Как по нотам проиграть

Полицейский рейд, казалось, всегда брезжил на горизонте с тех пор, как они отразили его в первый раз, и Мелло не мог позволить себе быть к этому не готовым. Даже если Род Росс мог. Провода взрывных устройств оплели штаб незаметно, подплинтусно и подламинатно. Мелло знал свою взрывчатку и то, куда он её заложил. Это знание открывало ему множество других фактов: он знал радиус поражения зарядами, и то, где вынесет окна первым делом; знал, какая комната пострадает меньше других, а какая больше; какие выходы из здания останутся в доступе, и — главное — то, что он выживет, если придётся её активировать. Он устанавливал её с расчётом на своё выживание. В его руках был план на случай штурма. Диспетчерская с укреплениями в стенах и трансляцией с камер видеонаблюдения по всему объекту на втором этаже. Прямой спуск на улицу через её балкон. При необходимости Мелло собирался всё это использовать. Образ необходимости, при котором следует нажать на кнопку, тоже сложился в его голове отчётливо: штурмовики оказались внутри, перестреляли тех, кому не повезло располагаться снизу; ещё чуть-чуть — и сообразят двинуться к лестнице наверх, в его комнату-бункер, — вот картинка, которую Мелло должен был увидеть на экране установленной им системы видеонаблюдения в качестве сигнала к действию. Когда все шаги оформились в голове чёткими линиями, а устройства были установлены, Мелло стал спать почти спокойно. Для собственной уверенности он делал это на верхнем этаже и проводил больше времени там. Всё было просто около двух недель — до тех пор, пока не пошло не по плану с самого начала. У кого-то из НПА был план получше. Штурм случился внезапно. Звуков выстрелов не прозвучало, но бóльшая часть людей Рода Росса лежала на полу, бездыханная. Сам Род Росс лежал на полу, обëрнутый в свой серый габардиновый костюм, как плохо набитая тряпичная кукла. Чëрт, Мелло прошёл через столькое, чтобы работать с ним, а он валялся там мёртвый! Ноутбук показал снаружи штурмовиков, готовых войти. Сидо стоял с прямым выражением лица. Он, должно быть, спал с открытыми глазами, если Боги смерти спят, или просто игнорировал приказ на этот раз. У Мелло не было времени ни о ком поскорбеть. Было ощущение, что время сразу пошло на секунды. Камеры на шлемах полиции не должны были засечь его лицо! Мелло кинулся вверх, обернувшись назад один последний раз: резная облицовка камина, распятия и свечи на полке... Мраморная статуэтка Божьей матери! — вот что он хотел увидеть. Он встретился с ней глазами, как будто ища в холодном камне благословения или напутствия. Но их там не было. Глаза Мелло бешено метнулись прочь: Тетрадь. Она лежала под телом Рода, обложка согнулась так, как не должна была гнуться; достаточно далеко, чтобы он не мог до неё достать. «Чёрт» — Скай, Рой, принесите мне её потом! — с силой крикнул он, прыгая через ступеньку вверх, и они пообещали сделать это. Когда он оказался в диспетчерской, штурмовики были уже внутри, топтали ногами их ковры, скрипели старыми половицами первого этажа. Потом вошли в зал, полный трупов, из которого он выбежал меньше минуты назад. Мелло мог видеть каждого из них. Он стоял возле стола, смотрел на двоих своих людей, пытающихся отстреляться, на