Грозовые тучи

Вельес вытащил пачку сигарет. Прошли времена, когда пухли уши, и он был готов выкурить даже смешанный с мусором самосад, в котором табака-то настолько мало, что лёгкие начинало сдавливать очень скоро. Сигареты, купленные в ближайшем магазине, оказались крепкими и насыщенными. И стоили дороже, чем те, которые он обычно курил. Даже фильтр украшен серебристой полосочкой. И надпись на пачке вытиснена — «Распаф». Вельес в очередной раз послушал совет своего умного брата — и не пожалел и теперь наслаждался каждым вдохом. — Ну и где они? — пробурчал отец, после шмыгнул носом и потоптался на месте. — Замёрзнем насмерть, пока хоть кто-то покажется! — Заткнись! — Вельес сплюнул под ноги. — И без твоего нытья тошно! Если Эвко долго не выходил, могло статься, что с ним или ребёнком произошло что-то страшное. Не инфлюэнца — теперь Вельес мог выговорить это слово без запинки, — она отступила, когда ударили морозы. — Ну правда, чё это мы? Накатить бы, а то!.. — Миреш-старший сунул ладонь за пазуху. — Успеешь! — Вельес, швырнув окурок на землю, поднял руку. — Гляди! Роскошные автомобили — не редкость в городе, но он не сомневался, что в их сторону повернул «Полс» Левицев, хотя номера издали не рассмотрел. — Что?.. — крякнул отец. — Хо-хо, явился-таки родич! Он, разведя руки в стороны, бросился навстречу Альфельду, который, обойдя автомобиль, отворил дверцу и помог выбраться спутнику, изрядно огрузневшему с той поры, как они с Вельесом виделись в последний раз. — Ух-х, ещё и не один притащился! Ах, как хорошо, а то думал, что нескоро свидимся, если вообще свидимся! — Отца понесло не в ту сторону. При виде Ланко он принялся отплясывать самый настоящий брачный танец — настолько неловко, что Вельес прыснул от смеха. Если было неясно, заалели щёки Ланко — аккурат в тон берета — от смущения или негодования, то Альфельда перекосило явно от ревности. Тот даже руки сжал в кулаки. Чего доброго, забудет про своё сраное воспитание. Следовало бы, но не сейчас и не здесь. — Отец! — крикнул Вельес, чтобы предотвратить драку. — Что — «отец»?! — передразнил его Миреш-старший. — Смотри и запоминай, каким Эвко станет спустя лет двадцать. Фото фотой, а вживую всё по-другому всё выглядит, и цветное в придачу. Эх, свезло моему балбесу с истинным! Молодец, Горьич, что не выбрал страшилу, а то б я сынка родного жалел… — Прошу прощения, вы пьяны? Если так, попрошу отойти! — возмутился Ланко. — Какое? Я ещё не начинал даже!.. Я вообще-то за баранкой! Пора этот цирк прекращать… Вельес не успел осознать, что его остановило, но встал как вкопанный, вспомнив, зачем приехал сюда. Проклятье, отцовские брачные игрища его настолько отвлекли, что он не услышал ни скрип, ни стук двери. — Эвко! — Он метнулся к порогу, но, как назло, поскользнулся и кулем рухнул — аккурат на больную ногу. Краем глаза он заметил меховую шапку в снегу, а вот уши — самое чувствительное к морозу место — не защипали. — Эк, балбес неуклюжий!.. — услышал он брань отца. — Хорошо, что больница рядом, — вздохнул Ланко. — О нет, только не перелом! — Эвко — кто же ещё? — взволновался. — Отец, осмотри, пожалуйста! — Хорошо, — нарочито равнодушно произнёс Альфельд. — Сможешь развернуться? Та-ак, не вставай… Болит? Неужели ему, светилу медицины, неясно, что мало приятного в том, когда ладони обжигает мороз, пока он неторопливо ощупывает ногу? — Да… — Вельес зашипел. — Не в ноге… — Хорошо. — Что хорошего, неясно. Пришлось отвлечься на сторонние разговоры, лишь бы время не тянулось так медленно. — Зачем ты приехал? — бросил упрёк Эвко. — Тебе надо набираться сил и здоровья, а не тратить на дорогу. — Как — зачем?! — возмутился Ланко. — Достаточно того, что нас не было на свадьбе. Если ещё и к внуку не попаду, то… Переживания никому не добавили ни сил, ни здоровья. Он, может, и огорчился, а вот Вельес — нет. Одной закончившейся разводом и увесистыми рогами свадьбы тому хватило с лихвой. — У меня взгляд не рентген, но… Кости