Белая Нимбфа

7-й день месяца Заката солнца, 3-я эра, 415 год. Дом Естества.

Туман устилает земли Севера.

Утреннее пение птиц будоражит живое.

В глубинах края колдуны ворожат до самого вечера…

Там их оплот, там у Ни́мбф селение лесное…

      Спальню наполнял аромат сушёных трав, стоящих в вазе на столике, и горелого дерева.       Открыв глаза, девушка спросонья не сразу поняла, что происходит; смотря в потолок, она приподнялась и коротко огляделась, понимая, что была в своей комнате. Вновь откинувшись на подушку, девушка закрыла глаза и стала прокручивать детали своего сна, как вдруг еле слышно пропела:       — «Страшна и коварна она, как демон, сошедший с книги. Страшитесь и бойтесь вы лесной Нимбфы…» — Затихнув, девушка поморщилась.       Это были строчки, взятые из книги, которую девушка читала перед сном, — почему-то эти слова она отчётливо запомнила.       Вспомнив про книгу, девушка сонно пошарила по кровати и, нащупав нужное под одеялом, вынула её и по памяти стала искать страницу, на которой заснула.       — «…И Нимбфы способны на самые страшные зверства…» — Она вставила закладку и закрыла фолиант. — Да, кажется, здесь…       Рассматривая книгу над собой, она задумчиво провела рукой по потрёпанной коричневой обложке, размышляя над тем, что читала последние два дня, — удивительно, что практически большая часть книги была посвящена надругательству над её именем, а что ещё более интересно — весьма сомнительному остроумию.       Жаль, она к этому привыкла — Нимбфе ничего другого не оставалось.       Сунув книгу под подушку и медленно привстав с кровати на локти, она дотронулась до головы.       «Кажется, мне снова снилась эта ночь… Не отпускает меня эта вылазка…» — Видимо, столь запоминающееся событие ярко сохранилось в ещё юном уме.       Хмыкнув, она посмотрела в сторону зашторенного окна. Между двумя тяжёлыми шторами была узкая щель, пропускающая луч света на край кровати. Медленно выбравшись из-под тёплого одеяла, девушка, встав, потянулась и раскрыла окно, подлезая снизу за почти прозрачную занавеску и выглядывая на улицу.       Ночные заморозки оставили редкие узоры на окне; девушка осмотрела двор, наблюдая, как Кла́вдий с Вивье́н принимали присланные товары.       Нимбфы жили в Доме Естества — месте и усадьбе, созданном специально для них. Это была их твердыня и надёжная защита, укрытая глубоко в лесах на юго-западе Скайрима; это было место, где Нимбфа чувствовала себя комфортно, ибо каждая занималась чем-то своим.       …Учитывая проблемы, с коими Нимбфам приходилось мириться, для них более лучшего места, вдали от мирского шума, представить было нельзя.       «На этой неделе товаров немало…» — думала девушка, рассматривала повозку, заполненную разными ящиками.       Из-за жизни вдали от владений и деревень, резиденция время от времени снабжалась всевозможными товарами, от еды до нужных мелочей и материалов для разработок и исследований, коими интересовались Нимбфы.       Заметив, как Вивьен коротко глянула на дом, девушка спешно постучала по стеклу, привлекая внимание, на что женщина всмотрелась уже серьёзнее, ответив на короткое махание намекающим взмахом руки.       — Доброе утро, снежок! — поздоровалась она, как только девушка распахнула окно. — Дом уже живёт во всю, а ты только встаёшь!       — Сегодня могу себе позволить! — ответила она ей, махнув мужчине. — Доброе утро!       — Доброе, доброе. — Клавдий взял ящик и повернулся, взирая на окно второго этажа. — Во, глянь, Ви, — пихнул он локтем женщину, — наверное, опять читала.       — Я всё слышу! И не надо на меня наговаривать! — Девушка подпёрла голову рукой, делая вид, что не понимала, о чём шла речь, скребя ногтем иней на окне.       — Да-да, если ты опять «позаимствовала» книгу у Изо́льды, то знай своего врага в лицо, смотря на меня!       — А! Ну всё! Холодно, мне пора!       — О боги… — отмахнулась Вивьен, наблюдая, как девушка закрывает ставни. — Чтобы через пять минут внизу была!       Проследив, как Нимбфа в спешке выбирается из-под занавески и убегает прочь, женщина хмыкнула, глянув на мужчину.       — Ты запрещаешь ей читать?       — Нет, мне не нравятся её увлечения, ибо рвётся она за так называемыми «отзывами» о нас. — Клавдий поморщился, давая понять, что одна тема ему была неприятна. — Я чуждый того мнения, что «это» в принципе стоит держать в Доме.       — Тем не менее легенды о нас собраны у Изольды. Вот с ней и говори на эту тему. — Вивьен пожала плечами и подмигнула ему, поворачиваясь к повозке.       — Да уж… — тяжко вздохнул мужчина, наблюдая, как Нимбфа берётся за ящик. — Не бери этот, он тяжёлый…       В это время в Доме, уже стоя перед зеркалом, девушка, когда опустила полотенце, вгляделась в своё отражение, изучая себя, словно впервые видела; постепенно воодушевление на женском лице сменилось задумчивостью и хорошо знакомым недоумением.       Ступор. Он часто бывал при виде себя у того, чьё настоящее существование либо вновь ставили под вопрос, либо высмеивали из-за страха — и это было гораздо чаще, ибо легенды больше повествовали не о теориях существования магов Севера, как их называли в простонародье, а именно об их «истинном» облике.       …Помимо этого магов Севера часто нарекали нежитью.       Вспомнив о последнем, девушка заметно напрягалась, осознавая, что всё же её это удручало, как бы она от этого не отгораживалась, — и будто бы по коже от таких мыслей пробегал странный холод, морозящий не столько тело, сколько душу.       Но в отражении была обыденна внешность, такая, какая достаётся при рождении; девушка рассматривала своё лицо, проводя по бровям и еле заметным крапинкам, касаясь тонких губ и ямочек, которые появлялись даже при малейшей улыбке. Взяв гребень с полки, она принялась расчёсывать белые, точно снег, волосы, заправляя непослушные пряди за круглые уши; она вглядывалась в свои зелёные глаза, цвет которых достался от мамы, или руки, кои расправляли волосы по плечам, что были усыпаны такими же веснушками.       В детстве часто приходилось встречаться с такой вещью и недугом, как одним и тем же навязчивым вопросом: «Что со мной не так?»       Цокнув, будто устав от тягостных мыслей, она поморщилась и направилась к шкафу с вещами.       Возвращаясь к вопросу — он был логичным, пусть и весьма наивным, но в то же время от ребёнка, которого с детства готовили к тому, что общество его не примет, этого и следовало ожидать, ибо причина дурной репутации пагубно влияла на неокрепший ум.       Но всё же с годами пришлось ответить на эту дилемму себе самостоятельно, дав понять, что вопрос был неправильным, а если и верным, то утешительный ответ на него вряд ли был. Стоило для себя принять свою способность и то, что она за собой несла, — пусть и минус был слишком огромным.       Оглядев себя, девушка, хотя бы немного повеселев, вышла из комнаты.       Дом Естества, столетиями принимая к себе магов Севера, был огромным особняком, вмещающим в себя три этажа. На первом этаже располагались нужные помещения для Нимбф — это были мастерские и лаборатории, — а также прочие хранилища и кладовые. Второй этаж был жилым, третий был заполнен кабинетами, часть была занята также исследовательскими комнатами.       Покинув один из жилых коридоров, девушка уже спускалась с лестницы, как вдруг замедлилась. Над площадкой, что соединяла в себя две лестницы в одну, ведущую на первый этаж, перед парадным входом висел большой портрет с изображением одного человека.       — Эй, Айва́лия! — На девушку резко, пусть и мягко, кто-то внезапно накинулся сзади, заключая в объятия. — Чей сегодня день? Идём!       — Изи! — Айвалия дотронулась до рук девушки, улыбаясь. — Сейчас приду. Тебя там Клавдий внизу ждёт, я уверена.       Изольда радостно хлопнула в ладоши и удалилась, а девушка продолжила рассматривать картину — это был парадный портрет Га́силвурда.       Гасилвурд был Истинным носителем магии — тем, кто даровал силу Нимбфам несколько столетий назад.       На картине был изображён человек худощавого телосложения, что ростом, что внешностью больше походивший на высшего эльфа. Это был высокий бледный человек с белыми волосами, его образ точно был передан в книгах, написанных самими Нимбфами, поэтому на картине он был изображён максимально прилежным к истинному облику. На нём была дорогая мантия, подол которой доходил до пола, взгляд был направлен вниз, словно он смотрел на лицезревшего его свысока.       Это был единственный его портер в доме, ибо Нимбфы будто бы страшились его — по крайней мере, такое мнение закрепилось изначально, с самого существования объединения Нимбф. Несмотря на его деяния, они чтили его как того, кто принёс с собой в Нирн сокрушительную силу, сделав так, чтобы она осталась в нём.       Гасилвурд был имперской расы, был учёным, проживающим в середине второй эры. В книгах он описывался как безумец, лишённый всякой способности остановиться на достигнутом, ибо всю жизнь посвятил изучению магии Нирна, при этом, что иронично, практически не смыслил в её использовании. Его интересовала магия не в привычном её понимании и виде — он считал, что для его целей она была слаба, что она имела рамки и границы, поэтому через несколько лет изучения он разочаровался в ней и загорелся желанием открыть для себя и мира новую силу.       