Льдина

Спать полноценно удаётся далеко не каждому. Обязательно найдётся привереда, которой неудобно лежать или понадобится полная тишина. Кэйа никогда не был придирчив ко всему этому и просто спал. Конечно, иногда он не мог заснуть. Причины тому разные. Он мог засыпать по-разному — как мимолётно, так и по нескольку часов. Кэйа всегда спит. Вот только его индивидуальные издевательства над собой — так это кошмары. Что бы капитан кавалерии ни делал днём, насколько бы хорошее настроение у него не было и как бы удачлив ни был день, ночью сны показывают то, чего он никогда не видел. Они показывают ему то, о чём он поразмышляет и быстро забудет, ведь он к этому привык. Но сегодняшняя ночь выбила его из колеи. Сегодняшняя ночь решила испытать Кэйю на прочность. Как морально, так и физически. В какой-то момент он открыл глаз. Просто, ни с того ни с сего. За окном всё ещё было темно. Немного потупив и полежав неподвижно, Кэйа взглянул на часы. Вообще, смотреть, сколько времени, когда ты неожиданно просыпаешься ночью нельзя, так как биологические часы будут работать по-другому, и это, в принципе, вредно, но Кэйе было не до этого. Ему просто нужно было посмотреть, сколько осталось до утра. Часы ничего не показывали. Странно… Кэйа приглянулся и всё равно ничего не увидел. Тогда он попытался взять часы. Они почему-то оказались дальше, чем нужно, и пришлось вытянуть руку. Поднеся к себе часы, парень снова всмотрелся. Глаз ведь привык к темноте, верно? Так почему на часах опять ничего нельзя было разглядеть? Кэйа положил вещь на место и снова лёг. Стал вглядываться перед собой. Тишина. И он будто один. Он последний, кто остался из них. Из кого? Кэйа обернулся к окну. С улицы едва слышно затявкала собака. Лёг обратно. Собака продолжала тявкать. Она была единственная, кто разбавлял звенящую тишину в комнате. Не было слышно даже часов. Они будто не работали, или просто были беззвучными. Над парнем что-то зашелестело. Перестало. И снова тишина. Впервые было не по себе от того, что не выла метель. Без неё атмосфера царила гнетущая. В коридоре скрипнул пол. Там кто-то ходит? Кэйа, видимо, постепенно привыкал к тишине и соответственно начинал слышать очень далёкие звуки. Хотя всё происходило только в этой комнате. «Это твой шанс. Ты…» Кэйа перевернулся на бок. В коридоре снова что-то скрипнуло, на этот раз громче. Реально кто-то ходит… Ходит и не показывается. Вдруг скрип уже в этой комнате, и его отчётливо слышно за кроватью, где-то в центре комнаты. Кэйа замер. Может, проверить? Вдруг тут кто-то есть? Неожиданно взгляд Кэйи падает на пол рядом с дверью. Валялось что-то длинное, тёмное… Тонкое, похожее на платок. Он торчал из плотно закрытой двери и продолжался за пределами поля зрения. Кэйа прищурился. Что это? Реально платок? Цвет пола такой? Что-то жидкое? Интерес возрастал. Перевернувшись на спину, Кэйа попытался разглядеть пол на другой стороне. Но кровать была большая, и пуховое одеяло тоже. Вернув взгляд в угол, Кэйа уже начал привставать. Глаз сфокусировался на угол и распознал высокую тень в шторах. Сердце ушло в пятки. Замерев, Кэйа приглянулся лучше, чтоб убедиться в наличии тени. Но из-за темноты всё расплывалось, и каждую секунду было то ясно, не нет, что это всё-таки. Медленно ложась обратно, Кэйа старался больше не смотреть в угол, в надежде, что ему показалось и что после того, как он ляжет, тень плюнет и уйдёт. Только он лёг, сразу стало не по себе. Ощущая присутствие чего-либо в этом грёбаном углу, Кэйе стало боязливо лежать на спине, и он отвернулся, укрывшись также одеялом. В детстве помогало, кстати. Сейчас тоже сработало. Понимая, что так его точно (прямо чистая правда!) никто не будет трогать, Кэйа снова вгляделся в пол. На этот раз платок вышел из чата, и Кэйа начал утверждаться, что это всё-таки жидкость. Она была такая же темная. Это же не то, что первое пришло в голову? Вот от того, что первое пришло в голову, Кэйа снова вспомнил про тень и засуетился. Даже с такой-то защитой он начинал чувствовать опасность и слежку. Кэйа привстал. Рядом с тенью, оказывается, тоже была жидкость. Причем неподалеку от неё, за кроватью, была видна не просто жидкость, а целая лужа. По спине пробежали мурашки. Вглядываясь в тень, Кэйа будто разговаривал с ней с испугом шепча: «Проваливай». Но та, как назло, всё ещё была в углу и пыталась слиться со шторкой… Кэйа снова лёг. Нужно встать и посмотреть получше, но страшно ведь. Кто знает, вдруг эта тварина сразу накинется? Предположения ни к чему не приведут. Кэйа стал ёжиться на месте — встать или нет. Он медленно сел, взял в охапку всё одеяло и укутался с головой. Идти без защиты было крайне опасно, пришлось использовать, что было. Коснувшись пальцами пола, Кэйа наконец полностью встаёт на ноги. Замирает. Ещё рано. Тень, видимо, не шевельнулась, и Кэйа с опаской поворачивает голову. Все ожидания, которые у него были, оправдались. Это была жидкость, она всё ещё тёмная, но то это или нет неизвестно: темнота не стала вскрывать правду. Кэйа сделал первый шаг. Медленно и максимально тихо. Второй. Показалась часть лужи. Неужели она настолько широкая? Тень стояла всё так же неподвижно. Кэйа полностью вышел из-за кровати. А как только он вгляделся в лужу, то смог различить… Человека. Кэйа затаил дыхание. Лежачий человек. В тёмной луже. Все догадки уже нельзя было выкинуть из головы, и Кэйа с испугом пилил взглядом этот ужас. Тень убила человека? Тогда почему оставила Кэйю в живых? Его же прикончить намного легче. Пока он смотрел на человека, всплывали ещё вопросы, однако одна подозрительная мысль влетела в голову. Человек был знакомым. Чтоб убедиться в своей ещё одной догадке, более серьёзной и страшной, нужно подойти ближе. Если нужно подойти ближе… Кэйа дрогнул. Он совершенно не хотел подходить к этому месту. А вдруг на этот раз тень точно накинется? Чем ближе, тем опаснее, ведь расстояние будет минимальным, и, не дай Бог, получится разглядеть что-то ещё. Кэйа снова засуетился и столкнулся с парадоксом. Отступать поздно. Идти вперед опасно. Да и надо ли это? Вдруг это всё просто прикол такой? Кэйа сделал шаг. Раз. Скрипнула половица, и Кэйа замер. Снова сделал шаг. Два. Одеяло зашелестело, скользя по поверхности. Три. И тут Кэйа смог разглядеть вообще всё. Не только мрачнее некуда тень в углу, словно она являлась входом в вечную пустоту. Слабый свет из окна озарил худощавого парня в до невозможности знакомом сюртуке и раскинутыми в разные стороны, слипшимися алыми локонами. Кэйа едва слышно что-то ахнул дрогнувшим голосом. Это уже слишком… С языка чуть не соскочило имя жертвы, но Кэйа вовремя осёкся, после чего начал нервно переминаться с ноги на ногу. Человек лежал неподвижно, его руки лежали над головой, одна из тыльных сторон кисти тонула в луже. Волосы тоже были там же, намного светлее, чем сама жидкость. Кэйа решил напрячь себя тем фактом, что именно венозная кровь очень тёмная. Такая же тёмная, как и лужа. Неужто парня угораздило в самое слабое место? Тогда не удивительно, почему… — Он мёртв? Кэйа прошептал эту фразу и сам того не заметил. Затаив дыхание и ругая самого себя, как знатно он сейчас накосячил, парень обернулся к углу. Тень не подавала никаких признаков жизни точно также, как и тело человека. Оценив бездействие, взгляд Кэйи снова возвращается к человеку. Так он мёртв? Это выглядело слишком жутко. Слишком страшно. Кэйа от безысходности начинал внушать себе невозможное, а именно, что это не этот человек, это неправда. Всё, что сейчас происходит, в принципе, ложь. Он не может умереть просто так! Не может! Он не может его бросить! Кэйа задрожал при мысли, что он единственный, кто остался в живых в поместье. Даже самое последнее, бесценное, что у него оставалось, также исчезло. Теперь он точно один. Не веря происходящему, мыслям, себе, Кэйа чувствует, как сердце разгоняется до неприятной долбёжки в уши. Пробуждается непреодолимое желание опуститься и притронуться к телу, сказать что-то на прощание, разреветься — всё что угодно. Но он должен взаимодействовать с ним. Из Кэйи в последний момент вырывается негромкое восклицание, имя жертвы, имя бесценного, имя последнего, и он убирает руки, одеяло спадает. Кэйа только вытягивает руки, уже почти приготовясь падать, как тень из угла резко оказывается уже не на своём месте. Последнее, что Кэйа почувствовал, это тень в себе. Последнее, что Кэйа увидел, это как его наполовину поглотил мрак меньше, чем за долю секунды. Последнее, что Кэйа услышал, это резкий и невыносимо оглушительный дикий рёв, и какое-то шипение и писк, словно в сломанных телевизорах. Последнее, что Кэйа испытал, это испуг. От неожиданности и резкости. В следующую секунду он открыл глаз.

