Я приду к тебе завтра

***

      — ...О, а вчера вечером, когда я возвращался от тебя, я встретил того заврианца. Помнишь? — Оророн говорил с улыбкой. — У него всё в порядке. Зелье, что ты дал ему, помогло. У меня тоже... — сбившись с мысли и ощутив вязкий в горле ком он закусил дрожащую губу. Сделав затяжной вздох и выждав несколько секунд он смог медленно продолжить: — ...тоже всё в порядке. Да, всё хорошо, всё отлично, и овощи растут замечательно. Только... Прости, у меня никак не получается забыть тебя. Что если ты всё ещё здесь и я могу тебя почувствовать? Кажется, я скучаю.       Его веки закрываются. Он прикладывает много сил чтобы снова разлепить их. Дуновение ветра пробирает до самых костей. В этой части Натлана теперь всегда холодно. Рядом с ним невыносимо одиноко.       Он открывает глаза и с болью смотрит на сидящего на каменном троне мужчину. Неподвижная фигура взирает на просторы спасённого им Натлана. Его грудь медленно вздымается. Он дышит, но он не здесь.       — Тебя всё ещё нет, — слова разочарования в его хриплом голосе на грани шёпота разносятся в полной тишине. — Даже птицы тебя не навещают.       Оророн вздохнул. Он вновь прикрывает глаза когда Капитан ему не отвечает.

***

      — ...Сегодня ночью мне приснился один сон, — юноша присаживается на верхней ступени, так, чтобы оставалось место между ним и ногами Капитана, и чтобы обернувшись вполоборота и поджав к груди одно колено можно было видеть его величественный образ. — Кстати, благодаря твоим усилиям натлановцы теперь могут исследовать другие земли. Представляешь, я мог бы стать путешественником, исследователем, может, торговцем?.. Но я не хочу, ведь здесь мои друзья, а Ифа не хочет поливать их каждый день. Он говорит, что в последнее время я стал чаще просить его об этом и что это не правильно.       Оророн останавливает свой монолог, будто ждёт какого-то ответа от своего собеседника. Но ответом ему служит ещё один порыв ветра — он с силой откидывает его капюшон и Оророн съёживается от холода. Подняв руку он тут же накидывает ткань обратно на голову. Закрытое ушко прижимается к голове, в то время как второе снова становится торчком. Он всё ещё пытается расслышать какой-нибудь ответ. Оророн улыбнулся своим мыслям и воспоминаниям.       — Раньше ты хотел знать, почему я скрываю второе ухо. Нет, прямо ты конечно никогда не спрашивал, но... Ох, но причины у меня не было. Я просто это делал. А тебе нравилось их трогать, я помню.       Ощутив прилив неясной ему тоски он снова замолкает. Он говорил с деревьями, со своими овощами, с животными и заврианцами, но те всегда ему отвечали. По-своему. Капитан же не отвечал вовсе, хотя Оророну показалось, что порыв ветра создал Капитан, чтобы снова посмотреть на его ушки. Может, снова потрогать.       Оророну с трудом даётся ещё один глоток холодного воздуха. Он поворачивает голову и смотрит на лежащую на подлокотнике руку Капитана. Опустив ладони и скинув капюшон он подаётся к ней навстречу. Он привычно пригибает ушки, ждёт и ждёт, но рука не двигается с места. Капитан, словно живая, но не способная на действия статуя, не обращает на его нужды своего внимания, будто тот не достоин и одной секунды от спасителя Натлана. Тогда Оророн придвигается ещё ближе, берёт его руку и кладёт на свою голову. Оророн улыбается.