Доподлинно было неизвестно, зачем он искал эту «силу», как нашёл, а главное — кто ему её даровал, ибо во второй половине человеческой жизни он всё же обрёл то, что искал, но, как это часто бывает, был обманут — высшие силы всегда ищут способы, чтобы заключить сделку со смертным, не обделив себя, более того, сделав всё, чтобы остаться в плюсе.       …Как рассказывалось в книгах, имперский клан Золотой Гавани, славящийся своими золотыми шахтами на западе Скайрима, нашёл обессиленного человека в землях Предела, приняв его в свои владения. Как оказалось, уже тогда Гасилвурд обладал магией Нимбф — уже тогда он знал об обмане и своём провале, но именно из-за своих дальнейших деяний он получил характеристику человека, неспособного остановиться.       Оказавшись в резиденции клана спустя несколько дней пребывания там, Гасилвурд, после некоторых умозаключений, понял, чего ему не хватало для раскрытия силы обретенного дара, — он понял, что дарованное было с ним, было в нём, но будто бы спало.       Нимбфы не могли существовать порознь, ибо их магия была завязана на сплочении, на союзе — это было самым важным фактом, сдерживающим совет от всевластия. Нимбфа не могла колдовать, если рядом с ней не было ей ближних.       Тогда Гасилвурд пошёл на страшные меры — каким-то образом он вовлёк в свой план часть клана и при помощи ритуала даровал силу своего дара, достигнув первых успехов. Позже он понял, что не каждый человек, обладающий кровью Истинного носителя — его, — мог стать Нимбфой, поэтому он отправился в Сиродил, на свою родину, где был знаком с одной семьёй.       В Империи Дракона в сердце Тамриэля проживала династия Тере́лиусов, что была связана множественными узами с династией Септимов. Гасилвурд не был выходцем из первой, но хорошо её знал, как только он даровал свой дар второму роду, Терелиусы по неизвестным причинам вскоре рассорились с императорской династией и покинули Имперский Город, перебравшись в Скайрим вслед за Гасилвурдом.       Позже Гасилвурд достиг новых достижений в своих исследованиях, но тот, у кого просил он силу, очень скоро прознал о его успехах и явился к нему. Гасилвурд погиб — как утверждала легенда, во время какого-то эксперимента; «дарователь» вынудил его сгореть заживо из-за мощи его же дара, но вот сделать с остальными двумя династиями он ничего не смог — не успел, ибо за них вступились. На их защиту встала природа Нирна, пообещав «дарователю», что направит своих детей по верному пути, сохранив Нимбф и их силу.       Золотая Гавань приняла Терелиусов к себе, позже две династии создали свой совет, альянс из магов, именуемый Нимбфе́риумом, который скрылся в своей резиденции, принимая к себе тех, кто унаследовал силы Истинного носителя.       Так Нимбфериум продолжал своё существование до сих пор, не изменяя своему долгу, покровителю, своим традициям и законам.       Из раздумий вывел звонкий возглас, доносящийся с главного зала, отчего Айвалия, ещё простояв некоторое время в раздумьях, коротко склонила голову, будто в поклоне, и направилась вниз.       Спускаясь с лестницы и уже на подходе к залу, она услышала разные по манере голоса, отчего улыбнулась и ускорила шаг.       — Всем доброе утро! — радостно воскликнула она, подбегая к стоящему у стола отцу со спины.       — Здравствуй, дорогая. — Хо́рас усмехнулся, коротко дотрагиваясь до её рук, когда она обняла его.       Через пару секунд она выглянула из-за спины, смотря на то, что было у него в руках.       — Что это у тебя?       — А это тебе. — Он легонько щелкнул её по носу краем письма, отдавая ей. — Сегодня прибыло.       — Ай, ну что это? — Поморщившись от такого жеста, она приняла конверт и вчиталась в имя адресанта, а после сломала печать, раскрывая пергамент. — Это мама. Пишет, что… — Девушка вновь замолчала на некоторое время, пока лишь бегло пробегаясь по строчкам. — Скоро приедет сюда! — Улыбнувшись, она прижала письмо к груди, сверкающим от счастья взором смотря на отца, и порывисто обняла его. — Папка, мама приедет!       — Славно, наконец-то услышала меня. — Мужчина вновь усмехнулся, приобняв дочь. — Она давно нас не посещала, уж, наверное, и забыла, как ты выглядишь.       — Ты же знаешь, у неё полно заказов… — через смех, пусть и грустно, ответила она. — Здесь она так и пишет.       — Да, знаю. — Отец отпустил её и поцеловал в лоб. — Сегодня твой день.       — Хорас, мог бы и порадушнее поздравить.       Айвалия тут же повернулась на голос, наблюдая, как всё это время стоящий в относительной близости глава Нимбфериума, захлопывая папку с пергаментами, подошёл к ним, смотря на девушку.       — С днём рождения тебя, Айвалия. — А́рамир положил руку на её плечо. — Ты заметно повзрослела.       — Спасибо, — улыбнулась она, в который раз для себя подмечая, что полным именем, наверное, называл её только он.       — Да, верно говорят, что на чужих детях взросление лучше замечаешь. — Хорас хмыкнул, посмотрев на Арамира. — А поздравить — поздравлю. После завтрака у меня для тебя кое-что будет. — К нему подошла горничная, показывая какие-то документы, из-за чего он, не раздумывая, направился за ней вглубь дома.       — Не волнуйся, Ни́рма без повода его не заберёт. — Проследив за уходящими, Арамир вернулся к своей папке.       — Ладно, — отвернулась Айва, лишь на секунду задумываясь и нежась от мысли, что же ей приготовил отец.       Рассмотрев почти накрытый стол, она искоса глянула на Арамира, решив спросить:       — Почти все в сборе, а где же Велда́вия?       — Они с Калли́стой сейчас подойдут, — задумчиво ответил он, не отвлекаясь от текста.       Не став больше отвлекать его, Айвалия кивнула самой себе.       Арамир, некоторое время смотря в одну точку, раздраженно поджал губы и оторвался от листа.       — Что-то не так? — решила всё же спросить она, уловив заметное напряжение на его лице.       — У нас трудность из-за нашей скрытой деятельности… — На последних словах к нему подошёл Дами́р, на что Арамир посмотрел на брата, понимая, что тот слышал его. — У нас накладка на два города. Мы должны отправиться в Маркарт на днях, но нужна помощь Виндхельму.       — Придётся смещать, — слабо пожал он плечами. — Урежем наше пребывание в Истмарке, за две ночи управимся. В Предел отправимся в конце недели.       — В конце недели Вайтран, — не согласился Арамир.       — Успеем. Ты знаешь, что мы не в состоянии разорваться, как бы мы того ни хотели.       Айвалия, вслушиваясь в их разговор, задумалась.

«Нимбфа не должна быть одной, ибо имя её бессмысленно.

Нимбфа должна быть заодно, едино общество вокруг неё — оно численно».

      Вспомнив эти общеизвестные для Нимбф слова, она расстроенно поджала губы, опуская взор.       В который раз не сдвигаемое убеждение, что Нимбфа в одиночестве — ничто, печалило её, словно она никак не могла привыкнуть к этой мысли.       В детстве у Айвалии к этому факту было множество вопросов, но со временем всё же она поняла, что, вероятно, ничто так не поддерживало в совете мир и равновесие, как эта особенность, пусть она и мало нравилась ей.       Подняв глаза, она засмотрелась на Вивьен, что-то бурно доказывающую Ра́вусу, и медленно улыбнулась этой картине.       В стороне стояла Изольда, что-то пишущая на пергаменте прямо на весу, а рядом стоял Клавдий, смиренно держа чернильницу и стараясь не показывать своего непонимания к происходящему.       Глядя на него, Айвалия чуть насупилась, вспоминая утренний разговор, но, взглянув на чернильницу в руках мужчины, быстро отвлеклась от гнетущих мыслей.       …К примеру, часто возникал уместный вопрос об использовании магии в повседневной жизни, ибо магия Нимбф была обширной и не специализировалась на чём-то конкретно, — смотря на этих двух, девушка усмехнулась, не понимая, почему он не использовал чары.       Но использовать магию в повседневной жизни, нет ли — было решением только самой Нимбфы. Например, отец всегда говорил Айвалии, что если та будет полагаться только на дар, то в конечном итоге банально обленится.       Видимо, этой мудрости старались придерживаться все — в Нимбфериуме не было тех, кто ценил дар Истинного носителя лишь как инструмент. Нимбфу всегда учили, что к этому стоило относиться несколько иначе, но желательно без фанатизма.       Фанатизм, наверное, был вторым самым страшным недугом, следующим сразу после чувства всевластия, которого Нимбфе стоило сторониться, ибо жила она на благо человека и всего живого.       Подумав об этом, Айвалия вновь покосилась на Равуса — только при разговоре с Вивьен, глядя на неё, он мог позволить себе сдержанную улыбку. Фанатизм приобретается постепенно, с годами — глядя на Нимбфу, воздержанием от этого стоило поучиться у него — он состоял в Нимбфериуме уже более двух столетий, в чём ему помогал вампиризм.       Дамир, окончив разговор с братом, обратил внимание на Айвалию.       — Так, чей сегодня день? — Он подошёл к ней сзади, кладя руки на плечи и взирая сверху вниз. — Чего такая кислая, хм?       — Ох, чувствую, за сегодня мне ой как надоест эта фраза… — Она улыбнулась, поднимая на него глаза. — Не знаю, задумалась. Краем уха услышала, что мы не успеваем в храмы. Надеюсь, это ни к чему не приведёт…       — Не расстраивайся раньше времени, Нимбфы всегда успевают.       Она медленно улыбнулась, пожав плечами, как вдруг услышала знакомый звонкий голосок.       — Сестрёнка!       Айвалия успела лишь развернуться, поймав ребёнка в объятия.       — Малышка Вел, вот и ты! — Казалось бы, от печали не осталось и следа.       Как только девочка подняла на неё взгляд огненных глаз, то сразу протянула свёрнутый вдвое лист.       — Вот, это тебе! С днём рождения!       — Мне?.. — Айва взяла в руки пергамент, разворачивая. — О Боги…       Она рассматривала рисунок волчонка и лисы, понимая, о чём и о ком здесь шла речь.       — Мы с тобой говорили как-то раз о том, кто на кого похож.       Айвалия, слушая её, медленно улыбнулась. Гуляя с ней по лесу, как-то раз Вел наткнулась на лисицу, напугавшись зверька. Тогда, чтобы отвлечь её, Айвалия сказала ей, что зверь чем-то был похож на неё, на что Вел в стороне не осталась, сделав сравнение Айвы в пользу другого зверя — пусть и более опасного, но уместного.       Через некоторое время Вел сама тащила кого-то из родных с ней в лес, гоняясь за зверями.       — Спасибо тебе, ты очень красиво рисуешь. — Она погладила её по каштановым волосам, на что ребёнок, обрадовавшись, обнял её, а она вновь посмотрела на рисунок.       — С днём рождения, А́йва. — Каллиста остановилась рядом с мужем, сдержанно улыбаясь.       — Спасибо Вам. — Она сложила рисунок, прикладывая его к письму от матери и прижимая конверты к груди, как нечто сокровенное. — Отец не подошёл?       — Нет, — ответил Арамир. — Нирма привезла ему какие-то материалы в мастерскую. Думаю, начнём без него, он должен скоро закончить.       — Ладно, — кивнула она, отпуская Велдавию, улыбаясь ей и намекая, что пора садиться.       Все сели за стол, каждый занимая своё место; Айвалия сунула письма под тарелку, вглядываясь вглубь дома, надеясь, что увидит отца.       — Итак, — объявил Арамир, — пока мы собрались вместе, нужно обсудить пару неувязок. На этой неделе мы посетим три владения, а не два, как обычно. Сначала отправимся в Маркарт, в середине недели — в Истмарк, и в конце — в Вайтран.       — А успеем? — уточнила Изольда. — Учитывая трудности в общении с ярлом Виндхельма…       — Успеем, не волнуйся. В последние два раза всё прошло благополучно, ярл знает, что наша помощь городу требуется.       Девушка понимающе кивнула.       Вскоре после своего основания Нимбфериум столкнулся со странным явлением со стороны мирного люда — страхом и гонением в адрес Нимбф.       По землям поползли слухи о чудовищах, что обитали в лесах Скайрима и были пропитаны злобой ко всему живому, желая убить или обезобразить его. Это произошло настолько быстро, что Нимбфы упустили тот момент, когда слухи, подобно мору, отравили и заполонили каждый уголок мира. Самым страшным было то, что это мнение закрепилось на долгие столетия, преследуя Нимбф всё их существование, практически с самого зарождения альянса.       Позже мнения в самом совете разделились — кто-то считал, что такая позиция была лишь на пользу, кто-то в открытую высказывал своё недовольство, но по прошествии времени каждый состоящий в резиденции двух династий или Дома попросту был вынужден принять это как факт и проклятие, что будет шествовать всю жизнь вместе с Нимбфой.       Жаль, что люд не знал, что те, чьё существование они очерняли, использовали силы своего дара на благо жизней — чаще всего Нимбфы оказывали содействие людям в самом банальном проявлении — помощи больным. Со временем Нимбфериум пришёл к сотрудничеству со всеми владениями Скайрима, посещая лазареты, ибо магия Нимбф могла вылечить любую болезнь, избавить от мучений или восстановить утраченное — это было лишь частью возможностей Нимбфериума.       Увы, даже это не справилось с увековеченным мнением о магах Севера, позже совет пришёл к тому суждению, что позиция народов и отношение к ним Нимбфериум мало волновала.       Так, на протяжении веков Нимбфы присутствовали везде, но в то же время нигде.       Это первая причина, по которой некоторые из Нимбфериума считали людскую молву полезным явлением — будто загипнотизированный ложными сведениями смертный, смотря на любезного человека перед собой, не знал, что перед ним Нимбфа, ибо знал мага Севера как чудовище и представлял его также.       