* * *

По телу пробежала просто сумасшедшая дрожь, такая, что тело аж отпрыгнуло от кровати. Кэйа, ещё не окончательно подключившийся к реальности, не слышал собственный крик и резко встаёт. Где-то в районе солнечного сплетения больно кольнуло. Только спустя секунду Кэйа вспомнил, что там у него ранение. Жадно глотая ртом воздух, парень сжимает в одной руке покрывало, а в другой блузку на месте боли. Сердце бешено билось от испуга. «Никто не умер и на меня никто не накинулся; это был всего лишь долбанный кошмар!!!» Парень никак не мог отойти от испуга. Нападение тени было крайне внезапным и до жути громким. Неужто это мозг в очередной раз посчитал важным разбудить в самый пикантный момент? От темноты уже тошнило, и Кэйа, нащупав верёвку, дёрнул, лампа включилась. Свет был не сильно раздражающим, так что Кэйа особо не щурился. Краем глаза он заметил чистый пол. Ни единого намёка на жидкость! Кэйю это взбесило, и он глянул в угол. Как следовало ожидать, тени там тоже не было. В комнате вообще было всё на месте и вовсе не тихо. Наоборот, лампа еле слышно жужжала, за окном было отдалённо слышно дорогу, и даже метель ещё буйствовала. Звуки были, атмосфера не враждебная точно и… Кэйа выкинул из головы почти все факторы произошедшего, но почему-то одна деталь не собиралась оставаться в стороне. Всё было настолько реалистично, что Кэйа вдруг запаниковал из-за мёртвого человека.

«Он всё ещё мёртв. И ты это уже не проверишь. Но это правда. Почему? Потому.»

Альберих был не в силах контролировать свои мысли и искать опровержение этого факта, поэтому последствия от испуга ухудшили его состояние. Рана заболела ещё сильнее, дышать давалось с трудом. Мысль о том, что он один, и ничего не может сделать, заставило кожу вокруг глаз нагреться и тоже заколоть. Кэйа обхватил рану второй рукой и согнулся, попытался глубоко вдохнуть. Не получилось. Кэйа медленно выпрямился обратно. Он не может дышать. Это напугало сильнее нападения тени. И теперь в голове витали мысли не только о мёртвой персоне, но и о том, что Кэйа сейчас задохнётся и точно сдохнет. «Нет, нет, нет, нет, вдохни, пожалуйста, сейчас, прямо сейчас, сейчас… Страшно. Что делать? Пожалуйста, вдохни, это неприятно…» Это не просто неприятно, это невыносимо. Кэйа инстинктивно схватился за грудь и задрожал. Потом раскрыл одеяло и сел на край. Забегал глазами. Что он ищет? Ему ничего не поможет. Он даже успокоиться не может. Нехватка воздуха просто обезнадёживает и колбасит сердце, чтоб оно окончательно взорвалось. И ведь только началось, а уже хотелось, как бы это поскорее закончилось. Хоть на колени вставай и молись, молись… Дверь в комнату неожиданно открывается. — Кэйа? Альберих снова подпрыгнул. «А можно, блин, стучаться, пожалуйста?!» Вслух он это, конечно, не сказал, но проклинал это действие достаточно долго. Его прервал звук шагов, который молниеносно приближался к нему. Параллельно посыпались вопросы: — Что случилось? Помочь? Что-то болит? Кэйа оборачивается, и в этот момент рядом с ним оказывается Дилюк. — Где?

«Живой что ли? Очуметь. Реально.»