***

      — ...Сон? Ах, да. Я так и не рассказал тебе, — привычно начинает Оророн садясь ближе, чем обычно. Так теплее, или ему это только кажется. — Дай-ка вспомнить...       Он задумчиво водит рукой по самому краю подлокотника, хочет снова взять его руку. И он идёт на поводу у своей прихоти. Ладошка берётся за знакомую перчатку — осторожно, так, чтобы случайно не поцарапаться, ведь обычно Капитан сам избавлялся от неё, прежде чем прикоснуться к Оророну — и снимает её. Как самое дорогое сокровище на котором не должно оказаться ни единой пылинки, Оророн кладёт перчатку близ себя. Когда становится возможным юноша снова откидывает капюшон и кладёт его ладонь на свою голову.       — Ммм... Твои пальцы еле тёплые, Капитан, — голос звучит с упрёком, словно он пытается его поучать как поучала его бабушка Ситлали. Но в куда более мягкой форме. — Тебе стоит лучше питаться. И желательно тёплой пищей. Может, я...       — ...Вот бы сейчас слопать целого цыплёнка!       Звонкий и детский голосок, явно не принадлежащий Капитану, вырывает Оророна из его фантазий. Отдёрнув руку, словно он делает что-то немыслимое, он резко встаёт, и перчатка, что лежала подле, с громким стуком катится вниз по ступеням.       — Чёрт... Чёрт-чёрт-чёрт! — нет, он не делал ничего странного, правда ведь? Но почему-то сердце его бешено колотится и он вспоминает упрекающий взгляд Ситлали и её слова: «Ты сам не свой, Оророн. Куда ты ходишь? Опять к нему? Ифа мне сказал, что ты стал редко появляться в собственном доме. А как же твои грядки?». Оророн тогда не смог дать вразумительный ответ. Он оставил иллюзорную копию и позорно сбежал, но Ситлали за ним не последовала. Лишь вздохнула и пошла своей дорогой, кинув: «Разбирайся сам. Но не увлекайся сверх меры».       Звон летящей по ступеням перчатки разносился в ушах Оророна будто ещё одним упрёком, но слова путешественника, что поймали элемент брони, стараются его успокоить:       — Оророн? Привет, — Итэр сдержанно улыбается, а рядом крутящаяся Паймон замолкает. Она понимает печаль Оророна. Может, не в полной мере, но в её глазах читается сопереживание. Та тоже кратко приветствует их друга.       Прочистив горло, Оророн, опомнившись, накидывает на себя капюшон, словно пытаясь скрыть следы своих действий.       — Да... Привет, Итэр... Можно? — неуверенно интересуется он насчёт перчатки.       Задержав взгляд на его отведённых в сторону глазах Итэр кивает и передаёт элемент брони. Он не спрашивает, а Оророн, не зная что ещё добавить, мнётся на месте. Итэр дружелюбно указывает ему наверх, как бы говоря «я буду рядом». Оророн тоже смотрит туда, где Капитан продолжает сидеть на одном месте. К горлу подкатывает очередной ком.       — Я хотел поправить. Мне показалось, что рука лежит не так. Не правильно. Капитан бы так не сидел.       Нелепые попытки оправдаться встречаются Итэром понимающей мягкой улыбкой. Он не пытается над ним зло шутить, как это, скорее всего, сделал бы Ахав. Он не лезет ему в душу, а помогает надеть броню обратно на слегка тёплую руку жителя Каэнри'ах.       Уходя, его уши улавливают разговор путешественника и Паймон:       — Итэр?.. А как ты думаешь, если бы ему выковали такое же древнее имя как и тебе, он бы смог?..       — Не знаю, но ведь... Всё сложно, Паймон.       Он не слышал, о чём они говорили дальше. Он стал размышлять на эту тему самостоятельно. Но ведь Капитан слился своей душой с Владыкой Ночи... Стало быть, возрождение попросту было невозможным, так как возрождать было некого? Или всё-таки он всё ещё где-то там?.. Капитан жил, его тело было живым, но его души не было. Оророн слабо ощущал её отголосок, но не сонм тех мёртвых душ и не самого Капитана.

