываться, Кучики он ничего не обещал. Сейчас же и вовсе не знал, что ответить. Какой вариант не выбери, выйдет несколько лживо.       Куросаки оперся о дверной косяк, сложил руки на груди.       — А что ты хочешь услышать? У меня нет идей, что ответить.       Рукия сильнее сдвинула брови, увел взгляд к окну.       — Хотя бы то, что все это было ошибкой…       Харуми никогда не казалась ему ошибкой, что бы и кому он ни говорил. Едва ли ее появление можно назвать ошибкой. Скорей, всякий раз она тянула за собой слишком много вопросов, и он все меньше и меньше находил вариантов, чтобы отвертеться.       Но Рукия явно говорила не про это. Если бы он вдруг признался, что Харуми — приемная, Кучики стало бы только легче. Но он так сказать не мог, и это создавало именно ту проблему, которую так скользко пыталась обрисовать Кучики — другая женщина.       Их отношения нельзя было назвать однозначными. Они — друзья, но время от времени сквозило между ним то, что дружескими чувствами обозначить просто нельзя. Рукия, возможно, была готова перейти эту черту, сделать это не только частью чувств внутри, вытащить наружу, но она не понимала, под что подписывалась. Всякий раз он готов был поддаться, несколько раз порывался признаться ей, сказать о своих чувствах и расставить в их отношениях нужные точки. Но не находил сил. Нужные слова вертелись на языке, но он боялся. Себя, ту боль, что способен принести близкому. Пока он держал всех на расстоянии вытянутой руки, больно было ему. Но если он опустит руку, позволит меланхолии затянуть других за выстроенную стену, больно будет уже им. Только как он мог донести до нее это?       Молчание затянулось, но никто не прерывал его, лишь сопение Харуми иногда врывалось в удушливую атмосферу. Рукия уже не смотрела в окно, взгляд ее блуждал на уровне пола комнаты. Ичиго искоса глядел на нее, но предпочитал время от времени уводить взгляд куда-то в сторону.       — Это не было ошибкой, — все же произнес он, выжидающе посмотрел на Рукию.       Она не шевельнулась, не сдвинула головы. Даже взгляд ее замер.       — Я же обещал не врать тебе, поэтому говорю, как есть, — он вздохнул, увел взгляд на Харуми.       Рукия ничего не ответила, но голова ее немного сдвинулась — она едва заметно кивнула.       — Я пытаюсь понять, но ты не позволяешь мне. Почему? — Кучики резко поднялась, подошла к нему практически вплотную и впилась глазами. — Почему ты это делаешь? Если ты… я… черт, почему только ты все всегда усложняешь? — она отвернулась, скрестила руки на груди.       Ичиго не смог противостоять этой силе. Видя, как весь этот разговор отражался на Рукии сейчас, он не стал сдерживать себя: обнял ее, опустил голову на плечо. Она не воспротивилась, но сразу же спросила:       — Что ты делаешь?       — То, о чем снова пожалею. Я должен оттолкнуть тебя и больше не позволять приближаться ко мне, но вместо этого сам каждый раз сокращаю дистанцию. Каждый раз вынуждаю тебя верить, что в наших отношениях что-то может измениться, — он сильнее сомкнул руки, стараясь ощутить, как можно больше ее тепла.       Хотя бы еще одно мгновение. Всего лишь секунду.       — Я не понимаю… — Кучики не закончила.       Уже и так было понятно, что она хотела сказать. Это еще одна вещь, которую он вынуждал ее делать — задаваться одними и теми же вопросами.       — Я хотел бы все изменить. Хотел бы выдавить из себя те слова, что так давно рвутся наружу. Но ты не понимаешь… если останешься рядом, я уничтожу тебя. Медленно и мучительно, пока от твоей души не останутся только осколки.       Она усмехнулась.       — Как будто для меня это какая-то новость, — Кучики сдвинула руки, что позволило ей обхватить одну из его. — Я, конечно, иногда задаюсь вопросом, за что ты мне свалился на голову. Разве такого сумбура в жизни я хотела? Но потом понимаю — похоже, да. Жизнь шинигами хороша только тогда, когда ее разбавляют подобные моменты.       Ичиго сильней прижался к ней.       — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — он замолк, стараясь подобрать более подходящие слова. Но быстро решил перестать, проще не искать витиеватых выражений — его чувства для нее уже давно не секрет. — Я, знаешь ли, люблю тебя, и именно поэтому не хочу, чтобы ты…       Рукия не дала ему закончить.       — А ты не думаешь, что именно отталкивая, ты делаешь мне больно? Не решай за меня, как мне будет лучше. Я прожила намного дольше тебя, способна разобраться.       — Даже если я хочу, чтобы ты была счастлива?       Она обернулась к нему, окинула недоуменным взглядом.       — Откуда ты знаешь, что может сделать меня счастливой? Не льсти себе.       Рукия деликатно высвободилась из объятий, обернулась и с минуту изучала лицо, после притянула его за воротник к себе и поцеловала. Ичиго не воспротивился, напротив, вновь прижал ее ближе, чуть приподнял. Жар немного притупил ворох старых чувств, разговор, закончившийся несколько мгновений назад, казался бессмысленным и надуманным. Остались только они и оголившиеся до предела чувства.       Ичиго отстранился лишь в тот момент, когда опустил Рукию на кровать, навис над ней. Щеки той пылали, на лице смешались желание и нервозность. Он провел рукой вдоль скулы, скользнул пальцами под волосы, прошелся вдоль ушной раковины. Она немного поежилась, коснулась его оголившейся груди. Чуть сильнее стукнуло сердце, как только мягкие пальцы коснулись кожи. Для него в этот момент скрылись любые преграды. Если раньше в них был смысл, одно неловкое касание все разрушило. Он наклонился ближе, с жаром впился в ее губы. Она ответила ему тем же, зарылась рукой в его волосах. Дымка чувств окончательно отрезала их от мира, позволяя лишь сопению Харуми пробираться, обращать на себя внимание. Остальное больше не имело значения.       Он с легким придыханием отстранился, коснулся щеки, медленно скользнул к шее, стараясь сильнее раздразнить самые чувствительные точки. Рука сама собой остановилась на оби, медленно потянула на себя. Косоде поддалось легко, позволив чуть обнажить грудь.       В следующее мгновение все замерло. Ичиго хорошо почувствовал, как чужие руки уперлись в его грудь. Он отстранился, взглянул на Рукию и сам не знал, удивился или нет, когда вместо былого увидел недоверие и страх. Она опустила руки, вздохнула.       — Я не хочу, чтобы все было так же, как с ней.       Ичиго протер лицо рукой, окончательно отдалился, поднявшись с постели.       — Я понимаю, я своими действиями вынуждаю тебя каждый раз сомневаться во мне. Но ты не думаешь, что тебе тоже стоит определиться? — он поправил свое косоде, отряхнул хакама. — Я скажу, как есть. Нас с ней ничего никогда не связывало. Захотели развеяться и на том закончили. Ты не она. Если ты захочешь, чтобы я исчез из твоей жизни, так тому и быть. Если же ты приняла решение игнорировать мои слова и пытаться стать ближе, я никогда не предам тебя.       Она ничего не ответила, зарылась лицом в подушку.       — Все это… слишком сложно…       Куросаки предпочел промолчать. Он проверил Харуми, подоткнул чуть сбившее одеяло. После двинулся к выходу. Он поражался Рукии. Как легко она могла взбудоражить в нем то, что давно отмерло и отвалилось, но с такой же легкостью она отталкивала его, как делал он сам. Они определенно друг друга стоили.       Ичиго покосился на Рукию уже в дверном проеме. Она не двигалась, не пыталась запахнуть косоде. Только пальцы ее судорожно сжимали края подушки.       Ичиго вздохнул и вышел. Сейчас ее следовало оставить одну.