Дайджмен (не) вернётся

Это точно не сон? Буквально в трёх метрах от Эдда находится тот, кого художник хочет увидеть больше всего и именно сейчас. Мольбы охваченного печалью и страхом парня будто были услышаны самим богом, ведь именно сейчас в дверном проёме стояло настоящее спасение Гулда: со спокойным выражением лица, на котором держалась лёгкая улыбка, осветлёнными волосами карамельного цвета, в красной худи, а поверх неё — чёрной расстёгнутой джинсовке. На одном плече рюкзак — видимо, так же прилетел налегке, как и три года назад. Прилетел… Он правда прилетел! А Эдда точно не глючит? — Могу включить свет? Тут немного темновато, — спросил Торд и, не дожидаясь ответа, потянулся к выключателю. — Ох, ё. Видок у тебя не очень, братан, — ухмыльнулся он с немного жалостливым видом, когда увидел друга в освещении. Может, и не глючит — вряд ли воображение Гулда способно так чётко повторить сильный акцент друга-иностранца как сейчас. Одни и те же слова Ларс обычно проговаривал то мягко, почти как коренной англичанин, то слишком жёстко, совершенно не стараясь, отчего его порой было трудно понять. Так что угадать, в какой момент у приятеля появится настроение произносить слова правильно, было невозможно, и именно из-за этого Эдд в своей голове никак не мог воспроизвести манеру речи Торда в точности. Сейчас Ларссон говорил так же, как и во время звонков в Скайпе или по телефону — непредсказуемо и оттого реалистично. «Видок не очень» — фраза, которая бы льстила Гулду, если бы в действительности всё было не так запущено. Сейчас его лицо, полное глубокого удивления, всё красное, а влажные глаза опухли от плача, что случился прямо во сне. Резко пробудившись, Эдд даже не сразу понял, что был весь в слезах, а ведь ему категорически нельзя встречать в таком ужасном состоянии долгожданного человека, но увы. Обещание самому себе больше не плакать перед Тордом сорвалось — новая волна слёз так и потекла по щекам. В детстве причины слёз не отличались разнообразием. Перед другом Эдд обычно плакал горько и отчаянно: то упадёт, содрав локти и колени, то одноклассники испортят рисунки, а потом оскорбят и изобьют, то последние мгновения перед расставанием с Ларссоном доведут до натуральной истерики, а Торд каждый раз мог лишь оправдывать своё звание эмоционально скупого человека. Однако сегодня всё иначе: у Эдда в кои-то веки слёзы счастья, а у Торда на лице — мягкое и заботливое выражение. Нет того былого напускного равнодушия, скрывающего неловкость и растерянность, и для Гулда увидеть вживую такую картину стало настоящим событием. — Что случилось? — скромно поинтересовался Ларс. Как же не хочется терять такого Торда. — Ты… случился, — дрожащим голосом натужно ответил Эдд в не самой удобной позе. Весь скрюченный от голодных спазмов и онемения он лежал на кровати с задранной головой и не моргал, всё ещё боясь, что «рогатая» фигура в дверях, как видение, может исчезнуть от любого неверного действия. Улыбка Торда в лёгком беспокойстве начала немного кривиться. — Чё-то тебя совсем перекорёжило. Может, чем-то помочь? Помочь? Действительно, чем же в такой ситуации можно помочь? Всё это время Торд помогал лишь словами, которые звучали в компьютере или телефоне Эдда, не давая художнику самого важного, без чего невозможно спокойно жить и дышать полной грудью, — прикосновений. И теперь Торд здесь… Нужно преодолеть всего три жалких метра, чтобы получить от друга самую лучшую и действенную помощь, как бы эгоистично это не звучало, учитывая нынешнюю замкнутость Ларссона. Но сейчас по виду и тону голоса приятеля казалось, что он был готов принять любое желание Эдда, отчего внутри Гулда вспыхнул жар. Эдвард вздрогнул, вобрал в лёгкие побольше воздуха и, несмотря на боль, резко поднял словно налитое свинцом тело с кровати. От таких внезапных движений в глазах тут же потемнело, голова закружилась, и парень, не удержав равновесие, под отчаянный вопль полетел с постели прямо лицом в пол. По всей комнате раздался громкий грохот. Хоть в падении Эдд пробыл всего секунду, ощущение было такое, будто он сорвался с высоченного обрыва, приближаясь к смерти в долгом и мучительном ожидании, но, слава богу, серьёзные последствия миновали горе-трюкача. — А-ай… — с болезненным стоном схватившись за голову и наконец-то почувствовав вышедшие из онемения конечности, Эдд бросил на друга испуганный взгляд — тот, не отрывая глаз от распластавшейся на полу туши, скинул рюкзак с плеча и сделал шаг вперёд. — Нормально всё? — Стой на месте! Не шевелись! — озабоченно закричал Эдд в приказном тоне, немного поднявшись на локтях, однако дальше дело не пошло — ослабевшие ноги ни в какую не хотели работать. — Не хватало, чтоб ты исчез… Стой, говорю! Я сам к тебе подойду! Торд, пропустив всё мимо ушей, продолжал уверенно приближаться к другу, который не мог толком пошевелиться. — Шиза твоя так и не прошла, смотрю, — усмехнулся он, когда по бодрому возгласу понял, что с Эддом всё в порядке. — Мой реальный облик настолько неотличим от привидения? Обижаешь, дружище. Когда Эдд и Торд только подружились, Гулд долго не мог поверить в случившееся — после всех конфликтов, в которые вступали мальчишки, их пути должны были разойтись. Каждый должен был остаться при своём мнении, больше никогда не общаться и видеть друг друга, но воля случайности, или всё же судьбы, решила всё обыграть по-своему. Комната школьника-Эдда в родительском доме держала умиротворительную тишину, которую разбавляли лишь чирканья карандашей на бумаге. Во времена совместного молчаливого рисования с первым другом Эдвард, сидя за столом, частенько отвлекался от своей работы и изучающе рассматривал Торда около него. Обычно Ларссон, готовый дать отпор любому, кто представляет для него угрозу, всегда был крайне внимателен и напряжён, но сейчас, в компании Гулда, он наконец-то мог расслабиться и отдохнуть от людей. Такого Торда в школе никто не видел. Образ агрессивного задиры сбавил силу, дав Эдду возможность посмотреть на одноклассника с другой стороны, и