Лично в руки

(Гамма пожалел, что не приобрёл тапочки на ближайшем к банку базаре. Входить в кабинет хотелось совершенно тихо и незаметно – если хотелось вообще... Но он, несколько секунд помявшись в коридоре, наконец пересилил себя, открывая почему-то впервые решившую скрипнуть дверь... И этот звук раздался по помещению предупредительной сиреной. Потерявший краски Панталоне поднял на сегмента безжизненный взгляд, и тот наконец понял, что неумелым описательством пытался передать Омега. Между этим и последним письмом, доставленным младшим, по ощущениям прошёл целый десяток лет – и ощущение это подчёркивалось внешним видом Регратора, выглядящего болезненным не физически, но морально. Гамма улавливал это во всём: в более осторожной и сжатой позе, в наличии белёсых разводов под глазами, к которым, очевидно, слишком часто прикасались в попытке подправить тревожные пальцы, и в тихом выдохе, едва сорвавшемся с чужих едва заметно обкусанных губ... – Добрый день, – Гамма неуверенно поздоровался, смутившись изначальным отсутствием реакции. Сегмент подошёл к столу, бесцеремонно выставив на него небольшую коробочку, и выудил из складок пальто письмо, протягивая его вперёд, на что Регратор молчаливо обвёл предметы взглядом... Взглядом... Взглядом – каким? Гамма всматривался в лицо Панталоне, но никак не мог почувствовать в нём и лучика жизни, которого бы хватило для однозначной характеристики. – Добрый день, Гамма, – Делец ответил никак, – я думал, что мы закончили. – Значит вы ошиблись, – Гамма продолжил непреклонно держать письмо. Регратор снова бесцветно посмотрел на сегмента. – Я ошибся... – он повторил с мрачной задумчивостью, а потом сопротивительно покачал головой, – нет, не возьму. Если хочешь, могу заплатить за лишнюю поездку... На секунду Гамме показалось, что он попал в фонтейновский фильм ужасов – либо про психбольницу, либо про апокалипсис, в котором на всём свете выжил один единственный человек. Не хватало только добавить чёрно-белый фильтр... – Господин Панталоне, я не уйду, пока вы не откроете конверт, – он посмотрел на Регратора исподлобья, – разве вам бы не пригодилось несколько внимательных медицинских рекомендаций?.. Панталоне невесело усмехнулся. – Благодаря Омеге вниманием врачей я не обделён, – протянул кисло. Сегмент тут же воспрянул духом. Саркастично шутит – значит жить будет! Но стратегия переговоров должна быть продуманнее... Гамма медленно выдохнул, собирая в себе все силы и проигрывая в голове серьезную манеру Ро, чтобы заговорчески нахмуриться. – Мастер просил вам не говорить... – Гамма закинул удочку, – но ситуация в Сумеру вышла серьёзной... Та мора... Ох! – ну и актёр! Он изобразил искреннее волнение, – Пьеро убьёт нас всех, если узнает. Поэтому вопрос в письме очень важен... На вас вся надежда. С каким упоением сегмент наблюдал за тем, как быстро изменилось выражение Реграторского лица! И всё же ослабленного Дельца можно было читать... Гамма с некоторым запретным наслаждением пользовался этой возможностью: вот черные брови слегка упали, выражая каплю разочарования от рабочего характера письма, а вот и бессознательно напряглись плечи, стоило только упомянуть грозящую опасность! Извините, господин Панталоне – это всё для общего блага... – Хорошо, – оживлённый Регратор сдался, с беспокойным нетерпением перехватывая конверт и потянувшись за ножичком. Гамма, старательно давящий довольную улыбку, тут же поспешил ретироваться) Панталоне,(зачёркнуто) Господин Панталоне, А вы совершенно обыденно себя не бережёте. Стоит ли мне удивляться? Одна упрямая птица донесла мне о вашей недавней выходке... В Тейвате существует множество способов отвлечься и успокоиться, господин Панталоне – не обязательно следовать своим старым привычкам и прибегать к медикаментозному вмешательству. «Всё есть яд, и всё есть лекарство» – вполне популярное выражение, вы не слышали? Впрочем, я отдаю себе отчёт в том, что ваш вред собственному здоровью мог быть намеренным, и это совсем не облегчает мои заботы. Может, вам стоит больше играть на