Метки
Описание
Не в предыдущей и не в следующей.
В этой.
Посвящение
OST:
i'm thinking it over, i swear i told her
when she's next to me, i'm out of my mind
○ out of my mind — cloudsparty, musicbyarwy
второй OST:
in this and every life
i choose us every time
○ carry you home — alex warren
# я до тебя.
01 декабря 2024, 01:35
Я стал тем чёртовым злодеем,
которого пытался убить.
М о р г а н П э р р и о т т
#ЯЗАДОЛГОДО
Я аутингом не занимаюсь. Значит, Ким Дживон видела каждое фото и видео. Сейчас она единственная, у кого есть настоящая власть. Сону не представляет, что начнётся, если кто-то из взрослых узнает о содержимом флешки, но уверен, что ничем хорошим это не закончится. Кван Бэ и Шим Дохён предупреждали, что произойдёт, реши Сону их предать. — Не бойся, бусинка. С твоим парнем всё будет хорошо. Голос госпожи Ким низкий и звонкий. Ян Чонвон неловко кланяется, не опровергая и не подтверждая её предположение, и Сону наблюдает, как он выбегает из приёмной вслед за матерью. Джей наблюдает тоже. Он приподнимается с пластикового стула, выворачивая шею, и в его глазах явно искрится беспокойство. Слышно, насколько громко в кабинете продолжает голосить Ким Сонхак. Сону ненавидит отца всеми фибрами души. Отвратно, что ему досталась его улыбка, глаза. Склонность к экспрессии, и Сону многое бы отдал, чтобы избавиться от столь нежеланной наследственности. Гораздо безопаснее было бы взять кротость и бесхребетность матери. Директор Кан просит взрослых вернуться. Госпожа Ким отправляет Дживон ждать в машине, провожает госпожу Чан и Вонён вежливой улыбкой, не затрагивающей глаз, и обращается к Сону. Их взгляды, безмятежно уверенный и сухо пустой, встречаются. — Ещё не поздно всё исправить, — мягко предупреждает мама Дживон. — Скажите правду, господин Ким. — Уже сказал. Сону по привычке тянется поправить чёлку, потом вспоминает о сломанной руке и опускает неестественно тяжёлое предплечье. Скорее бы этот суд закончился, и его оставили в покое. — Знаете, а с вами даже не поспорить, — госпожа Ким усмехается. — Каждый человек в своём мире прав. Дальше она что-то говорит господину Паку и Джею на английском. Они вполголоса переговариваются, но Сону не понимает ни слова. И не желает понимать. Их слова не о нём. Не про него. Никому нет дела до него. Родители вскоре уходят в кабинет, оставляя детей в шуршащем одиночестве. Сону опирается на скрипящую спинку и расставляет колени. Прошли дни, а тело до сих пор подобно сломанному механизму. Бордовая корочка на лопнувшей губе отзывается вспышками боли при каждом раскрытии рта, подбитый глаз и рассечённая скула обезображивают лицо. О скрытых одеждой синяках нечего и говорить. Лучше бы Кван Бэ и Шим Дохён его убили. Сделали бы то, на что у Сону никогда не хватало смелости. Пак Джей наклоняется вперёд и упирается локтями в бёдра, прячет щёки за сомкнутыми пальцами. Он выглядит слишком спокойным. Мерзко. Часто моргая, Джей смотрит в пол, и Сону раздражает эта показушная невозмутимость. Ему приходится прилагать немалые усилия, чтобы держаться и не плакать. — Ты сам к нам полез, — говорит Сону сквозь зубы, нижнюю челюсть при малейшем движении сводит. — Ты испортил… Никто тебя не звал в компанию. — …stop. — Чонвонни никогда не будет с тобой, — голос дрожит, а поплывший глаз щиплет. — Ты кусок американского дерьма. — Stop. — Чонвонни ненавидит тебя. — Please. Сону не знает английский, как Чонвон или Ким Дживон, но простые слова перевести может. Иностранные буквы сталкиваются в воздухе с метафорическим стуком, Джей поднимает голову, и