каждый раз, когда художник выходил из забвения, рядом находился сосредоточенный, надёжный товарищ, которому хотелось доверять хоть до конца жизни. С ним Гулд чувствовал себя как за каменной стеной, но мальчик настолько привык к негативу вокруг, что возникшее приятное спокойствие с трудом принималось за действительность. «Он правда здесь? Со мной?» — ловя эту мысль, Эдд просто не мог не дотронуться до плеча Ларссона, чтобы убедиться в его реальности. Да, здесь. Эдд правда видел и чувствовал его, но уже другого. Не того подозрительного и злого хулигана, каким он был в начале, а чуткого человека, который ничуть не растеряв уже знакомой едкости, единственный встал на сторону Гулда в тяжёлый момент юного художника. Увлечённый рисунком Торд дёрнулся от неожиданного прикосновения и посмотрел на Эдда в лёгком недоумении. — Ты мне точно не мерещишься? — неуверенно спросил Эдвард тогда. В глазах Ларса загорелся насмешливый огонёк. — Конечно, нет. Шизик. Точно такая же насмешка встретила Гулда и сейчас. Привычная черта характера Торда, находящаяся на поверхности, за девять лет совсем не изменилась, и это успокаивало. — Наверно, я на всю жизнь обречён сомневаться в реальности твоего существования, — виновато улыбнулся Эдд, всё ещё лёжа на полу. Повзрослевший друг продолжал к нему неторопливо подходить, пока не встал совсем рядом. — Всю жизнь в меня не верить — перебор. Это всё из-за того, что мы виделись очень мало, — без капли осуждения легко произнёс Торд и навис над приятелем. — Встреча три года назад понятное дело не считается. Думаю, три месяца лета хватит, чтобы ты на меня больше так не реагировал, а то, знаешь, даже я уже начал сомневаться в своём существовании. Может, мы реально в матрице находимся? — посмеялся он. — Ой, нет, — помотал головой Эдд, окончательно отбросив все сомнения. — Всё-таки нет. Ты слишком хорош, чтобы быть простой иллюзией. — А то. Торд с тёплой улыбкой опустился на одно колено, став к художнику ещё ближе, отчего быстро стучащее сердце Гулда перешло на какую-то запредельную скорость. Можно было рассмотреть каждый рубец на лице Ларссона после тяжёлой формы акне, которой тот долгое время страдал. Общаясь по видеосвязи, Эдд не мог не обращать внимания на прыщи, но даже не думал о них что-то говорить вслух, однако Торд всё равно комплексовал и очень редко соглашался включать вебку в Скайпе. Благо сейчас, хоть небольшие покраснения ещё есть, ситуация определённо улучшилась. Без серьёзных проблем с кожей и пластырей на лице он определённо стал выглядеть красивее. От этих мыслей в теле Гулда даже появилось немного энергии. Ларс протянул Эдду руку, но Эдд, начав медленно подбирать под себя колени, эту руку проигнорировал. Впившись в друга внимательным, полным жадности взглядом, он был озабочен только одним: поймать и не отпускать! Сейчас! Эдвард резко накинулся на Торда, уткнувшись лицом ему в ключицу и крепко обхватив руками желанное тело. Ладони, несколько секунд погладив спину Ларссона, остановились в районе лопаток и потянули того ещё ближе. Поймал, поймал, поймал! Он поймал! Он правда чувствовал его! Эдд прижал Торда к себе вплотную, ещё сильнее стискивая его в долгожданных, приятнейших объятиях и тихо поскуливая. Да, да, да, да, да, да! Он настоящий, реальный, осязаемый. Он здесь. Влажные глаза опять налились слезами, и непонятно, от чего больше: от внеземного счастья ощущать рядом чужое тепло или ядрёного запаха табака, ударившего в нос. Он, что, скурил всю пачку за раз? Душок, честно, не очень — это с непривычки. Три года назад от Торда тоже пахло табаком, но, кажется, как-то по-другому, не слишком резко, однако его собственный запах Эдд всё равно почувствовать уже не мог. А как пахнет Торд на самом деле? В одиннадцать лет, когда Ларссон ещё не курил, Гулд мог ответить на этот вопрос, но время стёрло из памяти это ценное знание. Ответное прикосновение отвлекло от дурманящего запаха сигарет. Чужие медленные поглаживания по спине Эдда каждую секунду покрывали кожу всё новой волной мурашек, от которых хотелось растаять и превратиться в лужицу, расплавиться, сгореть или взорваться, кричать во весь голос, стиснуть сокровище рядом ещё сильнее и больше никогда его не отпускать. — Рад тебя видеть, Эдд, — фыркнул Торд и, приземлившись на оба колена, положил подбородок на ему плечо. — А я-то как рад, — прошептал Эдвард с тихим всхлипом. Никуда не годится. «Без рыданий!» — строго приказал художник сам себе и, чудом обуздав часть сильных эмоций, заговорил чуть сдержаннее: — Я тебе писал, сколько раз звонил, а ты не отвечал… Так и думал, что всё — конец мне. Ларссон с дрожью в голосе вздохнул. — Сорян — виновато сказал он. — Летел сюда и припозднился — из-за шторма рейс сильно задержали. Как прибыл, хотел купить в аэропорту сим-карту, а там киоск был почему-то закрыт. Специально ездить искать эти симки времени уже не было. Так и помчался сразу к тебе. — В любом случае предупреждать надо, — усмехнулся Гулд. — Нервы у меня не железные. От таких сюрпризов и помереть недолго. — Да перестань, от такого не умирают, — мягко упрекнул его Ларс. — Я и сам не думал сегодня прилетать. Просто всё так спонтанно решилось… — Так у тебя же сессия началась, — наконец-то дошло дело вспомнить о самом важном. — Ты чего? — Академ взял. Сегодня утром как раз сдал первый экзамен, и такой: «Бля, не могу я так, надо срочно лететь». Короче… — Торд сделал небольшую паузу, сжав в объятиях друга чуть сильнее, — почувствовал что-то неладное. Эдд не мог сдержать смешок. И ведь действительно — Торд не просто так волновался, хотя его интуиция немного пугала. По велению каких высших сил Ларссон вообще сорвался именно сегодня? Будто знал, что к концу дня Гулд впадёт в отчаяние, и посчитал своим долгом совершить великое спасение друга, несмотря на учёбу. И, главное, не прогадал — обзор на мульт, вызвавший у Эдда тяжёлую рефлексию, можно считать серьёзной проблемой, с которой художник ни за что бы один не справился. Присутствие Торда именно здесь и сейчас — воистину