Ах да, Кэйа же заорал сразу после того, как проснулся. Теперь-то ясно, почему парень так быстро прибежал. На секунду Кэйе показалось, будто отпустило, потому что при виде Дилюка парень затаил дыхание, потому что при мысли, что всё-таки произошедшее — чистая ложь, морально стало легче. Все живы, никто не умер. А в следующую секунду стало хуже физически. Повязка, как назло, живая и злонравная, задавила на тело. Вот просто не давала лёгким свободу и правосудие! Опять поплохело. — Я… — прохрипел Кэйа и запнулся. «Даже слово выдавить невозможно!» — Ты чего? — у Дилюка заметно дрогнул голос, и он взял парня за руку, чтобы развернуть к себе и взглянул в глаз. «Не надо на меня так пялиться, мне теперь ещё хуже!» — Я не могу… — снова выдавил Кэйа и попытался перевести дух. После неудачной попытки он просипел, пугаясь еще больше: — Дышать… — Так, спокойно. Так просто? Он даже проанализировать ситуацию не успел, а уже говорит, что делать? И когда он научился так быстро реагировать? Легко сказать, трудно сделать. Успокоиться Кэйа пытался уже неоднократно, а сейчас уж у него точно ничего не выйдет. — Просто дыши. — Дилюк уже куда-то убежал, и его голос доносился где-то сзади. Послышалось шуршание. И по суете было ясно, что Дилюк максимально быстро что-то искал, пытался помочь. Опять… — Сейчас прям тут откинусь… — согнулся Кэйа. — От нехватки воздуха летального исхода быть не может. В твоём случае. — затараторил Дилюк. — С фига ли?.. — Э, выпрямись сейчас же! — вдруг рявкнул Дилюк. Он подскочил обратно и, в одно движение расстегнув блузку, принялся разрезать повязку со словами: — Как только ты ответишь на мои вопросы, я тебе всё объясню. Вопросы мне сейчас задавать нельзя, ты не в состоянии. Я могу только разговаривать с тобой, чтоб отвлекать от ситуации. Если тебе интересно, почему с тобой так происходит… Будет моя версия, и это вот что… Он говорил максимально быстро, но внятно и вдумчиво, также сосредоточенно разбираясь с повязкой. И Дилюк ни разу не задел ножницами кожу, однако во время его монолога, Кэйа расслышал какой-то звон, будто ножницы напоролись на что-то твёрдое. Когда с повязкой было покончено, Дилюк быстро развязал остатки и выкинул их куда попало. — Всё. Как камень сбросило. Моментально стало удобно, хоть и остались какие-то ощущения после давления; по крайней мере, дышать стало как никак легче. Интересно, говорить ли ему о том, что всё-таки он перестарался тогда, и что он точно не рассчитал силы? — Ух… — бросил Кэйа, вдохнув долгожданно адекватное количество воздуха. — Тебе ничего не мешает? Может, чувствуешь кое-что? Вместо того, чтобы донести свою версию, Дилюк решил навеять интригу. Кэйа в недоумении замер. Спустя короткий промежуток времени он оценил своё состояние и неуверенно пробормотал: — Ну… Нет. Неловкая пауза. — А если я сделаю вот так? И тут Дилюк надавливает Кэйе на заживающее место. Моментально почувствовалась резкая боль из-за чего-то лишнего. Кэйа в ответ на это действие инстинктивно убирает от себя руку и кряхтит. — Это чё было?.. — спросил он. — Как ты проснулся? От испуга? боли? просто так? Обещанные вопросы посыпались, намекая, что Дилюк серьёзно сосредоточился на проблеме и помнит всё, что он должен и хотел сделать. Поразительно… Помедлив от неожиданности, Кэйа отвечает: — От испуга. Боль подключилась потом. — Тебе было холодно? — Нет. — Ты проснулся из-за кошмара? Как будто насквозь видит… — Да. — Ты упал во сне? — Нет. — Странно… — вдруг задумчиво бросил Дилюк, но после нескольких секунд возвратился к реальности, встал и, снова уходя куда-то к столу, приказал: — Ложись. Это уже не нравилось. Что-то с Кэйей произошло такое, из-за чего решение проблемы, возможно… Затянется. А надолго ли, ведомо только Дилюку. Кэйа только в замешательстве неуверенно лёг и заставлял себя спросить, в чём дело, чтобы тоже быть в курсе. Хотя бы знать, что будет дальше. — Тебе очень повезло, что у меня сколероз. — донёсся голос из-за стола. — Я оставил аптечку у тебяв комнате, и мне не придётся бегать и замедлять лечение. «Здрасьте-приехали! Всё так серьёзно?!» — А ты, кстати, понял, в чём дело? — Частично. Я ощущаю в себе посторонний предмет, который почувствовал после твоего вмешательства. А ещё, судя по твоей серьёзности и загадочной намеренности, я себе могу только смело сказать, что мне крышка. — Я пока сам не могу сказать однозначно, что это. Вот сейчас я посмотрю и всё скажу. Возможно, тебе придётся помучиться, но это не значит, что тебе крышка. Достав что-то из ящика и взяв ещё что-то постороннее со стола, Дилюк наконец направился к кровати. Сев на край, он вдруг поднял руку с чем-то большим и с какой-то горечью в голосе заявил: — Это я вытаскивал из тебя почти полчаса, когда ты был без сознания. — Твою мать… В руках у Дилюка переливалась холодными тонами льдина. Точь-в-точь такая, какого была цвета и вида крио попрыгунья. Ото льда исходили маленькие-маленькие крупинки снега, будто его только достали из морозилки. В этой льдине не было ничего интересного, она была всего лишь светло-голубая и переливалась белым и пурпурным. Но размер навевал слишком много мыслей. — А чё такая огромная?! — испуганно бросил Кэйа, немного попятившись от этого ужаса. — Это она ещё маленькая. Когда я только собирался от неё избавиться, то случайно начал плавить. Я уже обрадовался, думал, быстро избавлю тебя от страданий, но в какой-то момент она просто перестала реагировать на мою элементарную реакцию. И дальше я уже вытаскивал её вручную с помощью инструментов. — Очуметь. И какая она примерно была? — На сантиметр-полтора больше. А теперь, — Дилюк кладёт льдину на платок, который лежал на тумбочке. Уперев локти в колени, он сосредоточенно начал: — моя теория. Если льдина не плавится, это значит, что она не успела отдать все свои элементарные силы тебе и, можно сказать, оставить в тебе своё потомство. Другими словами, она пыталась внедрить в тебя зачаток, который постепенно бы развивался, и, в итоге, у тебя бы все внутренности заросли этими льдинами. На какой мы сейчас стадии: лёд начал развиваться, увеличивался на протяжении всего времени, пока ты спал, украшал со мной ёлку и т. п. А план скосило куда-то в другую сторону — льдина начала развиваться по-другому из-за того, что, возможно, твоё строение тела как-то помешало. Она решила полезть наружу. Так как я наложил тебе повязку, чтоб остановить кровь, кусок льда не смог преодолеть ткань и соответственно его начало давить обратно внутрь. В какой-то момент она вдавилась настолько глубоко, что мозг воссоздал момент из кошмара, чтоб ты проснулся и заметил проблему. То есть, по этой причине ты начал задыхаться. Либо же мозг показывал тебе адекватный сон, который превратился в бред после того, как льдина ограничила твои возможности функционировать. Естественно, тебя разбудила пугающая сцена. Наш мозг — очень хитро устроенный орган. Если ты думаешь, что фальшивое падение тебе подкидывают по приколу, то ты глубоко ошибаешься: мозг таким образом проверяет, живы ли мы, потому что во время сна сердце работает по-другому, но перестать работать оно может. Поэтому, когда ты просыпаешься, у тебя начинает функционировать всё, что есть, а ты остаёшься спасённым. Так что, если ты после того, как проснулся, обругивал кошмар всеми матами на свете, лучше б сказал спасибо, что тебя, по сути, спасли. Даже если ты только заснул и тебя это разбудило, всё равно — тебя спасли. Понимаешь? Воцарилась тишина. Мысли вертелись. От услышанного Кэйа в буквальном смысле завис, в недоумении глядя на Дилюка, а затем, все же вернувшись к реальности, так ничего и не поняв, неуверенно пробормотал: — А ты точно винодел? — Короче, надо вытащить её. Кэйа заикнулся. — Чего? Как? — Пока сам не знаю. — Дилюк придвинулся ближе и осторожно притронулся к торчащему куску. — Можно попробовать растопить. Если следовать закону плавления, то часть льдины, которая внутри, получит такое же количество тепла и тоже расплавится. — А если ничего не выйдет? Дилюк сделал паузу, а затем тяжело вздохнул. Сначала взглянув на Кэйю, он передал всё через усталый взгляд, а потом он наконец поднял вторую руку, которую всё это время прятал, и показал медицинские кусачки. Кэйа медленно нахмурился. — Медик хренов… — пробубнил про себя он и тоже вздохнул. Теперь лучше молиться, чтоб Дилюк смог расплавить лёд. — Я тоже этого не хочу. — вдруг бросил Дилюк и положил кусачки на тумбочку рядом с льдиной. — Но проблема даже не в размере или в том, расплавится ли она. Её сложно вытащить. Надо ухватить её так, чтоб не вдавить. — А это может произойти? — Нет. Я этого не позволю. Пауза. Кэйа почему-то на мгновение засомневался, что эти слова были правдой. Вдруг это поддержка из воздуха, чтоб просто не пугать заранее? Или Дилюк реально… Хочет ему помочь? Какое-то время оба молчали, раздумывая, будто они готовились к чему-то серьёзному. — Ладно. — Дилюк увеличил яркость лампочки и придвинулся почти вплотную. Ему пришлось немного поднять ноги, чтоб развернуться. — Дыши глубоко и не двигайся. Дилюк аккуратно обхватил пальцами светло-голубоватый кусочек. Затем также сделал второй рукой. Кэйа замер. «Дай Архонт…» Выдохнув, Дилюк сфокусировал взгляд на льде и тоже замер. Под пальцами постепенно показалось ярко-жёлтое свечение. Совсем не было похоже на огонь… Струйка света отразилась сначала на куске, а затем стала проливаться в него. Стало ярче, а кожа вокруг льдины потеплела. Лёд засветился полностью, будто это был вовсе не он, а адъювант светоносного камня, только жёлтый. Теперь тепло постепенно начало переходить в температуру повыше, становилось даже горячо, но терпимо. В какой-то момент свечение резко погасло, и Дилюк быстро убрал руки. Он сдавленно что-то прокряхтел и тяжело выдохнул. А льдина не изменилась. — Упёртая… — прошептал Дилюк и поднял дрожащую кисть, чтоб разглядеть. — Она вообще не изменилась? — Вообще. Напряжённое молчание. — Я попробую ещё раз. — Может, не надо? — Надо. Кэйа знал, что использовать элементарные силы вне привычного клейма очень тяжело. Даже катализаторам без книжки под рукой тоже достаётся. И как Дилюк смог разжечь огонь в камине тогда? Он использовал меньше сил? То есть сейчас он тратит просто всё, что Глаз Бога копил долгое время? Если нынешнее занятие не пойдёт на пользу, будет очень обидно… Дилюк всегда знает, что делает. Кто знает, может, всё не так уж и плохо, раз он так отнекивается и упирается в это дело. Теперь это было похоже на состязание, кто самый выносливый. Дилюк перевёл дух и снова обхватил льдину. Он точно также сжимает её пальцами, впивается серьёзными взглядом и начинает плавить. И всё то же самое: свет сначала под пальцами, затем он пробирается в льдину, потом та начинает светиться… Но едва свет заполнил кусок почти до оболочки, то он тут же гаснет, раскидав на мгновение искорки. Тепло не почувствовалось. Дилюк даже хватается за руку, которой он держался за льдину другой, и сгибается. — Да чтоб… Даже смотреть не нужно было — льдина не уменьшилась и на полмиллиметра. Кэйа презрительно взглянул на парня. — Мне кажется, это бесполезно. — Естественно, если ты так будешь говорить! — раздражённо бросил Дилюк и убрал руки. Глаза его сверкнули. — Ну, я же вижу, как ничего не меняется. Она, как была такой, так и осталась. Только ты с каждым разом едва руки поднять можешь. Сколько бы ты её ни трогал, ей по барабану. Дилюк бросает беглый взгляд на дрожащие пальцы. От недомогания и гнева сжимает руку в кулак. А в голове вертятся одни и те же слова — попытаться ещё раз, бороться до последнего, сделать это… Такое упрямство не приносило никакого блага, и Кэйа уже стал упрямствовать именно в этом. Ему сейчас проще самому пострадать пару секунд, и видеть в руках Дилюка устрашающие кусачки, чем не дрожь и бледность. Даже если будет больно, по крайней мере, он это заслужил.

