Полдень

Весенний ветер треплет ветви ив, Бесчисленное множество ветвей. Нежнее золота их мягкий блеск, И нитей шелковых они нежней. На запад от Юнфэня прохожу, Где сад заброшен всеми и забыт - За целый день не встретишь ни души... Кому же он теперь принадлежит? Сакура закончила прописывать иероглифы и с тоской взглянула на полную луну через открытое окно Зала умственного развития. Внезапно подступившие слезы комом застряли в горле. Наступило лето. Начинался сезон малого изобилия (прим. автора: Малое изобилие (сяомань) – период с 22 мая по 5 июня). На императорской кухне жирные горячие блюда сменились легкими овощными супами и закусками с зеленью. Изменился и баланс сил во Внутреннем дворце. Ее Высочество Ваньи отличилась на семейном банкете в честь первенца Наследного принца, с особенным усердием подойдя к организации представления для ребенка. Его Величество тронула ее искренность, а потому вскоре он осчастливил наложницу высочайшим посещением, позволив служить в постели. С того дня и служанки Ваньи не беспокоили барышню Хатаке, поэтому той начало казаться, что о ней и вовсе позабыли. Сменилось время года, а вместе с ним новая фаворитка поменяла дворцовую моду. Выгодно отличаясь ото всех утонченной фигурой, Ино любила подчеркивать свои достоинства. Поэтому вскоре после обретения влияния довела давно начавшуюся любовь столичных девушек к завышенной талии до предела, завязывая юбку прямо под грудью или на груди, приподнимая и сжимая соблазнительные формы. Рубашку же теперь было принято не запахивать, а оставлять открытой линию декольте и не скрывать прелести женского тела. И как бы ни возмущались и ни протестовали ученые мужи, как бы ни кричали на Совете о падении нравов чиновники из министерства ритуалов, но подобная распущенность была легко принята всеми императорскими наложницами, а потом и всеми женщинами за пределами Запретного города. Каждая хотела быть столь же желанной и прекрасной как Ваньи. Каждая хотела походить на нее. Его Величество дарил Яманака Ино так много своей любви, что в столице о красоте чудесной наложницы слагали легенды. Кто-то даже утверждал, что матерью девушки была небесная фея. И хоть родная мать наложницы все еще оставалась простой смертной, ее семья активно подогревала слухи, разгоняя пожар интереса историями о бесчисленных талантах молодой госпожи. Новые одежды раздали и служанкам, но не сказать, что это был самый удобный наряд для работы. Высоко завязанная, юбка постоянно норовила сползти, рубашка периодически оголяла плечи, ставя обитательниц Дворца в неловкое положение, а то и вовсе подвергала опасности. Сакура тяжело вздохнула, взглянув на свое творение, и принялась растирать тушь. Шисуи мирно посапывал, сидя на резном кресле. Ожидая, когда же служанка представит ему свой идеальный вариант стиха Бо Цзюйи, он и не заметил, как задремал. Барышня Хатаке взяла в руки кисть и принялась аккуратно выводить иероглифы. Матушка не писала с начала весны, поэтому Сакура сильно переживала о здоровье госпожи Рин. Сейчас девушка готовила подарок для почтенного отца, дабы иметь повод передать ему письмо вся суть которого сводилась лишь к одной фразе: «Здорова ли моя драгоценная матушка?». Задумавшись служанка не заметила, что Шисуи проснулся и сейчас неподвижно стоял прямо за ее спиной, наблюдая за работой своей ученицы. А почувствовав его дыхание на своей щеке, Сакура лишь нежно улыбнулась. -Учитель подглядывает? В его присутствии она чувствовала себя спокойно, будто находилась рядом со старшим братом, готовым защитить ее от всех опасностей этого мира. Было в его взгляде и жестах что-то родное и теплое прямо как в Его Высочестве Наследном принце в те давние времена, когда они жили вместе в