Гарпия на тëмном силуэте

Если говорить о том, какие личностные качества Беркуты Бейл являются основополагающими её характера – в лидерах безусловно окажется любознательность. С малых лет Баки любила задавать много вопросов и засиживаться за книгами, хотя предпочитала она всё же познание эмпирическое. Особенно это касалось визуальной его составляющей. Прогулки по городку, даже если папа не разрешал уходить одной, любование объектами материально-художественной культуры, лазанье по заброшенным зданиям и густым чащам, созерцание природных красот как издали, как и вблизи – это описание огромной части детства Беркуты. Под влиянием матери, когда та забрала девочку к себе, на любознательность начала наслаиваться практичность. Тогда знание само по себе перестало притягивать юный ум, и начало цепляться к конкретным целям. Так просмотр картин и скульптур в галереях, что при первых посещениях восхищали Беркуту своей красотой и глубоким смысловым наполнением, постепенно превратился в судорожное заучивание тонн информации о них и об их авторах, чтобы предстать в лучшем свете перед чистокровной аристократией, часто посещавшей имение Бейл. Посиделки на природе заместились уроками риторики и хороших манер, блуждания по городу – на бесконечное совершенствование магических навыков. Статус требовал от Беркуты много стараний, наполнив её беспечную размеренную жизнь множеством тревог, жёстким самоконтролем, завышенными требованиями и в то же время социализацией. Так или иначе стремление к визуальным исследованиям с их трепетной неспешной созерцательностью ещё теплилось в груди Беркуты. Получая необходимую информацию из своих устройств, она всё ещё чувствовала, что суть человека открывается ей именно в те моменты, когда она смотрит на него из тени. Возможно, именно в таком подходе к познанию мира и крылась главная трагедия Беркуты, ибо во вне свет можно добыть лёгким взмахом палочки, когда как внутри себя ничем не подсветишь. Какого цвета лепестки фиалки в густую непроглядную ночь? Всё одно – чернота. Никогда Беркута не стремилась лезть в эту тьму, хотя часто ей хотелось взглянуть на себя со стороны. Зацикленные колдографии со своим изображением она порой клала перед глазами и не могла по-долгу оторваться от них. В попытке понять, как видят её другие люди, она вглядывалась в каждое своё движение, в каждый жест, улавливала мельчайший градиент в мимике, и каждый раз её настигало чувство чужеродности. Беркуте чудилось, будто человек на картинке не имеет с ней ничего общего, но понять, почему это так, никак не получалось. «Кто я?» — вопрос мучительный для многих людей. Когда Беркута впервые задала его себе, в её жизни уверенно преобладал практический подход, потому она стала оценивать себя по очевидной и безусловной данности. Однако, если с такими фактическими вещами, как имя, возраст, благосостояние – не ошибёшься, то как быть с тем, что требует рефлексии, самоанализа и понимания собственных чувств? Сколько бы Беркута не старалась зажечь свечку во мраке своей души, результаты раз за разом огорчали своей скромностью. Травмирующие моменты, покрывающие нутро кровоточащими нарывами, с течением жизни приумножались, приумножая и боль от соприкосновения с чувственным миром. Терпения становилось всё меньше, исследовательские потуги всё больше напоминали испытание, а пустоты стремительно заполняли фантазии и самообман. Однако подобное не могло вечно продолжаться без видимых последствий. Когда-нибудь они, как снежная лавина, придавят своей нарощенной тяжестью, вынуждая искать выход.