особенный случай. — Всё равно ты плохо поступил, — с безобидными нотками укора сказал Эдд. Он хоть и благодарил судьбу за чудесное стечение обстоятельств, совесть всё равно не могла принять её с чистым сердцем. — Надо было сначала экзамены сдать. — Ой, да насрать на них. В сентябре всё сдам, — спокойно отмахнулся Ларссон. — Сейчас у меня есть дела поважнее. — Быть здесь? — О да. Пусть и совестно, но всё же приятно быть выше чьих-то экзаменов. Быть для Торда главным приоритетом заставло Эдда не только сильнее привязываться к другу, но и чувствовать за это большую ответственность. «Я отплачу тебе за всё.» Вместе с Ларсом перейдя в более удобное сидячее положение на коленях, Эдд нехотя отстранился от Торда, оставив ладони у него на плечах, а Торд тем временем уже держал свои руки при себе. Классно, ничего не скажешь: друг только пришёл, а Гулд уже пометил его своими слезами — мокрое пятно красовалось на худи Ларссона, но невозмутимый вид приятеля, очевидно, говорил не беспокоиться об этом. Парни какое-то время в молчащем трепете просто сидели на полу и улыбались. Вроде давно знакомы, и девять лет назад их ничего не стесняло, но сейчас, осознавая, как сильно их изменило время, а долгое общение на расстоянии — восприятие друг друга, Эдд и Торд от неловкости немного терялись. Встреча вживую три года назад отличалась более сдержанными эмоциями и ужасной нерешительностью. Помимо проблем с недовольным Томом, у этого были свои причины и последующие ошибки, которые потом ничем хорошим не кончились, и, вспоминая те случаи, Эдд всегда хотел винить в них только себя. Ларссон тогда в довольно паршивом настроении пробыл в Англии всего неделю и, понятное дело, этого времени не хватило, чтобы парни снова привыкли друг к другу после долгой разлуки. Они ничего не успели сделать. Это крайне тяжёлое время, которое совершенно не хотелось признавать как часть их отношений, и поэтому Эдд с Тордом вместе решили не воспринимать происходившее за реальность. Будто той неправильной встречи вовсе не существовало, сейчас они, удалив из воспоминаний всё лишнее, держали в голове только лучшее друг о друге. И это действительно необходимо, ведь они уже были на грани всё потерять. Всё, что они создали за то время, как начали считать себя друзьями. Но не значит ли это, что неприятности, оставшиеся в прошлом, им всё же важны? На самом деле их теперь просто невозможно забыть. Память о болезненном прошлом заставляла делать меньше ошибок в настоящем. — Ого, ты такой плотный, — изумился Эдд, внимательно ощупывая плечи Торда, который тут же напрягся и стал ещё плотнее от смущения. Несмотря на слой из джинсовки и худи, ещё обнимая друга, Гулд заметил, что всё его тело стало довольно жёстким, а такого раньше точно не было, даже три года назад. После множества объятий с более мягким Томом получать новые ощущения — весьма непривычный опыт, но очень интересный. Это даже начало заводить Эдда — давно знакомый человек удивляет его объективно какой-то мелочью, но для Гулда эта мелочь является ценной деталью, помогающей заново построить образ друга в своих глазах. А что ещё любопытного можно узнать о том, кого Эдвард сейчас знал не очень хорошо? Он правда может изучить Торда с самого начала? Торд же, абсолютно не готовый к бесцеремонным жамканьям и комментариям своего тела, был немного сбит с толку, однако, переборов растерянность, насмешливо изогнул бровь. — Качался. А вот ты, Эдд, совсем охуел, — спокойно заявил он, на что-то намекая, однако утомлённое сознание художника распознало в этой эмоции скрытое недовольство и даже угрозу. — Ч-чего? — обомлел Гулд, устыдившись своей недавней наглости, и тут же отцепился от плеч приятеля. Наверно, не нужно было вести себя с Ларссоном столь открыто и фамильярно — всё-таки они сильно отвыкли друг от друга, особенно Торд. Эдд поймал себя на мысли, что пора бы ему уже начать себя контролировать, и неважно, как легко и шутливо будут звучать его слова, а действия — выглядеть обычно. Да, для Эдда всё это обычно, но не для человека рядом. Хотелось провалиться сквозь землю от своей неуместной искренности. — Я даже сидя вижу, что ты стал ещё выше. Ты когда прекратишь расти, а? — с наигранным возмущением объяснился друг, и у Эдда, удивлённо хлопнувшего глазами, сразу же на душе отлегло. Боже, Гулд уже успел себя накрутить, как только не обругать, а причина недовольства Торда, оказывается, была совсем не страшной — просто Ларссону с детства не нравилась их разница в росте, но, увы, с этим ничего не поделать. — Я не могу это остановить, — посмеялся художник. — Да и не намного я вырос. Вроде сто девяносто четыре последний раз было. Хотя в любом случае это уже перебор. Торд с кривой улыбкой, а также очевидным лёгким шоком увёл взгляд в сторону и цыкнул. — Пиздец, — процедил он. — А я уже пять лет как не расту… — Да не скажу, что ты маленький. Тебе в самый раз, — улыбнулся Эдд и закинул руку на кровать, медленно подставив всё ещё непослушные, дрожащие ноги под себя. — Я бы сам хотел быть твоего роста. — Помочь? — Ларссон не мог не предложить помощь, когда увидел, с каким трудом Гулд начал подниматься, и тут же вскочил с пола, желая протянуть руку. — Ты как будто неделю ничего не ел. Молча отмахнувшись, Эдвард в одиночку справился со своей тяжёлой задачей и удачно сел на постель, громко вздохнув: — Фух! Тяжело… — облокотился он на колени, подняв на друга усталый полусонный взгляд. — Не неделю, конечно… Но три дня точно не ел. — Ты ебанулся? — от удивления вздёрнул брови Торд. — И воду не пил? — Если б не пил, я бы уже давно ласты склеил. Пришлось. Обычно же колу пью, но она кончилась. — Как и вся еда в доме, я так понял. У тебя в холодильнике вообще ничего нет. Ни к чаю сладкого, ни снеков каких-нибудь… — Молодец, всё у меня там обшарил, — иронично отметил Эдд, всплеснув руками. Ну да, сейчас на кухне, кроме кошачьего корма, абсолютно ничего не было. Помимо специальных покупок для работы над дипломом, парень меньше чем за неделю приел все залежавшиеся запасы сухой еды. Даже