Дьявол на проводе

             «Праздник к нам приходит» — именно так поётся в знаменитой песенке. Хотя именно эта песня перед непосредственно Новым Годом нигде не играет. Торговые центры предпочитают фоновым сопровождением ставить что-то иностранное, рождественское и не только, но так даже лучше. Лёше нравилась больше именно зарубежная музыка — все же вырос на фильме «Один дома»: помнится, Степнову всегда нравились ёлки в этом фильме, как украшались дома и все в таком духе, и в тайне в детстве мечтал о чём-то точно таком же, но не сложилось, что, в общем-то, неудивительно, тётка не была щедра на подарки и, тем более, никогда не украшала квартиру, только место работы и то… дёшево и сердито, совсем не сравнимо с тем, что Степнов видел в зарубежных фильмах про Новый год и Рождество.        Так что, наверное, ничего удивительного в том, что у Лёши совершенно не было никакого праздничного настроения — оно вытравливалось тёткой с детства. Вот только он уже не маленький мальчик, у которого вся жизнь целиком и полностью зависела от настроения и желаний тётки. Жизнь Степнова постепенно налаживалась вроде как. А что? То соглашение все же было подписано. В институте Лёша перешёл на заочную форму обучения, что решило проблему травли, да и по программе теперь не отставал. Больше не было секса по телефону, его поставили за бар, где юноша постепенно осваивался. Познакомился наконец-то с Игорем Юрьевичем — «боссом-всех-боссов», так сказать — и вроде тот казался душевным мужиком, понимающим, «своим-в-доску», но Лёше в нем что-то все равно не нравилось, что-то смущало, словно это все было наносное, ненастоящее, как у некоторых клиентов тётки, хотя, быть может, у Степнова просто разыгралось воображение, подпитанное паранойей и страхом перед «большим начальством». Того самого Марата, с которым вроде как должен был жить, если верить первому варианту договора, тоже повстречал — тот тоже работал за баром. И, стыдно признаться, Лёша по первости свято верил в то, что Марат гей. Вроде для подобной уверенности не было никаких причин, оснований, хоть каких-то доказательств. Ну, а кто ещё мог работать на человека, предоставляющего «мальчиков-по-вызову»? Лично для Степнова все, кто работал на Игоря Юрьевича и Сергея Николаевича были геями по умолчанию. Так что, для него стало самым настоящим открытием, что это было не так. Тот же Марат, к примеру, имел прекрасную невесту. Впрочем, это все не такие уж существенные детали. А если о главном, то… тётка не звонила, она и вовсе словно исчезла из его жизни, что только к лучшему, как ему казалось. В свою старую съёмную квартирку так и не вернулся, оставшись элитной многоэтажке — Сергей Николаевич сам забрал все необходимое из старой квартиры Степнова.        Но…        Привыкать к такому количеству изменений оказалось непросто, не так просто, как показывают в фильмах: где на экране пишется «спустя какое-то время» и у главного героя все поменялось, нет… Лёше приходилось проживать день за днём из всех этих «спустя», без возможности поставить на перемотку, пока изменения обрушивались на него градом, от которого не укрыться. Спасало лишь то, что Степнов из тех, кто быстро приспосабливался к новым условиям — может, не зря тётка, когда выпивала, называла его тараканом? А что? Тараканы, как известно, приспосабливаются практически к любым условиям и выживают в самых разных обстоятельств. Так что… да. Такой себе небольшой «тараканчик-из-элитной-многоэтажки» — звучит почти солидно, статусно… наверное.        К слову, саму ночь, после которой на него обрушился тот самый град изменений, Лёша помнил смутно, размыто — алкоголь сделал своё «чёрное дело». Помнил ощущения, и их, если честно, на тот момент хватало с головой. Было стыдно. Стыдно было тогда, когда ладонь со звонким шлепком хлестнула его по заднице, стыдно было и потом. До одури стыдно — когда Степнов вышел на балкон после всего, стыд буквально жёг щеки, уши, шею… казалось, даже глаза. И ведь он даже не мог с уверенностью сказать, за что именно ему было так стыдно — на самом деле, внутри тогда тлело ощущение, что за все сразу. Однако было не только это, просто остальное описать тяжелее. «Крышесносно» — это слово однозначной оценкой почти слетело с языка, но в последний момент удержалось внутри. Оно не подходило. Даже и близко не стояло, на самом деле. Лёша бы и подобрал другое, чтобы максимально точно описать собственные впечатления и ощущения, но такого слова как будто не существовало, его ещё не придумали.        Степнов помнил, как это было.       

«Москва с высоты элитной многоэтажки выглядела иначе, не так, как из мутного, разошедшегося трещинами, окна его съёмной коморки на окраине. Как будто Лёша и Сергей Николаевич жили в какой-то разной Москве. И эта разница слишком бросалась в глаза, чтобы ее не заметить или проигнорировать.

      

С такой высоты Москва напоминала собою живой организм или даже несколько организмов, сплетенных в единое тело руками какого-то безумного хирурга. Кровь без устали циркулировала по бесчисленным сосудам, и тело постоянно меняло клетки. Рассылало свежую информацию, стирала устаревшие данные, переливаясь, вспыхивая и подрагивая в мерном пульсе своих артерий. Столица. Современный мегаполис, как он есть — Лёша грезил жить здесь, но, даже переехав сюда, все равно оставался на задворках, как нечто чужеродное, и, казалось, только сейчас смог «заглянуть за кулисы», увидеть «ту-самую-Москву», настоящую. Она… завораживала.

      

— Красиво, да? — первым нарушил тишину, как ни странно, именно Сергей Николаевич.

      

Лёша вздрогнул.

      

В голове все ещё была вязкая сумятица. Даже не смог понять, что услышал раньше: щелчок его зажигалки или его голос — прямо как в дурацком вопросе про курицу и яйцо.

      

Лёша поймал себя на том, что хочет курить. Причём, курить хотелось так, что, казалось, сводило легкие от острой необходимости в задымлении.

      

— Д-да… — это единственное, на что хватило Степнова — почему-то собственный язык слушался плохо, отказываясь подчиняться и выдавать хоть что-то длинное, членораздельное и осмысленное.

      

В предутреннем прохладном воздухе разлился запах табака. Но не того, к которому Лёша привык, когда стоял с однокурсниками и смолил во всю опору. Ни грамма кнопочного ароматизатора, которые все чаще мелькали то тут, то там в последнее время. Отсутствовали эти извечные оттенки картона, излишней сладости, затхлости или сырости. Не резкий. С приятной горчинкой. Но при этом на удивление довольно деликатный, мягкий.

      

Сергей Николаевич не сказал ничего на его «д-да…». Лишь, словно читая его мысли и желания, как открытую книгу, протянул ему синюю пачку сигарет с белой окантовкой по краям и такой же белой надписью «Mayfair» — таких Степнов не видел ни в одной табачной лавке, даже у мажоров из института, что часто хвалились импортным оригиналом, ничего подобного в руках не мелькало.

      

Казалось бы, какое ему вообще дело до какой-то там пачки сигарет? Будто он сигарет в своей жизни ни разу не видел… К тому же, сегодня произошло много другого, что действительно имело значение. И вроде своей ещё мутной после выпитого головой Степнов все это прекрасно понимал, однако все равно потратил долгих секунд двадцать на разглядывание сигаретной пачки, фиксируя в своей памяти, словно та имела какое-то особое значение, превосходящее все прочее — глупость, иначе не скажешь.

      

Пальцы все-таки подцепили одну из сигарет за фильтр и вытянули ее из пачки.

      

— Что будет дальше?… — вопрос у Лёши вырвался будто бы сам собой и прозвучал каким-то сиплым, совершенно незнакомым голосом.

      

Зажал фильтр зубами, чувствуя, как тот чуть сминается под этим натиском. Вот только зажигалки не было, она осталась в бесформенной куче одежды в комнате, на нем же сейчас были лишь джинсы с расстегнутым ремнём — от осознания этого стало как-то зябко, неуютно.

      

Но Сергея Николаевича нисколько не смущал вид парнишки. Он просто поднёс свою зажигалку и чиркнул колёсиком, опаляя край сигареты, позволяя Лёше сделать первую, глубокую из-за никотиновой жажды, затяжку.

      

Степнов не выдохнул сразу. На пару тройку секунд задержал сладковатый с приятной горчинкой дым внутри. Только потом последовал выдох.

      

— Что будет дальше… — протянул Сергей Николаевич. — Не волнуйся об этом, — стряхнул лишний пепел с сигареты в пепельницу, что стояла неподалёку на подоконнике лоджии. — Теперь это мои проблемы, а не твои.»

