Лично в руки

(– В лаборатории ядовитый газ? – Гамма с наигранным беспокойством поднёс ладонь ко рту, едва удерживая тяжеленное пальто другой рукой, – вы чего вышли? Ро повернулся к новоприбывшему сегменту, не меняясь в лице, пока Омега демонстративно остался на месте. Стоило полагать, что виной тому была тень от высокой адхигамы, которая рисковала соскользнуть с чужой фигуры при малейшем её повороте, и оттого эта фигура не шевелилась, обязательно мрачная и загадочная – ну как Омега мог позволить подсветить себя закатным солнцем, таким ярким и розоватым? Пройдя по высокой траве и волоча за собой многострадальную верхнюю одежду, теперь позеленевшую снизу, Гамма допрыгнул до притоптанной полянки, подходя к компании. Видеть Ро и Омегу на поверхности ему удавалось редко – первый предпочитал копошиться в лаборатории и целительной силе природы не верил, а второй если и выходил, то исключительно ради поставленных задач, никого – даже фатуйцев – с собой не приглашая... После этих выходов Омега в обычном замызганном халате даже несколько веселил: ну надо же, и это – герой всех газет, одетый в изысканные под стать Предвестнику одежды! Сейчас куда презентабельнее выглядел Ро, блистающий своим выглаженным рабочим костюмом, с опрятным пучком волос... Хотя с ним, конечно, таких ярких сцен бы не вышло: местной прессе пришлось бы смущённо описывать чужой часовой диалог. Часовой – в лучшем случае! – Надежды на то, что ты утонул, испарились вместе с желанием спасаться от «ядовитого газа», – саркастично подчеркнул Омега, намекая на позднее возвращение. Гамма проигнорировал подкол, пожимая плечами. – Его сиятельство господин старик был беспросветно занят. Пришлось скорбно дожидаться своей скромной аудиенции. Проверил лаборатории – пока никто никого не прикончил, – сегмент обернулся к Ро, – от Йоты с детским садом привет. Ро кивнул, с особенной задумчивостью отводя взгляд в сторону заката, к ягодным бликам, но не прошло и пары секунд, как сегмент вернул фокус коллегам, опуская брови к более беспристрастному положению. – Возвращение близится. По этому случаю мы обсуждали планы, их вероятную стыковку, – он пояснил о сути их диалога, заботясь о том, чтобы вписать в него Гамму, – ты говорил о возможностях остаться в Сумеру, если я интерпретировал верно. – Добровольное самоубийство, я вижу, – удивлённо прокомментировал Омега, гася интонацию непонимания скептицизмом, – глупее будет только нацепить на себя наручники. Или ты поверил, что неприкосновенность затронет период после завершения эксперимента? Недостаточно осведомлён о мудрецах? – Я ведь не собираюсь наслаждаться вниманием толпы, напоминая всем о своей особе, – Гамма фыркнул. Он неловко сменил опору, подтягивая тяжёлое пальто выше. Бездна его дёрнула забрать эту ношу у не особенно бережного новобранца! В конечном счёте их подходы не отличились... – Омега прав. Остаться в регионе сразу после случившегося будет риском при любом исходе. Если зоны исследования, избранные тобой, не склонны к исчезновению, тебе лучше запланировать возвращение на более поздний срок, – демократично рассудив, Ро скрестил руки, – Мастер, вероятно, останется в столице на некоторое время. Омега в его отсутствие планировал заняться Нод-Краем, а я предполагаю для себя Натлан... – Я способен обойтись без компании, – Омега перебил. Ро всмотрелся в чужое лицо, будто что-то для себя отмечая. Гамму, наблюдавшего за обоими с лёгкого отдаления, этот взгляд не впечатлил: впервые он увидел в коллеге откровенное недоверие, тенью скользнувшее по едва поджатым губам. – Твой индивидуальный вклад оценён, – ответил нейтрально. – Не могу поддержать подобную уверенность. Момент тишины. Такой тихий, что казалось, будто они могли продолжить диалог через серьги – настолько от самих себя не отвлекало ни звука, ни лучика, ни аромата... Обволакивающая умиротворённость вечернего региона. Закат медленно оседал где-то за горизонтом, окрашивая в бордовый, напоминающий артериальную кровь, другие земли... Гамма всмотрелся в него. Он редко видел такие закаты – пылающие, но молчаливые, обманчиво скрывающие агонию упавшего солнца. Даже дальние тинистые реки, скрываемые