***

Сейчас был примерно час ночи. Беркута глазела на потолок невидящим взглядом без надежды на полноценный сон. В мыслях её не осталось места свободного от размышлений о потенциальной ошибке, грозящей воплотиться несмотря на пережитый опыт и всё возможное противодействие. Уже вчера, после тренировки, Беркуте пришлось серьёзно озадачиться вопросом: почему при максимально позитивном результате она не чувствовала удовлетворения? Она хотела, чтобы Северус Снейп действовал во благо Рунеспуры? Процесс запущен. Она хотела, чтобы он обучал их тёмной магии? Это тоже теперь есть. На месте Беркуты тонуть бы от довольства собой, а не хмурить брови, но от чего-то ей казалось, что всё пошло не по плану; быстрота, с коей выстроились галочки напротив пунктов, смущала её, а не воодушевляла. Получалось, будто Беркута не достигла желаемого при всей очевидности противоположного. Если предположить, что это так, то какая цель являлась настоящей? Тут-то и вскрывалась язва опасения, уводя мысли в сторону предполагаемого источника. Как только Снейп появился в информационном поле Беркуты, её интерес к нему с каждым днём только возрастал. Поначалу это не сильно волновало – вспышки увлечённости для неё обыденность. Однако последние дни Беркута периодически испытывала тревогу от того, что природа этой увлечённости могла быть несколько иной, нежели она предполагала. Все странности в своём собственном поведении Беркута более не в силах была игнорировать. Жестокая реальность для неё всё же лучше заблуждений, даже если окажется, что все её действия, направленные на использование Снейпа в своих целях, являлись рационализированной подоплёкой к сближению. Правда есть правда, однако осознание её не даёт полной защиты от ошибок. Только на днях Беркута пережила разрыв с Бенджи, и хоть это не стало для неё настолько же болезненным, как в предыдущие разы, и даже удалось сохранить дружеские отношения, было бы невероятной глупостью допустить очередное повторение приевшегося до судорог сюжета. Следствие быстрого очарования – скорое разочарование. Так будет и в этот раз, когда, позабыв разум в чаяниях и растаяв от уговоров сердца, Беркута сблизится с Северусом, затем постепенно остынет к нему и начнёт отстраняться в ущерб его чувствам. В её рассуждениях юноше и без сердечных терзаний приходилось не легко; ему будет куда спокойнее в неведении от чужих эгоистичных влечений. «И всё-таки странный выбор», — не унималась в своих раздумьях Беркута. — «Снейп совершенно не похож на мои предыдущие варианты. Если припомнить, они и впрямь все довольно… мягкотелые. А он… Его как-будто бы сама жизнь сломала об колено, после чего он продолжил жить уже ничему не удивляясь и не на что не жалуясь», — Беркута меланхолично улыбнулась. — «А может, так даже лучше? Может, это именно то начало с иным исходом? Может, на этот раз получится… что-то? О-о-о, не-е-ет, ты всегда так думаешь Бейл, а что в итоге?» — она резко перевернулась на кровати, словно обозлившись на собственные мысли. — «Глупости это всё, головное вздутие, конвульсии мозга. Даже если представить, что я правда настолько поехавшая, но ведь Снейп меня к себе и на милю не подпустит. Скажет: „Лгунья вы, мисс Бейл. Начитались глупых книжонок и лезете без ума, куда любопытство тянет одно лишь, а не здравый смысл“. Да, так и скажет и будет прав. Но я ведь не настолько поехавшая, чтобы сближаться с таким человеком, как Снейп? Хоть и молодой, он преподаватель, а я ученица. Вдобавок он бывший Пожиратель Смерти с нестабильной психикой, не понятно ещё, что там с его подружкой… Если Бруни права, то мне тем более не стоит лезть к тому, кто ещё не пережил утрату. Достанется мне от него…». В своей привычной манере Беркута составила план действий. Первый пункт: подождать два месяца, чтобы убедиться в своих подозрениях: эпизоды с гиперфиксацией на целях её слежки никогда не выступали за этот период, следовательно, к Рождеству она уже