экране, и его грудь сжимало от волнения. Возможно, они были последними выжившими. На полу диспетчерской тоже оказалось несколько человек, мёртвых. Мелло не ожидал, что бóльшая часть мужчин окажется мертва ещё до того, как начнётся штурм, и никто не задержит членов японской полиции, давая время спастись остальным. Он прилип к трансляциям с камер первого этажа, и кровь хлынула к его вискам, вскипая и бурля. Скайер на экране споткнулся о тело кого-то, кто лежал вниз лицом, по одежде Мелло того не узнал. Скайер удержал равновесие, кинул что-то Рою, но тот не поймал. Отчëтливый даже в пикселях, чёрный квадрат занимал его хватку. Он держал в руках Тетрадь. Мелло попытался расслабиться, но не мог. С громким хрустом он откусил немного от плитки шоколада, взял в руки детонатор. Он не ожидал отсутствия всякой возможности сопротивляться для своих людей, но ещё меньше он ожидал, что в момент рейда Тетрадь окажется не с ним. Чëрт, с его стороны почти все были мертвы, но даже так он не мог взорвать нижний этаж, когда Тетрадь была там! Рой должен был хотя бы начать подниматься с ней по лестнице, а полиция — прилипнуть к полу зала, чтобы он мог нажать кнопку. Конечно, ничего подобного не происходило. На самом деле… Мелло уже и не ждал этого. Он понял, что потерял Тетрадь. Члены НПА были туповатыми и медлительными, но это был грëбаный отряд в бронежилетах при полном параде против двух его людей в майках с пистолетами. Мелло не питал лишних надежд. Он хотел выжить, и стоило мыслить здраво. Когда на экране обозначился какой-то рассеянный сгусток тумана, за которым было ничего не разглядеть, он не то чтобы удивился. Дымовая шашка, должно быть. В следующую секунду изображение прояснилось. С руками, вскинутыми вверх, его люди стояли лицами к стене. Затем их повалили на землю, скрутили запястья. Их лица были мокрыми. Взрослые мужчины, и они плакали, как младенцы, что значило только одно: слезоточивый газ. Тетрадь была в руках НПА. Мелло очертил пальцами корпус детонатора. «Получается, остался только я…» Мысль прорезалась в его черепе, как наконец вставший в ряд с остальными зуб мудрости: шанс вернуть Тетрадь ещё был. Они ведь будут искать его! Они сами придут сюда с ней, надо только подождать, а потом заставить отдать её. Три кнопки на ручке устройства сидели перед Мелло, как послушные тройняшки в коляске. Сейчас нижняя была его вариантом. Он затаил дыхание. Скоро штурмовики действительно начали подниматься, один за другим. У кого-то из них должна была быть Тетрадь. Да, сначала он не рассчитывал встречать своих гостей наверху… но теперь принести ему её было просто больше некому. «Выбора нет…» Мелло нажал на кнопку. Взрыв прогремел на первом этаже, отправив эхо вверх по лестнице. Оно было похоже на вой. Всё затихло на две секунды после. — Я взорвал обе двери, так что вам будет непросто выбраться отсюда. — Размеренно произнёс Мелло в микрофон. В мотеле было множество выходов: некоторые были заминированы; некоторые были безопасны, и о них никто не знал. Теперь у этих людей не было иного варианта, кроме как вступить в переговоры. — Это было предупреждение, в следующий раз взорвëтся здание. Я наблюдаю за вами через камеры. Если не хотите взлететь на воздух, делайте то, что я вам скажу.

