Эрика

      Утром все тело Чонгука ломит от усталости и недосыпа. Они с Тэхеном, как и договаривались, отправились расхламлять чужую квартиру поздно ночью. Чего там только не было! И потрепанные временем серванты, и кресла, и столики, и даже две кровати, на которые Чонгук долго засматривался.       Впрочем, он, как и расчитывал, ушел с подработки с наживой. Уж больно он понравился аджумме, что та с превеликим счастьем разрешила ему забрать все, что понравится, и что он сможет утащить.       Так у Чонгука дома появилась небольшая тумба под телевизор (которого у него нет), и небольшая вешалка-тренога в коридор.       Размявшись, альфа по привычке закуривает вместо завтрака и сразу же отправляется в магазин, наблюдая за тем, как пробуждается город.       Чимин просыпается намного раньше Чонгука. С утра у него много дел, и в первую очередь он рассылает обновленные резюме в надежде, что в этот раз его точно примут в приличное место.       Пока почта делает многоадресную рассылку, Чимин быстро собирается и отправляется на работу. Добираться до нужного района слишком долго и в такси он успевает снова проверить почту, ожидаемо пустую, а после делает селфи и выкладывает в сторис с подписью, что радостно мчится на работу. И пока одногруппники поздравляют его с успешным стартом, сам Чимин горестно смотрит в окно, за которым с каждым кварталом становится все беднее.       Где-то вдали виднеется здание мечты, но Чимин едет совсем в другую сторону. Туда, где царит нищета, пахнет дешевой едой и уже открывает магазинчик ненавистный ему альфа.       Утренний ритуал повторяется снова: Хан, его заедающий навес, сигарета на морозном воздухе, и омега, которого все еще непривычно видеть в этом районе. Чонгук дымит прямо у входа в магазин: все равно еще рано, и никого обслуживать раньше открытия он не собирается.       Глядя на Пака, Чонгук мельком думает о том, почему омега ему врет, и каким ветром его вообще сюда занесло. Когда они учились, они находились по разные стороны баррикад: Чонгука едва не отчислили, в то время как Чимин получал все стипендии и лучшие оценки с идеальной посещаемостью. Его имя знали все.       А теперь он приходит сюда, на работу к Чонгуку, и говорит что-то о волонтерстве.       Чонгук хоть и не учился прилежно, он далеко не дурак, и прекрасно осознает, что работа в таком месте, как СМП, не подразумевает за собой никакого волонтерства, тем более в безымянном цветочном салоне на окраине Сеула.       Вот только Чимин всегда считал себя умнее всех, так что мысли о том, что Чонгук обо всем догадался, его ни разу не посетили.       — О! Ты уже тут? — выпрыгивая из такси, Чимин тут же замечает подпирающего вход Чонгука с сигаретой в руках. Морща аккуратный носик и поправляя уложенные в локоны волосы, он мило щебечет. — А я как раз успел заехать в компанию, взял отчетность, теперь можно и поволонтерить. Набираем материал для нового проекта, сам понимаешь, — щелкая пальцами, Чимин радостно улыбается и двигается внутрь салона, не дожидаясь ответа на свой лживый речевой поток.       Чонгук лишь качает головой, поражаясь тому, как омега врет и не краснеет. Язык у него без костей, это альфа понял еще вчера, но дела ему до этого, если честно, никакого нет.       Он бросает бычок в урну и возвращается в салон, подготавливая место к открытию. До поставки он планирует занять Пака сборкой букетов. Пока тот будет переделывать одно и то же по пятьдесят раз, у Чонгука будет время поискать на форумах какую-нибудь подработку.       Пока Чонгук гремит в зале, Чимин спешно переодевается. Сегодня он подготовился получше. Жилетка на тонкой водолазке смотрится намного лучше, а через пару дней он заберет у девочек свою новую форму и сможет надевать что захочет. Ничего не будет облегать и привлекать внимание к тому, что Чимин не настолько худой, как принято у корейских омег.       Довольно повязав фартук, он придирчиво окидывает свое отражение в зеркале, поправляет прическу и только затем выходит к Чонгуку, начиная свой второй рабочий день.       В это время альфа уже вынес состав будущего букета из холодильника, разложив все цветы на столе кучками.       Придирчиво оглядев омегу, он дергает бровью, но оставляет мысли при себе. Кофта Пака слишком тонкая для того, чтобы находиться здесь весь день, и альфа подозревает, что уже через час омега будет стучать зубами и жаловаться на холод. Впрочем, Черин всегда предупреждает стажеров о том, что в магазине прохладно, а Чонгук не нянька, чтобы кого-то отчитывать за игнорирование рекомендаций.       — Сегодня будет поставка, но пока она не приехала, тренируйся собирать букет.       — Поставка? — Чимин дует губы, размышляя. — Новые цветы привезут?       — Да, будем учиться обрабатывать их и ставить на воду.       — А что, чтобы засунуть цветок в вазу, нужны какие-то особенные знания? — хмыкая, Чимин закатывает рукава, смотря на стол. — Это что, вчерашние?       — Если ты достаточно образован, то должен понимать, что неправильный уход за цветком может потворствовать его скорейшему увяданию и сокращению срока жизни. Одна из твоих задач — создавать условия, в которых срезанные цветы будут сохранять товарный вид как можно дольше. И чтобы они как можно дольше радовали глаз покупателя. И да, это вчерашние цветы. Собирай, пока не получится что-то годное.       — Какой еще срок жизни, они уже мертвые. Мы торгуем трупами, — хмыкая, Чимин берет самый крепкий на его взгляд стебель и вспоминает все, чему его вчера учил Чонгук. Попутно он не перестает болтать все, что приходит ему в голову. — И о каком уходе ты говоришь? Они просто стоят в воде.       