«Да, ты заслужил. Страдай. Страдай, утырок.»

Глядя на то, как Дилюк уже больше минуты пытается прийти в себя, Кэйа закатывает глаза и устало, но слегка раздраженно протягивает: — Слушай, давай заканчивай этот мазохизм и просто возьми в руки… Себя. Дилюк резко поднимает голову и направляет ладонь на льдину. Та моментально загорается. Кэйа даже слово вымолвить не успел. И тут свет резко превращается в пламень, раздаётся тихий хруст, а кожу на мгновение будто обожгло. Оба вздрогнули. Свет погас, а шов рядом испепелился, оставив после себя крапинки пепла. Дилюк резко переменился в лице и, даже не желая смотреть, что он там натворил, сразу же вдолбил первую мысль и с неожиданным испугом ахнул: — Задел?! Прости, пожалуйста! Когда кожа остыла, не последовало никакого жжения или боли на месте возгорания, и Кэйа, замечая редкую эмоцию на лице парня, как можно быстрее пролепетал: — Нет-нет, это не кожа. — А что это было?! — Ну так сам посмотри, я не вижу! — Архонты, это нитки… — с дрожью в голосе тяжело вздохнул Дилюк и зарылся лицом в руки. Кэйа всегда думал, что после странствий Дилюка и кобра не дёрнет. А тут с таким случаем он даже прячется. Поистине редкое и необычное зрелище. Тишина. И лишь изредка было слышно, как Дилюк судорожно выдыхает ртом воздух. Через какое-то время он убирает руки и, не желая поддерживать зрительный контакт, опрокидывает голову назад и шепчет: — Прости, пожалуйста… — Слушай, ничего не произошло, угомонись! Пауза. — Прямо сейчас возьми в руки кусачки и просто выдерни это убогое явление! Кэйа резко умолк, не веря тому, что сейчас вякнул. А он сам хочет этого? Только ради того, чтоб Дилюку не было плохо? Чтоб не было плохо ему, хочет сделать плохо себе?

«И поэтому вы ничем не отличаетесь. Оба сумасшедшие.»

Дилюк опустил взгляд и о чем-то задумался. Он ничего не ответил и просто продолжал молчать. Кэйа же, борясь с парадокса, наблюдал за парнем и ждал хоть каких-то событий. За окном рамка скрипнула от метели, в коридоре по полу что-то прошелестело, будто пробежала мышка. Часы на тумбочке ежесекундно тикали, тихо и легко. Скрипнул шкаф. На улице затявкала собака. За шторкой на мгновение показалась тень. Но ни единого намёка на опасность не было. В комнате повисла вроде бы и напряженная, а вроде бы и ламповая атмосфера, в которой источник этой загадочности находился прямо перед носом. Он сидел и с мрачной тенью молча о чём-то думал. По глазам он будто сожалел, был неуверенным, окружил себя вопросами, ответа на которые просто невозможно было отыскать. Возможно, он винил себя. За беспомощность. Или за своё упрямство. Но жалел ли он о том, как он пытался? Можно ли сказать, что сдался? И правда, что он хотел пойти иным путём? Он никогда не выбирал лёгкий уровень. Он воспитал себя на экстремальных испытаниях и не жалел себя ради того, чтоб всё получалось. Только отстояв тысячи почти смертельных ударов, можно без колебаний выдержать мелочи, лёгкие удары. А что сейчас? Дилюк пытался пойти лёгким путём. Но ради кого? Для кого этот путь был лёгким? Не для него? И сейчас придётся выбрать трудный путь, и опять не для него? Неужто он отрицает чужое страдание и принимает все удары на себя? Даже если и так, сам Кэйа какой хочет путь? Лёгкий, но не для себя.

«Вы оба просто любите тупеете.»

Одеяло зашелестело. Дилюк снова направился к столу с аптечкой, стал вынимать оттуда что-то и потом возиться. Послышался шелест пакета. Чего-то картонного. Скрип и хруст ткани. Открывание крышки. Бултыхание жидкости. Звон металла. Кэйа раскинул руки и тяжело вздохнул. Повернул голову в сторону тумбочки. На какой-то ткани все ещё лежала льдина и кусачки рядом. Оба отсвечивали мягкий жёлтый свет лампы. Вдруг комнату заполнил запах спирта. Звон металла и этот запах сразу навеяли представление о том, как не так уж и далеко осталось до удаления. Кэйа сразу настроил себя, что он уже не будет не чувствовать боль, что это не будет быстро. Это будет так, как будет. Другое дело, что исход должен быть соответствующий. И чтоб это поскорее закончилось. Чтоб это закончилось, И он ушёл отсюда. Взяв всё нужное в две руки, Дилюк приблизился к кровати. Вид его был уже не такой потерянный. Положив всё на тумбочку рядом с двумя предметами, он стал с ними возиться и раскладывать. Но его пальцы неистово дрожали, кисти работали слабо. Но парень старался действовать быстро и чётко. В глазах прочиталось смирение, попытки взять себя в руки, где-то сверкнула искра уверенности. Но он уже точно знал, что назад пути нет. Ему придётся это сделать. Кэйа сначала помедлил, сомневаясь в том, что хочет спросить, затем он все же набирается смелости и тихо говорит: — Ты даже перерыв не будешь делать? — Мне нормально. — как можно быстрее отстранённо сказал Дилюк и помотал головой, не отвлекшись от дела и слегка нахмурившись. — Сейчас это будет немного зависеть от тебя. Кэйа ничего не ответил. Он был готов ко всему, делать всё, что прикажут, но только чтоб потом сбежать отсюда. Такая запара душила, как жаба, с каждым разом всё сильнее. Потому что находиться здесь было крайне глупо и нечестно. Он не должен быть здесь.

