MOON ECLIPSE: Blood & Tears

Худощавый подросток, даже в помещении не избавившийся от солнцезащитных очков, молнией проносится на верхний этаж, а следом за ним появляется второй – более запыхавшийся парень, который благодаря длинным ногам преодолевает сразу по три ступени бетонной лестницы, облупившейся под тяжестью времени. – Не бегайте по школе, оболтусы! – беззлобно прикрикивает на них пожилая уборщица, всего на секунду выглядывая из дверей кладовки и с притворной суровостью грозя шваброй вслед. Коридоры школы тихие и пустые, только силуэты запоздавших школьников иногда мелькают где-то у дальних кабинетов, быстро сменяя друг друга и скрываясь из вида – всё говорит о том, что занятия уже начались. Вот же попали. Самой масштабной проблемой на данный момент было расписание. Первым уроком стояла алгебра, вела этот предмет абсолютно поехавшая женщина, и по совместительству их классная, которую недолюбливали, наверное, все без исключения – даже учительский состав, и полученные за день негативные эмоции она с огромным удовольствием возвращала кэшбэком в виде плохих оценок ученикам, имевшим несчастье подвернуться под горячую руку. — Слав, я ж те говорил! Не надо было вчера тусоваться до ночи. Ивановна нас сожрёт: не подавится, да ещё и кости обглодает. — Забей, Ванечка, выкрутимся, — весело подмигивает нагнавший его долговязый парень, пытаясь с помощью пальцев привести в порядок свои непослушные волосы, — На крайний случай влепит двойку, а дальше то чё? Светло недовольно щёлкает языком и закатывает глаза – одна из его забавных привычек ещё с детства, – Ты такой придурь, Карелин. Они поспешно добираются до нужного кабинета и останавливаются у массивной деревянной двери, ведущей в логово старой горгульи. Так пожилую преподавательницу прозвали старшеклассники за противный голос, похожий на скрежет металла, и вечную гримасу отвращения, которая перекашивала её и без того морщинистое лицо, каждый раз, когда кто-то из учащихся обращался к ней. Она презирала всех одинаково: и отличников, и хорошистов, и полных распиздяев. Очевидным фактом было то, что она просто ненавидела детей, и иногда Слава задумывался, каким образом такие люди вообще оказываются в преподавательской сфере. Три раза перекрестившись, он коротко стучит и дёргает ручку на себя, засовывая свою лохматую голову в кабинет. — Добрый день, Алевтина Ивановна, простите за опоздание. Больше такого не повторится! – тараторит он давно заученный текст не хуже какого-нибудь рэпера. Математичка недовольно щурится, смеривая их типичным для себя ненавидящим взглядом, которым она щедро одаривала каждого в этих стенах. Ее морщинистые губы кривятся в кислой полуухмылке и она открывает объемный журнал с выведенной надписью «10 А». — Пожаловали самые безответственные лодыри! Совсем никакого уважения к учителю! — по классу разносится её противный голос, она поправляет очки с толстенными линзами и делает на странице какие-то пометки, — Ладно, проходите. Сегодня у меня нет времени возиться с вами. Светло облегчённо вздыхает, пролезает под боком товарища, огибая его долговязую фигуру, и направляется к свободной последней парте. Слава молча двигается следом, но на секунду замирает: на второй парте среднего ряда сидит незнакомый ему парень, с тёмными кудряшками волос и крупным орлиным носом. Он что-то увлечённо выводит на клеточных полях тетради, не обращая внимания на происходящее вокруг. Слава был на сто процентов уверен, что никогда раньше не видел никого похожего. Их сельский городок насчитывал не более пяти тысяч населения: все горожане друг друга знали, минимум по несколько раз в неделю пересекаясь на улицах или в магазинах. Да и подростков у них проживало не так много, а те, что были — учились в этой школе, потому что другой у них в области не было. — Долго вы собираетесь пародировать каменное изваяние, Вячеслав? — язвительно комментирует заминку Алевтина Ивановна, и он быстро двигается в конец класса, игнорируя насмешливые взгляды одноклассников. — Чо