Deals With Devils

Всю обратную дорогу до общежития царила тишина, напряженное и хрупкое молчание, которое, вероятно, привело бы к крикам, если бы его нарушили, и Аарон правда не знал, почему он ожидал чего-то другого. Чего он надеялся достичь здесь? У него был один довольно успешный разговор по душам — один горько-сладкий момент, когда он учил друга играть на пианино, чтобы отвлечь их, — и он подумал: «Что? Что это значит, Кевин «ты не можешь быть геем и играть в экси» Дэй, и день внезапно стал приятным, когда они пытались ему в чем-то признаться? Был ли он идиотом? Был ли он сумасшедшим? Что заставило его думать, что все это закончится хорошо? Что заставило его подумать, что он достаточно хорош, чтобы привлечь внимание кого-то вроде них?» Видите ли, у Аарона не было низкой самооценки. Низкая самооценка — это когда кто-то упускает из виду или недооценивает свои лучшие черты и таланты и считает себя недостойным из-за непропорционально негативного представления о себе. И Аарон осознавал, что на самом деле у него есть некоторые лучшие черты характера и таланты, которые он может предложить миру. Он знал, что быстро учится, что у него есть определенные привычки, что у него более высокий уровень запоминания, чем у большинства, и что он проницателен. Все эти качества хорошо сочетаются с его практически идеальным средним баллом и способностью запоминать всю информацию из учебников или медицинских журналов, которые он читал на занятиях. Он знал, что терпелив, сохранял спокойствие в критической ситуации, обладал крепким желудком и железной волей. Все это означало, что он преуспеет в грязной, с высокими ставками и часто опасной обстановке отделения неотложки. Он знал, что был верным, щедрым и хорошо разбирался в эмоциях людей, и все это делало его достойным другом для тех немногих людей, которые были готовы называть его таковым. И на каком-то уровне он знал, что он сильный, надежный и внимательный, и все эти черты были достаточно привлекательными, чтобы каким-то образом убедить Кейт рискнуть с ним. Так что нет, у Аарона не было низкой самооценки. У него был точный взгляд на реальность, который постепенно корректировался с течением времени, основываясь на свидетельствах того, как буквально все остальные люди в мире относились к нему. Что у него было, так это практичные доказательства того, что большинство людей его едва терпели и уж точно никогда не хотели видеть в нем кого-либо, кроме Кейт. Что у него было, так это несколько удручающее осознание того, что он ни в чем не был ни хорош, ни плох настолько, чтобы быть хоть в чем-то выдающимся, и поэтому на него — (в некоторых случаях буквально) — не обращали внимания за что-либо и когда-либо на протяжении всей его жизни. Он знал, что, по крайней мере, был достаточно хорош в экси, чтобы не отставать от команды первого дивизиона, но не настолько, чтобы когда-либо заработать стипендию самостоятельно, если бы не Эндрю. Он знал, что за лето достаточно улучшил свои навыки в защите, чтобы заслужить умеренную похвалу от тренера и капитана, но недостаточно, чтобы быть названным новым «капитаном защиты». Он знал, что выздоравливает достаточно хорошо, чтобы люди верили, что он больше не сбежит и не попытается накуриться, но недостаточно хорошо, чтобы Кев думали, что он сможет справится с этим, когда они сами борются со своей зависимостью. Он знал, что был достаточно хорошим двоюродным братом, чтобы Ники захотел проводить время в его комнате во время семейных торжеств и учить его немецкому в детстве, но не настолько, чтобы получить приглашение поехать с ним в Германию (или вернуться позже, если бы не Эндрю и смерть его матери, от его рук). Он знал, что был достаточно хитер и упрям, чтобы обманом втянуть Эндрю в ряд сделок, которые неизменно заставляли его стать немного здоровее или задерживаться здесь подольше, но сами по себе не стоили того, чтобы оставаться в живых. И он знал, что ребята из его старой школы любили его достаточно сильно, чтобы переписывать его конспекты на уроках или заходить к нему покурить под трибуны после уроков, но не настолько, чтобы приглашать его на свои вечеринки или оставаться рядом после того, как он перестал употреблять наркотики, или Эндрю просто прекратил свой побочный бизнес по написанию курсовых. Он знал, основываясь на всех этих и не только доказательствах, что его, по крайней мере, стоит держать при себе на случай, если он понадобится, но не настолько, чтобы быть чьим-то приоритетным выбором. И его это устраивало. Его устраивало то, что он «в порядке». Конечно, иногда ему хотелось бы добиться чего-то большего, но, объективно говоря, жизнь на грани посредственности была намного лучше, чем та, по которой он шел в детстве. Так что на самом деле он должен быть благодарен судьбе за то, что ему удалось подняться со дна достаточно высоко, чтобы «затеряться в толпе» других «совершенно порядочных» людей. Он должен быть счастлив, что Кев доверяют и ценят его как друга настолько, что они пошли с ним в бар и позволили ему научить их нескольким песням. Ему следовало бы знать, что лучше не пытаться просить о большем, когда все говорит о том, что это слишком далеко от его досягаемости. Прежде всего, он должен был это предвидеть. Так что стыд и разочарование, которые он испытывает сейчас, полностью его вина; и любые последствия неловкости и напряжения, которые возникнут между ними после сегодняшнего, будут и его виной тоже. Он почти чувствовал, что должен извиниться за это, но он также чувствовал, что если снова заговорит об этом, то только ухудшит ситуацию. Поэтому вместо этого он просто делал то, что у него получалось лучше всего, когда он знал, что его нигде не ждут; он оставался тихим, незаметным и надеялся, что этого будет достаточно, чтобы Кев просто… забыли о его существовании вообще. Он держал кулаки сжатыми в карманах (чтобы не поддаться искушению дотянуться до них), а голову низко опущенной (чтобы не видеть отвращения или, что еще хуже, жалости на лице Кева) и пытался напомнить себе, что каким бы жалким он сейчас себя ни чувствовал, все, вероятно, было не так плохо, как казалось. Конечно, все было неловко, и боль от отказа была еще свежа, но через день или два они, вероятно, забудут обо всем этом и просто вернутся к своим обычным делам. Это был бы не первый случай, когда Аарон выставил себя полным идиотом, и они просто забыли об этом на следующий день. Вероятно, и не последний. Может быть, Кев все-таки позволили бы ему позже разучить с ними несколько песен? Или, может быть, они просто вычеркнули бы все это из своей памяти и никогда больше к этому не возвращались? Но в любом случае, не похоже, что Кев полностью отказались бы от него или что-то в этом роде. Не тогда, когда они все еще были в одной команде. Не тогда, когда Аарон все еще был полезен им как временный физиотерапевт. И не тогда, когда круг их друзей — людей, которые действительно знали, что происходит, — был уже меньше, чем следовало бы. Хотели Кев, чтобы он был рядом, или нет, не имело значения, но он все равно был нужен, а это означало, что они не могли полностью игнорировать его. Не навсегда. Когда Кев приехали в Пальметто, он поручил Эндрю присматривать за ними, а Аарон — заботиться о них, и пока эти дела не были завершены, у него все еще был повод виться вокруг них. У него все еще был повод оставаться на заднем плане жизни Кева и притворяться, что он был важной ее частью. У него все еще был повод быть полезным, стать частью их истории успеха, стать каким-то крошечным элементом в том, как они не только оправлялись от своих травм, но и от алкоголизма. А потом, может быть, лет через пять или около того, когда Кев будут выступать за профессионалов и выиграют золотые медали на олимпийских играх, они, хотя бы, с теплотой вспомнят о времени, проведенном вместе в Пальметто. Может быть, они все еще помнили бы его имя и то, как он им помогал, и кто-то знал бы его как нечто большее, чем просто «близнец Эндрю», или «тихоня», или «другой Миньярд». …но не было смысла строить теории о том, как на него можно было бы взглянуть задним числом, когда прямо сейчас он выполнял действительно дерьмовую работу по обеспечению безопасности Кева и больше не переживал молча из-за того дерьма, которое произошло на игре. И хотя у Кева был длинный список талантов и лучших качеств, самообладание и умение сохранять спокойствие (особенно когда дело касалось экси или семьи Морияма) не входили в их число. Кеву сейчас нужен был кто-то в своем углу, кто бы держал их трясущиеся руки подальше от бутылки и следил за тем, чтобы они не перегибали палку на корте. Эндрю, без сомнения, был бы занят решением… Что бы, черт возьми, ни происходило между Нилом и Жаном, и хотя Ники хотел как лучше, он точно не был «в курсе» того, насколько глубока кроличья нора Морияма (и не был лучшим в том, чтобы вдохновлять людей не пить). А поскольку тренер и Эбби были на стадионе и занимались устранением ущерба, в коротком списке надежных союзников Кева оставался только один человек. Он. Это было все, что Аарон на самом деле пытался сделать до этого. Просто быть рядом с ними. Не похоже, что он привел их в тот бар с намерением попробовать коктейль или что-то в этом роде. Он просто хотел помочь… Но, судя по тому, как Кев смотрели на него весь день, и по тому, как они схватили его за руку после того, как им рассказали о том, что Тильда продала пианино, он подумал… Что ж, он ошибся. Ему действительно следовало бы уже догадаться. Оставалось надеяться, что либо Нил скоро вернется, либо Эндрю устанет часами сидеть на карнизе, чтобы Кев не оставались одни в их общежитии слишком долго… Из-за атмосферы и его собственных тревожных мыслей обратный