       И как бы это ни сбивало столку, но Сергей Николаевич слов на ветер не бросал. Он действительно взял на себя все имеющиеся проблемы Лёши, которые самому парню казались просто-таки неразрешимыми, и те… разрешились будто бы сами собой, растворились по щелчку пальцев — Степнов даже моргнуть толком не успел. Не устраивал «секс по телефону»? Теперь он бармен. Были проблемы с жильем? Теперь их не было — юноша жил с Сергеем Николаевичем в той высотке. Едва наскребал деньги? Мужчина выделил ему карточку, где появлялись сумы на необходимые расходы — да, сама карточка была оформлена на Сергея Николаевича, но это уже несущественная деталь. Отставал с учебой? Мужчина поговорил с кем-то в институте и там «вошли в положение». Конфликты с однокурсниками и постоянная нехватка времени? Сергей Николаевич помог с переводом на заочное. Да и тетка больше не беспокоила. И все так просто и быстро, что мужчина после этого виделся Степнову самым настоящим волшебником, который окончил не престижный вуз, а какой-нибудь Хогвартс. Так что, Лёше оставалось лишь принимать все перемены и привыкать к ним.        И от того острее чувствовалась собственная беспомощность прямо сейчас, когда Лёша ходил по торговому центру в попытке выбрать новогодний подарок для Сергея Николаевича — и вроде сущий пустяк, с которым тот же мужчина наверняка бы легко справился, но сам Степнов не справлялся даже с этим, что неожиданно задевало.        Просто для Лёши это не было пустяком. Стыдно признаться, но за плечами не имелось особого опыта по выбору и дарению подарков. Откуда бы ему взяться? И вроде были приятели, друзья, но денег обычно не водилось — так что, подарки были недоступной роскошью. Сейчас же у него была волшебная карточка Сергея Николаевича и сам Сергей Николаевич, но, как оказалось, легче от этого не стало.        Лёша сегодня отпросился у мужчины в торговый центр — к подобному, кстати, тоже пришлось привыкать, но нельзя сказать, что это отягощало, просто по первости воспринималось странно — и вот уже пару часов бродил по центру, надеясь, видимо, на какое-то озарение, не иначе.        Подарить дипломат? Галстук? Может, рубашку… — так не знал размер, а если звонить и спрашивать, то сюрприза не получится. Цветы и шоколадные конфеты с открытками и мягкими игрушками — точно мимо кассы. Запонки? Ремень? В запонках и ремнях разбирался примерно так же, как и в галстуках, курительных трубках, одеколонах, дорогущем алкоголе, часах — никак. Что там ещё? Чепуха в виде чехла для телефона, геля для душа тоже никуда не годилась. Не в секс шоп же идти? Степнов был уверен, что воспламенится от стыда и сгорит до угольков в считанные секунды, едва перешагнет через порог, а там же еще и выбирать нужно — так что, тоже нет. Можно было, конечно, позвонить Александру и посоветоваться — казалось, тот знает вообще все, так что, мог что-то подсказать. Но… Лёша не стал идти легким путём, ему хотелось выбрать подарок самостоятельно — это было действительно важно.        Эти идеи, мысли снова и снова невольно проносились в голове Лёши, словно безумная карусель, которая никак не могла остановиться. Видимо, какой-то механизм в голове юноши заклинило, от чего вся конструкция и дала сбой. И теперь вагонетки, переполненные одними и теми же чередующимися мыслями, будут кружиться до тех пор, пока колесики на них окончательно не сотрутся в пыль.        Так, обойдя с десяток самых разных магазинов, Лёша и оказался в книжном, что был объединен с канцелярией. Зачем? Просто когда карусель в его голове сделала очередной поворот, в голове появилась зыбкая в своей неуверенности идея о том, что можно было присмотреть на подарок какую-нибудь книгу, ежедневник или ручку, в конце концов.        Лёша прошёл глубже в магазин, невольно скользя кончиком указательного пальца по корешкам книг с ближайшей книжной полки, а потом дальше… словно чертил линию, отмечал собственный путь, как на карте с навигатором.        Ну, и какую книгу Степнов мог бы подарить? Нет, он точно знал, что Сергей Николаевич любит читать. И это знание укоренилось в нем не только из-за того, что мужчина выглядел читающим человеком, знающим толк в высоком искусстве во всех его проявлениях, в то время как сам юноша был от всего этого довольно-таки далёк. Нет, Лёша тоже читал, однако это было не от большой любви к литературе, а для хороших оценок в школе, так необходимых для поступления в один из престижных вузов, что в свою очередь являлось ничем иным, как тропинкой в лучшую жизнь — никогда не выходил за рамки четко заданной программы. Но Сергей Николаевич книги точно любил — для них было выделено в его квартире два шкафа и две стены. Вот только любимого автора мужчины или хотя бы предпочтительный жанр… ничего этого Лёша не знал, просто не интересовался. По-дурацки как-то вышло, наверное.        Указательный палец продолжил свой путь. Корешки книг закончились как-то незаметно, сменившись пустыми пластиковыми папками для документов и прочего, стоило только Степнову перейти к канцелярии.        Взгляд скользнул по полке, выхватывая из плотного стройного ряда самую простую чёрную папку, застывая на ней. И вроде самая обычная папка, ничего примечательного, но… именно в такой хранилось… то самое соглашение.              

«Лёша оказался в клубе за пару часов до того момента, как первые посетители только перешагнут порог этого заведения — о времени договорились с Сергеем Николаевичем. Однако все равно не вышло прийти раньше «того-самого-Михаила», хотя вроде никакого соревнования не было, но все же — тот, похоже, жил на работе, по крайней мере, такое ощущение невольно создавалось, когда Степнов только увидел его в зале со своей строгой прической «волос к волоску» и выглаженной форменной одеждой «старшего официанта».

      

Но в этот раз оказался не в кабинете Игоря Юрьевича со старинным оружием, диковинными статуэтками и цилиндром фокусника, из которой по всем канонам можно было вытащить белого кролика при должной сноровке. Нет, сейчас все было иначе. Ведь Михаил привёл его в кабинет Сергея Николаевича, тот самый — именно его частично успел разглядеть Лёша, заглянув в щель приоткрытой двери, правда, тогда его интересовал вовсе не кабинет, а сам Сергей Николаевич и тот безымянный парнишка, причем, больше первый, чем второй. Сейчас, несмотря на выпавшую возможность, Лёша все равно ею не воспользовался — слишком нервничал, чтобы что-то там разглядывать. Да и разглядывать тут было особенно нечего, хватило и одного скользящего взгляда, чтобы увидеть все, хотел того или нет: не зашторенное окно, зеркало напротив него, небольшой шкаф, рабочий стол с документами, настольной лампой и компьютером с телефоном, два стула, ковёр, две тумбы с ксероксом и принтером, диван и ещё пара полок с книгами, названия которых виделись Степнову прямо сейчас размыто, больше ничего. Самый обычный кабинет. И если Лёша бы рассмотрел все внимательно и попытался бы подобрать что-то для описания увиденного, то слово «обезличенный» подошло бы лучше всего.

      

Но Степнову было и правда плевать, какой там узор на ковре и какого цвета шторы. Перед глазами договор. В голове мешанина мыслей и смятых клочков воспоминаний. В ушах беспрестанный гул. Руки неприятно вспотели.

      

И вроде все просто и понятно. Они уже это обсуждали тогда и потом ещё раз в то утро на балконе. Лёша знал, что речь в этом договоре о том, что Сергей Николаевич решит его проблемы с тёткой, что Степнов больше не будет работать в «консультационной службе», а станет барменом, проводя за стойкой пятницу и следующие за ней выходные. Вот только все это оказалось дополнено ещё и тем, что Сергей Николаевич решит его проблемы с учебой, с однокурсниками, а жить парнишка будет не с каким-то Маратом, а непосредственно с мужчиной. Благотворительность? Отнюдь. Юридически Лёша будет считаться его должником, что взял займ, набрал процентов и штрафов вдогонку, которые теперь вынужден был отрабатывать — эта лишь та официальная часть, что после его подписи окажется заверена нотариусом. На деле Степнов станет нижним Сергея Николаевича, что пусть и подразумевалось, но в договоре четко не значилось — собственно, именно на это юноша и согласился, хоть и не сполна осознал, что это значит, однако верил, что разберётся довольно таки быстро… не зря же преподаватели что в школе, что в институте не раз говорили, что «схватывал он на лету». Так что, да. Лёша прекрасно знал, что в договоре, заочно на все согласился. Оставалось лишь поставить одну маленькую подпись, делов-то…

      

Сергей Николаевич вышел из кабинета минут десять назад по каким-то делам, оставляя Степнова наедине с договором. Юноша не знал, были ли какие-то дела в действительности или его оставили здесь одного, чтобы таким образом уменьшить нервозность, дать ещё немного времени на «просто подумать», в любом случае, это не особо помогло, нервозности точно меньше не стало. И пусть Лёша и зажал ручку меж пальцев, ставить свою подпись в нужной строке будто бы не решался.

      

Степнов задумчиво простучал незамысловатую мелодию ручкой по столу — эдакий простенький ритм для чечеточника.

