Быть мной это...

Когда я стала приходить в сознание, то маленько приоткрыв глаза, увидела всё довольно расплывчато. ВСЁ, кроме уведомления от системы, которое было довольно-таки чётким и светилось бирюзовым прямо перед моими глазами. Кстати, а она раньше такого же цвета была или я просто внимание на неё не обращала? Скорее всего второе. ВНИМАНИЕ!!! Внимание! Пользователь был проткнут мечом и из-за этого отправился на тот свет! После перезагрузки пользователь был возвращен в прошлый мир в своё прежнее тело! Напоминание: пользователю с этим телом нельзя умирать ближайшие десять лет, иначе никакая перезагрузка больше не сработает! Пользователю всё это время требуется избегать пищи, которая не пригодна для потребления обычного человека, а также больше не попадать сердцем в клинок или меч и тогда всё может в его жизни быть гораздо лучше. Желаем удачи! То есть это ещё я виновата, что один кое-кто готовить не умеет и детей травит, а второй кое-кто мечами тыкает куда не поподя? Что за дискриминация?! Фиговый мир! И такие же небожители! Только больше радовалась перемещению сюда, чем тут радости есть! Нельзя было переместиться куда-то в более удачное место и тело? Нет же, я тут дочь Хуаляней у которых любовь до гроба и после, а за детьми следить вообще не умеют! Хотя тут вряд-ли есть такой человек, у которого судьба бы мне понравилось, но прикол в том, что постоянные смерти тут даже такого человека, который хотел умереть пытался. Тут я начала слышать голоса. И нет, не в своей голове, а в окружающем пространстве. Да так удачно, как и в прошлый раз, что кажется меня создатель будит именно тогда, когда для этого самый подходящий момент. — Сяньлэ. Потеря ребенка — это непоправимое, и твоя утрата ощущается глубоко. Но даже в этом страшном испытании хочу напомнить, что жизнь продолжается, и твоё сердце всё ещё может находить место для любви и надежды. Твоя дочь навсегда останется частью тебя. В каждой улыбке, в каждом воспоминании о ней будет живое отражение тех счастливых моментов, которые вы разделили. Позвольте себе пережить все эмоции — плач, грусть, гнев. Это естественно и необходимо. Твоя жизнь — это не только скорбь, но и твоя сила. Разреши себе чувствовать радость в мелочах, которые могут прийти в твою жизнь. А любовь, которую ты испытывала к своему ребенку, будет всегда живой, как свет, согревающий твоё разбитое сердце, — слышала я чей-то довольно складный, но совершенно не знакомый голос. Мужик этот явно умеет сироп в уши заливать. Но при этом слышны ещё мамины всхлипы, они такие же были, когда я залетела в дом после того, как бабушка с дедушкой повесились. Погодите, а что за мужик? В моей груди сейчас нет меча, я это как бы очень хорошо ощущаю, даже сердце без какой-то боли бьётся, но при этом чувствую, как одежда ко мне прилипла в том месте, кровь видимо запечься успела. Хотя засохла относительно быстро. Я ещё и в какой-то невесомости ощущаю себя, будто на чьих-то руках, больших таких. Погодите, это явно не мамы, всхлипы её слышны чуть дальше, явно не папы, у него руки меньше, да и у Се Лянь будем честны тоже. Кто меня держит? Резко открываю глаза, а передо мной серые волосы. Вот не седые, а именно, что серые. Пазл в моей голове сложился просто моментально, так что и реакция у меня была очень скорой: — Ааааааааааааа! — и от того, что я довольно громко и неожиданно для них закричала, меня выронили, и я успела и откатиться, и отползти от этого человека на довольно приличное расстояние, перед тем как поднять широко распахнутые глаза, оставшись в позе ползуна. Сразу же повисла буквально гробовая тишина и две удивленные физиономии уставились на меня. Это было лицо довольно взрослого мужчины и мамино заплаканное. Мой мозг даже не сразу сообразил, что второй человек это по каннону Цзюнь У. Похож ли его лик на Безликого Бая? Да вообще нет, будто два разных человека. То гораздо моложе, нежели это. Даже в какой-то мере более красиво, только «Поветрие» его портит. А тут и взгляд другой, в нём даже нет разочарования от моего воскрешения, и форма лица другая и всё остальное. Какой из его ликов настоящий? Да вообще сейчас как-то по барабану, мне плохо только от одной мысли, что я знаю, что это один человек. А он мне ну уж сильно много боли причинил, как физической, так и духовной, так что я к нему точно подходить не хочу. Да, сейчас он притворяется добрым дедушкой, но наплевать я на это хотела, там хотя бы не лицемерил, что меня убить хочет. Мама, сломя голову, кинулась ко мне, обняла меня крепко, словно боялась, что потеряет в следующий миг, как будто сама мысль о разлуке была невыносима. Её сердце забилось сильнее. Хотя мне показалось, что больше некуда. — Родная моя… — говорила она с всхлипами, только сильнее прижимая меня к себе. — Я рада, что ты жива… Цветочек мой, я сделаю всё, чтобы защитить тебя… Всё будет хорошо… Я не позволю никому, никому, ни одной капле боли коснуться тебя… Я больше не позволю, чтобы тебя протыкали мечом… Дальше будет всё хорошо… Мы поднимемся на Небеса… И мне там лицезреть вот эту вот рожу? Я Бая имею ввиду, который Цзюнь У. — Нееееет! — громко крикнула я, даже выскользнув из маминых объятий, отойдя на какое-то расстояние, сильно замотала головой в знак отрицания и начала повторять. — Нет! Нет! Нет! И