Государственные дела. Борьба за счастье. Часть 1

      Прошло три дня. Хандан за это время ни разу не вышла из покоев. Она сидела на диване, уставившись в окно, почти не спала, не ела, не разговаривала ни со слугами, ни с Хюмашах-султан, пару раз заходившей проведать её. И хотя в гареме сообщили, что валиде-султан больна, почти все девушки знали наверняка, что причиной её болезни стала смерть Улане, а некоторые шептали, что и заточение паши в темницу так повлияло на неё. На удивление, ни Кёсем, ни Халиме не стали распространять подобные слухи, понимая, что если понадобится, то валиде-султан может заставить замолкнуть как весь гарем, так и источник сплетен, причём не самым гуманным способом.       Ахмед тоже почти не выходил из покоев и не желал никого принимать, находясь в глубоких раздумьях. Выбор, который ему предстояло сделать, должен был решить дальнейшую судьбу не только близкого для него человека, допустившего множество ошибок, но и их взаимоотношений с матерью. К концу дня он всё же принял решение и приказал Зульфикару собрать срочный совет, на котором объявил о последних приготовлениях к походу. Падишах решил сначала договориться с австрийцами о временном перемирии, а затем продолжить прерванный поход на разбойников джеляли.       Через пару дней, когда всё уже было готово, повелитель велел привести Дервиша-пашу.       — Оставьте нас! — приказал султан стражникам, желая поговорить с визирем наедине.       — Повелитель, — поклонился паша.       — Ты знаешь, в чём тебя обвинила моя фаворитка Кёсем-султан? — спросил как бы невзначай Ахмед.       — Знаю, повелитель. Улане-хатун мне сообщила об этом, — опустив голову, ответил Дервиш.       Он знал, что всё сказанное фавориткой повелителя было правдой, и паша боялся, что падишах что-то из этого непременно мог узнать.       — Ты, как и моя валиде, будешь отрицать, что не имеешь отношения ни к чему из того, в чём тебя обвинили?       — Не буду, повелитель, ведь кое к чему, о чём якобы Мехмед Гирей поведал Кёсем, я, действительно, имею отношение, — решил признаться визирь.       — И к чему же? — выжидающе посмотрел на него султан.       — К убийству предателей династии. Я приказал убить Мехмеда Гирея и Фахрие-султан, если не получится взять их живыми, потому что посчитал, что вы в любом случае прикажете их казнить после такого.       — Ты не имел права принимать такие решения вместо меня, Дервиш-паша! Как ты осмелился на такое?! Тем более в отношении члена династии?!       — Я виноват, повелитель, и готов понести наказание за всё. Однако Кёсем-султан, рассказывая сплетни про меня, перемешала правду с ложью и не упомянула самого главного: Фахрие-султан виновна не только в побеге с крымским ханзаде… Больше года назад вы заболели оспой по её вине. Она…       — Я знаю, Дервиш, иначе бы я сейчас с тобой не разговаривал. Только вот почему ты, зная об этом, промолчал?       — Я узнал об этом только после её побега. Сначала мы не сообщили вам, боясь тем самым спугнуть госпожу, ведь так она бы точно побоялась возвращаться, если бы вдруг передумала. А после её смерти это уже перестало иметь значение, и ваша матушка не хотела вас огорчать.       — Она знала о том, что ты сделал? — спросил Ахмед, но по взгляду паши ему стало всё понятно. — Значит, знала… Знала обо всём и молчала. Сколько у тебя ещё тайн, Дервиш?! И о скольких из них молчит моя валиде? А может, Кёсем мне правду сказала? Может, вы…       — Повелитель, если моя любовь к вам, наша дружба с госпожой во имя вашего блага и блага всего государства являются преступлениями, то я готов понести за это наказание! — рассердился визирь. — Простите за дерзость, но ваша фаворитка может пускать какие угодно слухи обо мне, и только вам решать верить им или нет, но я не стану молчать, если она будет пускать грязные сплетни о валиде-султан, порочить её, вашу честь и честь династии!       