Трилистник. Манёвры

      Для Хинаты октябрь выдался напряжённым и пролетел с оглушающей скоростью. Дни вроде как были весьма однообразны: уроки, домашние задания, занятия с миссис Мальсибер, разговоры с ребятами, дела студсовета, — однако при этом был каждый из них наполнен мини-событиями, которые в сумме выжимали все соки.       Физически больше всех выжимала из неё, конечно, миссис Мальсибер. Утренние пробежки каждый день, еженедельные дополнительные занятия защитой, совместное рукоделие по вечерам — Хината проводила с миссис Мальсибер столько времени, что постепенно в своей голове перестала звать эту требовательную, колючую волшебницу иначе, чем «Мора-сенсей». Она в самом деле наставляла Хинату, передавала свои знания, многие из которых, похоже, считала неподходящими для сына. Хината не была против: ей нравилось заниматься, — однако возможные проблемы в будущем с Реем из-за того, что его мать предпочитает проводить время не с ним, а с Хинатой, не покидали помыслов и вызывали смущение: как будто она крала у Рея мать. Чтобы компенсировать, Хината старалась часто быть с другом: делать с ним домашние задания, садиться рядом на совместных уроках, задерживаться для разговора после собраний студсовета. Рей, видно было, это внимание очень ценил и сам постоянно искал общества Хинаты. И это было подобно срикошетившему кунаю.       Из-за того, что вдруг оказалась на переплетении стольких нитей, отношений со столькими самыми разными людьми, Хината — и нет, она не жаловалась: только отмечала со смирением — утратила львиную долю свободы выбора, как распоряжаться собственным временем. Её утро забрала во владение Мора-сенсей, не спрашивая мнения (и Лили и Гестия дулись, что Хината больше не принимает участие в утренних разминках в спальне); на чисто гриффиндорских, а также смешанных с Когтевраном и Пуффендуем уроках рядом с ней работали то Лили, то Римус (и когтевранка Алиса Эллиотт отчётливо расстраивалась, так как сама была явно не против углубить с Хинатой связь, возникшую благодаря студсовету), а на совместных со Слизерином всех окружающих уверенно теснил плечом Рей (и взгляды Эвана Розье и Уолтера Эйвери делались всё злей); вечерами её раздирали домашки, Мора-сенсей и студсовет, а по ночам Хината шила или вязала в опустевшей гриффиндорской гостиной: деньги всё так же нужно было зарабатывать. Часто во время таких посиделок Хината «встречала» вернувшихся с ночных походов по замку Джеймса, Сириуса, Питера и Марлин, после чего ещё как минимум полчаса слушала восторженные рассказы второкурсницы о новых приключениях их весёлой четвёрки. Если уж Хината засиживалась совсем допоздна, то имела шанс «встретить» Дейдару, нередко приходившего в общежитие не раньше середины ночи; в такие моменты шиноби никогда не разговаривали, только обменивались взглядами, и Дейдара ускользал наверх к мальчишеским спальням, а Хината откладывала рукоделие: теперь уж точно пора заканчивать и ложиться спать.       Всё это, а также прочие мелкие детали будней лишили Хинату свободы манёвра — и возможности проводить достаточно времени наедине с Итачи. Хинату данное обстоятельство беспокоило. Да, брат победил уныние и апатию, в его взгляде вновь пылало пламя деятельности, однако Хината понятия не имела, что у Итачи на уме. Проводивший с Итачи несоизмеримо больше, чем она, времени Рей ничего не говорил: то ли не знал, то ли не хотел выдавать — и оба варианта Хината принимала. Она даже попробовала следить, но не выяснила ничего помимо чуть повысившегося внимания брата к Регулусу Блэку. Предположение мелькнуло на границе сознания, но Хината поспешила отмести его.       Так что в то воскресенье, пользуясь тем, что большая часть студентов и профессоров убыла веселиться в Хогсмид, Хината и Итачи сразу после завтрака сбежали в Запретный лес, только под пологом которого, вне зоны досягаемости внимания из замка, им можно было побыть собой: шиноби.       Они тренировались с самого утра: упражнялись в тайдзюцу, покидали трансфигурированные из веток ножи, устроили маленькое соревнование на скорость и контроль чакры: кто быстрей заберётся на дерево, не используя рук? Выиграл Итачи: с чакрой он тренировался больше. Хината восприняла это как заслуженное напоминание о собственных упущениях.       В Запретном лесу было хорошо: тихо, мирно и укромно. По школе ходили самые невероятные слухи и домыслы касательно того, что скрывалось в чаще, но Хината относилась к ним с весёлым скепсисом, списывала на воображение детей. До сих пор Запретный лес — а пошёл ведь уже третий год его использования шиноби — не доставлял им ни страхов, ни хлопот. Или это коноховский Лес Смерти отучил бояться местного аналога?..       — Тебе доводилось бывать в Лесу Смерти? — спросила Хината, когда они с Итачи присели на корни старого дуба передохнуть. Над их головами последние листья срывались и мягко опадали на землю, устилая её огненным, жёлто-рыжим ковром.       — Доводилось, — Итачи внимательно посмотрел на неё. — Это место навевает воспоминания?       — Немного, — призналась Хината и подхватила в полёте листок; он был жёлтый с буроватыми краями и остатками зелени, растёкшимися по венам. — Знаешь, даже несмотря на сходства, я чувствую себя здесь очень уютно. И однозначно этот лес не заставляет меня быть в таком напряжении, как тот.       — Экзамен на чунина?       — Угу.       Мимолётно повисла пауза: Итачи сомневался, задавать ли следующий вопрос, а Хината терпеливо ждала, притворяясь заинтересованной в листке на ладони.       — Твоя команда столкнулась тогда с Орочимару?       — Нет. Моя команда была заточена на скоростное выслеживание, поэтому мы прошли этап одними из первых… Однако, — Хината подняла голову, ловя заинтересованность во взгляде Итачи, — Сакура, сокомандница Наруто-куна и Саске-куна, рассказывала, каково это было: встретиться с Орочимару лицом к лицу.       При звуке имени брата Итачи напрягся, посмотрел на Хинату с прохладной оценкой, полувопросом: «Чего ты добиваешься этими словами?» Хината, впрочем, не оробела — спокойно продолжила:       — Я помню, как сильно испугалась за ребят, — она подняла лист за веточку и сквозь него посмотрела на выглянувшее из-за облаков солнце, затопившее округу светом. Правда, на считанные мгновения: вскоре серая хмарь вновь поглотила небо. — До этого ни с кем из нас не случалось ничего настолько… зловещего; столкновения с чем-то, на что мы просто не в силах ответить… В рамках наших жизней как шиноби, по крайней мере.       Она говорила о Саске, и оба это прекрасно понимали.       — У тебя есть ко мне конкретный вопрос?       — Мой вопрос не имеет значения, пока у тебя не возникнет желания отвечать.       Налетевший ветер вскружил листья — те взметнулись тускло-разноцветным облаком к серому небу; растрепал он и отросшие пряди, обрамлявшие лицо Итачи. Отведя их с глаз, Итачи так и застыл с рукой в волосах на какое-то время, с губами плотно сжатыми, с полуприкрытыми веками.       Он боролся с самим собой. Хината не мешала.       — Во время войны, — наконец сказал Итачи негромко, — меня воскресили, как и других членов Акацуки. Кабуто хотел использовать меня и Нагато, чтобы захватить джинчурики Восьми- и Девятихвостого, однако моя давняя предосторожность позволила мне сбросить контроль Эдо Тенсей. После этого я отправился сразиться с Кабуто и на пути встретил Саске. После моей смерти он кое-что узнал и хотел поговорить… я не хотел, однако Саске оказался достаточно упёртым. Мы вместе победили Кабуто и разрушили Эдо Тенсей. После чего… — Итачи замялся, поднял голову к небу. Стараясь не издавать ни звука, Хината наблюдала за ним с трепетом в сердце. — Что ж, я впервые был полностью честен с братом. Не знаю, что произошло после, однако того, что я ему сказал, ничто изменить не в состоянии.       «Что же ты сказал Саске-куну?..»       — Скажи, Хината… Ты когда-нибудь гадала, что произошло в нашем мире после твоей смерти?       — Конечно. Раньше — очень часто, если быть честной. Я знаю, в тот момент моя жертва спасла Наруто-куна и Неджи-нии-сана… Но что было после? Выиграл ли Альянс войну? Всё ли хорошо с моими близкими и друзьями?.. — Хината слабо улыбнулась, покрутила листок. — Столько вопросов, на которые никогда не узнать ответов.       — Но ты бы хотела узнать.       — Глянуть бы — только одним глазком. Если бы мне кто-то со знанием сказал: твой отец, сестрёнка Ханаби, Неджи-нии-сан, Киба-кун и Шино-кун целы и продолжают счастливо жить; Куренай-сенсей и её ребёнок здоровы; Наруто-кун исполнил свою мечту и стал Хокаге… да, это принесло бы мне радость.       — Однако?       — Ни о чём большем я бы не попросила, — Хината расширила улыбку, ловя его взгляд. — Я не мечтаю вернуться, Итачи. Та жизнь позади, и у меня нет сожалений.       Итачи легко наклонил голову: «Я понял твою позицию». Момент казался уникальным — Хината подалась вперёд, почти соскальзывая с корня старого дуба.       — А у тебя? У тебя есть сожаления, брат?       Ответил он вновь не сразу: рассматривал лицо Хинаты, которое, наверное, отражало в тот момент весь спектр её чувств от искреннего беспокойства до робкой надежды.       — Когда ты смотришь на меня так и зовёшь братом — нет.       «А в остальное время?..» — подумала Хината, чувствуя жаркий стыд: она ведь знала, что нужна Итачи больше, чем кому бы то ни было. А вместо него предпочла проводить время с другими людьми…       — Ну что такое? — вдруг вздохнул Итачи и, плавно поднявшись, подошёл к Хинате, присел на корточки перед ней. — Неужто не видишь, что проблема во мне? Я не заслужил той доброты, что ты мне даёшь.       — Каждый человек заслуживает доброту! — заспорила Хината, но Итачи перебил её:       — Даже тот, кто собственноручно уничтожил свой клан?       Хината вздрогнула, и Итачи воспринял это ответом — хотел было встать, но Хината поймала его руки в свои и стиснула в жесте поддержки.       — Твои сожаления связаны с кланом, верно? И с Саске-куном?       Итачи не ответил. Вместо этого сам спросил:       — Если бы пришлось, что бы ты выбрала, Хината: клан или Коноху? — и в этом вопросе был вес гор.       — Я… — Хината растерялась. — Я не знаю, Итачи.       Тень печальной улыбки скользнула по его губам. Высвободив руки, он легко щёлкнул Хинату по лбу и поднялся. Хината поспешно встала вслед за ним.       — Что за вывод ты сделал?       — Что знать всю правду обо мне тебе ещё рано, сестрёнка.