путь показался ему вдвое длиннее, чем туда, но в конце концов он добрался до своей двери, не выставив себя еще большим придурком; ему почти удалось отпереть ее и войти внутрь, не сказав ни слова, но в последнюю секунду Кев, казалось, обрели дар речи. — Аарон, подожди. И он остановился. Замер, все еще держа руку на дверной ручке и опустив глаза в пол. И Кев заставили его подождать еще как минимум пять секунд, прежде чем проглотить остатки слюны и сказать: — Я просто… Я хотел сказать спасибо… Ну, знаешь, за то, что научил меня играть на пианино, и… и за все остальное, я полагаю? Просто… Аарон внутренне сжался, понимая, к чему клонится этот разговор. Неизбежное «я действительно ценю тебя как друга, но не думаю, что смогу ответить тебе тем же». «Я слишком хороший человек, чтобы сказать тебе в лицо, что ты слишком маленький, слишком бедный, слишком испорченный и слишком большой неудачник, чтобы когда-нибудь быть привлекательным для меня». Вопрос «твоя собственная семья даже не захотела тебя, тогда почему ты решил, что я захочу». Просьба типа «но я надеюсь, что ты по-прежнему будешь моим другом, или продашь мне наркотики, или позволишь списать у тебя домашку, или будешь терпеть мое отношение на тренировках». Это были разговоры, которые он вел слишком часто до этого; со слишком большим количеством людей и слишком разными способами. За исключением ровно одного человека за всю его жизнь, все остальные, с кем он когда-либо пытался что-то начать, отказывали ему; одни более любезными или более жестокими способами, чем другие, но у всех была одна и та же общая речь. Это всегда была какая-то чушь, которая в основном сводилась к следующему: «Я все еще хочу пользоваться тобой, просто на самом деле ты мне не нужен». Он уже научился ожидать этого. Но легче от этого не становилось. — Все нормально. — Аарон прервал их до того как они успели что-либо сказать. — Я понял. — Ты… Ты все еще хочешь… — Да. — Аарон снова прервал их, чуть сильнее вцепляясь в дверную ручку. — Все, что ты захочешь… Все, что тебе понадобится… Я все еще есть у тебя… Кевин слегка переминались с ноги на ногу — нервная привычка, которую они обычно приберегали для тех случаев, когда пытались решить, достаточно ли твердо стоит на своих двух, чтобы присоединиться к нему на танцполе в «Сумерках»; Аарон не был уверен, что делать с этим здесь и сейчас, но Кев заговорили снова, прежде чем он успел проанализировать это дальше. — Ты научишь меня своей любимой песне в следующий раз? Аарон не совсем ожидал этого, поэтому, слегка нахмурив брови, он, наконец, повернул голову, чтобы взглянуть на них и сказать: — Не думаю, что мою любимую песню действительно можно сыграть на пианино. Кев слегка прикусили нижнюю губу, проговаривая: — Все равно покажи мне ее. Со временем мы научимся играть на пианино настолько хорошо, что сможем сами сочинить оркестровую версию. Что касается легких разочарований, то намек на то, что они по-прежнему хотели узнать его получше и провести с ним достаточно времени, чтобы вместе освоить классический инструмент, был, по крайней мере, серьезным подтверждением этого «не волнуйся, ты не разрушил нашу дружбу». Поэтому Аарон с легкой улыбкой на лице кивнул и внес свое дополнение в план. — Хорошо, но ты тоже должен прислать мне список своих любимых песен, чтобы я мог начать их изучать. На их лице тоже появилась легкая улыбка, когда они сказали в ответ: — У меня такое чувство, что освоение моих любимых произведений займет некоторое время; они немного более сложны в музыкальном и техническом плане, чем «Hot Cross Buns». — И с каких это пор ты боишься вызовов? — Спросил Аарон с ухмылкой и нотками флирта в голосе, которые он не смог сдержать, пока не стало слишком поздно. Поскольку это было не так, Аарон знал, что они не боялись вызовов, скорее, их правда тянуло к ним, и это было одной из самых привлекательных черт в них. Более двадцати врачей сказали, что они не смогут играть, а они все равно согласились на предложение Аарона попробовать что-то другое. Они увидели «последними умрут Лисы Университета Пальметто» и решили, что они выведут их на вершину лиги. Когда Джостен впервые появился на площадке, то сказал им, что ненавидит до глубины души и никогда больше не будет играть с ними на одном корте, и теперь они почти неразлучны. Они заметили общее молчание Аарона (с несколькими саркастичными замечаниями, брошенными для придания пикантности) и нашли время, чтобы поговорить с ним по душам. Они никогда не удовлетворялись тем, что было «достаточно хорошо», они достигали вершин стандартов большинства людей и продолжали напирать, потому что знали, что могут достичь большего. Такие люди, как Эндрю и Нил, всегда обвиняли их в трусости, но Аарон считал, что они должны быть либо слепыми, либо совершенно невежественными, чтобы поверить в такое. Они были