целы! — заключил Альфельд, закончив осмотр и прекратив спор между омегами. Это Вельес и без него знал. Чувствовал… Поднявшись, он наконец подошёл к Эвко. Хотелось обнять своего истинного — крепко-крепко, но сейчас, пока тот бережно держал на руках самое дорогое, это сделать он не мог. — Покажешь? — уточнил он. Эвко улыбнулся в ответ, но ответить не успел. — Сдурел — ребятёнка морозить?! — Отец, нагруженный сумкой с вещами Эвко и младенца, неловко сбежал с порога. — Ну-ка брысь по местам! Я за руль грузовика, а вы поедете с Левицами. В вашей машине малому будет теплее! Действительно, пора отбросить нетерпение. Вельес успеет наглядеться пусть на неродного ему по крови, но сына, который вскрикнул под одеяльцем и затих, словно дал понять, что пора домой. — Если я покажу, ты удивишься, — пообещал Эвко и двинулся к машине. Да уж, развёл интригу. Будто Вельес новорождённых детей никогда не видел! Однажды ему довелось точно так же встречать Францишка, но с той разницей, что лицо Любека не озаряла улыбка. Тот кривил рот и норовил отвернуться, словно защищая сына. Эвко же доверил ребёнка Вельесу, чтобы подобрать полы уже ставшего просторным клетчатого пальто и устроиться на сиденье. Тот уверенно держал свёрток — не забылось, как следовало брать на руки младенцев: Любек упрёками преподал хороший урок. Младенец не плакал, но и не спал. Он шевелился, как, наверное, шевелятся гусеницы в коконе, что неудивительно: он был неуёмным, находясь ещё в утробе. Вельес, вдохнув, ощутил мягкий запах прежде, чем передал малыша Эвко и устроился рядом. Хотелось курить, но он поймал себя на том, что соскучился по своей семье за те несколько дней, которые прожил один. Ему было, что поведать, например, о том, что Теуш разработал новый рецепт хлеба. Или рассказать истории, о которых забыл: о том, как отдирал от буханок хрустящие корки, за что получал подзатыльник; или пачкался в муке с головы до ног, за что больше получал от папы, которому приходилось его мыть и стирать одежду. Вельесу было о чём поговорить, но его опередили Левицы. — Мы заблудились и — веришь? — покружили несколько раз вокруг этого места, — поделился сидевший на переднем сиденье Ланко. — Я боялся, что не успеем к выписке. — Ничего страшного! Поехали бы прямиком в посёлок! — огрызнулся Альфельд. — Дорогу-то знаю! Ребёнок, словно почувствовав его возмущение, вскрикнул и замолчал, когда Вельес положил руку поверх ладони Эвко. — Голоден, что ли? — забеспокоился Ланко. Вздохнув, добавил: — Я бы проследил, чтобы ты накормил его перед тем, как отправиться в путь. — Папа, он сыт! Я по этой причине и задержался: покормил его, потом переодел! Не переживай, тебе нельзя. — Что раскипятился? Погляжу на тебя, когда он войдёт в твой возраст! Уверен, ты меньше всего будешь думать о том, что можно тебе, а чего нельзя! Спор решительно Вельесу не нравился и, пока он подбирал нужные слова, Альфельд опередил его: — Попрошу не забывать, что я веду, и прошу не отвлекать. Он прав: врезаться в чужой автомобиль, коих в городе полно, или в столб запросто. Омеги это поняли. Вельес ощутил, как напрягся Эвко, и приобнял, давая понять — всё хорошо, а после уставился в личико ребёнка. Францишк не был таким, полезли в голову воспоминания. Он был сморщенным и не таким розовым, как этот малыш. И запах исходил от него хотя и слабый, но по-альфьи резковатый, без единой нотки омежьей мягкости. Вельес сморгнул, вспомнив один из снов, которые видел, живя с Любеком. О, как же ему хотелось остаться в той семье! И его желание сбылось, и теперь в яви появились ароматные блинчики и сынок-омега. — Кстати, как прошла регистрация брака? — отвлёк Ланко. — Кстати, я считаю, что расписываться в самый разгар инфлюэнцы — дурь совершеннейшая. Впрочем, от тебя я подобного и ждал. Он посмотрел через зеркало заднего вида на Вельеса, и тот понял, кому предназначался упрёк. Дурень… Да тот охотно выбрал бы другое время и созвал всё село погулять, а не тогда, когда