      

Ещё когда Лёша только перебрался в Москву в отчаянной попытке начать новую жизнь, даже и представить себе не мог, что все придёт к тому, что происходило прямо сейчас — настолько все казалось абсурдным, просто-таки невозможным, словно сам он оказался в каком-то низкобюджетном сериале с совершенно дурацким и далёким от всякой достоверности сюжетом. А ещё… ещё Степнов понимал, что это всё неправильно, точнее, насколько все не вписывалось в рамки «нормы». Но с другой стороны… а почему, собственно, нет? Лёша пытался быть нормальным, правильным во всех отношениях. И что в итоге? А в итоге весь такой правильный и нормальный едва не оказался на улице без крыши над головой, без работы, без денег, без еды, без хоть каких-либо перспектив. Ради этого он учился, как проклятый, поступил в престижный вуз и далее по списку? Глупо. Нет, парнишка не обесценивал свои достижения — с чего бы вдруг? Он просто помнил ночь. И речь не о сексе и не о том, что было «до». То слово «крышесносно» описывало не только это, за ним скрывалось слишком много того, чему не дать описания, что не отделить, не разобрать на запчасти в попытке докопаться до сути. Степнов помнил, что спросил тогда там… на том балконе: «Что мне делать? Как?.. Я… Я не хочу, чтобы… чтобы это кончалось…». Сам не мог хотя бы для себя сформулировать, что скрывалось под коротким, но ёмким «это». Возможно, он просто устал — слишком долго боролся с собой, с жизнью, пытался решать проблемы сам. Вот только… ничего не получалось. И Лёша медленно, но верно задыхался. Сделать вдох получилось лишь ночью. И плевать, насколько это неправильно и вписывается ли в какую-то там норму. Ему было действительно хорошо: не нужно было бороться, решать проблемы, сыпавшиеся на него, как из рога изобилия. Рядом с Сергеем Николаевичем, как бы это странно ни звучало, все остальное, что гложило и терзало, стало каким-то несущественным. Вот, что скрывалось под тем «это». Лёша лишь надеялся, что Сергей Николаевич поймёт, сам расшифрует заданный вопрос. И… тот понял. Его ответ до сих пор звучал в голове, въевшись в подкорку: «У меня не всегда был такой вид на Москву и дорогие костюмы. Так что, считай, я на своей шкуре знаю, каково это выбираться из трясины, разбивать морду в кровь лишь бы добиться чего-то, выгрызать себе место под солнцем. Ты действительно старался. И это сложно не признать. Просто тебе не повезло. Так случается. В этом нет твоей вины. Это не значит, что ты недостаточно хорош, умён или силён. Подчас многое бы отдал, чтобы кто-то так помог мне. Так что, с моей стороны это не жалость или подачка, как ты мог подумать. Просто выдохни, ладно? Тебе не придётся ни о чем думать, ничего решать. Обо всем позабочусь уже я.». После этих слов там на балконе у Лёши задрожали плечи… или он сам весь задрожал? — сейчас сказать с уверенностью было сложно. Сергей Николаевич просто приобнял его за плечи, притянув к себе, зарываясь лицом в его волосы — макушкой чувствовалось дыхание мужчины, пропитанное ароматом тех незнакомых сигарет. И Степнову в тот момент стало хорошо, свободно, даже дышалось легче: не было тётки, института, работы, не нужно было бессмысленно бороться с ветряными мельницами новой жизни — в голове долгожданная и такая необходимая тишина. Да, Лёша боялся Сергея Николаевича после первой встречи в том кафе, и этот страх никуда не исчез, просто его края больше не были такими режущими. Уже неважны пресловутая неправильность, договор, то, что с этого момента ему придётся делать лишь то, что говорит Сергей Николаевич, даже если речь о бытовых мелочах или каких-нибудь глупостях, что общаться можно лишь с теми, с кем ему позволят, что не должно быть никаких секретов и лжи… все неважно. Страшно? До чёртиков — сердце за рёбрами бьется, как сумасшедшее. Но… Лёша по-странному доверял мужчине, ведь, если подумать, тот ни разу не причинил вреда, лишь помог, даже сейчас помогал Степнову, просто стоя рядом, а сам парнишка невольно тянулся к нему, цеплялся за него, как за спасительный трос, что не позволял упасть камнем в пропасть. Глупо. Странно. Неправильно. Но… так нужно.

      

Договор все ещё лежал перед ним. Графа для подписи с вызовом пустовала, будто бы спрашивая: «А то ли ты уверен?».

      

«Просто выдохни, ладно? Тебе не придётся ни о чем думать, ничего решать. Обо всем позабочусь уже я.»

      

Лёша крутанул ручку меж пальцев.

      

Все уже решено. Решилось ещё там… на том балконе в элитной многоэтажке. А может, и раньше. Так, какого черта он медлит?..

      

Это же просто подпись. Просто подпись, верно?.. Палки, кружочки, да завитки — все займёт секунду, может, полторы. Пустяк. Чистой воды формальность. Почему так сложно-то?..

      

Лёша с глухим стоном взъерошил волосы, так и не выпустив ручку из пальцев — этот жест был буквально пропитан какой-то растерянностью, даже отчаянностью, словно юноша оказался перед проблемой, которую так просто не решить.

      

Надо собраться. Взять себя в руки, в конце концов!

      

Лёша сильнее сжал пальцами ручку.

      

Глубокий вдох. Прямо как перед прыжком в воду — с высоты на глубину.

      

Прикрытые на пару мгновений глаза.

      

Шумный выдох. Буквально вытолкнул воздух из лёгких.

      

Лёша расписывается, не глядя, словно не оставляя себе и малейшего шанса передумать. И стоило только оставить на бумаге последний завиток, ручка выпадает из вдруг враз ослабевших пальцев, катится по столу, но… не падает. Сергей Николаевич ловит ее, когда та оказывается на самом краю.

      

Лёша не заметил, как тот вернулся в кабинет.

      

Рука Сергея Николаевича скользнула в волосы Степнова, перебирая их словно успокаивая и… поощряя?

      

— Хороший мальчик.

      

И это уже не принадлежит тому безымянному пареньку, что стоял перед мужчиной на коленях. Сейчас это «хороший мальчик» только Лёшино, ничьё больше.

      

Плечи юноши, ещё мгновение назад подернутые напряжением, наконец, расслабляются. И он прикрывает глаза, рвано выдыхая, поддаваясь прикосновению.

      

Лёша, наконец, справился. Сделал все правильно. Он… хороший мальчик.»