Западном павильоне. Правда сейчас мысли о Господине лишь расстраивали девушку. -Барышня еще не готова представить свою работу? – Шисуи прошел к столу и взглянул на «неудачные» образцы каллиграфии, - Для кого так старается молодая госпожа? – чуть наклонив голову набок поинтересовался мужчина. -Для господина Хатаке, - оторвав кисть от бумаги, ответила Сакура, - Я не пойму, что не так, - она задумчиво прикусила губу, - Сколько бы я ни переписывала, все выглядит слишком просто, - признав и эту работу неудачной, она убрала листок в сторону. -Стих довольно короткий, поэтому каллиграфию можно дополнить живописью. -Я не умею рисовать. -Я могу это сделать вместо Вас, - улыбнулся Шисуи, - Я не так хорош в рисунке, как в письме, но тем не менее довольно сносно изображаю четыре благородных растения (прим. автора: четыре благородных растения – слива, бамбук, орхидея и хризантема). Сакура на это лишь грустно улыбнулась, разглаживая новый лист тонкой бумаги. Четыре благородных растения были прекрасны, но не подходили к случаю. Ведь не просто так девушкой был выбран именно стих Бо Цзюйи. Его словами девушка хотела также напомнить господину Хатаке об одиночестве своей матери. И пусть он считал ее всего лишь вдовствующей принцессой Учиха, женой покойного друга, Рин любила его и ее чувства, как считала Сакура, Какаши был обязан, если не принять, то хотя бы уважать. Прикрыв на миг глаза, барышня явно представила то, что должно было оказаться на картине. Ветка ивы, свисающая над поверхностью пруда – такой печально прекрасный образ. Ива неприхотлива и стойка, при этом чиста и изящна, что очень точно отражает, как чувства Рин к господину Хатаке, так и ее саму. Сакура взяла дешевую желтую бумагу и изобразила быстрыми мазками то, что хотела бы увидеть на итоговой работе. Шисуи без лишних слов набрал на кисть чернила и на правой стороне «холста» уверенно изобразил изящные, гибкие ветви, а на одной из широких ветвей крупными мазками, будто уже по привычке нарисовал ворона. Такое сочетание редко можно было встретить. -Ворон тут лишний, не думаешь? - недовольно заметила девушка. -Нет, самое то, - стражника совсем смутили слова барышни Хатаке, - добавьте слева стих и даже сам наставник Наследного принца будет доволен, - он положил кисть на подставку. Но Сакура не решилась сразу же приступить к начертанию иероглифов. На сегодня урок был окончен. Через неделю, наконец закончив оформление работы, Служанка Зала умственного развития подкупила евнухов и вручила подарок господину Хатаке. Разумеется, подкуп был привычным делом для девушек, что не могли пройти к зданиям, где работали государственные чиновники. Большинство из них, отчаявшись понравиться Императору, выбирали «добычу» поскромнее, пытаясь добиться статуса наложницы престарелого министра или, если повезет, статуса жены молодого чиновника средней руки. Для служанок из скромных семей это было наилучшим итогом. Действия же Сакуры вызвали лишь уважение, ибо девушка не искала жениха и не обменивалась письмами с ухажером, а выражала искреннюю дочернюю почтительность. Дело сделано, оставалось только ждать ответа. Дни сменяли один другой. Погода становилась все жарче, тревога поселилась в сердце Сакуры, отгоняя сон. Однако ни одна барышня Хатаке страдала от жары и потеряла покой. Первый принц, мать которого к своему несчастью лишилась удачи, а вместе с ней и внимания Владыки Поднебесной, стал периодически заболевать от странного недуга. Мальчику было три года, но бедный малыш время от времени впадал в безумство, его тело горело, закатывались глаза и тряслись руки. Приступ, как правило, длился один день, на следующие же сутки, ребенок чувствовал себя хорошо, но через некоторое время все