Казанский феномен

День плавно перетекал в ночь, и город, казалось, замер в ожидании. Даже самые тёмные дворы и заброшенные гаражи заполнили отголоски радости: где-то играло радио с новогодними песнями, вдалеке хлопали петарды. Но Даниле всё это казалось очередным лишним шумом.

Ненавистные будни.

Он стоял у старого подъезда, подсвеченного тусклым светом фонаря. Здесь, в двухэтажной «хрущёвке», жил Лёха Ребров, который и устроил эту встречу. Вокруг него собирались лучшие из «старших» — те, кто держал район, те, кто шептал своё имя не по-доброму. Данила был одним из последних, кто вошёл. В комнате пахло тошнотворной затхлостью. За столом уже собрались все: Серёга с кличкой «Серый» сидел ближе к двери, у стены полулежал Славик, нёсший кличку «Кабан», ведь был тихим и с внушительными габаритами. В углу натягивал струны дешёвой гитары парень по имени Юрец, а Лёха, неформальный лидер, уставился в окно — как всегда отстранённый. На столе — напитки, соленья, несколько скромных блюд, закуски. — Ты как всегда вовремя, — пробормотал Лёха, бросив взгляд через плечо. — Давай, устраивайся. Данила обвёл взглядом компанию. Всё это было привычно. Может, даже слишком привычно. Он взял место ближе к углу, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Салюты, которые брали своё начало где-то в другом дворе, стали каким-то знаком для «вожака», и он подал голос в своей привычной сдержанной манере: — Ну что, братва, Новый год ведь. Пора и нам подвести итоги. Все понимали, что его слова — не просто речь за жизнь. Это был отчёт за год: кто отработал, кто оплошал, кто будет жить дальше, а кто исчезнет из компании. Разговоры шли ровно, почти буднично, но в воздухе повисала какая-то тяжесть. Данила слушал молча, держа в руках стакан с… какой-то бурдой. Никто не настаивал, чтобы он пил. Ему и не нужно было. Всё, что здесь обсуждалось, казалось ему дежурным. — Кашин, а ты чего молчишь? — неожиданно обратился к нему Серый, и все головы повернулись в его сторону. — Говорить нечего, — ответил Данила спокойно, глядя в стол. — Это потому, что у него всегда всё по плану, — добавил Лёха с лёгкой усмешкой. — Не зря я говорил, что этот парень далеко пойдёт. Все разом одобрительно закивали, и разговоры вновь вернулись к своим темам. Но рыжеволосый чувствовал, как где-то глубоко в груди вздымалась странная тоска. Кошки на душе скреблись, что ли. Он взглянул на часы — половина одиннадцатого.

Невыносимо.

Шум. Голоса. Шум. Игра на гитаре. Шум. Телевизор. Шум. Невыносимо.