за пролеском, наполнились алым, поглотившим в себя всю обыденно трепетную зелень. Природа сегодня подыгрывала Омеге, особенно выделяющемуся на фоне красноты своей разобранной, но даже так заметно мрачной физиономией. Заметно красной и от заката, и от горящей «звезды во лбу». И всё-таки было необъяснимо спокойно. Споры с Омегой скорее возвращали к обыденности, чем раздражали: самые энергозатратные этапы задания находились на стадии завершения, и всё приходило в банальную, но привычную и родную норму. Собственные проекты, периодические обсуждения, пререкания, уставший взгляд разнимающего их Ро... Надоедало ли это за столько лет? Отчасти – да, и всё-таки после миссий сердце, как бы сказали обычные снеженцы, хотело именно этого – хоть чего-то привычного, не экспериментаторского, давно изученного. Гамма понимал, что большинство сегментов его взгляды не разделяло, однако он, относившийся к себе и, как следствие, своим собратьям куда спокойнее, общепринятому раздражению друг на друга сопротивлялся: пусть назвать срезов семьёй и было огромным преувеличением, заявить о том, что он может им доверять, Гамма всё-таки мог. Не мог доверять своим отчётам, своим формулам, своим выводам, но им – точно. И оставалось надеяться, что когда-нибудь другие ответят взаимностью... Сегмента вдруг осенило. Он выпутал шубу из своей хватки и, тряхнув перед собой, расстелил её на траве – хуже ей уже всё равно не будет. Не задерживаясь ни на мгновение, Гамма опустился вниз, верхней частью тела разлёгшись на капюшоне, и, улыбаясь во все тридцать два, помахал наблюдающим за ним срезам. – Ложитесь! Мозгам нужно давать отдохнуть. Ро с Омегой коротко переглянулись. Не то чтобы подобные жесты от одного из младших ещё удивляли, однако... Будни в лаборатории совсем выкорчевали в них человечность – даже полежать без дела теперь казалось преступным... И всё-таки как маняще-безмятежно выглядел Гамма! Открытое круглое лицо сияло на последних лучах, длинные ресницы и брови, ещё не обожжённые, дрожали от лёгкого ветра, а заросли мягкой травы обвивали конечности, утягивая в свой миролюбивый плен. Всё его юношеское тело расслабилось, дразня остальных, уставших и напряжённых. – Занимательный вывод. Разве у тебя они есть? – поинтересовался Омега, не спеша повиноваться приглашению. – Нет, – без запинок ответил Гамма, – и у тебя, между прочим, тоже, если мы рассматриваем мозг как биологический орган, – он усмехнулся, прикрывая глаза. Сквозь ресницы он не увидел, как Ро тоже едва улыбнулся, располагаясь рядом. Собранные прядки рассыпались, длинными нитями опадая на белое пальто... И, заметив на чужом лице тот самый момент умиротворения и свободы, даже Омега сдался, фыркая и усаживаясь рядом, щедрясь и укладывая каблуки на траву, а не на импровизированное покрывало. Вся троица замерла на месте, почти синхронно обращаясь к фальшивому небу. – Я слышал, что в Фонтейне вкусное мороженое. И эклеры, – Гамма начал. Мороженного с эклерами хотелось на самом деле! Сумерские сладости, бесспорно, оставались вне конкуренции, но сегменту вдруг подумалось, что он никогда не фокусировался на кухне других регионов... Не то чтобы исследовать уровень сахара в десертах было тем, ради чего его создавал Дотторе, однако собственный интерес был непреклонен – ему уж очень хотелось посвятить время тому, что важным-то никогда и не считал... Да и сам Мастер уже запланировал себе отпуск! С чего сегменты должны горбатиться вместо него? – Я бы предпочёл посетить Ли Юэ. Хочется удостовериться, имеют ли слухи о местном оперном искусстве научное обоснование, – неожиданно признался Ро, изучая звёзды. Гамма удивлённо зыркнул на него. Ну надо же! А он ведь подумал, что в этом плане чересчур уникален: где это видано, чтобы срезы мечтали об отпусках, представляя возможные отвлечения? Где же мечты об одной науке, где соответствующий склад ума, куда запропастился холодный расчёт? Неужели оттаял здесь, в жарком Сумеру, на родине, где всё наконец расставилось по своим местам; собралось, как разбитое зеркало? – Это тебе к господину Панталоне, – Гамма натужно усмехнулся. Смеяться искренне не хотелось. Сумеру менял – в первую