Султан внимательно посмотрел на пашу. Он знал, что его наставник не посмеет высказать неуважение к Кёсем и в случае опасности будет защищать всю его семью, в том числе и мать его шехзаде, несмотря на взаимную неприязнь. Но сейчас падишах окончательно убедился, что в первую очередь Дервиш будет спасать его и валиде-султан, и только потом его шехзаде и всех остальных.       — Помнишь, когда мы были на охоте, я спросил тебя, справедливый ли я правитель? Ты сказал, что в этом сомневается лишь глупец. А ещё ты всегда говоришь, что я принимаю верные решения. Но несколько дней назад матушка воспротивилась моему решению, посчитала, что я совершаю ошибку. А позже она и вовсе сказала, что я такой же беспощадный, как и мой покойный отец. Значит, моя мать глупа, раз сомневается в моей справедливости?       — Она засомневалась не в вашей справедливости, а в вашем милосердии, повелитель. А справедливость и милосердие — вещи почти не совместимые. Между ними сложно найти баланс. Если вы всё это время считали меня своим другом, но приказали казнить за совершённые преступления, то вы поступили справедливо, но, по её мнению, жестоко, ведь я был вашим другом… Но если бы вы, несмотря на все мои грехи, помиловали меня, хотя любого бы на моём месте казнили, значит, вы милосердный, но в глазах остальных членов совета не совсем справедливый. Но в случае с Сафие-султан вы смогли найти баланс: учитывая, что она совершила, её наказание в равной степени справедливо и милосердно.       — Разве справедливо? — удивился Ахмед. — Другого на её месте ждала бы смерть.       — Вечное заточение хуже смерти, повелитель.       — И какой же путь мне выбрать, Дервиш?       — Если вы выберете путь сострадания, вас окружат одни голодные шакалы, которые знают, что им всё сойдёт с рук. Вас будут считать слабым и перестанут бояться. Но если вы всегда будете идти по пути рациональности, вы останетесь одиноким. Вас будут бояться, но не любить. Вы должны быть справедливы ко всем, но милосердны лишь к тем, кто этого заслуживает.       — Как думаешь, ты заслуживаешь милосердия, Дервиш?       — Вам виднее, повелитель, — поклонившись, ответил паша.       Султан отвернулся к балкону. Слова визиря и последний разговор с матерью заставили его задуматься, но он больше не сомневался в правильности своего решения. Падишаху лишь оставалось надеяться, что всё будет именно так, как он задумал.       — Завтра я выхожу в поход. Вещи из твоего дворца скоро привезут. Жить будешь в своих старых покоях. В поход со мной пойдёт Зульфикар, а ты на время нашего отсутствия будешь исполнять обязанности хранителя покоев, — сказал Ахмед, после чего повернулся к нему: — Я поручаю тебе этот дворец и мою семью, Дервиш-ага. Твоя дальнейшая судьба зависит от того, как ты справишься со своими новыми обязанностями. К моему возвращению ты также должен будешь расплатиться со всеми долгами. Можешь идти!       — Повелитель… — обрадованный Дервиш хотел подойти к султану и поцеловать подол его платья, но Ахмед выставил руку вперёд. — Благодарю вас, повелитель. Клянусь, я вас не подведу!       — Можешь идти! — повторил падишах, после чего Дервиш всё же покинул покои, не веря своему счастью.

