Личный дневник Лорда Эль-Меллоя II

~25 декабря 2004: Чёрный кот. Рождественский спецвыпуск. Адвент-окошко №7~

      В половине четвёртого вечера глава Факультета Современной Магии получил два сообщения. Одно было передано по магическим каналам через фамильяра и оказалось приглашением на свадьбу от Мэри Лил Фарго. Ниже рукой Клэр (надо же, Вэйвер ещё помнил их почерки!) значилось, что на торжество ждут и Алехандринью тоже.       Свадьба… Это дело хорошее, хоть Вэйвер и не переносил сборища магов. Да и быть белой вороной на празднике любви — то ещё удовольствие. Действительно, не прихватить ли сына, чтобы не сидеть за столиком в одиночестве и чтобы к нему не лезли и танцевать не приглашали? Вэйвер не утаивал Алекса от магического мира, это бесполезно, к тому же если хочешь спрятать что-то, спрячь на видном месте. Райнес этого не понимала, потому частенько выговаривала:       — Дорогой братец, неужели так необходимо переносить в мой кабинет «Цветы в белой вазе» Огюста Леру и «Благородное семейство» Тибута Регтерса?       — Мне дарят слишком много живописи. Это раз. И данные произведения искусства украшали кабинет твоего дяди Кайнэта, а не мой. Это два.       — А три — тебе не хватает места на стенах для видов Греции. Так бы сразу и сказал. Братец, ты усиленно делаешь вид, что твоё сердце бьётся спокойно при любом упоминании этой страны…       — Моя бабушка гречанка, если ты забыла. Так что интересоваться греческой культурой для меня естественно, разве нет?       — Ты напоминаешь подростка, который оклеил комнату постерами кумира. Не переиграй.       Вэйверу пришлось таскать сына на работу, как делают миллионы британских омег и мамочек-бет — другого выхода государство не оставляло — и Алекс фактически вырос в Часовой Башне на глазах у Лордов и преподавателей магии. Да, знал простейшие азы, чтобы обезопасить себя, такие как Гандр или укрепление тела, но и только. Вэйвер не стал бы препятствовать, выбери сын магическую стезю, без разговоров определил бы его в Часовую, лишь бы не в свой класс, но Алексу это было неинтересно, человеческий мир оказался ему куда ближе. Так тому и быть, тем более какое уж там наследование и передача Магической метки рода, на этом можно поставить крест, потому что метка перекочевала в лапы Райнес. А Вэйверу давным-давно показали блистательный пример того, как остаются в веках не через потомков, а через собственные деяния.       Другое сообщение пришло на компьютер по электронной почте от Камю. Она собирала материал о рождественских традициях Французской Полинезии и там и осталась на праздник. Письмо едва загрузилось из-за обилия фото высокого разрешения: виды коралловых атоллов и белоснежных побережий завораживали и звали в дальние странствия. И всё-таки Камю знала толк в эстетике: на одном снимке было запечатлено открытое окно, ароматическая свеча в жестяной банке, сумерки, врывающие сквозь колышущийся тюль, такие же, какие заползали в кабинет Вэйвера сейчас, и книга в глянцевой обложке, заложенная цветком кизила местных декоративных сортов, чьи деревца под пышно-розовыми шапками украшали администрацию Папеэте, словно сакуры. В южном полушарии лето только-только вступило в свои права.       «Дни полные любви и смерти» Р. А. Лафферти — гласила обложка.       Дни, полные любви и смерти… Для Вэйвера название стойко ассоциировалось с Фуюки 94-го.       «Я полагаю, ты так же любишь фантастику, как и я. Иначе я не разрабатывала бы игры в стиле фэнтези и постапокалипсиса, а ты не увлекался бы ими. Великолепный сборник рассказов, советую. Самое то, чтобы разгрузить на ночь голову от дурных мыслей. Как отмечаешь? Отдохни хорошенько! Весёлой была корпоративная вечеринка? А быть может, ты уже пакуешь чемодан, чтобы сорваться прочь из хмурого Лондона? Здесь, на Таити, установилась мягкая погода, не прогадаешь».       