***

      На вечер было запланировано собрание студсовета: Эшли и Ева сказали, что придумали, как повысить заинтересованность учеников в их организации.       Говоря начистоту, у них имелись определённые проблемы с общественным мнением. Большая часть студентов, когда схлынуло первое любопытство к чему-то новенькому, вернулась к привычному кругу интересов: уроки, квиддич, кто с кем целовался. Некоторые решили, что студсовет — это попытка змей захватить власть в школе (пуффендуйцы и гриффиндорцы резко сошлись в окрасе конспирологических теорий), а потому бойкотировали, попутно стараясь уговорить не-слизеринцев выйти из состава компрометирующей организации.       — Ну в самом деле, — в очередной раз попыталась «вразумить» Хинату Гестия Джонс, — как ты можешь якшаться со змеями после того, что Розье сделал с тобой?!       — Но ведь ни от кого из членов студсовета я не видела зла, — парировала Хината с толикой раздражения: разговор происходил далеко не впервые.       — Это ещё не значит, что не увидишь! — предостерегла Гестия.       Хината, понятие зла которой разительно отличалось от общепринятого среди школьников (они-то настоящим злом считали даже подножки), предпочитала такие обсуждения быстро сворачивать: ссориться с софакультетчиками не хотелось. Тем более что ей перепадало и от слизеринцев, вот только совсем по-другому. Вслед ей в коридорах то и дело неслось:       — Ну что, нашла себе защитничков, грязнокровка?       — Заарканила Мальсибера, теперь к другим в кошельки забраться хочешь?       — Славу жертвы используешь, хитрая ты дрянь?..       Пусть не испытывали особой заинтересованности в студсовете как таковом, слизеринцы взяли на себя труд оскорбиться наличием в его руководстве маглорождённой, и близость Хинаты с Реем была избрана трактовкой данного «непотребства». Кто-то креативный сочинил на тему весьма пошлое стихотворение — на латыни, и с ходу понять его могли практически исключительно дети из богатых волшебных семей, получавшие до школы классическое домашнее образование. Изысканное издевательство. В ответ Дейдара, услышавший перевод стиха от готового идти воевать с собственным факультетом Рея, выдал ответное стихотворение с говорящим названием «Неймётся — вздрочни же, мой друг!». Обладающий более тонким вкусом Эшли даже поправил слог.       — Не стоило, — сказала им Хината, когда узнала: от неё, Евы и Алисы мальчишки попытались сохранить всё в тайне.       — Стоило! — запальчиво заспорил Рей. — Мы команда и должны горой стоять друг за друга! Они могут разрисовывать нашу дверь, закидывать навозные бомбы в почтовый ящик, обзывать и толкать в коридорах, но наш общий дух им не сломить.       Хинату его слова искренне тронули — Дейдару же развеселили:       — Эй, Мальсибер, а напиши за меня объяснительную, почему я прогулял зелья в среду! И на отработку давай вместе пойдём, как настоящая команда!..       Вот и выходило, что четверть школы ненавидела студсовет, пусть и по разным причинам, а остальные три четверти понятия не имели, зачем он вообще нужен. К сожалению, большая часть проектов была нацелена на результаты в дальней перспективе — прямо же здесь и сейчас ребятам требовалось что-то яркое, заметное, что ясно бы продемонстрировало ученикам: от студсовета им самим одни только плюсы. Глазурь, в которую Хината с товарищами облекут лекарство.       У Эшли и Евы имелась идея. Хината была уже на пути к классу сто восемь, когда её догнала Алиса Эллиотт.       — Вот ты где! — выдохнула запыхавшаяся секретарь совета. — Сегодня собрания не будет.       — Что-то случилось?       — Лиам сказал, Поттер опять подрался с Лестрейнджем, — Алиса укоризненно покачала головой, сверкая красными после бега щеками. — На этот раз они, кажется, достали друг дружку сильно: их профессор Гринграсс разнимал, оба сейчас в больничном крыле. Лиам сильно разозлился, а Эшли, кажется, наоборот, расстроился… — Алиса вздохнула. — И как только такой интеллигентный парень, как Эшли, может водиться с кем-то вроде Лестрейнджа?!       — Ну, это не наше дело, верно? — заметила Хината. — Если кто-то важен товарищу, всё, что мы можем, — это поддержать.       Алиса смутилась.       — Мне нужно отрабатывать сигнальные чары для защиты, — промямлила она и убежала. Ещё немного Хината постояла в пустом коридоре, решая, что предпринять. В конце концов развернулась и направилась в больничное крыло.       Ранние северные сумерки уже опустились, и в Хогвартсе зажглись факела и лампы. Неслышно шагая по островкам даваемого ими света, Хината думала: где пролегает грань, за которой тихая поддержка превращается в глазах того, на кого она направлена, в безразличие? С другой стороны, а принял бы Итачи более яркие проявления заботы? Он ведь сказал, что считает себя недостойным даже крох…       — Что бы ни произошло, сказанное мной брату ничто изменить не в состоянии…       «Какими бы были мои последние слова сестре? — подумала Хината. — «Прости, Ханаби, что оставляю тебя»?.. Но разве стоит за такое извиняться? Разве частью пути шиноби не является готовность отдать собственную жизнь, чтобы защитить деревню, близких?..»       — Что бы ты выбрала: клан или Коноху?       «Но разве клан — не часть Конохи? Деревни, которая объединяет нас всех в одну большую семью? — Хината осознала: она не видит различий. Не отделяет клан Хьюга от Конохи. — А что бы выбрал Итачи?..»       Но ведь то, что он стал нукенином, однозначно говорило: он выбрал себя. Отринул деревню, собственноручно уничтожил свой клан, в живых оставив только брата. Но тогда…       «Почему он задал мне этот вопрос именно так?»       Впереди показались двери больничного крыла, и Хината поспешила задушить внутреннюю смуту.       Конечно, Дейдара никогда не просил ни её поддержки, ни даже симпатии — однако Хината хотела показать, что он может полагаться на неё не только когда платит деньги за миссии. Пожалуй, хотела бы, чтобы их отношения перешли из плоскости «заказчик — наёмник» в более близкую к товарищеской. Даже если Итачи будет раздражаться и переживать — Хината желала следовать по пути Наруто-куна: стремиться к людям, пытаться каждого понять и поддержать. Так, возможно, ей удастся сделать окружающих добрее друг к другу; и это, быть может, спасёт мир от раздора…       «Или нам понадобится новый Сенджу Хаширама-сама, — подумала Хината, сжимая ручку двери. — Тот, чья доброта подкреплена влиянием и силой».       В больничном крыле было как всегда светло и чисто, но атмосфера полнилась напряжением. Источал его Дейдара, через проход мрачно пялившийся на Рабастана Лестрейнджа. Хината быстро оценила состояние обоих: Рабастан был очень бледен, лежал без сознания и дышал еле-еле, но физических повреждений не наблюдалось; Дейдара, напротив, дышал глубоко и сердито, а левую руку его и торс надёжно фиксировал гипс, голова тоже была перевязана. На столике рядом с его кроватью стоял пузырёк с зельем.       — Привет, — негромко поздоровалась Хината, подходя ближе. — Как ты?       Отвлёкшись от Рабастана, Дейдара бросил на неё колючий взгляд.       — Тебе какое дело?       — Алиса сказала, что ты после драки оказался в больничном крыле. Я волновалась.       — Ой ли? — протянул Дейдара с подозрением.       — Разве это не нормально для товарищей? — пожала плечами Хината и договорила на всякий случай: — По студсовету.       — Нет. Всем остальным похер, — Дейдара поморщился. — Только Эш припёрся поистерить. Бесит.       — Ой ли? — куда мягче, чем он, усомнилась Хината. Дейдара неожиданно рассердился:       — Отвали, а? Мне твоё сочувствие нахрен не впёрлось!       — Значит, ничего не поделать, — ответила Хината подчёркнуто нейтрально, показывая, что её фраза несерьёзна и злые слова Дейдары не в состоянии повлиять на её отношение. Вернувшись к двери, уже на пороге она остановилась и добавила через плечо: — Но знаешь, нет ничего плохого в признании, что волнуешься за товарища.       Выходила она под глухое рычание бывшего подрывника.