любимые мучные сладости Тома канули в небытие, и если Риджуэлл вдруг придёт, он будет крайне не рад таким сюрпризам. Надо бы спросить Тома, когда он вернётся домой, а то вот такому сюрпризу, приехавшему раньше срока, он точно будет не рад. — Нужно ведь узнать, чем ты меня сегодня покормишь, а тут, оказывается, в первую очередь тебя надо откормить, чтоб ты не сдох. Вечно мне приходится вытаскивать тебя из какой-нибудь задницы, — вздохнул Торд, уперев руки в бока, и посмотрел в сторону выхода. Деловитый вид Ларссона вызвал у Эдда сильную ностальгию — от его сдержанной опеки, как в детстве, так и веяло чем-то родным, материнским. — Мда, — он подошёл к своему рюкзаку, лежащему у двери, — хуёво я сделал, когда решил сразу ехать к тебе да ещё и без симки. Надо было списаться и по пути чего-нибудь купить. — Не бери в голову. Ты торопился и не знал, что всё так обернётся. — Даже сам Эдвард не знал, что так беспечно доведёт себя до истощения и оставит дом без еды, поэтому не хотелось, чтобы друг думал лишнего, а тот, расстегнув большой карман сумки, в ответ лишь ехидно хмыкнул. — А, может, и знал, — Торд со слегка удивлённой, но довольной улыбкой на лице начал что-то доставать со дна рюкзака. — В смысле? — не понял Гулд, насторожившись. — Ну, не лично я, а моё нутро. Чутьё. В руках Ларса появился небольшой пластиковый контейнер квадратной формы, в котором обычно хранят еду. Сквозь матовые полупрозрачные стенки виднелось что-то ярко-оранжевого и красного цвета. Определённо что-то съестное, приправленное красным молотым перцем, паприкой или томатной пастой. Или всем вместе… Глаза голодного Эдда расширились и засияли от предвкушения. — Хорошо, что я не стал в универе есть свой обед, пока ждал результаты экзамена, — Торд открыл крышку контейнера и понюхал содержимое внутри. — М-м. Услышав положительную реакцию на еду, Гулд начал жадно глотать слюни — там точно лежит что-то очень вкусное. — Хочешь покормить меня своим обедом? — поинтересовался он, скрывая за ухмылкой желание прослезиться. Соблазн ощутить на языке хоть какой-нибудь вкус слишком велик, ведь сейчас во рту было до ужаса сухо и как-то пресно, но больше дискомфорта, конечно, доставлял пустой желудок, который, разъедая желудочным соком сам себя, превращал каждый вздох парня в настоящий ад. Эдду сейчас нужно срочно поесть, и, что бы то ни было, в руках друга находится единственное, благодаря чему художник может обрести покой души и тела. — Что это? — Это всё мне, — Торд высунул нос из контейнера и увидел полное недовольства выражение лица. — Шучу, — с язвительной улыбкой подмигнув нахмурившемуся Эдду, он быстро вышел из комнаты. — Боже, Торд… — Сейчас разогрею, — раздался постепенно утихающий голос в коридоре. Вскоре Гулд услышал на кухне хлопотания: Ларссон достал из шкафчиков ложку и тарелку, переложил еду в посуду и поставил её греться в микроволновку. Вдруг сквозь шум прибора прозвучало требовательное мяукание. По интонации это была абсолютно обычная просьба еды, которую Эдд всегда слышал, когда что-нибудь готовил себе. — Deg igjen, — раздражённо пробубнил Торд на своём родном языке, оказавшись в компании кошки. — Hva trenger du? Skal du angripe meg igjen? Ринго, расстроенная тем, что встретила на кухне того же незнакомца, опять зловеще завыла, как это уже было в первый раз на пороге, и Ларс нервно посмеялся. Даже как-то обречённо. Рёв животного прекратился, как только острые зубы впились в чужую плоть, и по всему дому тут же разошёлся протяжный болезненный вопль. — Эдд, ты ужасен! — в отчаянии заорал Торд по-английски так громко, чтобы его точно услышали. — Почему она кидается на меня?! Ты походу не только себя голодом морил, но и её тоже! Хуёвый ты хозяин! А хозяин тем временем завис и таращился в одну точку на стене. Эдд молчал и глупо лыбился, представляя, как смешно скачет друг с намертво вцепившейся ему в ногу Ринго. Всё-таки не каждый день рушится образ всегда крутого и уверенного Торда, а художника глубоко в душе как раз бесили чрезмерно холодные и невозмутимые люди — чего уж греха таить, даже Ларссон. Низменное чувство, делающее из Гулда подлого говнюка, сейчас вовсю удовлетворялось, потому не было никакого желания прерывать этот чудесный инцидент — жаль только, что вживую не посмотреть, но в любом случае сил встать и помочь Торду не было. — Она тебя не помнит, вот и злится. Дом защищает, — наконец-то подал голос Эдд, хихикнув. — Так-то я её кормил, но это было уже… давненько. Продолжая громко топать, Ларссон в ярости рычал и всё никак не мог отодрать с себя неугомонную кошку. — Я когда первый раз от неё отбился, насыпал ей корм, но она ничё не съела! А-а-ай! — Торд с Ринго в унисон завыли и после очередного грохочущего звука, кажется, наконец-то отцепились друг от друга. После небольшой паузы в сопровождении подозрительной тишины парень горько ахнул: — Блять, джинсу прокусила! У меня теперь четыре дырки на штанине и везде затяжки… — Во-о! — весело протянул Эдвард. — Теперь у тебя модные джинсы. — Да пошла нахуй эта мода! — рявкнул друг и угрожающим тоном обратился к устало мяукнувшей кошке: — Ну и чё я тебе должен дать после этого? Может, пинка? — Я тебе пну щас! — строго и не менее угрожающе осёк того художник, не переставая улыбаться. Писк микроволновки ознаменовал великое событие: нагрелась еда! Торд с довольством сразу же её вытащил и надменно хмыкнул, когда Ринго, видимо, учуяв запах, издала жалобный скулёж. — Hva ser du på? Lukter godt, jeg vet. Men dette er ikke for deg. Hold kjeft! Ларссон вернулся в комнату, держа в одной руке тарелку, доверху наполненную чем-то красно-рыжим, а в другой — стакан воды, и ногой прикрыл за собой дверь. — Я даже дверь закрою, чтобы это чудовище сюда не заходило. Ничего не знаю, у неё есть еда, — шипел он от боли. — Всё хорошо? — Эдд заметил у друга небольшую хромоту и изумился — нормально так Ринго надавала ему люлей. Гулд даже не знал, что его милый и ласковый питомец так умеет, и мысленно извинился перед кошкой за весь будущий стресс, который