завис? — шёпотом спрашивает Светло, перебирая стопку рваных тетрадей в поиске нужной. — Давно у нас новенький появился? Друг поднимает на него удивлённый и непонимающий взгляд, Слава коротко кивает в сторону соседнего ряда, куда любопытный Ваня сразу же вытягивает шею, пытаясь рассмотреть парня, о котором идёт речь. — Носатый? Да хрен его знает, — он неопределённо пожимает плечами, быстро теряя интерес к загадочному новенькому, — Впервые такую рожу вижу, а я бы такой клюв точно запомнил. — Познакомиться что ли? – под нос бубнит Слава. Он уже забыл, когда последний раз в их школу кто-то переводился, особенно примерно его возраста. Слава никогда не считал себя человеком, которому комфортно в больших компаниях – ему для общения хватало и Ванечки, но всё же… Иногда очень хотелось поболтать с кем-то незнакомым, а не с людьми чьи рожи он наблюдает каждый день на протяжении всей своей жизни. — А чо, понравился? — Светло красноречиво заиграл густыми бровями, пихая друга в бок, — Вкус у тебя паршивый, но… — Ой, иди ты! Он отмахивается от очередной шутки Вани, но его задумчивый взгляд то и дело возвращается к спине носатого, рассматривая старенький бомбер на логотипе которого изображен золотой орёл. Забавно, новенький и сам своим внешним видом напоминает орлёнка: маленький, весь взъерошенный и лупоглазый. Орлёнок будто чувствует на себе чужой взгляд и резко разворачивается, внимательно всматриваясь в лица одноклассников своими большими цепкими глазами. Слава сразу же замечает его движение и отводит взгляд в сторону, делая вид, что просто смотрит в окно, но краем глаза продолжает наблюдать. Паренёк ещё раз обводит класс задумчивым взглядом, судя по всему ничего не заметив, забавно хмурит густые брови и отворачивается. Слава решает прекратить уж слишком навязчиво пялиться и переводит глаза на доску, где старая горгулья неаккуратно вычерчивает на тёмно-зеленой поверхности таблицу с красноречивым названием — «Основные интегралы», её кривой почерк превращает и так нелёгкую тему в настоящую путаницу. Спустя мучительных пять минут он вздыхает и отбрасывает изначально провальную идею разобрать хоть что-то, лениво зевая и откидываясь на спинку стула. Светло как всегда с головой утыкается в экран телефона, время от времени смущённо улыбаясь, и бросая влюблённые взгляды на широкую спину своего тёзки, полулежащего на парте перед ними. Слава невольно закатывает глаза от этой сцены, ох уж эти влюблённые голубки.

*** *** ***

Недавно Ванечка поделился с ним секретом, за который в их городе могли и рёбра пересчитать – он признался, что вступил в далеко не дружеские отношения с Рудбоем. На собственное удивление, у Славы не возникло даже мысли покалечить лучшего друга или его вторую половинку после такого неоднозначного признания; на самом деле, его вообще не смутило то, что его друг находится в отношениях с парнем. Он долго пытался понять свою странную реакцию на такую новость – он всегда считал себя борцом за всё натуральное, даже когда-то в прошлом чморил одного крашенного парнишку вместе с группой местных гопников, но когда дело дошло до лучшего друга, он начал задумываться: может в этом нет ничего такого? Как там говорится? "Каждый имеет право любить того, кого хочет" Не смотря на долгое копание в собственных мозгах, он достаточно быстро принял факт пидарковатости своего друга, но вот его выбор партнёра вызывал внутри больше негативных эмоций, чем само признание. Ваня Рудбой — самый ужасный кандидат на роль парня из всех возможных! Сам Славик ни за какие деньги не стал бы с ним встречаться, даже если бы был геем. Не то, чтобы Слава хорошо смыслил в мужской привлекательности, но он был уверен, что этот татуированный чудила с длинной фиолетовой чёлкой не тот, кто подходит к милому и невинному образу Светло. Его раздражало в этом парне буквально всё: от говнарьского стиля до тупых, ни капли не остроумных шуток. А теперь ещё и приходилось мириться с тем, что он вечно ошивается в их компании, не отлипая от Ванечки ни на секунду.