«Ты не должен быть здесь.»

Кэйа тяжело выдохнул. Снова раздался звон металла, и Дилюк поднял руку с кусачками и протер их ватой. Острые концы носиков сверкнули. Альберих загляделся на этот блеск, предвкушая «приятные» ощущения. Наконец Дилюк обернулся. В руках у него в очередной раз сверкнули два инструмента — кусачки и ножнички. Положив кусачки рядом, Дилюк поднёс руки с ножичками и принялся разрезать шов. — Так будет легче. — пробормотал он. Кому? Аккуратно вытащив нитки, Дилюк положил их куда-то на тумбочку и снова обернулся, уже без ножниц. А потом взял кусачки. — Если хочешь, чтоб всё быстрее закончилось, — он принялся раздвигать носики и фиксировать лезвия на куске, что-то подкручивая. — постарайся не напрягаться. Иначе мышцы будут не расслабляться, а сокращаться, тем самым удерживая льдину. В расслабленном состоянии они ничего сжимать не будут, и я легко её вытащу. Болтик щёлкнул, и Дилюк обхватил кистью ручки. — Будет больно. Это и надо было говорить с самого начала. Кэйа попытался расслабить всё тело, невзирая на бешеный ритм сердца и прикрыл глаза.

«Если что, ты сам напросился.»

