Быть мной это...

Пока я шепотом ругала себя, услышала пронзительный крик боли, от которого кровь в жилах моментально застыла. Этот крик пронзал воздух, словно острое оружие, разрывающее ткани тишины. Он был полон ужаса и отчаяния, в нём смешивались слёзы и агония, отчетливо передавая боль, которую невозможно было вынести. Я замерла на месте, сердце забилось в беспорядочном ритме, словно пыталось вырваться из груди. Каждая нота этого звука отзывалась в глубине души, будоража самые потаенные страхи. Казалось, что он рвался из самых недр, отражая внутренние муки и страдания. Мои мысли заполнило множество картин — образы страха и ужаса, которые рисовал этот крик. Я ощутила холодок по спине, а затем меня резко пробило осознание: — Ци Жун… — сказал и после этого выпрыгнула из своего укрытия, вертя головой в разные стороны, пытаясь понять откуда вообще этот звук идёт, потому что мысли, которые находились у меня в голове путали абсолютно всё, в какой-то мере даже реальность и из-за этого вообще не понимала с какой стороны это происходит. Так, Цзиньхуа, делай вдох, выдох, не переживай, давай, концентрируйся на звуке. После того, как у меня пробежала эта мысль, поняла, что крик исходил тут рядом, но при этой он уже не был таким громким… Или его вообще уже не было, а то, что в моей голове, это просто уже мираж. Быстро рванула в то место, явно теряя по дороге где-то чувство самосохранения, потому что умные люди так не сделают. Остановившись около разворота, просто аккуратно заглянула за угол и от увиденной картины ноги у меня подкосились, но я всё равно оставалась на месте, будто моментально впустила корни в землю и теперь чувствовала себя деревом, которое от сильного ветра может сильно наклониться, но при этом поток воздуха не достаточно сильный, чтобы сломать его. Ци Жун, лежащий на земле, был словно застигнут в самом ужасном моменте своей жизни. Он, с длинными коричневыми волосами, которые некогда были ухоженными, сейчас выглядели словно обрывки несбывшейся мечты: растрепанные, заплетенные в косу, как будто кто-то пытался вырвать их прямо из его головы. Лицо его, перекошенное от страха, наводило ужас — бледность кожи контрастировала с яркими каплями крови, которые стыдливо прятались под царапинами, оставленными, видимо, в минуту отчаяния. Ткань провисала и терлась о землю, на ней виднелись безобразные пятна, а в нескольких местах ткань была прорвана. Словно сама жизнь истекала из этого обмякшего тела, кровь пропитывала землю вокруг, и в этом мрачном спектакле поднималась глухая тишина. В сердце у меня закололо от безысходности, а взгляд, прикованный к перетянутому животу Ци Жуна, не мог оторваться от зловещего зрелища. В его теле, словно жуткая деформация судьбы, торчал меч — черный, с вытянутым лезвием, покрытым запекшейся кровью. Он крепко приковал его к земле, словно этот «артефакт» стал незримой цепью, связывающей его с мучениями, которые он пережил. Я почувствовала, как у меня по коже пробежали мурашки. Меч, вонзенный в его плоть, был не только оружием, сковавшим его физически, но и символом его беспомощности перед лицом надвигающегося зла. Я обратила внимание на его глаза — они были широко раскрыты и полны ужаса, в них виднелось такое отчаяние и боль, что сердце моё сжалось, а дыхание едва не остановилось. Эти глаза, когда-то полные жизни и света, теперь были пустыми, как выжженные поля после пожара, как тот пустырь с костями солдат перед столицей Сяньлэ, по которому мы буквально сегодня утром шли с мамой. — Дядя… — прошептала с предыханием я, при этом не отрывая глаза от этой картины так как просто не могла это сделать, будто меня что-то держало за плечи. и голову, не давая развернуться. И это что-то было настолько холодное, что мне казалось, что сама смерть мне не даёт сделать каких-то лишних движений. Только через секунду после этого я осознала, что вообще-то не одна тут нахожусь, так как услышала разговор тех, кто стояли прямо рядом с Ци Жуном. — Вот и отбегался князь Сяоцзин, — фыркнул первый голос. — Держали вот только его слишком долго, — сказал второй. — Даже в голову не приходит почему император приказал до сегодняшнего дня держать его живым. И вообще не понятно, как умудрились именно сегодня его упустить мы, ты же сам камеру его видел. — Камеру то видел, но очевидно его держали для того, чтобы показать насколько людям из Юнъани плохо жилось на том, кто был самым близким к императорской семье, раз уж их не нашли. Сегодня же праздник, коронация была и объявление, что мы теперь новая страна, сам понимаешь, что теперь люди будут нас знать не просто, как какой-то бедный город на западе Сяньлэ, а как целую страну, которая даже являясь бедной, сумела победить богатую столицу, — говорил всё тот же бедный голос. — Ладно, логично, но если показывали ему это, то нафига человечиной его кормили? Чего? — Да, это жестоко, но в этом есть смысл, — объяснил первый, — Таким образом мы демонстрируем свою безжалостность к таким, как он. Человечина — это не просто пища, это символ. Мы показываем, что покорили не только их армию, но и дух. Мы отбираем у них все, даже то, что, как казалось бы, было свято. Никакой бы нормальный человек не стал бы есть человеческой мясо, говорят у него было ну уж очень интересное лицо, когда он это узнал… Не знаю, что он сказал бы дальше, но от этих слов у меня бежали по телу такие мурашки, что казалось они меня раздавить могут, и из-за чего я довольно громко икнула. Трепетный холод охватил мою душу, пронзая каждую клеточку моего тела. Я замерла, словно обмороженная, не в силах заставить себя двинуться. Все вокруг словно расплывалось, оставляя только нескончаемую тьму и гул невидимых голосов. Мои мысли, подобно дрожащим листьям, срывались с дерева моего разума, боясь упасть в бездну ужаса. Я вновь взглянула на солдат, их взгляды были полны беспощадной решимости. В этот момент один из них, высокий и мрачный, сделал шаг ко мне. Я почувствовала, как сердце замирает в груди, когда он поднял меч, его лезвие сверкает в ярком свете. И прежде чем я успела осознать, что происходит, он произнес слова, которые эхом отразились в моей голове: — Это тоже для общего блага. Ты же именно то дитя, что нашел князь Сяоцзин, а нам сказали убирать тех, кто хоть как-то коснется его. Я не успела и моргнуть, как остриё меча вонзилось в меня. Боль пронзила каждую клеточку моего тела, и, казалось, время остановилось. Я слышала, как во мне гремели слова Безликого Бая: «Смертник». В этот момент весь мир вокруг меня распался на кусочки: тени солдат, хмурящиеся лица, шёпот о будущем — всё это стало недосягаемым. Я рухнула на землю, холодный металл всё ещё оставался в моём теле. С каждой секундой я ощущала, как жизнь покидает меня, унося с собой надежду на спасение. В ушах звенело от глухого шума, отголоски разговоров солдат сливались с моим дыханием. Я понимала, что их планы уже запущены, и теперь никто не сможет остановить эту волну насилия. Да и началась она задолго до моего рождения тут, но как же Бай Усянь это всё успел продумать? С каждым вздохом мир вокруг меня становился всё более расплывчатым. ВНИМАНИЕ!!! ВНИМАНИЕ!!! ПЕРЕЗАГРУЗКА!!! ПЕРЕЗАГРУЗКА!!!