То, чем не владеешь, берëшь силой

Голова мгновенно наполняется запахами и звуками. Влажные стоны, смешки, шëпоты, шлепки плоти о плоть. В глухом ритме дрожат барабаны. Вздохи, вырывающиеся из каждого тела — это их эхо. Воздух дурманит Эймонда духами и благовониями. Здесь очень тепло, даже душно, только поэтому его щëки краснеют. Эйгон пьян от вина и идеи привести брата в бордель на шестнадцатые именины. Пора распрощаться с девственностью, говорит он. Отсюда ты выйдешь мужчиной. Подарок — опыт. Подарок — лишение. Женщина, которую ему представляют, выглядит старше, чем мать. Это не то, чего ожидал Эймонд. Первая мысль — очередное чëртово издевательство. Эйгон считает потешным заставить его спать со шлюхой в два раза старше. Она некрасива и к тому же толстая. Сам-то Эйгон предпочитает брать молоденьких служанок, хотя не исключено, что годы разврата сделали его вкусы менее притязательными. — Не смотри так угрюмо, братец, — ухмыляется принц, закидывая руку на плечо Эймонда. — Мадам и меня обучала науке любви. Нет лучшей женщины для первого раза. Тебе следует благодарить меня. Эймонд не собирается его благодарить. Даже за то, что Эйгон оставляет их с проституткой наедине и отправляется искать собственное удовольствие, хоть это его лучший поступок за сегодня. Во взгляде женщины смесь похоти и заботы. Её улыбка сладострастная, а слова, покидающие рот, пошлые. Эймонд морщится. Она говорит, что его смущение выглядит мило. Что волнение естественно для любого юноши в его положении. Она хвалит его стоицизм. Она говорит, что ему нужно расслабиться и довериться ей, и она сделает всё, чтобы он чувствовал себя хорошо. Он следит за тем, как обнажаются еë плечи. Её шея — колонна, вьющиеся локоны — волюты. Она приоткрывает полную грудь, облачëнная лишь в тонкий шёлковый халат, и Эймонд отводит глаз. Мадам придвигается ближе, нежно заправляет за ухо непослушную белую прядь, легко задевая край повязки. Эймонд дёргается и бросает на женщину ожесточённый взгляд. Её лицо принимает извиняющееся выражение, и тёплая ладонь аккуратно касается здоровой щеки Эймонда. Грудь разрывают противоречивые чувства. Нежность обескураживает. Он хочет, чтобы проститутка быстрее перешла к делу, "смочила", по выражению брата, его член, а не трогала где попало, изображая сердобольную ласковость. Эймонд еле сдерживается, чтоб не ударить по чужой руке, освобождающей его от одежды. Теперь он голый выше пояса. Его несильно, но уверенно подталкивают лечь на спину. Таким образом он не видит манипуляций, проделываемых мадам с его штанами. Но не может не чувствовать, как обнажается плоть, как что-то непрошеное прикасается к нему там. Кровь стучит в висках. Его лицо пылает. Кажется, этот жар настолько силён, что красные всполохи застилают зрение, и глаз начинает слезиться от воображаемого дыма. Огонь и кровь. От макушки до кончиков пальцев Эймонда накрывает волной унижения. Он полностью отворачивается, мечтая задушить себя шторами, в то время как по ту сторону продолжается мир, равнодушный к позору второго сына. А потом видит их. Распахнутые глаза, правильное лицо. Сквозь просвет, где встречаются друг с другом края ниспадающей материи, на него смотрит девушка. Её карие глаза темнее, чем у незаконнорождённых племянников. Темнее её волос и бровей. Она пялится так, словно видит Эймонда насквозь, словно знает его каждую запретную мысль, все нанесённые ему оскорбления, каждый момент слабости. Гнев вспыхивает мгновенно. Эймонд хочет оттолкнуть мадам, броситься на девчонку, проучить за то, что посмела таращиться на него, на принца Таргариена, в таком положении, грязная простолюдинка, он заставит её рыдать. Он должен приказать женщине остановиться. Пусть обратит внимание на эту пигалицу. Дочь шлюхи, будущая шлюха. Что она делает здесь? Почему она здесь? Она не может быть той, кто продаёт своё тело, она кажется младше, чем он. Происходит что-то непостижимое. Горло сжимает спазм, и Эймонд не в силах произнести ни слова. Он холодеет от ужаса, чувствуя, как тело начинает отзываться на чужие прикосновения. Мышцы напрягаются, он прерывисто дышит. Он весь колотящееся сердце. В зрачках напротив отражается его собственное страдание. Еë глаза большие и тёплые. Они смотрят на Эймонда как на драконий огонь. Она ранена, она заворожена. Немая связь между ними лишает способности мыслить. Эймонд противится интересу взглянуть на женщину. Он знает, что она делает. Мягкие губы, руки на его теле — он отвечает на их касания каждым миллиметром кожи. Когда наступает освобождение, единственный глаз Эймонда по-прежнему прикован к бледному лицу. В этом лице ни кровинки, вздох умирает на приоткрытых губах. У неё влажные ресницы. Эймонд почти плачет. Это долгий урок. Эймонд больше не смотрит на волны висящего полотна, он занят мадам. Движения почти бессознательные, его разум дрейфует. Во время постыдного акта Эймонд думает о Вхагар. О том, что он калека. Он читает на валирийском и разоружает рыцарей старше себя. Воин тренировочного двора. Он глуп и жалок, потому что продолжает надеяться. Он думает о загадочной деве. В тумане, поглотившем остатки зрения, её глаза как блуждающие огни. Они горят обещанием любви и боли. Он просит даровать ему спасение. Когда всё заканчивается, женщина обнимает его. Эймонд медленно успокаивается, положив голову ей на грудь. Ему хочется обернуться, проверить, на месте ли та странная девушка, не привиделась ли ему. Мадам наверняка знает, кто это, можно спросить у неё. Эймонд отмахивается от этой мысли. Ему не так уж и любопытно, что происходит в борделе. Всё позади. Он получил то, за чем пришёл — познал женщину — и больше сюда не вернётся.