она получит, пока будет привыкать к чужаку в этом доме. — Сойдёт. Держи, — Торд уверенно подошёл к приятелю, однако от внезапных сомнений протянул ему тарелку уже с какой-то неохотой. — Хотя тут всё такое… островатое. Наверно, нельзя такое есть на пустой желудок. Воды хоть сначала хлебни. Эдвард проигнорировал поданный стакан, держа всё своё внимание на тарелке. — Ничего со мной не будет. Не томи, дай похавать, — наконец-то получил он заветную горячую еду, вкусно пахнущую специями. В руках Гулда был потрясающий ужин: рис с болгарским перцем и зелёным горошком, заправленный томатной пастой, паприкой и куркумой. Поверх этой порции лежали две ножки курицы гриль с аппетитной поджаристой корочкой. Загляденье. Но просто смотреть недостаточно. Эта красота создана именно для того, чтобы быть съеденной, успокаивая голодную человеческую душу, и Эдд без раздумий принялся трапезничать. Язык почувствовал насыщенный кисло-сладкий вкус, отдающий приятной остротой приправ. Чем больше Гулд закидывал в себя ложек риса и кусал сочное куриное мясо, а глотал он практически не жуя, тем сильнее обжигало рот. Сразу же стало дискомфортно: глаза опять заслезились, и парень от жжения в горле и носу даже начал давиться, но он был искренне счастлив — он быстро дышал, ел, чувствовал, как утоляется голод… Он всё ещё жив! Эдд не спал и правда видел рядом стоящего друга, когда, всё-таки не выдержав силы специй, потянул руку к стакану и встретился с лёгким беспокойством на чужом лице. — Не торопись, — Ларссон дал воду кашляющему Гулду с красными и мокрыми от слёз щеками. Несмотря на то, что сегодня было до прихода Торда, это… — Это лучший день в моей жизни! Я будто воскрес! — тут же опустошив стакан, воскликнул художник с полным носом соплей, отчего невольно посмеялся, представляя свой видок со стороны. В тарелке, лежащей на коленях Эдда, ещё оставалась часть риса и одна несъеденная куриная ножка. — Но мне как-то неудобно всё съедать. Возьми, — протянул он посуду Торду. — Ты, наверно, тоже весь день ничего не ел. Или, хочешь, давай я закажу доставку чего-нибудь? — Не надо, я не хочу, — помахал руками перед собой Торд. — Я уже успел нахвататься всякого, пока ждал рейса, ещё и в самолёте перекусил. Утром можно заказать. — Прежде чем взять тарелку, он поинтересовался: — Больше не будешь? — Не-а, — помотал головой Эдд, вытирая лицо футболкой. — Так-то вкусно, но остро. За раз всё не съесть. Желудок хоть чем-то наполнен — уже хорошо. — Главное, чтобы не пропоносило, а то ведь желудок может и не оценить таких приколов. Ирма у нас никогда не жалеет специй. И чёрный перец, и красный, и чили, и чего тут только нет, — усмехнулся Ларссон, взяв всю посуду из рук Гулда и поставив её на стол. Прямо рядом с подключённым к компьютеру графическим планшетом… Сознание Эдда тут же вернулось из приятного забытья всех насущных проблем в реальность. Сам ноутбук уже давным-давно автоматически перешёл в спящий режим, к счастью, не дав Торду просмотреть на всё, что там было. А было там у Эдварда куча всего незакрытого. То, что Торду пока лучше не видеть — ни обзора Эниксима, о котором Ларссон не в курсе, ведь у него нет сим-карты и Интернета, ни ужасной флеш-анимации Эдда, пытавшегося копировать стиль друга. Только не сейчас. Сердце художника замерло, как и дыхание, а лёгкая атмосфера от тишины начала потихоньку рассеиваться. Немного задержав задумчивый взгляд на планшете, Торд повернулся к другу с ухмылкой. — Я тебе что говорил? — строго, но совершенно беззлобно спросил он. — Не трогать планшет до твоего приезда, я помнил. Забей, у меня всё равно ничего не получилось, — удачно выдержав ровный, фальшиво-весёлый голос, ответил Эдд. — Иди лучше сюда, — позвал он друга к себе, желая увести от опасного места. Мало ли ещё ноутбук сам включится (а так бывало от неаккуратных движений) и покажет Торду то позорище во Флеше. Не дай бог… Приятель, послушавшись, с многозначительным вздохом пришёл обратно к кровати. Переживает всё-таки. Может, даже о чём-то подозревает — не дурак же. — Ничего не получилось? А что конкретно ты рисовал? — скромный вопрос, как бы сильно его ни хотел слышать Гулд, просто не мог не остаться неозвученным. — Всё нормально. Дело не в рисовании, — Эдд, вопреки своим верным догадкам о переживаниях Ларса, продолжал держать того за дурака, но только из намерения успокоить. — Я всю неделю работал над дипломом, не отрываясь. Хотел побыстрее с ним покончить, поэтому даже в магазин не ходил. Времени было жалко. — Это похоже на тебя, — посмеялся Ларссон, спрятав руки в кармане худи. От улыбки друга на душе Гулда стало легче. Не в последнюю очередь душу облегчало и то, что Эдд хоть где-то говорил правду о себе. — Почти домонтировал свой огромный материал, и в конце решил сделать последнюю маску с помощью планшета. Получилось не очень. А вот это враньё. Ложь, произнесённая таким же спокойным тоном, как и предыдущие слова, от которой Торд увёл озадаченный взгляд в сторону. Попытки понять, где там в работе над масками можно эффективно использовать графический планшет, не увенчались успехом, однако Ларссону проще отступиться и не забивать голову всякими глупостями. Он даже заметно расслабился. Иными словами, не поверил. А, может, и поверил, хоть чуть-чуть, просто ему неудобно показаться слишком навязчивым в своём любопытстве. — Ну Эдд как всегда со своей шизой — не нравится ему работать как нормальные люди, — посмотрев на Эдда с широкой лыбой до ушей, Торд начал иронично описывать своего давно знакомого приятеля. — Хуйню какую-то придумает, а потом страдает. — Такой у меня стиль жизни, — пожал плечами Гулд и не сдержал смешок. Смех тут же прекратился, когда Ларс, подойдя ещё ближе и нависнув над художником, в немного улучшающуюся атмосферу нагнал своим молчанием неловкости. — А этот стиль жизни случайно не принимает помощь со стороны? Или не созрел ещё? — осторожно поинтересовался он, скрывая за непринуждённостью и наигранным спокойствием явно противоположное. Эдд не очень хотел обременять Торда