становится понятно, что ни черта он не спокоен. Джей плачет: щёки, блестящие от слёз, нос и подрагивающие на коленях пальцы. — Why? — Сону не отвечает, поэтому Джей возвращается к корейскому: — За что? Сону, если я тебя чем-то обидел… Почему ты… — Просто так. Джей невольно вскидывает брови. Сону улыбается, ощущая, насколько стремительно мокнут щёки и подбородок. Никаких секретов или мести. Сработала обычная самозащита. Кван Бэ обязательно бы раскрыл его ориентацию, не обвини Сону кого-то другого. То, что им стал бесячий Джей, — приятный бонус. — Я не просил помогать, — продолжает Сону насмешливым тоном. Губы уже складываются в уродливые линии. — Ким Сону… — Это твоя вина, — со смехом вторит Сону недавним словам Вонён. — Во всём, что случилось, ты один виноват. Расплачивайся. Джей неожиданно выглядит злым. Или взбешённым. Или абсолютно разбитым. Сону не в состоянии точно описать, но рот Джея упрямо сдавлен, ноздри раздуты. Он, не переставая, плачет, проводит языком по нижним зубам и безуспешно пытается проморгаться. Сону встаёт со стула. — Скажи им, — говорит он, подаваясь ближе. — Давай. Загляни в кабинет, расскажи. — What will happen to you? — Это не имеет значения. — It does. Сону представляет, как где-то в школе гремит взрыв. Бетонные стены складываются фишками домино, окна лопаются опасными осколками, и они все оказываются погребёнными в общей могиле. Плоть Сону не выдержит, тоже взорвётся. Может, Джей лишится головы. А Ким Сонхак просто сдохнет. И решит многие проблемы. — Ты это… из-за флешки? Что на ней? Джей шмыгает носом и вдруг начинает по-странному тревожно разглядывать его. Перед кем он играет, если вокруг никого? На Сону его притворное участие не подействует. Люди ничего не делают бескорыстно. — Что на той флешке, Сону? Я. Джей икает и вздрагивает плечами. За стеной вновь раздаются крики отца, что-то о суде и страховых выплатах. Семья Пак бедна, возможно, так же, как семья Ким-Ли, и ни одна из них не потянет ремонт испорченных парт и стульев. Сону набирает в кулере стаканчик холодной воды, ставит его на подлокотник стула Пак Джея и выходит из приёмной. Секретарь директора Кана провожает его растерянным взглядом и только открывает рот, как Сону уже плавно закрывает дверь со стороны коридора. Шаги по бетонной лестнице почти не слышны. Сону спускается на первый этаж, и сегодня, в отличие от обычного дня, от стен школы не отбивается рой всевозможных голосов. Похоже на морг. А на улице тепло — почти жара. Недавние дожди растворилась без следа, и внешний двор пахнет цветами, которые каждый год высаживают в полукруглых длинных клумбах. Сону не уверен, что найдёт то, что ищет, но всё равно доходит до дальней площадки. Туда, где почти начинается школьный стадион. Обычно в закутке между ним и административным корпусом старшеклассники собираются на перекур. В субботу вряд ли, однако Сону узнаёт высокие фигуры. Выпускник из параллели Пак Сонхуна и Пак Джея, его одноклассник и Кван Бэ. Шим Дохёна с ними нет. С расстояния непонятно, о чём они разговаривают, хотя приближение Сону останавливает разговор. Отвечавший что-то с усмешкой Кван Бэ замирает. Довольная улыбка медленно исчезает с его лица, и он на автомате касается огромного пластыря на носу после удара Пак Джея. Сону приостанавливается. На достаточном отдалении, чтобы ничего не услышать, но увидеть. Кван Бэ просто смотрит на него, и Сону молча смотрит в ответ. Здесь не будет ни раскаяния, ни извинений. Ни с одной из сторон. Сону лучше бросится под автобус, чем попросит у Пак Джея прощения. Каких-либо