Дилюк напряг руку, придерживающую рану и аккуратно потянул кусачки с льдиной. Как ножом по телу резануло. Кэйа инстинктивно сжал руки, раскиданные в стороны, и тихо застонал. Но он всё ещё заставлял себя не напрягать мышцы, как бы тело этого ни хотело. А оно, естественно, поддавалось рефлексам и всячески защищалось от болезненного вмешательства. Анестезия же не принимает участие? Придётся выкручиваться самим. У Дилюка аж затряслась рука, но он уверенно и постепенно увеличивал силу и снова вытягивал инструмент. Кэйа про себя матюгнулся и сдержал крик за зубами. Хотелось оторвать руки и схватиться за место боли, но Кэйа строго сопротивлялся и не давал рукам оторваться и на сантиметр. После секундного перерыва Дилюк опять применил силу и уже резче дёрнул инструмент. Кэйю будто вдавило в кровать, и из него вырвался короткий крик. Руки задрожали и сжали простыню. — Я надеюсь, ты не забываешь дышать?! — все ещё сосредоточенно глядя на льдину и уверенно вытягивая её, пролепетал Дилюк и сжал губы. Затем он добавил: — Я ни разу не почувствовал, чтоб у тебя что-нибудь вздымалось! «А когда я должен это успевать делать?!» Кэйа судорожно что-то прокряхтел и попытался вдохнуть. — Не напрягайся. Она только начала двигаться. Это только начало?! Кэйе показалось, будто всё тело онемело, и только боль в груди ярко отдавала во весь торс, не давая и пальцем шевельнуть. Ощущая жалкий остаток сил, он с ужасом подумал о следующем заходе, как только Дилюк ослабил хватку и перестал вытягивать льдину. И на этот раз Дилюк, уже не жалея сил, сильнее потянул её вверх. Из Кэйи против его воли вырвался ещё один крик, более громкий и протяжный. Руки дёрнулись так, что он изогнулся и едва не закричал ещё раз. — Да не… — бросил Дилюк и запнулся. Шумно выдохнув, он придвинулся ближе и, вдавив Кэйю обратно, протянул: — Не дёргайся… Тот хотел возмутиться, спросить, как, но у него даже слово вымолвить не хватило сил. Он нормально вдохнуть не может, что уж тут про разговор тему затрагивать? Дилюк вытянул кусачки сильнее, совсем выбросив из головы пощаду. Пришлось даже локтем упереться рядом и сдерживать Кэйю, чтоб не рыпался. Тот уже понял, что сдерживаться не может, и начал сопротивляться. На глазах начинали выступать слёзы. Протяжно закричав, Кэйа опрокинул голову. Снова хотел подняться, его остановили. Как же бесполезно было пытаться успокоиться. Тело горело так, что парень уже не мог различить, расслабил ли он мышцы или нет. — Да ты можешь… — Дилюк запнулся и в очередной раз не дал Кэйе дёрнуться. — Блин… Я уже почти вытащил! Снова крик, и Кэйа почти теряет контроль. Вдруг раздаётся громкий звон, и кусачки соскальзывают с куска. Дилюк дёрнулся и резко убрал голову. На конце носиков показалась кровь, и Дилюк замер. Всё-таки, прогресс есть. Судорожно нацепляя инструмент назад, Дилюк также замечает, как на льдине уже видны маленькие царапинки, которые оставили за собой носики от кусачек. Снизу льдина была запачкана кровью, и что-то бледно-розовое едва заметно сцепило кусок. Рагнвиндр побелел. Слезинка неприятно скатилась вниз по виску, стала прорываться через волосы и щекотала кожу. Пробудилось непреодолимое желание смахнуть её, но Кэйа только судорожно хватал ртом воздух, и в голосе периодически прорезался хрип со стоном. На месте вмешательства беспощадно жгло, льдина зверски мешала и своим присутствием резала кожу и всё, что под ней находится. Было невыносимо страшно и больно. — Ты живой? — Нет… — прохрипел Кэйа и стиснул зубы. С такой силой, будто он собрался вдавить их в десна. — Сейчас будет хуже. Давай на счёт три. Именно с этого и начинается жесть. От последней фразы Кэйа с ужасом представил счёт, после которого последуют адские мучения. Дилюк снова облокотил на него руку, впившись локтем рядом, и поудобнее обхватил ручки. — Раз, два… «До свидания.» Дилюк сжал инструмент и резко дёрнул за него. Но Кэйе будто воздуха не хватило, и громкий вопль мгновенно прервался, и вместо голоса Кэйа только просипел. Руки затряслись, тело снова попятилось вверх, и попытка оказалась провальной, так как Дилюк не просто не дал проходу, а беспощадно вдавил парня вниз. Кисть с инструментом заметно согнулась. — О! — неожиданно крикнул Дилюк и глаза его сверкнули. — Всё, у неё нет шансов! Кэйа тяжело закашлял, снова сопротивляясь. Льдина уже показалась больше, чем наполовину. Снизу она сужалась и была запачкана кровью. То, к чему она была прилеплена, растянулось ещё больше, но заметно стало отрываться. Выглядело довольно жутко, но после удаления это будет легко исправить. — Всё. Кэйа, потерпи ещё чуть-чуть, пожалуйста. Вот прям совсем… Эта фраза звучала так тягостно и утомляюще, но Дилюк сказал это максимально убеждённо. В его глазах, сквозь слёзы, Кэйа на мгновение заметил то, как они горели. В них было столько уверенности и энергии, что парень просто не мог не сдерживать всё в себе. Он уже не выглядел так мрачно и угрюмо. Он смотрел сосредоточенно и прямо, но так взволнованно. Только ему было известно, как близок конец, как скоро оправдаются все ожидания. Он снова дёрнул за инструмент и слегка сощурил глаза. Кэйа уже полностью потерял контроль и ему ничего не оставалось сделать, как отчаянно сопротивляться. — Обещаю, это обязательно закончится, вот удивишь… — с неожиданной надеждой и добродушием тихо пробормотал Дилюк, продолжая корячиться с кусачками. Перед глазами всё плыло, в ушах постепенно развивался тихий звон, и сердце неприятно отдавало в перепонки, будто оно забилось настолько сильно, что скакнуло прямо в уши. Теперь руки дрожали у Кэйи, слабо сжимая простыню. Только тело продолжало сопротивляться и изгибаться, голова бессильно была опрокинута назад, и парень еле мог дышать. Льдина, что вот-вот должна была отстать от него в конце концов, резала кожный покров, как раскалённым лезвием. Внутри будто всё обливалось кровью, боль уже отдавала в грудь, в живот, злонравно распространяясь. Рана ощущалась, как пробитая насквозь дыра, в которой скопилось всё страдание, полученное за всю жизнь. Кэйа начинал загоняться и беспрестанно думать о смерти. Ещё чуть-чуть, и он не выдержит. Это было уже невыносимо. Он никак не подозревал, что всё докатится до такой степени. Он слишком переоценил свои способности, не знал, что это будет настолько ужасно. Настолько больно. Хотелось вырваться и закричать, но силы уже иссякли, Дилюку даже не приходилось его удерживать. С его-то руками, покалеченными опытом и двуручным мечом. По крайней мере, если бы не они, это бы задержалось надолго, и Кэйа бы страдал ещё больше. Только самыми тяжёлыми страданиями можно быстро от них избавиться, в отличии от страданий полегче, которые могут задержаться до конца жизни. — Всё закончится. Всё закончится… Дилюк повторил эту фразу про себя, игнорируя факторы вокруг льдины. Он не намекал ни на единый кровавый ужас, который мог как-то раскрасить видение Кэйи, окончательно добив его. — Вот прямо… Рука у Дилюка неожиданно полегчала, а льдина продвинулась вверх. — Сейчас! Раздался совсем тихий звон, и парень ловко ухватил ускользающую из кусачек льдину. Отведя в сторону инструмент, Дилюк аккуратно вынул кусок вручную, переложил на платок и тут же бросил: — Всё. Дилюк соединяет пальцы и бережно придерживает одной рукой рану, в то время как другой он быстро, со злостью, кладёт инструмент и нервно что-то выискивает. Взяв толстый кусок какой-то ваты, он убирает руку и, приложив ткань, берёт Кэйю за руку, прикладывает ее к ткани и зажимает со словами: — Держи. Крепко! Он резко отодвигается и начинает копошиться у тумбочки. Кэйа хрипло выдохнул. Сжимая вату из жалко оставшихся сил, он тихо постанывает и ослабляет челюсть. В ушах всё ещё звенело, засохшие слёзы противно остужали кожу, и рана всё ещё колола и горела. Но льдины уже не было. Обжигало одновременно холодом и болью. Легче почти не стало. Просто вмешательство завершилось, и боль была уже не резкой, а пульсирующей. Накатила слабость. Очень сильная слабость. Она сковала всё тело. Головой нельзя было пошевелить. Ничего нельзя было сделать. От Кэйи будто отключили все конечности. Только боль в теле, которая всё жгла и щемила… И дальше было довольно привычно. Кэйе было по барабану и на спирт, и на шов… По сравнению с той болью, которую оставила после себя льдина, щиплющий спирт и колкая игра — полнейшая шалость. Кэйа лежал и тихо постанывал, утонув в пустых мыслях и полностью абстрагировавшись от происходящего. Только отстояв тысячи почти что смертельных ударов, можно без колебаний выдержать мелочи, лёгкие удары. Без колебаний… Вместо повязки Дилюк предложил ватный пластырь и, получив вместо ответа глухое молчание, всё равно наложил пластырь. По крайней мере, ему не придётся ещё полчаса делать перевязь и потом ещё слушать жалобы о том, что Кэйа задыхается. А потом он скрылся где-то у своего стола, убирая всё использованное добро. Кэйа наконец остался наедине со своими мыслями. Но он почти ни о чём не думал. Глаза всячески слипались, хотя спать не хотелось. Это была просто слабость. Не хотелось ничего. Даже мысль о побеге отсюда всплыла, как напоминание, и тут же испарилась. Кэйе уже было всё равно. Он понял, что смысла в этом нет. Сейчас вообще ни в чём не было смысла. В груди неприятно ныло, рана колола, обнадёжив всё тело. Кэйа сосредотачивался даже не на мыслях, а на боли. Она сильно привлекала внимание и морально гложила. До этого плохо было, и даже сейчас, когда всё закончилось, приходится терпеть? Несправедливо. Уходи, пожалуйста. Почему ты не отвяла вместе с тем проклятым куском вечной мерзлоты? Почему вообще эта льдина никак не отреагировала на пламя? Заставила страдать его, Дилюка, и после всего этого теперь лежит и просто продолжает существовать, не получив ни капли заслуженного наказания? Всем сделала плохо, из всех высосала энергию, а сама осталась невредимой. Почему так происходит? Почему те, кто делают гадости, остаются безнаказанными? Почему за их подлость им не достаётся? Почему другие обязаны смиренно принимать удары и ещё потом долго отвыкать, и восстанавливаться или вообще навсегда остаться разбитыми? Почему зло не наказывается? Всем должно доставаться. Все заслуживают соответствующего результата. Те, кто упорно стоит на ногах, получают то же, что и те, кто халтурит и ломает чужие жизни. Может, это какая-то провокация? Нельзя оставлять всё так, как получилось. Судьба может делать всё, что посчитает нужным, но иногда ей нужно понимать, что она может просчитаться и сделать что-то не так. Даже судьба допускает ошибки. А ошибки надо исправлять. Надо убирать тех, кто приносит проблемы. Например, Кэйю. Сначала он подумал, что его имя прозвучало в голове. Затем он услышал над собой ещё слова: — Эй, слышишь меня?.. Кэйа открыл глаз пошире. Размытость начала отступать, и перед собой Альберих наконец различил из цветных ярких пятен знакомое лицо в очках. — Ты как? — послышалось тихо и заинтересованно. Кэйа проморгался и всё равно не поверил картине перед ним. Дилюк был полностью в точно такой же одежде, с такими же волосами, но никак не в светлых очках в тонкой оправе. Очень шло, но было крайне странно. — Ты чё?.. — слабым голосом отозвался Кэйа и не договорил. Он тяжело закашлял. — Я про тебя сейчас спрашиваю. — слегка нахмурился тот, с капелькой жалости продолжая смотреть на Кэйю. — Ты в очках?.. — Приходится иногда надевать. Спасибо школьной литературе на лето. — Вау… Пауза. Дилюк тянет руку к тумбочке и спрашивает: — Хочешь посмотреть? Кэйа ещё ничего не понял и слово вымолвить не успел, как перед глазами появляется рука, в которой отсвечивался маленький голубой камушек. Где-то виднелись пятна засохшей крови, что-то объёмное и такое же маленькое, бледно-розовое, размазанное по стенкам камушка… У Кэйи на мгновение прихватило сердце. — Как тебе? — Убери! Убери! — жалобно запричитал Кэйа и медленно поднял дрожащие руки, чтоб закрыть глаза. — И