       Лёша тряхнул головой, отгоняя накатившие вдруг воспоминания. Сейчас не время и не место. А то если все продолжится в том же духе, то подарок не найдёт и до закрытия — будет совсем не хорошо. Хотя, конечно, вряд ли Сергей Николаевич накажет за отсутствие подарка. Просто самому Степнову хотелось его сделать — впервые подобный порыв ощущался настолько остро, что кололо где-то под рёбрами.        Однако даже ещё полчаса блужданий между книжным отделом и канцелярией не дали ровным ничего, лишь стала неприятно покалывать голова от новогодних мелодий, что сменяли одна другую в бесконечной просчитанной маркетологами или кем-то ещё очерёдности, так ни разу не повторившись.        Не выдержав, Лёша вышел из магазина, а затем и вовсе из торгового центра, останавливаясь на ступеньках — нужно было хоть немного проветрить мозги, чтобы продолжить свой крестовый поход за подарком.        Зимний холод тут же обдал щеки, проникая на вдохе внутрь. Снежные сугробы за перилами изрядно потеряли в своей белизне и больше не сверкали, став грязно-серыми с желтоватыми никотиновыми подтеками — паршиво, созвучно с настроением Лёши, у которого, несмотря на любовь к наступающему на пятки празднику, даже новогодние песни стояли уже поперёк горла. Предновогодняя Москва со всеми своими слепящими огнями и разодетыми ёлками под аккомпанемент музыки, которой надрывались колонки в каждом торговом центре, была какая-то не праздничная.        Тошно.        Лёша похлопал по карманам новенькой куртки, которую выбрал и купил Сергей Николаевич для него, находя сигаретную пачку. Но, словно в дополнение ко всему, что комом застряло где-то в глотке, разъедая нёбо, пачка оказалась издевательски пустой, насмешливо шелестя остатками сухого, мелкого табачного крошева.              — Блять!.. Ну, почему именно сейчас, а?!        Степнов смял пачку, забросив ее в ближайшую урну так, что услышал глухой стук.              — И что теперь делать? — буркнул себе под нос Лёша.        Казалось бы, то, что сигареты закончились — не проблема вообще. А что? Достаточно вернуться в торговый центр и купить сигареты. Так-то оно так. Вот только в этом торговом центре если и продавались сигареты, то на другой стороне огромного здания — для кого только такой лабиринт строили? Ближайший киоск? У метро. Идти туда, чтобы вернуться потом обратно? Не хотелось совершенно, как и переться на другую сторону здания. К тому же, у Степнова скоро начиналась смена.        Лёша запустил пятерню в волосы, зачёсывая их назад одним движением. И оглянулся, надеясь, что не один такой курящий вышел сейчас, чтобы перевести дух — тогда хотя бы можно будет стрельнуть у кого-то.        Взгляд зацепился за одного — он как раз выходил из торгового центра, нагруженный небольшим, позвякивающим чем-то явно стеклянным, пакетом, доставая на ходу пачку сигарет. Впрочем, даже если бы тот не доставал пачку, явно намереваясь покурить, Степнов все равно бы обратил на него внимание. Чёрная кожаная куртка не застегнута: из-под неё выглядывало нечто такое же чёрное спортивное — то ли борцовка, то ли толстовка. Обычные джинсы, ботинки. И никакой зимней атрибутики, навроде: перчаток, шарфа, шапки — видимо, приехал на машине или просто закаленный… кто его разберёт? Хотелось бы сказать, что это был обычный мужчина средних лет, но… нет. Рост если не два метра, то метр девяносто точно. И ладно бы только рост. Он, в принципе, был, как скала: руки, ноги, плечи, торс — такой явно ходил в качалку не потому, что это было модно. Вот только и это ещё не все, лишь верхушка своего рода «айсберга». Татуировки — вот, что вместе с ростом и комплекцией выделяло его среди прочих. И что такого в татуировках? Ведь даже у Сергея Николаевича имелась большая татуировка, которая, правда, была обычно не видна из-за строгих костюмов. Тут же татуировки были не там, где «незаметно», а на самой шее — обрывались где-то под подбородком и разрастались вниз, громоздились чуть ли не одна на другую, создавая причудливый лабиринт из путаных чернильных линий. И пусть Лёша не видел полной картины из-за одежды, все равно ему казалось, что если тело не забито полностью, то большая часть тела точно была.        Честно? Может, это и глупо, но подходить к этому типу и стрелять сигарету как-то не очень хотелось — такой как вдарит своей огромной лапищей… был Лёша, и нет больше Лёши.        Степнов бросил взгляд на торговый центр, мысленно представляя, как петляет между магазинами, и так до тех пор, пока не окажется в другом конце здания в очереди у кассы, а потом оглянулся назад, цепляясь за слякоть, грязные брызги, отлетающие от колёс, проезжающих мимо, машин — бежать к метро хотелось ещё меньше.        Да и… не наезжать же Степнов на него собрался? Просто стрельнет сигарету, не больше — вряд ли за такой пустяк ему начистят физиономию средь бела дня прямо у входа в торговый центр, верно?        Шмыгнув носом, засунув руки в карманы, Лёша направился прямиком к тому мужчине, не оставляя и секунды на размышления.        Степнов подошел сбоку, замирая рядом. Но тот даже не обернулся, словно и не заметил его вовсе, копаясь в своём телефоне — пришлось нарочито громко прокашляться, чтобы привлечь его внимание.              — Извините… — просто на всякий случай начал вежливо и осторожной, а то вдруг тот нервный и пришибёт. — …не угостите? — кивок на сигарету. — Мои просто кончились… — а ощущение почему-то при этом такое, словно Лёша не про сигарету спрашивал, а дозу искал.        И…              — Да без проблем — убрав телефон в карман, он достал пачку сигарет, щедро раскрывая ее перед Степновым.        …трагедии не произошло.        Степнов достал сигарету, особо не вглядываясь в название марки — сейчас уже было как-то плевать, что именно курить, в конце концов, сигареты и сигареты. Пробормотал короткое и негромкое: «спасибо». После вытащил из кармана куртки зажигалку. Большой палец проезжается по колёсику один раз, второй, третий, а потом снова, но вылетают лишь искры и никакого, даже слабенького, огонька, который смог бы подпалить сигарету. Но Лёша не сдаётся. Упрямо продолжает высекать искры, словно это какое-то соревнование, и если его хватит надолго, то зажигалка сдастся и исполнит своё предназначение.              — Да твою ж… — выругался Степнов.              — Плохой день? — спросил тот незнакомец, угостивший сигаретой, с какой-то беззлобной насмешливостью, но сейчас задевала даже она.              — А что, блять, не видно?! — вырвалось на автомате.        И только спустя пару мгновений его догнало осознание, что и кому он сказал.        Есть такая фраза: «Вся жизнь пронеслась перед глазами.». Вот сейчас она была, как никогда уместной — у Лёши она как раз-таки пронеслась вместе с уверенной мыслью: «Сейчас точно пришибёт.».              Честно? Кажется, Степнов даже зажмурился. Смешно. Словно это бы помогло хоть как-то защититься от возможного удара этого татуированного качка — осталось лишь прокричать: «я в домике!», прямо как в детстве… тогда уж точный будет «полный финиш».        Вот только…        Время тянулось. Секунда следовала за секундой. А удара все не было.        Не выдержав, Лёша приоткрыл один глаз. И первое, что увидел — протянутая зажигалка. Пришлось даже проморгаться, словно бы не до конца доверяя своим глазам. Но… даже когда сделал это, зажигалка в воздухе не растаяла.        Лёша растерянно посмотрел на незнакомца, будто у того вдруг рога выросли, и теперь ему предстояло об этом как-то сообщить.              — Ну, что, пацан? Попустило? — и снова эта беззлобная и даже по странному тёплая насмешливость.              — Я… п-п-простите… черт, простите… правда… я просто…              — Да расслабься ты, — отмахнулся от извинений незнакомец. — У всех бывают плохие дни, а иногда даже на редкость хреновые.              — Да… Да-да, вы правы… И… и спасибо… — Лёша все же взял протянутую зажигалку.        А уже через пару мгновений, наконец, прикурил, вернув зажигалку ее владельцу. И сделал такую долгожданную первую затяжку. Кажется, даже глаза прикрыл на пару-тройку секунд.        На некоторое время установилось молчание. Оно не было некомфортным или что-то в этом роде, скорее, обычным. В конце концов, два незнакомца просто курили у входа в торговый центр — молчание в этом случае обычное дело, даже ожидаемое. Со стороны можно было подумать, что они и вовсе забыли о существовании друг друга.        В голове Лёши до сих пор носились мысли о том, куда можно заглянуть и что посмотреть, пока еще оставалось время до его смены в клубе. И, честно признаться, свежих идей не было, хоть мозг и продолжал отчаянно их искать.              — …этим твоим днём? — донеслось до него эхо чужих слов.              — А?.. — встрепенулся Лёша, с растерянностью обнаружив, что так и не отошел от незнакомца.              — Говорю, что не так там с этим твоим днём? — повторил мужчина, стряхивая лишний пепел с сигареты прямо на асфальт. — Я, конечно, не дед мороз. Но и ты вряд ли так приуныл из-за того, что не получил игрушечный паровозик.        Понятнее не стало.        Для того, кто ещё не до конца выпутался из дебрей собственных мыслей, «Дед Мороз» и «игрушечный паровозик» казались просто набором слов, что не имели смысла и никак не могли быть адресованы ему. Потребовалось некоторое время, чтобы смысл прорвался. Но когда это все таки произошло…        …Лёша продолжил с той же растерянностью смотреть на незнакомца, даже не зная, что сказать.        Впрочем, растерянность продержалась не так уж и долго, в конце концов, и вовсе пошла трещинами из-за возникшего вдруг в голове чуть ли не сакрального вопроса: «А почему нет?». Да, ему не хотелось обращаться за помощью к Александру, тем более, с таким пустяком, как «выбор подарка». Хоть они и отлично ладили, но выставлять себя перед ним настолько беспомощным… нет, лучше своими силами. Но этот человек, угостивший его, не Александр. Они вообще вряд ли когда-нибудь снова увидятся — Москва ведь большая, в конце концов. К тому же, новый взгляд. Да и этот человек не был в курсе со всем тем перечнем проблем, с которыми Лёша не справился сам. Для него Степнов не справился лишь с выбором подарка — это не так страшно, по крайней мере, парнишка в его глазах не будет выглядеть ни на что неспособным. Так… почему бы не спросить совета?              — Да просто праздники эти… — наконец, заговорил Лёша после затяжки. — А я завис с этими подарками. Ещё и смена скоро. Хотел подобрать что-то, но идей... их нет.              — А кому дарить-то собрался? — спросил тот. — Маме с папой? Девушке? Другу?        Все предположения были мимо, что, в общем-то, неудивительно. Откуда бы ему было знать, что родителей у Степнова не было? Только если тётке дарить, что Лёша делать вряд ли стал бы. Насчёт подарков друзьям как-то не думалось — да и об этом надо было спрашивать именно Сергея Николаевича. А вместо девушки у него и вовсе был «верхний». Впрочем, вряд ли все это стоило говорить вслух: про родителей и верхнего слишком личное, да и если бы вдруг и решил поделиться про наличие Сергея Николаевича все равно не сказал бы… не только из-за того, что как-то неловко и стыдно, просто в Москве о подобном все же не принято говорить открыто, если нет желания нарваться на серьёзные проблемы.        И… как тогда?..        Как представить Сергея Николаевича? Начальником? Так-то с одной стороны честно, ведь он оставался начальником Лёши, несмотря на наличие отношений между ними. Но… обычным же начальником дарят что-то дежурное, по-своему «рядовое». А в чем Степнов был уверен точно, так это в том, что как раз-таки «дежурное» и «для галочки» ему не нужно. Другом? Вот кем-кем, а друзьями побыть они точно не успели. Так что, не то. Представить девушкой? Как-то совсем неправильно и странно. А что? Задница после вчерашнего до сих пор приятно покалывала — совсем не похоже было на ту ноющую боль после самого первого раза. Да и у Лёши и без покалывающей задницы язык бы не повернулся назвать Сергея Николаевича девушкой даже в такой ситуации. Нет, нужно что-то другое…              — Одному очень важному человеку, — после некоторой паузы, которая ушла на подбор подходящей комбинации слов, ответил Лёша.              — Важному чисто для тебя? Или вообще? — уточнил незнакомец.              — Для… для меня и… и вообще… — прозвучало не слишком уверенно, но со осторожностью, а это «и вообще» и вовсе было добавлено в спешке.              — Ну, лично я был бы рад любому подарку. Даже Ёршику для унитаза. Всё в хозяйстве пригодится, как говорится, — усмехнулся как-то по-доброму и с юморком. — Но на вкус и цвет все фломастеры разные. Можно, конечно, своими руками что-то сваять. Ну, или, как в детстве, встать на стульчик и стишок продекламировать... знаешь, от души в душу чтобы. Ещё есть вариант с сувениром, который обычно пылится на полке. Но я бы, конечно, советовал исходить из практичности.              — Из практичности? — переспросил Степнов, а в его взгляде проклюнулась скептичность. — Вы про ёршик?              — Да хоть про ёршик, — чужой скепсис его, кажется, даже по касательной не задел. — Но тут, конечно, я бы на твоем месте дважды подумал. Знаешь, это как с высокой кухней... только настоящий гурман оценит рождённую в муках идею с ёршиком, а какой-нибудь дилетант будет воротить свой породистый нос и требовать плевательницу из богемского стекла, — подмигнул.        Лёша на это как-то нервно рассмеялся.        Даже на мгновение это представил. Что именно? Вот он в квартире Сергея Николаевича. Только только спустился со стульчика, на котором вдохновлённо рассказывал стишок. А потом взял большую цветастую коробку с огроменным бантом и торжественно ее вручил, наблюдая, как мужчина справляется с лентами, разрывает упаковку и… обнаруживает розовый ёршик — почему розовый, непонятно, но для большей сюрреалистичности в самый раз. Где-то здесь на фоне должны прозвучать зрительские вздохи умиления, как в американских ситкомах, где заднеплановыми звуками показывали, где плакать, а где смеяться. А дальше короткое «The End» и титры.        Степнов тряхнул головой, силясь избавиться от столь складных бредовых кадров, поселившихся в голове. Тем временем позабытая сигарета в руках дотлела до фильтра и, обиженная невниманием, обожгла пальцы. Лёша сдавленно зашипел, выбрасывая её.              — Лучше бы требовал плевательницу, — пробормотал себе под нос Степнов. — Тогда бы не пришлось угадывать.              — Ну, ёршик найти попроще будет, чем плевательницу из богемского стекла, — и неожиданно протянул свою большую ладонь, которой мог бы прихлопнуть Степнова ещё в самом начале. — Марк.              — Алекс, — отозвался как-то на автомате Лёша, пожимая протянутую ладонь, в которой его собственная казалась по-девчачьи хрупкой и даже мелкой.        «Уже-не-совсем-незнакомец» к этому моменту закончил курить свою сигарету, забросив ее в ближайшую урну. Но после без паузы сразу достал вторую, закуривая. Не забыл даже протянуть Лёше пачку, угощая ещё одной — парнишка отказываться не стал, зажимая фильтр новой сигареты зубами и беря так же протянутую зажигалку.        И, пожалуй, только сейчас, повертев зажигалку в руках, Степнов обратил на неё внимание: прямоугольная, но не удлиненная, серебряная с чёрными матовыми металлическими вкраплениями, с крышкой и в левом углу красивая гравировка «Марк» — явно сделано на заказ.        Тут же кольнуло воспоминание о том, что у Сергея Николаевича как раз на днях поломалась зажигалка, с которой тот не расставался.       