Он ушёл незаметно. Никто не пытался его остановить. Это было даже не бегство, а скорее решение, которое не нуждалось в объяснениях. Лёха всё равно поймёт, да и остальные вряд ли осудят. Он всегда был странным и слишком спокойным для всей этой возни. Холодный воздух ударил в лицо, когда Данила вышел из подъезда. Казань, окутанная снегом и светом гирлянд, выглядела иначе: праздничной, весёлой и семейной. Но для Данилы всё это оставалось фоном. Хуёвым, честно говоря. Он шёл мимо домов и витрин, не обращая внимания на шумные компании и смеющихся детей. В кармане куртки лежал старый складной нож — не для использования, а просто чтобы быть уверенным. Его мысли плавно текли, как холодный воздух. Почему он ушёл? Вопрос казался странным даже самому себе. Наверное, потому, что все эти «новогодние собрания» всегда были больше ритуалом, чем чем-то важным. Всё уже было решено, и он это знал. Все знали. Зачем тогда собираться лишний раз, чтобы проговорить очевидные вещи, попутно набивая брюхо, и выставляя эту чепуху праздником? М-да. Парень странствовал по обледенелым тротуарам: не торопясь, но уверенно. На улице холод крепчал, морозный воздух врывался в лёгкие, вызывая лёгкую головокружительную ясность. Под ногами хрустел снег, а вокруг предстала ночная Казань: компании на лавках с пластиковыми стаканчиками, доносившийся со стороны улиц лай собак, слышалось звучание петард и салютов. Суматоха Нового года витала в воздухе. Город был словно декорацией к фильму: красивой, яркой, но пустой внутри. Каждый прохожий мог быть героем в своём сценарии, но Данила видел лишь статистов. Все эти улыбающиеся лица, наряженные ёлки за витринами магазинов, запах мандаринов и дешёвого алкоголя — всё это не имело для него никакого смысла. Город жил своей жизнью, а он — своей. Он шёл сначала час, потом два, потом три… Время потеряло значение. Снегопад усиливался, делая улицы почти безмолвными. Фонари стыдливо мерцали — уже давно стоило поменять лампочки. Данила брёл куда глаза глядят, не разбирая дороги, пока Казань постепенно не начала просыпаться. А кто-то в это время только ложился отдыхать. Где-то под утро он вышел на главную улицу. Снегопад уже утих, и первые лучи рассвета прорезали серую мглу. Магазины и киоски, будто сонные, оживали: открывались ставни, за стеклом мерцали светильники, торговцы выносили ящики с продуктами. Данила остановился у одного из киосков. Продавщица, пожилая женщина в тёплом пуховике, заметив молодого человека с обветренным лицом, улыбнулась ему. — Молодой человек, чего берёте? Пирожки горячие, только из печи! Данила пожал плечами, взглядом окидывая ассортимент. — Один с мясом. Женщина быстро упаковала пирожок в бумагу и протянула ему. Юноша достал пару монет, отдал их и молча пошел дальше, даже не взглянув на горячий сверток. Желания подкрепиться не было — просто привычные движения, чтобы не терять контроль. Дальше он сел на прикрытую снежной шапкой лавку в ещё сонной части города. Детская площадка неподалёку, вся утопающая в снегу, была пуста. Лишь ветер раскачивал одинокие качели. — Рыжий, что-то ты сегодня в чужом месте оказался, а? Голос раздался за спиной. Данила не повернул головы. Он знал, что будет дальше. Глухое напряжение, накопившееся за эти дни, усилилось. Ветер будто бы стих, а снегопад прекратился, уступив место нарастающей тишине. Перед ним стояли трое парней. Один из них был высоким, широкоплечим, с тёмной курткой и лицом, скрытым под капюшоном. Второй — чуть ниже ростом, но с наглым взглядом, как будто он считал себя главным здесь. Третий держался позади, но было ясно, что это не простая «массовка». Они явно не случайно выбрали это место и не случайно обратились к Кашину. — Выходные, а ты один… Прям как волк, — Продолжал насмехаться наглый, сделав шаг ближе. — Тебе не скучно? Данила ответил ему лишь взглядом, в котором не было ни страха, ни желания говорить. Этот взгляд был простым, но красноречивым. Парень сзади усмехнулся. — Ладно, Рыжий, дело к тебе есть. Старшие говорят, что ты теперь у них важная шишка. Поздравляем, так сказать. Но есть нюанс, понимаешь? Мы ведь тоже не на лавке сидим. У каждого свой хлеб. А ты тут как-то слишком уверенно гуляешь по нашим местам. Данила молчал. Всё было предельно ясно. Это не просто разговор, а тест. Ему хотели показать его место. Или, наоборот, заставить его доказать своё. — Ничего сказать не хочешь? Ну, давай, молчи. У тебя же всё по плану, верно? Наглый сделал ещё один шаг, почти вплотную подойдя к рыжеволосому. Это был его способ спровоцировать — проверить, что будет дальше. Данила едва заметно улыбнулся уголком губ, быстрым движением доставая из кармана складной нож. Лезвие сверкнуло в свете фонаря. — Хочешь спросить — спрашивай. Только с собой потом разберись, — его голос был низким, ровным, почти ленивым, но от этого ещё более пугающим. Двое парней напряглись. Тот, что стоял сзади, шагнул вперёд, словно собираясь вмешаться, но наглый поднял руку, останавливая его. — Ладно, Рыжий. Ты доказал, что не из трусливых. Но мы ещё встретимся. А пока счастливого Нового года, слышь? Они развернулись и ушли. Данила остался сидеть на месте, глядя им вслед. Это была лишь первая встреча, но почему-то в груди не было ни волнения, ни страха. Это был всего лишь очередной день — как всегда. Кашин кинул недовольный взгляд на булку в руках, и она стремительно полетела в мусорный бак.