***

      Когда за химе закрылась дверь, Дейдара заставил себя опустить обратно на прикроватный столик пузырёк, который чуть было не запустил в голову девчонки. Вот же змея коноховская! Так и норовит забраться под кожу!..       «А ты позволяешь, — раздражённо заметил в голове напарник. — Как малолетний дурак».       «Ой, завалите, данна!» — ответил Дейдара самому себе и вновь посмотрел на Лестрейнджа.       Тот валялся в койке полутрупом и вызывал… жалость; зуд в руках. Чтобы унять его, Дейдара откинул одеяло и опустил босые ступни на пол — движение мигом отдалось лёгким головокружением, болью в сломанных руке и рёбрах, растущей лопатке, однако Дейдара всё это привычно проигнорировал и добрёл до Лестрейнджа. Придурок еле дышал и слабо трясся, как от озноба; приложив тыльную сторону ладони к его щеке, лбу, Дейдара заворчал и стащил с соседней кровати дополнительное одеяло, неповреждённой рукой накинул на Рабастана и расправил, после чего вернулся на свою койку и вновь погрузился в мрачное ожидание.       — Когда он очухается?       — Может быть, через час. Может, через неделю.       — И в каком состоянии?..       — Только попробуй… — пробурчал Дейдара, но так и не договорил: смысла не было, Лестрейндж его не слышал. Да и сам Дейдара не был до конца уверен, что именно хотел сказать.       — Волноваться за товарищей — это не плохо.       «Не надо было посылать Эшли, — вздохнув, признал про себя Дейдара. — Он же не виноват, что его не дрючили с детства ходить с рожей-кирпичом и эмоции держать при себе. Он и так-то большую часть времени нормально всё в себе запирает… А со мной, кажись, просто не хочет, раз даже не старается».       Ещё когда они с Дейдарой были мелкими и задумывались о всякой ерунде вроде дружбы, Куро-чан спросила у старика:       — Погодь, дедуль! В смысле дружба не важна?!       Старик Третий прервал лекцию и серьёзно произнёс:       — Куроцучи, однажды тебе суждено стать моей преемницей на посту Цучикаге. Однако одной только моей воли не хватит для этого — ты сама должна быть готова идти по головам, перешагивать через окружающих…       — Хей, через меня не перешагнёшь, даже не перепрыгнешь, мм! — яростно возмутился Дейдара исключительно из чувства противоречия. Старик подозрительно уставился на него.       — А ты разве мечтаешь стать Цучикаге, Дейдара?       — Вот ещё! — хмыкнул он. — Дерьмовая работёнка, ага!       — Ничего не дерьмовая! — возмутилась Куро-чан, вспорхнув с татами, стиснула кулачки.       — Дерьмовая!       — Нет!..       — А ну тихо, шкеты! — рявкнул старик, и Дейдара и Куроцучи, вздрогнув, повернулись к нему. В те годы они ещё реагировали на его окрики. — Куроцучи, запомни: ты обязана стать Цучикаге. А ты, Дейдара, обязан помочь Куроцучи, чего бы тебе это ни стоило, — старик подлетел ближе и опустил ладони на головы детей. — Потому что полагаться можно только на семью.       — Семью… — прошептала Куроцучи, заворожённо глядя на деда; после перевела взгляд на Дейдару — и с тех пор всегда называла его «Дейдара-нии». По крови чужака, сделала его частью своей семьи. А он не смог оценить…       «Интересно, стала ли мелкая Цучикаге? — гадал Дейдара, глядя в потолок больничного крыла Хогвартса: рыже-чёрный, расписанный тенями от подрагивающих свечей, паривших в воздухе. — Нет, для начала, пережила ли она войну? Наверняка: Куроцучи всегда была изворотливой…»       Было легко представить её: повзрослевшую, но всё такую же смешливую и лёгкую на вид с бездной коварства в душе, носящую шапку Каге. Шагающую по Ивагакуре с гордым видом, а все вокруг кланяются, потому что лучше поклониться, чем попасть в немилость к Цучикаге-сама…       «Прочие б Каге щемились от неё по углам, мм».       Нахлынули запоздалые сожаления: не стоило бросать её наедине с начертанным Третьим путём. Однако Дейдара предпочёл погоню за эфемерным; в эгоистичном порыве быть замеченным, а не оставаться всю жизнь на вторых ролях, забыл об обязанностях брата. Теперь компенсировал?..       Дейдара вновь посмотрел на Рабастана. Дрожать тот перестал, лицо хоть чуть налилось краской. Конченный придурок; но… Часть семьи?       «Что такое семья? — подумал Дейдара. — Кто в неё входит? Мама, папа, брат… а друзья? Вообще, что такое «друзья»?»       Он окончательно запутался в определениях. В детстве у него была семья: старик Третий, сестрёнка Куро-чан и её строгий батя Кицучи. В Акацуки у него имелся напарник, старший товарищ, покровитель — Сасори-но-Данна, чтоб ему неспокойно в Джодо былось. Здесь, в этом мире, у Дейдары наконец появились собственные отец и мать, бестолковый младший брат, самоотверженный кузен и его родители — опять не кровная, но семья. Появились Рабастан и Эшли, которые были однозначно ближе, чем просто товарищи: Дейдара не хотел переступать через них ради достижения собственных целей. Все эти люди были включены в его видение будущего.       «Значит ли, что друзья — тоже семья?»       Наверно, стоило задать этот вопрос Хинате: им в Конохе, Дейдара слышал, много затирали про всякую такую хрень. Ива была в этом плане жёстче: дома грызлись за власть годами; у них не было Сенджу Хаширамы, который под страхом смерти согнал всех дружить. Ситуация в Суне, данна говорил, была ещё более лютой: там вообще исчезнуть в никуда было обычным делом — никто даже особо не шарился в поисках Казекаге. Не можешь сам защитить себя от политических противников — нахер ты нам вообще такой нужен?..       Сасори-но-Данна был вырожденцем своей системы: ему плевать было на политику, он был поглощён тем, что полировал марионетки и детские травмы. Дейдара отражал, но в то же время перечил своей: блюл собственную выгоду, но не для достижения власти. Хидан выебал родную демилитаризировавшуюся Югакуре самым кровавым образом. Какузу плюнул на попытки Такигакуре тихо жить в стороне от событий большого мира. Кисаме послал заветы Кровавого Тумана резать своих ради выгоды и годами верно служил Учихе. Сам же Итачи… ну, он грозно-учиховски подпалил идею Первого Хокаге о мире и дружбе. Лидер-сама и Конан подняли из руин родную Амегакуре, разбитое селение на перипетии сражений Великих Стран, и наделили силой, которую так просто не уничтожить.       — Акацуки — это рассвет надежды, — говорил порой Лидер. — Надежды на то, что несогласные со сложившейся системой беспрестанных войн наконец будут услышаны.       Как по Дейдаре, контингент для несения подобной идеи Пейн-сама подобрал странный. Но не перечил: что ему, ну серьёзно, было за дело? Он не служил высшей цели Акацуки, даже когда узнал её; он жил и наслаждался этим, творил своё искусство, мечтал поквитаться с Учихой Итачи…       Однако теперь всё изменилось: Дейдара не хотел квитаться с Итачи. Подумаешь, гордость задел — с кем не бывает? Утрировано, конечно, ведь Дейдара всё ещё немножко бесился по этому поводу; при этом другие мотивы стали для него весомее.       — Ты глупый ребёнок, не способный на саморефлексию, — огрызнулся Сасори-но-Данна, когда Дейдара злобно поинтересовался, не является ли кукольное тело напарника порождением страха за собственную шкуру. — И точно не доживёшь до того момента, когда поймёшь.       «Вы были неправы, данна, — подумал Дейдара, нервно усмехаясь. — Я понял, да».       Случись что с родными, Дейдара тоже бы выбрал не-жизнь. Только он бы не обратился бесчувственной куклой, а устроил напоследок большой кабум…       В койке напротив Рабастан завозился, и это было первое его полноценное движение за часы. Дейдара напрягся, сел на кровати; повозившись немного, Лестрейндж вновь затих, на его лице отразилась боль. Если он что-то и видел в забытии, то однозначно дерьмо.       — Ты на это готов ради него?..       Когда они возвращались из Хогсмида в школу, Дейдару и волочимого чарами Лестрейнджа сопровождал только профессор Гринграсс. Он вообще мало говорил, но на полпути расщедрился сообщить хриплым бесцветным голосом:       — Скажем, что вы подрались.       — Угу, — рассеянно кивнул Дейдара, думавший о своём. — Я должен остаться с ним.       — Я доставлю его в больничное крыло.       — Тогда и мне туда надо, — недолго думая, Дейдара опустился на одно колено, поднял с дороги увесистый камень. После устроил предплечье и локоть на земле — и с силой ударил. Кости хрустнули, ужалила боль.       Продолжая удерживать левитацией бессознательного Лестрейнджа, Гринграсс наблюдал за действиями Дейдары с сумрачной оценкой, но, что удивительно, не пытался вмешаться. Когда Дейдара, тихо шипя сквозь зубы, поднялся с земли, практично заметил:       — Для серьёзной драки с Лестрейнджем — мало.       — Ваша правда, — согласился Дейдара. Просёлочную дорогу, соединявшую Хогвартс и Хогсмид, кое-где прижимала то с одной, то даже с друх сторон потрёпанная временем и поросшая мхом каменная стена высотой в метр — убедившись, что вокруг никого постороннего нет, Дейдара легко забрался на неё, прошёлся туда-сюда, критично рассматривая землю; выбрав участок побугристей, грохнулся плашмя на камни и кочки.       — Чё-о-орт… — выдохнул Дейдара, каждой клеточкой прочувствуя сотрясение и повреждённые кости.       Профессор Гринграсс вскинул брови с тенью удивления.       — Ты на это готов ради него?..

