love me, mister shroud

Pauvres âmes en perdition

Четвёртый день работы был паршивее прошедших трёх ровно настолько, насколько следующий, пятый, будет скучнее четвертого. Оправданно невыспавшаяся Кора уже почти неделю вдыхала ароматную пыль библиотеки за незамысловатой работой. Неделю — если считать первые три дня «стажировки» за рабочие часы, но без оплаты. Хотя, как правдиво выразился Дир в первую их встречу: библиотекари тут просиживали стул «за такую зарплату», то есть — за отсутствующую; а посему, не было великого различия в веренице семи последних дней: работай за плату или стажируйся, денежная разница была не велика. Кора как перебирала дряхлы пожелтевшие карты книжных долгов без нормальных денег, так и продолжала это делать. Возможно, проделывала всё это по прошествию недели лишь с бо́льшим пассивно-агрессивным недовольством в уставшем взгляде. Как ни как подаренные щедрым директором первые местные деньги на влачение жалкого существования у Коры успели закончиться, а столовая для преподавателей оказалась слишком дорогой. А голодная женщина — это всегда что-то на грани убийства и безысходности. Особо пёстро выделялся элемент безысходность ещё и из-за такого обидного нюанса: работать в магической школе оказалось весьма скучно. Кора искренне надеялась, что должность библиотекаря среди летающих юрко книг и подрагивающего зыбко изумрудного огня окажется трепетной. Что она испытает хоть какой-то порыв чёрствой души от ощущения необычайного и неясного в своей сути и просто нереального для её прежней жизни. Однако, возбуждённое волнение зиждилось в Коре столь скудно и столь краткосрочно, что впервые увидев перед своим не менее рыжим, чем волосы, носом закрывающиеся сами по себе дубовые двери высокого библиотечного портала Кора уже сотню раз забыла о своих наивных чаяньях. За закрытыми магическими дверьми она осталась наедине с вполне себе не-волшебной и реальной работой; а как только подобное случается — столь мало начинают волновать колдовство, драматургия и декорации пьесы. Первые пару часов самостоятельного перебора книг в Коре ещё наивно сохранялось что-то вроде блёклого удивления; но уже с первым посетителем первого дня работы из Коры выветрились все «мечтательные» предубеждения. Колледж — как колледж, ничего лишнего, ничего личного. Только несведущие юнцы, так полюбившие испытывать её терпение. Вереницей коронованных особ, благородных дворян, утончённых аристократов, удачливых детей удачливых родителей и просто откровенных снобов оказались заняты все обеденные перерывы Коры. То́, с каким заинтересованным подозрением пялились на неё мальчишки — откровенно забавляло. Все они косились из-под опущенных светлых глаз на то, с каким вальяжным видом Кора нагло растекалась янтарной смолой по стулу, перебирая неспешно их карточки. По началу мальчишки ещё позволяли себе пару пошлых-заинтересованных замечаний в сторону Коры, но подобная мода быстро сошла на нет. Через пару дней почти каждый из несчастных студентов понял — каждый раз, когда Кора берёт в руки их личные задолженности — их ожидает незамысловатая пытка. И лучше сделать всё, дабы она не прикасалась своими шальными пальцами к небольшому ящичку промежуточной картотеки. Это не её заперли в этом вывернутом наизнанку мире страны чудес с ними — это их с ней заперли, если уж говорить честно. Господин Мозус Трейн оказался отличным козырем, которым Кора умело и играючи крыла все тузы юношей, что по первости и своей непередаваемой глупости пытались показать ей, кто здесь главный. Любые хамские порывы она прекращала за пару мгновений не менее хамским и уверенным ответом. По ощущениям, Мозуса боялись в этом колледже все, кроме неё; и не потому, что Кора бездумно и наивно отрицала садистичную строгость очаровашки Мозуса, а лишь потому, что после почти десятка лет жизни с палёным виски в кармане и нехватки средств на аренду апатов даже в Восточном Районе — её уже ничего не страшило. В отличие от мальчишек этого колледжа, Кора видела, может, не так уж много безысходного, но явно больше, чем они. Так, что система придворных доносов Господину Профессору