***

      На следующее утро, чтобы проводить повелителя в поход, в его покоях собрались все члены династии. Все, кроме Хандан. Она по-прежнему не выходила из покоев, несмотря на уговоры Хюмашах.       Ахмед вместе с Зульфикаром вошёл в покои. Султанши поклонились в знак приветствия, затем каждая из них поцеловала ему руку, пожелав скорейшего возвращения с победой.       — Хюмашах-султан, почему моя матушка не пришла? Она здорова, иншалла? — равнодушно спросил падишах.       — Нет, повелитель, она плохо себя чувствует, поэтому не пришла, — попыталась оправдать валиде-султан тётя Ахмеда. — Сейчас она спит. Не беспокойтесь, лекари присматривают за ней. Она очень сожалела, что не сможет проводить вас и просила пожелать вам счастливой дороги и славных побед.       — Благодарю, — кивнул султан, сделав вид, что поверил ей, хотя и злился на оказанное неуважение.       — Повелитель, Зульфикар тоже идёт с вами? — удивлённо спросила Кёсем, глядя на хранителя покоев в янычарской форме.       — Я как раз хотел сообщить об этом, — натянуто улыбнулся падишах. — Стража!       Двери открылись, и под всеобщее удивление в покои вошёл Дервиш-ага. Он поклонился, а любимица султана недоумённо посмотрела на Ахмеда.       — С вами останется Дервиш-ага. По любому вопросу можете обращаться к нему.       — Как ты можешь доверять этому человеку после всего, что… — разозлилась Кёсем, но Ахмед перебил её.       — Я всё решил, Кёсем, и мои приказы не обсуждаются! — твёрдо ответил султан и, кивнув Зульфикару, вышел из покоев.       Дабы избежать неловких расспросов и разговоров, Дервиш вышел следом. Его очень удивило, что Хандан не пришла проводить сына в поход, но решил спросить позже у Хаджи-аги, чтобы не вызвать лишних подозрений у госпожей.       Ага вернулся в свои покои и начал перебирать бумаги, подсчитывая, сколько денег, кому и за что он должен, когда к нему зашла Кёсем.       — Госпожа, — поклонился Дервиш. — Что-то произошло?       — Произошло, — небрежно бросила любимица падишаха. — Ваша любовница несколько дней назад пыталась меня убить.       — Ты переходишь все границы, Кёсем-султан! — забыв о вежливости, разозлился Дервиш. — Если ещё раз ты посмеешь так назвать валиде-султан, клянусь, тебе за это придётся ответить!       — Как быстро вы начинаете злиться, едва только речь заходит о Хандан-султан, — съязвила Кёсем. — Вас волнует только то, как я её назвала, а до того, что она пыталась меня убить, вам и дела нет. Вам ведь и самому хочется от меня избавиться, не так ли? Но я предупреждаю вас: если вы хоть что-то попытаетесь сделать со мной, отвечать придётся вам!       — Ты действительно думаешь, что я буду жертвовать прощением повелителя, рисковать своей головой только для того, чтобы избавиться от тебя? — расхохотался Дервиш. — К тому же, не думаю, что валиде-султан от доброты душевной захотела избавиться от тебя. Ты сама виновата в том, что с тобой происходит.       — Раз вы не хотите рисковать своей жизнью, чтобы избавиться от меня, передайте тогда Хандан-султан, чтобы больше не пыталась меня убить. Думаю, она тоже не захочет рисковать вашей жизнью ради недолгой радости, — улыбнулась фаворитка султана и вышла из покоев.       «Эх, моя зефирка… Где же ты допустила ошибку, что тебе не удалось совершить задуманное?» — мысленно усмехнулся Дервиш, жалея, что попытка Хандан потерпела неудачу…       Через какое-то время, когда он закончил подсчитывать накопившиеся долги и свои сундуки с золотом, которые у него имелись в запасе, ага сделал вывод, что он в состоянии пока только вернуть драгоценности евреям, а нажитые на взятках средства пошли в государственную казну, которые он должен был собирать для военного похода. За недостроенный особняк, который Дервиш даже не увидит, он, оказывается, должен заплатить пятьдесят тысяч акче, и у него не набиралось даже половины этой суммы… Пока ага решал, что и за сколько он может продать, чтобы собрать хотя бы десять тысяч, слуги накрывали ему на стол. Плотно пообедав, Дервиш приказал позвать Хаджи-агу, решив разобраться с долгами позже: узнать, что с Хандан-султан, сейчас было важнее.       — Вы желали меня видеть, хранитель покоев? — стараясь не показывать свою неприязнь к аге, процедил сквозь зубы, евнух.       — Да, проходи, Хаджи-ага, — наигранно улыбнулся Дервиш. — Передай валиде-султан, что мне нужно её видеть.       — А зачем вам валиде-султан? — подозрительно взглянул на него Хаджи.       — Что значит, зачем? Что за глупые вопросы ты задаёшь? — мигом рассердился хранитель покоев. — Нам нужно обсудить с ней государственные дела! Зачем ещё, по-твоему, мне её звать?       — Повелитель вас оставил за дворцом следить, а не государственными делами заниматься.       — Не советую тебе испытывать моё терпение, Хаджи. Немедленно пригласи ко мне Хандан-султан! Она здорова, надеюсь?       — Здорова, но госпожа не желает вас видеть.       — Что значит, не желает видеть? Ты ей сказал, что меня освободили?       — Сказал. Она ответила, что ей всё равно, и она не хочет вас видеть.       Дервиш расхохотался, а затем со всей силы ударил евнуха по лицу.       — Мерзкий червяк! Говори мне правду!       — Я сказал правду… — продолжал настаивать на своём Хаджи, чем ещё больше разозлил Дервиша.       — Ладно, не хочешь, значит, по-хорошему говорить… Позови ко мне Улане! Отныне держать связь с госпожой и узнавать дела гарема я буду только через неё!       — Простите, но это невозможно. Улане-хатун предстала перед Аллахом.       Дервиш замер, отказываясь верить в услышанное.       — Что ты такое говоришь, мерзавец?! — закричал он, схватив евнуха за грудки.       — П-правду… — заикаясь, попытался ответить Хаджи. Он никогда не видел наставника повелителя в такой ярости, и ему впервые стало по-настоящему страшно.       Немного успокоившись, Дервиш отпустил агу и попытался всё осмыслить.       — Она умерла от яда? — всё, что смог, спросил хранитель покоев, и, получив утвердительный ответ, выгнал Хаджи из покоев.       Смахнув на пол всё, что было на столе, Дервиш сел на диван и принялся рвать на себе волосы, чувствуя вину за кончину Улане. Он тяжело дышал, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями: с яростью, ненавистью, обидой и безысходностью.       Почти до полуночи он просидел в таком положении, отказавшись от ужина, как вдруг в его покои постучали.       — Да! — ага позволил войти стучавшему, хотя ему очень хотелось остаться наедине со своими мыслями.       — Паша Хазретлери! — окликнул его девчачий голос.       — Я больше не паша, — недовольно бросил Дервиш, не глядя в сторону девушки. — В чём дело?       — Я пришла по поводу Хандан-султан. Это очень важно.       Услышав имя возлюбленной, ага мигом вскочил с дивана и подошёл к девушке:       — Что с госпожой? Говори! Ты ведь её служанка?       — Да, меня зовут Айлин. Валиде-султан себя очень плохо чувствует. После смерти Улане она уже почти неделю не пьёт, не ест, ни с кем не разговаривает, толком не спит, даже из покоев не выходит… Она так заболеть может. А сейчас она приказала принести ей вино… Не к добру всё это, паша.       — Повелитель знал о её состоянии?       — Только Хюмашах-султан за всё это время несколько раз заходила к ней, но Хандан-султан не обращала на неё внимания. Повелителю мы сообщили, но он ни разу её не навестил: они, вроде бы, поругались очень сильно…       — Полагаю, госпожа не знает, что меня освободили?       — Хаджи-ага запретил нам говорить. Сказал, что вы ей только навредите, но мы думаем, он это делает нарочно, потому что не доверяет вам. Мы всё же решили обратиться к вам, потому что, кроме вас, ей никто не сможет помочь. Никому до валиде-султан нет никакого дела…       — Ты сможешь незаметно провести меня в гарем? — уверенно спросил Дервиш.       Айлин кивнула. Ага подошёл к шкафу, на всякий случай, достал из шкатулки маленький бутылёк и кинжал и, спрятав за пояс, вместе со служанкой вышел из покоев.       До спальни султанши им удалось добраться незамеченными. Войдя внутрь, Дервиш увидел Хандан, сидящую спиной к двери и медленно пьющую вино. Его сердце замерло: даже со спины она выглядела потрёпанной и несчастной.       — Госпожа, смотрите, кто к вам пришёл, — обратилась Эсма к валиде, когда ага и Айлин зашли, но султанша даже не обернулась.       — Госпожа… — нежно позвал её хранитель покоев.       Стакан с вином замер на полпути ко рту, едва Хандан услышала голос возлюбленного. Она тут же обернулась и удивлённо уставилась на агу.       — Дервиш… — с придыханием произнесла валиде.       Увидев, что султанша отреагировала на появление хранителя покоев, служанки облегчённо выдохнули и вышли, оставив их наедине.       Хандан, не веря происходящему, встала и двинулась навстречу Дервишу, но, сделав пару шагов, пошатнулась и начала падать.       — Госпожа! — ага немедленно бросился вперёд и вовремя успел подхватить её.       — Я… я… я, наверное, сплю… — валиде успела уже выпить больше половины кувшина, поэтому едва могла стоять на ногах и шевелить языком. — Как ты здесь ока… зака… зался?       — Повелитель сегодня вышел в поход и дал мне шанс заслужить прощение: он оставил меня охранять дворец в его отсутствие, — ответил Дервиш, усаживая Хандан обратно на диван.       Она вцепилась в его кафтан, не желая отпускать, словно боялась, что Дервиш всего лишь видение. Но ага сел рядом, продолжая держать султаншу и гладить по руке, успокаивая и тем самым избавляя её от ненужных страхов.       После того как валиде немного успокоилась, она потянулась за новым глотком вина, но Дервиш остановил её:       — Госпожа, не нужно… Вам уже достаточно на сегодня!       — Это еди-динственный способ, хоть как-то заглушить мою боль… Выпей лучше со мной! — предложила Хандан, протягивая аге свой стакан.       Дервиш тяжко вздохнул и залпом осушил стакан, пока султанша пыталась заглянуть к нему в душу.       — Не пытайся скрыть… Ты ведь чу-чу-чувствуешь то же, что и я. Ты тоже любил её. Она ведь была нам дочерью… Нашей с тобой дочерью…       С каждым словом валиде хранитель покоев становился всё мрачнее, печальнее и несчастнее, и, в конце концов, эмоции, которые он старался спрятать, вырвались наружу потоком слёз.       — Вы правы, госпожа! Она всегда поддерживала нас, верила в лучшее, когда мы опускали руки, а самое главное, она верила в нас, верила, что мы можем быть счастливы… Простите меня за мою слабость, госпожа! — произнёс ага, вытирая слёзы.       — Тебе не за что извиняться, Дервиш. Слёзы — это не признак слабости. Они лишь напоминают, что у тебя есть сердце. Оно болит и бьётся вот здесь, — проговорила Хандан, положив ладонь на его грудь. — Вот так: тук-тук, тук-тук.       От её прикосновения «тук-тук» у сердца хранителя покоев усилилось, и, несмотря на то, что с каждым разом этих прикосновений становилось всё больше и больше, Дервиш всё никак не мог к ним привыкнуть: его тело покрывалось мурашками, доставляя высшую степень блаженства. Он взял руку султанши и поднёс к губам, оставив на тыльной стороне ладони невесомый поцелуй.       