Государственные дела. Борьба за счастье. Часть 1

      Утром Хандан еле открыла глаза. В первые за долгое время она так быстро уснула и так крепко спала. Сев на кровати, султанша с ужасом вскрикнула: посреди покоев лежал мужчина в чёрном одеянии. Осторожно встав с постели, госпожа подошла к нему. Она сразу догадалась, что перед ней лежал палач, и он был мёртв. Ковёр был запятнан кровью, рядом лежала разбитая ваза, двери в покои рядом с лестницей были открыты.       — Стража! — закричала валиде-султан, но почему-то на её зов никто не подошёл.       Она оглянулась в поисках чего-нибудь тяжёлого и увидела, что двери возле её кровати тоже были слегка приоткрыты, а недалеко от них валялись оторванная ручка и незажжённый факел.       Вооружившись факелом, Хандан осторожно вышла на лестницу. Она медленно спустилась и оглянулась по сторонам. Госпожа бросила взгляд на балкон и, ведомая чутьём, направилась туда.       Выйдя на балкон, она остолбенела от ужаса. На мраморном полу лежал ещё один палач, его чёрную одежду покрывал падающий снег. В углу лежало ещё одно тело, которое тоже покрылось белоснежным полотном. Валиде боялась подойти к нему, потому что видела в этом теле под слоем снега до боли знакомые черты…       — Улане… — едва слышно прошептала валиде, выронив факел.       Набравшись сил, она медленно подошла к воспитаннице и рухнула на колени.       — Улане, девочка моя… — госпожа обхватила её холодное тело, прижала к себе и зарыдала.       Она не видела её рану, а только бледное, слегка посиневшее от мороза личико.       Снежинки падали на волосы султанши, а ледяной ветер сдувал их. Она не чувствовала ни снега, ни холода — только боль от потери своего… ребёнка?       — Улане! — изо всех сил закричала Хандан, пытаясь выплеснуть наружу всю свою боль, но это не помогло. И только сейчас её крик услышал Хаджи.       — Госпожа, что случилось? Вы кричали? — выбежал на балкон обеспокоенный евнух, который уже искал султаншу по всему гарему. Представшая перед ним картина ввела его в оцепенение.       — Аллах помилуй! — прикрыв от ужаса рот рукой, воскликнул ага.       Он медленно подошёл к плачущей госпоже и дотронулся до её плеча:       — Валиде, вставайте. Отпустите её.       Но Хандан резко замотала головой, не желая отпускать девочку.       — Стража! — окликнул Хаджи слуг и кивнул на Улане. — Госпожа, пойдёмте. Вы замёрзнете.       С трудом ему удалось оттащить султаншу от пиратки. Придерживая госпожу за плечи, ага увёл её в главные покои и посадил на диван. Валиде продолжила беззвучно плакать, глядя в окно, как только евнух покинул покои. Но через какое-то время она вдруг что-то осознала, резко встала и вышла из комнаты.       Словно буря, султанша пронеслась мимо Хаджи, который в коридоре что-то бурно обсуждал с Дженнет-калфой.       — Госпожа! Куда же вы? — окликнул её ага, но Хандан не остановилась.       Казалось, что боль и гнев, которые обуздали её, сейчас сметут любого, кто станет на её пути.       Валиде уже подошла к покоям повелителя, когда ей на пути попалась Кёсем, тоже, как и госпожа, мчавшаяся к султану, одетая в ночное платье. Наложница поклонилась, но госпожа проигнорировала её.       — Я хочу видеть повелителя! — обратилась Хандан к стражникам.       — Простите, валиде-султан, у повелителя сейчас Зульфикар-ага, — предупредили её слуги, но султанша растолкала их и вошла в покои.       Следом за ней прошмыгнула и Кёсем.       — Ахмед! — яростно закричала госпожа, ворвавшись в покои и едва не выбив двери.       — В чём дело, матушка? Почему вы врываетесь, да ещё в таком виде? — недовольно покосился султан сначала на неё, а потом на Кёсем, стоявшую позади.       — Повелитель, я, пожалуй, позже зайду… — хранитель покоев попытался уйти, но наложница ему не позволила.       — Нет, Зульфикар-ага, тебя это тоже касается! — зло проговорила Кёсем. — Так ты у нас дворец и гарем охраняешь?       — Может, вы уже скажете, что происходит?! — начал терять терпение Ахмед.       — Лучше ты мне скажи, как ты мог отправить палачей к моей девочке? Она ведь совсем ребёнок! — сквозь слёзы кричала валиде. — Чем она заслужила смерть? Своей верностью мне?       Повелитель стоял в полном потрясении, не зная, что ответить. Он вопросительно посмотрел на Кёсем, чтобы узнать, зачем она пришла.       — Гёльге-хатун сегодня ночью перерезали горло, а её тело положили мне в постель, — произнесла плачущая наложница.       — Прошу прощения, повелитель. Я проведу расследование, только… вам нужно ещё кое-что узнать, — пробубнил Зульфикар.       — Говори! — обречённо приказал султан, поняв, что ничего хорошего сейчас не услышит.       — Сегодня ночью великий визирь Соколлузаде лала Мехмед-паша был отравлен. Есть подозреваемый. Его взяли на месте — это Дервиш-паша. Сейчас он находится в темнице.       Все присутствующие, особенно Хандан, оторопели от услышанного. Она тут же пришла в ярость:       — Что это значит, Зульфикар? По какому праву ты отправил его в темницу? Ты разобрался? У тебя есть доказательства?       — Дервиш-паша и великий визирь часто ссорились на совете. Он давно уже мечтал занять его место, — начал говорить ага, но валиде его как будто не слышала.       — Как ты можешь без доказательств обвинять его в таком? Дервиш-паша не способен на преступление!       — Довольно! — разозлился Ахмед. — Валиде, я сожалею, но не я отправил к Улане-хатун палачей. Возвращайтесь в гарем. Зульфикар со всем разберётся.       — Что он сделает? Воскресит её и Гёльге? — язвительно спросила Хандан.       — Валиде, Кёсем, возвращайтесь в гарем, — как можно мягче проговорил султан, понимая, что им сейчас очень тяжело.       Когда они вышли из покоев повелителя, наложница спросила:       — Госпожа, вы ничего не слышали этой ночью? А то я, видимо, так крепко спала, что даже не услышала, как в мои покои кто-то заходил.       — В моих покоях Улане сражалась за жизнь… Одного палача я нашла утром недалеко от моей кровати, как только проснулась. Наверняка моя девочка кричала, просила о помощи, а я её не услышала… — из глаз султанши вновь полились слёзы.       — Разве это не странно? — спросила Кёсем, но Хандан не стала отвечать на её вопрос и молча вернулась в покои.       Через какое-то время одиночество валиде нарушил Хаджи-ага:       — Госпожа, поешьте немного. Служанки накроют вам стол, — немного бодро проговорил евнух.       — Я ничего не хочу есть… Оставь меня одну, — тоскливым голосом бросила султанша.       — Вы обязаны поесть, госпожа! — едва сдерживая улыбку, настаивал евнух. — Иначе вы ослабнете и заболеете. Улане-хатун мне потом голову за вас оторвёт.       Хандан резко обернулась и непонимающе посмотрела на агу.       — Что ты сказал?       — Я говорю, что Улане-хатун, когда придёт в себя, узнав, что вы в таком состоянии, оторвёт мне голову за то, что я не заботился о вас в её отсутствие.       — Она жива? — валиде вскочила с дивана, не веря своим ушам.       — Жива, госпожа. Она потеряла много крови и долго пролежала на холоде, поэтому и посчитали, что она мертва. Хорошо, что лекарша проверила у неё пульс, — улыбнулся Хаджи, видя, как султанша расцветает на глазах.       — О Аллах, благодарю тебя! — воскликнула Хандан и радостно помчалась в лазарет.       Ворвавшись в больничные покои, валиде тут же кинулась к кровати воспитанницы. Она лежала под несколькими одеялами с горячей тряпкой на лбу и уже не выглядела такой безжизненной. Её щёки порозовели, но она по-прежнему была без сознания.       В это же время в лазарет вошёл повелитель с Зульфикаром-агой.       — Как она? — поинтересовался падишах у лекарши.       — Немного лучше, повелитель, — ответила та. — Мы искупали её в тёплой ванне и обработали рану на ноге, немного ниже бедра.       — Рана глубокая? — спросила султанша.       — Да, госпожа. Помимо этого, у неё много синяков и ушибов, но мы всё обработали, и скоро она должна пойти на поправку.       — Как это произошло, Хаджи? — обратился к евнуху Ахмед. — Ты что-нибудь выяснил?       — Да, повелитель. Валиде-султан вчера устроила праздник в гареме, но Улане-хатун плохо себя чувствовала и не пришла. Лекарша дала ей снадобье, и она уснула здесь, — начал рассказывать ага. — Полагаю, ночью палачи пришли именно сюда. Двоих мы нашли здесь. Один был с перерезанным горлом, другой был жив. Его отнесли в мужской лазарет, и он там скончался, не приходя в себя. Третьего мы нашли в коридоре возле спальни госпожи. Он тоже жив и сейчас находится в лазарете без сознания. Четвёртого с множеством ранений нашла валиде-султан в своей спальне. И последний оказался с перерезанным горлом на балконе, где и Улане. Видимо, хатун сначала пыталась убежать, но была вынуждена сражаться.       Султан смотрел на Хаджи, и его глаза расширялись всё больше. Рассказ евнуха был скорее похож на сказку или легенду, нежели на происшествие в гареме.       — Значит, Улане бегала от плачей по всему гарему, и никто этого не видел и не слышал? — недовольно спросил падишах.       — Повелитель, — обратилась к султану лекарша. — Всем присутствующим на празднике подмешали снотворное в питьё. Стражники и слуги позже выпили то же самое, поэтому все в гареме ночью крепко спали и ничего не слышали.       — Хаджи-ага, — вновь обратился к евнуху Ахмед. — Я правильно тебя услышал? Улане-хатун в одиночку расправилась с пятью палачами, имея при себе только кинжал?       — Это лишь мои предположения, повелитель, — Хаджи старался скрыть пиратское прошлое Улане. — Я думаю, она сама вам всё расскажет, когда придёт в себя.       Султан подозрительно взглянул на девушку, которая этой ночью в борьбе за свою жизнь одолела пятерых мужчин вдвое больше неё, но которую валиде почему-то называет ребёнком. Пожелав ей скорейшего выздоровления, он с Зульфикаром вышел из лазарета.       Хандан ещё какое-то время посидела с пираткой, молясь Всевышнему о её выздоровлении, и вернулась к себе. Приведя наконец себя в порядок и слегка перекусив, валиде отправилась в темницу к Дервишу-паше.

***

      — Дорогу! Валиде-султан Хазретлери! — раздался голос стражника.       Услышав его, Дервиш, пребывавший в ужасном расположении духа, вмиг приободрился. Вскочив с каменного «дивана» и накинув кафтан, визирь пригладил волосы и в ожидании уставился на дверь.       — Откройте! И оставьте нас одних! — приказала Хандан.       Исполнив её повеление, стража удалилась. Султанша немного постояла перед входом, прежде чем решилась войти.       — Госпожа! — поклонился паша и, нервно сглотнув, заглянул ей в глаза, пытаясь понять её настроение: зла она него или расстроена.       — Дервиш… — томно произнесла валиде, и визирь тут же успокоился.       — Я бы не хотел, чтобы вы видели меня в таком месте и таком виде. Меня оклеветали, госпожа. Я не имею никакого отношения к его смерти.       — Я всё знаю, Дервиш. Знаю, что ты ни в чём не виноват. Предатели умеют расставить сети. На тебя указывают улики…       — Но я не виновен. И я готов противостоять всему миру, если вы верите моим словам!       — Я уже догадалась, кто стоит за всеми несчастьями, произошедшими этой ночью.       — Что ещё произошло?       — Сафие-султан решила отомстить… Кто-то из её людей подмешал снотворное в шербет, который все пили вчера на празднике. Весь гарем крепко спал и не слышал, как бедняжке Гёльге перерезали горло. А потом её подложили в постель к Кёсем. Думаю, это предупреждение.       — Но вы ведь не из-за Гёльге-хатун так расстроены, верно? — почувствовал её боль паша.       — Улане… — с трудом произнесла Хандан. — К ней отправили палачей.       — Что с ней? — испугался за пиратку Дервиш. — Она…       — Я нашла её на балконе замёрзшую, всю в ранах и ссадинах. Не знаю, как долго она там пролежала. Она потеряла много крови… — поделилась воспоминаниями страшного утра султанша, чем заставила визиря нервничать. — Я испугалась, что потеряла её. Но лекари почувствовали её пульс. Она сейчас в больничных покоях, но… Я не могу даже думать о том, что могло случиться, если бы у неё не начался жар вечером. Улане всю ночь боролась за жизнь с пятью палачами, а если бы она выпила шербет на празднике и уснула…       — Тише, — прошептал паша и, нежно дотронувшись до щеки госпожи, осторожно смахнул с неё слезинку. — Хвала Аллаху, этого не произошло.       — Даже в Старом дворце Сафие-султан опасна, — проговорила Хандан, пытаясь отвлечься от смутившего её жеста.       — Вы предупреждали меня, только я вас не послушал и отправился ночью к великому визирю, хотя и подозревал, что не мог он меня позвать к себе так поздно. А он и не звал. Он выпил отравленный шербет при мне и подумал, что я его хотел убить и лично пришёл посмотреть, как он умирает.       — Уверена, что мой лев во всём разберётся, и тогда тебя освободят. А что касается Сафие-султан… Мне страшно, Дервиш. Она уже добралась до самых дорогих мне людей. Не долог час, как она доберётся и до Ахмеда. И не остановится, пока не получит своё.       — Мы ограничили её влияние в совете, но она всё равно смогла к нам подобраться. Боюсь, она успокоится только, когда её лишат жизни, — рассеяно проговорил паша. В его голове крутилась только одна фраза: «Добралась до дорогих мне людей».       — Я поговорю с сыном! — твёрдо заявила султанша. — Её бесчинствам пора положить конец! А если мой лев ничего не сделает, я сама с ней расправлюсь!       — Самым страшным ударом для неё могла стать смерть Фахрие-султан, однако…       — Когда эта змея сбежала, она надеялась, что ты сохранишь это в тайне, но ты всё рассказал повелителю и теперь расплачиваешься за это. Я так хотела, чтобы она знала, что ты принадлежишь мне, и всегда будешь принадлежать только мне, потому что боялась, что Фахрие-султан заберёт тебя у меня… и тогда мой сын лишился бы твоей опеки, — печально произнесла валиде.       — А вы посмотрите мне в глаза и увидите, что никто и никогда не сможет забрать меня у вас! — твёрдо сказал Дервиш, глядя на неё. — Я рад, что вы пришли, не оставили своего слугу… Вот, что главное для меня!       Он одарил её самой искренней и тёплой улыбкой, на которую только был способен. Хандан едва ли могла оторваться от его глаз, смотрящих на неё с такой нежностью и любовью. От их беседы разлилось тепло в душе. И когда валиде вышла из темницы, оба думали об одном и том же…       — Госпожа, — вывел её из размышлений голос Хаджи.       — Что такое?       — Ту хатун, которая подсыпала в шербет снотворное на кухне, нашли.       — Я ей устрою! — яростно бросила султанша и направилась в гарем.

***

      Всех, кто хоть как-то был причастен к событиям прошлой ночи, нашли и задушили на глазах всего гарема в назидание остальным, чтобы никто не посмел пойти на предательство.       Единственный выживший палач пришёл в себя, но его допрос ни к чему не привёл: он отказался писать на листке имя человека, отдавшего ему приказ, и потому он отправился вслед за остальными палачами.       Вечером Хандан хотела поговорить с Ахмедом, но он был занят и не в настроении кого-либо принимать. Проведав Улане, госпожа ещё больше опечалилась. Она приставила к больничным покоям несколько надёжных стражников, чтобы никто больше не посмел покуситься на жизнь её любимой воспитанницы.       Обеспокоенная произошедшими ночью событиями, валиде с трудом удалось уснуть, но всю ночь она просыпалась от кошмаров и каждый раз бегала в лазарет, чтобы проверить Улане, и, в конце концов, уснула рядом с ней на соседней кровати.