══════════════════════════

Первый взрыв был блокировкой видимых выходов. Вторая и третья кнопки — вот что Мелло действительно не хотел использовать. Почти весь объëм взрывчатки был заложен с западной стороны первого этажа. Он должен был убить полицейских прямо там, на месте, когда они войдут. Так как Мелло не планировал давать штурмовикам подниматься, на втором этаже не было никаких серьёзных взрывных устройств; но небольшие сюрпризы оставались на лестницах: точеченый декоративный ба-бах, чтобы окончательно отрезать путь к подъëму, если в результате первой половины взрыва кто-то снизу всë-таки выжил. Эта штука автоматически разрывалась через двадцать секунд после удара на первом этаже, если Мелло нажал на кнопку дважды. Он ощущал сзади себя улицу: лёгкие дуновения ветерка по плечам и пояснице, пока сидел на столе с детонатором в руке. Они напоминали ему о пути отхода, которым он хотел воспользоваться: общий для трёх номеров мотеля балкон, имевший свой спуск на улицу, к автомобильной свалке, где можно затаиться. Но команда японцев стояла напротив входа в диспетчерскую, пойдя против всех его прежних планов и схем, а нижний этаж и лестница за их спинами были целы. Ягами принёс ему Тетрадь, а потом в воздухе звучало его имя. Настоящее имя. Мелло не слышал его много лет. Значит, перед смертью Снайдер всё-таки... Ему срочно нужен был новый план. Мелло говорил с Ягами, и тот сказал ему, что готов умереть и забрать его с собой; что он готов пожертвовать даже своими людьми, но он не выпустит Тетрадь из рук. Он усомнился в заложенной бомбе и предположил, что благодаря боевому снаряжению его команда переживëт взрыв. Это было правдой: зона поражения не была рассчитана на второй этаж, взрыв вряд ли убил бы их, по крайней мере всех. Но они не могли знать этого наверняка. Следующая кнопка по крайней мере точно задевала их спины — не убить, но вывести из строя и дезориентировать их на время и бежать было более, чем возможно. Пока Мелло пытался сделать это устно. — Ягами, вы… вам ведь ещё не приходилось убивать людей, верно? — он был готов поспорить, что нет. Мелло хорошо знал, как ощущается вхождение в ту меньшую часть человечества, что когда-либо пробовала делать это. Ты выходишь на улицу после — и смотришь на людей по-другому. Тебе кажется, что и они смотрят на тебя по-другому, даже если это не так. Кое-что в тебе точно меняется... — Не двигайся! — Ягами крикнул, раскрыв Тетрадь. — Стойте! Стать первым телом на чьëм-то счету даже будоражило, но Ягами не выглядел как тот, кто решится. Чёрт, в любом случае надо было выбираться отсюда. В изменившихся условиях, Мелло всё ещё мог взорвать все бомбы и спуститься на улицу, как и планировал. Вызвать одного из проинформированных на случай рейда водителей, что всегда наготове, и спастись. Только вот... он не хотел взрывать их теперь. Взгляд упал на экраны: он даже не знал, как были дела у взятых полицией Роя и Скайера. — Осталась только фамилия, займёт меньше секунды! Сдавайся, мы всё равно тебя аресту... Мелло медленно выдвинул ящик стола, на котором сидел; в нём был пистолет. Он думал суетливо. Его затылок вспотел. Он отвечал на автомате: — Ягами, мне жаль... поверьте, мне не хотелось вас убивать, но в этой операции вы сотрудничаете с Кирой! — он любил свою способность заговаривать кому-то зубы и прикидывать в голове варианты одновременно. Дон не знал о Тетради и оплетавших её событиях, он знал только, что полиция выследила их прошлый штаб. Что им стоило уехать, но Мелло с Родом не сочли это необходимым тогда. И вот он сидел с пальцем на кнопке, чтобы произвести взрыв, затем — плюхнуться в машину, нанести Джеральду визит в Нью-Йорк и сообщить о случившемся. Попросить о помощи с укрытием. Мелло должен был ответить ему на вопрос, как погибли люди, и каким образом вся база оказалась подорвана изнутри. Это выглядело бы просто чертовски красиво! Как блестящий способ взять на себя ответственность и словить пулю в лоб. Он сжал в пальцах рукоятку пистолета: — Вам стоило написать моё имя быстро и чётко до того, как я это заметил, теперь у вас не останется шанса сделать это. Простите, Яг... Вдруг Мелло заметил шевеление на полу краем глаза. Хосе! Он не мёртв! У него в руках... Раздался выстрел: бам! Затем ещё раз — бам, бам! Бам! Хосе перекатился на бок со своим скорпионом. Он расстрелял Ягами в спину. Тот упал, сжимая Тетрадь. Мелло выпустил пистолет. Не было времени. Надо было укрыть лицо, остальным полицейским нельзя было видеть его, они уже слышали имя. Хосе рявкнул: — Бля, он не отдаёт Тетрадь! Вцепился в неё... Мелло натянул на лицо противогаз. Бах! — в комнате раздался ещё один выстрел. Хосе успел сказать: — Сука. Бах! Бах! Бах! Потом он упал на пол, пуля вошла ему в шею. — Сдавайся, Мелло! Бросай эту штуку! — японская полиция выстроилась в ряд возле двери. Лос-Анджелеской мафии больше не было. И если Мелло хотел жить, его тоже должно было не стать для Нью-Йоркской. Это была последняя попытка или поражение. Он всë-таки нажал на кнопку, два раза. Потом нажал на вторую и выпустил детонатор из рук.