должна потерять интерес к Снейпу. Искренне надеясь на такой исход, Беркута осознавала, что ей придётся подкармливать свою прожорливую вуайеристскую сущность до того момента, а в случае с профессором, невылазящим из своего кабинета, это довольно проблематично. Присев на край кровати, Беркута сонно оглянулась вокруг и почесала исчезающие рубцы на предплечьях. Чёрт потянул её из общежития в гостиную, где на диване валялась Маргарет Хоук, которая, очевидно, не смогла снять заклятие с двери комнаты и осталась спать в одежде, где была возможность. Такой жалкий вид не́други позабавил Беркуту, от чего она даже злорадно усмехнулась, но задерживать своё внимание на этой ущербной не стала. В выручай-комнате стояла одинокая тишь и неуютная прохлада. В камин тут же полетело пять поленьев, сверху смятый пергамент, который Беркута подожгла своим скупым „Инсендио“, после плюхнувшись на ближайший диван с Альбой на руках. На этот раз из клювика птицы слышалось шуршание пергамента и пера, звон стекла чернильницы от столкновения с его металлическим кончиком. Медитативный звук, будто бы влекущий за собой в мрачный кабинет и усаживающий рядом угрюмым юношей. Беркуте этот звук, пожалуй, нравился также, как бурление котла с прерывистым копошением профессора: шуршанием его мантии, едва слышимым шарканьем ботинок, клацаньем ножа о мраморную дощечку, шелестом и постукиванием пестика, растирающего в ступке ингредиент. Прерывистая успокаивающая мелодия ночной активности Северуса ещё долго не прекращала свою игру для восприимчивых ушей. Можно было бы попробовать уснуть под этот звук, но ставшие уже фоновыми тревога и подавленность не давали и без того буйной голове Беркуты покоя. Девушку потянуло к тумбочке в углу помещения, рядом с книжным шкафом, забитым обучающей литературой. Отодвинув мебель в сторону, Беркута сняла плоскую каменную плитку, за которой оказались две стопки тонких книжек в мягкой обложке. Взяв первую попавшуюся, Беркута вернула тайник в прежнее положение и завалилась обратно на диван. — Когда же это закончится? — внезапно послышался усталый голос из клювика Альбы. От неожиданности Беркуте показалось, что Северус сказал это лично ей, стоя где-то рядом. Даже успела испугаться, но затем рвано посмеялась над забавностью случайно возникшей ситуации и иронично ответила: — Пожалуй, в глубокой старости, профессор. Тогда я либо поумнею, либо перестану испытывать потребность в подобной дурости. Перелистнув цветастую обложку с банальным для бульварного чтива названием, Беркута смачно зевнула и принялась бегло поглощать строчку за строчкой под аккомпанемент такого приятного её слуху звука. Несменяемо-недовольный взгляд сопровождал неприглядный сюжет в его комичном пути, а раздражённый голос комментировал происходящее в весьма грубой форме. Беркута ругала практически всех героев, даже если это был домашний питомец без единой реплики. Особенно часто доставалось автору произведения, которую она называла бесстыжей дилетанткой. — Какая неописуемая чушь! — вырвалась из клювика несдержанная ругань. — Полностью солидарна, — подхватила Беркута. — Просто поражаюсь чужой больной изобретательности. Это даже в каком-то роде гениально, — прозвучал единственно-возможный комплимент данному чтиву. — О, Мерлин…. это что побочная романтическая линия с парой гоблинов? Я это читать не буду. Хотя… Во имя интереса и пустого желудка можно рискнуть. — Почему я вынужден это читать? Я мог бы сейчас заниматься чем-то полезным… — всё не унимался Северус, сгорбившись над стопкой пергаментов. Наедине с собой он становился хоть немного более разговорчивым, только когда была нужда выругаться. В такие моменты незаметно для себя Беркута и сама начинала распаляться, присоединяясь к несуществующему противостоянию. — Да перестаньте вы приплетать драконов! Отстаньте от этих несчастных существ! В реальности он бы тебя спалил, дура ты неугомонная! Повезло тебе жить в мире долбаной