своими загонами, желая в этой жизни хоть с чем-нибудь разобраться самостоятельно. Конечно, он благодарен другу за помощь в работе над мультом, хоть поначалу Гулду и пришлось пересиливать себя, чтобы ему уступать, но так или иначе Ларссон всё равно не мог делать больше, чем ему позволяли. А Торд ведь хочет помогать. Это видно невооружённым глазом. Напрямую получать моральную поддержку и контролировать её было в разы сложнее. Ещё недавно, сразу после премьеры мульта, Эдд по дурости возомнил себя тем, кто может обойтись без чужой помощи, но, столкнувшись с навязчивыми мыслями, которые превратились в рыдания перед Тордом, Гулду ничего не осталось, кроме как открыться, чтобы его элементарно поняли. Это же настоящее счастье — когда тебя понимают. Пусть от нездоровой гордости Эдд противился раскрывать свои переживания, он действительно нуждался в понимании со стороны. Однако обзор, который Эдда чуть не сломил, появился в жизни парня слишком неожиданно — как и зависть в душе. И как её, такую страшную, обнажать перед другом детства? Это же неправильно! Разве можно завидовать тому, с кем всегда хотелось быть наравне? Разве есть место в душе для искренней любви и низости? Это можно понять, если поговорить с Тордом лично, но в любом случае Эдду придётся снова показывать свою слабую сторону. Снова быть тем, кого нужно спасать от своих же тараканов в голове. Обнажить свою слабость… Как там говорят в художественных произведениях? Открывая слабости, ты становишься сильнее? Наверно, это сделало бы Эдда новым человеком — более честным, осознанным, но в реальности принять нового себя… разве бывает так легко? Даже тогда, расплакавшись перед Тордом, Гулд чувствовал, что, открыв страхи, предал свою истинную натуру. На самом деле он не должен был отдаваться таким эмоциям. Он не такой человек. Больше не такой. Он не хочет быть таким. Сейчас как будто нужно подождать, всё обдумать и, может, немного обуздать нахлынувшие негативные эмоции, чтобы со временем относиться к ним проще… Наверняка это так и работает, верно? Перед Эддом стоял взрослый и понимающий человек — особенный — который так много сделал, что просто не достоин подлого молчания в свой адрес. И он обязательно получит ответы. Такие, которые не будут вызывать у Гулда внутренние конфликты о предательстве самого себя из-за раскрытия низменных чувств. Обязательно. Действительно ли после всего, что пережили Эдд и Торд, их дружба разрушится от зависти? Вряд ли. Даже если Торд всё примет, а ему точно готовиться не нужно, ведь он всегда находится в ожидании чего-то, то Эдд пока был морально не готов. Он боялся выразиться как-то неправильно. Друг, уже успев сто раз усомниться в своём предложении помощи, получил от Эдварда тёплую улыбку. — Когда-нибудь, — игривым тоном ответил художник, прикрыв веки. Когда-нибудь он примет свою слабость с чистым сердцем, ничего и никого не стыдясь. — Реально? — сдержанно удивился Торд. — Ага, но для начала сядь со мной рядом, — Эдд зазывающе похлопал по месту на кровати сбоку от себя. — Что ты всё стоишь? Ларссон, задержав на кровати слегка встревоженный взгляд, вдруг напрягся. — А нормально будет? Я же грязный, потный, вонючий… — сделал он шаг назад. Гулду показалось, что Торд попятился именно из-за приглашающего к близости жеста, а не из-за пота, и, может быть, какая-то доля правды в этом была. Ларс определённо немного смущён, хотя у Эдда даже в мыслях не было намеренно ставить друга в неловкое положение. Намеренно смущать Торда словами в Скайпе — это одно, но видеть вживую на его лице нешуточное волнение — совсем другое. С одной стороны это невероятно милое зрелище, а с другой — чертовски проблемное, ведь Эдд не хотел, чтобы Торд отступал, особенно после их недавних горячих объятий. Только не сейчас. — Нормальный ты. Иди сюда, — мягко попросил он, не зная, в какие слова Ларссон лучше всего может поверить, но тот лишь продолжал недоверчиво смотреть на Эдда, как на какого-то незнакомца. Поэтому Гулду пришлось выбрать самое обычное для себя выражение: — Иначе я щас встану и сам тебя посажу. От ироничного властного тона и ухмылки Ларс тут же опомнился — в его глазах будто снова возник привычный друг. Торд, расслабленно вздохнув, ответил решительным видом и таким же решительным приближением. — Не утруждай себя, — фыркнул он и, не раздумывая, уселся рядом с Эддом на кровать, отчего ликование в душе художника уже было не остановить. — Фух, мне уже стало жарко, — Ларссон снял свою чёрную джинсовку и положил её на пол. Туда же отправилось и утеплённое худи. — Нормально ты навздевался для Лондона летом, — с улыбкой посмотрел Эдд на друга, оставшегося в одной серой футболке. — Тут, конечно, вся эта неделя холодная, но дальше вроде передают плюс двадцать-двадцать пять. — Ага, только вот в Норвегии полегче не одеться. Сегодня утром, когда я шёл в универ, вообще восемь градусов было. Днём потеплело, но шмотки поменять не успел, так как уже купил билет на самолёт и опаздывал. Ну, как я думал тогда. Потом сообщили, что в Лондоне шторм, и рейс задержался. Если б я знал, что торопиться не нужно, спокойно ушёл бы со всеми необходимыми вещами, а так мне вообще-то не хотелось поднимать на уши весь дом. — Ты хотел уйти втихую? — удивился Эдд, но в голову быстро вернулось воспоминание об очень строгих родителях Торда, которые ни за что бы не дали своему сыну денег на билет. «У меня, как у позора семьи, привилегий не очень много», — эти слова друга, оставшегося без стипендии по собственной оплошности, привели тогда Гулда в недоумение. Почему семья Ларссона так сильно ограничивает его в возможностях? Никто ведь не может всегда поступать правильно, особенно в юности, когда в любом твоём действии кроется потенциал на ошибку. Торд точно был не достоин такого жёсткого отношения к себе. — Конечно! Из такой семьи только и надо делать ноги незаметно, чтобы никто за тобой не увязался, — усмехнулся Торд и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Сегодня был такой ёбнутый день… Не помню, когда я