Deals With Devils

Иди. Двигайся. Беги. Не оглядывайся назад. Следи за тем, чтобы твой маршрут не отслеживался и был непредсказуемым. Не привлекай к себе ненужного внимания. Но поторопись. И просто продолжай двигаться. Продолжай бежать. Тебя нельзя убить, если тебя нельзя поймать. Так что беги. Абрам, беги. Он слышит все это, как тихий вой сирены, раздающийся у него в голове, позволяет ему подталкивать свои ноги вперед, даже когда сердцебиение и швы умоляют его остановиться. Но куда он бежит? Разум работает даже быстрее, чем могут нести его ноги, просматривая список старых контактов, которые могли бы предложить ему новое имя и новое место назначения. Он не может поехать в Нью-Йорк, это слишком близко к главному филиалу Мориямы, что-либо на верхнем восточном побережье действительно было бы слишком близко к Мяснику или владениям Мориямы. Он мог бы отправиться в Хьюстон, но у Хэтфордов слишком много врагов в этой части карты. Он никогда бы не добрался до самого запада, не приведя сначала в порядок свои бумаги и финансы. Итак, на север, в район великих озер. Он может остановиться там, прежде чем пересечь границу с Канадой. Возможно, он сможет добраться до Форт-Уэйна за день или два пути. Забрать ту заначку с наличными и припасами, которую они с мамой оставили в… Нет. Он должен предположить, что все места высадки или контакты, которые он установил со своей матерью, были скомпрометированы, когда она сдала их полиции. Было бы глупо предполагать обратное. Так куда же он тогда направляется? Если он не может вернуться ни в одно из мест, куда ходил с ней, не может поговорить ни с кем из людей, которым она доверяла настолько, чтобы подкупить, тогда с чем он остается? А как же Жан? Он мог бы пойти к Ваймаку, его сумка уже была набита всеми его вещами; он мог бы украсть немного еды из шкафов и немного денег на автобус со стола, а затем отправиться в Западную Вирджинию. Но само по себе это далеко бы их не завело. И в своем нынешнем состоянии он точно не мог ни драться, ни прокрасться в гнездо тайком. Есть причина, по которой он пришел сюда. Причина, по которой он оставался здесь так долго. Ему больше некуда идти. Нет лучшего варианта для зарабатывания денег и составления планов, пока его раны заживают. Он не может уйти, пока нет. Он мог бы позвонить. Этот последний номер он сохранил в своем телефоне. Но он никогда не сможет отменить набор номера, как только это сделает. Итак, в последнюю секунду Нил разворачивается на плитке, его ботинки скрипят от воска, который он нанес несколькими днями ранее, и он не врывается в парадные двери стадиона. Вместо этого он просто врывается в первую попавшуюся дверь в слепом желании продолжать двигаться, даже если он не знает, куда движется. Он взбегает на шесть лестничных пролетов, и с каждым пролетом перед его глазами все больше и больше расплывается из-за недостатка кислорода и избытка адреналина. Он врывается в другую дверь, когда у него, наконец, заканчиваются ступеньки для подъема, и едва избегает затаптывания стаи теперь уже быстро улетающих голубей. Он добирается до края крыши еще до того, как осознает, что находится именно там. А потом он просто расхаживает туда-сюда. Вперед и назад. Как изголодавшийся тигр, запертый в клетке, только и ждущий, когда кто-нибудь подойдет слишком близко к его прутьям. В конце концов его спринт замедляется до пробежки трусцой, которая переходит в энергичную ходьбу, пока он еще немного обдумывает все это. Ладно. Хорошо. Так что он не может уйти. Ещё нет. Он должен остаться. Должен заставить это сработать. Может ли это сработать? Если он будет держаться на расстоянии? Может быть, она его не помнит. Не то чтобы он был особенно запоминающимся или примечательным человеком. И это было много лет назад. Маленький момент, который был да всплыл. Она сама сказала, что он был невзрачен на вид. Ничем не примечательный. Так что она, вероятно, уже совсем забыла о нем. Верно? Но что, если она этого не забыла? … Но даже если она и вспомнит его, то все равно не узнает. Тогда у него были другого цвета волосы и глаза, и он был еще совсем ребенком, у него не было таких пропорций и шрамов, как сейчас. Тогда он ходил под другим именем и, вероятно, также жил в другом штате. Даже если