***

      Уйдя из больничного крыла, Хината задумалась: что дальше? Дейдара ясно дал понять, что не нуждается в её помощи. Можно, конечно, оставить дело… Но сперва Хината решила проверить ещё одного товарища, которому может быть нелегко.       Эшли всегда непросто найти: он бывал во стольких местах, что паттерн вычислить не удавалось. Искать его приходилось либо беготнёй по школе, либо при помощи Бьякугана — и Хината, убедившись, что за ней не следят, применила додзюцу, а затем поспешила на шестой этаж.       Эшли обнаружился в одном из пустующих классов: забился на подоконник, опустив голову на поджатые к груди колени, а его очки валялись, разбитые, на полу. Неслышно подойдя ближе, Хината подняла их и коснулась волшебной палочкой.       — Репаро!       Дёрнувшись, Эшли вскинул голову.       — Вот, держи, — Хината с тёплой улыбкой протянула ему очки.       — Спасибо, — рефлекторно поблагодарил Эшли, принимая очки и вновь усаживая на нос. Хината поправила собственные. — Я слышал, Лиам отменил сегодняшнее собрание студсовета?       — Так и есть.       — Разумно. Лучше соберёмся в другой раз: не хотел бы обсуждать важное, пока Дэвид в больничном, — он улыбнулся с натяжкой, а Хината всё ярче осознавала: Эшли отчаянно нужно, чтобы кто-то влез в его внутренний мир и разобрался в том, что там происходит.       Однако обычно именно он был тем, кто забирался другим под кожу — и использовал ради собственной выгоды. Гордость и страх в равной степени не давали ему раскрыться.       Хината думала, что понимает, почему под припухшими глазами Эшли подсыхают дорожки слёз.       — Когда-то очень давно, — сказала Хината, — я читала историю. Она была про двух ребят: разных, часто спорящих и соревнующихся, но очень дорогих друг другу. Главный герой рассказа был добрым и открытым человеком, стремящимся к взаимопониманию с другими; его товарищ, напротив, был захвачен тьмой родом из детства. Под влиянием своих демонов товарищ героя сбежал под крыло к преступнику и стал преступником сам. Однако герой отказался принимать такой расклад. Он с огромным упорством пытался вновь соединить сердца с некогда близким человеком, спасти его от демонов. Настоящий герой, он не сдавался, не опускал руки перед трудностями, и в конце концов его старания были вознаграждены: его товарищ, его друг вернулся к свету.       Эшли хмыкнул и махнул рукой практически с пренебрежением.       — Я понимаю, что ты хочешь сказать. «Не опускай руки, бейся в стену — и она сломается…» Проблема в том, что я не герой, Хлоя. У меня недостаточно сил… — стиснув кулаки, Эшли опустил на них взгляд. — Зато у Дэвида они есть. Я чу… думаю, если кто-то и может достучаться до Рабастана, то только он.       Присев рядом с ним на подоконник, Хината улыбнулась:       — Но ты не дал мне закончить, — и пояснила на растерянный взгляд Эшли: — В истории был ещё один ключевой персонаж: товарищ этих двоих, никогда не сомневавшийся ни в одном из них: ни в ищущем, ни в потерянном. И именно её поддержка помогала герою не сдаться, а для их друга сохранила место, куда можно вернуться. И знаешь… мне кажется, не будь её, герою никогда не удалось бы возвратить друга домой. Потому что мальчишки, они, ну… — Хината вспомнила их разношёрстный выпуск: Наруто и Саске, Кибу и Шино, Шикамару и Чоджи, — не всегда знают, как разговаривать о своих чувствах и почему разговаривать важно.       — Я ведь тоже мальчишка.       — Мальчишка — это не про физический возраст и даже, если так разбираться, не про пол. Ты же, Эшли, других щёлкаешь, как орешки! — улыбнулась Хината, а затем добавила тише и серьёзней: — Рабастан твой лучший друг, и в случае с ним тебе сложно быть объективным. Я понимаю. Но ты не можешь просто опустить руки.       — Я и не опускаю! Просто… просто Дэвид лучше подходит на роль героя, — Эшли вздохнул, вновь устраивая подбородок на коленях. — Пусть они дружат меньше по времени, у него с Рабастаном совсем другая связь. Наверное, это и есть то самое мальчишеское товарищество-соперничество, я не знаю… Неважно, сколько я усилий приложу: мне никогда не стать для Басти тем, кем для него стал Дэвид. Поэтому я лучше отойду в сторону и не буду мешать Дэвиду… иначе поссорюсь ещё и с ним.       — Ты не понял меня. Правда, не всегда мы можем быть главными героями происходящих вокруг историй — но это не значит, что мы должны изымать себя из них. Мы всегда можем стать опорой, поддержкой героев.       — Ключевым персонажем второго плана? — с невесёлой иронией изогнул бровь Эшли.       — Почему нет? Насколько я могу судить со своей позиции в стороне, отчасти Дэвид раз за разом сталкивается с Рабастаном потому, что волнуется за тебя и то, как размолвка с другом на тебя влияет.       — Ну… — смущённо пробормотал Эшли, — возможно, один раз я сказал ему, что надеюсь, у него есть план, как вернуть Рабастана к нам.       Момент казался подходящим, и Хината мягко спросила:       — Как думаешь, если ты станешь сильнее, быть может, Дэвид станет уверенней в тыле? А если у него будет сильная опора, вероятно, он сможет иначе подойти к вопросу возвращения друга?       Кажется, просчиталась: подозрение молнией сверкнуло в глазах Эшли.       — Лиам прав, ты очень умная девочка, — произнёс он куда более собранным, похожим на свой обычный тоном. — Мне кажется, пора начинать тебя опасаться.       — Зачем? — уточнила Хината, не выдавая досады на себя. — Я хочу лишь помочь.       — Какая тебе от этого выгода? — слизеринская осторожность полностью взяла в нём верх над желанием получить поддержку.       — Никакой выгоды, Эшли. Разве что мир в студсовете и его ближайшем окружении.       — Сложно поверить.       — Это твоё дело, я не стану переубеждать, — Хината соскользнула с подоконника. — Просто помни: я рядом, если понадоблюсь.       — А Рейнальд не будет против? — на губах Эшли расцвела лёгкая испытующая улыбка.       — С чего бы ему быть? — удивилась Хината, и Эшли вдруг засмеялся. Успокоившись, он тоже соскочил с подоконника и прошёл мимо озадаченной Хинаты к двери.