последний раз так отчаянно бегал. — Ого, там чё, за тобой погоня была? — Там вообще пиздец, — повеселевшему Торду не терпелось рассказать, что с ним приключилось, однако надумал свою историю потянуть, чтобы Эдд успевал всё переваривать: — Я убегал от дворецкого. Долго. Эдд вдруг завис от таких неожиданных известий. Дворецкий? Это же прислуга в особняках. Ларс, конечно, говорил, что живёт в большом частном доме, но Гулд не думал, что он настолько большой, хотя стоило бы догадаться, учитывая состоятельность семьи военного. Только вот далеко не все обычные военные — миллионеры, а, значит, отец Торда определённо был кем-то более значимым. Друг никогда не горел желанием рассказывать такие подробности, а Эдвард его и не допытывался. Художник просто знал, что Ларссон мог бы быть с кучей денег в кармане, если бы не испортил себе репутацию. Наконец настало время узнать хоть какие-то детали реальной жизни Торда, отчего восприятие друга и его семьи начало обретать новые краски. — Дворецкий… Ничего себе, — Гулд, скривив ехидную гримасу, внимательно смотрел на лицо приятеля, на котором, видимо, из-за флешбеков с дворецким и побегом от него появилось лёгкое напряжение. — Так ты живёшь в особняке? В роскоши, наверно, где всё большое и блестит. — Ой, в пизду этот особняк и эту роскошь, — махнул рукой Ларссон, хмурясь, но не переставая улыбаться. — Меня там уже от всего тошнило. Каждый раз перед сном только и думал, как свалить. — Ну да. Толку-то от этих богатств кругом, когда у самого денег ноль, — поддержал его Эдд, и Торд, вздохнув, согласно кивнул в ответ. — Вот-вот. Не описать словами свой кайф, когда всё в этом роскошном доме наконец-то начало рушиться, — в прищурившихся глазах Ларса заблестело злорадное удовольствие. Эдд от шока не мог сдержать хрюканья. — Ты чё там, погром устроил?! — воскликнул он, желая поскорее узнать подробности. — Ага, — тоже прыснул со смеху Торд, но, тут же успокоившись, принялся всё как следует объяснять, дабы Гулд не подумал чего своего: — Ну, не только я, и дворецкий тоже. Он типа боевой дед — бывший военный. Быстрый, пиздец. Он всё не давал пройти, а потом, когда понял, что я что-то скрываю, начал гнаться за мной, ловить… — от беззвучного смеха Торд забывал дышать и весь согнулся, с трудом вдыхая новый воздух. — У меня ещё никогда не было столько адреналина в крови. Он постоянно преграждал мне дорогу к выходу, я бежал обратно, он — за мной, и так кругами, туда-сюда, как в «Томе и Джерри», блять! Мы пока бегали, все цветочные горшки и вазы в коридоре перебили. Там уже весь пол был в земле и осколках, и я как человек-паук отлетал там от стен, чтобы не портить кроссовки. Гулд, всё это время хихикая, уже не мог сдержать громкий смех и взорвался, представив Торда в такой опасной, но эпичной ситуации. В голове рисовалась крутая погоня с трюками как в типичном экшен-фильме, которая приводила в искренний восторг, однако самому испытывать такое на своей шкуре было бы элементарно страшно. Но Торд — мощь. Он как-то смог отбиться от боевого деда. — А-ха-ха, у тебя ещё было время думать о кроссовках? — Эдд весь в слезах от неистового хохота повалился на кровать. — О-о, я думал не только об этом! Пока бегал туда-обратно, хотел выбить стёкла, чтобы вылезти хоть из какого-нибудь окна, но я не успевал! — всплеснул руками Торд и всё смеялся, как-то держась в сидячем положении. — Благо сеструха помогла, а иначе бы меня здесь не было. — Ого, как? — вытер лицо Гулд, немного успокоившись. Кажется, спустя девять лет отношения Торда с его старшей сестрой, Викторией, стали намного лучше. И она встала против деда-военного? Серьёзно? — А вот так. Тори умеет драться, но что она сделала с Бертольдом, я не увидел. Она сказала мне бежать, и я просто пулей вылетел из дома, больше не оборачиваясь. Ну и вот я здесь. Торд, закончив свою историю, наконец-то мог отдышаться. В комнате всё ещё слышались фырканья и смешки, но хотелось уже как-то усмирить эмоции, потому что из-за боли в животе от такого сильного смеха завтра точно никто не встанет. Как только безудержное веселье утихло, в голову на место ярких динамичных картинок пришло критическое мышление. Сейчас оно было не очень хороших цветов. Эдд сдержанно ахнул: — Блин, Торд, и как же ты потом вернёшься обратно? Очевидный вопрос после такого дикого рассказа был вполне ожидаем. Быть причиной порчи имущества в строгой семье — огромный риск. На какие ещё серьёзные ограничения и бойкоты могут пойти родители, когда снова встретятся с их «позором», наделавшим делов? Лёгкая улыбка, что держалась на лице Торда, уже не выражала былого веселья — сейчас там сидела задумчивая грусть, из-за которой приятная атмосфера вокруг друзей была на грани исчезнуть насовсем. — Переживу, — Ларссон глубоко вздохнул и замер, даже не моргая. Он будто ушёл из реальности. Торд молчал, продолжая сидеть на кровати, а Эдд — лежал и со своими плохо сформированными мыслями в голове рассматривал спину друга, не зная, как лучше развеять всю эту тоску. Чутка приподнявшись на локтях, Гулд схватил Ларса за футболку и несильно потянул его на себя в желании уложить рядом. Приятель, не сопротивляясь, послушно поддался немой просьбе и лёг на постель. Глухой усталый стон раздался в ушах художника громче любого другого звука, а чужое подкачанное плечо, случайно коснувшееся Эдда, покрыло кожу горячими мурашками. Оба лежали на спинах, но Гулду хотелось переместиться на бок и как-нибудь непринуждённо подойти к Торду ещё ближе, однако внезапно хорошая реакция Ларссона на что-то остановила парня. — Ой, — чем больше Торд ёрзал на кровати, тем быстрее у него поднималось настроение. — Что? — улыбнулся Эдд, радуясь, что с другом всё в порядке. — Охуенный матрас. Какой-то ортопедический, я так понимаю. Поначалу кажется жёстким, но он так прикольно проминается под задницей и утягивает в себя… У тебя раньше такого не было, — заинтересованно посмотрел тот на обладателя приятной вещи. — Родители купили три года назад, как только ты уехал, — объяснил Гулд. — На