***

      — Знаешь, я не хочу говорить про свой сон, — понуро начал Оророн, стоило ему оказаться на ступенях перед чёртовым троном.       Он не проклинал судьбу, ситуацию, архонта, сами небесные порядки. Он проклинал свою беспомощность.       — Я себя не понимаю. Ты ведь сделал то, что хотел, но почему у меня ощущение, что я сделал для тебя недостаточно? А вдруг я мог бы найти другой выход? А что если бы я тебя не привёл?.. — Оророн покачал головой. С очередным вздохом он осел на нижних ступенях и повернулся к нему спиной. — Нет, так было нельзя. Ты должен был там оказаться, потому что ты этого хотел... И... Надеюсь, что тебе правда стало легче. Ты спишь и наконец-то видишь сны, да? Ты заслужил этот отдых.       Оророн повернул голову. Капитан всё ещё не двигался, но его грудь по-прежнему мерно вздымалась и вновь опускалась, храня под своей броней его тело.       — Мне не хватает твоего тепла. Здесь холодно.       Жалуется он как-то по-детски, разве что губы не дует. Поняв, что обижаться на него бессмысленно, Оророн передвигается и оказывается подле Капитана. Не решаясь взять его за руку он прислоняется к подставленной ноге и вскоре кладёт голову на его колено. Прижавшись щекой он наслаждается его присутствием, закрывает глаза и делает сиплый и прерывистый вдох. Его плечи опускаются, когда он позволяет себе расслабиться.       — Ладно, расскажу тебе о том, как я ходил в город Сумеру...       И он рассказывает. О бесконечных песчаных дюнах, коим не было видно края, об удивительных пирамидах некого царя Дешрета... Внутрь он, конечно же, не заходил, ведь по пути ему встретился дружелюбный парень по имени Сетос. Тот высказал своё желание показать туристу город, и Оророн до того растерялся, что смог лишь пару раз кивнуть, а затем пойти с этим незнакомцем в неизвестном направлении. Но ему понравилось.       — Хм, а если бы я сразу с тобой пошёл и готов был сотрудничать... — вновь стал размышлять Оророн, что в своей задумчивости не заметил, как стал водить пальцами по второй ноге Капитана. Очерчивать замысловатые узоры, продолжать прижиматься щекой ко второму колену и наблюдать за собственной рукой. — ...мы бы успели? Если бы я действительно смог быть полезен, ты бы не смог исполнить свой нынешний план, так? Или же нет?.. Ох, но тогда, конечно, меня наверное бы не стало. Но кто знает? Может, я бы вернулся в Царство Ночи и переродился бы, а затем мы бы смогли встретиться вновь. Возможно. Я не уверен, что моя расколотая душа заслуживает перерождения.       Поняв, что он, возможно, проявляет немыслимый эгоизм, Оророн перестал елозить пальцами. Он отодвинулся и почесал плечо, чтобы делать хоть что-нибудь, любое бессмысленное действие, но не прикасаться к Капитану.       — Нет, так тоже нельзя... Ты ведь страдал всё это время, — вздохнув и встав с места он удержался и не стал брать его за руку. — Надеюсь, ты правда... Правда-правда счастлив такому концу.       Он уже почти спустился, но на последней ступени его нога, словно прикованная, не захотела делать ещё один шаг. Он снова повернулся к нему. Снова посмотрел на того, кто никогда не встанет, не скажет ему слова одобрения, не назовёт «мышонком», не протянет руки и не обнимет. Не снимет маску и не поцелует. Оророн не хочет верить в такой конец, где его оставили одного.       Сжав руки в кулаки он не сдержался. Быстро поднявшись он протянул руку и приподнял его маску — за один этот жест Капитан бы уже укорил его за нетерпение, но в наказание лишь отвёл бы в свой шатёр, повалил на койку и заставил бы прикусить его ладонь, лишь бы Оророн не срывал голос на жалобный вскрик при первых болезненных фрикциях. Приподняв маску ещё немного он видит контур его губ — те плотно сомкнуты, но Оророну всё ещё кажется, что если он прикоснётся, то непременно разбудит его, ведь Капитан так уже делал, притворялся спящим, а затем хватал приставучего юношу в охапку и "оживал". Подавшись вперёд он пробует свою затею и пробует губы другого мужчины на вкус. Вспоминает. Ладонь привычно, хотя в этот момент в отчаянии, ложится на плечо, дрожащие пальцы перебирают мех зимнего плаща, пробегают близ основания шеи, доходят до стыка элементов брони и находят обнажённый кусочек кожи. Подушечки пальцев трепетно трут то место, но всё по-прежнему не так, как было раньше.       Капитан не поднимает рук чтобы обнять его, не отвечает на отчаянный поцелуй склонившегося над ним надёжного товарища и любовника, не открывает глаз. Всё, что он делает, это дышит, пока Оророн тщетно, целуя снова и снова, пытается добиться его реакции.       — Ты бы уже, — хрипло бормочет он между поцелуями, что приходятся то в уголки губ, то между ними, когда он нерешительно пытается протолкнуть собственный пересохший язык внутрь, — ты бы уже взял меня за уши и оттянул, целуя как следует, по-взрослому, ведь мои поцелуи ты считал похожими на неопытный клевок малыша заврианца... Твоя свободная от ушей рука легла бы на мои лопатки, нащупала основание крыльев и бережно схватилась бы за них. Тебе они тоже нравились, Капитан. Твои глаза заискрили жизнью, стоило тебе узнать одной ночью, насколько они чувствительны, если их трогаешь именно ты.       Губы едва касаются его губ, и он прислушивается к чужому дыханию. Он напрягает зрение и предпринимает попытки найти его душу, поговорить с ним хотя бы раз. Но раза, наверное, будет недостаточно. Тогда, два раза?.. Его губы невесомо касаются его губ в ещё одном одностороннем поцелуе, прежде чем Оророн откидывает свою голову и заглядывает в его едва приоткрытые глаза. Веки не дрожат, руки не шевелятся. Ничего и снова ничего. Сплошные боль и отчаяния, и невыносимый холод. И холод этот почему-то исходит не от Капитана, а от него самого, и разливается по всем конечностям.       — Я... Принесу завтра чай, — он с трудом сглатывает, слюна не идёт по сухому горлу. — Да, чай поможет.       Он не уточняет, кому именно. Он медленно опускает маску, словно навсегда закрывает глаза усопшему, крупно дрожит и делает прерывистый вдох.