о гадком поведении студентов оказалась Корой виртуозно освоена и отлажена. После первого переданного на расправу Трейна несчастного и чуть загнобленного студента, у Коры наконец-то появилась небольшая, но власть в мозолистых руках. Которой, безусловно, Кора пользовалась грамотно и себе во благо. Но, увы, издеваться над студентами выходило не так, часто, как хотелось. При составление контракта с гадёнышем Диром, конечно, мечталось об ином — не обращая своего внимания на местную фауну студентов, разваливаться изо дня в день где-нибудь на широком библиотечном кресле, почитывая вальяжно безмерно любимую «Иллиаду». Но изначальный план, как всегда, оказался бессмысленным по решению злокозненных мойр. Оказывается, «за такие деньги» ей и правда пришлось именно, что работать, а не просто просиживать себя в библиотеки. Отлынивать от работы бессовестно даже благодаря запугиванию юнцов — не получалась. В первую очередь из-за отвратительного количества повешенных на Кору обязанностей; вроде приведения в порядок всего бедлама картотек, бумажных книг, дополнительны хранилищ, читальных и прочих книжных помещений. Впрочем, хоть где-то гад Кроули не соврал — явно, что уже лет десять библиотека колледжа Чумной Вороны прибывала в одиночестве и покинутости, без заботы ласковой библиотекарской руки. Но судьбе было бы будто бы мало одних лишь её стараний среди пыльных полок. В итоге, почти все наглые мальчишки оказались (якобы) заядлыми книголюбами, которые при случае приворовывали себе редкие экземпляры из зала; дабы списывать себе в удовольствие поглавно все важные пункты, а если повезёт и позволит наглость — и вовсе вырывать стареющие страницы ради удобных шпаргалок. Помимо всего гадкого, в изящное дополнение трудовых будней, Профессор Трейн тщательно следил за каждым шагом Коры, пока личное время позволяло ему находиться подле. Кору, безусловно, уже оставляли наедине с новой работой, но каждый раз, возвращаясь с пар, Мозус проверял с педантизмом каждый документ, каждый стол зала, каждый штрих в карточке. Всё, что он проверить — было тщательно проверено и порой немногим обругано. Но, как никак, более всего среди постоянных проверок от Трейна и коллосальных объёмов новой рабочий информации, выводило переодически из себя более всего только оно — студенты. Какой смысл был являться всей придворной версальской свитой к первым часам открытия библиотеки, когда тебе шестнадцать или семнадцать лет — Коре было настолько же непонятно, насколько заумные названия научных работ Мистера Шрауда. Лично ей их возрасте (в принципе, как и в нынешнем) хотелось лишь найти уютную квартиру к западу от Монмартра, и там блаженно наслаждаться эстетикой подростковых бесчинств и случайных интимных связей. Читать между тем книги об Элладе было допустимо. Но просто так приходить в библиотеку к восьми утра читать книги об Элладе, упуская сладостных момент безделья — они тут явно все были немного чокнутые, на манер того самого шляпника. При этом, даже после пары эпизодов изощрённого хамства в самое лицо, поток наивных юношей не стал меньше; что не могло не удивить. Коре пришлось смириться не просто с уничижительной привычкой местных мальчишек посещать библиотеку с раннего утра, заставляя её исправно каждый день начиная с семи делать свою работу; но и ещё с их вызывающим любопытством: что-то между нервным отвращением и очивидным вожделением её бедер. Даже к четвертому дню работы (или двенадцатому дню, если считать стажировку) нелепый интерес юношей к Коре все ещё не пропадал. И это докучало. Скажем, ещё до сегодняшнего обеда к её конторке для выдачи книг заявился особо смазливый и общительный юнец с россыпью рыжих волос; не таких, как у самой Коры — скорее персиковых, копной нежных и ухоженных, явно мягких локонов. Макияж на его лице казался тонкой потёртой позолотой, с тёплым аловатым отливом. А наведённый сладкой красной помадой знак карточных бубнов где-то на мягкой скуле наводил на щекотливую мысль о том, что этот кокетливый знак заменял ему бежевое клеймо лилии. Целое проклятое утро «Кей» пританцовывал туда-сюда вокруг Коры, словно