Ну конечно, Вэйвер тут вовсю развлекается! От вчерашнего приёма аристократической фракции он со злорадным удовольствием откосил, на каникулы ещё не уходил, завтра будет принимать курсовые у класса Бришисана. И стопки недопроверенных работ смотрели с укоризной с края массивного стола, за которым он сидел, с трудом вытянув длинные ноги и разувшись.       Проклятая должность! Проклятые обязанности!       Ей-то, высокородной, легко говорить. Даже с арестованными активами Perigor Corp., накапливаемых со времен тамплиеров средств на её счёте достаточно, чтобы обеспечить безбедную старость.       Нет, им друг друга не понять и не найти слов поддержки. У неё свои проблемы, связанные с творческим застоем, у него — свои.       Но Вэйвер, вздохнув, набрал ответные пожелания, совершенно неискренние от человека, который всё Рождество пахал и будет пахать ещё два дня, пока остальные станут маяться от безделья.       — Теоретик! — хлопнула дверь приёмной, что отделяла кабинет от коридора. У других Лордов там сидели секретарши или хотя бы автоматоны или големы. У Вэйвера же личная ученица завела полочки для обуви и целую мастерскую по чистке одежды и ремонту аксессуаров.       Вэйвер нашмыгнул под столом тесные ботинки.       В кабинет вломился Уиннер:       — О, а почему свет не включишь?       — Мне светло, — процедил Вэйвер.       Уиннер решительно подошёл к его рабочему месту, сунул под нос запястье.       — Чем пахнет?       — Чесночным буррито, — не покривил душой Вэйвер. — Если ты по поводу феромонов твоего альфы, всё выветрилось.       — Уф, — Уиннер обмахнулся курсовыми, попавшимися под руку, — тогда можно и домой. А что за свёрток у порога, я чуть не споткнулся в твоих-то потёмках!       — Подарок от Мэлвина.       — А-а… — понимающе протянул Уиннер.       — Что «а-а»? Получил ответ на свой вопрос? До свиданья! У меня курсачи.       Мэлвин преподнёс картину какого-то модного ныне художника на тему карт Таро. Конкретно эта являлась абстракцией десятки жезлов, символизирующей человека, взвалившего на себя слишком много обязанностей и ничего дальше них не видящего.       Нет, Мэлвин точно издевался! Но не выкидывать же теперь. Повесить слева от дверей рядом с эскизом Матисса «Танец», исполненным в несвойственном классическом стиле, когда будущая всемирно известная работа находилась в стадии задумки, навеянной росписью греческих ваз и дионисийскими мистериями.       — Злой ты, Теоретик. Надел броню и выставил иголки превентивно, потому что думаешь, что мир и альфы только и могут ранить. Я прочитал твою сказку про мангуста. «Это рассказ о великой войне, которую Рикки-Тикки-Тави вёл в одиночку в ванной комнате просторного бунгало в Сеговлийском военном поселении. Дарси, птица-портной, помогал ему; Чучундра, мускусная крыса, которая никогда не выходит на середину комнаты и всегда крадётся по стенам, дала ему совет; тем не менее по-настоящему сражался один Рикки-Тикки». Вот точно про тебя. Нет, чтобы довериться близким, положиться на кого-то, находить компромиссы с обществом, ты в одиночку против этого самого общества бьёшься. Воин. Хватит сражаться, ты же омега! Не забывай, что даже самым независимым всегда нужна защита. И это вовсе не признак слабости! Понимаешь? Показывать слабость — не слабость, а смелость и здоровая самооценка.       «Легко быть храбрым тигром. Но попробуйте быть храбрым кроликом», — вспомнилась китайская мудрость. Да, раньше Вэйвер сражался, тут и спорить бессмысленно. Будучи подростком, вышагивая по коридору и упрямо распрямляя плечи и размахивая руками, как при марше, чтобы подбодрить самого себя, он представлял в руках меч или иное оружие. Особенно если впереди маячила компания Амреса. Никаких конкретных образов не возникало, но почему-то в фантазиях он начинал биться с абстрактным злом, защищая тех, кто его презирал.       Ага, кролик с мечом в перевязи за спиной.       