она помнит его с тех пор, это не значит, что она на самом деле помнит его. Она даже никогда не встречалась с Нилом Джостеном. Она познакомилась с Крисом. У нее нет причин предполагать, что это один и тот же человек, пока он не преподнесет их. Так что он ей не даст причин. Он просто притворится, что не знает ее. На самом деле даже притворяться не придется. Он не знает ее. Не совсем. У них был один разговор, длившийся всего пять минут, давным-давно, когда они были еще детьми. Все это время он думал, что ее зовут Даки, а не Дженни Смоллс. Не то чтобы они были близки. Он не знает ее, и она не знает его, и ему просто нужно, чтобы все оставалось по-прежнему. Вот так. Это все. Он может это сделать. Он может взять себя в руки и просто притворяться в течение следующего месяца или около того. А потом он вернется в путь, спасет Жана, и он даст им обоим новые имена, и тогда… И тогда тот факт, что она знала его как Криса и как Нила, даже не будет иметь значения, потому что он больше не будет ни одним из этих людей. Все в порядке. Это прекрасно. С Нилом все в порядке. Его прикрытие еще не раскрыто, так что нет необходимости делать что-то поспешное. Просто успокоиться. Все будет хорошо. Все в порядке. Все. В порядке. Он делает еще несколько шагов, убеждая себя в этом. Он практически слышит, как Ваймак фыркает от разочарования и беспокойства. Говорит ему, что на самом деле он не «в порядке» (основываясь на их новых стандартах). Но это так. С ним все в порядке. Он не ранен — или, — по крайней мере, его состояние ни на йоту не ухудшилось. Быстрый осмотр швов доказывает, что он еще ничего не порвал. И у него больше нет кризиса, он понял, что, вероятно, взбесился из-за пустяка, ему просто нужно подтвердить это сейчас. Ему просто нужно успокоиться настолько, чтобы появиться еще раз и разобраться, помнит его Дженни или нет. Он должен искать любой намек на узнавание, который мог бы ее выдать. А если его нет, то с ним все в порядке. Все в порядке. Все в полном порядке. Ему хочется кричать. Он хочет выпустить весь этот запас нервов и адреналина из своего тела и выпустить на волю весь тот ужас и тревогу, которым он позволил накопиться в своем нутре. Но он не может. Он не может рисковать, привлекая к себе внимание или оповещая кого-либо о своем положении. Он должен вести себя тихо. Но он не может усидеть на месте. Он идет на компромисс с самим собой. Вместо того, чтобы издавать громкий крик с края здания, он выплескивает энергию другими путями. Он подпрыгивает вверх-вниз, беспорядочно размахивает руками, расхаживает взад-вперед и наносит удары по воздуху, представляя пистолет или клинок в своей руке и врагов на своем пути, которых нужно обезвредить. Он двигается столькими способами, какие только может вообразить, пока все, что ему остается делать, — это просто спринт на месте, бегущий быстрым шагом балерины, который заставляет его подпрыгивать на носках во время быстрой тренировки, пока он просто не перестает двигаться быстрее. Он остывает после всего этого, сделав еще несколько маленьких прыжков по кругу, его нервы накаляются до слабого кипения, когда он замедляется до полной остановки. Он наклоняется вперед, упираясь руками в колени, тяжело дыша в попытках отдышаться, радуясь свежему воздуху и благодарный, что никто не может видеть его здесь, на крыше, и… О черт, Эндрю прекрасно его видит. Миньярд стоит на парковке стадиона, дверца его машины открыта, в руке зажаты ключи, и они устанавливают самый близкий зрительный контакт, который только могут установить два человека, находясь так далеко. Отсюда Нил не может разглядеть ни одной из мельчайших деталей выражения его лица, и его поза тоже мало что выдает, но он смотрит на Нила снизу вверх, когда тот смотрит на него сверху вниз в течение, по ощущениям, нескольких часов, но, скорее всего, не более 30 секунд. И затем Эндрю опускает взгляд на ключи в своих руках, на руль своей машины, на почти пустую парковку, а затем снова на свои ключи. В конце концов он снова поднимает взгляд на Нила, потом снова на свою машину, потом снова на Нила. Он испускает видимый вздох, долгий и исчерпывающий. Нил не может быть уверен, что это — раздражение, разочарование или просто таблетки, из-за которых его клонит в