бы восторженная девчушка на сцене Оперы Гранье, уговаривая и ползая в её уставших ногах, сделать с ним «одну-единственную-незабываемую фотку» для нечта, под ни сулящим ничего приятного прозванием «Магикам» Конечно, Кора и не думала соглашаться на подобное унижение своей и без того униженной персоны. После пары ироничных замечаний относительно клоунского тона и эпатажного поведения Даймонда, тот тихо улетучился выброшенной игральной картой под высокий портал библиотеки. Прогоняя почти каждый час особо уверенных в себе юношей с извечными предложениями руки и вовсе не сердца, используя для своих целей бранные и надменные выражения речи, Кора иногда вспоминала о том, что она не столько уж законно занимала свою должность — а потому, стоило быть хотя бы на каплю осторожнее. Дир пару раз что-то мямлил про проблемы с «наследным принцем Кида-гака-ш» из-за её назначения. Однако, какое было дело высокородному наследнику было до работы истерзанной временем и нехваткой денег Коры — осталось для неё загадкой. Кто же поймёт этих королей. Но как Кора не пыталась вяло и не совсем упрямо уговаривать себя, что в её же интересах быть мягче с не жившими жизнь подростками, стать «паинькой», кроткой и вежливой служанкой для обнаглевших до предела наивных деток богачей — не получалось. Все они получали, что заслужили. И некоторым даже нравился такой dirty talk. Но даже так, вылететь с подвернувшийся за последние четыре года нормальной работы — не хотелось. Не столько даже из-за какой-никакой стабильности и определенности в своей покоцанной жизни, сколько из-за… да, из-за Мистера Идии Шрауда. Умысел Коры был прост и отчасти аморален — снискать милости и внимания этого прекрасного юноши, насладившись ещё хотя бы раз хладным отзвуком его хриплого голоса. Добиться большего — это уже грёзы, но кто сказал, что грёзы снятся лишь во сне и никогда наяву? Сомерсет и Антуан не согласились бы. Идия был лазурным пламенем элли́сей, в которым хотелось найти колыбель. Даже если на одну ночь. В нём горело пламя чего-то, что казалось Коре мёртвым, а оттого свободным, не скованным узами времени и рока. Его омерзение — привлекало, настороженность — очаровывала, а внимательный и крайне привередливый взор — заставлял бодрствовать в темноте ночи Бледный обтёсанный мрамор вместо черт лица. Прямая линия носа и блёклый изгиб тонких бровей. Скулы острые, как костянистые стрелы. И такой бескровный насмешливый рот. Что могло быть лучше? Кажется, ничего. Оставалось лишь разрешить незначительную помеху на пути к божеству: найти его. Подобно тому, как богов искали в белокаменных храмах, так и Коре приходилось искать вожделенной встречи. Благо, что в отличие от местных мальчишек, у Коры были хоть какие-то мозги; и она ещё помнила, как ими пользоваться. Лукавая идея была проста: посетить клуб настольных игр под игривым предлогом того, что ей срочно нужно передать личное дело Шрауда тому из рук в руки, ведь в его деле — вот незадача — потерялась фотография, и теперь он просто обязан самолично исправить это недоразумение, вклеив новую. Идеально, не правда ли? Однако, вот уже четвёртый день из-за прокля́того бдения в читальном зале, Коре не удавалось найти ни одного азартного игрока из упомянутого клуба, дабы выспросить у того местонахождения этакого местного казина. Спрашивать напрямую у Трейна — слишком глупо, тот мог бы неверно истолковать просьбу. А в подобных делах требовалась тонкость, перемешанная с упрямством так же вязко и умело, как вино с мёдом в кубках ахейцев. Посему, как только выдавалось время уползти подальше от конторки, Кора своевольно, почти по-кошачьи бродила среди буковых стеллажей, ища глазами хоть кого-то из чёртова клуба; к счастью, узнать нужных людей она была в силах — почти все портфолио с именами и фотографиями Кора запомнила наизусть. Однако, ей (как и всегда) не везло. Горестные мысли скитались среди череды дней, неизменно возвращаясь к лазурному пламени и золоту недосягаемого взора. Просто смотреть вечерами на фотографию было уже мало. Как ни как Коре двадцать шесть — неизбежная старость и безвременная кончина не так