Валиде слабо улыбнулась и продолжила говорить:       — Это я… я во всём виновата. Если бы… если бы я тогда не сказала, что убью её за предательство, если бы не сказала на балконе, что больше не доверяю ей, что… что не хочу видеть…       Хандан не договорила: она вновь зарыдала, вспомнив тот злополучный вечер и их последний с Улане разговор на балконе.       — Нет-нет, госпожа, не вините себя в этом! Мы не могли знать, что так произойдёт, — пытаясь успокоить любимую, Дервиш придвинулся ближе, обнял, положив её голову к себе на грудь, и принялся гладить Хандан по волосам, по плечам, как обычно успокаивала её Улане.       — Ты не понимаешь… Она открыла при всех свою страшную тайну. Тайну, которая должна была стать её… её погибелью. А я разозлилась и… и… Я отвернулась от неё, Дервиш… Она сделала это ради меня, а я прогнала её.       — Что она такого сделала, госпожа? — удивился ага.       — Тех разбойников, напавших на меня в лесу, натравила она. Улане отдала приказ Насуху-паше от имени Сафие-султан. Они должны были лишь забрать письмо, но я не должна была пострадать. Она хотела… хотела, чтобы Ахмед испугался за меня и вернул во дворец.       Дервиш опешил от услышанного. Он не мог поверить, что Улане осмелилась рискнуть жизнью валиде, чтобы помочь ей вернуться во дворец.       — У вас была причина злиться на неё, госпожа. Я бы тоже разозлился…       — Да, только какое это сейчас имеет значение? Её ведь всё равно больше нет… — в объятиях любимого Хандан начала успокаиваться и почти перестала заикаться, но говорила она по-прежнему невнятно, с трудом подбирая слова, а голос её был пустым и отстранённым.       — Это не ваша вина, а моя. Я не воспринимал всерьёз то, что она говорила. Она сказала, что убьёт себя, если не сможет спасти нас. И когда перед началом совета она сообщила, что подкупила стражников, и они не будут убивать меня, я отказался от её помощи… Видимо, она смирилась с тем, что нас не спасти, и выпила яд.       — Значит, мы оба виноваты, — сделала вывод султанша, сильнее обнимая агу. — Мы должны были давно привыкнуть, что, даже шутя, она была серьёзной. Как нам дальше жить с этой болью, с этим чувством вины, Дервиш?       — Со временем любая боль утихает, госпожа. На её место приходит пустота, и её нужно заполнить. У вас есть сын, растут внуки, и я… Я всегда буду рядом с вами. Я сделаю всё, чтобы больше никогда не оставлять вас, госпожа. И пусть это будет не так, как мы хотим, знайте, что я всё равно буду рядом с вами.       — Сына у меня больше нет… Он вновь поднял на меня руку, но рядом не было Улане, чтобы помешать… Внуков растит Кёсем, и она будет настраивать их против меня. Ты… ты один остался у меня, Дервиш. Если ты исчезнешь, я…       — Тщщ… — прервал её ага.       Он обнял Хандан ещё крепче и нежно поцеловал в макушку. Даже в таком состоянии она казалась ему самым прекрасным существом на свете, и всё же ему было больно наблюдать за ней…       И тогда Дервишу пришла в голову гениальная идея:       — Не плачьте, госпожа. Представьте, что Улане сейчас рядом с нами. Что бы она сделала?       Хранителю покоев не нужен был ответ на этот вопрос.       Он вскочил с дивана, взял с кровати плед и накинул себе на голову в качестве волос, ведь платки пиратку так и не смогли заставить носить, затем подошёл к Хандан и заговорил девчачьим голосом:       — Госпожа, почему вы плачете? Кто вас обидел? Повелитель? Я сейчас догоню его, брошусь на него с кинжалом и заставлю извиняться перед вами на коленях!       