пришлось обойтись без брачной ночи, потому что у Эвко уже к тому времени опустился живот. С Любеком торжество шикарно прошло — и наряды, и большой стол, уставленный угощениями, и самогон, много самогона… Регистрация второго брака прошла буднично, даже свадебной одеждой никто не озадачился. Эвко явился с своём любимом голубом свитере, а Вельес вырядился в военную форму и нацепил медали. — Я настоял, потому что хотел, чтобы Жеймо родился в семье. — Так-так, Эвко уже и имя сыну дать успел. — А вот тебе сюда приезжать было незачем, хотя… Он замолчал. — Говори! — потребовал Ланко. — Мне очень не хватало твоих советов, особенно перед родами. Наконец беседа потекла в нужное русло, без споров и склок. — Я так и думал, — тихо проговорил Ланко, — поэтому останусь, чтобы помочь с малым, нравится вам это или нет. Он повернул голову в сторону мужа. — Ну да, в случае чего есть, куда тебя отвезти. Дорогу теперь знаю! — вздохнул тот. Вельес не встревал в беседу, решив дать Левицам вволю наговориться с сыном. Он пялился в окно на заснеженный, хорошо знакомый сызмальства пейзаж — до тех пор, пока Жеймо не заорал. Тот не унялся, невзирая на попытки укачать. — Есть хочет, — пояснил Эвко. Вельес решил воспользоваться вынужденной остановкой. Выйдя из машины, он закурил и проводил взглядом грузовик, ведомый отцом. Альфельд последовал его примеру, с той разницей, что к табаку не питал пристрастия. Вельес потоптался с ноги на ногу, чтобы стряхнуть с себя колючий взгляд. — Что? — буркнул он. Он предпочёл бы оскорбления, но молчаливую неприязнь вынести не мог. — Он не прозябает в нашей «глуши». — Ты пытаешься читать мысли? Не преуспел! — Альфельд встал рядом с ним. Выпустив клуб пара и потоптавшись с ноги на ногу, он пояснил: — Я заметил, что вся ваша семья трудолюбивая. Помнится, кто-то из вас — Теуш, по-моему — говорил о том, что вы собирались расширяться и строить пекарню в городе. — Собирались до войны. — А теперь? — Встать на ноги нам хоть можно?! — Вельес запнулся, когда его осенило. — А-а-а, понял: вы с мужем по-прежнему считаете, что Эвко место только в городе. Так вот! — Он швырнул окурок в снег и потёр озябшую руку. Вздохнув, продолжил: — Напомнить, дорогой тесть, как я увёл голодного Эвко в кафе, потому что он заработался и не успел пообедать, а его сослуживцам, или коллегам (вроде так ваша братия выражается!) было срать, что он с пузом?! У нас в посёлке, между прочим, он не уходил голодным, если его звали помочь. А Янко навязал шапочек и башмачков для мелкого за то, что Эвко заметил, что с его свёкром неладное и заставил отвезти в городскую больницу. Считай, спас жизнь! Да в нашей глуши медиков на руках готовы носить! Он зло сплюнул себе под ноги. Эвко нашёл с местными язык, и первоначальной настороженности, когда он только появился в посёлке, как не бывало. Даже слухи, что он не выдержит и укатит в свой город, поутихли. Он уже стал своим. То ли ещё будет, когда он засядет в фельдшерском пункте? — Я просто поинтересовался, чтобы завязать разговор. Ладно… — Альфельд развернулся — отнюдь не для того, чтобы отправиться в машину. — Зачем выскочил?! — упрекнул он подошедшего Ланко. — Решил подышать, — пояснил тот, — раз Эвко моя помощь не нужна. Хотел подсказать, как следует кормить ребёнка, но… Ланко взял мужа за руку. — Что? — поторопил его тот. — Он всё делает правильно. Мой мальчик вырос, а я и не заметил когда. Вельес отвернулся и пошёл по дороге. Разговор между Левицами предназначался не для его ушей. Пусть разберутся в чувствах, коль им приспичило, к сыну, к внуку или друг к другу. …Он охотно нырнул в тёплое нутро «Полса», когда тот его нагнал, и устроился рядом с Эвко. Дальнейший путь до посёлка прошёл легко и спокойно. День радовал солнцем, и снег не засыпал дорогу. Жители больше не таращились удивлённо на роскошный для посёлка автомобиль — знали, кому тот принадлежал. Даже приветственно махали руками, а кто-то и свистел. У дома не остановились