«…я бы, конечно, советовал исходить из практичности.»

             — Может, зажигалку? — пробормотал себе под нос Лёша, размышляя вслух.              — М? Ты это о чем?              — Может, подарить зажигалку? — все ещё крутил ее в руках, так пока и не прикурив. — Вы где такую купили?              — Да здесь же, — кивнул Марк на торговый центр. — Тут мой знакомый работает. Такие поделки больше не делает, конечно, не по статусу. Но по старой дружбе может вполне.        Лёша тут же поник весь, замолчал, наконец, закуривая. А ведь он уже почти поверил, что нашёл выход, а в итоге опять пролетел, как фанера над Парижем.        И даже не заметил, как пристально наблюдал за ним его новый знакомый.              — У тебя такой вид, словно ты этого своего важного человека хоронить собрался, — заговорил Марк. — Ну, хочешь замолвлю за тебя словечко своему знакомому? Он тебе что-нибудь сваяет. Не ёршик, конечно, но... — развёл руками.              — А вы, правда, можете? — Лёша поднял неверящий взгляд на мужчину, который в его глазах стал всамделишным Дедом Морозом.              — Если бы не мог, не предложил, — просто сказал Марк. — Не вешай нос. Сейчас докурим и сходим.       

***

             И ведь и, правда, докурили и сходили. Знакомый Марка оказался солидным мужчиной в возрасте — Владислав Добрынинский, возможно, немногим старше Сергея Николаевича. Ещё года три назад он работал в ювелирной мастерской, а сейчас владел сетью таких вот мастерских, одна из которых была в этом торговом центре. И Степнову действительно повезло столкнуться с Марком, ибо именно в этот же день Добрынинский тоже оказался здесь — не иначе, как судьба, ну, или кто-то где-то решил, что хватит уже с Лёши неудач… хоть где-то ему должно было повезти, верно?        Как итог, Лёша с Добрынинским обсудили материалы: серебро и металлические вставки с полимерным покрытием под мрамор, дизайн и гравировку: «Сергею Николаевичу от Алекса», мелким шрифтом вдоль нижнего края. Добрынинский все рассчитал и сказал, что будет готово через пару дней. Так что, заплатив аванс, Степнов вышел из торгового центра окрылённым, даже холод, слякоть и грязный снег больше нисколько его не трогали, и оставался таким где-то с минуту, пока не вспомнил, что у него вообще-то скоро смена и он точно на неё опоздает, даже с учётом того, что клуб был через станцию — до метро ещё нужно было, в любом случае, добежать.              — Может, подбросить? — предложил всезнающий Марк, который точно в свободное время подрабатывал Дедом Морозом. — Тебе куда?        А Лёша… А что «Лёша»? В обычной ситуации, не опаздывая на смену, обязательно отказался бы — не было привычки разъезжать с малознакомыми людьми. Но сейчас отказываться не стал, втайне надеясь, что Марк своим присутствием продлит магию везения, которой, видимо, «надышал» на Лёшу. Так что, недолго думая, он назвал ему адрес клуба.              — Погоди… Ты из клуба Игоря что-ли?        Степнова просто парализовало. Он даже не нашёл в себе сил обернуться и переспросить — боялся получить лишнее подтверждение, что не ослышался. Поэтому просто застыл. А в голове крутилось, что все врут о том, что Москва большой город, ведь на поверку она очень маленькая.        Из клуба Игоря… Что?.. Откуда он…        Кое-какое облегчение вызывало лишь то, что не один Лёша оказался ошарашен этим фактом. Хотя не сказать, что Марк был ошарашен — удивился он лишь в первые секунды, а потом его выражение лица стало задумчивым, какое бывает у людей, которые пытаются припомнить, видели они человека или нет.        Однако плечи Лёши сковало напряжением.        Сложно объяснить, но его почему-то отчаянно не хотелось, чтобы его новый знакомый Марк оказался хоть как-то связан с его местом работы. Вряд ли бы они с ним встретились снова — именно так все выстроилось в голове Лёши, которому мужчина помог, но все равно оставался в роли просто прохожего — однако, даже несмотря на это, все равно не хотелось «связи с клубом Игоря Юрьевича». Этот случайно встреченный Марк не мелькнёт лишь в его жизни: он знаком с Сергеем Николаевичем, а ещё Степнову теперь совершенно точно придётся рассказать об этой встрече-столкновении своему верхнему. Дурацкое чувство… Как если бы ранее широкий и распахнутый мир стал вдруг скукоживаться. И вроде ничего такого Лёша ещё час назад не чувствовал. Но сейчас он испытывал именно что-то вроде этого, и это чувство… не было приятным, скорее уж, странным и будто бы неправильным. Ведь… что такого в том, если Марк будет знаком с тем же Игорем Юрьевичем или Сергеем Николаевичем? Не зря же существует теория шести рукопожатий. Согласно этой теории, каждый человек находится в шести знакомствах от любого жителя планеты: предположим, австралийского фермера или крестьянина с кофейной плантации в Никарагуа или французского президента. По правде говоря, сам Лёша не проверял это и не особо верил в подобное. Но… Марк с вполне мог быть знаком с тем же Игорем Юрьевичем или Сергеем Николаевичем — в конце концов, в жизни имели все шансы произойти ситуации позаковыристее. Вот только… все равно не хотелось. Уж лучше бы Марк остался обычным прохожим, чье имя бы исчезло из памяти уже через минут десять после прощания, когда они оба просто разошлись бы по своим делам.              — …эй, с тобой точно все порядке? — донёсся до него голос Марка, пробиваясь сквозь марево мыслей, как если у мужчины была какая-то суперсплсобность глушить своим голосом не только сторонние мысли, но даже тот хаос, что был в голове, возвращая внимание к себе.              — Со мной?.. — Лёша даже растерялся немного. — Со мной да… со мной все в порядке. Просто удивился немного… — что ни говори, а удивляться было чему, ведь работал Степнов не в самом обычном месте и даже представить не мог, что была вероятность так просто встретить того, кто знал его место работы и, судя по всему, знал довольно неплохо.        «Или… Марк тоже там работает?» — разум тут же уцепился за эту мысль, активно с энтузиазмом её развивая.        Кем он мог бы быть в клубе Игоря Юрьевича? Кем-то вроде Валентина? Лёша и правда хотя бы на миг представить Марка в роли тех мальчиков, которых заказывают себе клиенты вместо десертов, вот только… тот упрямо в этом амплуа не представлялся. Нет, даже на эти габариты и татуировки найдется свой любитель, но дело ведь не в них вовсе — что в самом этом человеке противилось подобному представлению. Юрист, как Александр? Нет уж. После разговоров о плевательницах и ёршиков для унитаза… первый же клиент подал бы на него в суд. Миша бы точно не выдержал кого-то такого среди официантов — он и самого Степнова-то с трудом переносит. Если бы Марк был барменом, они бы точно уже были знакомы. Какая-нибудь руководящая должность? Тоже вряд ли — галстук и пиджак этому человеку не подошли, а в борцовке и татуировках было бы не солидно. Так что… наверное, только спонсор какой-то. Впрочем, то, что Марк знает Игоря Юрьевича, никак не гарантировало, что он работает в клубе. А что? Вдруг он вообще клиент? Один из любителей милых мальчиков… хотя насчёт «милых мальчиков» уверенности никакой, но Валентин бы ему понравился точно — тот вообще всем нравился, чего Лёша понять не мог, испытывая конкретно с тем длинноволосым лишь напряжение… ну, не ладили они!              — Новенький, получается? — спросил тем временем Марк, насилу возвращая парня в реальность.        Простой вопрос.        Точнее, он должен был быть таковым. Вот только… что-то изменилось. И это «что-то» было не в заданном вопросе, а в том, как он прозвучал и как Марк посмотрел на парня — контраст оказался настолько внезапным и сильным, будто удар поддых.        «Новенький, получается?» — если раньше голос нового знакомого пугающей наружности звучал неожиданной простой и отдавал теплом, то именно этот вопрос прозвучал с холодным безразличием, из-за чего создавалось ощущение, что ответ ему не был важен, словно спросил просто «для галочки». Но главнее все же был его взгляд.        