Но сейчас что-то сместилось в душе́. Когда начальство очередной раз выносило мозг или подкрадывалась лекция в классе незнакомых студентов, Вэйвер самоотверженно шёл навстречу проблемам (потому что деньги сами себя не заработают), но воображал, что кто-то его ждёт за углом, обнимает, подхватывает на руки на глазах у всех и уносит прочь от невзгод в мир только для двоих. Для троих, считая сына. Их сына.       Мимолётные образы, возникающие в мыслях, держали на плаву… и защищали психику, по Уиннеру.       Внутренний омега на это скептически смеялся.       «Может, договоримся? — рассердился на него Вэйвер. — Начнись уже, а? Я всерьёз дёргаюсь».       — Взять хотя бы Мэлвина, он Чучундра или Дарси? Не пора ли перевести его в разряд «мистера Дарси», он и сам перевестись не прочь, — брякнул Уиннер.       — Перкинс, твою мать!       — Да что ты такой заведённый? Студенты допекли? Опять на них наорал? Слушай, — Уиннер присел на край стола, — а ты использовал общепринятый метод сэндвича? Сначала говоришь хорошее, хвалишь за то, за что похвалить можно, и только после выдаёшь критику.       — Кого мне хвалить, Эскардоса? — саркастически хмыкнул Вэйвер. — Если только за то, что умеет читать, писать и считать до десяти, больше не за что! Всё, в школу ходить не надо. Во-вторых, Эскардос уроженец Лазурного берега, а не туманного Альбиона, услышит дифирамбы, надуется от гордости и остальную критику пропустит мимо ушей. А в-третьих, профессор Кайнэт Эль-Меллой Арчибальд всегда говорил, что у меня ужасные манеры. И кто я такой, чтобы с ним спорить?       — А может, тебе достать абонемент к моему массажисту? — доверительно предложил Уиннер. — Хоть напряжение скинешь.       Это не массажистом ли от Уиннера пахло весь день?       — А ты не пробовал ликвидировать массажистов и прочие процедуры из семейного бюджета? Глядишь, снова смог бы стать домохозяином.       — Что ты как с цепи сорвался!       И Вэйвер тоже вышел из себя:       — Потому что у меня не начинается!       Пять секунд они молча смотрели друг на друга.       — И что? — развёл руками Уиннер.       Вэйвер бросил любимую ручку в виде грифона на стол.       — И ничего! Этого мало, что ли?       — Ну… Чисто теоретически… — Уиннер спрыгнул со стола, обошёл его по дуге, вглядываясь со стороны, — на седьмом месяце ты находиться никак не можешь. Значит, типичный сбой. У меня такие постоянно. Эти дни то на месяц загуляют в самоволке, то на два.       Вэйвер захлопнул рот, чтобы держать лицо. Сбой цикла? И это для Уиннера как само собой разумеющееся? Может, Вэйвер зря записал себя в дефектные омеги с пониженными гормонами? У него последние лет восемь ритм отклонялся максимум на неделю…       — Понимаю, подвешенное состояние бесит, — продолжал приятель. — Меня тоже бесит.       — Тебя-то что? У тебя жена-альфа, какие проблемы?       — Пхах! Я даже её фамилию не ношу. Это обыватели из бет считают, что нас в эти периоды любой альфа устроит, но мы-то с тобой знаем, что всё совсем не так.       — То есть у вас с женой… А как у вас?..       — А у нас с женой вообще особые отношения, не советую повторять.       — Ты её любишь? Или хоть любил?       — Вот же прохвост ты, Теоретик! Слегка был влюблён. Вовремя одумался. Она считалась выгодной партией и с точки зрения положения в обществе, и с точки зрения финансов. Не скажу, что меня к ней сильно тянуло, но плюсы перевешивали минусы, родители одобряли, и потом, омега в браке — это статус состоявшегося человека, понимаешь, да?.. И как-то она мне даже нравиться стала. Даже внешне была симпатична. А после всё перегорело. Мы привыкли жить вместе, но мы чужие, орбиты наших увлечений не пересекаются, близость наскучила с утратой новизны. Если я узна́ю, что у неё омега на стороне, мне не будет обидно. И нисколько не интересно. А когда мы скандалим… в основном потому, что она относится ко мне, как к ничтожеству, как к пустому месту… ей и подруги указывали, что то, как она вытирает об меня ноги, недопустимо. В такие моменты я её ненавижу. И ничего не могу с собой поделать. Омерзительно находиться с ней в одной комнате.       