книжки без грамма логики! — Ну хоть немного можно же было подумать, прежде чем это писать?! — Вот и я о том же! Была ли хоть какая-то разумная подоплёка к вводу дракона в сюжет, кроме озабоченности автора? Нет и нет! В ярком приступе негодования Беркута начала пролистывать страницы, останавливаясь на случайных местах. — Бессмыслица! — рявкнул Снейп. — Прямо с языка снял, — согласилась Бейл. — Бесцельные росчерки невменяемых полудурков! — Как ты прав, приятель. Чертовски прав. — Оторвать болванам руки! — И сжечь адским пламенем! — Просто издевательство! — Так и есть! Звук из клювика Альбы дал понять Беркуте, что её собеседник поднялся из-за стола, отошёл куда-то недалеко, откупорил сосуд, наверняка, с каким-то зельем и, скорее всего, выпил его. Она тем временем дошла до момента в истории, ради которого вообще решила прочесть эту книжонку. Недовольство наконец имело шанс обратиться во что-то приятное. На несколько минут вновь стало тихо с обоих сторон. Беркута внимательно следовала вперёд по страницам книги, Северус же, по всей видимости, смирился с необходимостью закончить проверку внеурочных заданий, но решил исправлять ошибки учащихся с меньшей скрупулёзностью, просто зачёркивая все идиотские утверждения, и выплёскивать своё раздражение в размашистых „Слабо“, „Отвратительно“ и „Тролль“. Особую отдушину ему приносили вольные приписки после оценок, к примеру: „Чушь собачья“, „Вселенская бредятина“, „Насмешка над здравомыслием“, „Если бы вы учились во времена Виндиктуса Виридиана, то он не дожил бы до директорского кресла“ и прочее, на что хватало яда. В единении со своей отдушиной Беркута окончательно распласталась на диване, свесив с края ногу. Тяжёлый вздох пронёсся по комнате вместе со звучной встречей макулатуры с каминными поленьями. — Столько страниц ради одной случки на пять минут чтения… Что б мне сдохнуть прямо на этом диване. Взгляд переместился на металлическую птицу, от которой исходили шаркающие звуки непрерывного преподавательского бремени. Беркута всё ещё не могла отделаться от чувства, что Северус был физически где-то рядом, но в то же время не подозревал о её присутствии. Ситуация напоминала слежку под дезиллюминационными чарами, хоть и не приносила полноценного эффекта от процесса, так как задействовались воображаемые образы, а не реальные. Чтение книги эмоционального состояния Беркуты не улучшило. Ещё и вдобавок к чувству тревожности и подавленности вмешалось отчуждение. С грустью и некоторым сожалением Беркута дотронулась до края сомнения, засевшего в её груди. Поначалу оно ощущалось расплывшейся каплей акварели на мокром холсте, затем этот узор обрёл объём, разрастаясь, словно плесень густыми пучками. Беркута предположила суть этого сомнения в неадекватности своего восприятия мира, но после нескольких минут, проведённых в потугах рефлексии, она с прискорбием признала, что на самом деле сомневалась в адекватном восприятии себя самой. Эмоции – враг. Они путают, подставляют, сводят с ума. А при плохом понимании врага, его действия ускользают из поля зрения, от чего жизнь превращается в сплошной карнавал неожиданностей. Это было похоже на изощрённую форму безумия, где собственноручно выстроенная реальность могла в любой момент повернуться другой совершенно незнакомой стороной. Ещё вчера, во время разговора с друзьями Беркуту одолело переживание: что если она собственными руками уничтожит Рунеспуру? И что если она уже делает это, даже не осознавая вероятных последствий? Бесконтрольность такого положения отзывалась эхом панических воплей в голове. В такое не хотелось верить, но приходилось полагать, ибо те, кто не видят проблемы, не способны повлиять на исход. Беркута не из таких, она составит план и всё уладит. — Всё будет, как я хочу, ясно?!! Мантра не оказала того ободряющего эффекта, которого Беркута ожидала. Сомнения и дикая неуверенность в себе уже глодали её кости, расправившись с плотью – нечего