очередь самого Мастера, обласканного отнюдь не одними горячими лучами, ожидаемого отнюдь не из-за одних Сердец Бога... Ожидаемого из-за его сердца, живого и, как оказалось, не атрофировавшегося. Мастер расцвёл без лишних стеснений, у всех на виду и всем в наставление – жизнь коротка, наука длинна, случай шаток, опыт обманчив, а человеком ты быть не перестаёшь даже спустя сотни четыре. С таким – не Дотторе, Зандиком! – работать стало намного легче. И равняться на него казалось вернее – не скрашивать жизнь научными задачами, а скрашивать задачи жизнью, больше не утекающей сквозь пальцы. Как посвящать себя науке, если этого «себя» уже не осталось? – Должен заметить, что господина Регратора на всех Дотторе не хватит, – Ро тоже улыбнулся, расслабляясь. Господин Панталоне, конечно, был темой отдельной, хотя его личность сегменты обсуждали мало: критиковать или хвалить Мастера за выбор партнёра, оценивая свойства последнего, казалось чем-то уж слишком смелым. Делец был неоспоримо хорош собой, умён, догадлив и вместе с этим приятен – привычка держать лицо к плюсам не относилась, но всё-таки утешала, а ещё только благодаря ей получалось особенно ярко ощущать, как меняется доверяющий Панталоне, каким по-хорошему смешливым и мягким он может быть, поддерживая и вторя дотторевским заскокам. Всё необходимое сходилось в одном человеке, если так можно было назвать работника Банка... И сегментам льстило получать хотя бы немного этой нежности и принятия, исходящих от обыденно неприступного Панталоне. За оригинала, сумевшего найти и удержать такую падающую звёздочку, брала гордость. Такие, казалось, сияли только на небе, далёкие и недосягаемые. Закатное солнце совсем померкло, отдавая земли во власть голубоватого мрака, нежно обвивающего прорезавшиеся белёсые огоньки. Миллионы сплетений миллионов судеб открыто переливались перед глазами, обманчиво неподвижные. Смотреть на всё это издалека увлекало – голова невольно проводила аналогию со всеми перипетиями жизней, увиденных здесь, в Тейвате, своими глазами. Сотни лет, за которые Гамма перестал отличать фатуйцев, перестал смотреть на чужие года, отражённые на лице, и перестал следить, кто успел жениться или умереть. Казалось, что такая оторванность была для Дотторе общей, но теперь и сам Мастер погрузился в жизнь, цепляясь в ней за конкретного человека, останавливаясь в определённом моменте времени и пространства... Получается, что теперь и Мастер относился к тем звёздам, незаметно мерцающим в тёмной дали? Или это общность с сегментами мигнула в последний раз, как пройденный этап, и теперь неотвратимо погаснет? Гамма не запоминал других – так насколько справедливым было надеяться остаться хотя бы воспоминанием? Сегмент моргнул, отрывая себя от размышлений. Стоило помнить, что они всё ещё здесь, в Сумеру, а миссия нуждается в завершении! Некогда отвлекаться на мрачные доводы, ни с того ни с сего появляющиеся в голове. В глобальном плане отнюдь не оригиналу решать, прервутся ли дороги сегментов и завернут ли они не туда... Фатуи закончат дела, и Гамма обязательно поедет в Фонтейн пробовать эклеры с мороженым! – А тебе бы чего хотелось? – он решился спросить у молчаливого последнее время Омеги. Гамма сместился, путая бирюзовые кудри в чёрном меху, и обратился к старшему срезу, лежащему без движений, как игрушечный оловянный солдатик. – Завершить миссию. – Этим ты не удивил, – Гамма хмыкнул, недовольный ответом, – а что-то кроме? Пояснений не последовало. Сегмент, вероятно, чересчур себя обнадёжил, когда решил дождаться от Омеги каких-то мечтаний... Но ведь таковых не могло не существовать вовсе? У каждого есть! Гамма незаметно прикрыл глаза, концентрируясь и готовясь схитрить. Он перевернулся на бок, чтобы сияние серёжки скрылось под волосами, и, сосредотачиваясь на соседствующем срезе, аккуратно прокрался в сознание, пролезая под кожу, пытаясь ухватиться за простой ответ на очевидный вопрос... Но ворох мыслей показался особенно недружелюбным, запутанным и странным. Гамма хмуро придержал серьгу, хватаясь за пролетающие идеи, и вдруг обнаружил, что оказался вытолкнут – будто заранее исключён из чужих мыслей, теперь