так всё ещё болит, а тут в глаза лезет, сучка!.. — Всё-всё, не буду. — послышался смиренный голос спереди. — Будет время, отнесу её Альбедо. Тут прям ядро просвечивается, так что… — Хватит!.. — тяжело выдохнул Кэйа и продолжил разъяренно что есть силы: — Даже слушать не хочу! Просто перестань!.. Звенящая тишина. Кэйа стал судорожно вдыхать ртом воздух, будто он сейчас расплачется. Всё ещё держа руки перед собой, он терпеливо сдерживал боль, на которую снова обратил внимание. Тяжело, надоело. — Выпей обезболивающее, — снова послышался голос, а затем зашелестела блистерная упаковка. — Если сейчас это не сделаешь, то не знаю, как будешь спать. Потом уже будет бессмысленно, сам понимаешь. Но надо чем-то заесть. Ой… Упало что-то маленькое, и в ноздри ударил едва заметный приторный запах. Он был знакомый, будто Кэйа чувствовал его недавно. И тут он резко вспомнил о вещице, которая все это время казалась бесполезной. Убрав руки от лица, Кэйа взглянул на потолок, а руку убрал под подушку. Он наконец ощутил гладкую шуршащую плёнку и наконец вынул руку. Подняв пряник над собой, он сначала дождался, когда Дилюк увидит и, заметив недоумение на его лице, опередил его, с каким-то раздражением в голосе: — Оставила Аделинда, когда ты приказал ей принеси еду. Потом я его спрятал, чтоб ты не увидел. Молчание. Кэйа уже представил, как Дилюк будет ругаться, но тот неожиданно махнул рукой и пролепетал: — Похрен, ешь. Замечательно. И бегать никуда не надо. Аппетита не было, поэтому Кэйа нехотя отгрыз пару жалких кусочков от имбирного теста с глазурью. В момент, когда ему надо было встать и принять обезболивающее с водой, он смог только упереться и неудачно остаться в горизонтальном положении. Услыхав его старания, Дилюк отвлёкся от изучения льдины рядом под лампой, вздохнул и развернулся со словами: — Горе ты луковое… Давай помогу. Подхватив Кэйю под шею, он помог приподняться и придвинул ближе к подушкам. Оценив его состояние, Дилюк категорически не желал изнурять парня ещё и протянул стакан с водой. Тот наконец принял обезболивающее, вернул стакан на место и снова расслабился. Положив руки перед собой, он опрокинул голову и закрыл глаз. Дилюк в это время продолжил рассматривать льдину, постоянно поправляя спадающие очки. Скрипнула оконная рама. В коридоре будто пробежала мышка. Часы ежесекундно били «тик, так, тик, так…» Скрипнул шкаф. Издалека затявкала собака. За шторкой от слабого света осветились обои с лакированным рисунком-орнаментом. Об опасности и речи быть не могло. Тишина и покой, и только. Ящик открылся. Кусочек льдины завернулся в узорчатый платок и расположился внутри тумбочки. Стул скрипит и отодвигается в сторону. Дилюк садится на край кровати, совсем близко, снимает очки, складывает их и бережно кладёт на тумбочку. Он разворачивается, вытягивает вбок руку и упирается в матрас. Встряхнув волосами, он поворачивает голову и смотрит прямо на Кэйю. Тот же чувствует на себе этот взгляд и лениво открывает глаз. Какое-то время они сидят молча, не отрывают друг от друга взгляд. Всё также обхваченный руками, Кэйа долго смотрит парню в глаза и всячески изучает их. Скрипит оконная рама, похоже, пробежала мышка в коридоре, тикают часы, скрипит шкаф, тявкает собака. За шторкой блестят узорчатые обои. В рубиновых глазах опять что-то таится. В них не было гнева, отвращения, горя, счастья, сожаления. Они были просты, ничего не задумавшие, всего лишь томны и спокойны. Дилюк наклонил голову и спросил, не отрывая глаз: — Чем занимался… Вчера, в Ордо Фавониус? Не то чтобы вопрос не в тему, он просто… Странный. Кэйа скептически нахмурил брови и таким же слабым голосом отозвался: — Мне плохо, и ты задаешь такие вопросы? — Я хочу отвлечь тебя от боли, поэтому и спрашиваю. Отвлекись и поговори со мной, как ни в чём ни бывало, если хочешь, чтоб тебе было лучше. Кэйа медлит. Вздохнув, он наконец отвечает: — Работал. Пауза. — И всё? Прикусив губу и опустив взгляд, Кэйа сначала хочет ответить отталкивающе, а затем всё-таки смягчился и начал говорить, вспоминая последний рабочий день: — Заполнял за Джинн отсчёты. Э-э… Помог Ноэлль в подготовке к экзамену. В срочном порядке отправился патрулировать за стены. Потом спас рыб в Сидровом озере. От Кли… Снова пауза. — Ты рыбачил? — Не-а. Я просто сказал Кли уйти как раз до того, как она закинет что-нибудь. Дилюк тяжело выдохнул. — Как там Джинн? Лиза? — Они хотели сегодня вместе решить, у кого праздновать Новый год. То есть, Лиза так сказала. — А Джинн? — Не знаю. Вот как я ушёл, она позвонила тебе, и ничего из её сегодняшних планов я так и не услышал. Может, она всё-таки пошла праздновать с Лизой. — А остальные? — Эмбер заманала. — нахмурил брови Кэйа. — Чем? — Что бы не произошло, она первым делом голосит обо мне. Как будто я источник всех проблем в городе. И за его стенами… Только Кэйа знал, что за этими словами кроется больше значения, чем кажется. Он уже понимает, что Дилюк точно не догадается, о чём на самом деле идёт речь. Дай Архонт… — И ты этому веришь? — Ну, мало ли. Дилюк фыркнул. — Дуралей ты. — Почему? Если это правда. — Ты несёшь какую-то ерунду. — Вот когда я смогу уйти отсюда? Кэйа умолк, будто сам не веря в то, что сейчас сказал. Но почему-то хотелось не останавливаться на этом и поддержать тему. Терпение уже почти заканчивалось, и держать всё в себе Кэйа просто не в силах. После длительного зависания алые волосы слегка встряхнулись, и, наклонив голову, Дилюк спросил тихо и робко: — Прости, что? Его глаза пытливо пилили от недоумения. Казалось, в них с бешеной скоростью скапливалось всё больше и больше вопросов. Кэйа же то готовится выдать ещё какую-нибудь загадочную претензию, то дёргается и молчит, не желая оправдать свои ожидания и видеть Дилюка разъярённым. — Вот… Зачем ты меня держишь? — отрывисто пролепетал Кэйа и мысленно отругал себя. Сердце снова начало прибавлять темп. Жалея о своей открытости и беспомощности, он сжимает кисти и бросает скептические взгляды на парня. Говорить такие вещи крайне глупо и опасно, но молчание душит. Хочется высказаться. Здесь и прямо сейчас… Дилюк даже глаза приоткрыл от такого, и он уже чуть громче процедил: — В смысле зачем?.. Пауза. — Я не могу отпустить тебя. Ты в тяжёлом состоянии. — А зачем тогда меня надо было спасать? Кэйа запинается, но в следующую секунду к нему возвращается уверенность. Он перестал стесняться зрительного контакта и уже сам постепенно вглядывался в душу. Не дав Дилюку и рта открыть, он вдруг выпаливает: — Нахрена ты это сделал? — В смысле?! — Ты идиот. И назад пути уже не было. С этой фразы уже было ясно, что… — Не надо. Не надо было этого делать. Руки едва заметно дёрнулись, но Кэйа поддаётся чувствам и продолжает, постепенно повышая тон. — Так сложно было оставить меня? Я не должен быть здесь. Понимаешь? — Ты… — Мне нельзя! В следующую секунду его плечи обхватывают и резко отрывают от подушек. — Кэйа. — Я должен был остаться там! — в голосе начинала показываться дрожь, и Кэйа вглядывался разъярённым глазом, полным страха и непонимания. — Я не заслуживаю такой удачи! Если так сложилось, значит, всё должно было закончиться заслуженно и честно. А ты просто взял и помог мне! Нахрена ты это сделал?! Ты только себе хуже сделал! У Дилюка даже слова закончились. — Дай мне уйти! — Кэйа вцепляется Дилюку в запястья и пытается отстранить. — Прошу, избавься от меня! — Не… — Всё должно было закончиться прямо на том побережье! Почему до тебя это не доходит?! — Кэйа! — Ты совершил просто фатальную ошибку! Я должен был остаться там и просто сдохнуть! Я этого заслуживаю! Я заслуживаю смерть! Внезапно Кэйю бьют по рукам, а затем эта же рука, которой ударили, убирается и резко закрывает ему рот. Настолько резко и сильно, что Альбериха на секунду толкнуло назад. Другая рука сжала плечо до боли. Большие, зверские, рубиновые глаза зажигаются ярким пламенем, медленно приближаясь, совсем близко, будто собираясь угрожать или нападать. Мышцы лица едва дёргаются, и голос, медленно и тихо, почти что шёпотом, отчеканил сквозь зубы: — Завались. Сделав паузу, Дилюк продолжает вгрызаться в душу максимально округлёнными глазами и добавляет чуть громче, почти рыча: — Совсем страх потерял что ли? Убрав руки, Дилюк отдалился, но не отрывая взгляд, убедился в помрачённом молчании Кэйи, немного подождал, а затем выпалил, вовсе не шёпотом: — Ты вообще в курсе, что несёшь?! Такие вещи категорически нельзя говорить! Ещё раз такое вякнешь, я тебе в следующий раз буду прожигать кожу! Придурошный! Дилюк будто онемел, и на его лице нельзя было описать ничто иное, как ярость. Шумно выдыхая воздух, он продолжал смотреть на Кэйю и будто ругать глазами. И только сейчас Кэйа действительно понял, что он сейчас нёс. Сердце бешено заколотилось, и теперь Кэйа начинал бояться не собственные порывы чувств, а Дилюка. Он высказал ему такой страшный бред, что захотелось провалиться под землю. «Что я сделал…» Кэйа замер в положении, в котором оставил его Дилюк. Беспомощно сжавшись, от стыда он опускает голову и ничего не отвечает, не желая ни под каким углом видеть Рагнвиндера. Вот теперь ему точно крышка. Сейчас его задавят настолько, что он просто не выдержит. Его чувства растопчут, как стеклянные осколки. Они раздробятся до мельчайших частичек, станут меньше песчинок. А потом их раздуют на все четыре стороны, чтоб потом никогда не собрать. Повисло гнетущее молчание. И оно мучительно тянулось густой массой. Душило. Сердце периодически сжималось от этого давления. Атмосфера будто потяжелела, становилась всё мрачнее. Трудно давалось дышать. Может, это молчание постепенно измельчало осколки? Страшно. Душно. Тесно. Тяжело. Гнетуще. Мучительно. Больно. Неужели так вымирают чувства? Как только ты высвобождаешь их наружу, они становятся такими уязвимыми и хрупкими, что хочется зарыться от всех и никогда не высовываться. Никогда. Оконная рама. Мышь в коридоре. Часы. Шкаф. Собака. Отблеск. Метель. Стук сердца. Одеяло. Лампа. Дыхание. Пламя. Напротив послышалось шуршание, матрас рядом припал и чьё-то присутствие оказалось совсем близко. — Ты меня боишься? Это прозвучало спокойно и тихо. Даже с долей огорчения. — Тебе стыдно здесь находиться? Кэйа поднял голову. Прядь спала с глаза. На него направилось два больших ярких огонька. И не впилось, а легло. Альберих опускает взгляд обратно, полностью отказываясь смотреть на человека. Он мнётся на месте, нервно кусает губу и сжимает сложенные кисти. Спокойный голос вообще не снял ни капли напряжения. В голове всё ещё витали мысли о содеянном, в груди ныло чувство вины. Рана колола. «Хочется уйти, но некуда. Что делать?» И что отвечать? Как? Опять признаться? Вопросы явно были заданы не просто так. Но то, как Дилюк резко успокоился, развивало ещё больше недоверия. Или же он всё понял?.. Кэйа продолжает молчать. Он не хочет снова открываться. С него хватит. Это больно. — Кэйа. Но он сам так и не ответил на вопросы Кэйи. В них что, тоже нет смысла отвечать? Дилюк тоже скован? Хоть он и пытается как-то подлезть, кажется, чувства тоже не дают ему покоя, и он их остерегается. — Чего ты боишься? Кэйа замер. «Тебя, этого места, этой комнаты, этого города, чувства долга, прошлого, ошибаться, быть с тобой, видеть тебя, разговаривать с тобой, твоих эмоций, смерти, одиночества, твоего взгляда, чувств, эмоций, выражаться, говорить правду, моего будущего, моей родины, долга, атмосферы здесь, навредить тебе, твоих рук, твоих глаз, снова тебя, твоей ярости, безысходности, пустоты, выгорания, лезвия, льда, холода, огня, опять тебя, твоего лезвия, крови, тишины, боли, тебя, тебя, тебя… …потерять тебя…» Он едва открывает рот, чтобы начать, и его снова что-то останавливает. Не хочется. Не хочется снова что-то говорить, жаловаться и делиться переживаниями. Это только усугубит положение. Но молчать не к месту. Задали вопрос и что, теперь до рассвета тянуть?