сон после всех волнений сегодняшнего утра. Но это такой вздох, который слишком выразителен, чтобы быть показным. Нил не уверен почему, но он испытывает странное чувство вины, когда Эндрю захлопывает дверцу своей машины и засовывает ключи поглубже в карман. А потом Эндрю, бормоча что-то себе под нос, топает обратно на стадион. Он… Искал Нила? Сначала он подумал, что Эндрю, возможно, отправился выполнять какое-то поручение, но если бы это было так, тогда зачем оставлять эту миссию незавершенной только потому, что он застукал Нила за чем-то странным и смущающим на крыше? Нет, тогда он явно искал его. Это имеет смысл, полагает он, они о чем-то говорили, когда вошла Дженни, а потом Нил просто ушел без объяснений или… Что ж, это был не совсем изящный выход. Так что, да, было бы логично, если бы кто-то послал Эндрю выследить его. В конце концов, у него была работа, которую он должен был выполнять. И некоторая была тревожного типа. Хорошо. Тогда ладно. Он мог бы справиться с этим. Нил смог еще немного отдышаться, а затем придумать какое-нибудь оправдание, прежде чем вернуться на трибуны, чтобы завершить свою задачу. Надеясь, что Миньярд проявит к нему милосердие и никому не скажет, куда он уходил и что делал… Да, сомнительно. Он бы наверняка рассказал об этом всем. Так что Нилу пришлось бы просто сказать частичку правды. Он бы сказал, что его беспокойство было вызвано чем-то, и ему просто нужно было подышать свежим воздухом и выпустить часть этой энергии наружу. Они могли бы подкинуть ему немного дерьма за это, но они бы поняли. Они уже видели, как у него была паническая атака, так что прецедент уже был создан. Он рассказывал им ровно столько правды, сколько нужно, ничего на самом деле не рассказывая, а потом просто… Примет неловкость и кажущуюся слабость, которые могли бы ему послужить. Ему, наконец, удалось привести себя в порядок, как физически, так и морально, когда Эндрю пинком распахнул дверь и протопал к нему с явным раздражением, написанным на его лице. — Значит, ты бегаешь быстро, но недалеко? — Спросил Эндрю, приподняв бровь. — Ты надеялся на более кульминационную сцену погони? — Поддразнивающе спросил он в свою очередь. По тому, как Эндрю отвел взгляд и втянул воздух сквозь зубы, Нил подумал, что он, возможно, попал в самую точку. Тень улыбки появилась в уголках его губ при мысли о раздражении Эндрю из-за того, что ему не удалось побороться с ним наперегонки, а не потому, что он должен был выследить его в первую очередь. Эндрю немного изменил ситуацию в свою пользу, проведя еще один судейский опрос: — Ты сражался здесь с призраками или просто отрабатывал свои танцевальные движения? — И то, и то, — ответил Нил, пожав плечами и слегка улыбнувшись. — Мне нравится работать в многозадачном режиме. Эндрю, похоже, и сам был готов улыбнуться, но сумел сгладить неловкость, вытащив пачку сигарет и зажигалку. Он достал две штуки из коробочки и отправил их в рот, чтобы прикурить вместе, а спустя полминуты молча предложил одну из них Нилу. Нил быстро схватил предложенную сигарету отчаянно трясущимися руками, он знал, что его движения были одновременно безумными и жалкими, но он не мог заставить себя обращать на это внимание. Он поднес знакомый едкий запах поближе к носу, сложив ладони лодочкой, и глубоко вдохнул, позволив своим легким наполниться табачным дымом. Он немного разозлился на себя за то, что ему пришлось выдыхать его обратно. Эндрю все это время наблюдал за ним спокойным и расчетливым взглядом. Как только их сигареты дотлели примерно на четверть, Миньярд, наконец, подверг его заслуженной критике за его действия. — Никотин подействует на тебя лучше, если ты действительно будешь курить его. — Отвали, — произнес Нил без особого гнева или обиды. И Эндрю ответил почти таким же тоном. — Это бесплатная крыша, ведь так? Они курили (или не курили в случае Нила) в почти дружеском молчании еще минуту или две, прежде чем Эндрю задал свой следующий вопрос. — Что ты на самом деле здесь делаешь, Джостен? Если ты планируешь прыгнуть, то тебе лучше хотя бы сделать, по пути вниз, то сальто назад, которое ты мне должен. Нил выдавил из себя смешок, прежде чем ответить. — Мы по меньшей мере на высоте 30 футов, как ты думаешь, кто я