Неужели… он подумал, что Лёша работает в клубе шлюхой?.. Хотя нет, «шлюхами» работников называть не принято. В клубе Игоря Юрьевича их называли «мальчиками Игоря Юрьевича» — это название звучало гораздо вежливее, хотя заложенный смысл особо не менялся, оставаясь тем же. Степнов не был мальчиком Игоря Юрьевича и не хотел им становиться. Но важно ли это?..        Марк смотрел не на Лёшу, а сквозь него, словно сам прозвучавший вопрос, ответ на который был уже не особо-то и важен, вычеркнул парня из этой вселенной, как если бы его и не было в ней никогда. Степнов ощутил себя существом другого вида или порядка. И вроде и так понятно, что они с Марком — люди разных весовых категорий, причём, во всех смыслах, какие только могли быть. Но сейчас… сейчас Лёша будто бы потерял и статус «человека», обратившись улиткой или тараканом, которых на улице даже не замечают, проходя мимо. Не то, что парень был обидчивым, слишком чувствительным или не привыкшим к чему-то подобному… нет, в его жизни случалось много всякого, к тому же, отношения с теми же сокурсниками так и не наладились, да и в детстве сверстники травили. Так что подобное не должно было задеть сильно. Но… Честно? Обидно. До чёртиков обидно.        Да, Марк ему помог. Однако он был прохожим, простым прохожим. И столкновение с ним — не более, чем случайность. Но даже так, Лёше почему-то отчаянно не нравилось быть вычеркнутым, наоборот, ему хотелось вернуться обратно в ту дурацкую вселенную, где еще совсем недавно неплохо шутилось про ёршики для унитаза и плевательницы из богемского стекла — это отчего-то сейчас было гораздо важнее, чем возможное опоздание на смену, настолько важнее, что Степнов так пока и не сделал ни одного шага вперёд к стоянке, где, видимо, припарковался Марк, который тоже был вынужден остановиться.              — Забыл что-то?              — Я не… — ни «шлюха», ни более вежливое «мальчик Игоря Юрьевича» произнести не получалось.        Лёша не должен оправдываться, что-то объяснять или доказывать. Было глупо, да и как такового смысла не имело. Но ему лично это казалось нужным, необходимым, что восстановить своё право на существование в этой вселенной.        Лёша гулко сглотнул. Язык скользнул по пересохшим и чуть потрескавшимся от мороза губам.              — За баром…              — Чего? Ты о чем? — Марк не смог ухватить рваные высказывания Степнова и сплести из них что-нибудь осмысленное.              — Я работаю за баром, — наконец, сказал. — Просто вы могли подумать, что я… — запнулся Лёша, сглатывая очередной, взявшийся из ниоткуда, ком в горле. — …один из мальчиков, — это прозвучало выдавленно, с трудом. — Но…              — Я понял, — перебил его Марк. — Ты прости уж. Как-то забыл, что там и бармены водятся, — весело хмыкнул.        Лёша едва слышно выдохнул. И в этом его выдохе отчётливо различалось облегчение.        Все-таки ему удалось вернуться в ту вселенную, где еще совсем недавно неплохо шутилось про ёршики для унитаза и плевательницы из богемского стекла. Он больше не лишний, а самый, что ни на есть, действительно существующий.        И так минут через пять они оказались в машине.        У Марка был джип. Причём, такой же огромный, как сам Марк. И колёса у него тоже были внушительные — такой, казалось, проедет, где угодно, а если дороги нет, то сам ее проложит. Наверное, какие-то доморощенные психологи обязательно тут бы со знанием дела заявили, что так Марк отчаянно пытается компенсировать свои комплексы. Но лично Лёша никакого отчаяния у того не чувствовал, комплекс не находил, по крайней мере, тех, которых стоило бы компенсировать большим джипом с такими же большими колёсами. Нет, здесь и сейчас был тот самый исключительный случай, когда машина идеально подходила своему владельцу, словно они были созданы самой судьбой.              — Ну, и как же угораздило тебя стать барменом в клубе Игоря? — спросил Марк сразу, как только завёл мотор.        Этот вопрос сложный. Гораздо более сложнее, чем: «Новенький, получается?».        История не была короткой. Слишком много событий, дурацких и не очень, привели к тому, что Степнов стал барменом, ещё больше событий было только в истории, в финале которой он стал нижним Сергея Николаевича. Но вряд ли стоило все это рассказывать в мельчайших подробностях, верно?              — Просто нужна была работа, — пожал плечами Лёша.              — И ты моргнул и стал работать на сутенера? — Марк усмехнулся. — Видать, не хило припекло.              — Вы мораль читать собрались? — огрызнулся Лёша, хотя и не хотел этого, само вышло, прямо как с кошками, что шипят, если наступить им на хвост.              — А я прям так похож на оплот морали и нравственности? — Марк почему-то развеселился только больше, словно Степнов тут со стенд-апом выступал, не иначе.        Нет. Марк был похож на неправильного Деда Мороза в татуировках. Никак не на оплот морали и нравственности.        Просто… а что ещё мог ему сказать человек, имевший больше прожитого за спиной и стабильную обеспеченную жизнь, касательно нынешней работы Степнова? Тут уж никакую роль не играли татуировки или ещё что. Осуждение и нравоучения — единственные варианты. А ему только их сейчас будто бы не хватало.                    — Я не знаю, что там у тебя было «до». А значит, и не мне судить, — продолжил тем временем Марк. — Считай это простым любопытством.        Лёша растеряно хлопнул глазами.        Однако что-то ещё, даже если вдруг хотел, мужчина сказать не успел — на весь салон зазвонил телефон. Марк ответил не сразу: ему пришлось потратить некоторое время, хлопая по карману в поисках телефона. Однако на звонок ответить все же успел.              — И тебе не хворать, — вместо приветствия неизвестному собеседнику.        Степнов отвернулся к окну. Не то, что ему было неловко присутствовать при чужом разговоре. Скорее, это была самая малость, что мог сделать — уменьшить ощущение своего присутствия, чтобы не причинять неудобства.        За окном тем временем снова пошёл снег. Белые мушки рассекали воздух, оседали на стекле, дворники же их безжалостно сметали — Лёше не нравились такие «мушки», больше по душе были большие хлопья. Даже интересно… будут ли такие хлопья на сам Новый год? Было бы здорово…              — Да я немного задержался. Что-то типа внештатной ситуации, — Марк тем временем продолжал разговор, благо за дорогой следить сейчас нужно было не особо сильно — встали в пробку. — Да, думаю, буду примерно минут через двадцать, — сказал он. — Да, давай. На месте обсудим.        И на этом моменте разговор завершился.        Белые мушки все ещё раздражающе бесновались за окном.        Лёша осторожно оглянулся на Марка. Тот же в ответ не обернулся — да и с чего бы? — просто смотрел на дорогу, может, думал о чем-то. Мужчина больше ничего не спрашивал, а Лёша не планировал вдаваться в подробности о том, как все пришло к тому, где он работал. Хотя… ему и хотелось узнать, откуда именно Марк знал Игоря Юрьевича, однако все равно не стал задавать никаких вопросов — глупо что-то спрашивать, если сам совсем недавно отказался отвечать. Возможно, радио или какая-нибудь музыка могла бы заполнить тишину, но владелец машины даже не попытался что-то такое включить.        Молчание Лёше не нравилось: оно не было комфортным, скорее уж, натянутым, давящим. Вопросы, которые хотелось задать, буквально чесались на языке, но… Степнов сдержался. Он ничего не спросил. Ничего не сказал. Лишь позволял себе воровато, украдкой время от времени поглядывать на водителя.        Дорога до клуба заняла в итоге от силы минут тридцать — могло бы и меньше, но они застряли в небольшой пробке по пути. Машина припарковалась у клуба, прямо рядом с машиной начальства — там всегда оставляли пару мест для важных «гостей».              — Ну, что, бармен? Пошли? — обратился к нему Марк, заглушая мотор.       