Чонгук устало вдавливает пальцы в переносицу, разминая костяшку. Выдохнув, он терпеливо поясняет:       — Для каждого цветка нужны разные условия хранения. Если для герберы и калы ты нальешь много воды, они быстрее сгниют. А вот роза требует большую емкость и как можно больше воды, потому что она пьет только через срез, в отличие от цветов с пористым стеблем. Гвоздика, хелиантус и тюльпан тоже не требуют много воды. Амарилисам перед тем, как ставить в воду, стоит перетянуть срез анкор-лентой, иначе стебель просто расслоится. Многие цветы нужно зачищать от листвы, потому что она быстро портится и не несет никакого смысла.       — О-о… — Чимин теряет нить рассуждения еще на гвоздиках. — Вроде все одинаково в вазах стоят.       Чонгук лишь качает головой, понимая, что бестолку что—то объяснять человеку, который знания никак не хочет принимать и не интересуется тем, с чем ему предстоит работать. Чтобы сохранить свое относительно шаткое спокойствие, Чонгук уходит на перекур, задержавшись у дверей, чтобы поболтать с Ханом, который как раз разгружал машину с продуктами.       Пока альфа дымит за витриной, Чимин усердно крутит спираль. С каждым разом получается все быстрее, все ровнее и все крепче, из—за чего он не может перестать собой гордиться. Естественно. Он же Пак Чимин. Нет в мире того, с чем он бы не справился.       Чонгук возвращается и рассказывает еще несколько интересных деталей о работе в цветочном, а потом приезжает Черин. Она, как владелица магазинчика, исполняет сразу несколько должностей: и руководитель, и менеджер, и администратор. Чонгук, завидев ее рабочую машину в окно, тут же идет принимать коробки, чтобы избавить омег от надобности таскать тяжести самим.       Он заносит поставку в салон, а Черин за это время печатает накладную и расспрашивает Чимина о том, как ему на новом месте, и все ли его устраивает.       Чимина не устраивает ровным счетом ничего, но он мило улыбается и вежливо отвечает на все вопросы, с гордостью показывая скрученные спирали.       Черин кивает головой, и когда Чонгук заносит последнюю коробку, отдает ему планшет с накладной, чтобы он сверялся со списком. Сама же она открывает коробки и выгружает пачки цветов на пол и стол, называя названия и количество. Когда с этим покончено, взрослая омега забирает выручку за вчерашний день, чеки, расписывается в журнале и уезжает, желая плодотворной работы.       Чонгук, оглядывая кучу цветов, лишь глубоко вздыхает и запасается терпением, суя Паку под нос связку с зеленью, которую нужно просто пересчитать по количеству, проверить на гниль и подрезать, перед тем как ставить в воду. Все это он сообщает омеге, а сам распаковывает эустому, объясняя, что листву у нее нужно зачищать.       — Господи, зачем вы вообще берете бракованный товар, экономите? — Чимин рассматривает почерневшие участки зелени и с отвращением возвращает обратно в пучок.       — Куда ты кладешь? — раздраженно спрашивает Чонгук, убирая подгнившую ветку в сторону к заводской упаковке. — Просматривай каждую и сортируй на хорошее и нет. Я до вечера буду тебе одно и то же по двести раз объяснять? И в конце не забудь пересчитать, их вместе должно быть ровно пятьдесят.       — Господи, че ты такой раздраженный. Я тоже, знаешь ли, не в восторге был каждый раз повторять тебе учебное расписание, — бычась, Чимин раздраженно делает, что сказано, недовольно втягивая носом тяжелый перемешанный запах растений, к которому примешивается еще и альфий.       — Не нравится — свободен, — Чонгук указывает рукой в сторону выхода. — Это тебе нужна работа, так будь добр, слушай, что говорят, или иди туда, где не будет брака, кривых палок, и чего ты там еще успел насочинять.       — Это не работа, а просто задание из компании! Изучаем рынок! — Чимин недовольно топает ножкой в ботинке на высокой платформе и краснеет щеками, когда Чонгук так открыто говорит о его положении. Между прочим, тайном! — И что—то я не помню, чтобы ты отчислился, когда я тебя об этом просил. Продолжал мотать мне нервы и портить посещаемость всему курсу!       — Тебя забыл спросить, что мне делать, — фыркает альфа, с презрением глядя на человека, который даже на минуту не может представить, как жил Чонгук, и как вынужден выживать сейчас. Он, воспользовавшись шансом поступить в нормальный университет, не расчитывал на то, что сразу же после выпуска заживет на всю катушку, но и терять такой шанс было бы глупостью. По большому счету он окончил его просто для корки, так, на всякий случай, потому что он… Не собирался прыгать выше головы.       В его районе с такой коркой можно было выпендриться, заработать к себе дополнительное уважение, потому что у многих не было даже оконченного школьного образования. Люди занимались семейными делами из поколения в поколение, отстегивая государству налоги, и не задумывались о том, как живут такие белоручки, как Пак и ему подобные.       — Работай молча, пока не пришлось искать новое задание.       Последние слова Чонгук намеренно выделяет интонацией, дав понять, что ни в какие бредни о волонтерстве он не верит. А если судить по тому, как омега второй день возмущается всему подряд, но до сих пор упорно не уходит, его здесь что—то держит.       — Ты мне не начальник! — хмыкая, Чимин быстро перебирает зеленые травинки в руках, сортируя их на две кучки и быстро пересчитывает. — Все, на! — пихая обе связки в Чонгука, он гордо вскидывает подбородок вверх. — Легкотня!       