осторожными и целеустремленными, но никогда не трусили. Его брат был из тех людей, что либо просто без усилий преуспевали в чем-то, либо вообще не имели желания пробовать, и такие люди никогда не поймут, что в попытках есть какая-то врожденная храбрость. Они никогда бы не поняли, каково это — так страстно желать чего-то и знать, что все против того, чтобы ты даже близко к этому приблизился. Они никогда не поймут, какую часть себя ты должен был выставить на всеобщее обозрение, чтобы работать, бороться и требовать того, чего вселенная не хотела тебе давать. Они никогда не поймут, через какое сложное горе тебе пришлось пройти, чтобы избавиться от токсичности, которая окружала тебя всю твою жизнь, только для того, чтобы ты, наконец, стал достаточно легким, чтобы вот так дотянуться до звезд. Но он увидел. Он увидел, какими сильными, храбрыми и чертовски безжалостными должны были быть Кев, чтобы зайти так далеко. И он понял, что такое храбрость. Речь шла о том, что им приходилось заново учиться играть правой рукой и при этом оставаться лучшим нападающим в игре. Речь шла о долгих ночах и ранних утрах, полных пота, слез и разочарования, которые они проводили в надежде, что в конечном итоге это приведет к победе. Они выполняли упражнения до тех пор, пока не достигали совершенства, а затем повторяли их снова, и снова, и снова, пока кто-нибудь не заставлял их остановиться. Все говорили, что это невозможно, а они широко улыбались и говорили: «Посмотрите на меня». Как его неофициального физиотерапевта, его охуеть как раздражало наблюдать, как они изводят себя подобным образом, но как человека, по уши влюбленного в них, тот уровень упорства, уверенности и выносливости, который они проявляли каждый день, просто вставая с постели, был, честно говоря, просто чертовски горячим. …но момент, когда Аарон был «слегка разочарован», был неподходящим для того, чтобы пытаться флиртовать с ними, и он вспомнил о причине, когда Кевин быстро отвели взгляд (на его лице вновь появилось смущение) и прочистили горло, как будто они физически пытались скрыть его, оказалось грубой ошибкой с его стороны. Блять, блять, блять; что с ним не так? Аарон мысленно начал ругать себя за то, что опять все усугубляет, быстро придумывая способ вновь разрядить обстановку, но Кев были достаточно любезны, чтобы вернуть ситуацию в нужное русло. — Хорошо, ну, спасибо тебе… За то, что… предложил сделать это для меня. Ты… Правда отличный друг. Аарон открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал, вместо этого просто кивнул и принял это как последнее напоминание о том, что ему повезло, что его все еще считают «другом», и не стоит настаивать на большем. — Да. Ты тоже… — Ответил он тоном, который, как он надеялся, скрывал его разочарование. Когда больше не было произнесено ни слова, он решил, что это означает, что он может спокойно спрятаться в своем общежитии и от стресса проглотить пакет чипсов с солью и уксусом, поэтому, слегка натянуто улыбнувшись, он попытался закончить разговор простым «Спокойной ночи, Кев». Но на их лице промелькнуло что-то такое, что Аарону почти показалось разочарованием, и это заставило его остановиться. Это не могло быть из-за того, что он согласился с тем, что они просто друзья, и он точно не надеялся на более неловкую светскую беседу в коридоре, так что, должно быть, все дело в неправильном прозвище. Вчера он попросил Кейт помочь ему проверить теорию, подслушав несколько разговоров Дэя и Джостена, и тогда они, казалось, восприняли ее с пониманием, но он не был уверен, было ли это просто потому, что это было ново, или нет. Может быть, это означало, что в конечном счете им понравилось это больше, чем казалось? — Как лучше? — Спросил Аарон до того как они успели уйти. — Кев или Кеви? — Я… оба варианта хороши. — Они немного отстранились, но что-то в румянце их щек и бегающих глазах говорило о том, что это не совсем так. — Конечно. — Аарон успокаивающе кивнул. — Но что тебе нравится больше?.. Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Они открыли рот и немного поколебались, прежде чем откашляться и признаться: — Кеви… Мне нравится, когда ты называешь меня Кеви… Да. Это прослеживалось. Но у Аарона были подозрения, что за этим может скрываться что-то более глубокое, чем просто желание сменить прозвище. По правде говоря, он уже давно подозревал об этом. Одним из преимуществ наблюдения за большинством событий со стороны (и обладания способностью распознавать закономерности и сверхчувствительностью к эмоциям других людей, которыми он обладал) было то, что он часто схватывал суть происходящего быстрее, чем другие люди. И он видел, как Кеви смотрели на Элисон, поправляющую свой конский хвост, или на Рене, подкрашивающую глаза перед зеркалом, или на талию Дэн, когда она поднимала руки достаточно высоко, потягиваясь и обнажая