***

      Отбой уже дали, и когда чьи-то шаги раздались за дверью, Дейдара заподозрил в пришельце брата. Однако для Джима поступь была слишком лёгкой; секунды спустя просочившийся в больничное крыло Эшли разрешил сомнения.       — Он ещё не пришёл в себя?       — Не-а, — так же полушёпотом ответил Дейдара, пристально глядя на него. Прокравшись тихонечко, Эшли нырнул под одеяло на соседней кровати с явным намерением тут заночевать. — Эй, Эш.       — Мм?       — Прости, — выдавил Дейдара.       — За что?       «За то, что послал тебя… истерить в другом месте».       — Да ничё, забей.       — Ладно, — перевернувшись на бок, Эшли бросил быстрый взгляд на закрытую дверь кабинета мадам Томсон, а затем вновь посмотрел на Дейдару: проникновенно, с непонятным тому ожиданием.       — Чё?       — Да ничего, в общем-то… — смутился Эшли. — Ну, может быть, я хотел спросить, что вы друг другу наговорили в этот раз.       — Практически ничего.       — А это правда, что вас профессор Гринграсс разнимал?       — Угу.       — И это он?.. — Эшли осторожно зыркнул на Лестрейнджа. Дейдара замотал головой:       — Нет. И слухи об этом, если вдруг появятся, надо будет убить.       — Как скажешь, — на удивление беспрекословно согласился Эшли. Дейдара тихо зарычал:       — Да чё с тобой такое?       — Почему сразу «чё такое»? Может, я просто хочу поддержать…       — Эй, ты с Бенсон, случаем, не говорил?       — Завидно? — слабо огрызнулся Эшли, пряча под одеялом заалевшие скулы: обычно его было не так просто раскрыть.       — Пф!       — А мне думается, будь она «Пф!», ты бы её «принцессой» не звал…       — Эш, ты чё, тоже камнем по башке хочешь? — проникновенно поинтересовался Дейдара, и Эшли неожиданно засмеялся:       — А знаешь, она сказала, что всегда будет рядом для меня!..       — Слюни не распускай, — бросил Дейдара с определённой тревогой. — С этой пронырой нужно быть на стрёме.       — Я-то как раз на стрёме. Мне плевать на Бенсон, — Эшли выразительно уставился на него из кокона одеяла. Не выдержав, Дейдара запустил в него тапком — попал по бедру, и Эшли сдавленно охнул. В следующий момент оба замолчали, прислушиваясь; из кабинета целительницы так и не доносилось звуков.       Огрызок луны заглянул в окно, слабо освещая палату. Лежать в тишине было гнетуще: невысказанное ядовитым облаком повисло в воздухе. «Что сказать?» — подумал Дейдара. Он не умел словами поддерживать; не хотел рассказывать о вовлечённости в попытку возвращения Лестрейнджа на путь истинный Брайана и его друзей. Разум быстро обратился к мрачным помыслам.       — Ты что-нибудь слышал про Волан-де-Морта и Пожирателей Смерти?       Сам Дейдара слышал о них от кузена сегодня, а ещё раньше — от отца, рассказавшего ему в конце лета о надвигающемся шторме. Не думал, что Эшли может знать, при этом чувствовал необходимость просветить его.       — Немного, — неожиданно отозвался Эшли. — Пожиратели Смерти — это группа чистокровных, которые мечтают о диктатуре с собой во главе. А Волан-де-Морт — их лидер. Вроде бы он последний представитель древнего рода Гонтов.       — Фига. Откуда знаешь?       — Серьёзно? — обиделся Эшли. — У меня семья смешанных кровей, держит бизнес и в магическом, и в магловском мире. Думаешь, мы настолько глупы, чтобы не отслеживать движения всяких радикалов?       — Да не; я думал, ты мелкий ещё, чтоб тебя в такие вещи посвящали, — подзудил Дейдара, но тут же добавил, не дав другу времени отреагировать: — Мне о них отец рассказал. Я так понял, он сильно волнуется. А отец Лестрейнджа — один из них.       — И старший брат тоже, насколько я слышал.       — Дерьмово.       — Ага, — Эшли крепко стиснул края одеяла. — Они всегда ожидали, что Басти тоже присоединится к движению… Что? — проворчал он, заметив раздражённый взгляд Дейдары.       — И вы, козлы, мне об этом ничего не сказали?       — Даже если бы сказали — что толку? Повлиять на ситуацию ты бы всё равно не смог.       — С чего ты это взял?       — Дэвид, мне, конечно, нравится твоя уверенность в себе, но у всего же есть разумные пределы.       — Да ладно? — Дейдара кивнул на Лестрейнджа.       — Я узнаю почерк. Похоже на работу Люциуса…       — Но знаешь, — добавил Дейдара, — всякие пожиратели и воландеморды могут идти лесом: я своих в обиду не дам, мм.       — И всё же ты гриффиндорец, — сообщил Эшли как будто бы даже с разочарованием. — Поэтому, — бодрее добавил он, — я буду твоим надёжным слизеринским тылом!       Формулировка была настолько не его, что Дейдара возмутился:       — Не, чувак, серьёзно: кончай болтать с Бенсон!       — Но в чём-то ведь она и Рей правы, верно? — заметил Шелби. — Нам стоит держаться друг за друга.