уж далеко; времени немного. Потому, недопустимо выпускать из цепких рук редкие шансы на что-то великолепное. Однако, интересно, если Кора всё время думала лишь об Идии, значит, он тоже терзался о ней? Жаль. Но мерный звук неспешных шагов к зоне выдачи книжных заказов не подарил и мгновения, чтобы ответить на свой же вопрос. — Попрошу имя, — не поднимая глаз от чернил ведомости, чуть сипло отозвалась без всякого интереса Кора, уже давно не пытаясь быть бесцельно вежливой; голос её звучал сухо и не особо радушно. — Азул Ашенгротто, класс 2С, Мисс Кора. И как бы Коре не хотелось — дешёвая пьеса, исказившая в мелочах её саму и искажающая витиевато здешний странный мир, продолжалась. Ведь, что она вновь слышит это по-истине унизительное и бестолково-беспечное «Мисс». Ей режет уши от формального лицемерия. Разве она похожа на кокетливую милую «Мисс»? Ответ очевиден до смешного. — Просто «Кора», Ашенгротто, — не поднимая глаз к пришедшему, Кора отвечает нарочито медленно и слегка иронично; меж своих слов, она сразу же тянет запачканные тушью перьевых ручек руки к ящику промежуточной картотеки, за мгновение находя пухлые щеки и белокуры локоны среди фотокарточек. — Как пожелаете, Кора…, — чужой галантный и сладкий ответ на лёгком выдохе. Увы, но сегодня хоть какого-то настроения слушать чужой приторно льстивый бред — совершенно не находится; а потому, Кора снисходительно обращает свой жёсткий взгляд к заблудшей несчастной душе, особенно быстро попавшей сегодня в её немилость. — У тебя задолженность уже полтора года. «Атлас серебряных монет периода высокого возрождения Долины Шипов», в двух томах, авторства Стефана Кингса, — Кора устало тянет слова на хриплом выдохе, стараясь звучать чуть более строго, нежели обычно. — Хотя, конечно, ты «замечательно» подчистил свою общую карту задолженностей, оставив долг за первый курс на первом же курсе, не перенося его в новую папку обучения. Умно, ничего не скажешь, — усмехаясь самодовольно уголками губ, Кора измотанно прямит спину, вытягивая затёкшие позвонки. — Но тебе, всё-таки, больше повезло — твой план всё-таки довольно примитивный — повезло, что прошлый придурошный библиотекарь не утрудил себя поискать в основном портфолио дополнительную информацию, чтобы перенести все твои долги в новый семестр, — произнося с еле слышным язвительным смехом, вальяжно изрекает Кора, скользнув, меж тем, мутным взором по фигуре Ашенгротто. Он приятный на вид, скользкий на ощупь. Одетый безукоризненно опрятно белокурый студент, такой наглаженный, напудренный и улыбающийся столь приторно, что всё в нём выдаёт бес стеснения либо педантичного дурака, либо умелого хитреца. Чутье на людские нравы подсказывало Коре настырно, что в случае с Азулом — верно второе. Его пышные белёсые кудри кокетливо ниспадали на плечи на манер Мадам Помпадур. Чернеющая родинка на его щеке была соблазнительной и почти пошлой. Должно быть, с оглядкой на подобных Азулу морских хищных сирен и была написана та самая «Дама с камелиями». Но стоит честно признаться, в этом холёном щёголе было кое-что иное, по-настоящему соблазнительное. — Если не вернешь завтра «Атлас» — напишу докладную Трейну. Про все «Атласы монет» за последние два года, а не только про этот с ограниченным тиражом, — Кора щёлкает игриво языком, и сей отвратительно цокающий жест заставляет брезгливо повести плечами «Господина» Ашенгротто. Его передергивает, так, что тонкие стёкла очков чуть съезжают вниз по мягкому, курносому носу. Что не говори, а очаровательная галантность переплетается в этом парне с двуликостью волнующегося моря. Но проходит миг, и Азул вновь льстиво и радушно поправляет пальцами перламутр душек, улыбаясь натянутой и кислой, как морская капуста, улыбкой. — Что Вы… Кора, как можно подумать, что у меня есть долги? Такой ответственный студент, как я, всегда найдет способы уладить проблемы и договориться так, что… Азул бесцельно пытается играть в библиотечные игры Коры на свой манер: придумывая какие-то туманные правила и уловки для весьма простой словесной дуэли; есть в таком раскладе что-то забавное и даже наивное. Мальчишка