повторялось. Лекарская палата проверила все вещи мальчика, пробовали его еду, со временем было решено переместить Первого принца в другую комнату. Он даже жил какое-то время во Дворце земного спокойствия, дабы удача Императрицы передалась бедному ребенку. Его Величество проводил с сыном каждый свой день, однако приступы возникали совершенно случайно. Они могли начаться ночью, после того, как принц отходил ко сну, могли днем во время трапезы. И ни один лекарь не мог понять причину столь странной болезни. -Мне кажется, что Его Высочество просто сумасшедший, - вытерев вспотевшее красное от жара огня лицо фартуком, высказалась как-то тетушка Мицу из Императорской кухни, помешивая похлебку для слуг. -Ох… - тяжело вздохнула в углу одна молодая рабыня, - Был у нас в деревне такой, - стыдливо прикрыв рот, она продолжила, -Тотмальчик не дожил и до пяти лет, так и помер бедолага. -Отчего помер то? – усмехнувшись поинтересовалась тетушка Мицу. -Как сейчас помню, - с загоревшимися глазами начала рабыня, - осень была, собирали мы урожай риса, а там, как водится, забили свинью и варили суп на вечер, чтобы отпраздновать окончание работ всей деревней. Пока мужчины заканчивали уже последний стог, а женщины накрывали на стол, этот мальчишка упал в котел и сварился заживо! -Ну и ну! – рассмеялась старая повариха, что отдыхала от тяжелого дня, - Испортил значит ужин всей деревне! Как расточительно … - недовольно цокнула она. -И правда, - весело отвечала ей рабыня, - мужчины предлагали его съесть, но больно бульон был мерзкий, - демонстративно зажав пальчиками нос, девушка рассмеялась. Сакура сидела у печи и слушала их беседу, наблюдая за тем, как раскаленные угольки отдают все тепло своего маленького тельца и превращаются в пепел. Смерть, страдания и болезни так прочно укоренились в жизни бедняков, что даже такая трагедия как гибель пятилетнего малыша не вызывала в них никакой жалости. Нелепость его жизни и смерти могла лишь рассмешить людей, что давно забыли о том, как оплакивать умерших. Барышне Хатаке просто повезло, ведь если бы не Его Высочество Наследный принц, то и она бы также сидела сегодня в углу и заливисто смеялась, радуясь тому, что это не ее жизнь закончилась в котле с кипящим свиным бульоном. Наверное, Саске все же имел право требовать плату за избавление от участи грязной рабыни. -Эй! А ну прекратите! – евнух Ли, зашедший за ужином для своего наставника, был неприятно удивлен тем, какие разговоры вели слуги, - Добродетельным людям следовало бы пожалеть ребенка, а не сожалеть об испорченном супе, - он грозно взглянул из-под своих густых бровей на присутствующих, а заметив Сакуру вдруг замер, - Барышня Хатаке, - молодой евнух подошел к девушке и поклонился, - Вам следовало бы быть осмотрительнее в присутствии дочери наставника Наследного принца! Все вдруг стихли. -Ох, нет, все нормально, - в панике принялась оправдываться Сакура. Вопреки ожиданиям евнуха Ли, именно на кухне, слушая пустую болтовню поварих, случайно забежавших служанок, уставших евнухов и сварливых тетушек, она могла отвлечься от давящего чувства одиночества. И ее вовсе не обижало то, что никто из присутствующих не считал ее столь значимой, чтобы контролировать то, что порой слетало с их языка. -Вы обязаны уважать тех, кто имеет благородное происхождение! – отчитывал евнух слуг. От этих слов Сакуре и вовсе сделалось дурно. Какое еще происхождение? Девушка не знала, куда себя деть. Ее щеки горели от стыда. Она схватила край зеленого рукава ланшаня евнуха Ли (прим. автора: ланшань – платье-рубашка с узким рукавом и круглым воротом) и дернула так, что молодой человек был вынужден остановиться и обратить на нее свое внимание. -Господа, я прошу прощения! Евнух Ли