Вэйвер сглотнул. Ему словно приоткрыли очень личный уголок души.       Или Уиннер, мастер гипноза, его забалтывал ради собственной выгоды? Вэйвер привык делить надвое или даже натрое то, что говорят о себе люди. Бо́льшая часть их историй — неправда.       Но всё же…       — Уиннер… Извини.       — За что? — изумился тот. — Я повторял и буду повторять, что проблемы надо проговаривать. Вот сейчас озвучил, и легче стало. И ты, если нужно, высказывай, — улыбнулся, направился к выходу и уже в дверях добавил: — Ты попробуй… порно, что ли, посмотреть? Мне помогает. Возбуждение, циркуляция крови, выброс гормонов. И сорвёт как миленького.       Вэйвер остался сидеть в потёмках в растрёпанных мыслях. Потому он и недолюбливал психологов, верно говорят — вербальная магия самая действенная.       Во дворе кто-то включил светодиодную нитку на ясене, и огоньки мерцали в сумерках, заглядывали в кабинет, отражаясь на зелени шёлковых обоев. На окнах кампуса красовались нарисованные блёстками снежинки. Откуда-то доносилась музыка… итальянский рок, хотя-я-я… у них даже рок звучал как замшелое Сан-Ремо. Бьянка, что ли, отмечала свою «Си-шку»?       Легко представить, как его студенты собирают вещи, а кто-то уже вызывает такси. И лишь Иветт, возможно, сидит в своей роскошной комнате, такой огромной, что танцевать можно (кучеряво живёт!) в загородном кампусе графства Норфолк и читает конспекты. Ей на пользу.       У кого-то феличита, а у Вэйвера будни. Но положа руку на сердце, он уже валял дурака. Курсовые допроверит завтра. И так лень было заставлять себя что-то делать…       Вэйвер сложил на столе руки и улёгся на них щекой. Привычное ещё с ученических времён положение для сна.       Пофантазировать о чём-то? Всё равно никто не узнает. А о чём? Как было бы хорошо, сложись судьба иначе? Если бы Райдер выжил… Если бы они вернулись в Лондон… Интересно, были бы они тогда вместе?.. Или всё, что случилось между ними в те дни феромонового угара, там бы и осталось? Ведь после они опять стали Магом и Слугой, соратниками по битве, не больше. Ни поцелуев, ни прикосновений… но с другой стороны, и времени на нежности не было. Его вообще ни на что не было.       Вэйвер поймал себя на мысли, что не представлял себя в отношениях. Каково это: жить с кем-то, с кем связывают не кровные узы, а те, которые вы создаёте сами? И разрушаете тоже сами. А когда они узнали бы о беременности… Как бы Райдер отреагировал? Обрадовался бы? Обнимал бы, когда Вэйверу было нехорошо, прижимал ладони к животу, ловя первые движения сына? Успокаивая, защищая, ожидая его появление на свет?       Продержалась бы их связь долго, и не только ради общего ребёнка? И звали бы сына в таком случае Алексом, а не в честь очередного кумира Райдера, как получилось с его первенцем Гераклом? И проводили бы они свои периоды вместе, помогая друг другу? А может, те вообще синхронизировались бы, как у истинных?       Так много «если бы»… Но bitchy судьба сложилась так, как сложилась. И у Алекса был только папа. Которому никто не скажет, как приснилось однажды: «Ты преступно милый, когда спишь». Забота — не для него. Да, даже независимым нужна защита, но взять её неоткуда, потому Вэйвер сам расправлялся и с радостями, и с неурядицами.       Он прикрыл глаза. В мыслях метались брошенные напоследок слова Уиннера.       «Возьми из сейфа за книгами шкатулку… — шепнул внутренний омега, развалившийся на багряном бархатном плаще, подбитом мехом. Это реально оказался плотный бархат, и не узнаешь теперь, из далёкого Китая доставили материал для царя или то египетские технологии. — Ощути эту гладкость под пальцами. Вдруг осталось чуточку того нужного нам феромона?»       «Ты совсем поехавший? — резонно предположил Вэйвер. — Там уже ни грамма ДНК! И я не собираюсь использовать святую для меня вещь так… так… в таких грязных инсинуациях!»       Омега блаженно потянулся.       «И ты всё пытаешься Его догнать… Он завоевал весь известный тогда мир. Мы с тобой стали одним из двенадцати Лордов Часовой. Этого недостаточно? Ах да, теперь мы образованные и можем на равных обсуждать с Ним на древнегреческом труды Пифагора…»       «Я хочу быть достойным! Я восхищаюсь Им, как личностью! Просто быть рядом, просто открывать эту Вселенную вместе, разговаривать… разговаривать, глядя в глаза, пока день не сменит день… А ты лучше занялся бы своими обязанностями и ввёл организм в эструс!»       «А по ночам ты собрался с Ним в Mortal Kombat играть?»       «Я не буду воображать то, что Уиннер предложил!»       «Ты каждую течку об этом мечтаешь!»       «Заткнись, гребаный стервец! Любовь и похоть — не одно и то же!»       «Не психуй. Просто представь Его рядом. Как всегда фантазируешь, когда по жизни хреново, что бы Он тебе посоветовал».       Представить его рядом? Их — парой? Могли бы они на это Рождество махнуть… на Таити? Или в Италию, судя по музыке… Нет, лучше куда-нибудь южнее, где зимой жарко, и в воздухе взвесью висит влажность прогретого океана. И в свежеубранном номере пахнет чем-то синтетическим, но удивительно приятным и расслабляющим после изнурительной дороги.       Вэйвер, конечно, по-хозяйски зайдёт в номер первым. Привык за столько-то путешествий. Закатит свой чемодан на низкую полку под вешалками, на которой в приличных отелях дожидаются одноразовые тапочки. Всегда белые. После двухнедельного тура по Самарканду, Бухаре, Ташкенту и Навои в плане цвета обуви он стал суеверным.       Как только ключ-карта оказывается в слоте, включается система кондиционирования и загораются мягким светом два ночника над кроватью. Вэйвер успевает разуться, наступая на задники кроссовок, а после обнаруживает себя в горячих объятиях.       — Я устал… — жалуется он.       — Да ну? Я тоже устал ждать, когда мы ж наконец доберёмся. В этом современном мире передвигаются, может, и шустрее, вот только сам мир вымахал слишком гигантским, — волосы Вэйвера аккуратно собирают в хвост и перебрасывают через плечо. Дыхание опаляет шею, чтобы после смениться на поцелуи, требовательные, с лёгкой болью от царапающих клыков, от которой мурашки бегут от локтей до запястий. Сдерживаемые феромоны выходят из-под контроля, запахи, переплетаясь, танцуют в воздухе, и раскалённая амбра кружит голову. Ноги подкашиваются, затылок немеет, остаётся цепляться за руки, что крепко держат поперёк груди. Вэйвер прижимается так тесно, как возможно, растворяется без остатка, и все измерения мира сворачиваются в ничто, на волне ощущений выбрасывая за скобки настроек Вселенной.       Может, это и есть Исток? Акаши, что так отчаянно ищут маги?       — Это вот так ты устал? — смеются на ухо, когда чужая ладонь ложиться на пах.       И не надо, пожалуйста, озвучивать то, что и так очевидно!       — Молчи, — Вэйвер разворачивается в кольце рук, привстаёт на цыпочки, уже без труда дотягиваясь для поцелуя. Та же щетина под пальцами, обветренные губы и бешеная борьба за инициативу — Вэйвер никогда не был ведомым в поцелуях, его не устраивало просто принимать, тянуло отвечать, самому доставлять удовольствие, демонстрировать, как ему это нравится и как хочется…       Но конечно же Райдер не молчит:       — Этот торгаш путёвками не надул, и правда кинг сайз. Надо опробовать.       