такой, Миньярд? Я могу, по крайней мере, сделать тройное за время в полете. — Хм. — Эндрю казался одновременно удивленным и немного больным при этом упоминании. Только тогда Нил понял, что Эндрю довольно демонстративно отошел от края, его глаза были прикованы к Нилу или полу, но не к горизонту. — Ты боишься высоты? — Нил наконец набрался наглости спросить. — Ты боишься милых девушек? — Эндрю тут же огрызнулся, нахмурившись. Достаточно справедливо, подумал он. С точки зрения всех остальных, он встретился взглядом с девушкой своего возраста, а затем быстро скрылся с места происшествия, как будто у него загорелись штаны. Но на самом деле все было не так… Несмотря на то, что Эндрю знал, что, вероятно, это был скорее риторический вопрос, он все равно поймал себя на том, что отвечает на него отчасти честно и с примесью вранья. — Как правило, нет. Эта просто… напомнила мне кое-кого. Эндрю слегка прищурился, окидывая его оценивающим взглядом, и сделал еще одну глубокую затяжку, прежде чем спросить о продолжении. — Кто-то из гнезда? — Нет. — Импульсивно ответил Нил, прежде чем понял, что ему нужно будет дать более подробное объяснение. На самом деле он еще не придумал хорошей истории для прикрытия… Но он мог достаточно хорошо импровизировать по ходу дела. — Это глупо. Они даже внешне не очень похожи, я просто… — Начал бормотать Нил, прежде чем сменить тему на середине предложения. — Ты знаешь, как малейшая деталь чего-то может просто… Вызвать столько дерьма, о котором ты даже не подозревал, что оно все еще беспокоит тебя? Одну минуту ты в порядке, а в следующую ты… Как будто внезапно стало намного труднее отделять прошлое от настоящего? Сложнее понять, что реально, а что просто у тебя в голове? А потом ты сходишь с ума из-за того факта, что ты так сходишь с ума из-за пустяка, и это просто… Снежный ком? Эндрю на мгновение притих и стал чересчур бесстрастным. И на секунду или две Нил подумал, что ему крышка, что Эндрю правильно поймет его промахи и вызовет его на дуэль; но этого не произошло. Вместо этого Эндрю с трудом сглотнул и предложил ему немного понимания и солидарности. — Да, я… Я кое-что знаю об этом. Нил почувствовал, как напряжение спало с его плеч на следующем выдохе. Он наблюдал, как Эндрю сделал еще одну глубокую затяжку сигаретой, и Нил сделал то же самое своим собственным нетрадиционным способом. Теперь он чувствовал себя немного легче, хотя тема была довольно тяжелой. Однако на этот раз Эндрю не позволил молчанию затянуться слишком долго. — Ты собираешься убегать от этого вечно? Или собираешься в какой-то момент вернуться и посмотреть правде в глаза? — О, я не знаю, — ответил Нил, пожимая плечами и криво усмехаясь. — У меня довольно хорошая выносливость для бега. Я мог бы продержаться так целую вечность. Увидев совершенно равнодушный взгляд Эндрю, Нил сделал еще один глубокий вдох, прежде чем на этот раз заговорить немного более искренне. — Но, наверное, мне больше не стоит бегать… Не тогда, когда я… Он немного помолчал, его рука рассеянно потянулась вверх и под рубашку, чтобы провести кончиками пальцев по краям швов, проверяя, все ли на месте. Эндрю на мгновение проследил за этим движением глазами, прежде чем отвести взгляд, чтобы закончить предложение за него. — Работаешь по расписанию? — Ха. Да. — Согласился Нил с легким смешком, опуская руку обратно на бок. — И это тоже. Эндрю оглянулся на него, его глаза один раз прошлись вверх-вниз по его телу, прежде чем он кивнул в сторону наполовину выкуренной сигареты, все еще находящейся в другой руке Нила. — Ты не хочешь сначала докурить эту штуку? — Ага… — Ответил Нил с легкой улыбкой, снова поднося ее к носу. Эндрю не спрашивал. И, может быть, именно потому, что у него и не было вопросов, Нил почувствовал себя обязанным ответить. Предлагая правду в качестве платы за сигарету, которой он позволял тлеть между пальцами. — Моя мама раньше курила. — Начал он, наблюдая, как взгляд Эндрю меняется от отстраненно-созерцательного к чему-то совершенно острому после этого признания. — Марка отличается от этих, но… Это помогает. Когда я чувствую себя оторванным от всего остального. Просто вдыхаю их вот так. Это… это напоминает мне о… Он хочет сказать, что это напоминает ему о