Магия Нимбфериума была полезна во многом, но, к примеру, массовых столкновений альянс пытался избегать, не поддерживая войны и бойни, ценя души каждой стороны конфликта, да и с самого начала альянс принял позицию нейтралитета по отношению к позиции в мире, не собираясь принимать участие в принятиях каких-либо сторон.       Единственный случай, когда Нимбфериум безоговорочно принимал одну и ту же сторону, что могла пострадать от рук и деяний человека, — природа. Именно она даровала Нимбфам право на дальнейшее существование, когда-то встав на их защиту, поэтому Нимбфериум всегда стоял на её страже, оберегая и защищая.       Вспомнив про «защиту», Айвалия на секунду отвлеклась от еды, искоса глянув на главу альянса.       «Нужно будет в ближайшее время спросить его о волнующем меня», — подумала она, вернувшись к еде, параллельно всматриваясь в каждого члена семьи.       Арамир был главой альянса Нимбфериума, унаследовав своё положение от отца, — это был черноволосый, сильный что физически, что духом мужчина, в котором были буквально заложены лидерские качества. Чего нельзя было отнять у Терелиусов — так это их стремлений к познаниям, к исследованиям нового. Стоило признать, что в большей степени именно они наполняли библиотеку Нимбфериума новыми знаниями о магии Нимбф.       И Арамир, что ни для кого не было секретом, в большей степени интересовался именно Обливионом во всех его проявлениях. Судя по всему, в этом каким-то образом была замешана его жена.       Каллиста же была выходцем из клана, эта женщина отличалась хорошо развитым потенциалом, достигнув небывалых высот, ибо магия Нимбф была у всех одной — одной силы, — но сила колдовства зависела от внутреннего резерва человека, уровня развития его таланта. У Каллисты были свои способы в его развитии, секреты которых она никому не открывала. Как человек она была честной и свободолюбивой — стоило признать, обладала порой скверным характером.       У Арамира и Каллисты был общий ребёнок — Велдавия. Преимущество у Велдавии было в том, что она родилась от смешения кровей двух имперских родов, обладающих кровью Истинного носителя, из-за чего обладала врождённой способностью к колдовству.       Кажется, это больше ни на что не влияло.       С самого её рождения Айвалия очень полюбила её, проводя с ней большую часть времени. Может, поэтому Велдавия чаще всего называла Айву «сестрёнкой».       Сама же Айвалия всегда приводила сравнение Велдавии с солнцем — вероятно, на такую ассоциацию наталкивал цвет глаз, передавшийся ей от Арамира — ярко-янтарный, будто огненный.       Напротив Арамира на другом конце стола сидел его младший брат Дамир. Он был похож на Арамира что внешне, что характером, за ним закрепилась характеристика как человека, который был способен разрешить любой конфликт; он был спокоен в любых ситуациях. Как и его брат, Дамир интересовался Забвением, пусть и меньше — видимо, схожий интерес был наследственностью, либо Дамир решил идти по стопам брата.       Айвалия проследила, как напротив неё на своё место сел её отец, который коротко улыбнулся ей. Это был высокий седовласый мужчина, большую часть своей жизни который провёл в рядах Нимбфериума; был сдержанным человеком. Хорас имел свою мастерскую, занимаясь изготовлением различных посохов, так что почти всё время проводил в ней.       Сбоку от Хораса сидела Вивьен — это была одарённая травница и алхимик, способная вылечить живое существо если и не магией, то своим снадобьем. У неё была своя большая лаборатория, заполненная травами и живыми растениями.       Рядом с ней сидел Равус, в отличие от всех, с пустой тарелкой. Если бы не знание того, что Равусу нравилась его жизнь и «недуг», то Айвалия непременно бы печально улыбнулась, глядя на эту картину.       Под Домом Естества находилась большая библиотека Нимбфериума, хранящая в себе все легенды, теории, мифы и знания о Нимбфах и их магии — она пополнялась и постепенно переводилась, ибо очень много текстов в ней было на языках, кои не каждому были доступны.       Это была библиотека Равуса — по крайней мере, такое мнение закрепилось, ведь большую часть своего времени и жизни старый вампир проводил там, скрываясь от дневного времени суток и солнечного света; даже его место за столом было расположено специально так, чтобы на него не попадало солнце.       Рядом с Айвалией сидела Изольда.       