живот. В их глазах не было ни похоти, ни привязанности, ни осуждения, это была зависть. Кеви смотрели на девушек из команды так же, как Аарон смотрел на парней вроде Мэтта и Сета, с их длинными конечностями и неправдоподобно накачанными кубиками пресса; они смотрели на них так, словно мечтали, чтобы у них было такое тело. Это было чувство, которое он знал слишком хорошо, даже если оно подразумевало совершенно иное эмоциональное потрясение, когда он испытывал такое отношение к девушкам, чем к другим мужчинам. Сначала он отмахнулся от этого, решив, что просто слишком много думает. Он познакомился с сестрой Кейт всего за неделю или две до того, как начал замечать эти вещи, и, услышав историю перехода Джолин, решил, что ему просто мерещатся вещи, которых в действительности не было. Возможно, они просто смотрели на красивых женщин вокруг себя, потому что те были красивы, и ничего больше… Но потом он «просто случайно» оказался в холле, когда Нил и Кеви разговаривали по душам (уже столько раз подряд, что это начало приобретать почти пугающе последовательный характер), и услышал несколько вещей, которые начали складываться для него в еще более ясную картину. Например, желание быть больше похожими на свою мать… или чтобы люди видели их лицо, когда они ищут имя Кейли Дэй… Он не собирался ничего предполагать. На самом деле это могло означать многое или вообще ничего. Так что, пока он не получит весточку непосредственно от них, он не собирался делать поспешных выводов. Зная их, он, вероятно, никогда не получит прямого ответа. Что было неприятно как для его любопытства, так и для его врожденного желания быть частью близкого круга людей, которые узнают о подобных вещах… Но он также не имел права сам об этом говорить. И даже если бы это было так, то делать это, основываясь на информации, которой он даже не должен был располагать, казалось неправильным. Так что он довольствовался тем, что в основном просто присматривался и прислушивался к новым подсказкам, так или иначе, а затем прилагал сознательные усилия, чтобы начать думать о них в более «нейтральных» терминах… на всякий случай… Но потом Джолин сказала, что за несколько лет до выхода в свет она начала просить людей называть ее «Джо» вместо «Джоуи», и она сказала, что более нейтральное с гендерной точки зрения прозвище действительно помогло ей разобраться во всем и немного прощупать почву, пока она собиралась с духом для этого последнего шага. И хотя на самом деле не было «нейтрального» сокращения Кейли или Кевина, которое они могли бы попробовать, казалось, что «Кеви» — это, по крайней мере, немного более женственная рифма, с которой они могли бы поработать, пока не примут более окончательного решения… И, надеясь, на этот раз они действительно передадут это решение Аарону, вместо того, чтобы он просто подслушал это во время их очередного «серьезного разговора» с Нилом-Блядским-Джостеном. Было немного более назойливо, чем он обычно использовал в подобных случаях. Но он хотел помочь — хотел показать им, что он все замечает и с ним можно безопасно поговорить об этом, — поэтому он отправил Кейт на разведку и сразу понял, что был на правильном пути, судя по тому, как они на это отреагировали. — Хорошо… — Аарон мысленно запомнил это (скорее всего, временное) новое прозвище, прежде чем повторить его с поправкой. — Тогда сладких снов… Кеви. Кеви слегка покраснели и отвернулись, чтобы не встречаться с ним взглядом, когда они, уходя, обменялись этими же словами через плечо. — Сладких снов, Аарон. И с этими словами они исчезли за своей дверью, оставив его в коридоре, все еще сжимающего ручку своей собственной. Глубоко вздохнув, Аарон поглубже спрятал мысль о том, что это возможно, и, наконец, повернул ручку и шагнул внутрь, но его мрачное настроение мгновенно сменилось удивлением и заинтригованностью, когда он заметил Кейт, вскакивающую с дивана, чтобы поприветствовать его. — Привет, детка. Она выглядела напряженной; на ней все еще была форма чирлидерши, но она распустила свой конский хвост (потому что у нее всегда болела голова, когда она слишком долго не распускала волосы), и у нее была небольшая складочка меж бровей, которая обычно появлялась только во время сдачи сложного экзамена. Тогда она, должно быть, тоже испытывала вторичный страх и смущение из-за того, что произошло на игре. Не теряя больше ни секунды, Аарон потряс головой, чтобы избавиться от шока, и поднял руки, когда она бросилась вперед, а затем заключил ее в крепкие объятия, надеясь оградить ее от внешнего мира, и позволил себе глубоко вдохнуть ее успокаивающий аромат, прежде чем прошептать свои вопросы в ее кудри. — Кейт, что ты здесь делаешь? Как ты вообще сюда попала? Она высвободилась из объятий, и у нее хватило самообладания, чтобы выглядеть немного смущенной, когда она призналась: — Возможно, я