старом, который тут был изначально, я вообще спать не мог. Торд задумчиво промычал. — Блин, хочу себе такой же. А то дома сплю как на какой-то доске весь кривой. Потом утром вообще не разогнуться. Здесь в моей комнате матрас ведь не сильно лучше, да?.. — А там ничего не менялось — только ты в ней ночевал. Я с Томом в эту комнату вообще не заходим. — На Эдда начала накатывать сонливость. — Совершенно пустая… — зевая, мямлил он. — Зато есть чистое постельное бельё в шкафу… — Тогда… — Ларссон вдруг резко поднялся с постели, и вся нарастающая усталость художника моментально прошла. — Э-э, нет! — Эдд, не сразу поняв значение своих бездумно произнесённых слов, слишком поздно среагировал и не успел остановить друга, который уже стоял на ногах. Только протянутая вперёд рука, желающая уцепиться за Торда, отчаянно висела в воздухе. Торд в спокойной вопросительности посмотрел на приятеля, ничего не сказав. — Ты пойдёшь ночевать в свою комнату? — жалобным тоном спросил Гулд, однако в ответ никакой реакции не последовало. — Тебе не хочется поспать на хорошем матрасе? — сквозь лёгкий испуг от того, что приятель сейчас может уйти, Эдд выдавил уверенную улыбку. — С тобой, — ухмыльнулся Ларссон. По интонации это звучало не как вопрос, а как утверждение, когда других смыслов попросту не существовало. Просьба Эдварда, жившего в тоске по другу много лет, слишком очевидна — Эдд хотел поспать вместе с ним. — Со мной, — так же утвердительно, но мягко произнёс художник, положив руку на кровать. Торд с задумчивым и одновременно хитрым выражением лица выглядел по-страшному загадочно. Посмотрев куда-то в сторону, он сначала пожал плечами, а потом уверенно зашагал к выходу. Ну и куда он пошёл? Эдд снова напрягся и уже сам хотел сквозь усталость вскочить с постели, чтобы усмирить скрытую за семью печатями тревогу друга. Гулд, что, настолько опасный? Может, шутки в Скайпе, слабо намекающие на какую-либо близость, Торду на самом деле не нравились? Но Эдд даже не думал делать что-то из ряда вон — сейчас он просто хотел, чтобы дорогой друг был рядом. Эдду сейчас больше ничего не нужно. Свет в комнате погас, остановив поток переживаний, и еле заметные очертания силуэта в темноте снова стали приближаться к кровати. — Двигайся тогда, — раздался голос Торда под звук расстёгивающегося ремня джинс, и у Гулда от осознания всего аж перехватило дыхание. Сердце готово выпрыгнуть из груди от небывалого счастья. Эдд, несмотря на слабость и ещё не прошедшую боль в животе, тут же суетливо зашевелился на постели, чтобы лечь как следует, и переехал на край, устроив голову на подушке и расправив скомканное одеяло. Снявший джинсы Ларссон лёг на кровать, сразу юркнув под поднятое Гулдом одеяло, но голова его почему-то приземлилась на матрас, а не на подушку, место на которой Эдд также освободил. — Иди ко мне на подушку, — позвал тот друга. — Мне и так хорошо. У тебя слишком крутой матрас, — спокойно ответил Торд, кажется, с улыбкой и, немного поелозив, наконец-то нашёл себе удобную позу на боку лицом к Эдду. В темноте Гулд заметил, как Ларс, реально готовый ко сну, уже закрыл глаза и вздохнул. Эта умиротворяющая атмосфера снова повела уставшего Эдда в приятную дремоту. — Нормально. Немытый к тебе в кровать улёгся, — глухо усмехнулся Торд. — Ничего страшного, завтра утром помоешься, — успокоил его Эдд, чувствуя укол лёгкого стыда: из-за своего эгоизма и сильной тоски по другу Гулд совсем не дал ему привести себя в порядок. — Утром… — как-то не очень довольно протянул Ларс. — Или ты хочешь до обеда проваляться? А мы всё успеем сделать? Еды надо купить. Одежды тебе, я так понял. — Ну да, ты прав. И симку мне ещё надо… — Значит, завтра идём прямиком в торговый центр, — сделал вывод Эдд, но вдруг озадачился: — А деньги-то у тебя есть? Просто у меня самого их не так много. — Сеструха понемногу присылает. Она работает тату-мастером, так что мы с тобой заживём. — Пф, за её счёт? — Она сказала, что не против. Мне пришлось жопу рвать, чтобы получить её доверие. — М. Дальше разговор оборвался, и парни погрузились в сон. Неясно сколько времени прошло, но, кажется, немного. Кое-что не давало Эдду в полной мере успокоиться — он просыпался каждый раз, когда сознание, уходя в мир сокровенных мыслей, показывало предположительный завтрашний день. Перед глазами стояла сцена, как Торд с Интернетом в телефоне выходит из салона сотовой связи и видит в Ватсапе сообщение Эдда с ссылкой на обзор, критикующий их работу. Нет, не их работу, а Эдда. Торду определённо будет интересно узнать мнение друга насчёт всего этого. Но тогда весёлое время, которое ребята будут проводить за покупками всего необходимого, пропадёт, а Гулд такого не хочет. Только не сейчас. Разлепив глаза, Эдд увидел перед собой темноту — стояла глубокая ночь. Торд правда был рядом и спал мёртвым сном на другом боку, тихо сопя. Художник пошуршал под подушкой и вытащил оттуда свой телефон. Поморщившись от яркого света на экране, он зашёл в Ватсап и, не раздумывая, удалил сообщение с ссылкой на обзор. Конечно же, «у всех» — это значит, что Торд его тоже не увидит. Теперь душа Гулда может быть спокойна хотя бы какое-то время. В любом случае друг сам когда-нибудь найдёт это видео, но пока Эдду хотелось побыть в приятном забытии всех насущных проблем. Во сне парень опять удалял это же самое сообщение. Снова и снова он заходил в Ватсап и нажимал кнопку «Удалить у всех», однако мозг, держа в себе одну навязчивую мысль, воспроизводил эту картинку с некоторым отличием… Эта навязчивая мысль — страшная, вгоняющая в холодный пот, о которой не хотелось лишний раз даже думать, — настигла Эдда ещё тогда, когда Торд только появился в этой комнате. Когда Эдвард поспешно удалил сообщение в реальности, он как-то не обратил внимание на галочку рядом с текстом. Она ведь была одна? Или, может, уже две? Да и вообще Гулд писал довольно давно — Торд вполне мог всё увидеть ещё в Норвегии, пока ждал самолёт. Беспокойный Эдд проснулся с намерением восстановить сообщение. И он проверил…