══════════════════════════

Мэтт бы проигнорировал заигравшую в его комнате мелодию, притом без особенных усилий воли. Ему не хотелось вставать, прерывать игру, говорить с кем-то. Стоило только немного подождать — и она бы закончилась сама. Он не так давно очнулся от сна, сморившего его в разгар обеда, и с радостью обнаружил, что дикая, невыносимая дневная духота уступила место «Лос-Анджелесской жаре по-вечернему». Та уже не выкачивала из тебя несколько галлонов пота, и от неё можно было спастись вентилятором. Расслабленный ей и баночкой пива с удачно продвигавшейся игрой в Resistance: Retribution, растянутый на поверхности дивана, этим поздним вечером он точно был достаточно толстокожим по отношению ко всем внешним раздражителям, и он бы проигнорировал эту мелодию, честное слово. Только вот... это был его рабочий телефон. Мэтт узнал этот рингтон, напряг слух и шире распахнул глаза. Чёрт! Аппарат не был в использовании уже месяц или полтора, каким чудом он остался заряжен? Кто мог звонить на него теперь, ко всему прочему после двенадцати? Это было странно, но интересно. Мэтт со своим скудным воображением не стал и пытаться гадать, а вскочил и закопошился, стараясь вспомнить, куда он его зашвырнул, или понять по звуку. За несколько секунд перерыл тройку ящиков. Нашёл. Экран аппарата резво освещался незнакомым номером, и Мэтт принял звонок: — Алло? Шум на том конце провода шуршал и скребыхал, шипел и топорщился. Шум длился всего пару секунд. — Мэтт? Ты слышишь? — коротко отозвался телефон тревожным хрипом относительно знакомого голоса. Мэтт нахмурил лоб. Прислонил трубку плотнее к уху: — А кто говорит? — Забери меня. — Что? — Приедь сюда и забери меня. — Сказал голос твёрже. — М, это ты? Что случилось? — Фонтана, Литл-Крик-роуд, здание старого мотеля. Ты свернёшь налево с Сьерра-Авеню, и через три минуты увидишь с дороги свалку автомобилей, если будешь ехать прямо. Хрип осел где-то на задних стенках аппарата, как бронхит. Звук был таким, будто абонент прижал трубку к одежде, переговариваясь с кем-то ещё. Несколько секунд Мэтт ничего не слышал, пока голос не вынырнул: — Пожалуйста. Я заплачу. Это был Мелло. Конечно, это был Мелло. — Быстрее. На базе был взрыв, я ранен... кажется, сильно. Не могу точно определить. — Мелло? Ты ра... И тут же разразился прощальными гудками. Вентилятор работал в тишине нагретой комнаты, обдувая покрывшуюся мурашками шею. Сердце пропустило удар. Затем ещё один. Разговор начался и закончился за три секунды, и не успевшему переключиться телу казалось, что оно всё ещё ищет телефон, мечась по комнате. Мэтт положил аппарат на стол и отступил от него на шаг назад, как от источника опасности, смотря перед собой и не моргая. Пара сухих реплик — и столько вопросов без ответа в голове. У Мелло что-то случилось, и он звонил ему. Но почему? Этого Мэтт не понимал. Если округлить, с их последней встречи прошёл уже год, и он не понял этого ещё в тот раз. Ни тогда, ни сейчас в мире не было ни одной грёбаной причины, по которой человеком, в чьей помощи тот нуждался, должен был быть именно он! Но Мелло славился тем, что во всём руководствовался своей фирменной (абсолютно припизднутой) логикой. Мэтт расстроился из-за этого звонка, отчасти. От двух других частей он разозлился и испугался. Мелло сказал, что он ранен в результате какого-то взрыва; вероятно, сильно. У Мэтта насчитывалось как минимум два варианта развития дальнейших событий, и в первом из них он мог поехать и выяснить, в чём дело; по возможности — помочь. Во втором — сегодня ночью он оставался в своей квартире и продолжал играть в Resistance: Retribution, не обращая внимания на бешено стучащий пульс и холодный пот, стараясь