ещё раз нет! Никаких небес! Никаких богов! Никаких демонов! И никаких юнъаньцев, чтобы в жизни моей больше не было! Хотя бы ближайшие десять лет. Но нет, нет, нет! Забирайте меня хоть куда: в горы, в монастырь, в наложницы, но чтобы ко мне никакие божества не приближались! — Цзинь Хуа, — услышала я голос Цзюнь У, но также услышала прям это разделение моего имена на две части и прежде чем он что-то сказал, перебила: — Иди нахуй! — Что? Куда? — удивился он, а его лицо перекосило. — Доча… — не поняла моего настроения мама. — Туда! — подняла руку в небо. — Туда! — показала в другую сторону. — Туда! — в другую сторону. — Туда! Туда! Туда! Туда! — в последний раз показала на землю. — Хоть поднимитесь на небеса! Утоните! Сгорите в лаве! Закопайтесь под землю! Но будьте подальше от меня! Как можно дальше! — Доча, так нельзя говорить, — сказала мама, смотря на меня странным взглядом. — Я не хочу видеть никакие сущности рядом с собой, будь то черт или божество! Легче умереть! А я не умираю, слышишь? Я не могу спокойно умереть, мне каждый раз просто больно, видеть никого не хочу! Демон сделал мне больно! Юнъаньцы проткнули мечом! Божества были глухи к мольбам! Видеть никого не хочу! — кричала я, а из глаз полились слёзы. Как же меня тут всё достало! Я устала! Мама на это обняла меня, подняв на руки и начав гладить по голове, а я уткнулась ей в плечо и зарыдала. — Если ты так хочешь, — сказала она, будто только что приняла какое-то решение, о котором даже не хотела думать раньше и начала меня гладить по голове. — Владыка, хочу у вас попросить прощения за мою дочь, я родить родила, а не воспитала из-за чего она допускает такие вольные обороты в своей речи. — Прощаю, Сяньлэ. Девочке довольно трудно пришлось, как и тебе и на фоне всего этого стресса из неё выкатились вот такие вот слова. Какой покорный прям, аж противно. — Владыка, я бы хотела ещё кое о чём попросить. — Дозволяю. — Вы даже не узнали, о чём я прошу. — В любом случае, я должен преподнести тебе что-нибудь в честь возвращения в столицу бессмертных. Пусть это и будет даром. — Что ж, тогда я хотела бы, чтобы вы ещё раз низвергли меня в мир смертных. — Но почему? — Я совершила ошибку. Наслала на людей вторую волну поветрия ликов. Хотя итог оказался с виду вовсе не таким уж страшным. Тем более находясь в мире смертных совершила ещё большую ошибку, чем могла себе позволить и сама себя за это простить никогда не смогу, из-за моих каких-то действий или бездействия мой ребенок пережил столько событий за эти три года, что даже заклятому врагу не пожелаешь и я, как мать не уследила и сделала ей больно. Я могла её потерять большое количество раз и только потому что она почему-то не умирает, она осталась со мной и её сердце бьётся до сих пор. Ей три года, а она плачет от того, что ей слишком сильно больно и она умереть не может, это разрывает моё сердце. — Если ты знаешь, в чём ошиблась, следовательно, ты уже права. А божеством ты можешь обеспечить своей дочери безбедную жизнь. — Только знать — недостаточно. Совершив ошибку, нужно принять наказание. Но… совершила ошибку я, а вместо меня наказание принял другой… Поэтому, в качестве кары, я прошу Владыку заковать меня ещё одной проклятой кангой. Нет, двумя. Чтобы одна сдерживала мои магические силы, а другая забрала мою удачу. — Куда так много? — подняла я голову с её плеча. — Ты откуда её потом возьмёшь? У меня? У меня её нет. — Чтобы забрала твою удачу? Но ведь тогда ты станешь вестницей неудач и по-настоящему превратишься в духа поветрия. — Дух поветрия так дух поветрия. Я буду знать, что это не так, а остальное не важно. — Назовите деда так, он же поветрие насылает, — буркнула я. — Кто дед? — «удивился» Цзюнь У. — Бай на бабушку не похож, — фыркнула я. — Сяньлэ, ты ведь потеряешь лицо, — верховный бог войны отвернулся от меня и стал с мамой говорить. — Ну и пусть. Сказать по правде, мне думается… что я скоро к этому привыкну. — Сяньлэ, ты должна понимать, что без магических сил уже не будешь божеством. — Владыка, я понимаю это как никто другой. — Помолчав, она несколько раздражённо и раздосадованно добавила. — Когда люди говорили, что я — их божество, у меня появлялись магические силы. Но на самом деле я… вовсе не то божество, каким они меня считали. И, возможно, я не могла справляться с любыми трудностями, как они того хотели. Разве божество может быть таким неудачливым? Я хотела защитить свой народ, но вместо этого устлала землю их телами; хотела отомстить, но в последний момент отказалась и не дошла до конца. Безликий Бай был прав в одном — я неудачница. Если не быть мне божеством, значит, не быть. — Сяньлэ, ты повзрослела. — У неё ребенок даже есть, — ехидно прокомментировала я. Но никто на это не обратил внимания. — Раз ты выбрала такой путь, что ж, хорошо. Однако должна быть причина, по которой я мог бы низвергнуть тебя. — Владыка, мы с вами, кажется, никогда не сражались в полную силу? — Сяньлэ, я ведь ранен. — Я тоже ранена, так что условия равны. — Раз так, я не проявлю снисходительности. — Не стану и я, — сказала мама, опустив меня на землю. — Разбей ему доспех, — сказала я, когда меня посадили. — Се Цзиньхуа! — обратилась ко мне мама. — Ничего не знаю, — усмехнулась я, отворачивая от них голову и сложив руки на груди.