взломала замок. — Конечно же, ты это сделала. — Аарон с любовью закатил глаза, беря ее руку и поднося к губам, чтобы поцеловать костяшки пальцев. Сочетание ее различных духов, лосьонов и средств для мытья тела всегда напоминало запах теплых засахаренных персиков, тающих на ванильном мороженом, и это неизменно вызывало у Аарона желание попробовать на вкус каждый сантиметр ее тела. Она слегка подалась вперед и уткнулась лбом в плечо Аарона, в то время как он продолжал свое маленькое поклонение ей, целуя ее запястье и предплечье. — Как все держатся? — Спросила она, еще сильнее прижимаясь к нему. Аарон что-то промычал, отвечая ей в перерывах между дальнейшими поцелуями, что гуляли вверх по ее руке. — Эндрю снова на гребаной крыше, Ники пытается выразить свою поддержку, рассылая по всем социальным сетям столько «гордости», сколько может найти в сети, Джостен, насколько я могу судить, все еще в участке шерифа, а Кеви рискуют сойти с ума если они хотя бы понюхают какое-нибудь дезинфицирующее средство для рук со слишком высоким содержанием спирта. Так что, знаешь, примерно того, чего ты на самом деле ожидала. Кейт слегка вздохнула, после выражая: — Ты простишь меня, если я перестану присылать тебе интимки на некоторое время после всего, ведь да… — Одного человека так взломали, это может случиться с любым. — Согласился Аарон. — Я тоже хотел предложить немного остыть… У меня такое чувство, что все, у кого в кампусе есть хоть капля мозгов, после этого, вероятно, проведут чистку своих библиотек и усилят меры безопасности… И, помимо прочего… У Аарона не хватало рук, и он компенсировал это тем, что взял Кейт за талию и, повернувшись, посадил ее на стол, встав между ее ног и предоставив себе широкий доступ к ее шее. — Зачем довольствоваться фотографиями, когда гораздо лучше смотреть на тебя вживую? Кейт издала довольный смешок и наклонила голову, чтобы предоставить ему еще больше территории, обхватила его ногами и руками, притянула ближе и нежно помассировала его кожу головы своими идеально наманикюренными ногтями. — Ты так чертовски вкусно пахнешь. — Аарон издал легкий стон, демонстрируя свою признательность дальнейшим вниманием. — Ты всегда так говоришь, — поддела она, чуть заметно закатив глаза и улыбнувшись. — И я всегда это имею в виду. — Подтвердил он. — У меня слюнки текут при одной мысли о том, какова ты на вкус. — Твои соседи по комнате будут шокированы, если войдут и увидят нас в таком виде. — заметила Кейт, но, похоже, нисколько не чувствуя вину за это. — Мэтт и Сет пробудут на стадионе еще как минимум час или два, пытаясь разобраться со всем этим дерьмом, — заверил Аарон, обхватив ее бедра и запустив большие пальцы под подол ее футболки. — Серьезно? Думаешь, нам стоит пойти и п-помочь? — Спросила она, и окончание ее вопроса потонуло в резком вздохе, за которым последовал стон, когда Аарон провел зубами по тому местечку у нее за ухом, которое отзывалось удовольствием в ее теле. — Ни в коем случае. Мы заняты. — Аарон ответил еще несколькими поцелуями и дразнящими облизываниями, в то время как его руки медленно скользнули вверх по ее рубашке, чтобы расстегнуть застежки лифчика. Кейт еще немного похихикала, прежде чем чуть отстраниться, чтобы посмотреть ему в глаза, и поддразнила: — Аарон Миньярд, если ты думаешь, что сможешь отвлечь меня всем этим и рассказами, как все прошло с Кеви, то… Аарон издал нечто среднее между вздохом и стоном, убирая руки и слегка запрокинул голову, чтобы вместо этого посмотреть в потолок. Но Кейт не позволила ему и этого, обхватив ладонями его лицо и повернув его так, чтобы он посмотрел на нее. Она приподняла бровь и спросила: — Что случилось, милый? — Это было… нормально… сначала… У них все еще болела рука после всех тех ударов, которые они сделали во время игры, так что я помог им с этим. Но они все равно казались немного… отстраненными… Поэтому я отвел их в бар. — Аарон, — возмущенно выдохнула Кейт. — Они теперь стараются оставаться трезвыми! — Не чтобы напиться, — пояснил Аарон, закатив глаза. — Чтобы мы могли использовать там пианино. — О… — Протянула она, слегка покраснев от смущения за поспешные выводы. После легкого извиняющегося поцелуя в висок и заговорщицкой улыбки она продолжила: — Итак… Пианино, да? Означает ли это, что мы уже перешли ко второму этапу нашего плана «заставить Кеви влюбиться в тебя»? Аарон невольно улыбнулся и еще раз вздохнул, отвечая: — И да, и нет. Я как бы… неправильно понял кучу вопросов… и попытался перейти к четвертому этапу… ну, они как бы отвергли меня… Так что, похоже, теперь весь этот план провалился. — Что? Но я была так уверена, что они… — Кейт скептически покосилась на него и спросила: — Что ты хочешь этим сказать? Как тебе отказали? Расскажи мне подробности. Аарон проглотил стыд, смущение и разочарование, чтобы рассказать обо всем