защищённых и неподвластных. Он в самом деле давно не слышал Омегу... – И что это за кадр для отчёта местным махаматрам? – неожиданно послышался голос оригинала. Все сегменты, как один, распахнули глаза, принимая положение вертикальней, и Мастер засмеялся – он специально шагал чуть тише, чтобы застать этот греющий сердце момент. – Три трупа Дотторе на поляне. Вы хоть представляете, сколько людей разделяет эту мечту? – он продолжил посмеивается, качая головой, – бестолочи. Гамма, ты ничего не хотел мне вручить? Гамма незамедлительно вскочил, отряхиваясь, и для приличия отряхнул даже сумку, через секунду закопошившись в её карманах, лишь бы поскорее найти задолженное письмо. Это же надо было залежаться, чтобы даже Мастер успел заметить пропажу троицы, покидая лабораторию ради поисков! – Вот! – сегмент пихнул вперёд конверт и небольшую коробку, в которой слышалось перекатывание пары вещиц. Даже слепой заметил бы, как быстро Мастер воспылал любопытством, нетерпеливо отрывая передачку от рук сегмента. Сам себе на уме он кивнул, легко потрясывая коробком, и развернулся, пробормотав через плечо отвлечённо: – Не задерживайтесь. Нужно готовиться к отбытию. Отбытие, очевидно, было единственным, что занимало мечтания оригинала, и Ро даже позволил себе вздохнуть. – Что в коробке? – он спросил, неохотно поднимаясь и ковыляя к Гамме. – Должно быть кольцо. Ты бы видел его счастье, когда я сказал, что успею его забрать, – пояснил срез, – а что ещё – без понятия. Предполагаю, что яд на случай отказа. – Второй раз ты сегодня о ядах, – подметил собеседник, поднимая бровь. Омега успел обойти обоих, направляясь в лабораторию вслед за оригиналом, но остановился перед самым входом, бросив: – Веришь в вероятность накликать беду, Ро?) Мой дорогой, Дотторе, Мой милый Доктор с обострившимся самомнением. Не хватает написать, что только ради любовных признаний я покупаю чернила, только ради них я прихожу в банк и только ради них я когда-то научился писать... Кто рассудит, какие жизненные решения принимались тейватскими существами исключительно ради определённых, уже намеченных целей? Представь, если смысл чьей-то жизни заключается в том, чтобы конкретным вечером придержать незнакомцу дверь, и одно это незначительное действие запустит целую череду событийных ответвлений. Человек рождён, образован и воспитан ради одной минуты, чтобы кто-то другой, к примеру, не опоздал на спектакль, где судьбоносная встреча в минуте от того, чтобы не произойти вовсе. Невообразимо велика эта роль, или невообразимо мала? Влиять на чужие жизни – грандиозная задача, но быть рождённым для того, чтобы повлиять... Возможно, мы избежали контроля, но как можно избежать судьбы, если каждый следующий шаг обусловлен твоими прошлыми мыслями, тем тобой, который принимает решения в данный момент? Есть ли за звёздами гарантии, что, к примеру, на Пульчинеллу завтра не упадёт кирпич (я, разумеется, не собираюсь затаиться на крыше и его бросать)? Вероятность этого события уже предопределена, или каждый вариант разворачивает перед Тейватом новую линию происшествий? Это всего теории. Развитие окружающего мира и самих себя всё ещё в наших руках; конечно, я не разделяю мысли о неотвратимости «предначертанных» исходов – помнится, мы говорили об этом, когда ссорились, так что считаю важным пояснить. Выражаю надежду, что ты, просивший меня делиться любыми мыслями, не разочаруешься и не расстроишься от подобных тем. В конце концов, мне тоже хочется радовать тебя своими словами. Уверен, что тебе приятно слышать что-то ласковое и восхищённое – что-то давно заслуженное, но никогда не произносимое. Почему бы мне не использовать свои навыки искусных речей? Почему бы не подбирать самые нежные, как тёплая шаль, – и от того витиеватые формулировки, чтобы описать, как сильно и правдиво я тобой очарован? С ног до головы. Или с головы до самого сердца. Ответственность и осознанность исключают страх из числа факторов, влияющих на поведение, инициативы или сделки. Я понимаю, что я младше, но мне, если ты не забыл, не десять, и, как и говорилось в прошлом ответе, я веду себя в соответствии с собственными желаниями и