слов от Кван Бэ нет смысла ждать. Для него с Шим Дохёном происходящее стало игрой. Для Сону — вывернутой наизнанку душой. Когда он впервые за почти восемнадцать лет поверил, что смог кому-то понравиться. Выпускник из параллели толкает Кван Бэ в плечо. Он не реагирует, продолжая издалека разглядывать Сону. Серьёзно так разглядывать, потому что шутки кончились. Совести у него нет. За три месяца бесконечных ночных переписок Сону успел узнать его. Кван Бэ ничем не отличается от остальных. Люди не способны на сострадание и искренние чувства. Даже Пак Джей. Он же с самого начала года работал на репутацию и специально влюбил в себя половину старшей школы, чтобы его обожали. Чан Вонён — наивная дура. Она поддержала Сону, потому что грёбанная гомофобка. Узнай она, что Сону ничем не отличается от тех двух петухов, она бы точно не встала на его сторону. Про Пак Сонхуна и говорить нечего. Он самая настоящая мразота. Хотя нет. Мразь здесь одна, и зовут её Ян Чонвон. Выстроил из себя жертву? Да как он смеет? У него в жизни всё хорошо. У него крепкая семья, его любит отчим. Сестра, родная мать. Его влюблённость взаимна. Сону может о подобном лишь мечтать. Сону хочет, чтобы им всем было хуже чем ему. Едва Кван Бэ делает неловкий шаг, он разворачивается и пересекает передний двор по направлению к калитке. Сегодня — последний день, когда Сону видит Кван Бэ.#
От прилетевшей пощёчины звенит в ушах. — Ёбо! Не выдержав силы удара, Сону отшатывается к столу. Нельзя опускать защиту. Пальцы нащупывают вытянутый стакан, подушечки отмечают засохшие пятна на гладкой поверхности. Сону вскидывает руку и случайно проливает половину на рукав, но главная цель достигнута: Ким Сонхак становится мокрым. — Что ты там устроил? — цедит он, подтягивая Сону за загривок. — Ты не гей. — Гей. — Ты чё, бля? Настолько злым отец не был с прошлого вторника. Его не заботит ни сломанная рука Сону, ни повисшая на спине супруга. — Ёбо! — Жить расхотелось? Сону переводит взгляд на чайник, греющийся на плите. Если Ким Сонхак положит на неё ладонь, пальцы придётся отдирать. Верхняя кожица отделится от мяса с лёгкостью, точно тканевая маска. Пахнуть, наверное, будет отвратительно. А как он закричит… — Ёбо! Сону и так… — Я гей, аппа, — тихо произносит Сону, упиваясь выражением отцовского лица. Мини-спектакль. — Твой наследник — гей. Ким Сонхак с устрашающим рёвом замахивается, и Сону готов поклясться, что слышит свист рассекаемого воздуха.#
В первый раз получая удар, Сону рисует картинку. Получается, конечно же, не очень. Сону не из тех одарённых детей, способных на произведения искусства, поэтому старается изо всех сил. По окончании он залезает на покачивающийся табурет. Мама на кухне что-то варит. Сону выпрямляется, балансируя на носочках, и гордо показывает бурный всплеск яркого оранжевого, жёлтого и фиолетового. — Омма! — Омо, Кнопа! Мама так и зовёт его: «Кнопа». Независимо от возраста. Потому что носик у Сону точно круглая пуговка. Когда он был совсем маленьким, она постоянно расцеловывала его лицо, а потом нажимала на кончик носа и с улыбкой проговаривала: «Пуп». Сону откликался писком, подобно заведённой игрушке. — И что тут у нас? — Я Чонвонни и Вонённи подарю, — гордо отвечает Сону, на обычном листе бумаги: причудливые фигурки, большой деревянный дом и куча маленьких собак. — Мы с Чонвонни и Вонённи поженимся! Смотри, смотри! Мама отвлекается от смешивания глазури. В силу возврата Сону ещё не понимает, что постоянные тортики и капкейки на кухне появляются не по сытой прихоти, хотя мама и