вечере от начала до конца, и к тому времени, когда он закончил, у Кейт было такое выражение лица, будто она «решает проблемы», как будто она пыталась наметить чьи-то нервные пути, а не распутывать за него путаницу в его личной жизни. Кейт была самым добрым, самым умным, самым терпеливым и понимающим человеком, которого он когда-либо встречал. В ней было абсолютно все, на что только можно надеяться в возлюбленной или друге. По всем причинам, ее должно было хватить, чтобы Аарон просто больше никогда не взглянул на другого живого человека, как только она согласилась принадлежать ему. Итак, он был совершенно сбит с толку, напуган и испытывал чувство вины, когда впервые осознал, что у него также могут быть чувства к Кеви. Он пытался подавить эти чувства и игнорировать их, но они становились все сильнее, и в конце концов дело дошло до того, что он понял, что должен во всем признаться. Он ожидал, что она тут же бросит его; каким же надо быть мудаком, чтобы плакаться идеальной девушке о том, что весь его мир перевернулся из-за его чувств к другому парню (как он тогда считал). Но вместо того, чтобы обматерить его или рассмеяться ему в лицо, она просто вытерла его слезы и рассказала о своих дядях в Орегоне, которым уже много лет удавалось поддерживать брак, состоящий из трех человек. Она сказала ему, что ей все равно, какой он ориентации и к кому испытывает чувства, лишь бы он продолжал любить ее и был честен с ней, когда возникнут другие чувства. Она сказала, что при небольшом общении и командной работе у них могло бы все получиться, каким бы «это» ни оказалось. А потом она села рядом с ним, напечатала план из двенадцати шагов, как попытаться «поухаживать» за кем-то, кого он чертовски хорошо знал, но с кем у него не было шансов (по целому ряду причин), а затем даже заламинировала этот сраный листок. Это не должно было его возбуждать, но так оно и было. Что-то в том, как она сочетала в себе заученность будущего нейрохирурга, ее жизнерадостный оптимизм перед лицом невыполнимой задачи и ее непоколебимую щедрость и понимание во всем, было для него просто… до смешного сексуальным. Она украсила свою таблицу о том, как заставить кого-то влюбиться в него, наклейкой с изображением котенка, который почесывался и нюхал себя, и Аарон был так возбужден и благодарен за это, что следующие полтора часа лакомился ей, пока она от повторных оргазмов чуть не потеряла сознание… Затем он пригласил ее отведать буррито в ее любимую мексиканскую забегаловку, потому что, как бы ему ни нравилось утверждать, что она его любимое блюдо, им вроде как нужна была настоящая еда после умственных, эмоциональных и физических нагрузок, которые были в той ситуации. Это был бы действительно идеальный день, если бы Эндрю не позвонил ему сразу после того, как они сделали заказ, а после пришлось закончить свидание пораньше, чтобы Аарон мог заняться очевидной инфекцией Нила Джостена. Прошло примерно три месяца, и Аарон едва достиг (а затем провалил) второй стадии из двенадцати. Но, честно говоря, он был почти уверен, что никогда бы так далеко не продвинулся после того, как по приказу Эндрю напортачил в Колумбии. В глубине его комода была спрятана отдельная разукрашенная таблица с изложением их планов по возвращению доверия и дружбы Кеви, которых он должен был благодарить за маленькое чудо, заключавшееся в том, что теперь его больше не встречали холодно каждый раз, когда они оказывались в одной комнате… Он закончил свой пересказ событий дня подтверждением того, что «Кеви» действительно стало их любимым прозвищем (что было, по крайней мере, одним небольшим успехом, завершившим череду неудач), прежде чем спрятать вздох стыда в ее шее и еще раз обнять. И она, как всегда, была слишком щедра в отношении его несуществующих перспектив. — Ну, тогда это не считается реальным отказом. — Отрицала она. — Они отшатнулись от меня, как будто я был пропитан кислотой, как только я сказал о том, что они являются «приоритетом» в моей жизни, а потом взяли за правило говорить мне, какой я «отличный друг». В каком мире это не то, что они мягко пристреливают меня, пока я не привязался слишком сильно? — Ну, я уверена, что для них это действительно тяжело, Аарон. Ты же знаешь, как карательное воспитание может повлиять на людей… И учитывая то, что только что произошло с бедным Нилом, когда его выставили таким травмирующим образом… я не думаю, что это тебе они сказали «нет». Я думаю, это из-за того, что вы, ребята, были на публике, и они, вероятно, все еще немного сбиты с толку многими вещами… К тому же, не похоже, что ты на самом деле сказал им, что они тебе нравятся, возможно, они просто были напуганы своими собственными чувствами и не понимали, что им отвечают взаимностью. Аарон слегка покачал головой в ответ на ее бесконечный оптимизм и добавил к этому свой собственный