не то хотел сказать, - служанка Зала умственного развития не могла стоять прямо, она сжалась и сгорбилась, настолько ей было неловко перед остальными. -Господа?! Ха! – тетушка Мицу не была из тех, кто стерпит и промолчит, - Просим благородную барышню Хатаке больше не задерживаться среди черни, дабы мы не оскверняли Ваш взор и слух, - она поклонилась, даже не отойдя от своего места и не выпуская их рук половник, а выпрямившись плюнула сторону, явно показывая свое отношение к словам мальчишки, что смел поучать ее. Отношения между Сакурой и слугами до этого момента можно было даже назвать приятельскими, казалось, что со временем они могут подружиться. Она подолгу сидела у печей, обедала со слугами, слушала их простые беседы, рабыни помогали ей залечить раны от наказаний Ваньи. Однако все так быстро обернулось прахом, что Сакура даже не успела удивиться. Видимо, с самого начала она неправильно их поняла. Вернувшись во Дворец, барышня Хатаке по привычке тянулась к обществу слуг, не понимая, что ее статус сильно изменился с тех пор, как она впервые покинула пределы Запретного города. Они не приняли ее, они не видели в ней друга, они просто прислуживали и терпели, надеясь, что будущем Сакура отплатит за добро. В очередной раз столкнувшись со своей глупостью и наивностью, барышне Хатаке не оставалось ничего иного кроме как отступить. Навязываться кому-либо было неприятнее всего. Кажется, евнух Ли еще что-то потом говорил, кричал и в его сторону даже кинули тяжелый предмет, но Сакура не видела этого. Она медленно брела по улочкам Запретного города и в этот раз решила прогуляться чуть дальше Зала умственного развития. Ноги сами привели ее ко Дворцу хризантем, который на данный момент занимала баолинь Самуи. В окнах горел свет, некоторые слуги в панике стояли, устремив свои взгляды к боковой комнате. Кто-то бегал, приносил и уносил воду, подогревал лекарства прямо у входа, раздувая огонь круглым соломенным веером. Те же, что не могли помочь, просто шепотом переговаривались меж собой, но издалека было трудно разобрать даже обрывки фраз. Было ясно лишь то, что у Первого принца сегодня снова случился приступ. -Красавице не следует долго стоять на ветру, - этот голос и манеру речи Сакура не могла не узнать. Кабуто со спины подошел к девушке, мягко приобняв за плечи, он развернул барышню Хатаке и силой увел в сторону Зала умственного развития. Чуть отойдя от Дворца хризантем, лекарь отпустил ее. -Очень глупо вот так приходить к чужому дому, - он говорил тихо, продолжая идти впереди Сакуры. -… -Чувствуешь вину? – поинтересовался мужчина, он шел медленно, но все еще не спешил поворачиваться лицом в своей собеседнице. -Не знаю, - после некоторой паузы честно призналась Сакура. -Не стоит думать, что все благодаря тебе, ты не так много и сделала, - он наконец остановился, взглянул на нее и мягко улыбнулся. В такие моменты трудно было сказать, что происходит в голове у этого странного человека. Могло даже показаться, что он искренне сочувствует, переживает или даже заботится, но барышня Хатаке, разумеется, видела все иначе. -Чего Вы хотите? – остановившись резко перевела тему девушка. Кабуто забавляла ее реакция. Сколько всего можно было сотворить с этой прелестной служанкой, пока он наконец не сломал бы ее и не сорвал с ее лица маску добродетели. Даже сейчас, зная, что ее руками Наследный принц травит невинного ребенка, ее глаза все еще светились искренностью, и Кабуто не мог не восхищаться этой наивностью. -Как же ты хороша в своей простоте, — прошептал он, приближаясь к ней. Она вздрогнула, но не отступила. В этом была ее сила — даже когда все вокруг рушилось, она оставалась стойкой. Лекарь знал, что именно это качество сделает