скрипке? Заняться.. абстрактным художественным искусством, предположим? Изображать ваши гениальные идеи в качестве картин... Для человеческого тела куда эффективнее позволять себе эмоции и пропускать их через себя, а не топить в притворной благожелательности и сомнительных аптечных препаратах. Могу также предложить вам вернуть в свой график боевые тренировки. Это будет полезно как для духа, так и для ваших визитов в забытые самим Пульчинеллой деревни нашего широкого региона. Всё-таки согласно отчётам вы в самом деле самый талантливый Делец за всю историю Снежной; Фатуи не могут потерять такую светлую голову. Голову потерял я – сейчас вы, должно быть, жалеете, что не в прямом смысле. Как можно осуждать вас за такие глупые, неразумные, идиотские(подчёркнуто) действия, когда вы дошли до них по моей вине? Я изменил Клятве, всей Снежной и самому себе (вспоминая мой титул, в очередной раз слишком ироничный), когда довёл вас до такого... Не знаю, читаете ли вы письмо до сих пор, или снова решили придать мою писанину огню (в этот раз вполне заслуженно), но точно знаю, что успел ужасно вас разочаровать. Я не смогу стереть свои слова и свои поступки из истории и из вашей памяти, но в моей власти изменить ситуацию в настоящем и избегать повторений в будущем... Если позволите мне – нам – это будущее. И даже если ответом будет «нет», я не могу оставить вас без объяснений. Вы были правы: я намеренно втаптывал вас в грязь. Сомнительное начало для того, что должно стать моим оправданием, и всё же я продолжу. От вашей правоты мне только больше хотелось ткнуть ваш нос в(зачёрунуто) Ваша правота только больше распаляла во мне огонь непонимания и злости. Мне казалось, что вы недооцениваете.. «недостатки» моей личности, и это обязательно приведёт вас к негативному исходу. Иногда я рисовал себе образ вашего бездыханного тела и господина Пьеро, вынуждающего меня сделать вскрытие и определить причины смерти, а внутренний голос шептал мне, что единственной причиной был я... В конечном счёте я своими руками почти воплотил эту сцену в жизнь; отчего-то мне подумалось, что я имею право самолично определять ваше мнение, и решилось, что вы будете в безопасности, если узнаете мою настоящую натуру и примете решение оставить меня раньше, чем подобная дружба возымеет негативные последствия. Я привык их ожидать. Даже мысль о том, что при должных действиях исход событий может сложиться иначе, ни разу не приходила ко мне даже со всеми вашими попытками меня образумить... На деле я сам снова выбрал казаться монстром. Результаты тех или иных действий куда более предсказуемы, когда мнение другого человека о твоей персоне хорошо тебе знакомо. От ваших же положительных оценок... Я не знал, к чему готовиться, но был уверен, что всё это закончится бедой. Получается, что оказался прав. Звучит слишком сумбурно. Не знаю, пытаться ли подобрать другие формулировки... Я в этом не силён. Мне хочется показать тебе, что мои слова – не бездумные попытки продолжить своё развлечение... Можно сказать, я на стадии сбора осколков. Сейчас вы вынуждены думать обо мне именно то, что я боялся прочесть в ваших ответах, но вы вольны в своих суждениях. Не в моей власти отговаривать вас от положительных или отрицательных характеристик – я могу выбирать только направление собственных поступков. Может, я действительно чудовище, но мне не хочется быть им хотя бы по отношению к вам. Мне жаль, что до этих осознаний я уже успел всё испортить. Я искренне перед вами извиняюсь. В надежде на новую возможность, Преданный вам, Дотторе (Глаза резануло сухостью, и только тогда Панталоне заставил себя моргнуть, отрываясь от текста. Он подозрительно посмотрел на стоящий на краю стола ящик... Защёлка поддалась довольно быстро. Петли затрещали, стоило только Регратору отогнуть крышку. А прямо из-под крышки на него посмотрел полными доверия глазами-бусинками маленький механический воронёнок. От этого стало только тоскливее. Регратор закрыл глаза, издав что-то на подобии тихого всхлипа, и обессиленно уронил лицо в собственные руки)