ней. О счастливых воспоминаниях или более простых временах. И, возможно, это тоже часть проблемы. Но, по правде говоря, это больше напоминает ему о том, как она умерла, с отрубленными конечностями и отсутствующим глазом, когда ее тело охватило пламя. Это напоминает ему о ее последних словах, обращенных к нему перед смертью. О данных ею обещаниях и правилах, которые должны были обеспечить их безопасность. Аромат привлекает к нему всеобщее внимание. Напоминает ему о рисках проебаться. Напоминает ему сохранять хладнокровие и находить решения вместо того, чтобы создавать новые проблемы. Потому что, если он позволит себе запаниковать, если он позволит себе забыть, то следующим может превратиться в пепел он сам или кто-то другой, кто ему небезразличен. — Я начал в колонии для несовершеннолетних. — Ответил Эндрю с обманчиво пустым лицом, выводя Нила из душевного ступора и заставляя его подумать о чем-то новом. — В то время это казалось лучшей идеей, чем альтернатива. Теперь я, кажется, не могу остановиться. Нил на мгновение задумывается об этом; вспоминает привычку Эндрю всегда отвечать на эти маленькие моменты правды и уязвимости одной из своих собственных. Даже не произнося этого вслух, они, похоже, превратили это в игру. Бартерная система, при которой они обменивают один шрам на другой так же легко, как обмениваются оскорблениями или шутками. Он благодарен за это. Заземленный этим. И он обнаруживает, что хочет знать больше, и его даже не волнует, что взамен ему, возможно, придется предложить больше себя. — И какова была альтернатива? — В конце концов он спрашивает. — Что-нибудь, что убило бы меня быстрее. — Эндрю отвечает без колебаний. Он серьезен, Нил знает, что это так, но в его глазах также скрывается что-то вроде вызова, когда Эндрю смотрит в его сторону; поэтому он отвечает на это утверждение с небольшой долей юмора. — Например, сделать тройное сальто назад с крыши стадиона? Он сразу понимает, что принял правильное решение, когда Эндрю позволяет редкой не маниакальной улыбке расползтись по своему лицу, что-то почти самодовольное, дразнящее и определенно довольное, когда он шутит над этим. — Ты оскорбляешь меня, Джостен. Я бы сначала нашел здание повыше и сделал хотя бы четверное. Нил смеется немного громче, чем следовало бы, и принимает брошенный на него взгляд Эндрю за то, что он еще больше подвергает опасности свои швы в процессе. Эндрю закатывает глаза, глядя на него, и делает еще одну затяжку. Ногти Эндрю выкрашены в черный цвет, лак облупился и потускнел по краям, но, очевидно, это часть ритуала, который он выполняет достаточно часто, если судить по толщине краски. На мгновение он задается вопросом, красит ли Эндрю их как акт бунта, рутины или искусства. Возможно, это задумано как своего рода боевая раскраска, еще один слой брони между ним и миром. Или, это просто часть его процесса, средство убедиться, что его рука и разум устойчивы и заняты простой и повторяющейся задачей; например, состояние, похожее на транс, в которое он впал в ту первую ночь, когда резал фрукты для остальных. Или, может быть, это форма заботы о себе. Акт индивидуализации и облагораживания, который заставляет его чувствовать себя немного более комфортно и благодарно в своей собственной шкуре. Нил никогда раньше не красил ногти, никогда не пользовался косметикой, не прокалывал уши и не красил волосы в какие-либо выделяющиеся цвета. Он всегда старался слиться с толпой. Всегда надеялся, что его забудут и проигнорируют. Но он смотрит на облупившийся лак на пальцах Эндрю и всего на полсекунды ловит себя на мысли, позволил бы Эндрю одолжить ему пузырек, если бы он попросил. Солнечный свет пробивается сквозь его светло-русые волосы и заставляет его карие глаза почти сиять; и Нил обнаруживает, что чувствует себя почти привилегированным оттого, что ему довелось увидеть это. Все годы, проведенные в подполье и в бегах, ему было так трудно оставаться на месте достаточно долго, чтобы по-настоящему насладиться видами, оценить такие вещи, как солнечный свет и легкий летний ветерок. До него внезапно доходит, что позже ему будет этого не хватать. Он будет скучать по людям, которых встретил здесь, в Пальметто, и по тем маленьким минутам смеха и счастья, которые