***

      — Да, так должно быть лучше, — приговаривает Оророн.       Он стоит в центре напротив Капитана и медленно садится на собственные колени. Вокруг расставлены ритуальные свечи, — те горят и пляшут на ветру тоненькими языками пламени, — в руке у него чашка чая, и окинув со своего ракурса образ Капитана он делает первый глоток. Жидкость ощущается как горьковатый без сахара чай, но с тонким ароматом неестественных добавок. Такие добавки использует бабушка Ситлали и другие шаманы, когда те пытаются войти в резонанс с миром Царства Ночи, Царства Теней. Оророн тоже их использовал, но редко. Не зная почему, но на него они могли действовать иначе.       Он допивает горьковатую мутную жидкость и отставляет керамическую чашку на ступень ниже. Собравшись с силами и открыв крепко зажмуренные глаза он внимательным и цепким взглядом старается углядеть нити. Разглядеть его душу, присутствие её где-то поблизости или в самом Капитане.       Минуты, — одна, вторая, пятая, — тянутся безумно долго. Он передёргивает плечами, когда порыв леденящего ветра окутывает его тело и забирает в свои объятия.       — И снова ничего, — вздыхает Оророн опустив голову.       Перед глазами только мыски мощёной обуви Капитана. Вдруг, меж понурых ушей, юноша чувствует знакомое тепло. Уши встают торчком. Оророн молниеносно поднимает голову, но Капитан сидит неподвижно. Он крутится, срывается с места, но вокруг ни единой души, в оболочке или же без неё. Он кладёт собственную руку на свою макушку, но ничего похожего на прикосновение более не ощущает.       — Было похоже на тебя, Капитан... Ох, кстати, — он снова меняет тему, чтобы не раздумывать над своими ошибками и заблуждениями. Повернувшись к нему он мягко улыбается, скрывая внутреннюю боль за болтовнёй. — В прошлом тебя называли Траином, да? Можно, я буду звать тебя настоящим именем?.. Я слышал от Итэра и Паймон, что ты отказался от своего имени, поскольку не смог оправдать сам себя и защитить страну. Но теперь всё изменилось, да, Траин? Ты хорошо постарался. Все тобой гордятся. Все благодарны... за твою жертву.

***

      — ...Ифа не хотел меня отпускать, — Оророн жалуется, опустившись на верхние ступени. — Он думает, что я провожу у тебя слишком много времени. Но я ведь провожу его со своим... другом. Разве я не могу тебя навещать? — искренне задаётся вопросом Оророн, едва повернув к нему голову.       Траин ему не отвечает, тогда Оророн запрокидывает голову и вместе с ним наслаждается звёздным небом. Как раньше, когда костёр фатуйского лагеря разгонял ночную тьму, а Оророн сидел близ Первого Предвестника, пробовал их напиток и немного глупо улыбался после. Кажется, что улыбался даже Траин, поглядывая на своего ночного гостя и дорогого сердцу мышонка.       — В том сне... — начал Оророн, решив всё-таки поделиться с ним своими мыслями, — ты слился со мной. Не так, как ты слился с Владыкой Ночи, а так, как ты показывал мне в своём шатре.       Оророн неловко заканчивает. На его щеках выступает румянец. Но он улыбается.       — Ты любил наблюдать за мной когда сажал меня на себя сверху. Ты говорил, что я твой свет, а мои глаза — это два необходимых тебе маяка. Но ведь маяки яркие, разве нет? И свет в них поддерживается с помощью костров, да и светят они иначе. Мои глаза, сколько бы я не смотрел в зеркало, не сияют. Ты странный, Траин, — улыбнувшись, Оророн опускает голову, — а ещё называют странным меня.       Задумавшись и не зная, что ещё сказать, Оророн время от времени кидает беглые взгляды на его руки. Хочется снова прикоснуться к нему, хочется снова ощутить то забытое тепло. Он прикусывает губу и поддаётся слабости. Сместившись, он упирает колени подле трона, меж расставленных ног Траина, и тянется к нему. Переложив его руку на свою макушку, — не забыв, конечно же, снять капюшон чтобы Траину было приятнее его касаться даже сквозь перчатку, — Оророн сцепляет свои пальцы в замок на его пояснице. Ушки опускаются под несущественной тяжестью, так, как делали это всегда. Его нос привычно утыкается в районе живота, и Оророн крепче обнимает родного человека.       — Ты оставил во мне яркие воспоминания. Слишком яркие, Траин, — голос переходит в хриплый шёпот, когда он перебирает в голове все те моменты, где они оставались наедине. — Интересно, а какие воспоминания я оставил тебе? — он поднимает голову, чтобы оценить реакцию мужчины, но Траин, как и всегда, не удостаивает его даже взглядом.       Тогда Оророн думает, что делает что-то не так. Он ведь сам только что сказал, что были моменты, когда Траин смотрел на него, как на спасительные огоньки маяка. И он приходит к единому мнению, что должен попытаться снова. Что должен показать ему дорогу домой, в новый дом, к нему.       Воодушевившись и подняв на него многозначительный взгляд Оророн решительно делится с ним своими планами:       — Траин? Я хочу кое-что попробовать... Пожалуйста. Я знаю, что ты занят, что твоя душа сплетена с Владыкой Ночи, но я хочу верить, что твоё личное "я" ещё не рассеялось. Я хочу... Попробовать...       Руки Оророна переходят с его поясницы и ложатся на пояс. Пальцы ощупывают пряжку и скрывающуюся за ней пуговицу, а затем и находящийся в расслабленном состоянии мужской орган. Он всё ещё ждёт, что Траин скажет ему, что мышонок у него глупышка, но глупышка очень притягательный. Ведь своими неопытными действиями он всё равно мог дарить ему наслаждение от их близости.       Он не думает, что делает что-то запрещённое. Он делает это, потому что это может помочь. Ему?.. Траину?.. Он пока не выяснил. Расстегнув его пояс и молнию он непривычным движением тянет за край штанов и приспускает. В прошлом Траин раздевался сам, может, боялся что Оророн увидит что-то отталкивающее, кошмарное?.. Он брал его за подбородок и приподнимал голову вверх, отгораживал от лишних видов. А при других обстоятельствах, когда Оророн неумело вертел головой между его ног, Траин завязывал ему глаза.       — Не волнуйся, Траин, ты как всегда выглядишь превосходно, — с улыбкой шепчет Оророн, что, как бы Траин в прошлом не старался, краешком глаз этот юркий юноша всё-таки успевал рассмотреть его снизу. — Кажется, эта венка стала немного синее, как река по пути к моему дому. Та почему-то тоже стала такого цвета... Это из-за артерий земли?..       Не чувствуя смущения за свои действия и обхватив вялый орган Траина он положил руку на его бедро, придвинулся ближе, опустил голову и повёл языком по головке. Он шевелит ушком, и будь Траин обнажён, своими действиями он щекотал бы его живот, и Траин был бы вынужден хватать его ушки, чуть разводить в стороны и не допускать подобного. Ведь Траин начинал, неождианно и приятно для Оророна, смеяться. Он самым кончиком ведёт ещё раз, но Траин реагирует крайне слабо.       — Не проблема, Траин. Я помогу тебе.       Успокоив не то себя, не то сидящего в одном положении Траина, Оророн снова перекладывает его ладонь на свою голову. Он придерживает её собственной рукой, чтобы та оставалась в одном положении и не спадала. Он усердно трудится над ним, раскрывает рот пошире и полностью вбирает едва дёрнувшийся и вялый член. В не возбуждённом состоянии он спокойно умещается во рту, чем Оророн и пользуется, ведь в прошлом у него никак не получалось взять его как следует, как хотелось. Траин тогда сказал, что это не важно, и что если ему так уж хочется, сам Траин может выступать для него неким подопытным в этом интимном для них двоих деле.       Тщательно облизав с каждой стороны и вжав пальцы в его бедро, Оророн стал ощущать, что член Траина наливается кровью. Он был вынужден выпустить его изо рта, сделать глубокий вдох, облизать губы и посмотреть вверх, будто Траин мог сказать ему, что он молодец, и что они могут приступать к следующему шагу.       — Точно... — Оророн поднимается.       Бережно положив руку Траина обратно на подлокотник он приспускает собственные штаны ровно настолько, чтобы другой мог получить к нему доступ, оставляя ткань комкаться и висеть на верхних частях бёдер.       — Только не урони меня, Траин, — предупредив его, Оророн перекидывает одну ногу через ноги Траина и упирается коленями по обе стороны от его тела. Придвинувшись ближе, он привычным жестом обхватывает его за плечи, а второй, смазав пальцы слюной, заводит за себя и прижимает к ложбинке меж ягодиц.       Окинув Траина кратким взглядом и испытав странное и непонятное ему ощущение опустошения он, не выдерживая, отводит глаза.       — С тобой было бы проще, но я постараюсь сделать это сам, так, как это делал ты. Я смогу.       Он выдыхает и снова вдыхает холодный воздух, от которого собственные ледяные пальцы кажутся ему чужими. Он ведёт ими чуточку ниже, разводит ягодицы вторым и безымянным, и, вжав средний посередине, толкает в себя.       Опустив голову и уши он продолжает себя подготавливать. Он елозит на его коленях, трётся своим полувставшим органом от его, и по прошествии некоторого время, подумав, что подготовил себя достаточно, он вынимает из себя уже три пальца и только тогда снова смотрит на маску Траина.       — Думаю, хватит. Я попробую, но если вдруг что — я тебе скажу. Я помню.       Обняв его покрепче, да придвинувшись ближе, Оророн заводит его член за себя, член, что уже успел потерять прежнюю твёрдость, и Оророн, как мог, снова постарался придать ему прежний вид. Он водит по нему рукой, так, как это делал Траин на его собственном, и у него получается. Оророн удовлетворённо улыбается и устраивается поудобнее. Приставив его член к своей дырочке он снова вспоминает, что Траин смачивал себя перед тем, как продолжить. И Оророн не торопится, а делает всё так, как делал Траин. Смочив свои пальцы он смачивает его головку, направляет в себя и медленно насаживается.       Оророна пробирает дрожь от ожидания и старо забытых ощущений. Он не был уверен, что сможет повторить то, что Траин делал с ним, но он очень старался. Опустившись ещё ниже, когда член протолкнулся глубже, Оророн запрокинул голову и с силой прикусил нижнюю губу.       — Т-твоих рук не хватает, Траин, — юноша жалуется на ту боль, что ему приходится выносить. Потому что что-то не так, чего-то не хватает, и хотя он себя подготовил, боль почти невыносимая. Он даёт себе время, дышит как можно медленнее, чтобы не совершать лишнее, даже самое малое, движение.       Он снова кладёт его руку на свою макушку, ждёт, что Траин потрёт нежную кожу у основания уха, утешит так, как утешал раньше. Он даже пытается имитировать его действия — сжимает его пальцы на своих ушках, но ощущения всё ещё не похожи на те, как когда это делал сам Траин.       Он прерывисто шепчет, свободной рукой хватаясь за его плечи и зарываясь пальцами в мех зимнего плаща:       — Я-я расслаблюсь... Сейчас, Траин... Думаю, надо ещё немного времени.       И он даёт себе время, чувствует пульсацию Траина внутри себя, и когда ему кажется, что он готов принять его дальше — Оророн опускается и член проходит глубже, по ощущениям, почти до конца. Взглянув на него из-под чёлки он медленно и как-то нерешительно снимает с него маску, словно боясь, что его упрекнут за своеволие. Но Траин не упрекает. Этого не видно по его синим глазам, едва видимых из-за щёлочек, и Оророн успокаивается и выдыхает. Бережно отложив маску он обхватывает его за шею и тянется за поцелуем. Когда их губы уже почти соприкасаются, Оророн надрывно шепчет:       — Я хочу вернуть тебя. Пожалуйста. Пожалуйста, посмотри на меня, посмотри на своего мышонка. Я здесь, а тебя здесь нет. Это будто бы неправильно.       Невыносимая тишина и слабое дыхание Траина вперемешку с его нервным от ожидания — это всё, что улавливает тонкий слух Оророна. Подавшись вперёд его губы оказываются на родных губах Траина. Он немного приподнимается и снова опускается, а почувствовав, как член Траина снова посылает импульс и приятно щекочет внутренности, Оророн запрокидывает голову и тихо-тихо стонет.       — Только не убирай руки, Траин, — скуля просит он, когда рука Траина от всё более частых движений норовит слететь с его макушки. Оророн тут же обхватывает её своей ладонью, вжимает пальцы и не даёт упасть. — Я молодец, да?.. Я... Я смог приспособиться. Просто открой как следует глаза и посмотри на своего мышонка, иначе я... я... я уже не знаю...       — Оро!..       Донёсшийся до его слуха голос заставляет остановиться. Оророн нервно сглатывает, опускает голову и пытается увидеть, как губы Траина двигаются. Он берёт его за щёки, немного крутит, не понимает, и спрашивает:       — Траин? Почему ты не открываешь глаза?       Траин остаётся неподвижным. Его очи, едва видимые из-за век и направленные в одну точку, не предпринимают попыток посмотреть на Оророна. Юноша шевелит ушками и прислушивается.       — Траин, я...       — Оророн, друг мой, — на его плечо ложится чужая рука. Голос того пропитан горечью, и в этом голосе мозг Оророна, живущий в своих фантазиях, вдруг вспоминает давнего друга. Он охает и оглядывается на Ифу, в чьих глазах читается испуг. Тот подмечает их положение, мельком видит, что творит Оророн, но не осуждает, а пытается помочь и смотрит исключительно на лицо друга. Всегда пытается только помочь, но не всегда находит для этого времени. И если бы не Итэр, что заприметил Оророна этим вечером вновь идущим к Траину — Ифа бы так и остался в лечебнице вместе с Какуку. Ифа старается звучать ровно, хотя и обеспокоенно: — Давай... Давай ты встанешь, хорошо? Ничего плохого не случилось, всё в порядке. Просто встань, ладно?       — Почему ты пытаешься меня остановить? Ты пытаешься меня утешить? Ты говоришь с такой интонацией, словно я в этом нуждаюсь, — не понимает Оророн. Как-то инстинктивно он цепляется за плечи Траина, прижимается к нему и будто ищет защиты. Но ведь Ифа друг?..       — Я... — Ифа вздыхает. Его не смущает положение Оророна, ведь было попросту не до этого. Его пальцы крепче вжимаются в плечо друга, может, даже до некоторой степени боли, отчего Оророн жмурится и вздрагивает, но не отступает. — Оророн, мой милый друг, давай поговорим, ладно? Как и всегда, как раньше. Только не здесь. Прости, что не смог... найти время раньше, — с болью на сердце извиняется Ифа, видя, до чего довела Оророна вечная занятость его верного и давнего, может, даже единственного, друга.       — Почему мы не можем говорить в присутствии моего друга? Траин тоже мой друг.       Ифа поджимает губы в тонкую полоску, размышляя, как ещё достучаться до своего неординарно мыслящего друга.       — Оророн, то, что ты делаешь, несколько... Неправильно, — подобрав слово, которое не должно вызвать много вопросов или какой-то ненависти, Ифа мягко похлопывает его по плечу. Своей тёплой улыбкой он старается вразумить его прекратить это, желательно, как можно быстрее. — К тому же другие твои друзья тоже по тебе соскучились. Ты ведь весь год только и делал, что оставлял их на меня. Дружище, я устал бегать между твоим домом и своей клиникой. Пожалей бедолагу Ифу. Я ведь тоже твой друг, правда?..       Он давит на то единственное, чем может зацепить Оророна. И это работает. Внутри него что-то щёлкает. Он медленно поднимается, — тут Ифа всё-таки не выдерживает и быстро отводит взгляд от чёрно-синего члена Траина, как минимум потому что на сегодняшний день ему хватит и одного кошмарного воспоминания. То, что Оророн нуждается в помощи, и то, что оставлять его одного более нельзя — это первое, о чём стоит беспокоиться.       — Я сделаю тебе чай, а затем мы сходим к тебе домой и я буду смотреть, как ты поливаешь свои грядки, — Ифа старается звучать обыденно, пока Оророн застёгивает свои штаны, а затем начинает заниматься штанами Траина. Но более щепетильно, аккуратно и нежно. Ифа даже видит слабую улыбку на его лице, что ещё больше дерёт собственную душу.       Как он мог допустить подобное?.. Ифа корит себя за то, что вечно занят, что не видел, как из милого и странного друга Оророн стал странным по-настоящему, несколько пугающим своей безумной привязанностью и нежеланием отпускать того, кого, как знает Ифа, на сегодняшний день было не вернуть. Хорошо, что никто его больше таким не видел...       — Ладно, Ифа, давай попьём чай. Прости, что заставил тебя волноваться. Не волнуйся, с нами всё в порядке, — Оророн кивает недвижимой фигуре Траина, как бы вовлекая его в это понятие "мы". — Просто я ещё не нашёл способ, как мы смогли бы поговорить.       Ифа не пытается поправлять его. Очевидно, что Оророн уже давно не пытался с ним просто поговорить. Он скучал по нему. Скучал не только по голосу, но и по теплу его тела. Ифа снимает свою шляпу и, в момент когда Оророн чуть было не спрятал своё ушко за капюшоном, — вжимает свой головной убор к его макушке и пару раз хлопает для надёжности. Оророн ойкает, а уши опускаются, не найдя соответствующих прорезей в шляпе.       — Почему так, Ифа? — задаётся вопросом Оророн поднимая на него взгляд из-под полей шляпы.       Ифа прикусывает губу и кратко отвечает, не сильно подталкивая его вниз, на извилистую каменистую дорогу по которой они наконец-то вернутся домой. И, как надеется Ифа, Оророн в будущем будет навещать Траина исключительно ради разговоров, и желательно не долгих. Не надо ему здесь оставаться.       — Просто иди рядом со мной и не поднимай головы, хорошо? Можешь взять меня за руку, если боишься оступиться.       — Ладно, Ифа.       Оророн без проблем соглашается. Он подхватывает ладонь друга и идёт, как ему было велено. А Ифа, прерывисто выдохнув и немного успокоившись, старается как можно скорее забыть образ плачущего Оророна, который, кажется, этого даже не понял. Кто знает, когда в его голову придёт очередная глупая мысль умереть и попытаться встретиться с Траином в Царстве Ночи?..       — Пока, Траин. Увидимся позже.       Услышав его слова Ифа вздрагивает. Пальцы инстинктивно и ещё крепче обхватывают дрожащую ладонь Оророна. Он подтягивает охнувшего друга к себе и заставляет идти ближе, будто боясь, что если он его отпустит, Оророн снова подумает, что остался в этом мире один. Ифа пытается отвлечь его, чтобы переключить мысли друга на что-то и кого-то, кто не был бы Траином:       — Мне нужна будет помощь с заврианцами. Ты ведь забыл, да? Не говори мне, что ты забыл.       — Я не забыл, Ифа, — Оророн осторожно переступает по каменной кладке, но беглый взгляд его то и дело пытается зацепиться за восседающую на троне фигуру Траина.       — Тогда сначала чай, затем грядки, а после — мои пациенты.       — Как-то это не логично, — возмущается Оророн, — сначала поможем пациентам, затем польём грядки, а уже потом — попьём чай. Ифа немного глупый.       Ифа позволяет себе слабую улыбку на его привычную с ним дерзость. Да, так и вправду логичнее, заставлять Оророна мыслить самому, и наблюдать за тем, как мысли эти принимают правильную форму.       — Ты не одинок, Оророн. Я буду рядом, столько, сколько тебе потребуется. И, эм... Как захочешь, в общем, — смущённо заканчивает Ифа, чешет щёку и отворачивается.       Оророн молчит и задумывается. А ему нужен кто-то рядом? Рука Ифы, которую он не держал в своей руке лет с пятнадцати, ощущается тёплой и такой же родной, как рука Траина. Он поднимает голову и пытается всмотреться в эмоции на лице Ифы, но тот намеренно и только сильнее отворачивается, скрывает лицо за занавесом волос, и не позволяет другу видеть его смущение. Но Оророн видит его колышущуюся душу — тёплую и светлую, хотя и очень робкую. Его пальцы переплетаются с пальцами удивлённого Ифы, и тогда уже Оророн уверенно тянет его на себя.       — Я о тебе позабочусь, Ифа. Ты вырастишь хорошим овощем.       — Эм, да?.. Ладно?.. Хорошо, Оророн. Рад слышать, что из меня ещё получится что-то взрастить.       Ифа ему улыбается, и хотя он не знает, насколько хватит Оророна чтобы тот придерживался собственных сказанных ему слов и какими теперь мотивами он следует, — Ифа уверен, что Оророн сможет выкарабкаться из того омута, в который сам же себя и спустил. Потому что он не одинок. Потому что отныне Ифа его больше не оставит и постарается быть той необходимой поддержкой, которой Оророн лишился и которой ему всё это время не хватало.