Вэйвер смотрит через плечо, куда его ведут. Мимо балконной двери, мимо фотоколлажей с песчаным берегом и прибоем… да, двуспальная кровать в ширину чудится едва ли не больше, чем в длину. На миг кажется, что он здесь потеряется, среди многочисленных подушек и одеял… а может, им места и не хватит… А может, после игрищ не придётся ничего не перестилать, а перекатиться на чистую половину и…       Ситуация заводит его до крепкого возбуждения, до выступившей смазки, от которой становится моментально влажно, так что бёдра поджимаются и собственный предательски-мускусный аромат желания взвивается до потолка, глуша все синтетические благовония.       Райдер сдёргивает футболку и берётся за рубашку Вэйвера, и Вэйвер отвоёвывает её, потому что пуговицы ему ещё пригодятся. Хочется послать всё к чёрту. Наплевать на прелюдии и сразу получить главное блюдо.       Его мягко толкают на постель, прямо в середину, сметая все планы в бездну. И прижимаются сверху, отрезая пути к отступлению, собирая языком омежий запах с шеи, ключиц и яремной ямки. Кожа скользит по коже, Вэйвер лозой обвивает своего альфу руками и ногами, запутывается пальцами в буйных вихрах. Так старается показать, что Райдер ему нужен.       Нужен-нужен-нужен-нужен.       Желание топит, отзывается дрожью, невыносимо-сладко, томительно-напряжённо, пробивает колкими ощущениями до самых кончиков пальцев, когда рык альфы вибрирует по коже, натянутой над заполошным, давно отданным сердцем.       — Искандер…. — на полувыдохе. — Люблю…       Стоп. Стоп-стоп! А как будет правильно сказать?       ἀγάπη?       φιλία?       Eρως?       στοργή?       ludus?       πρᾶγμα?       Μανία?       Вэйвер выпрямился, выныривая в реальность и зависая. Прокрутил термины в мыслях, но так и не смог определиться, находя и подтверждения, и опровержения, ранжируя, расставляя по пунктам и тезисам.       Тьфу ты!       Он с грохотом задвинул кресло и подошёл к окну. В темноте стекло не отразило его силуэта, лишь синие блики монитора били по глазам.       — Вэйвер Вельвет! — сказал он себе с презрительными интонациями профессора Кайнэта. — Вы безнадёжны!       Ты поданный, он царь, и не надо тут мечтать! Привлекательным себя считаешь? Как же! Кому такая худая жердь сдалась? С морщинами на морде и ступнями, стоптанными до неизлечимых мозолей и потрескавшейся кожи, аж смотреть страшно. И что это был за сюжет дешёвого порно? Бедная омежка и крутой мажор? Как же! Считаешь себя мечтой любого альфы? С твоим-то дерьмовым характером, ненавистью к домашним делам, суфражистскими взглядами и полной безнадёжностью в плане заботливости, создания уюта, готовки и… как там сказал Уиннер?.. растворения в любимом человеке? Да ты кошмарный сон альфы!       «Н-да, с таким омегой выдержит лишь самый сильный, — обладатель внутреннего голоса перевернулся на живот на расстеленном плаще, устроил подбородок на сплетённых в замок пальцах и скрестил ноги в районе лодыжек. — Только сильный достоин такого сокровища, как мы».       «Не люблю бруталов».       Внутренний омега захохотал:       «Ой ли? Они редкие, это да. Но практика показывает, что лишь таким мы и отдаёмся».       «Now you have really pissed me off, asshole!» — послал Вэйвер свою шизу.       У него ведь даже период не собирался подходить, чтобы так конкретно ехать с катушек. Успеет ещё ремонт в кабинете сделать, надрывая живот, давно пора завести ещё один книжный шкаф, а то книги, накапливающиеся стопками на арочном окне, смотрятся жалко, несолидно и напоминают бардак. Один ремонт всегда влечёт за собой другой, хочется обустраиваться и дальше, доводить до совершенства, закрывать долги, висящие над душой, до наступления нового года.       И вообще толку тут засиживаться, домой пора…       Из окна на Вэйвера уставились горящие глаза. Сначала он их увидел. В панике отшатнулся — движение вышло слишком резким. Запоздало услышал дребезжание стекла и скрежет когтей по откосу.       Тень, более чёрная, чем предвечерние сумерки, обрела очертания кошачьего тела. Но это было уже неважно. Потому что выругавшийся Вэйвер ощутил сильный спазм внизу живота. Согнулся, опираясь рукой о подоконник. Боль отпустила. Он выпрямился, выдыхая, и тут его скрутило снова. Секунд на пять в этот раз.       