не думать о том, что там произошло. Возможно, утром услышал бы из новостей что-то, что ему не понравилось бы. Возможно, стал бы винить себя в чём-то до конца жизни... Ну, этого Мэтт не хотел. Ну как же всё это было некстати! Когда Мэтт проснулся сегодня с утра, меньше всего он планировал проводить ночь так, как проводил её сейчас, внезапно стоя перед выбором между двумя кусками дерьма и решая, какое из них меньше воняет. Всё это как-то никак не состыковывалось со стремлениями к его новой, нормальной жизни. И, если уж совсем глобально, помогать Мелло в чём-либо не входило в его планы на будущее даже до того, как он решил, что станет жить по-человечески! Но теперь, вне всяких планов и ожиданий, видеть Мелло мëртвым после взрыва могло стать его настоящим. Мэтт просто не знал, как должен был на это реагировать, и что стоило чувствовать. «Фонтана, Литл-Крик-роуд» — он прикинул: полчаса — это в самом лучшем из возможных случае. Как и год назад, всё это было как-то не по-человечески. Он пнул коленом кресло на своём пути, схватил с пола джинсы, засунул ногу в одну штанину и попытался выдохнуть тяжесть из своей груди.

══════════════════════════

Когда звонок завершился, Мелло потерял сознание практически с облегчением. Как будто ему было больше нечем заняться, или оно было ему больше не нужно. Он проснулся, лёжа на тëплой поверхности, и точно не понял, открыл ли он глаза, ведь темнота и не подумала отступаться так просто. Когда-то кондиционируемый, мотель превратился в душный амбар, и внутри было слишком жарко. Голова Мелло плыла, и он даже не знал, сколько стоила комната в этом месте, и хватало ли ему на неё. Потянувшись рукой к карману за купюрой, он искал глазами стойку ресепшена, но в темноте её не было видно. Судя по запаху и вьющемуся кругом дыму, на лужайке под окном устроили барбекю, а значит, время уже близилось к ужину, и надо было поторопиться с регистрацией. Звон в ушах, похожий на музыкальные тарелки, прошиб голову изнутри: взрыв на первом этаже, крик японской полиции, бег, разлетающаяся в щепки лестница... вот что случилось. Всё перемешалось, но он очнулся. И он был жив. Темнота была абсолютной, не вмещала в себя ни одной щели, через которую мог бы протиснуться свет, и темнота пахла гарью. Мелло огляделся вслепую, и всё равно понял, что он был в восточной части первого этажа, прятался здесь от полиции. Этаж горел, и обе лестницы были разрушены: он сам взорвал их. Наверняка уже обугленная, Богоматерь на каминной полке сливалась с чернью комнаты. Очевидно, вся сеть электричества в штабе мафии повредилась взрывом, света больше не было. Прошло, может быть, минуты четыре после того, как он нажал на кнопки, и самого штаба мафии уже тоже практически не было. Боль резанула по верхней части шеи, и рука было потянулась к маске, но, еле коснувшись, тут же одёрнулась: Мелло ощутил, как жидкость, должно быть, являвшаяся кровью, стекала из-под пластика по шее, и быстро приладил конструкцию на место. Странно: он почти ничего не почувствовал в области лица — болело практически всё тело, включая даже на вид не повреждённые ноги, а лицо, сжимаемое тисками противогаза, точно и не его было вовсе… точно его и вовсе не было. Мелло со страхом подумал о чём-то, но быстро отмахнулся от этой мысли, не сейчас. «Надо выжить» Он помнил расположение здания и догадывался, где нужно было оказаться, чтобы с подъездной дороги было возможно его разглядеть, и благодаря тому, что ему было, чем заняться в ожидании помощи, он мог отвлечься от боли. Мелло постарался сосредоточить всё своё внимание на выполнении задуманного маршрута, убедив себя, что ещё получит время похныкать, если выживет. Он был бы рад идти на свет, но