ещё раз прикасается спешно к очкам, облокачиваясь крайне фривольно на стойку выдачи. Кажется, ему не так уж легко столь приветливо смотреть на Кору, ибо её потрёпанный и не самый неопрятный вид его явно не впечатлили; как и манера вести дела. — У тебя задолженность полтора года: «договориться» со мной — значит уверить меня в том, что докладная может не ждать до завтра, а вполне уместна сегодня, — Кора отвечает без права на упрёк, каждое слово произнося с колкой издёвкой. Оторвав форму бланка, она без всякого стеснения тыкает в любопытный нос напротив «магическую форму заполнения докладной»; ту самую легендарную бумажку из какой-то особенной бумаги, которую местные студенты совсем не могут заколдовать, порвать или изменить то, что на ней написано. И ещё — студенты вовсе не могут поймать эту малышку на летучем пути прямиком в кабинет Трейна. — Не будьте же столь категоричны. Разве не важно давать людям второй шанс, как это делала Морская Ведьма? Понимаете, я… — Азул продолжает говорить со сладкой лаской во вкрадчивом голосе; однако, взглядом он всё также пытается утопить. — Ашенгротто, ты серьёзно заявился в библиотеку, имея задолженности, и теперь пытаешься выкрутиться благодаря неоднозначным разговорам? Лучше бы сразу дал взятку — было бы эффективнее, — Кора усмехается снисходительно и в меру горько, опуская пытливый взор к форме докладной. Сегодня она даже не пытаясь блефовать: ручкой «с несводимыми чернилами, подчиняющийся лишь библиотекарю» легко вписывать инициалы Ашнегротто и его курс обучения в бумажные пункты. — Взятку? Какую именно взятку? — на мгновение позволяя себе быть чуть больше собой, Азул щурит светлые, словно бы морская пена глаза; он говорит спешно и почти сразу же сам прерывает себя новой речью. — В смысле, как можно! Я лишь хотел познакомиться с Вами поближе, взять пару книг для подготовки к зачётам, — перегибаясь суетливо через кафедру выдачи, Азул воодушевлённо и чрезмерно навязчиво демонстрирует Коре все свои праведные наклонности и безоговорочную честность помыслов. Азул среди всех прочих мальчишек пёстро выделялся свой расчётливостью и явным умением светской беседы; но, увы хитрец не обхитрит бо́льшего хитреца. Ведь, когда Коре действительно что-то надо — она может быть бесподобно подлой. Пару долгих минут Ашенгротто улыбается непринуждённо, начиная суетливо болтать о чём-то крайне нудном — погода, посуда, фарфор, десерты; он ожидает, видимо, что рука Коры замрэт в нерешительности на середине докладной, пока он столь упоительно вдруг переводит не самую лестную тему на другую. Оттягивает момент как умеет и делает это весьма неплохо. — Ох, Кора… может быть, мы всё же договоримся. Понимаете, завтра… я принесу всё. А сегодня, может быть, мы побеседуем о моих просчтётах за чашечкой чая в Монстро Лаунж? Это лишь жест дружбы, не более! — продолжая говорить без промедления, Азул на выдохе произносит слово за словом, стараясь не терять любезности в мягком тоне. И Кора наконец-то слышит нужные слова за всю эту бесцельную беседу. Вставая резво из-за конторки, Кора, очевидно, окончательно превращает в сизый прах самолюбие липкого, как угорь, Ашенгротто. Кажется, он вовсе не ожидал, что девушки могут быть такими высоким. Кора невозмутимо и немногим устало возвышается над ароматным деревом конторки, оказываясь одного роста со своим «гостем». Ей совсем нетрудно заглянуть в глаза Ашенгротто через хрупкие линзы бледных очков, в которых отражается его рассеянный волнующийся взгляд. С неприкрытой издёвкой поднимая с дерева конторки тугое портфолио её дорого Мистера, Кора пыльно потряхивает им перед Азулом. — Скажи мне, где располагается твой клуб, и я подожду с докладной до завтра, — выдыхает с расчётливым весельем Кора, не особо задумываясь о том, что слегка переигрывает в словах. Но в её ситуации такое даже полезно — дать голосу стать чуть спесивее и надменней. Она довольно потягивает шею к правому, затем к левому плечу. Слышен тихий хруст затёкших позвонков. — Мне велено найти некого «Идию Шрауда» и заставить его вклеить новое фото в портфолио. Старое оторвалось. Но, как