И Вэйвер, как последний дурак, рассмеялся. Организм готовился к периоду. Можно запускать счётчик оставшихся дней.                     В пустом фойе Уиннер кричал в мобильник:       — Я что, многого прошу? Даже не чёрный кэб, дьявол с ними, они слишком дорогие! Но вызови обычное такси, раз уж сама не хочешь за мной заехать! Почему я должен думать, как добираться домой в такой прекрасный погожий день при свете солнца! Кто из нас альфа, в конце-концов? Как же я мечтаю удалить себе нервы!       Вэйвер махнул рукой на прощание, не желая мешать. Уиннер, криво улыбнувшись, закивал.       И почему Вэйвер решил, что Их отношения в альтернативной Вселенной сохранили бы прелесть новизны спустя десять лет? Они могли догореть дотла и осыпаться пеплом, как брак Уиннера. Вполне.       Но всё-таки Уиннер состоял в паре. А Вэйвер — нет.       День был долгим. Он устал, хотел есть и спать, но предстояло идти минут двадцать мимо Вестминстерского дворца и дальше к югу. Сквозь холодную морось, грозящую на утреннем морозце превратиться в гололедицу. Которую мигранты, работающие в городских службах на низших должностях, не скоро устранят, но глупо ругать их за отсутствие рвения, какая уж тут доброжелательность к коренным лондонцам, относящимся к ним, по сути таким же людям, как к отбросам?       Спасибо, ветер прекратился и не стремился вывернуть из рук зонт. Украшенные ели вдоль серых стен жалко мокли под непогодой. Машин на улицах почти не осталось, и блестящей лентой убегала вперёд дорога. И в убаюканных ходьбой мыслях легко воображалось сопряжение измерений, когда лужи превращались в красные пески ближневосточных пустынь, в тёмном небе загоралось солнце в зените, и Вэйвер снова видел Ионийских гетайров, а во главе — своего царя.       Да, он никчёмен, на него будут смотреть как на чужака, но он окликнет, как прежде звонко: «Райдер!» Такое непонятное английское слово… Но Искандер услышит, поймёт и широко-широко улыбнётся, протягивая руку. Приглашая Вэйвера стать рядом с собой… как равного.       Он, разумеется, из любопытства смотрел фильм «Александр», по ночам, краем глаза замечая, как в коридоре Алекс, по идее уже видящий десятый сон, крадётся к книжном шкафу, чтобы стащить очередное чтиво. И Вэйвер испуганно жал на паузу, словно нашкодивший подросток. В несколько заходов, на самой тихой громкости, он всё-таки осилил кинопроизведение и не знал, смеяться или плакать. Главный образ воссоздали по хроникам: невысокий, русый, бета, и тем нелепее смотрелись его отношения с Гефестионом, ведь беты выбирают партнёров исходя из первичного гендера. Омеги Роксана и Багой и вовсе выбесили, особенно последний. Одно дело читать трактаты, другое — наблюдать на экране. Этот жеманный перс-проститут с длинными чёрными волосами годился разве что на роль мяса в постель! Вэйвер обплевался и гадал, как развидеть то, что увидел.       А как было на самом деле?       Но фантазии не воплощались в реальность, и пыл Востока не разгонял лондонскую хмарь, а Вэйвер если и встречал своего альфу, то лишь во снах и всегда на берегу недостижимого океана, в тот рассветный час, когда серые сумерки стирают из мира все краски, а редкий туман холодит кожу.       Дома, до которого рукой подать, тоже будет зябко, но бойлер лучше включить на полтора часа перед сном, чтобы ложиться в тёплую постель. А пока можно поставить на плиту чайник, чтобы согреть помещение. И ещё нужно что-нибудь отварить на завтра на скорую руку. Картофельное пюре подойдёт? Если Алекс почистит картошку, правда, придётся опять ругать этого неслуха:       «Руки мыть пойдёшь?»       «Спасибо, но я откажусь».       «Это не вопрос, это утверждение!»       Иногда на Алекса только щелбаны и действовали.       Рутинный день сурка… И до Нового года осталось всего ничего: ни денег, ни времени, ни нервов.       