*** *** ***

Слава глубоко вздыхает и утыкается лбом в учебник, страдальчески прикрывая глаза. Вчера они с Ванькой пошли тусоваться в компании Замая – их старого друга, который ещё пару лет назад закончил школу, но всё-таки не забывал про своих младших товарищей, время от времени угощая их выпивкой. Голова нещадно ныла от количества выпитого накануне пива и Слава почти физически ощущал как его душа готовилась покинуть тело; в такие моменты он очень завидовал Светло, который находится в слишком уж приподнятом настроении, да и выглядит так будто не выпил вчера и капли. Благодаря нудному бубнежу математички, сорок минут урока длятся, кажется, целую вечность. Он проваливается в полудрёму и только спасительный звонок выводит его из этого состояния, возвращая в размазанную из-за похмелья картинку хоть какие-то краски. Он поднимает голову и обнаруживает, что в кабинете почти никого не осталось: только парочка ботаников, усердно повторяющих конспекты, даже Ванька втихаря куда-то сбежал, решив не будить друга. Осмотревшись ещё раз, он не находит занятия интересней, чем устроить небольшой перекур, всё равно до следующего урока оставалось ещё минут десять, а сидеть и тупо пялить в доску было скучно. В импровизированной курилке за гаражами школы тоже оказывается совершенно пусто. Странности, да и только! Слава достаёт из пачки сигарету и щёлкает зажигалкой, провожая взглядом упитанного воробья, резво прыгающего по потрескавшейся асфальтированной дорожке. — Сигаретки не найдётся? Слава вздрагивает, от неожиданности чуть не выронив зажигалку, и оборачивается на высокий голос, изначально подумав, что сюда случайно забрела какая-то девчонка из школы. Сигарета выскальзывает из его губ и тихо падает на землю, он с удивлением замирает, увидев перед собой ту самую «девчонку», которой оказывается новенький, сильно заинтересовавший его утром. Слава продолжает слегка заторможенно рассматривать его, на этот раз с ещё большим интересом. Он и правда походит на девчонку, и не только голосом: пухлые губы и такие большие кукольные глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, которые на солнце кажутся почти бесцветными. – Сигаретки не найдется? – повторяет парень чуть громче и Слава ещё раз вздрагивает от странно привлекательного голоса. — Найдётся. — он протягивает вперёд полупустую пачку, и слегка соприкасается с ледяными пальцами новенького, от чего по телу проходит странная дрожь. Парень в наглую вытаскивает сразу две сигареты: одну быстро суёт между губ, а вторую прячет в задний карман тёмных джинсов. Он глубоко затягивается и встаёт немного поодаль, молча выпуская дым в небо. Слава невольно бросает в его сторону взгляды, наблюдая как по острым скулам бегает тень от покачивающегося на ветру флажка, прикреплённого к крыше ближайшего гаража. Он замечает, как сильно втягиваются щёки парня, когда он делает особенно глубокие затяжки, и в пьяную голову сразу же лезут слишком неправильные и пошлые мысли, он с трудом отводит взгляд от чужого лица и мысленно влепляет себе