***

      Сморённый напряжением, Эшли отрубился быстро, а вот Дейдара так и не смог заснуть.       «Держаться друг за друга, да?..»       — Ох… — вздохнула красотка Изольда Фоули, когда Дейдара и Брайан объяснили ей ситуацию с Лестрейнджем. — Вечно вы, Поттеры, во что-то встреваете!..       Однако она не отказалась помочь, и причиной явно был не только кой-чей щенячий взгляд. Дейдаре тогда подумалось: и она, и Гринграсс к Брайану словно магнитом притянуты, готовы на многое ради него. Пусть оба слизеринцы, даже не подумали торговаться, защищать от поползновений гриффиндорцев одного из своих. «Хм, так чё, они тоже — семья?..»       — Часть памяти мальчика в самом деле заблокирована, — сказала Изольда, проверив Басти легилименцией. — Я узнаю почерк. Похоже на работу Люциуса…       — Малфоя? — мрачно уточнил Дейдара. Видимо, тон его был жутковат — Брайан мгновенно встрял:       — Даже не думай!       — Думать не буду, — пообещал ему Дейдара, сжимая и разжимая кулаки. — Просто подловлю ублюдка и выдам ему знатных пропиздонов.       — Слизерин, дай мне сил… У Поттеров даже приёмные — полные Поттеры? — возвела глазки к небу Изольда.       — Ну не начинай…       — Я не просто полный Поттер, а полный Поттер с налётом слизеринства, — поставил девчонку в известность Дейдара. Усевшийся на валун неподалёку Гринграсс как-то уж совсем стрёмно заухмылялся. — Так что давай не отвлекайся. Поломать эти блоки можешь?       — Может быть, и могу. А стану?..       — Изольда, — окликнул её Брайан. — Пожалуйста.       И этого хватило. Пусть и повыделывалась ещё немного для вида, Фоули вновь забралась в сознание Лестрейнджа. Только перед этим уточнила:       — Такие сети лучше всего рушить собственными резервами оплетённого ими разума через триггер. Есть что-то, какой-то момент, который, как ты думаешь, может им послужить? Идеально, если существует и некое физическое о нём напоминание: предмет, например, связанный с событием…       — Хм, — Дейдара почесал затылок, рассматривая распластанного на земле Лестрейнджа. Взгляд зацепился за кое-что. — Видишь шрам у него на брови? Эт мы с ним в прошлом году на квиддиче трибуну собой расхерачили.       — Дэвид… — прикрыв глаза рукой, простонал Брайан. Гринграсс беззвучно заржал: только плечи подрагивали, а бескровные губы кривились.       — Подойдёт, — обдумав, объявила Изольда и приставила к виску Лестрейнджа палочку.       Дейдара не знал, что она делает, но пытался заставить себя не параноить. Явно почувствовав, в каком он состоянии, Брайан опустил руку Дейдаре на плечо — и стряхивать её не очень-то и хотелось. Дейдара, впрочем, всё равно попытался: из чувства противоречия и паскудства характера. Кузен не внял и вцепился в него только крепче.       — Всё, я сделала, что могла, — через какое-то время сказала Фоули и плавно поднялась, изящным жестом оправила мантию. — Дала толчок; остальное зависит от него самого.       — Когда он очухается?       — Может быть, через час. Может, через неделю.       — И в каком состоянии?..       — Сказала же: зависит от него, — Изольда скользнула взглядом по Рабастану. — Заодно и посмотрим, насколько сильно Басти тобой дорожит.       Дейдара хмыкнул в темноту. На соседней кровати сопел во сне Эшли, через проход от них под окном напротив ворочался на своей койке Рабастан. К дыханию каждого из них Дейдара прислушивался внимательно, ловя мельчайшие изменения: так он раньше слушал только дыхание Куроцучи, когда та болела; с болеющим Джимом всегда сидела мама и не позволяла Дейдаре бдеть у кровати.       «Вот же глупое занятие», — сообщил сам себе он — и не прекратил вслушиваться. Эшли дышал глубоко и ровно; Рабастан — нервно и прерывисто, ещё и елозил, сбивая одеяла, точно снилась ему какая-то дрянь.       Выбравшись из кровати, Дейдара подошёл к нему и высвободил Лестрейнджа из кокона, которым тот себя почти удушил. Сопровождалось это приглушённым ворчанием и не очень-то нежными толчками — и, наверное, именно они заставили Рабастана разлепить мутные глаза.       Дейдара замер, как при виде противника. Приготовился отступать или отбиваться, так и не выпустив край одеяла из руки.       — Дэвид…       — О, уже не «грязнокровая шваль»? — осторожно обрадовался Дейдара. — Зачётно.       — Да ну тебя… — пробормотал Рабастан и осоловело осмотрелся, постепенно осознавая, где находится и с кем.       Когда упал на Эшли, затуманенный взгляд Лестрейнджа приобрёл кристальную ясность. Резко сев, Рабастан воскликнул:       — Придурки, вы чё наделали?!..       — А ну не ори! — Дейдара огрел его подушкой, опрокинув обратно на кровать. Отвоевав свободу дышать, Лестрейндж запустил руку в волосы, пялясь на Дейдару ошалело. — Давай, закончи фразу: «Сто шесть — это…»       — «…идеальный объём», — на автомате выдал Рабастан, и Дейдара удовлетворённо кивнул сам себе:       — Ага, он в норме.       — Какая, блядь, норма?! — звонким полушёпотом заспорил Рабастан. Дейдара шикнул на него и указал в сторону кабинета целительницы. Сердито засопев, Рабастан схватил с прикроватного столика свою палочку и с четвёртой попытки сумел-таки наколдовать заглушающий барьер.       — Теперь будет норма, да, — сказал как ни в чём не бывало Дейдара, с самодовольной улыбкой усевшись на соседнюю кровать. — По агрессивному убожеству скучать никто не будет.       — Агрессивному у… ой, да пошёл ты! — вспыхнул Рабастан. — Я сделал это только ради вас!       — Та-ак, а вот с этого места поподробней, — мгновенно посерьёзнел Дейдара.       Рабастан уставился на него волком, но промолчал.       — Басти, я мысли читать не могу. Так что открой пасть и выдай словами.       — Кого ты?.. Кто сломал барьер? — он бросил взгляд на Шелби. — Эш?       — Я, конечно, не легилимент, но и не тупица: не дал бы ему в таком состоянии копошиться у тебя в башке. Там ломать не так чтоб много чего, но всё же.       — В таком состоянии?.. — глухо пробормотал Рабастан, разом растеряв всю новообретённую энергичность. Понурившись, он прихватил зубами губу, задумавшись о чём-то.       — Потом посокрушаешься о том, какой жопой был последние полгода, — одёрнул его Дейдара. — Выкладывай, Рабастан. По чьему приказу работал Люциус Малфой? Твоего отца? Пожирателей Смерти? Волан-де-Морта?       — Ты… — он не нашёлся с определением, так и похватал ртом воздух несколько секунд. Затем негромко сказал: — Ты просто не представляешь, в какой мы заднице.       — Так просвети. Хочу знать.       Замявшись, Рабастан потёр шрам на брови — жест, который Дейдара не видел у него с Пасхи.       — Посмотрим, насколько сильно Басти дорожит тобой…       — Мой отец… он никогда не был доволен моим кругом общения, — медленно и осторожно начал рассказывать Рабастан. Каждое слово словно застревало у него в горле, давалось с трудом. — Впрочем, раньше не хотел ничего предпринимать: думал, у меня это пройдёт и в конце концов я пойду по стопам Руди. Но после того, как я помог, когда ты спасал малютку Бенсон, отец решил, что пора вмешаться, — Рабастан вздрогнул, жалко так сжался весь, и Дейдаре отчаянно захотелось ему врезать, чтоб распрямился. — Я не могу рассказать, что он сделал: на мне Обет. Понимаешь?       — Ага, — кивнул Дейдара, прислушиваясь к изменившемуся дыханию Эшли.       — Отец сказал, что игры кончились и моя «недостойная» компания должна убраться… иначе её уберут.       — Хм!       — Ты полный придурок, Поттер, если не воспринимаешь это всерьёз!       — И не такие запугивали, — сообщил Дейдара. Он перед шиноби S-ранга не ссал — чё ему какой-то там Келвин Лестрейндж?       — Вот поэтому я и попытался вас оттолкнуть! — бросил Рабастан, алея ушами. — Знал, что ни ты, ни Эш в серьёзность ситуации не врубитесь!       — А, так ты был с ним жопой в здравом уме и твёрдой памяти? — уточнил Дейдара с холодком.       — До лета, — буркнул Рабастан. — Не помогло: вы оба продолжали ко мне липнуть. Но так дальше быть не могло, — он снова поёжился, принялся жевать губу.       — Батя решил начать твою заебенскую карьеру юного радикала уже сейчас? — ровно уточнил Дейдара.       — Как ты можешь с таким шутить? — прошептал Рабастан, глядя мимо него.       — А я и не шучу, — ответил Дейдара всё тем же тоном.       В душе разливалось спокойствие. У него получилось. Он отмотал события назад. А с последствиями — разберётся.       — Мне нельзя было представать перед Тёмным Лордом в смятённом состоянии, — выдавил Рабастан. Он уже, казалось, достиг той отметки, за которой плевал на всё — тупо хотел излить затопившее душу дерьмо. — Он очень сильный легилимент. Если бы он почувствовал, что я дорожу кем-то, взял бы на заметку и использовал. А я… я не мог этого допустить. В семье есть только один человек, которому я доверяю: Цисси. Я спросил у неё совета, и она предложила скрыть мои воспоминания, в том числе и от меня самого…       «Но при этом — не уничтожить», — отметил про себя Дейдара.       — Она хороша в менталистике, но Люциус лучше, так что Цисси попросила его. Люци никогда не мог ей ни в чём отказать. Если б его работу запалили, досталось бы всем… Но Лорду я был не настолько интересен, чтоб он стал копаться в моей голове, а без копания работу Малфоя не обнаружить, — Рабастан всё-таки нашёл в себе силы поднять на Дейдару взгляд. — Скажи, кто снял с меня сеть?       — Изольда Фоули, — не стал на этот раз отнекиваться Дейдара. — Она девушка моего кузена.       — Лучшая подруга Беллы… — побледнел Рабастан.       — Девушка моего кузена, — твёрдо повторил Дейдара. — Я доверяю Брайану. А он доверяет Изольде.       — Если кто-то ошибся, нам всем пиздец…       — Или пиздец тем, кто придёт делать пиздец нам.       — Ты идиот.       — А ты тупая задница. Почему сразу не сказал, что батя прессует? Мы б ещё летом разобрались, и Эшу бы не пришлось в этом триместре ночевать по помойкам.       — Не ночевал я ни по каким помойкам, — пробубнил из-под своего одеяла уже давно проснувшийся Шелби.       Рабастан нервно сглотнул, поднялся на локтях.       — Эш… — неуверенно, боязливо окликнул он.       — Дэвид прав: ты задница, Басти, — откинув одеяло, Эшли поднялся с кровати, принялся нарочито сосредоточенно расправлять складки на свитере и брюках. Рабастан так и замер, наблюдая за ним, боясь что-либо сказать — и Дейдарой вновь овладело желание ему врезать. Сдержавшись, провозгласил:       — Большинством голосов — принято!       — Лучше бы я был задницей, но к вам за это не пришёл пиздец!       — Ой-ой, ты меня этим жалким пиздецонком не пугай! Я сам на такой пиздецище способен!..       Оставив в покое одежду, Эшли подошёл к кровати вытянувшегося в струну Рабастана. Несколько мгновений молча смотрел на него.       — Никогда больше так не делай, — тихо попросил Эшли. — Я серьёзно. Ты не вправе за нас решать, против чего мы хотим или не хотим бороться. Как по мне, Круциатус лучше, чем каждый день видеть ненависть в глазах лучшего друга.       Рабастан втянул голову в плечи со стыдом; впрочем, всё равно пробормотал:       — Мой отец может Круциатусом не ограничиться, Эш.       — Ну, тогда ему придётся иметь дело с моей очень мстительной семейкой.       — Если после встречи со мной от него что-то останется, — расслабленно поправил Дейдара и потянулся. Зелья мадам Томсон ещё не сработали до конца, и необдуманное движение прошлось по телу хлыстом боли. Зашипев сквозь зубы, Дейдара схватился за бок под испуганными взглядами друзей.       — Дэвид!..       — Нормально, мм.       — Не помню: это я тебя так?       — Не фантазируй, Лестрейндж. Это я сам себя так, чтоб обеспечить себе место в первом ряду, когда ты очухаешься.       — Как истинный гриффиндорец Дэвид не догадался, что можно попросту прокрасться в больничное крыло после отбоя…       — Не заткнёшься сейчас — до встречи с батей Лестрейнджа не доживёшь!       — Парни… — проговорил Рабастан, наблюдая за ними с совсем жалким видом. А затем самоконтроль его окончательно навернулся — и Басти всхлипнул, спрятал лицо в ладонях и мелко затрясся, давя рыдания.       Дейдара уставился на него хмуро, а вот Эшли вздохнул и сел на кровать рядом с другом, приобнял его за плечи, утыкая тупую голову Лестрейнджа в своё плечо, и принялся поглаживать по спине.       Так и хотелось бросить что-нибудь колкое — но Дейдара осадил собственное паскудство и молча остался на страже покоя.