Альфа, поджав губы, кладет оба пучка на стол, а затем, ничего не говоря, берет омегу за руку и тащит к двери, выпихнув Пака на улицу. Он закрывает дверь на замок, сложив руки на груди и глядя на то, что омега предпримет теперь. Телефон его, как и вещи, остались в салоне, а Чонгук явно не намерен терпеть склочность чужого характера. В годы учебы Чонгук был не в лучшем положении в колледже, но здесь он как рыба в воде. Это место — его второй дом, и он не собирается наблюдать за тем, как кто—то вроде Чимина будет относиться к нему с пренебрежением.       Чонгук ему не начальник, но в его силах сделать все, что потребуется, чтобы магазин не загнулся от таких бесполезных стажеров.       — Ты че, офигел?! — Чимин толкает стекло, пытаясь открыть запертую дверь, но та не поддается. Тело тут же сковывает декабрьским морозом, изо рта выходит горячий пар и он гневно поднимает на Чонгука. — Немедленно открой!       Альфа не слышит омегу, но читает по губам, отрицательно качая головой. Он отходит к столу, чтобы взять лист бумаги и написать на нем «Впущу, если будешь вести себя нормально», и показывает его через стекло, выжидательно глядя на омежку.       — Ты че, охуел! — Чимин зло барабанит по стеклу, не обращая внимания на оборачивающихся на него людей. Плевать. Тут его никто не знает. — У меня отличное поведение! — он пуще прежнего быкует, зло пиная по двери и гневно смотря на Чонгука. Чертов бродяжка, Чимин ему устроит!       Чонгук лишь усмехается и жмет плечами, комкая бумажку и бросая ее на пол к остальному мусору. Он смотрит на взъерепененного омегу с ожиданием, когда тот, наконец, успокоится и придет в себя.       Чимин злится. Сильно. Пока он колошматит по двери — почти не чувствует холода, но стоит силам закончиться и он тут же ощущает на себе всю прелесть декабрьских морозов.       Обхватив себя руками, он жалобно шмыгает носом, плюхаясь попой на витринный подоконник и с грустью смотря на забегаловку напротив. Сейчас она уже не кажется ему такой отвратительной как вчера. Теплая и очень даже недурно пахнущая, она так и манит его своим видом, и, не придумав ничего лучше, Чимин подскакивает и быстро семенит туда.       Пошел Чон Чонгук к чертовой матери! Чимин еще расскажет начальнице, какого мудака она взяла на работу!       Дождавшись, когда омега скроется с глаз, Чонгук отпирает дверь и возвращается к работе. Он монотонно перебирает поставку, включив на телефоне музыку, и покачивает головой в такт, иногда добавляя ритма ботинком.       — Дядюшка, — Чимин с обворожительной улыбкой входит в пустую забегаловку, тут же выхватывая взглядом лениво развалившегося за стойкой мужчину. — Могу я погреться у Вас?       — Конечно, детонька, — мужчина тут же поднимается и принимается заваривать бедолаге чай. — Чего ж ты в холод такой раздетым ходишь? Держи, — он дает омеге стаканчик с чаем и пару конфет.       — Я работаю напротив, — Чимин машет рукой в сторону цветочного. — Мой коллега—хам вытолкнул меня на улицу и не впускает обратно! — он жалобно шмыгает носом, покрепче впиваясь озябшими пальцами в слава богу чистую кружку. Взгляд то и дело соскальзывает на конфеты, но Чимин старается их игнорировать.       — Чонгук что ли? — мужчина заливисто смеется, поглядывая в сторону цветочного, откуда как раз, накинув куртку, выходит альфа. Он запирает магазин на ключ и достает сигареты, не торопясь забирать своего горе—стажера. — Вот молодежь пошла, совсем флиртовать разучились!       — Вы что?! — Чимин машет руками, поперхнувшись чаем. — Этот чурбан годен только на то, чтобы портить жизнь старательным людям, вроде меня! Сначала в универе мне нервы мотал, теперь здесь издевается!       — Не—е—ет, это точно не про Чонгука! — мужчина с теплой улыбкой смотрит на альфу, и когда тот замечает это, машет ему приветливо рукой, заманивая в забегаловку. — Я его с пеленок знаю, славный мальчишка. Ему десять стукнуло, так он уже вместо того, чтоб со шпаной бегать, на работу просился.       — Учился бы лучше, — хмуро пыхтит Чимин, допивая чай и двигая пустую кружку к аджосси. — Может Вы ему скажете, чтобы он пустил меня обратно? Я хочу есть, все мои вещи остались внутри.       — Так что ж ты молчишь, — мужчина указывает в сторону меню, написанного от руки, — выбирай! А я, так уж и быть, запишу это в счет твоего Ромео.       Чонгук к тому времени докуривает и, твердой походкой направившись к забегаловке, открывает дверь.       — Долго тут рассиживать собрался? — строго спрашивает он.       — На счет Чонгука? — шепотом переспрашивает Чимин и видя хитрое подмигивание тут же расплывается в широкой улыбке. Кажется, он вчера сделал слишком поспешные выводы в адрес местной кухни. Да и пахнет вроде как уже нормально. — Тогда мне… — он переводит задумчивый взгляд на меню, решая, что хочет больше всего, но, вспоминая, что платить будет Чонгук, решает, что можно взять и побольше, а потом растянуть на весь день. — Мне, пожалуйста, удон с осьминогом, сырные токпокки, курочку, рис с овощами, кимчи и дайкон! — скороговоркой выдает он, и только потом разворачивается к Чонгуку. — А что? Ты выгнал меня на улицу, одежду не дал, сам покроешь лечение за цистит?       — Я сейчас принесу твои манатки, и катись, куда хочешь, понял? Вместе с циститом и своими выпендриваниями. У тебя полчаса на обед.       И, хлопнув дверью, альфа возвращается в магазин, чтобы продолжить перебор поставки.       — Вот видите! — Чимин сокрушенно всплескивает руками. — Я сделал все, как он сказал, разложил и посчитал эту траву, а он просто вытолкал меня на мороз! Еще и хамит! Ненавижу его! — гневно стукнув кулачком по столу, Чимин жалобно смотрит на аджосси. — А у Вас есть соджу?       — Нет, детонька, у меня закусочная, а не бар. Да и на работу тебе возвращаться лучше трезвым, видимо, знатно ты разозлил Чонгука, что он едва не огнем пышет. Ты извинись перед ним, если провинился, и он сразу отойдет, знаю я его.       — Да как Вы можете? — Чимин слышит, как у него начинает дрожать голос и громко хлюпает носом. — Я его старостой был, а он вечно на парах не появлялся! Меня потом всем ректоратом отчитывали за него. Из раза в раз! А сегодня. Сегодня! Я все сделал, а он просто взял и вытолкал меня!       — Ты не серчай на него, — машет рукой дядюшка Хан, — он на работе вечно пропадает, трудолюбивый мальчишка. Руки из того места растут, жаль, что никого у него не осталось, кто помочь бы смог. Вот и прогуливал, чтобы с голоду не помереть.       — В смысле, никого не осталось? — Чимин нет—нет, да и поглядывает то на часы, то на дверцу, ведущую в кухню, судя по запахам. В животе свербит, но и угроза Чонгука мимо не прошла. Мало ли что еще можно ожидать от этого неотесанного альфы.       — Так один он уже сколько лет! Хорошо хоть комнатушка от бабки осталась, иначе бы точно на улице оказался. С четырнадцати один живет, мы всем переулком присматривали за ним по очереди, всегда на виду был, нет—нет, да помогал нам, чем мог, за копейку. Черин его с шестнадцати к себе работать взяла, да так и работает он в цветах у нее по сей день.       — О—о… — Чимин недоверчиво смотрит на альфу, припоминая все, что он знает о Чонгуке. Вот только знания его не выходят за пределы учебы. — А родители где?       — Померли оба. Отец от болезни отошел в мир иной, пока он совсем маленьким был, не помнит даже его, а мать спилась окончательно. То ли цирроз, то ли еще какая беда с ней случилась.       Хан выносит Чимину заказ на подносе, добавив от себя кружку компота.       — Вот оно что… — Чимин с благодарной улыбкой принимает заказ, тут же попросив большую часть убрать в контейнеры. — Значит, сирота… — он задумчиво подхватывает палочками яйцо, отправляя в рот и медленно жует, раздумывая над новой информацией. Такого Чимин… не ожидал. Значит, вот с чем связаны нелюдимость, бесконечные прогулы и скверный характер? Чонгук просто пытается выжить. — Вы правы, буду с ним помягче, — он тепло улыбается аджосси и плотно приступает к еде, а после, хорошо подкрепившись и выслушав о Чонгуке еще несколько смешных историй, убегает в цветочный.       Еду в контейнеры ему так никто с собой и не дал, но дядюшка Хан, которого Чимин теперь знает по имени, уверил, что будет ждать его вечером и пообещал накормить сытным ужином. Чимин в ответ рассыпался в благодарностях и вежливых поклонах, а так же сделал в голове пометку, что не стоит судить места по вывескам.       К тому времени Чонгук перешел к следующей партии цветов. Работает он быстро, поэтому к приходу Чимина остается не так много всего, что требует перебора. Глянув на вошедшего омегу, Чонгук не выдает ни единой эмоции, с каменным лицом продолжая зачищать цветок.       — Знаешь, то, что ты сирота, не дает тебе права так обращаться с людьми, — Чимин обнимает себя руками, грустно смотря на альфу. — Что дальше делать?       Чонгук густо хмурится, буравя омегу нечитаемым взглядом, гася в себе пламенное желание вышвырнуть отсюда эту выскочку и никогда больше не пускать. Следом он переводит недовольный взгляд на окно, где виднеется вывеска закусочной. Хана не ждет ничего хорошего.       Впрочем, как и Чимина.       Альфа оставляет без комментариев первую часть фразы, переводя взгляд на пол.       — Сложи все пачки на стол, прибери мусор и помой пол. Потом продолжишь работу с цветком, покажу, как зачищать розу.       Чимин с горестным выдохом принимается выполнять поручения, не веря, что он должен заниматься таким после академии. Он, лучший студент на курсе, Пак Чимин, складывает пачки и убирает мусор. Блять, Чимин даже в общаге этого не делал, как он докатился до жизни такой?       Ожидаемо, хватает его не надолго. Все сложив и выкинув, он горестно смотрит на пол, а затем переводит глаза на Чонгука:       — Я что, сам должен мыть полы?       — Представь себе, — хмыкает альфа, — что, мама с папой не научили?       — Я же устраивался флористом, а не уборщицей!       — О каких уборщицах ты говоришь? — раздраженно спрашивает альфа. — Оглянись! Похоже, что ты в Каннаме? Нет? — альфа с грохотом выдвигает деревянную швабру с тряпкой и пластмассовое ведро. — Тогда вперед, за дело. Это твое рабочее место, и ты за него в ответе.       — Может тебе за это доплачивают, а ты эксплуатируешь меня?! — Чимин недовольно топает ногой, но швабру все же берет, делая пометку уточнить все условия у начальницы. — Что это? — он рассматривает допотопный предмет, точно зная, что швабры выглядят иначе, а ведра должны быть с автоматическим отжимом.       — Это ведро, лучший студент. В него набирают воду. Канистры в подсобке, вперед.       — А—а—а… — Чимин понуро ковыряет в подсобку и уже оттуда кричит. — А перчатки есть?       — В туалете посмотри, синие, — кричит Чонгук, усевшись на стул, чтобы не путаться у омеги под ногами. Когда тот выходит с перчатками, ведром и шваброй, альфа не может сдержать улыбки, до того омега выглядит нелепо, что все его напускное расстройство еще больше веселит Чонгука.       — Не дуй губы, привыкнешь. Давай, мой хорошо, чтоб не пришлось делать это второй раз.       — Почему я, а не ты? — раздраженно спрашивает Чимин.       — Потому что ты будешь работать здесь один. Без меня. Привыкай.       — А, — Чимин дует щеки, вспоминая, что он и правда будет работать один. А потом вспоминает кое—что еще. — Стоп! — он грохает ведром о пол, шикая, когда оттуда выплескивается вода прямо на его ботинки. — Да твою мать! — горестно вскрикивая, он костерит все вокруг на чем свет стоит, и только потом вспоминает слова Чонгука. — А поставки?! Я что, должен сам все эти коробки таскать?       — Нет, Черин тебе поможет. Вдвоем управитесь, они не такие тяжелые, как ты думаешь, — Чонгук сидит на высоком стуле, чуть раздвинув колени, опираясь о сидушку бедрами.       — Ясно, — Чимин недовольно окунает швабру в ведро и начинает возить ей по полу, не совсем понимая, что именно делает. Только сейчас он осознает, что и правда никогда прежде не мыл полы. Единственной обязанностью на протяжении всей его жизни была учеба. Больше Чимин не занимался ничем. У него не было хобби, не было друзей, никогда не было отношений. Он рос ради того, чтобы сделать карьеру, а теперь… Горестные мысли наполняют его голову и он не может справиться с жалостью к самому себе. Все это настолько слишком, что глаза опять печет, легкие сдавливает, а с губ срывается еле слишный всхлип.       — Ну кто так моет—то? Тебя и полы учить мыть? — вздыхает альфа, выглядывая из—за стола. — Сними тряпку, окуни в воду и отожми, чтобы не лилась вода ручьем. Надевай на швабру и начинай с самого дальнего конца.       — Видимо, да! Я вообще то учился на бизнес—аналитике! — рявкает Чимин, незаметно промакивая глаза рукавом. Он делает все, как сказал альфа, чувствуя себя при этом настолько несчастным, что, кажется, никогда такого прежде и не испытывал.       — Так может ты пойдешь заниматься бизнес аналитикой? — выгибает бровь альфа.       — Я и занимаюсь, — фыркает Чимин, елозя тряпкой по полу и делая пометку заказать нормальное ведро. — Это просто рабочий проект.       — Долго ты еще лапшу мне на уши вешать собираешься? — вздыхает Чонгук, скрестив руки на груди. — Мне, если честно, до лампочки, по какой причине ты тут оказался, но врать людям — это нехорошо. Похоже, родители тебя и этому не научили.       — Какую еще лапшу?! — вскрикивает Чимин, чуть не подскальзываясь на мокром полу. — Не неси ересь, бродяжка Чон!       — А такую, что никакого волонтерства в СМП нет. Так уж сложилось, что мой друг общается с парнишкой, который на данный момент проходит там стажировку. И никаким волонтерством СМП с роду не занималось. Впрочем, это и так было ясно. Что ты мог проанализировать в маленьком магазинчике на окраине города? Думаешь, СМП волнуют окраины? Его упор делается на центр. И ты это знаешь не хуже меня. Поэтому хорош валять дурака и не пудри мне мозги, лучший студент академии Пак Чимин.       — Пошел нахуй! — Чимин зло пинает ведро, расплескивая воду прямо по центру зала и гневно убегает в подсобку, как и вчера, запираясь в маленькой уборной.       Чонгук, со злостью поджав губы, поднимается со стула, чтобы продолжить работу. В отличие от вчерашнего дня, заканчивать и подтирать за Паком он не собирается. Попсихует, поистерит, и продолжит уборку.       Чимин и правда… истерит. Тихо, практически бесшумно, он прижимается лбом к рукам, сложенным на двери, и пытается взять себя в руки, но ничего не получается.       Легкие сдавливает от невысказанной боли, страха, отчаяния и жалости к самому себе. Он задыхается, судорожно всхлипывая и мечется, запертый внутри собственных кошмарных мыслей.       Чонгук знает. Он, черт возьми, все знает! А если знает он, может узнать кто—то еще. Кто угодно! Чимин врет всем, делает это публично, и просто не сможет вынести раскрытия собственного позора.       Он шмыгает носом, из которого начинает течь, трясется всем телом и мелко глотает спертый воздух. Перед закрытыми глазами пляшут прозрачные круги, и он на грани, чтобы скатиться на пол и забиться в самой настоящей истерике.       — Выходи, хватит сопли размазывать, — басит альфа из—за двери, стукнув по ней один раз. Он прислушивается к звукам, закатывая глаза. Будь проклят тот день, когда он не развернул Пака отсюда подальше.       Омежьи слезы — это последнее, с чем Чон хочет разбираться.       Чимин слышит его. Слышит, но не слушается, лишь замолкает, чтобы не выглядеть еще более жалко.       Он все же скатывается по двери, приседая на корточки и прячет лицо в ладонях, вдавливая со всей силы и скрывая тихие всхлипы, выливающиеся в трясущиеся плечи.       Позор. Какой же это позор. Как Чимин будет жить дальше после такого? Он не сможет. Не переживет.       — Если ты думаешь, что эта хлипкая дверь для меня проблема, то спешу расстроить. Открывай, пока я не выбил ее.       Чонгук все же надеется на благоразумие Пака, и с надеждой смотрит на ручку двери, жуя губы.       Он, если честно, не имеет ни малейшего понятия, как успокаивать омег, но что—то с Паком сделать надо. На крайний случай он всегда может отправить его домой, в случае чего.       — Уходи, — тихо шепчет Чимин, надеясь, что тот его расслышит. — Оставь меня в покое, — голос дрожит и с каждым словом, кажется, спасительного кислорода становится все меньше. Чимин задыхается в беззвучных рыданиях и никак не может остановиться. Мысль о неминуемом позоре убивает его, вызывая в голове картинки не самых легких решений, но вполне привычных для тех, кто не справился.       Чонгук хочет возразить, но в этот момент его отвлекает клиент. У него не перебрана до конца поставка, посреди зала лужа воды и швабра, и он понимает, что держится еле—еле, чтобы не вышибить эту дверь и не вышвырнуть отсюда Чимина.       Все было хорошо до того, как он появился в жизни Чонгука. Все шло размеренно и стабильно, но теперь о спокойствии можно только мечтать.       Чонгук минут двадцать обслуживает посетителя, и, рассчитав его, смотрит на дверь подсобки, подходя снова.       — Ты весь день там собрался сидеть?       К этому моменту Чимин успевает успокоиться. Почти, если спокойствием можно назвать переработанную в злость истерику.       — Ты! — он резко распахивает дверь, налетая на Чонгука и от неожиданности тот теряет равновесие. Падая на спину на стоящий у стены маленький диванчик, он на автомате утягивает за собой омегу и уже спустя секунду тот сидит на нем верхом, тыча пальцем в грудь и чуть не заливая лицо злой слюной. — Если ты кому—нибудь скажешь, я тебя задушу! — Чимин рефлекторно сдавливает пухлыми пальцами крепкую шею и наглядно показывает альфе, что он собирается с ним сделать.       Опешив, Чонгук не сразу понимает, что вообще происходит. Он рефлекторно хватается хоть за что—то, чтобы не падать, но этим что—то оказывается сам омега, вес которого теперь его придавливает к дивану. Чувствуя маленькую ручку на шее, Чонгук сверкает глазами и утробно рычит, тут же хватая омегу за руки крепкой хваткой.       Чонгуку ничего не стоит опрокинуть пышущее злобой тельце на диван, нависнув горой сверху. Он пережимает чужие запястья вместе, чтобы Пак и дернуться не смог.       — Еще раз прикоснешься ко мне, я вырву твои руки, понял меня? — рычит альфа, из—за злости начав пахнуть сильнее. Аромат древесины становится гуще и насыщеннее. — Мне плевать, чем ты занимаешься, и на тебя самого тоже. Вокруг тебя мир не вертится. Делай свою гребаную работу и не мешай работать мне, или, клянусь, ты пожалеешь о том, что пришел сюда.       — Да ты! — Чимин рефлекторно выпускает изрядную порцию феромона, на инстинктах пытаясь смягчить разозлившегося волка, а когда тот на секунду прикрывает веки — думает ударить коленом между ног, но в самый последний момент осознает, что его ноги широко раздвинуты и альфа лежит аккурат между ними. — Слезь с меня! — Чимин не может освободить руки, поэтому закидывает ноги на крепкую спину, и что есть сил начинает пятками стучать по чужой пояснице.       — Я предупредил тебя, — рычит в последний раз альфа, буквально стряхнув с себя омегу. Чонгук поправляет одежду, поморщившись, и идет в подсобку, чтобы взять куртку и выйти покурить.       Чертовы омеги, чертов Пак Чимин.       — Себя предупреди, козлина! — кричит ему в след Чимин, а после, поправляя одежду и растирая запястья он встает и возвращается в уборную, чтобы как следует привести себя в порядок. День только подходит к обеду, и торчать ему здесь до десяти вечера. Все, что хоть немного греет мысли — обещание вкусного ужина у дядюшки Хана. Чимин надеется, что сможет попасть к нему часиков в восемь.       Возвращаясь, он застает неубранную лужу, и, с тяжелым вздохом возвращается к своим новым, отнюдь не радужным и крайне далеким от аналитики обязанностям.       Чонгук выкуривает сразу две сигареты подряд, из—за чего задерживается дольше обычного. Вернувшись, он с удовлетворением отмечает, что полы наконец—то чистые, а бардак убран.       — Иди сюда, розу будем обрабатывать.       Чимин не отвечает, но молча подходит и покорно ждет дальнейших указаний.       Вместе они начинают перебирать розу. Чонгук объясняет, как нужно проверять цветок на брак, как зачищать стебель от шипов, сколько листьев оставлять, и как подготовить цветок к выставлению на витрину. Разобравшись со всей поставкой, Чонгук отмечает, что потратили они на это несколько часов.       Конечно, один он управился бы быстрее, но то, что оставшуюся часть они перебрали без чужих психов, несказанно обрадовало альфу.       А вот Чимин далек от радости.       Все это время он беспрекословно слушался альфу, стараясь лишний раз не открывать рот и справляться с обуревающими чувствами самостоятельно. Внутри все кипело от досады, обиды, бесконечного страха и недоверия к Чонгуку, но к окончанию работы он решает, что извлечет из всего этого пользу. А для этого ему нужно подружиться с несносным альфой.       — Все? — пока Чонгук убирает остатки мусора, Чимин рассматривает свежие порезы на ладонях. Розы оказались… крайне колючими.       — Все, — выдыхает альфа. — Можешь отдохнуть, — сам же Чонгук снова идет курить, а заодно открывает сайт биржи труда, выискивая, что могло бы подвернуться под руку без долгих сроков и быстрой оплатой.       Время близится к вечеру и Чимин решает, что вполне может перекусить, но тут же вспоминает, что Чонгук еще не обедал.       — А ты есть не пойдешь? — осторожно спрашивает он. — Дядюшка Хан приглашал на ужин…       — Дома поем, — даже не врет Чонгук, вспоминая, что запасы риса и кимчи у него еще не кончились. Он бы, конечно, может и сходил к Хану, да только сегодня с ним разговаривать ему совсем не хочется. День выдался… Уж слишком эмоциональным.       — Но ты весь день без еды, — не сдается Чимин. — Это вредно для здоровья!       Чонгук усмехается, качнув головой. Наверное, не стоит сообщать Чимину, что жить, как он, в принципе вредно для здоровья.       — Все вредно для здоровья. Мы каждый день дышим выхлопами от машин, едим непонятно что, а я вот еще и курю, — Чонгук показательно машет пачкой сигарет.       — Но мы можем снизить риски! — Чимин мило улыбается, украдкой смотря на альфу из—под длинных ресниц. — Пошли, я угощаю! Отметим мою стажировку!       Чонгук щурится, с подозрением присматриваясь к омеге.       — Отравить меня вздумал?       — Так не я же готовлю! — Чимин возмущенно всплескивает руками. — Дядюшка Хан!       — Ладно, пошли, — вздыхает альфа, решив, что малиновый чай сейчас не помешает, — Мертвого из могилы достанешь.       — Как хорошо, что ты живой! — Чимин поспешно стягивает с себя рабочую униформу, решив перебежать дорогу прямо так и первым скачет в сторону закусочной.       Чонгук не берется думать о том, что у омег в голове. Очевидно, что этой тайны ему никогда не постичь, а потому и свою он забивать не торопится. Закрыв магазин и повесив табличку о перерыве, он забегает к Хану следом, кивая нескольким знакомым, что тоже коротают вечер за горячей едой.       