правда любит сладкое. — Айгу-у, ну красота! — Блять, Гёнэ, ты глухая? Я же просил погладить рубашку! В коридоре показывается папа, он недовольно сжимает у бедра белую ткань. И не разобрать, что она из себя представляет. Мама, наклонившаяся к Сону, оборачивается через плечо. — Ёбо, я погладила. — Не ту, блять! Брошенная рубашка порхает к ногам мамы. Сону приподнимается, заглядывая вниз, затем ловит проходящего мимо папу за мизинец и показывает окончательно подсохшую картинку. Новая акварель — прекрасный результат! — Аппа! Я нарисовал! Я поженюсь на Чонвонни, смотри, там наш доми… Раскрытую ладонь простреливает неожиданной болью. Папа выхватывает рисунок, загребая и маленькие пальцы Сону, и это похоже на удар. Мама испуганно ахает. — Пусть хуйню не рисует. Сону кривит губы, готовый разрыдаться. Почему папе не понравилось? Он так старался! Так вырисовывал, сидя на ледяном полу и надеясь подарить лучшим друзьям лучшую картинку на свете! — Мальчики на мальчиках не женятся. — Боже, он же просто ребёнок! Это одно из самых ранних воспоминаний. Сону ещё даже не знал о своей ориентации. Он хотел, чтобы они с Чонвоном и Вонён навсегда были вместе. Разницы в возрасте не существовало, Сону воспринимал их друзьями-одногодками. В принципе, это не единственный случай, когда Ким Сонхак проявлял агрессию к любому проявлению нестандартных чувств.#
Оглушает и этот удар. Он приходится куда-то в район макушки, и Сону пошатывается отодвигаясь. Рука в гипсе изо всех сил цепляется за край стола. Падать нельзя. Падать — это сразу поражение, и, спасаясь от очередной пощёчины, Сону стремительно пятится. Мама вскрикивает. — Ёбо! Нам скоро к врачу! — Пак Джей так его разукрасил, что никто не заметит. Нащупав деревянную ручку, Сону выставляет её перед собой и видит, что это нож для резки овощей и фруктов. Маленький. Особо не причинить вреда, но отец не вовремя встряхивает рукой и чертыхается. Капли. Красного. Не опасно. По предплечью медленно растекается на несколько тонких линий алая кровь. Похоже на корявую лесенку, будто кто-то пытался обрубить отцу запястье. — Только попробуй, — выдыхает Сону, а колени-то трясутся. Уверенный вид — обман. — Что вы устроили! Нож из стиснутой ладони забирают. Мама умудряется сделать это одной рукой, второй прижимает снизу к порезу отца одноразовое полотенце. Он, на удивление, не сопротивляется. — Этот выблядок опозорил нас. — Ты справился не хуже, — злобно парирует Сону. Его потряхивает с ног до головы. Лучший друг их семьи? Стыд.#
От любви до ненависти всего шаг. Любовь к родителям — вечные разочарования, обиды и боль. Может, немного злость. И очень, очень, очень много зависти. Пока что она белая. Недавно Сону исполнилось пятнадцать. Чонвону уже четырнадцать, Вонён ещё тринадцать, она догонит их через месяц. Дружбы крепче на свете не существует. Они делятся друг с другом всем и настолько близки, что Сону не ощущает себя ни хёном, ни оппой. Они словно одногодки, сведённые судьбой. Чонвон будет занят всю неделю, он наслаждается выходными в компании давнего хёна — Хан Сухвана. Сону он не нравится. Есть в выражении его лица что-то неприятное, но у Сону не получается описать, что именно ему не нравится. Это похоже на ожидание плохого настроения папы, хотя Сухван внимательный, каждый раз спрашивает о здоровье мамы Сону и хвалит причёски Вонён. Нет ни одного доказательства, что он плохой. У Сону есть предчувствие. Сегодня они с Вонён вдвоём; гуляют по окрестностям и объедаются мороженым. Солнце липнет к загривку противной плёнкой, отчего Сону постоянно