«Ну же, скажи! Скажи всё, о чём ты думаешь! Признайся! Признайся ему в правде и поставь на место! Заставь его поговорить наконец сожалеть!»

Кэйа медленно вдыхает.

«Он должен страдать!»

Глаз неуверенно поднялся. Снова.

«Пусть он убьёт тебя, чудовища!!!»

Сейчас или никогда. — Ты был мёртв в моём кошмаре. Постепенно прислушиваясь к себе и вспоминая произошедшее, Кэйа открыто показывал, как не собирался отступать. Он должен это сделать, даже если потом о нём могут только вспоминать. Пусть о нём это будут делать, только чтоб душа его была спокойна… — Мне было страшно. Действительно страшно. Я абсолютно не хотел этого. Но почему? Почему я за тебя переживаю и не хочу твоей смерти? Я же… Не хочу тебя видеть. Сердце будто облили кипятком, но даже так, Кэйа продолжил только увереннее. — В смысле я не хочу, чтоб ты видел меня. Своим присутствием я только напоминаю тебе об этом, независимо от того, как я появляюсь у тебя перед глазами. Малейший взгляд в мою сторону — и первая мысль у тебя именно это. Я этого не хочу. Я хочу, чтоб ты забыл про меня раз и навсегда, потому что буду приносить только проблемы и делать больно. Зачем тебе это? Ты этого не заслуживаешь. Тебя уже почти сломали, а я сделал это окончательно. Потому что я эгоист. Вместо того, чтобы помочь тебе, я только… Ну, и после всего этого ты продолжаешь жить дальше с моим присутствием? Меня не должно быть рядом с тобой. Я не хочу больше появляться в твоей жизни. Я для тебя — никто. Как ты этого не понимаешь? Я тебя предал. А ты меня спасаешь? И ты идиот! Сейчас я хочу облегчить тебе жизнь и сделать лучше, а ты как баран упёрся и пристаёшь ко мне! Ты сам себе делаешь хуже! Ты ради меня тратишь своё время и ещё кучу всего прочего! Зачем?! Я тебе больше не нужен! Тебе проще остаться одному, чем с таким, как я, который будет до конца твоей жизни ещё гнобить! Не губи себя ещё больше, отпусти меня! Я уже не тот, кого можно считать семьёй. Я чужой! Я в этом доме чужой, я никто! Ни у тебя, ни у меня нет больше никаких связей. Мы для друг друга — никто! Я всё испортил. Зачем ты мне помогаешь? Я тебе жизнь угробил, а ты ещё и… Господи! Кэйа зарылся лицом в руки и резко умолк. Но реакции не было. Это напугало. Понимая, что это ещё не конец и что душа всё ещё неспокойна, Кэйа принимается на новую долю признаний. Осталась самая искренняя. Спустя несколько секунд он убирает руки, абсолютно не желая смотреть человеку в глаза, и добавляет: — Но вся проблема в том, что я не только тебя боюсь. Не только тебя, этого места и всё, что с тобой связано в целом. Если бы сон сбылся? Пауза. Кэйа заключает, почти что шёпотом, а уголки рта сами слегка растягиваются, и голос дёргается: — Я бы точно не выдержал. Странно, правда? Снова пауза. — Я будто всё ещё хочу быть с тобой, любить… А в груди всё ноет, совесть приказывает уходить отсюда прочь… Подальше от тебя, подальше от прошлого, чтоб не давить и стереть себя из твоих воспоминаний… И на прощанье хочется только спросить, чтоб навсегда забыть об этом: а ты меня ненавидишь?