они уже успели ему подарить. Он не должен был позволять себе привязываться к кому-либо здесь, но он привязался. Он должен чувствовать себя виноватым из-за этого. За то, что нарушил одно из правил своей матери или за то, что действительно немного повеселился, зная, что бедный Жан все еще заперт в гнезде. Но это не похоже на то, что его мать может ругать его из могилы, и он знает, что Жан не хотел бы, чтобы он был вечно несчастен. Поэтому он запирает это чувство вины где-то глубоко внутри, где оно не может испортить ему момент, и просто позволяет себе смеяться и шутить при свете раннего утра. — Блять. — Говорит Нил, прежде чем успевает остановиться, как раз в тот момент, когда его смех медленно переходит в довольный вздох. — Я действительно рад, что встретил тебя. Эндрю выглядит так, словно Нил с таким же успехом мог бы дать ему пощечину, его удивление быстро превращается во что-то близкое к гневу или подозрению. — Что, блять, это должно означать? — С рычанием спрашивает Миньярд. — Именно так, как это звучит? — Нил отвечает честно, хотя сам до конца не понимает, что он имеет в виду, пока не скажет это вслух. — Не знаю, я просто… Я чувствую, что ты понимаешь меня? Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь понимал, но ты… Эндрю ни в малейшей степени не выглядит убежденным, и, оглядываясь назад, он видит, что его заявления как бы выходят за рамки дозволенного. Черт возьми, даже Нил немного удивлен таким настроением. Так что он признает и это, еще раз слегка пожав плечами и недоверчиво рассмеявшись. — Я понимаю. Если бы ты сказал мне несколько недель назад, что я буду здесь, улаживая проблемы с Кевином Дэем и заводя дружбу с Эндрю Миньярдом, я бы назвал тебя психом. Но теперь мы здесь, и… Эндрю дважды моргает. На его лице ложно нейтральное и задумчивое выражение, но после того, что кажется вечностью, он, наконец, озвучивает свой очевидный ответ. — Это все, что ты хочешь от меня, Джостен? Дружба? — Ну, да? — Нил отвечает, смущенно наклоняя голову. — Чего еще я мог бы от тебя хотеть? Нил наблюдает, как вена на шее Эндрю странно пульсирует от очевидного напряжения, его палец дергается как раз перед тем, как он сжимает обе руки в кулак и засовывает их поглубже в карманы. На мгновение Нилу кажется, что он, должно быть, сказал что-то не то. Оскорбил его каким-то образом или просто поставил в неловкое положение своими внезапными заявлениями о «дружбе», которые другой парень, очевидно, терпеть не может. Но как только Нил чувствует, что его тревога снова начинает закипать у него под кожей, Эндрю, наконец, посвящает его в то, что происходит у него в голове. — Я не силен в этом. Нилу требуется еще секунда или две, чтобы понять, что он имеет в виду, и когда он это делает, на его губах появляется легкая улыбка в знак ободрения, когда он говорит: — Я сомневаюсь. — Нет, серьезно. — Настаивает Эндрю с легким напряжением в голосе, хотя его слова звучат как дразнящая азбука Морзе. — Я не совсем командный игрок. И я — то, что ты бы назвал «неприятным явлением в классе». — Я сомневаюсь в этом еще больше. — Говорит Нил, и его улыбка становится шире. — Бьюсь об заклад, ты получал одни пятерки по всем предметам, даже не пытаясь. — Эндрю открыл рот, дерзкая реплика почти была видна на кончике его языка, но Нил быстро перебил его: — И провал чего-то намеренно не считается. Эндрю на секунду отвернулся с выражением легкого раздражения на лице, но когда он снова повернулся, в нахмуренных бровях было что-то граничащее с грустью и опасением. У него возникло ощущение, что Миньярд все еще был захвачен идеей о том, что он на самом деле не создан для дружбы, поэтому Нил поставил своей задачей дня попытаться доказать, что он ошибается. — Я серьезно, Эндрю. Я уверен, что ты отличный друг. — Эндрю немного посмеялся над этим, но Нил просто продолжал. — Я имею в виду твою преданную, твою милую… — Милую? — Эндрю оборвал его с явным недоверием и намеком на веселье, как будто Нил пытался пошутить. — Ты думаешь, я милый? — Да. — Нил подчеркнул свою искренность, прежде чем добавить. — Ты добр ко мне. — Чушь собачья. Когда это я был хоть чем-то, кроме внешней враждебности по отношению к тебе? — Ты ведь сейчас здесь, не так ли? — Он бросил вызов в ответ: — Сколько раз ты уже видел меня в худшем виде и ни разу не пытался пнуть меня, когда я был на полу. — Это не добро, Джостен, и это не зло. — Проговорил Эндрю, раздраженно взмахнув руками. — Подними свои ебанные стандарты. — Ранее ты угрожал своему кузену ножом из-за меня. — Он указал на это, начав подсчитывать на пальцах. — И ты уважаешь мои пожелания, когда я сказал не везти меня ни в какие больницы и не рассказывать Кеву, что случилось. — Это… — Начал протестовать Эндрю, но Нил прервал его следующим замечанием. — И ты здесь. — Он снова повторил: — Делишься со мной своими сигаретами, хотя я не курю. Сидишь по крайней мере в 30 футах от земли, когда ты явно боишься высоты. Эндрю скорчил гримасу, как будто собирался оспорить это, но передумал, когда Нил просто предупредительно приподнял брови, чтобы разоблачить его блеф. Он позволил блондину дуться из-за того, что ему тыкнули в его страх, еще пару секунд, прежде чем донести свою точку зрения до конца. — Честно говоря, Эндрю, ты, возможно, один из самых милых парней, которых я когда-либо встречал. Миньярд покачал головой в удивленном недоумении, прежде чем издать негромкий смешок. — Как это трагично для тебя. — Он наполовину насмехался, наполовину поддразнивал. — Не совсем. — Ответил Нил с улыбкой. В своей жизни он встречал много ужасных людей, но встречал и много хороших. Жан, Эндрю, Ваймак, Эбби. Черт возьми, в меньшей степени даже Кевин, Аарон и Ники начинали ему нравиться. Этого было недостаточно, чтобы полностью уравновесить чрезмерное количество плохого, с чем он сталкивался в своей жизни, но он и не жалел себя за это. Он имел в виду то, что сказал ранее. Он был рад, что у него появилась возможность познакомиться с ними. Даже если это означало, что позже ему будет по чему скучать. — Блядство, не смотри на меня так, — внезапно рявкнул на него Эндрю в притворном гневе. — Я не святой, не комнатная собачка, или что ты там себе воображаешь. — Знаю, — произнес Нил. — Ты — Эндрю Миньярд. — Я не спрашивал о тех бредовых выводах, к которым ты приходишь в своей голове, о том, что я за человек. Ты меня нихуя не знаешь. — Проговорил Эндрю с еще одной насмешкой, его протесты прозвучали слишком быстро и напористо, чтобы скрыть явное беспокойство под ними. — У тебя слишком завышенные ожидания, и позже ты просто будешь еще больше разочарован. В конце концов, я сделаю что-нибудь, что ты не одобришь, и это разозлит тебя вдвойне, потому что ты подумаешь, что я каким-то образом предал тебя. Ты похож на одного из тех учителей, которые пытаются обвинить детей в том, что они «не реализовали свой потенциал». Я получаю достаточно этого дерьма от Кевина, и от тебя мне это тоже не нужно. Я — не твой ответ. Я не твой спаситель. Я не собираюсь подставлять свою шею, чтобы помочь тебе или обезопасить тебя только потому, что ты пытаешься умаслить меня… Я не хороший человек, Джостен, и тем более не хороший друг, так что перестань ожидать, что я им буду. И раз уж мы об этом заговорили, тебе не следует принимать сигареты от незнакомцев. Ты, блять, слишком доверчив. Нил не смог удержаться и снова расхохотался, что только заставило Эндрю разочарованно зарычать, когда он набросился на него. — Какого черта ты смеешься?! — Потому что я… — Нил оборвал себя, чтобы сделать еще один глубокий вдох и подавить хихиканье. — Потому что за всю мою жизнь никто ни разу не обвинил меня в излишней доверчивости. — Он объяснил: — Люди обычно говорят мне обратное. Что я слишком параноик и мне нужно расслабиться. — Да, что ж. — Ответил Эндрю, закатив глаза. — Не все хорошо разбираются в людях… Нил не смог удержаться от того, чтобы еще немного не улыбнуться ему за это, что только еще больше разозлило Эндрю. — Наглядный пример того, почему ты должен перестать — по-блядски — так на меня смотреть, — указал Эндрю, несколькими напряженными движениями указав на свои глаза, а затем на глаза Нила двумя пальцами, прежде чем закончить свою мысль угрозой: — Если только ты не хочешь, чтобы я спихнул тебя с края здания. Нил подошел на шаг ближе и сказал с вызывающей ухмылкой: — Попробуй, я бы утащил тебя за собой. Серия неопределимых эмоций промелькнула в глазах Эндрю, прежде чем, наконец, отразилось что-то среднее между вызовом