***

      С рассветом заявился профессор Гринграсс: втянулся в лазарет сутулым привидением, блёкло уставился на дрыхнущих Рабастана и Эшли. Снявшись с кровати, Дейдара подошёл к преподу, застывшему на пороге. Гринграсс вопросительно дёрнул подбородком, и Дейдара ответил:       — Ага, в норме.       — Объяснения?       — Получили. Виновных накажем, — Дейдара дружелюбно кивнул ему: — Спасибо.       — Только ради Брайана, — выдохнул Гринграсс и ретировался.

***

      Не состоявшееся в воскресенье собрание студсовета было перенесено на вторник. Едва войдя в класс сто восемь тем вечером, Хината ощутила тёплый дух перемен.       Эшли лучился улыбкой и сиял ярче освещавших комнату огней. Дейдара возился с патефоном, напевая что-то доброе и улыбаясь себе под нос. Даже Лиам выглядел более довольным жизнью — несмотря на то, что на подоконнике восседал всем им выпивший за последние месяцы немало крови Рабастан Лестрейндж.       Скорее даже — именно поэтому.       — Ч-что здесь происходит? — испуганно поинтересовалась Алиса Эллиот, спрятавшись за более-менее широкой спиной пришедшего с ней Джейка Аббота, при виде Рабастана выхватившего палочку.       — Ты что тут делаешь, Лестрейндж?!       — Меня пригласили, — Рабастан с ухмылкой кивнул на показавшего большой палец Дейдару.       — Пригласили?! — возмутился Джейк. — После того, что он творил в этом триместре?!       — Именно. Мы взяли его на перевоспитание, да.       — На пере… Рей, Хлоя, ну скажите же что-нибудь!       — Эм… — Рей нерешительно поглядел на Хинату. Она улыбнулась и произнесла:       — Добро пожаловать в студсовет, Рабастан.       — Браво, пять баллов! — похлопал в ладоши Дейдара. — Поди сюда: заслужила выбрать сегодня музыку.       Пока прибывали остальные ребята и обсуждали прибавление в рядах (ни Рей, ни Джейк, ни Алиса не выглядели довольными, но предпочли промолчать; а вот Ева с чувством обняла Рабастана, когда поняла, что тот больше не пытается проклясть всех и вся), Хината подошла к Дейдаре. Убедившись, что их никто не слушает, он шепнул:       — Не суйся, принцесса.       — Разве я сделала что-то плохое? — спокойно парировала Хината. — Всё, что я сделала: посоветовала Эшли не опускать руки.       — Да что угодно, — Дейдара решительно поймал взгляд Хинаты. — Проведи у себя в уме границу и придерживайся её. Мои друзья — на недосягаемой для тебя стороне.       Несмотря на то, что Дейдара говорил предельно серьёзно, твёрдо, Хината не удержалась от улыбки. «Друзья, да?..»       — Каждую границу можно пересечь, если получить разрешение.       — Ты его не имеешь.       — Буду надеяться, что однажды получу. Ведь я не враг тебе, Дэвид. Уже, может быть, хотя бы совсем немного — товарищ, — Хината отступила на шаг. — Пожалуйста, выбери музыку сам. Я тебе доверяю.       Дейдара хмыкнул и отвернулся. Большего — пока уж точно — Хината от него не ждала, а потому вернулась к остальным.       — Так, а теперь все послушайте! — воскликнула Ева, привлекая внимание, и обменялась взглядами с Эшли. — Как мы уже обсуждали ранее, нам нужно что-то, способное привлечь учеников к студсовету, доказать, что мы существуем в их интересах.       — У нас есть для вас два слова, — подхватил лучащийся энтузиазмом Эшли. — «Рождественский» и «бал»!