нормами – они не нарушают принятые в обществе обычаи и этикет, поэтому бояться мне нечего. Так или иначе на нынешней должности я представляю конечные звенья пищевой цепи... Но я не дрожал и тогда, когда находился в самом начале. Не берусь отрицать, что временами моя погоня за соответствием ожиданиям других несколько выходит за рамки, но это следствие расчёта, а не страха. Мне выгоднее быть, как ты сказал недавно, «макетом» – это стало новой нормой, и я не могу позволить себе спуститься на уровень ниже. Но буду стараться ослаблять бдительность с тобой, если это то, к чему ты вёл. Мне не хотелось бы представать перед тобой дураком, но я совершенно точно тебя не боюсь – ни в одном из значений. Понимаю, что мои действия относительно фотографий несколько противоречат словам. Мне хотелось, чтобы тебе понравилось... Я ведь не научен себя снимать – все кадры выходили глупо и наигранно, а ты просил настоящего(подчёркнуто)... Вы не цените моих стараний, дорогой Доктор. А я твои оценил. Майский цветок остался доволен... Когда же я ещё услышу такие красочные образы? Луна, на фоне которой стыдливо поблекло даже солнце... Ты такой льстец, когда захочешь. Литературные сравнения от Второго Предвестника – кто бы мне поверил? Не берусь судить, смущён ли я или позабавлен. Где же моё сумерское золото, свет которого я буду отражать? Следи за тем, чтобы нас не повели на виселицу – едва ли кто-то ещё истолкует сравнение с царём верно... Командировки изматывают. Сегменты изматывают. Я понимаю, что ты устал и хочешь расслабиться. Осталось совсем немного, Дотторе, и будем отдыхать вместе, если ты лично пропишешь мне больничный лист на парочку дней... Однако я должен поинтересоваться о затронутой тобой теме цены. Предполагаешь, что тебя заставят отплатить за содеянное? Или ты успел вляпаться в сделку? Ты знаешь мой профиль, так что можешь поделиться со мной, если хочешь выпутаться удачнее. Это наш общий интерес – лучше не таи. А вот мне стоило промолчать. Нужно предполагать, что теперь ты будешь подшучивать о мораксе постоянно? В своё оправдание скажу, что изображённый образ на «оригинальный» походил слабо, так что можешь ликовать: ты возбуждаешь меня куда сильнее архонтов, следовательно, учитывая мои безупречные вкусы, конкуренцию выигрываешь... Царица, я не верю, что даже воображаю подобные сравнения. ...Куда яснее я воображаю продолжение описанной тобой картины. Обездвиженный, с повязкой на глазах, с листом с текстом «главный дурак Снежной», расчесанными и подстриженными волосами, ухоженными ногтями, выщипанными бровями, инадзумским кремом для лица, примочками для глаз, с сумкой новых костюмов из ателье и набором украшений. Кто из нас не на того напал? Правда, признаюсь, я кое-что упустил... Смазка действительно осталась без моего внимания (и я рад, что, судя по отзыву, кастрационный эффект от какого-нибудь яда она на тебя не возымела), так что тебе придётся продемонстрировать мне её эффект... Так уж и быть, я доверюсь столь опытному теперь товарищу. Вероятно, даже соглашусь помолчать. Прошу прощения, если предложение пригласить Тарталью показалось тебе таким неуместным (вновь пишу вне обсуждаемого выше контекста, прости Царица). Мне лучше встретить тебя одному – после долгого пути желательно спокойствие и тишина... Ты хотел бы что-нибудь ещё? Мы поедем ко мне? Благодарю за лотос. Гамма уже успел меня угостить (и напомнить о дозировках), и я гадаю, не с твоей ли подачи... Впрочем, совсем скоро он, я верю, не пригодится – ты будешь со мной, и успокаивать меня будет твой запах. Неописуемо сильно хочу коснуться тебя всего, огладить через рубашку или под одним из моих халатов... Ущипнуть бы тебя за что-нибудь мягкое, можно даже чуть сильнее – в отместку за долгое отсутствие. Это невыносимо, Зандик, всего лишь тебя представлять... Ты мог бы изобрести телепорт или что-то похожее и посвятить его мне, знаешь ли. У отношений с учёным должны быть свои преференции. ...Чувствую, как ты напряжён. Конец миссии требует больших сил, но всё закончится хорошо. Я знаю это наверняка – ты вернёшься. Не оставляю тебе вариантов. Жаждущий тебя, твоего взгляда, твоих губ, Твой Панталоне