было заживлять, не на что накладывать пропитанную лечебным бальзамом ткань. От этих терзаний психическое самочувствие Беркуты ухудшилось в разы. Она тряхнула головой в попытке вышибить из неё все тяжёлые мысли, но те не отставали, хоть о стену бейся и вой, как оборотень. Что ещё сделать, чтобы стало лучше? В ход пошло припрятанное за стеллажом виски. После вскрытия бутылки Беркута, незадумываясь влила в себя четверть объёма, от чего чуть не свалилась на пол из-за резкого головокружения. Юное тело всё скрючило, глаза обильно заслезились, горло сжалось, пропуская лишь редкие хрипы. — Что за… саламандрово… пойло?! Беркута подняла бутылку на уровень глаз и прочитала название на этикетке: „Дыхание саламандры“. — Ага… Вновь плюхнувшись на диван, Беркута попробовала расслабиться, тем самым облегчив алкоголю работу. Её унылый взор бесцельно расстелился по монотонной поверхности каменного потолка и поймал его ответный взор, полный холода и равнодушия. Отвратительно. Уловив ушами удручённый вздох, Беркута вздохнула столь же несчастно, а потом, повинуясь какому-то внезапному порыву, щёлкнула краем бутылки по металлической макушке птицы. — За нашу победу над чёртовыми упырями! — воскликнула Беркута и застыла на половине резко появившейся конфликтной мысли. — За нашу… Чёрт… — постепенно соскальзывая с дивана, она рухнула на колени перед столиком. Ни то выкрик, ни то стон застрял у неё в горле, проявившись лишь одной короткой нотой. Алкоголь не помог. Вдобавок к чувствам тревожности, подавленности и отчуждения вмешалась болезненная тоска. И почему нельзя хотя бы на время оставить своё тело, стать духом, легче воздуха, и плавно воспарить к бесконечным звёздам, оставляя внизу всю тяготу, внешние и внутренние конфликты, все пролитые зазря слёзы? А такими для Беркуты были все, и те в особенности, которые появлялись без видимых причин, с единственно-доступным объяснением: „Мне просто плохо“. «Брунгильда бы наверняка сказала на это, мол: „Не может быть плохо из-за ничего. Чувства не существуют сами по себе, они связаны с течением мира снаружи и внутри тебя. Попробуй понять, откуда и куда оно течёт“. Я спрошу её: „Если пойму это, станет ли мне легче?“ Она ответит: „Нет, не станет. Но ты сможешь понять причину этой боли“. Но вот только зачем? Зачем? Зачем?» — Зачем?!! — выкрикнула Беркута в глухую комнату. — Зачем разбираться в структуре устройства, если это не поможет его починить?! Если легче не станет, то какой смысл мучить себя ещё больше?! — голова её поникла ниже плеч, руками она обхватила металлическую птицу, прильнув к бездушному устройству, словно это был близкий сердцу человек. — Ненавижу чувствовать себя глупой и жалкой… — пролепетала Беркута, шмыгая носом. — Я же так много делаю, так стараюсь… Почему я не могу просто наслаждаться результатом своих усилий!? — не выдержав напряжения, она пропустила подступившие к горлу судорожные всхлипы, вылившиеся в громкое рыдание. Если бы кто-то увидел Беркуту такой, она бы не задумываясь перерезала себе горло. Но, несмотря на все иррациональные страхи, остановиться она уже не могла, словно её рвало слезами. Именно такие ассоциации мелькали у Беркуты в голове, ибо безудержность и дурнота сопровождали этот омерзительный процесс. Даже когда приступ рыдания утих, легче особо не стало. Вдобавок к чувствам тревожности, подавленности, отчуждения и болезненной тоски вмешалась тошнотность. Вся эта смесь растеклась по телу, полностью заменила собою кровь, став неотъемлемой частью естества Беркуты, от которой невозможно сбежать. «Здесь только я», — подумала она, сидя на коленях и пялясь невидящим взглядом на стену. Но как бороться с тем, чего не существует в осязаемом виде? Нечто немыслимое непостижимое для разума Беркуты. Малый шанс виделся ей в том, чтобы персонифицировать свои терзания, присвоить их злой воле какой-нибудь знакомой ненавистной фигуры. Так под расчёт вновь попала Маргарет Хоук, которая