Валиде расхохоталась, но Дервиш ещё не закончил свой спектакль: он достал кинжал и, не вынимая его из ножен, начал размахивать им, словно дрался с обидчиками султанши.       — Вас Дервиш-паша обидел? Ну всё, ему конец: я подмешаю ему дурман в вино, и он выдаст мне все свои тайны! — злобно рассмеялся ага.       — Прекрати... — сквозь смех и слёзы пропищала Хандан, но хранитель покоев и не думал останавливаться.       — Хаджи-ага предал вас? Пусть прощается с жизнью: я свяжу его, вырежу ему печень и подвешу вниз головой над Босфором, чтобы стекающая с него кровь падала в море и приманивала акул. Вниз головой ему висеть неудобно? Неудобно на корабле во время шторма спать: гамак качается. Это я с ним ещё добрая, так что пусть не жалуется!       От смеха валиде уже начала задыхаться. Она лежала на диване и, держась за живот, заливисто смеялась, хотя её смех больше напоминал истерику или крики умирающей чайки.       Доведя госпожу до такого состояния, Дервиш остался доволен собой и уже сам начал улыбаться, радуясь смеху возлюбленной, которого никогда не слышал ни он, ни кто-либо другой.       Вдоволь насмеявшись и с большим трудом успокоившись, султанша взяла агу за руку и благодарно улыбнулась, но хранитель покоев в этот момент резко стал серьёзным:       — Госпожа, у вас руки ледяные… Вы замёрзли?       Дервиш посмотрел на камин. В нём догорало последнее полено, а огонь почти потух, но из-за весёлого спектакля влюблённые даже не заметили, как в спальне стало холодать. Хранитель покоев подошёл к камину и подбросил в него дров. Слабый огонёк, почувствовав «пищу», накинулся на неё и очень быстро разгорелся.       Дервиш разложил возле камина подушки, взял плед, который недавно служил ему волосами, укутал им Хандан и поднёс её к камину. Осторожно усадив её на подушки, он уселся рядом.       — Я сделаю вам кофе, госпожа: быстрее согреетесь.       — Не нужно… Там ещё вино осталось, давай допьём его.       — Его уж точно не нужно.       Ага, заметив, что одно полено начало выпадать из камина, встал и взял кочергу, чтобы затолкать его обратно, когда вдруг в спальню вошёл Хаджи-ага.       — Дервиш-ага?! Что вы здесь делаете? Вам не положено… — начал возмущаться евнух, но хранитель покоев, едва увидев его, кинулся вперёд, схватил Хаджи за шиворот и прижал к стене.       — Это ты что здесь делаешь, паршивый пёс?! — яростно закричал Дервиш. — Почему валиде-султан в таком состоянии? Неделю не ест, не пьёт, не спит… Так ты за гаремом следишь?       Султанша села боком и с интересом начала наблюдать за разворачивающимся зрелищем. Она слегка улыбнулась: почему-то ей доставляло удовольствие смотреть, как её возлюбленный едва себя сдерживает, чтобы не убить предателя, из-за которого начались все их беды.       — Я… я… — пытался что-то ответить Хаджи, но Дервиш принялся душить его.       — Ты сказал, что госпожа здорова, а на самом деле ты просто солгал, чтобы я свой нос в дела гарема не совал, не так ли?       В какой-то момент хранитель покоев всё же отпустил евнуха и швырнул его на пол. Хаджи закашлялся, пытаясь поймать ртом воздух.       Придя в себя, он вскочил на ноги и начал отчитывать хранителя покоев:       — Вы переходите все границы, Дервиш-ага! Вы не имеете право находиться в гареме, тем более в покоях валиде-султан и смотреть на неё в таком виде! Я расскажу повелителю, когда он вернётся, что вы пренебрегли его доверием и…       — И заботился в его отсутствие о валиде-султан, пока ты ничего не делал? — съязвил Дервиш. — С этого дня я буду постоянно ходить в гарем и проверять, в каком он состоянии, и за каждую ошибку ты будешь отвечать головой! Меня ведь за дворцом присматривать оставили, а не государственные дела решать, верно?       