и искренним любопытством. — Если мы оба перевалимся за край и сделаем тройное сальто вместе, это будет считаться за шестерное? Нил снова начал смеяться, но Эндрю прервал его быстрым шлепком по центру груди тыльной стороной ладони. Напоминание о том, что нужно помнить о своих травмах, которые уже видели достаточно жестокого обращения. Нил слегка закатил глаза, но все же ответил ему тихим «Спасибо». Вполголоса. Эндрю на мгновение замолчал, на его лице появилось глубоко задумчивое выражение, прежде чем он втянул воздух носом и пренебрежительно произнес: — Ладно, хорошо. — Хорошо? — Спросил Нил. — Ты хочешь быть друзьями, мы можем быть гребаными друзьями. — Сказал Эндрю таким тоном, который подразумевал, что он говорит это скорее как вызов, чем как обещание. — Только не жди, что я буду приглашать тебя на пижамные вечеринки, чтобы мы могли заплетать друг другу косички и говорить о мальчиках или о чем-то еще. — Хах. Не думаю, что у кого-то из нас достаточно волос для этого. — Нил отмахнулся, закатив глаза, прежде чем еще немного поразмыслить. — Хотя я мог бы попросить тебя накрасить мне ногти. — Ни за что в жизни, Джостен. — Эндрю ответил свирепым взглядом, в котором не было настоящей злобы. Нил старался не показать, что он слишком разочарован этим, но, должно быть, ему это не удалось, потому что после еще одного или двух мгновений раздумий Эндрю пожал одним плечом в знак согласия и сказал: — Хорошо. Может быть. Если ты сделаешь кое-что для меня взамен… Но тебе следует знать, что если ты так будешь красить ногти, это может создать у Смоллс неверное впечатление о тебе. Это может лишить тебя нескольких очков «мачо» в ее глазах или чего-то еще. — Почему ее это должно волновать? — Спросил Нил в замешательстве, прежде чем найти еще лучший вопрос: — И почему меня должно это волновать, если ей не все равно? Я бы не стал делать это ради нее. Эндрю приподнял бровь и оглядел его с ног до головы, прежде чем стряхнуть остатки своей сигареты со здания. — Ты идиот. Нил не протестовал. Он не знал, что заставило Эндрю назвать его так в данный момент, но это был далеко не первый раз, когда кто-то делал подобное заявление. Он решил, что, вероятно, каким-то образом заслужил это, и просто пожал плечами в ответ. Он посмотрел на свою позаимствованную сигарету, в ней оставалось еще около четверти, так как он не курил ее активно. Краем глаза он заметил движение Эндрю, как будто тот собирался вытащить пачку и взять другую, но это показалось ему пустой тратой времени. — Вот. — Сказал Нил, протягивая свою сигарету двумя пальцами. Эндрю дважды опустил взгляд на сигарету, а затем поднял его к глазам Нила, прежде чем сделать неуверенный шаг вперед и, наконец, принять. Миньярд прикончил ее в рекордно короткие сроки, сделав три длинные затяжки, прежде чем и эту отбросить в сторону. — Ты же знаешь, что мне просто придется убрать это за тобой позже, верно? — Я обеспечиваю тебе надежную работу, лучшая подружка. — Эндрю сказал с насмешливой улыбкой: — Скажи спасибо. — О, точно, как глупо с моей стороны. И я полагаю, что твой возможный рак легких и диабет — это также твой способ обеспечить Аарону возможности трудоустройства в будущем. — Ага. Все это часть общего плана. Видишь? Может быть, я все-таки хороший заботливый человек. — Самое время, чтобы кто-нибудь еще заметил. — Хм. — Эндрю оглядел его с головы до ног, прежде чем спросить: — Ты готов? Нил сделал последний глубокий вдох. Напомнил себе, что шансы на то, что Дженни вообще вспомнит его, невелики, а ее шансы узнать его были еще ниже. Затем он напомнил себе, что у него действительно не было других вариантов, что в худшем случае ему просто придется найти какой-нибудь способ откупиться от ее молчания, потому что ему больше некуда было пойти, пока его раны не заживут, а карманы не наполнятся. И, наконец, он напомнил себе, что он в долгу перед Эндрю — перед Ваймаком, и Эбби, и Кевином, и всеми остальными тоже — по крайней мере, продержаться еще неделю или две, как минимум. Они так много сделали для него, а он только-только начал пробивать брешь во всей работе, которую нужно было проделать здесь поочередно. Поэтому, думая обо всем этом, он кивнул Эндрю и в молчаливой солидарности последовал за ним к лестнице.