свет по-прежнему отсутствовал, а идти он не мог. И тогда он начал ползти в темноту. Ползти, как ему казалось, навстречу своему спасению. План действий придавал ему сил. Только опершись на ладони, чтобы двигаться с их помощью дальше, он понял, что в одну из них вошли стеклянные осколки, и своим движением он загнал их глубже. Это было неприятно, но не больно — слепая и сквозная боль часто не чувствуется сразу — и Мелло обратил на это мало внимания, разве что попытался впредь опираться на локти. Тащить себя на руках было тяжелее, чем казалось со стороны, но Мелло знал, что его тело с этим справится. Всегда справлялось. Он почти ничего не видел, ослеплённый наступившей после взрыва темнотой, но даже через противогаз почувствовал, как воздух стал уличным. Он задышал, очутившись у бетонного порога здания, и ползти стало как будто бы даже легче. На улице оставалось не больше шести десятков футов вдоль уцелевших бетонных стен, по траве или гравийной насыпи, на выбор. Всё было украшено щепками от разорванной мебели и кусочками выбитых стекол. Ему нужен был только заворот за угол в конце этого пути — и долгожданная дорога, освещённая одним-единственным фонарëм. Мелло двигался по чуть-чуть. Когда руки тянулись вперёд, тело с ногами лениво подтягивалось следом. Он старался осмысливать каждый свой вздох и удар сердца, и они были спасительным кругом, за который он цеплялся, утопая в тёмных водах потери сознания. Мелло знал, что должен был продолжать держать свой круг, ни в коем случае не выпускать его из рук, как бы настойчиво тот не соскальзывал с кончиков его пальцев, и он хватался за своё сердцебиение и дыхание двумя руками, лишь бы продолжать жить. Михаэль Кель Никто не звал его так с настолько глубокого детства, что он уже не мог то вспомнить. «Михаэль Кель», — беспощадно звучало в голове приговором к смерти, холодным прикосновением тлена к его ушам. Стоило ли так стараться, когда твоё имя было всем известно, а лицо покрошено, как фарш? Было ли, что ещё спасать? Может, и нет. Мелло покашливал, коротко и сухо. Боль в грудине давила на лëгкие, и он пытался контролировать их, как и всё в своей жизни. Ничего не выходило: внутренние органы всё также работали по собственному усмотрению, не подчиняясь командам даже самых грозных из криминальных авторитетов. Несмотря на это, надо было продолжать размазывать свои последние силы по земле — только так можно было добраться до чего-то стоящего, до оазиса спасения в этой пустыне смерти. Он терпел. Проиграть казалось простым, как никогда. Мелло сжимал кулак на одной из рук, двигая всё своё тело вперёд на локтях, и сжимал зубы. Всё было бесполезно: ни в кулаке, ни в зубах, ни где либо ещё не было Тетради. Столько людей было вокруг, когда в его руках присутствовала сила, но никто на десятки миль вокруг не хотел помочь ему подняться и поймать Киру, когда он упал. Его люди сгорали сзади. Впереди сгорала его цель. Теперь он остался здесь один. Всё было потеряно, и Мелло сам не знал, чему ещё сопротивлялся, двигаясь навстречу к познанию своих физических лимитов. Тёплая летняя земля под ним, сухая и потрескавшаяся... это было так изматывающе, в конце концов! Но за пластиком маски уже просматривалась асфальтированная дорога и съезд с неё: то, к чему он полз. Наконец Мелло рухнул на землю, расслабляя руки. Его волосы проехались по пыли, как ободранный веник. Он лежал на траве, перевернувшись на спину, потому что захотел отдохнуть, и искрящиеся в воздухе кусочки бумаги кружили вокруг, как светлячки. Беспросветное, зашторившее луну облаками, враждебное небо высилось над ним сначала. А потом начало спускаться ниже. Как кабина лифта. Смертельная платформа. Крышка гроба. Мышцы