парочку лещей, пытаясь прийти в чувство. Какого хрена с тобой происходит, Карелин? Совсем всю адекватность пропил? — Меня Слава зовут, учимся вместе, — он немного неловко начинает беседу, неуверенно протягивая свою длинную ладонь для приветствия. — Мирон, — коротко отвечает парень, будто не замечая намертво вцепившихся в его кожу голубых глаз, и крепко пожимает руку. Слава замечает несколько татуировок на его кисти и вверх по предплечью, но не успевает разобрать, что именно там изображено. Мирон быстро отсраняется и засовывает руку в карман бомбера, пряча свои чернильные рисунки от чужих любопытных глаз. Да уж, нелегко этому парню придётся. Люди в их городке почему-то очень недолюбливали татуировки и тем более тех, кто активно украшал ими своё тело. Очень редко кто-то из местных осмеливался набить себе хоть что-то, особенно на видном месте. Подобных людей в их городе можно было пересчитать по пальцам одной руки: одним из таких был Ваня Рудбой, которого из-за неформального внешнего вида ненавидела добрая половина города, считая наркоманом или сатанистом. А Славе нравилось… Он пока не думал о том, чтобы набить себе татуировку, но рассматривать чужие ему нравилось – в особенности узнавать их значение для самого человека, который их сделал. — Давно здесь живёшь? Не видел тебя раньше. — У моего дяди тут появился небольшой бизнес, решили перебраться поближе, — без чёткой конкретики отвечает новенький. — Чё за бизнес у нас в захолустье? – усмехается Славик, со всей своей сельской простотой. Мирон одаривает его каким-то странным взглядом и вновь затягивается, игнорируя слишком личный для первого знакомства вопрос. Повисает неловкая пауза, Славе становится стыдно от собственной глупости, учила же мама не лезть с тупыми вопросами к незнакомцам. Лучше бы спросил какую музыку он слушает, или какие фильмы смотрит: вот же идиот. Слава быстро тушит окурок об асфальтную плиту, нервно извиняется и поспешно ретируется. До чего же глупая ситуация вышла, обзавёлся новым знакомством называется. Недалеко от крыльца он замечает воркующих на скамейке Вань и направляется к ним: коротко кивает скорчившему недовольную гримасу Рудбою и увлекает за собой что-то бурчащего Светло, подхватив его под локоть. Они заходят за угол школы и только тогда останавливаются. — Слав бля! Мы вообще-то важные темы обсуждали! — Пока вы там важные темы обсуждали, я успел опозориться перед новеньким, — Слава отпускает друга и прислоняется плечом к ближайшему дереву, кратко пересказывая неловкую ситуацию, произошедшую с ним в курилке. — Забей, — Ваня разводит руками, глядя на Славу, как на дурачка. Для него было не в первой разгребать кучу бредовых Славкиных загонов. — Чё с нас, колхозников, взять то? Лучше бы волновался, что он у нас две сиги на халяву спёр, мы вообще-то не благотворительный фонд! Светло притворно хмурит свои густые брови и упирает руки в бока. — Всё, хватит о безответной любви секретничать, пошли давай! Опоздать два раза за день — непозволительная роскошь, даже для таких распиздяев как мы.