любопытные, только Митрей, когда Вельес принял ребёнка у Эвко, бросил: — Поздравляю с новым Мирешем! Кого родили? Вельес, прижав к себе свёрток — уж слишком липким показалось ему любопытство, отчего захотелось защитить кроху, гаркнул: — Не твоё собачье дело! Вали, куда шёл! — Ну и злой же ты! — Митрей дунул в пышный ус. — Ладно, когда отведать позовёшь, тогда и увижу. Хотя какое — отведать? Ты и свадьбу-то не сыграл как надо… А! Махнув рукой, он, наконец, убрался. Вельес, передав ребёнка Эвко, направился к багажнику, в который Левицы погрузили подарки для внука. До плюшевого медведя Жеймо расти и расти, подумал он, беря в одну руку сумку с вещами, во вторую — со снедью. — Пошли! — кивнул он Эвко. Повернувшись к Альфельду, пояснил: — Отведу омег, потом открою ворота. Толкнув ногой калитку, Вельес двинулся во двор. Дверь дома отворил Ланко, чьи руки были свободны. Он же вошёл последним и остановился, рассматривая обстановку — точь-в-точь так же, как его муж в первый раз. — Те-еуш! — Вельес не сомневался, что брат дома. Дверь-то не заперта! Первым выбежал почему-то Францишк и, вопя во всю детскую глотку, бросился в объятия. Вельес, подхватив его одной рукой, пальцем другой нажал на носик и уточнил: — А ты-то откуда взялся? Где твой папка? — Там! — Францишк указал в сторону кухни. Понятно… Видимо, мало тумаков получил Вацлав, когда, выдворенный мужем, которому надоели его измены, вернулся в посёлок, но Любека с сыном — с детьми, точнее — забрать не торопился. Отпустив Францишка, Вельес помог снять пальто сперва Ланко, после, когда тот принял ребёнка, повесил на крюк одежду Эвко. Сам не разделся и в сопровождении омег прошёл в кухню. Понятно, Теуш перепачкался в муке, поэтому не вышел. Любек же сделал вид, словно занят салатом. Даже головы не поднял, когда Вельес уточнил: — Отец не приехал? Не случилось бы чего… Впрочем, что могло произойти? Авария не осталась бы незамеченной. — Давно уже. Пошёл за хлебом, — успокоил Теуш. — Мне-то некогда: вы же укатили и оставили меня на пекарню и готовку одного. Хорошо, что Любек выручил, а то не знаю, как бы я справился. — Помогаешь, значит… — Вельес встретился взглядом с бывшим мужем. Он сильно сомневался, что тот горел желанием выручить по-соседски. Как пить дать Любеку несладко жилось с Долгушем, раз притащился в этот дом. — Ладно, вы пока знакомьтесь, а я открою ворота. Присутствие бывшего мужа ему решительно не понравилось, но заставлять Альфельда ждать на морозе он не мог. На пороге он застал отца. Тот, поправив сумку, из которой пахло хлебом, бросил: — О, я думал — отнесу и отворю ворота, но раз ты тут… — бросив эти слова, Миреш-старший скрылся в доме. Хорошо, что он пришёл. Он сумеет осадить Любека, если тот разойдётся. Благо разгребать снег не пришлось, поэтому «Полс» быстро удалось загнать во двор. Справившись, Альфельд отправился в уже знакомый ему дом. Вельес остался. Затягиваясь, он хмыкнул. Ему, рыжему и конопатому, не строили глазки, и он в юности завидовал альфам, при виде которых у омег едва ли не начиналась течка. Лишь сейчас осознал — завидовать нечему. С Любеком его не связывали даже дети, но тот упорно не желал уходить из его жизни, хотя было куда — в соседний дом, например. Вельес не торопился, курил медленно. Больше всего ему хотелось остаться с Эвко и — не с пасынком — сыном наедине, но такая возможность выпадет позже. Сначала он выпьет за здоровье Жеймо Вельеславовича — совсем немного, чтобы запомнить каждую черту крохотного личика. После уведёт Эвко домой. Затушив окурок, он вернулся в дом. Раздеваясь, он прислушался. — Поверить не могу, Фельд, что ты так себя вёл, — донёсся до него возмущённый голос Ланко. — Если бы я был рядом, не допустил бы подобного! Вельес понял, о чём шла речь. Как пить дать у отца язык без костей. Он понял, что не ошибся, когда услышал: — Было и было! Ну выпил, ну расслабился! Ему, кстати, надо было, замечу — уж слишком напряжён. А всё потому, что ты дыры в его башке