вытирается предплечьем. Самое время сбежать по мягкому песку к приветственно прохладной воде, но Вонён вбила в голову глупую идею. — Это не так делается. — Оппа, ну научи! Тяжёлый изнурённый вздох. Сону отбегает за пролетевшим мимо цели мячом и останавливает его пяткой, потом поднимает и прижимает к груди. Вонён строит обворожительная рожицу, против которой ни за что не защититься. — И ещё в кружок собралась. — Все с чего-то начинают, — пожимает плечами Вонён. — Давай снова! Сону кивает и отходит подальше от сетки. Пот давно собрался в линии волос, а теперь неприятно приклеивает футболку к лопаткам. В такую жарень лучше сидеть дома напротив вентилятора или отмокать в ванной. Сону не любит ни загар, ни проступающие на лице веснушки. Вонён, вылившей на себя целый бутылёк дорогого солнцезащитного крема, подобное не грозит. — Оппа, давай! Я потом куплю тебе мороженку! Как будто Сону позволит младшенькой заплатить. Ду-урость. Он перемещается правее и медленно показывает, как будет подавать. Ничего сложно, но лицо Вонён напрягается. Её тёмные большие глаза, скрытые от солнца ладонью, прищуриваются. — Кидай! Сону кидает. Немного не рассчитав силы, и волейбольный мяч в жёлтую полоску перелетает через сетку и подпрыгнувшую Вонён. Через пару лет она вытянется и догонит Сону в росте, а пока едва ли дотягивается макушкой до его носа. — Оппа! Что за дела?! — Я случайно. Сону подныривает под светлую сеть, однако не успевает сделать и шага. К спортивной площадке подбегают незнакомые старшеклассники. Секунду спустя оказывается, что девочку Сону видел на прошлой неделе в магазине, а мальчик… Мальчик с сайта его средней школы. — Можно с вами? Тот самый с миллионом родинок. — Йоу, нас как раз поровну, — говорит девочка, улыбаясь смутившейся Вонён, и встряхивает пойманный мяч. — П-привет, онни. — Меня Пак Сохён зовут, это Пак Сонхун-а. Вас-то хоть как? Сегодняшним днём Сону узнает кое-что очень важное. Когда ему кто-то нравится, он превращается в шпиона. Не может оторвать взгляд в поисках любой интригующей мелочи.#
Теперь эта зависть чёрная. Такая гнилая, с ошмётками попахивающей плоти. Комната — как сцена только без зрителей; безжизненный луч фонаря из окна — замена софитов. Сону стоит посередине на мягком ворсистом ковре и застывшим взглядом смотрит на облезшую ножку стула. Родителей нет: они уехали в больницу из-за пореза папы. Было бы чудесно, если бы ему там зашили не руку, а рот. Сону представляет, как толстая игла проходит через щетину под нижней губой и подтягивает верхнюю. Может, так Ким Сонхак научится молчать. Пальцы левой руки сжимают маникюрные ножницы. Это подло. Почему кому-то всё? Почему кто-то получает от жизни ушат говна? Сону однажды делал подобное, но получилось хреново. Сейчас он повторяет, садясь на край матраса и задирая колено к груди. Домашние шорты скатываются вниз. К боксерам. Сону перехватывает ножницы удобнее и подносит острый край к бледной коже. Самое главное здесь — сила нажатия. Сону и нажимает, не жалея сил. По неизвестной причине кровь появляется редко. — Айщ. Кожа распускается, расходится прозрачными линиями. Крови всё нет. Ровные короткие края с течением долгих минут припухают. Чем-то похожи на холмики. Сону надавливает на «холмик» подушечкой указательного пальца, морщится из-за пульсации и хмурится. Брехня собачья. До сих пор не больно. Нет. Наверное, всё-таки больно. Только вот не там, где надо. Сону разрезает предплечье, практически у сгиба локтя. Тупая идея, потому что мама помогает ему переодеваться. Острый край ножниц