ее падение еще более захватывающим. Он решил начать с мелочей. Пара слов здесь, капля сомнения там. Кабуто знал: этот процесс будет долгим, но он был готов ждать. В конце концов, когда она упадет с пьедестала своих идеалов, это станет еще одной его победой. -Твоих стараний мало, чтобы по-настоящему помочь Его Высочеству, - Кабуто нарочно завел руки за спину, будто говоря «я не притронусь к тебе, не бойся», и наклонился прямо к уху девушки, - переспи с Императором, - низким голосом прошептал лекарь, не скрывая усмешки. Нелепо. Сакура не могла поверить, что подобную чушь произнес именно он – мастер дворцовых интриг. Ему ли было не знать, что больше года назад барышня Хатаке не смогла впечатлить Государя ни своей внешностью, ни происхождением. Глупо было надеяться, что сейчас она сможет привлечь его внимание. Однако он сказал то, что сказал. А Главный лекарь не тратил слов зря, особенно, когда беседа шла посреди улицы Запретного города. -Ваши шутки слишком сложны для понимания, - голос предательски задрожал, выдав волнение девушки. Еще миг и маска равнодушия треснет, обнажив все страхи Сакуры. Ведь и до последней фразы мужчины, ей было сложно сохранять спокойствие рядом с человеком, при одной мысли о котором сердце сковывало страхом. Барышня Хатаке не стала ждать. Не найдя в себе мужества взглянуть в глаза Кабуто и попрощаться, Сакура подобрала юбки и быстрым шагом направилась в сторону Зала умственного развития. -Я всего на пару дней опережаю события – невозмутимым голосом успел сказать ей вслед лекарь. Было ли это всерьез или мужчина насмехался над ней? Барышня Хатаке не была уверена в ответе. Но не мог же Наследный принц придумать план, в котором Сакуре была отведена роль в постели Императора? В самом деле, для этого было множество других девушек, которые справились бы намного лучше. Если Его Высочество хотел отомстить и занять трон, то действительно стоило начинить весь Дворец, включая и гарем, своими людьми. Это правильно. Но не таким же образом … Сакура старалась не думать о своих чувствах. Для Саске они вряд ли имели значение и он, разумеется, не брал их в расчет. Просто такая расстановка сил была неэффективной. Он ведь знал ее, знал ее характер, прекрасно помнил о том, что она совершенно не умеет лгать. Верно? Он ведь помнил? Разумеется, Его Высочество не мог забыть. В любом случае, Сакура в это верила. Просто Кабуто играл в свои игры. Не более того. На площади перед Залом умственного развития в полумраке служанка заметила юношу в зеленом ланшане. Услышав тихие шаги и шелест юбок, он обернулся. -Барышня Хатаке, - как-то слишком печально поприветствовал девушку евнух Ли. Он вежливо протянул сложенную несколько раз бумагу, однако Сакура не решилась взять этот «дар». -Евнух Ли, - учтиво склонилась в ответном поклоне служанка, - с чем связан Ваш визит? – она говорила тихо, голос не выдавал ее волнения, а слова звучали так, будто совсем недавно они не встречались на кухне. «Давайте забудем то, что произошло», - не обязательно что-то произносить вслух, чтобы всем стали ясны твои намерения. -Учитель поручил передать письмо от достопочтенного господина Хатаке, - еще тише отвечал юноша, - Я… я прошу прощения, барышня Хатаке, - не понимая или не желая понимать намеков Сакуры вдруг перешел в извинениям евнух Ли. Но слышала ли его девушка? Разумеется, нет. Его и раньше не существовало для служанки Зала умственного развития, его слова ничего не значили, а бесполезные оправдания лишь раздражали. Сейчас все внимание Сакуры было сосредоточено на клочке бумаги, что протягивал ей юноша в зеленом ланшане. Глаза ее засияли подобно звездам на ночном небосклоне. Она была готова даже обнять этого невзрачного посланника, но