Изи была художником и переводчиком — она учила маленькую Вел некоторым языкам, а также полюбившемуся ребёнку рисованию. Это была жизнерадостная девушка, имеющая свою маленькую библиотеку, в которой чаще всего она занималась либо переводом фрагментов и рукописей, взятых из библиотеки Дома, либо рисовала рисунки для всё тех же книг.       Рядом с ней сидел Клавдий. Айва старалась не смотреть в его сторону, чтобы лишний раз не нарваться на осуждающий взгляд.       Хотя это было слишком резко сказано — Клавдий не был настолько неприятным, скорее, чересчур нудным. Он знал, что Айвалия интересовалась мнением людей о Нимбфах, кои были записаны в книгах, хранящихся у Изольды, и его это волновало сильнее прочих. Почему — Айва не знала.       Клавдий был воином, поэтому был учителем в этом искусстве — чему-то научил и Айвалию, хотя её это мало интересовало.       — Ну что же, — начал Арамир, откладывая от себя салфетку. — Хоть это не особо и принято у нас, но давайте поздравим нашу именинницу с её днём рождения.       — Та-а-ак, я начну! — Изольда, словно только этого и ожидая, еле слышно ударила ладонями по столу, привлекая на себя внимание. — Из тебя не получился художник, хотя я так хотела, но главное, из тебя получился хороший человек!       — О боги… — тихо засмеялась Айва.       — Нет, ну правда! — Она сверкнула голубыми глазами, глянув на рядом сидящего мужчину. — Клавдий, скажи ей!       — И скажу.       Айвалия посмотрела на него через Изи, страшась его ответа.       Но Нимбфа вдруг улыбнулся.       — Плохих мы не держим. Я лишь пожелаю, чтобы ты была такой же жизнерадостной.       — А чтобы мне такой быть, мне не стоит читать легенды о нас? — сощурилась Айва.       — Именно. — Он щёлкнул пальцами, кивнув ей.       — Клавдий хочет сказать тебе, — продолжил Равус, крутя и рассматривая плод вишни на веточке, — что, чтобы быть счастливой, не нужно смотреть на мнение окружающих.       — Да, но не смотреть — не значит, что не считаться. — Вивьен, ехидно усмехнувшись, оторвала вишню с ветки и под пристальным взглядом Равуса посмотрела на Айву. — Мнение окружающих порой совет — при этом он может быть очень ценным.       — Верно, — отозвался Арамир, — но ценность определяет наличие мудрости как у человека, который тебе дал совет, так и наличие мудрости у тебя. Нужно уметь различать, что ценно, а что нет. Я уверен, что ты научишься этому.       — Не имея при этом горького опыта. — Дамир кивнул, когда Айва посмотрела на него. — Знаю, что это практически невозможно, но разве можно желать другого? Я желаю, чтобы горького опыта у тебя было как можно меньше.       — Не иди на поводу своих необдуманных желаний. — Каллиста слабо улыбнулась. — Порой они могут привести тебя к погибели. Нужно учиться жить с тем, что произошло, и не искать путей к достижению непостижимого.       Каллиста посмотрела на мужа, на что он накрыл её ладонь своей, улыбнувшись ей.       — А я просто скажу, что я тебя люблю. — Велдавия улыбнулась, посмотрев на рядом сидящую Айвалию. — И всегда буду, где бы ты ни была.       — Ага, так, спокойно! — Айвалия помахала на себя, пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции. — Я сейчас разрыдаюсь от счастья… Фух!.. Спасибо вам всем! Я рада, что вы все у меня есть! — Девушка оглядела всех сидящих за столом, чувствуя, как её сердце наполнялось счастьем; через слёзы улыбаясь, она наконец посмотрела на отца. — Да, пап?       — Конечно. — Он усмехнулся, задумавшись на пару секунд, глядя на неё. — Всё, что можно, уже пожелали, я лишь скажу, что хочу одного для тебя — счастья. Уверен, ты найдёшь его, каким бы оно ни было.       Айвалия улыбнулась почему-то печально, но ещё шире, коротко ему кивая.       — Пойдём, — кивнул отец в сторону. — Мне нужно кое-что тебе отдать.       — Ну что же, раз на этом всё, то можем расходиться. — Арамир поднялся. — Сегодня до заката все остаются дома, а с наступлением ночи отправляемся в Маркарт.       Все начали расходиться, Равус направился вслед за Изольдой за переведёнными рукописями, Вивьен — к себе в лабораторию, Клавдий с Дамиром покинули дом.       — Мы сегодня идём в лес, помнишь?       — Конечно, помню, малышка Вел. — Айвалия улыбнулась, потрепав её по макушке. — Иди, я скоро буду.       Велдавия радостно убежала к матери с отцом. Наблюдая, как они скрываются за поворотом, Айва посмотрела на отца, направляясь к нему, параллельно пряча письмо и рисунок под корсет.       — Что тебе привезли в мастерскую? — спросила девушка, догнав отца и взяв его под руку.       — На этой неделе лишь камни и новые инструменты для работы по дереву. Старые совсем в негодность пришли.       — Может, написать маме? Она и изготовить может, и заточить.       — Боюсь, это займёт много времени, да и мне не хотелось бы её нагружать. У неё и без нас забот полно. — Мужчина остановился у двери в свою мастерскую, отворяя её и пропуская дочь вперёд. — Прошу.       Оказавшись внутри, Хорас ушёл вглубь помещения, скрывшись во второй комнате, а Айвалия притормозила, рассматривая убранство вокруг себя. Мастерская отца была поистине удивительным местом, Айва знала его очень хорошо, но каждый раз при посещении не могла не рассматривать две обширные комнаты.       Так как Хорас занимался посохами — их изготовлением и зачарованием, — все стены были завешаны образцами самых разных наверший. На полках лежали камни душ разных экземпляров. Айва вдруг вспомнила, что всегда боялась их.       — Да-а, что ни приду, а у тебя ничего не меняется. Всё такое же… Восхитительное. — Девушка, стараясь не касаться камней, взяла какую-то книгу с полки, стирая с неё приличный слой пыли. — И грязное.       — Да, с этим есть проблемы, — донёсся голос из другой комнаты.       Отложив книгу, она вновь огляделась. В дальней части помещения были незашторенные окна, заставленные стеллажами с разной рабочей утварью, так что свет в кабинет практически не проникал. На рабочем столе стояла пара реторт, несколько луп на штативах и прочие инструменты; пол вокруг стола был усыпан мелкой древесной стружкой.       «Надо будет хоть уборкой здесь заняться», — подумала Айва, смотря на цветок на столе.       Подойдя к нему, девушка потрогала землю в горшке.       — У тебя единственный цветок в комнате, и то полумёртвый. Когда ты его последний раз поливал?       — Кажется… — но мужчина затих.       — Всё ясно! Бедное растение… — Взяв горшок, она направилась к стеллажам у окон, сгребая запястьем руки всё в сторону на одной из полок, и поставила цветок. — Так, вода…       Спустя минуту поисков она нашла кувшин с водой, размочив землю, и, отставив его, склонилась и всмотрелась в полусухое растение, улыбнувшись.       — Надеюсь, на солнце тебе будет лучше.       Выровнявшись, она посмотрела в сторону, обратив внимание на отцовый посох, стоящий в углу.       Удивительным было то, что Нимбфы вкладывали свою волю и свои желания в руки, действуя ими, но Хорас нашёл способ вложить силу дара в посох, пользуясь им.       Это было даже символично.       Мужчина наконец вышел из комнаты, наблюдая за дочерью. Айва взяла трость и, сконцентрировавшись, легонько ударила кончиком древка по полу — по посоху поползли струйки магии, наполняя сухую ветвь жизнью.       — Красиво… — пробормотала она, рассматривая ожившую трость. — Но всё равно никогда не пойму, почему тебе так удобнее.       — Эх, а помнишь, как я надеялся и тебя к этому приучить? — слегка обречённо сказал он. — Видимо, не судьба.       — Всё же мне удобнее руками. — Айва отставила посох, посмотрев сначала на отца, а после на то, что было в его руках. — Что это у тебя?       — А это… — Дождавшись, когда она подойдёт ближе к столу, он поставил перед ней коробочку. — Наш с мамой подарок.       Улыбнувшись и коротко глянув на отца, она взяла обшитую снаружи тканью шкатулку и открыла её. Внутри было серебряное кольцо с невиданной красоты аметистом.       — Вау… — удивилась она, аккуратно вынимая драгоценность.       — Собственно, здесь целая история.       Больше отец ничего не сказал, дожидаясь, когда Айвалия сама что-то заметит.       — Так… Вижу… Гравировку матери. — Она провела пальцем по надписи на внутренней стороне кольца. — И стиль очень похож на её, это же филигрань. А камень… — Девушка рассматривала необычного цвета аметист, по краям который был более пурпурного оттенка, нежели сердцевина — тёмно-фиолетовая. — Камень невероятный, где ты его взял? — посмотрела она на него.       — Нигде. Это мой труд.       — Ты…       — Да. Мы с твоей мамой подумали, что это было бы неплохой идеей — она сделала всю оправу, а я вырастил камень.       Айвалия, со сверкающими от слёз глазами, посмотрела ещё раз на кольцо, а потом вновь на отца.       — Пусть у тебя будет наша частичка. Если можно так сказать, да и…       Девушка обняла его, не дав закончить.       — Да, я тоже тебя люблю. — Мужчина обнял её, тихо смеясь.       — Спасибо… — пробормотала она в его одежду, сжимая подарок в руке сильнее. — Оно бесподобно…       — Рад, что понравилось. С днём рождения тебя.

Наступает ночь, поглощая земли.

Мерцают звёзды над миром большим.

Не ходи ты туда, где ещё вчера деревья цвели…

Ибо Нимбфы вдали, и они никуда не ушли…