*** *** ***

Рудбой возвращается домой в приподнятом настроении, врубив в наушниках какую-то сопливую песенку про любовь. Обычно он подобную музыку не слушал, но сегодня был самый подходящий случай, чтобы начать – Ванечка впервые согласился пойти с ним на настоящее свидание. До этого они проводили время друг с другом только во время школьных перемен, делая вид, что они просто хорошие друзья, болтающие часами напролёт о всяком бреде, о котором обычно болтают друзья. Их первое свидание было немного неловким, но всё-таки невероятно романтичным: сначала они гуляли по одной из пустынных улиц города, специально отойдя подальше от жилых домов, чтобы не бояться быть ненароком замеченными из чужих окон, а потом Ваня окончательно осмелел и взял Светло за руку. Ванечка не сопротивлялся и всю дорогу мило улыбался, с детским восторгом рассказывая весёлые истории из своей жизни, крепко сжимая грубоватую ладонь Рудбоя. Он продолжал болтать и болтать весь вечер на пролёт, но, если честно, Рудбой в тот момент пропускал большую часть его реплик мимо ушей, всю дорогу просто любуясь лучшей картиной, которую он когда-либо видел: лицо Светло из-за широкой улыбки стало ещё красивее; слегка растрёпанные волосы волнами развевались по ветру; а в уголках тёмно-шоколадных глаз, которые он сегодня не прятал за своими излюбленными тёмными очками, появлялись маленькие морщинки. Ванечка такой прекрасный. И в тот момент он был только его. Полностью. Впервые за долгое время они остались наедине – до этого около его Вани постоянно ошивался этот чёртов долговязый придурок. Рудбой со злостью сжимает кулаки, вспоминая навязчивую рожу Славы Карелина, вечно возникающую из ниоткуда в самый неподходящий момент. Хоть Светло и уверял, что они просто друзья, сложно было не ревновать к парню, который в отличие от него, всегда находится рядом – они живут в одном подъезде, постоянно гуляют вместе и ходят к друг другу в гости. Ваня мотает головой, прогоняя ненужные сейчас мысли. Его Ванечка бы никогда не стал изменять, у него слишком светлая душа для такого гнилого поступка как предательство. Да и Рудбой намного лучше этого чертового Карелина во всём! Он выуживает телефон из кармана и открывает закрепленный в самом верху чат, быстро набирая сообщение. rudeboy: Ванюш, уже добрался домой? Сквозь лирическую мелодию песни пробивается какой-то странный звук, Ваня сворачивает диалог и аккуратно вытаскивает один наушник, внимательно вглядываясь в темноту леса, растянувшегося недалеко от дороги. Погрузившись в собственные мысли, он совсем не заметил, как сильно вокруг стемнело. Звук повторяется вновь, и на этот раз Рудбой отчётливо его слышит – это было что-то похожее на сдавленный хрип. — Блять, почему же так темно? — шепчет он, освещая ближайшую к дороге канаву фонариком телефона, в попытке отыскать источник шума. Звук повторяется последний раз, на этот раз почти неслышно, что заставляет Ваню сорваться с места. Он без раздумий спрыгивает в заросли кустарника, не беспокоясь о собственной безопасности, и быстрым шагом направляется в самую гущу леса. — Здесь кто-нибудь есть? Вам нужна помощь? — Рудбой облизывает пересохшие губы, освещая фонариком сгущающуюся вокруг темноту. Батарея телефона, как назло садится и фонарик вырубается, снова погружая лес во тьму. Ваня шарится по карманам и достает старенькую зажигалку, теперь подсвечивая себе путь небольшим огоньком пламени. В нескольких метрах от дороги, на примятой траве показываются едва различимые во тьме следы. Он присаживается на одно колено и подносит зажигалку ближе к земле, пытаясь детальнее рассмотреть их. По внешнему виду трудно определить, что это, поэтому он протягивает руку, касаясь травы кончиками пальцев, и резко отскакивает назад, почувствовав как пальцы измазываются в чём-то липком – это оказываются вовсе не следы, а бордовые капли крови, в полумраке больше напоминающие чёрные пятна. Ваня в панике откидывает зажигалку в сторону и брезгливо вытирает руку о тёмную ткань штанов. Откуда-то сзади раздаётся тихий хруст веток, ломающихся под чьими-то тяжёлыми шагами. — Да, — совсем близко раздаётся низкий грохочущий голос, больше походящий на утробное рычание, — Мне очень пригодится твоя помощь. Рудбой резко разворачивается и выкидывает кулак на удачу, пытаясь застать врага врасплох и выиграть немного времени на побег, но его руку с легкостью перехватывают ещё на полпути. Тело пробивает крупная дрожь от поступающего страха. Единственное, что он успевает увидеть перед тем как отключиться — красные глаза зверя, смотрящие на него каким-то слишком осознанным для животного взглядом.