проходится по углублению, Сону специально вжимает металл в открывшуюся ранку. Ничего. Итогом становится покрасневшая, припухшая и до сих пор бледная кожа без единой капли крови. Как так получилось, Сону не знает. Он не знает, что планировал, но неожиданным образом обнаруживает себя на кухне у магнитной полосы на стене. Почему не я? Почему не я? ПОЧЕМУ НЕ Я? Спрашивать не у кого. Ему не ответят. Почему Ким Дживон досталась богатая мать, Чан Вонён — здоровая, чёртовому Ян Чонвону — любящая, крепкая семья, а Сону — ничего? Мама Сону постоянно болеет и сидит на таблетках, они не могут сорить деньгами. Его отец пьёт. Им всем мало досталось. Нужно было придумать что-нибудь ещё. Нечестно, что больно одному Сону. Это не конец света, в конце концов, Пак Джей справится. Ян Чонвон переживёт. День пройдёт, и мало что изменится. У Чонвона всё также будут младшая сестра и любящие родители, они не разведутся. Не будут кричать, крушить дом и разбрасывать пивные бутылки. Чонвона не побьют за то, что он гей. Кто распоряжается судьбой, что одни — любимчики мира, пока вторые еле выживают? Сону отделяет от магнитной полосы самый маленький нож из семейной коллекции.#
Мама приходит практически к полуночи. Сону уже переоделся и умылся самостоятельно, на порезе выше края гипса — незаметный пластырь. Свет в комнате приглушён, отчего кажется, что она находится в другом измерении. Может, в другой вселенной. В этой из открытого нараспашку окна поддувает, и мама тянет за деревянную створку. — Ты покушал? — А ты? — Мы… перекусили, — заминка не остаётся незамеченной. Сону приподнимает бровь. — Кнопа, я… Сону догадывается, о чём хотят спросить, но продолжает молчать. Ткань спальных штанов трётся об израненную кожу, и это единственное, что держит его внимание. — Сону-я… тот мальчик… он правда ударил тебя? — мама с осторожностью подбирает слова, её маленькие пальцы гладят чёрное одеяло. — Ты же знаешь, что омма всегда готова выслушать тебя? — Знаю. — Так тот мальчик?.. В генетической лотерее выиграла сторона отца. У Сону его губы, брови, нос. Привычка выражать каждое действие и чувства экспрессивно, шумно. От мамы Сону почти не взял, разве что тонкие черты лица. Они не похожи, но отец, с кем схожесть очевидна, так и не стал ему родным. — Это… правда?.. Может, Сону взял от отца самое плохое. — Да. — Господь Бог, — ахает мама, прикрыв рот ладонью. Сону надавливает костяшками на пульсирующую кожу бедра. — Когда ты с ним разведёшься? Спрашивая, Сону не надеется на прямой ответ. Мама часто кормит его завтраками. Обещает, что вот-вот и всё наладится, что они снова будут жить в гармонии, как раньше. Пустые слова, потерявшие вкус и оболочку. Сону ждёт ответ, и мама удивляет его. Она говорит: — Когда ты поправишься, — маленькие пальцы проходятся по шершавому гипсу, всегда сухие губы оставляют поцелуй в лоб. — Адвокат Ким Леона поможет нам. — Нет, — Сону отстраняется, — нам не нужна чужая помощь. — Иногда… — Омма, — перебивает Сону, его дрожащий голос сбивается до шёпота: — Неужели мы настолько слабые? — Сону-я… Их родители учились вместе, папа и мама Сону знают мам Чонвона и Дживон с начальной школы. Это более унизительно. Они бегут с поджатым хвостом к тем, кто богаче. — Мы справимся сами. И мама — она качает головой. Выражение её лица знакомо, оно выражает одновременно боль и надежду, и Сону отворачивается: незашторенное окно, чёрный кусок стены и задний двор. Ночные очертания комнаты так знакомы, что вызывают одну лишь замыленную тошноту. — Кнопа, послушай… Просить помощи никогда не стыдно.