В этот момент Хандан не выдержала. Услышав, что Хаджи собирается жаловаться на Дервиша, она встала, подняла с пола кочергу и, подойдя ближе к ругающимся мужчинам, замахнулась и с криком ударила евнуха, едва не задев хранителя покоев. Хаджи успел немного увернуться, и острая кочерга рассекла ему лоб. Сознания евнух не лишился, но из раны обильно начала течь кровь. Султанша замахнулась снова, но на этот раз Дервиш успел ей помешать.       — Госпожа, не надо! — заговорил ага, продолжая удерживать валиде, но она не собиралась останавливаться.       — Пусти, Дервиш! Я убью его! — вырывалась Хандан, но хранитель покоев не отпускал её. — Ты заплатишь мне за всё, Хаджи: за своё враньё, за своё подлое предательство и за Улане! Ты всю жизнь мне испортил! Исчадие ада! Подлый шакал! Ненавижу тебя! Ненавижу!       Евнух растерянно смотрел на валиде, поджав губы. Он совершал ошибки, стараясь защитить её, но в итоге она смотрела на него с такой ненавистью, готова была убить за то, что он всё делал ради неё… вот только султанша не видела никого, кроме Дервиша.       — За что вы так со мной, госпожа?.. — непонимающе спросил евнух.       — Ты ещё спрашиваешь, за что?! — вновь попыталась накинуться на него Хандан. — Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь?!       — Лучше уходи. Я не смогу удерживать госпожу вечно, — строго проговорил хранитель покоев.       — Я не могу оставить валиде-султан наедине с вами! — заявил евнух.       — Я так и думал, — улыбнулся Дервиш и отпустил султаншу.       Её чаша гнева переполнилась, и валиде вновь замахнулась на Хаджи. Поняв, что не сможет драться с госпожой, евнух всё же выскочил из покоев, а Дервиш остановил Хандан, чтобы она не побежала вслед за ним.       — Тише, моя зефирка, всё хорошо. Он ушёл.       — Пусти! Я убью его! Убью! — попыталась вырваться валиде, но, поняв, что это бесполезно, сдалась.       Ага усадил султаншу на диван, после чего подошёл к столу, чтобы налить воды. Достав из-за пояса пузырёк, он вылил его содержимое в стакан с водой и протянул госпоже.       — Выпейте: вам полегчает.       Хандан залпом осушила стакан и отдала его Дервишу. Ещё какое-то время она сидела и осыпала проклятиями Хаджи, но вскоре её начало клонить в сон. Увидев это, хранитель покоев расстелил кровать и уложил султаншу.       — Дервиш, не уходи, пожалуйста, — прошептала валиде, засыпая.       — Не бойтесь, госпожа, я теперь всегда буду с вами, — произнёс ага и, накрыв любимую одеялом, поцеловал её в висок.       Хранитель покоев сидел возле постели султанши, поглаживая её по волосам, пока она не уснула. После Дервиш подошёл к столу, взял бумагу и чернила и начал писать письмо, как обычно, на сербохорватском языке арабской прописью, затем оставил его на прикроватном столике и покинул покои.       — Ну как госпожа, паша? — кинулись к хранителю покоев служанки, когда он вышел в коридор.       — Валиде-султан уснула. Следите за ней. В случае чего, сразу докладывайте мне! — приказал ага. — Хаджи-агу по возможности старайтесь не подпускать даже близко к её покоям. Это для его же блага.       — Спасибо вам, паша! Мы знали, что позвать вас было самым правильным решением, — Эсма и Айлин чуть ли не хором благодарили хранителя покоев.       — Но о моём визите сюда никто знать не должен: дворец полон змей, они быстро разнесут грязные сплетни о госпоже. Этого не должно произойти!       — Конечно, паша, мы всё понимаем.       Девушки поклонились, и Дервиш отправился в свои покои.