сдержавшись лишь с улыбкой поблагодарила его. Ей не терпелось скорее развернуть письмо, но в полумраке было бы трудно разобрать, что там написано. Поэтому небрежно попрощавшись с юношей, девушка поторопилась в кабинет Зала умственного развития. С трясущимися от нетерпенья руками Сакура с трудом зажгла свечу и чуть не порвала тонкую бумагу, разворачивая письмо. Мир вокруг замер. Она не видела перед собой больше ничего другого. Ее глаза жадно поглощали каждый знак, а разум, словно в тумане, пытался осознать, что же хотел сообщить достопочтенный господин Хатаке. Слова текли по строкам, как холодный дождь, проникая в самую душу. Не зря говорят, что иероглифы похожи на людей, и костяк этих был исполнен высокомерия. «Законная супруга, госпожа Рин Нохара скончалась на восьмом году эпохи Чжэнь-гуань от болезни сердца. Была похоронена надлежащим образом, с соблюдением всех ритуалов. Именная табличка госпожи Рин Нохара помещена в родовой храм клана Хатаке» (прим. автора: «Чжэнь-гуань» кит.貞觀, «Золотые годы», я взяла для Итачи девиз правления второго Императора династии Тан Тайцзуна) Сакура не могла поверить, что именно эти иероглифы могут означать конец. Конец тому, что было так привычно и дорого. Внутри нее раздался глухой звук — будто что-то хрустнуло, сломалось, исчезло навсегда. Законный отец, оставивший ее наедине с этой ужасной новостью, словно выбрал легкий путь. Он не счел нужным сообщить о болезни госпожи, предпочтя просто дождаться ее смерти и передать короткое сообщение на бумаге — безмолвно и бездушно. В его строчках она почувствовала холодную дистанцию, которая разделяла их. Как будто он решил, что она даже не стоила того, чтобы знать о состоянии своего самого близкого человека. Слёзы наполнили глаза, но они не могли смыть ту пустоту, что вдруг разверзлась внутри. Она вспомнила бесконечно грустный взгляд матушки, её мягкий голос и тихую нежность, которые когда-то наполнили сердце Сакуры теплом и надеждой. В одно мгновенье свет погас в душе барышни Хатаке, оставив лишь непроглядный мрак и одиночество. Она не знала, как долго стояла так с письмом в руках, но вдруг ощутила боль. Болело не сердце, все тело девушки превратилось в одну сплошную рану, разорванную горем месиво из мяса и крови. Невидимая рука сдавила грудь в железных тисках. Сакура аккуратно, будто боясь сделать больно драгоценной вещице, сложила письмо и прижала к сердцу. Она бы никогда не подумала, что простые следы чернил на белоснежной бумаге могут причинить такую боль. «Законная супруга» - это все, чего она заслуживала? Даже после ее смерти Какаши был донельзя сдержан по отношению к Рин. Разве кто-то вообще пишет: «… похоронена надлежащим образом, с соблюдением всех ритуалов», - говоря о своей покойной жене? Как бы супруги ни были далеки друг от друга при жизни, ни один дворянин не смог бы столь равнодушно выразиться. А достопочтенный господин Хатаке сообщал приемной дочери о смерти ее матушки, будто писал отчет Государю, не проявляя и толики сочувствия и скорби по усопшей. Каждое его слово острее любого ножа резали плоть Сакуры, оголяя белые кости, лишая всякой надежды на исцеление. Чувства сжали горло, и слезы покатились по щекам, оставляя за собой следы утраты. Когда она умерла? Почему он не написал раньше? Болела ли она уже, когда отправляла письмо дочери в последний раз? Или смерть пришла внезапно? Разве ответ на эти вопросы мог принести облегчение? Бесспорно, нет. Ничто сейчас не могло заглушить боль от потери единственного родного человека. Начался дождь. Шел сезон колошения хлебов (прим. автора: колошение хлебов (манчжун) – период с 6 июня по 21 июня), в столице с каждым днем все чаще шел дождь, а весь воздух уже пропитался влагой и сыростью.