реализм. — Возможно, во всем этом есть доля правды. Но я продолжаю твердить, что я правда не думаю, что у меня есть шанс… Я с самого первого дня знал, что я им ни за что не понравлюсь. То, что они, возможно, не такие гетеросексуалы, как я думал изначально, волшебным образом не меняет того факта, что я не из тех парней, на которых обычно западают. — Я влюбилась в тебя, — отрицала Кейт, слегка надув губки, на что Аарон поспешил ответить поцелуем, заставив ее улыбнуться. — И как только я выясню, что за космическая сущность ответственна за незначительный сбой в устройстве Вселенной, который каким-то образом заставил тебя поверить, что я достоин того, чтобы хотя бы дважды взглянуть в твою сторону, я обязательно изменю свою религию в знак благодарности… Но я продолжаю говорить тебе, что ты буквально единственное исключение из правила, что я самый нелюбимый человек для всех остальных. — Ну, это потому, что большинство других людей не так умны, как я, — ответила Кейт, тряхнув волосами, с напускным самодовольством, которое, как он знал, она чувствовала из-за своей скромности (несмотря на то, что в этом была доля правды). — Но Кеви — отличники, — заметила она до того как он успел возразить, — и они, по крайней мере, были достаточно умны, чтобы понять, что ты удивительный человек и замечательный друг. Я уверена, что они тоже очень скоро поймут, что ты великолепный парень и настоящий красавчик. Аарон издал смешок через нос, когда обнял ее за талию, чтобы еще раз побыть в ее тепле. Она с готовностью ответила на его объятия и даже немного отклонила его в сторону, чтобы он прижался щекой к ее груди, а она снова запустила пальцы в его волосы и уткнулась подбородком в его макушку. Он никогда не осознавал, насколько изголодался по прикосновениям, пока не встретил Кейт. Никогда до конца не осознавал, сколько любви он мог ей дать, пока она не начала принимать ее от него… Но у них в семье были люди с зависимостями, и с тех пор, как в первый день занятий она разрешила ему делиться с ним учебниками, он безнадежно привязался к каждой частичке ее характера, которую она была готова ему дать… И она давала ему гораздо больше, чем он когда-либо заслуживал. Он был не настолько зажравшимся человеком, чтобы когда-либо отвергать ее слишком щедрые предложения. Он хотел бы дать ей больше в ответ, он хотел бы просто любить ее открыто, как она того заслуживала, вместо того, чтобы прятать ее, как какую-нибудь девицу, попавшую в беду, запертую в башне. Но он не хотел рисковать, чтобы Эндрю причинил ей боль или сказал что-то такое, что в конце концов заставило бы ее понять, что она могла бы добиться гораздо большего… — Великолепный парень, да? — Спросил Аарон с намеком на улыбку. Она хмыкнула, соглашаясь. — Тот, кто, я уверена, больше не позволит этой пустой комнате в общежитии пропадать даром, теперь, когда мы уладили все важные вопросы и не мешаем другим… Аарон слегка закатил глаза, и его улыбка стала еще нежнее. Он бы не сказал, что все «решено», он все еще был уверен, что Кеви просто не видят его таким, но Кейт сумела убедить его желать для себя большего, чем он когда-либо считал возможным. Он сказал ей, что пытаться наладить отношения с Эндрю тоже «безнадежно», но она убедила его продолжать попытки (и постоять за себя), и теперь все было… Ну, не совсем так, но, по крайней мере, намного лучше, чем было раньше. По крайней мере, теперь они стали лучше понимать друг друга, и они по-прежнему чаще съедают вместе по блюдцу мороженого перед сном, а это уже кое-что. Иногда чего-то было достаточно… Возможно, и в этом она была права. А может, и нет. Но в любом случае она никогда не позволит ему потерять надежду. Она всегда была его самой большой поддержкой и самым стойким защитником, всегда была движущей силой, толкавшей его вперед, когда он чувствовал, что отстает. И это означало, что в определенной степени все было решаемо. Потому что Кейт по-прежнему считала, что Аарон заслуживает «всего счастья на всем белом свете», как она однажды выразилась; и она по-прежнему считала, что открыть их отношения, включив в них Кеви (если они захотят его), было хорошим способом достичь этого счастья. И если она не собиралась отказываться от этого плана, то и он не мог. — Теперь, когда ты упомянула об этом… — Аарон начал с того, что сначала наклонился, чтобы поцеловать ее чуть выше открытой ложбинки между грудей, а затем высвободился из объятий и встал на колени, когда она раздвинула свои чуть шире. — Я сегодня почти ничего не ел. И я, черт возьми, умираю с голоду. — Ну, тогда съешь всю меня, милый, — поддразнила Кейт, отдергивая юбку и приподнимая бедра над столом, чтобы Аарону было легче стянуть с нее трусики и утягивающее белье с ее ног, сбрасывая их на пол. — …ты можешь начать с десерта, а потом мы пойдем куда-нибудь поужинать. Ему не нужно повторять дважды.