выяснилось, на парах он не появляется. В клуб ходит? Я отнесу ему дело, — продолжая свои драматичные речи, Кора говорит с пряной ленью, великолепно изображая отсутствие всякого интереса. — Ох, что Вы, я могу сам передать Идии все необходимые документы, — Ашенгротто звучит до омерзения добродушно и даже невинно, пока его ладони, на манер щупалец кальмара, тянутся неумолимо к портфолио. Кора быстро пресекает осквернение, одёргивая папку личного дела подальше, и продолжая собственную насмешливую речь: — Я не поручу безответному студенту с долгами и документационными махинациями столь важное дело, — хмыкнув пресыщенно язвительно, Кора говорит уже с меньшей спесивой игривостью, лишь с театральной строгостью в словах. — Говори, где клуб, когда у вас ближайшее заседание, Азул Ашенгротто. Либо сегодня Трейн видит твои долги — либо ты учтиво помогаешь мне. Азул думает дольше, чем Кора могла ожидать. Его лицо наконец-то перестает искажаться в гримасе лживой добродетельной щедрости, становясь собранным и совершенно прагматично-серьёзным. Словно бы он оценивает верность ставки во время броска шальных костей. Светлые брови превращаются в излучину морской пены, лоб чуть хмурится. И все чужие черты становятся похожи на штиль перед морским штормом. Таким Азул Коре нравится куда больше. — Хорошо, я всё расскажу, — тихо и спокойно отвечает Азул. — Это сделка? — вздыхая обречённо, но в то же мгновение с искренней заинтересованностью в высоких ставках, Ашенгротто неспешно протягивает Коре раскрытую ладонь, облачённую в темную кожу перчатки. — Это — моё одолжение тебе, — с лёгкостью парирует летучий пафос чужого вопроса Кора, усмехаясь до безобразного нагло. — И я не буду жать тебе руку, я же не знаю что́ ты ей трогал. Чуть надувая пухлые пунцовые щёки, Ашенгротто уязвлённо отводит ладонь, погружая её в карман отглаженного пиджака; он вынимает из него столь же роскошную, как и он сам ручку. Даже в момент явного проигрыша, он не теряет лица: с достоинством выводит на листке для заметок, какие лежат на стойке выдачи книг, всё необходимое безукоризненно чистым и витиеватым почерком. Кора смеётся приглушенно в кулак, совершенно не стесняясь насмехаться над милым лукавым морским чёртёнком. — Тут вся информация про ближайшие заседания. Этаж в главном здании, номер кабинета, вход, действующие участники клуба, час закрытия заседания, — монотонно изрекает бесвкусные слова Азул, отдавая квадратный листок с пунктами информации, Ашенгротто старается не соприкасаться рукой с рукой Коры, которая хищно хватает желаемое. — Странно, что Вы не владеете такой необходимой информацией о колледже, как расписание и локация клубов, — с деланной надменностью поддевает белокурый Азул, пытаясь хоть как-то унизить Кору, отомстив за собственный проигрыш. — Библиотека не отвечает за руководство клубами, у меня нет данных о работе каких-либо других сегментов колледжа, кроме библиотечного и архивного. Но при том Господин Трейн указал, что стоит разобраться с личным делом Шрауда самой и не дёргать лишний педсовет с расспросами, где и что находится, — отвечая скучающе самое ужасное, что может сказать лжец — правду, Кора всматривается неотрывно в лукавые но, увы, столь красивые глаза Ашенгротто, которые напоминают светлую гальку у северного морского берега. Кора не особо терпеливо, но всё-таки ждёт, что же ей попытаются ответить. Но, увы, Ашенгротто лишь молча принимает все её слова, решая, должно быть, затаиться на неопределённое время, раз сегодня она может шантажировать его долгами и докладной, а у него — козырей нет. — Так… сегодня мне выдадут новую книгу, если мы условились, что все атласы будут у Вас завтра? — снова натягивая на рот участливую ужимку и возвращая голосу обходительность, Азул спешно пытается забыть о только что произошедшем. — Хорошо, диктуй название и автора, вынесу тебе нужное, — вторя примеру юноши, Кора тоже возвращается к привычной манере усталых слов, придавая голосу больше безыинтресной неги, нежели упрямой надменности. Бедные заблудшие души этой школы, какие же вы все-таки наивные. Как легко получать здесь желаемое.