***

             «Праздник к нам приходит» — именно так поётся в знаменитой песенке. Здесь она не играла, как и в торговых центрах, хотя было бы забавно. Однако этот самый праздник, наступающий на пятки, не обошёл и клуб стороной. Его уже украсили. Даже ёлку поставили, правда, установили ее в самый угол из-за чего та оставалась практически незаметной, если не знать, куда смотреть, но она была, да. Имелись и гирлянды, которые тоже, пусть и наличествовали, но центром внимания не становились, как и ёлочные подсвечники на столах. Главными украшениями клуба, как ни странно, стали именно работники. Например, те же официанты и бармены все поголовно были в шапочках Деда мороза, а ещё у каждого имелась специальная бабочка праздничной расцветки — у Степнова тоже все это было, дожидалось в его личном шкафчике в комнате для персонала. «Мальчики-Игоря-Юрьевича» тоже приоделись, правда, единой униформы не было у них, однако все равно празднично. Тот же Валентин сегодня, к примеру, щеголял в ярко алом костюме: и пусть все стратегические места были прикрыты, да и обнаженной кожи было почти не видно, но отчего-то все выглядело все равно будто бы на грани фола — возможно, все дело было вовсе не в одежде, скорее, он сам всегда был на грани фола… такой уж человек.        Лёша с Марком, к слову, должны были разделиться сразу, как только вошли в клуб. Но этого не случилось — Марк попросил проводить его до кабинета. И пусть подобное не входило в обязанности Степнова, он не отказался, ведь… «клиент всегда прав», к тому же, это было не сложно.        Вскоре они уже были у дверей нужного кабинета.        Вежливый стук. Короткое и приглушённое «войдите» с какой-то странной интонацией в ответ. После чего Лёша открывает дверь, пропуская Марка вперёд.        Степнову не нужно было заходить внутрь — никакой прямой необходимости. Запустив в кабинет Марка, он мог просто уйти и приступить к своим прямым. А что? Проводил ведь? Проводил. Но… Лёша зашёл внутрь мгновением позже Марка. И это произошло больше по какой-то инерции, чем осознанно.        Первый, на ком сфокусировался взгляд — Сергей Николаевич, сидящий на диване с документами. Взгляд Лёши уже, будто бы выдрессированный, сам находил его без каких-либо подсказок. Сергей Николаевич к этому моменту как раз отвлёкся от документов, видимо, среагировав на стук.        Их взгляды пересеклись. И если по Марку глаза мужчины лишь скользнули, то на Лёше они остановились. Бровь вопросительно приподнялась, знаменуя безмолвный вопрос — Степнов хотел было покаянно опустить голову, но…              — М-м-м… а-ах!..        Лёша дёрнулся. Его будто ударило током — высоковольтный разряд пронёсся вдоль всего позвоночника, от шеи до поясницы.        Степнов даже не сразу понял, что именно услышал. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы во всем разобраться, а ещё… обернуться на звук.        Именно тогда он и увидел Александра. Тот сидел спиной ко входу на коленях Игоря Юрьевича. Чёрная рубашка оказалась спущена до локтей, обнажая плечи и шею, в которую как раз впились зубы Игоря Юрьевича — чуть выше наливался красками свежий засос. Александр прогнулся в пояснице аккурат под аккомпанемент собственного стона, лопатки дрогнули — под кожей проступили позвонки, причём, настолько отчётливо, что захотелось дотронуться, даже кончики пальцев задрожали, а ещё… ещё хотелось полностью избавиться от его чёрной рубашки, которая мешала увидеть все целиком.        Казалось бы, со спины так и не скажешь, Александр это или нет, но Степнов знал, что это именно он и никто другой — таким мог быть лишь он, и это… нет, «нечестно» не подходило даже близко, скорее уж, «преступно» и «бесчеловечно». А ещё Лёша знал, что должен был отвернуться, но как раз это сделать не получалось — взгляд будто примагнитило к тому месту, где зубы смыкались на коже, а в голове белый шум без единой связной мысли. Да что там «отвернуться»… У него даже сделать вдох нормально не получалось: тело будто бы разучилось, с чего-то вдруг решив, что способно запросто функционировать без кислорода.              — Какой радушный приём… — именно насмешливый голос Марка отрезвил и буквально вынудил парня сделать запоздалый вдох, благо, до него, похоже, сейчас никому не было никакого дела, казалось, даже если бы и впрямь по глупости своей задохнулся, никто бы и бровью не повёл. — Или это такой способ мне показать, что еще хватает силёнок держаться в седле?                    — В седле? — фыркнул Игорь Юрьевич в ответ, в то время как Александр Юрьевич воистину по-кошачьи соскользнул с его колен и, даже не попытавшись застегнуть рубашку, направился к выходу из кабинета, успев находу по-хулигански беззастенчиво подмигнуть то ли Марку, то ли Лёше, то ли обоим сразу. — Где только нахвататься успел…              — Да вот недавно был марафон ковбойских фильмов, — отозвался мужчина. — Культурно просвещаюсь.        Крепкое рукопожатие стало естественным продолжением.        Лёша же невольно поймал себя на совершенно дурацкой мысли, что на фоне Марка Игорь Юрьевич выглядел каким-то уж слишком непримечательным, даже неказистым. А ведь еще не так давно, когда Степнов стоял на вытяжку перед ним, тот ему казался наредкость впечатляющим и пугающим, как и положено начальнику всех начальников. Сейчас же парнишка с удивлением отметил невысокий рост, небольшой возрастной жирок в области живота, как символ сытной и безбедной жизни, который не мог скрыть даже костюм сшитый на заказ и стоивший целое состояние, неприметные залысины на висках, морщины тронувшие в прошлом волевое лицо… рядом с Марком, пожимая его по-медвежьи большую ладонь, Игорь Юрьевич оказался… до странного обычным, без каких-либо особенностей — Лёше даже пришлось проморгаться, чтобы принять тот факт, что ему ничего не почудилось.              — …ксей, — донеслось до Степнова, чей взгляд застыл на мужчинах, рукопожатие было уже расцеплено. — Алексей, — голос Сергея Николаевича холодный и резкий, как отрезвляющая пощёчина.        Лёша содрогнулся.        Его как будто ледяной водой окатили с ног до головы от этого «Алексей». И, словно бы этого было мало, промокшего выставили на улицу, прямо под то буйство белых мушек, заставляя его застыть в самом буквальном из смыслов.        Нашёл в себе силы лишь на то, чтобы опустить голову. Пока внутри тлело понимание того, что где-то Лёша ошибся — будто само прозвучавшее «Алексей» и стало подсказкой о наличии ошибки.              — Возвращайся к работе, — это все, что сказал ему Сергей Николаевич.        Фоном Лёша слышал голос Марка — тот говорил что-то то ли Игорю Юрьевичу, то ли Сергею Николаевичу. Но расслышать не получалось. «Возвращайся к работе» словно бы перекрыло все. Степнов подчинился и из кабинета вышел буквально на ватных ногах, опустив голову, даже не оглянувшись.        Как дошёл до барной стойки в памяти практически не отпечаталось. Зато в подкорку въелись обнаженные ключицы, о которые, казалось, можно порезаться, если дотронуться, и засос над правой — пока Лёша был в кабинете, Александр уже успел добраться до стойки и сделать заказ.        Степнов гулко сглотнул.              — Ну, рассказывай, — заговорил Александр, так и не застегнувший свою рубашку даже на половину. — Как занесло в компанию к Марку?              — К Марку?..              — Да-да. Я о том большом дяденьке с марафоном ковбойских фильмов, — отпил немного из какого-то люминесцентного коктейля, который успел заказать.              — А… это случайно все…              — Ну, да, конечно, — в голосе отчётливо слышался скепсис. — Поскользнулся на банановой кожуре, очнулся, гипс? Серьезно рассчитываешь, что поверю?              — Но это правда, — возразил Степнов, стараясь смотреть куда угодно, но не на Александра. — Я подбирал подарок Сергею Николаевичу. Вышел перекурить, а сигареты кончились… Вот я и стрельнул у него… ну, у Марка.              — Прямо судьбоносная встреча, — присвистнул Каверин. — Может, на тебя та гадалка все же надышала, м?              — Что?              — Ну, как что… визитку под хрустальным шаром, Сергей Николаевич на голубом вертолете, а теперь вот случайно стрельнул сигарету не у кого-нибудь, а у целого Марка, — подцепив длинными пальцами трубочку и описал ею круг в люминесцентном напитке, из-за чего подтаявшие кубики льда на дне пришли в движение. — Не думал купить лотерейный билет? Кажется, самое время…              — Вообще-то было время, покупал, — это не было чем-то, что Лёша считал постыдным, скорее, просто являлось свидетельством того, что ему остро нужны были деньги и он надеялся на те, которые назывались «легкими». — Ни разу не выиграл.              — Странно… — протянул Александр. — Тогда… может, ты проклят? — выдвинул ещё одну гипотезу.              — Проклят? — переспросил Степнов, хотя до того, как сошёлся с Сергеем Николаевичем, был как раз-таки в этом почти убеждён.              — Ну-у-у… допустим, тебе постоянно не везло. Но… что если везение сейчас лишь путь к ещё большему невезению. Что думаешь? — вполне говорил серьезно, да только глаза его смеялись.              — Ты опять за своё, — вздохнул Лёша, покачав головой.        А после зашёл за стойку, ведь работу никто не отменял. Да и пора бы уже собраться, а то самого раздражало собственное «подвисание». На Каверина он все так же старался не смотреть.        Александр так и остался за стойкой.              — Сможешь повторить? — постучал пальцем по бокалу.              — А как он называется? — Лёша только учился ещё и не на всех коктейлях набил руку, но получалось уже явно лучше, чем в самом начале.              — Шестьдесят девять, — отозвался Каверин. — По заветам Камасутры, как говорится.        Лёша заглянул в шпаргалку, коей были заметки в телефоне.        Там такой коктейль, конечно же, был. И если верить рецептуре, смешать его не было чем-то сложным: семьдесят пять миллилитров сухого джина, пятнадцать миллилитров сухого вермута, пять миллилитров абсента, долька лимона. Однако учитывая этого, «лонг» явно не получится, а значит, Александр заказал нечто, «подправив» рецептуру, что только все усложняло.        Лёша в явно замешательстве взъерошил свои волосы, пытаясь понять, как выйти из положения.              — Просто возьми большой бокал и утрой все, — подсказал ему Александр, неожиданно перегнувшийся через стойку, причём, подсказку дал исключительно шепотом, прямо как школьник на уроке, словно рядом был какой-то строгий учитель, который мог поймать на горячем.        Щеки Лёши невольно порозовели. Но произошло это не столько из-за близости Каверина, хотя и не без этого, сколько из-за того, что от мужчины концентрированно пахло табаком, алкоголем, дорогим парфюмом, сексом и… Игорем Юрьевичем. Сам по себе, такой коктейль ароматов смущать не должен был, но было что-то ещё, флёр чего-то, что обращало Александра в нечто постыдное и невероятное смущающее, раз одного короткого вдоха хватило, чтобы кожу обдало жаром.        Степнову оставалось лишь сдавленно кивнуть и приступить к работе.              — Ты так забавно смущаешься… — протянул Александр, с цепкой и какой-то лукавой внимательностью наблюдающий за ним.              — Ты себя в зеркало видел? — огрызнулся несерьёзно Лёша. — Тут бы и святой смутился, — проворчал с лёгким флёром обиды.              — Тебя послушать, так я должен воспламенится, если перешагну порог церкви, — хмыкнул Каверин.              — А ты проверял? — парировал Лёша. — Я б на твоём месте не рисковал.              — Ну, до моего места ещё дорасти надо, котёнок, — его голос звучал беззлобной насмешливостью. — Лучше скажи, с Сергеем уже запланировали что на праздники?        «Праздник к нам приходит» — именно так поётся в знаменитой песенке. Торговые центры, улицы, площади, даже клуб — все было украшено и буквально пульсировало, дышало праздничным настроением, всей этой елочной кутерьмой и огоньковым хаосом, замотанным в мишуру и гирлянды. И вопрос «Уже запланировали что на праздники?» самый обычный — эдакая часть предпраздничной рутины, буквально входит в «топ-3» вопросов в этот период.        Однако Степнов все равно замер на пару секунд.        Запланировали ли они что-нибудь на праздники? Нет. Сергей Николаевич не начинал такого разговора, а Лёша об этом как-то не думал, ибо и без того в голове слишком много мыслей. Да и с чего бы ему думать? Степнов как-то никогда особо не праздновал Новый год. Да, были вписки, на утро после которых при всем желании не получалось вспомнить то, что было накануне, однако это почему-то «празднованием» не считалось — у него было своё идеальное видение того, как хотелось бы отпраздновать, сложенное благодаря зарубежным семейным фильмам, но воплотить подобное было за гранью фантастики, поэтому и получалось так, что не праздновал. И, казалось бы, что раз уж прозвучавший вопрос входил в «топ-3», то Лёша имел все права и возможности задать его Сергею Николаевичу, но он почему-то об этом даже не подумал. Собственно, оттого и оказался застигнут врасплох сейчас. Хотя… если даже мысли о том, чтобы спросить что-то такое и проскользнули бы в его голове, вряд ли бы Степнов сделал бы это в итоге. Нет, нельзя сказать, что Сергей Николаевич загнал его в такие жесткие рамки, где даже один единственный вопрос задать запрещено, тем более, никто и никуда его не загонял, Лёша сам на все согласился. Однако даже так… не получалось представить, как бы он спросил о планах. В воображении все выглядело как-то глупо и совершенно несуразно.              — Нет, — ответил честно, возвращаясь к коктейлю, отмеряя нужное количество сухого вермута. — Мы… мы ещё не говорили об этом, — продолжил он. — Не было времени, — походило на какое-то жалкое оправдание. — Наверное, не будем праздновать. У меня тридцать первого смена.              — Ты говоришь ужасно скучные вещи, — сказал на это Александр. — Я уже думал, вы планируете что-то грандиозное…        Именно в этот момент Лёша поставил перед Кавериным его заказ.       

***

             Выпив второй коктейль, Александр пожелал удачи и куда-то ушёл — задерживать его Лёша не стал, да что там… даже ответно удачи пожелать не успел, ему ведь именно в этот момент один из официантов принес целый список коктейлей за столик, что в глубине зала. Что сказать? Работу никто не отменял.        Вот только в голове время от времени звучало голосом Александра: «…с Сергеем уже запланировали что на праздники?».        Степнов знал, какие главные составляющие праздника, хоть сам мало что праздновал. Подарки тоже в «список-чего-то-обязательного». И Лёша даже решил проблему с подарком. Но про «планы» он не думал, а теперь в голове ещё невольно закрадывалась мысль о том, подарит ли ему Сергей Николаевич что-нибудь. Нет, Лёша не ждал подарки на праздники — в детстве ещё такое было, потом вырос и как установилось в голове, что подарки ему дарить, конечно, могут, но, на самом деле, это не нечто обязательное. И, разумеется, когда он сам дарил кому-то подарок, он не делал это с расчётом на что-то в ответ. Поэтому мысль про «подарит ли ему Сергей Николаевич что-нибудь» была странной и непривычной, однако любопытство уже ворочалось внутри.              — Одну «Кровавую Мэри», пожалуйста, — к стойке подошёл очередной клиент.        Но не успел Лёша приступить к приготовлению коктейля, как…              — Тебя Сергей Николаевич к себе вызывает, — сказал Юра, один из трёх барменов, которые сегодня вместе со Степновым были на смене. — Иди. Я подменю тебя.