сверлишь. Не-ет, родич, ты… того, не слушай благоверного. Бери рюмку и айда до дна за внучка нашего! У тебя он, вообще-то, первый! Другие будут следующими, запомни это. — Дыры в голове, как вы выразились, я не сверлю! Но ты мог бы рассказать! — не унимался Ланко. — Не хотел тебя огорчать. Ничего же случилось! — оправдался Альфельд. — А ты что мне выкаешь? Мы же породнились… Эх!.. О, сын! — Миреш-старший отодвинул стул и поднялся. — Я тебя ждал. Пойдём, покурим! — Да я только что… — Вельес окинул сидевших за столом людей. Теуш сновал у плиты, Францишк пытался удобно устроиться на коленях изрядно округлевшего Любека, Ланко перешёптывался с Альфельдом… — Где Эвко? Глупый вопрос. Не в окно же вылез вместе с сыном! — Кормит дитё. Мы все посмотрели на малого, пока он переодевал его. Идём, ну! Дашь мне свой хвалёный хороший табак на пробу! — Отец потянул Вельеса за руку, и тот подчинился ему. Всё равно не отобьётся. — Теуш, айда с нами! Миреши вышли на порог. Все, включая Теуша, дружно закурили хвалёный «Распаф». Первым заговорил отец. Взяв Вельеса за ворот кителя, он сквозь зубы процедил: — Я вот чё-то не понял. Ты, может, и наврал родителям Эвко, чтобы Альфельд тебе узел скальпелем не подрезал, потому что у тебя семья. Но нам-то признаться мог! — В чём?! — Вельес, опешив, сморгнул. — В чём?! Эх, балбеса я вырастил на свою башку… — Миреш-старший — тяжёлая у него осталась пятерня! — влепил ему подзатыльник, после, швырнув окурок в жестянку, удалился в дом, оставив своих детей. Вельес, когда пришёл в чувство, уточнил у продолжавшего молча курить брата: — Я не понял. В чём он меня обвинил? Тот, усмехнувшись, пояснил: — В том, что отец Жеймо — ты. — Ну конечно я! Кто же ещё?! — Вельес запнулся. Не хватало, чтобы разговор подслушали. Наклонив голову, Теуш шепнул на ухо: — Он думает, что и сделал его тоже ты. — Какого хрена?! — А главное, зачем Вельесу врать, если он в любом случае не собирался отказываться от Эвко? — Иди и взгляни сам. А то нехорошо выходит: Жеймо все хорошенько рассмотрели, кроме тебя. Ступай! — Теуш, улыбнувшись, забрал у Вельеса окурок. Тот отправился в дом. — …либо в детский сад, либо как можно чаще ему надо находиться среди других детей. В коллективе он будет стараться заговорить! — Ланко снова не закрывал рот. Он неожиданно поладил с Любеком… — Если мы с Вацлавом переедем в город, непременно отдам его в сад, — заверил тот его. Что ответил Ланко, Вельес не разобрал, потому что отец, накатив самогона, что-то брякнул и рассмеялся, только бросил: — О, сын! Давай, садись. Голодный-то полдня! И своего веди! Малого пусть уложит и садится. Ничего с ним не станет! По кивку Вельес понял, что Эвко сейчас в бывшей детской комнате. Он всё понял правильно, а ещё — то, что петли следовало смазать, чтобы не скрипели. Благо никто не спал — ни Жеймо, ни с любопытством рассматривавший его Францишк. — Нравится? — Вельес потрепал кудрявую головку. Получив в ответ кивок, отшутился: — Тебе твой папка скоро такого же подарит. Францишк улыбнулся после неожиданно, подойдя к Жеймо, наклонился, чмокнул в пухлую щёчку и убежал. Вельес, закрыв за ним дверь, сел на край кровати. — Дашь подержать? — Он протянул руки. — Опыта в таком деле — сам знаешь — у меня навалом. — Верю! — Эвко протянул туго спелёнутого малыша и, устроив на руках мужа, было поправил сползший чепчик, но Вельес остановил его. Вот, значит, в чём причина уверенности Миреша-старшего в том, от кого именно рождён Жеймо. Вельес, опешив, не сразу смог подобрать слов. Его мало волновало, как выглядел отец ребёнка. Какой бы красивой ни была рожа, но она однозначно напрашивалась на кулак. Жеймо мирно сопел носиком, видимо, почуял, что тот, кто держал его на руках, родной ему — Вельес, а не ублюдок, не научившийся в свои годы удерживать хрен в штанах. Он — Миреш, и ни одна мразь не назовёт его невесть от кого рождённым байстрюком, подумал Вельес и бережно погладил головку сына, поросшую мягоньким рыжим пушком.