спазмировало. Комок в горле вырос размером с мандарин. Небо просто падало, грозясь расплющить его, и лëжа на таком широком пространстве земли, Мелло ощущал камерную тесноту. Перед глазами был Иисус с картины Гольбейна — он с детства оставался напуган и заворожëн клаустрофобным ощущением, которое вызывало у него это полотно, каждый раз, когда его видел. Но Мелло никогда раньше не чувствовал себя настолько неподвижным и запертым, как сегодня. Он вдруг понял: его наказывали! — за то, как он был неправ; за всё, что он натворил, — и некуда было сбежать, небо было над землёй повсюду. Он вскинул руку к груди, вцепился ей в гранëнные бусины. Больше держаться было не за что. Пальцы ощупали несколько штук перед тем, как по ним он спустился к распятию. Сжал его до ломкости крепко. «Пожалуйста» Лежать так было отвратительной идеей: всё содержимое между лицом и противогазом прибило гравитацией; всё было в консистенции овощного рагу, температурой, будто его только-только приготовили. «Прости меня» Мелло боялся, что если откроет рот, то проглотит кусок своего поджаренного лица. Он не очень хотел, чтобы так получилось, поэтому крепко держал губы сомкнутыми и говорил про себя: «Пожалуйста, не надо. Помоги мне. Прости меня» Бусины розария бегали между пальцами, как струны инструмента. Жидкость затекала ему в ноздри и вытекала обратно с выдохом, он уже не чувствовал никакого запаха, только щекотное плескание в носу и по всему лицу. «Я ошибался» Всё, из чего состоял его организм, ощущалось слабым и предобморочным: Мелло думал, что так душа покидает тело. И он был с этим не согласен. Если сейчас ему предстояло предстать перед Господом, он был готов к самому разъярëнному спору; готов был кричать, драться или умолять: его время ещё не пришло. Не сегодня. «Ещё немного. Полгода... месяц... пожалуйста, не сейчас. Я всё исправлю, я спасу больше людей, чем я... Прости меня» В единственном не залитом какой-то дрянью глазу мутнело, но фары машины загорелись также отчëтливо, как горела каменная громадина позади. Фары светили прямо в глаза, и Мелло не мог видеть ничего, кроме них перед собой. Он приехал. И «Всё», — казалось; «Спасён», — казалось; «Всё теперь нормально», — казалось. Слепящая надежда, направленная точно на него. Мелло и сам не понимал, зачем так сильно уверился, что то, что Мэтт здесь, уже гарантирует ему спасение. Отток рациональных мыслей продолжался. Тёплый ветерок, раскидывающий искрящиеся древесные волокна, гладил его по щеке прямо сквозь пластик маски, и это было совсем не больно. Собственное спасение было больше не его проблемой. Старый приятель был тут, и почему-то это означало «жить». Ему чудилось тепло и закат, позолотой ложившийся на лицо. Всё вокруг благоухало: маки в цвету, как румяные щëки луга, ирисы, окрашенные цветом ночи, и солнечно-лимонные бутоны тюльпанов, — красивейшая клумба; а мягкая трава принимала форму его тела, принимала его, как своего родного ребëнка, любовно обнимая. Сзади рос и высился двухэтажный особняк, задирал свою миловидную башню к самому небу, и с таким усердием отражал закат, что был больше похож на вспыхнувшую Викторианскую люстру. В воздухе витал табачный дым, но почему-то от него совсем не тошнило: он и табаком-то не пах, а пах мятой и мелиссой, и его хотелось вдыхать. Мелло улыбался и вдыхал. Он любовался. Он был влюблëн, и этот мир, полный сострадания, нежно целовал его просто за то, что он существовал. Всё вокруг ощущалось таким лëгким и приятным, каким не ощущалось никогда до этого. Он пил воспоминание о том, чего никогда не было, прежде чем вернулся в реальность, и падение было жёстким. Но теперь Мелло знал, как ощущается, когда Бог соглашается тебе помочь.