Чимин к тому моменту уже весело щебечет с дядюшкой Ханом, будто знакомы они сильно дольше, чем один день.       Чонгук подходит сзади омеги, устроив локоть на стеклянной подставке. Взгляд его впивается в Хана, и тот сразу понимает, чем так недоволен Чонгук. Впрочем, это не первый раз, когда Хан болтает о нем с его друзьями. Любит он поговорить о парнишке, что стал ему почти как сын за эти долгие годы.       При других людях Чонгук, конечно, ничего не говорит, и Хан, переключив внимание обратно на омегу, принимает у него заказ.       — Ну вот, пошли пока за столик, — Чимин тянет Альфу в самый дальний угол, садясь так, чтобы видеть и весь зал, и улицу. Мало ли, вдруг клиенты появятся. — А у нас мало покупателей, да?       — Хотелось бы больше, — вздыхает альфа, подперев подбородок рукой. Он пялится в окно, чтобы не создавать неловкости, разглядывая случайных прохожих.       — Нужно сделать магазин более привлекательным, — пожимает плечами Чимин. — Фасад облез, вывеска тусклая, никакой рекламы. Мы же в Корее, люди любят краски!       — Ты действительно думаешь, что проблема именно в этом? — хмыкает альфа, переведя скептичный взгляд на Чимина.       — А в чем? В товаре? — Чимин задумчиво постукивает ноготками по потертой столешнице, не отрывая глаз от цветочного.       — Ты у нас лучший студент или я? — хмыкает альфа, оглядывая помещение, оглядывая улочку, по которой бродят люди. По ним видно сразу — они местные. Не из центра, не откуда—то еще. А потребностей у местных немного — не умереть с голоду и от холода. Цветы — не первостепенный товар, который все спешат приобрести.       — И все же, праздники никто не отменял. А на них принято дарить букеты, — хмурится Чимин, смотря на Чонгука. — Возможно, стоит сделать ассортимент более доступным? Что—то недорогое, но красивое? Я видел красивые букеты из ромашек и всяких ммм… — он щелкает пальцами, пытаясь подобрать слова. — Ну, которые растут за городом! Можно покупать их у бабушек! А некоторые растят на крышах, почему лучше не брать у них? Товара будет меньше, но он будет более востребованным. И так вы поддержите местную экономику.       — Чимин, я флорист, а не бизнесмен, — напоминает альфа, замечая, что Хан несет им их заказ.       Чонгук обходится большой кружкой малинового чая, не сводя взгляда с окна. О чем говорить с Чимином, он не имеет понятия, да и не сильно раздумывает об этом, делая несколько глотков кислого напитка.       — Но тем не менее полы мы моем и коробки таскаем, — хмыкает Чимин, с удовольствием подхватывая палочкой сырный токпокки. Он аккуратно кладет его в рот, наслаждаясь свежим вкусом. — Если ты собираешься работать тут всю жизнь, почему бы не сделать место более процветающим?       — Кто тебе сказал, что я собираюсь работать тут всю жизнь? — дергает бровью альфа, переводя взгляд с окна на омегу.       — А что, нет? — Чимин пожимает плечами, наслаждаясь сытной едой. — Почему ты не ешь?       — Я не голоден, — отмахивается Чонгук, отгоняя от себя мысли о будущем. Так надолго вперед он не загадывает. Максимум, что его может интересовать — это завтрашний день.       — Но ты весь день не ел, — продолжает настаивать Чимин. — Ты же альфа!       Бровь Чонгука ползет еще выше, а на губах появляется незлая усмешка.       — И? И что с того, омега?       — Значит, тебе нужно хорошо питаться! — Чимин не понимает, почему этот альфа ерепенится и понемногу начинает закипать, но продолжает держать себя в руках. — Не хочу, чтобы твоя туша грохнулась в обморок на чистые полы.       Чонгук не выдерживает и тихо смеется, качая головой. Это невероятно. То, что говорит и делает этот омега, выходит за все рамки понимания Чонгука.       — Не волнуйся, не грохнется. Уже по домам скоро.       Чонгук смотрит на время, и как раз в этот момент на глаза его ложатся прохладные ладони, принося за собой ненавязчивый запах смородины. Конечно, это Тэхен.       — Не помешаю вашему свиданию? — воркует альфа, обходя Чонгука и садясь рядом с ним.       — Это не свидание! — заливается краской Чимин, с недовольством смотря на второго бродяжку. Хотя, стоит отметить, выглядит он получше Чонгука. Шмотки дороже, кожа лучше, волосы стильно покрашены. Но больше всего внимание привлекает его жест. Слишком… интимный. И не вызвавший никакого отторжения у Чонгука. Как—то это подозрительно.       — Да ладно вам! — отмахивается Тэхен, закинув руку на спинку стула Чонгука. — Меня Тэхен зовут. Ты вчера так быстро убежал, что мы даже не успели познакомиться. А как тебя зовут, прелесть?       — Чимин… — он теряется от неформального обращения, не зная, как себя вести.       — Очень рад знакомству, Чимин, — расплывается в довольной улыбке Тэхен, а затем переключает взгляд на чужой напиток. Он, не раздумывая, мягко отнимает кружку у Чонгука и делает несколько глотков чая, оглядываясь в поисках Хана.       — Секунду, я голодный, как стая волков.       Ким отходит сделать заказ, а Чонгук продолжает молчаливо потягивать теплый напиток, изредко поглядывая на Пака и его реакцию.       Чимин молчит.       Молчит и смотрит.       Ошарашенно так. С подозрением, смешавшимся с недоверием. Разве альфы… могут быть настолько фамильярны друг с другом? Что—то ему подсказывает, что нет, по крайней мере, Чимин, всю жизнь окруженный серьезными людьми, такого никогда не видел. И это его настораживает. Очень сильно настораживает.       Тэхен возвращается за столик с парой корндогов и стаканом чая. Один он протягивает Чонгуку, и тот беспрекословно его принимает, тут же кусая угощение.       — Закроешь сегодня пораньше? — спрашивает Тэхен, в три укуса уничтожая сосиску на палочке.       — Насколько пораньше?       — Ну… на полчасика точно. Есть вариант смотаться кое—куда.       Чонгук переводит взгляд на Чимина, напоминая, что они не одни за столом, и Тэхен понимающе кивает, возвращаясь к еде.       — Ты же не хотел есть, — с упреком говорит он Чонгуку, чувствуя себя третьим лишним. Кто такой этот Тэхен и почему они ведут себя как… как… Чимин даже в мыслях не хочет давать этому обозначение, но упорно видит их парой.       — Аппетит приходит во время еды, — жмет плечами Чонгук и улыбается, когда допивает чай из стакана Тэхена.       Видя это, Чимин давится последним токпокком и бегает глазами между двумя альфами, которые так открыто едят и пьют друг у друга. Даже близкие друзья не позволяют себе такое на людях, тем более, альфы!       — Ясно, — коротко бросает он, быстро вскакивая, стоит дожевать собственную порцию. — Ну, не буду вам мешать! — и быстро ретируется, совсем позабыв, что цветочный закрыт, а ключ есть только у Чонгука. В два шага оказавшись у закрытой двери, Чимин понимает свою оплошность, но духу обернуться на закусочную у него нет. Непристойно ведут себя они, а стыдно почему то ему! Не придумав ничего лучше, Чимин начинает двигать горшки с искусственными цветами, переставляя их так, как нравится ему.       Все лучше, чем тупо подпирать дверь. Тем более, в одной легкой водолазке.       — Что с ним? — спрашивает Тэхен, не понимая, куда омега сорвался, да еще и раздетый.       — Ничего не спрашивай, он всю кровь мне свернул сегодня. И продолжает это делать, — Чонгук тычет пальцем в сторону цветочного, где омега пытается заработать грыжу.       Альфы убирают посуду и выходят на улицу, тут же подкуриваясь. Неторопясь они переходят улицу, наблюдая за мучениями Чимина.       — Ты хорошо себя чувствуешь? — на всякий случай спрашивает Чонгук, выпуская плотную струю белесого дыма.       Чимин слышит, как подходят альфы, слышит вопрос, но, не понимая, кому он обращен, молча продолжает двигать горшки посиневшими от холода пальцами. Оборачиваться к ним у него нет никакого желания.       — Не обращай внимания, он с приветом, — шепчет Чонгук Тэхену, но не чтобы скрыть фразу. Ему все равно, если ее услышит Чимин. Докурив, он звякает ключами и открывает магазин, обращаясь уже во весь голос к омеге.       — Пошли, хватит пыль поднимать.       — Сам ты с приветом! — вскрикивает Чимин, быстро выпрямляясь. — У вас все не по фэн—шую!       — О, так ты еще и в китайской геомантии эксперт? — хихикает Чонгук, загоняя омегу обратно в помещение.       — Я во всем эксперт, — высокомерно отвечает Чимин, разворачиваясь и с вызовом смотря на обоих альф. — Особенно в традиционной культуре.       Тэхен в непонимании хмурит брови, глядя то на омегу, то на друга в ожидании, когда кто—нибудь из них не разъяснит, что здесь вообще происходит.       Чонгук же, устав препираться, закатывает глаза и затаскивает омегу в магазин за руку, как маленькое дитя, и идет раздеваться. Тэхен же остается в зале, рассматривая витрину.       Чимин недовольно топает за Чонгуком, заходя следом в подсобку и прикрывая дверь. Пока альфа переодевается, он упирает руки в боки и смотрит на него недовольным взглядом.       — Чонгук, я все понимаю, на дворе двадцать первый век, но мы все еще в Корее. Не стоит быть настолько очевидными. Это даже не Каннам, тут не безопасно!       — Чего? — альфа выглядывает из подсобки, накинув жилетку на плечи. — О чем ты вообще? — хмурится он, глянув на омегу, но тут же отводя взгляд.       Он не собирается думать о том, по каким из причин Чимин не носит бюстгальтер, но то, что это так, подтверждают его красноречиво вставшие на холоде соски. Альфа вежливо не обращает на это никакого внимания, чтобы не смущать никого, и больше не смотрит в сторону Пака, принявшись считать кассу.       Чимин решает, что натягивать униформу уже нет смысла, и, возвращаясь за Чонгуком в зал, хочет продолжить разговор, но сталкивается с ухмыляющимся Тэхеном. Черт. Он не заметил, что тот вошел в магазин следом за ними.       Решая оставить свои советы на потом, он мило улыбается Чонгуку, постукивая коготками по стойке:       — Значит, сегодня закроемся раньше?       — Да, на полчаса, — кивает альфа, убедившись, что в кассе все хорошо.       До закрытия остается не так много времени, и за него альфа успевает обслужить еще двух человек.       Чимин все это время крутится поблизости, внимательно наблюдая за тем, как действует Чонгук. Он все фиксирует в памяти, намного серьезнее относясь к процессу, чем вчера. Все же, Чонгук прав. Чимину тут еще работать. И он не может ударить в грязь лицом.       Покончив со всеми обязанностями, Чонгук готовится закрыть магазин. Ждет, пока оденется омега, одевается сам, выключает свет и закрывает цветочный. На улице прохладно, но сильного ветра нет. Альфы снова закуривают, не торопясь уходить.       — Такси ждешь? — спрашивает Тэхен у Чимина.       — Да, — тот быстро кивает, зябко ежась на вечернем морозе. Наверное, вежливо было бы спросить то же в ответ, но знать об их личной жизни Чимин не хочет совершенно. — Завидя издалека яркую машину, он вскидывает руку и сам кидается на встречу, бросив альфам короткое прощание. Находиться рядом с ними дольше положенного Чимин не собирается. Точно не сегодня.       Альфы же, попрощавшись и пожав плечами, отправляются на очередную подработку.       По пути Чонгук вкратце рассказывает другу, кто такой Пак Чимин, откуда они знакомы, и почему тот такой странный. Тэхен понимающе кивает, а затем их разговор перетекает в другое русло.