Если сохранятся силы, перед сном можно пройти очередную миссию Disciples. Вот только джойстик лишь один, второй не нашёлся даже при вчерашнем разборе гостиной. Зато на шкафу обнаружились брюки, потерянные ещё при заселении. В той суматохе Вэйвер как закинул их наверх, так и забыл. Но самым приятным сюрпризом оказалась сотка фунтов стерлингов в заднем кармане, которую он предполагал отдать грузчикам, если им пришлось бы работать сверхурочно. Но не пришлось, а Вэйвер так забегался, что и не вспомнил про деньги.       На что бы их потратить?       Основное блюдо он, пожалуй, купит готовое. Например, мясной рулет в тесте, какие продавали с выпечкой в кондитерской у дома. Называлась она «Пингвин», и пингвин же изображался на вывеске, в костюме официанта, такой же холёный, задирающий клюв, с подносом и полотенцем на сгибе крыла. Но Алексу почему-то нравилось, так что он даже вырезал пингвина с одной из упаковок и приклеил на тетрадь.       По случаю Рождества заведение работало только до пяти вечера. Вэйвер успел в последний момент. Пока рулет запаковывали, он смотрел в окно, не горя желанием выбираться обратно в холод и идти домой, где никто не ждёт. И вообще ничего не хотелось, потому что…       Он выдохнул, пережидая, пока отпустит очередной спазм. Ещё полчаса назад Вэйвер обрадовался симптоматике. Сейчас ему не улыбалось на Новый год оказаться в плену одеял, любимой футболки и грязных фантазий, когда приходилось молча терпеть, лишь бы не перепугать сына.       «Тварь неблагодарная», — костерила его персональная шиза.       Деликатно пискнул мобильный. Вэйвер достал его из отворота мерзко намокшего пальто, увидел пришедшее mms. Алекс, как только у него появился телефон, принялся использовать его возможности на максимум.       Вэйвер принял сообщение, подождал, пока загрузится картинка. Пришлось очень постараться, чтобы разглядеть на тёмной фотографии маленького, с ладонь, снеговика.       «Снега не хватает, — пришло следом sms. — Так что пока вот тебе микро-версия. Не грусти на работе!»       И вдруг что-то сместилось в сердце и спутанных эмоциях, разметав в клочья тоску сегодняшних мыслей и, чего греха таить, как Ролан сказал, ПТС. И Вэйвер от души врезал себе кулаком по щеке.       Потому что копался в каких-то мелочах, смаковал хреновую жизнь, упивался жалостью к себе, ныл, а самое главное позабыл! А оно вот, совсем рядом, ставшее таким привычным, что его не замечаешь. И нет на всём свете ничего лучше этого тихого счастья, с каким не сравняться никакие отсутствующие безумства эросов и величия филий.       И это ли не самое настоящее чудо?       — Мистер Вельвет? — охнула кассир в забавном красном колпаке с помпоном.       — А будьте так добры, запакуйте мне ещё лимонный пай.                     Зонт уже не раздражал, и покупки в объёмном пакете не оттягивали руку. И дорога перестала казаться долгой, и ноги сами мчали домой. Мимо проплывали другие дома, где горели окна, где семьи собирались за столами с угощениями. Как и по всей стране, в Европе и за океаном. Все вдруг объединились в едином порыве и одной идее. Оставаясь при этом каждый в кругу своей семьи. Разные жизни и разные судьбы, сплетаясь, ткали уникальное полотно бытия, где не было ни одной лишней нити или неверного узора.       И Вэйвер тоже спешил туда, где ждут, любят, где в нём нуждались, и он нуждался в их тепле. Счастье — это когда утром с радостью идёшь на работу, а вечером с радостью возвращаешься. И второй пункт Вэйвер сейчас очень хорошо понимал.       И он впервые с того момента, как миновал арку Слюр-стрит, заметил, что что-то изменилось. Убрал зонт и поднял лицо к небу. Которое тихо сыпало хлопья вальсирующего пушистого снега.       За чугунной оградой миссис Хатауэй и Алекс лепили снеговика. И почему-то напевали что-то из Чайковского. И Вэйвер сморгнул растаявшую воду с ресниц и открыл запорошенную калитку.