зачем-то напомнила о своём существовании недавней встречей. Поносить своих врагов Беркуте приносило особое удовольствие, потому изо всех сил она посыпала на её голову проклятия вперемешку с нецензурной бранью и оскорблениями. Затем притихла, судорожно дыша. Кругом ни звука. — Здесь только я, — повторила Беркута уже вслух и опустила взгляд на Альбу. Птица молчала. Будь она мыслящим существом, то наверняка бы сейчас внимательно вслушивалась или выражала молчаливую поддержку. Но она не была живой, и она не могла осмысленно ответить. Ругань в лишённой компании комнате оказалась бесполезной. Вдобавок к чувствам тревожности, подавленности, отчуждения, болезненной тоски и тошнотности вмешалось… Нет, всего этого уже не было. Беркута наконец поняла, что чувствовала сейчас на самом деле, что текло по её венам. То было целостное и единственное чувство – одиночество. То, с какой остротой оно впивалось в уязвимое нутро, осмыслялось Беркутой как нечто возмутительное, чего не должно было происходить. Смирение со своей нуждаемостью в людях всегда давалось ей не легко, и только неопровержимая очевидность этого факта подавляла фантазии о полной независимости, к которой Беркута так тянулась последние два года. Приходилось самообманываться, чтобы продолжать жить с ощущением нетронутого достоинства, приходилось рассказывать себе, что всё это в сущности не важно, и вообще другим она нужна больше, чем другие ей. Медленно поднявшись на ноги, Беркута отхлебнула ещё виски, выключила передатчик и вышла из выручай-комнаты. В подземелья она спускалась бодро и уверенно, ведь знала – Филч в такое время уже спал, потому, даже случись встретить инфернальную Миссис Норрис, так быстро, как обычно, он на её зов не прибежит. Благополучно добравшись до кабинета профессора Снейпа, Беркута импульсивно забарабанила по двери, после чего наступило долгое затишье. Это немало напрягло девушку, от чего её пьяную голову атаковали всякие нехорошие домыслы, в свою очередь укравшие полную уверенность в совершаемом поступке. Может, стоит убежать, пока есть возможность? Думать было уже поздно. Дверь приглушённо затрещала, и из плотного тумана мрака показалась худощавая юношеская фигура с вытянутой вперёд волшебной палочкой. — Доброй ночи, профессор, — робко проговорила Беркута, за что тут же поругала себя и попыталась выглядеть более самоуверенно. Просторная пижама, пушистые тапочки на босую ногу, растрёпанные волосы, бутылка виски в руке – ну и видок. Северус смотрел на девушку так, будто перед ним распластался дохлый Левиафан. Событие поразительное, даже впечатляющее, одновременно с этим оно вызывало возмущение от того, что тушу вынесло именно под его дверь и теперь ему с ней возиться. Некоторое время Северус даже не знал, с чего начать, как лучше разрешить сложившуюся ситуацию, но вдруг ему в голову пришла странная мысль. Анализируя вид и состояние Беркуты, юноша сообразил: эта самодурка наконец осознала масштаб последствий своего пренебрежительного отношения к собственной жизни. Северус иронично усмехнулся и опустил палочку. — Ничего доброго в этой ночи нет. Почему вы не у себя в постели и почему вы пьяная? — Это вы называете „пьяная“? Я не пьяна даже на четверть! Если бы я действительно была пьяной, то всему Хогвартсу бы не поздоровилось! — О, да. Вы бы кране опасно пускали слюни на коврике у камина. Беркута набрала полную грудь воздуха и выдала убедительное: — Нет. Северус слегка закатил глаза. — Заваливайтесь, мисс Староста. Не хватало ещё чтобы вас кто-то увидел в таком состоянии. Подобного результата Беркута совсем не ожидала, идя к кабинету своего профессора. Она думала, Северус её прогонит или за шкирку отведёт в гостиную Слизерина. Она действительно чертовски пьяна, раз столь бездумно явилась в нему посреди ночи. И всё же он принял её. Так быстро… Беркута переступила дверной проём, ощущая внутри борьбу чувства безмятежной радости с ледяной тревогой.