Лично в руки

(Панталоне мягко улыбнулся, склоняя голову на бок, когда увидел в дверях более кудрявую голубую макушку. – Гамма. Какими судьбами? Я начал было верить, что Дотторе приковал вас с Омегой наручниками... Сегмент неловко улыбнулся в ответ, слегка смутившись от того, что Делец встал на ноги, дабы поприветствовать его по всем правилам. – Всё почти так и было, – он усмехнулся, а затем протянул письмо... Но не до необходимого положения. Панталоне потянулся за конвертом и непонимающе поднял брови, когда понял, что для того, чтобы схватить письмо, ему не хватало ещё нескольких сантиметров. Гамма, кажется, почти не шевелился, и хоть Регратор не видел его глаз, он знал, что тот смотрит на него с изучающим любопытством... Почти как на зверька в каком-то поведенческом эксперименте! Да что на него нашло?! – Отдашь письмо, или теперь за доставку полагается плата? – Панталоне вежливо склонил голову набок, щуря глаза и возвращая себе идеальную осанку. – А вы его хотите? – спросил Гамма почти с вызовом. Дельцу потребовалась вся выдержка, чтобы не поперхнуться воздухом. – Письмо? Мы с Доктором, как ты знаешь, ведём переписку. Логичным будет заключить, что я хочу получить ответ, – он попытался прикоснуться к щеке Сегмента, но тот слегка отшатнулся, оставляя Панталоне лишь разочарованный вздох, – ты не заболел? Погода сейчас меняется – простудиться очень легко... – Я в порядке, – хмыкнул Гамма, не прилагая усилий к дальнейшим действиям. Кивнув, Регратор продолжил стоять, выжидающе глядя на сегмента. Ситуация была... Странной. Панталоне догадывался, что мог рассчитывать на разные Гаммовские закидоны, но никак не ожидал, что ощутит на себе его испытывающий взгляд, способный прожечь даже через маску, закрытые веки и диоптрии аккуратных очков. Прошло около двух минут, прежде чем Сегмент наконец сдался, улыбнувшись более обыденно. – Хорошо. Вот ваше долгожданное письмо, да? – он выразительно спросил, осторожно укладывая конверт на стол. – ...Да? – Панталоне ответил, чем, кажется, успокоил Гамму окончательно) Дорогой Панталоне, Значит, разрешаешь мне выражаться, как угодно? Что же, обязательно приберегу это великодушное дозволение на чёрный день. Хотя, признаться, как бы ты ни убеждал меня в том, что общаешься не одной напыщенной лексикой, мне сложно представить тебя использующим матерные выражения (разубедите меня – ругнитесь хотя бы здесь). Кто же удостаивается таких представлений? Особенно непонятливые сотрудники? А то, сколько мы знакомы с господином Скарамуччей, не играет никакой роли. Условия нашей первой встречи не располагали к особенно близким и приятельским отношениям, и я не могу сказать, что не приложил к этому руку... Хотя, бесспорно, в относительной молодости уживаться с ним было сложнее. После стольких экспериментов и совместных проектов мы стали лучше понимать друг друга, а года открыли слабые и сильные стороны, знания о которых, конечно, никто из нас не чурается использовать в спорах. Я и Скарамучча – просто не тот дуэт, который обычно водит дружбу, если кто-то из нас вообще на неё способен. Да и как ты себе это представляешь? Товарищество между нами будет выглядеть комично. «Отправляйся-ка в бездну ещё раз, дружок, кстати, ты лучше не смотри на календарь, а то сегодня день матери!»... Так что ты прав. Не сходимся характерами. А себя с ним сравнивать даже не смей – из похожего у вас двоих только тёмные волосы. И чьи это цепкие пальцы потянулись к запретным сплетням об уважаемом господине Пьеро? Господин Регратор, а у вас у самого случайно нет копий? Я совершенно не узнаю Панталоне из начала нашей переписки. Для чего тебе, скажи на милость, секреты главнокомандующего? Меньше знаешь, крепче спишь – слышал о таком выражении? Но, так уж и быть, поделюсь с тобой самым страшным секретом... Приготовься... У Пьеро для бороды и этих патл склянок наверняка даже больше, чем у тебя, и лучше не спрашивай, при каких обстоятельствах мне удалось это выяснить. Не вини меня, если при личной встрече со мной ты обнаружишь себя в неловком молчании и атмосфере того, будто где-то ты всё-таки свернул не туда. О чём мы будем говорить в реальной жизни? Откровенные темы в письмах рано или поздно закончатся, и в конце концов ты поймёшь, что тебе не так уж интересно проводить время с нелюдимым коллегой и слушать об экспериментах... Впрочем, не хочу с тобой спорить. Раз мои аргументы тебя не убеждают, жизнь расставит всё по своим местам. Вспоминая твоих сотрудников... Во-первых, Банк Северного королевства не выглядит как место, где высокие должности могут занимать простые смертные гетеросексуалы. А во-вторых... Разве шестьдесят два года – много? Этот твой Николай так плохо выглядит, что ты начинаешь смотреть на возраст? Боюсь представить, что ты думаешь обо мне в соответствии с моими годами жизни. Целыми днями, должно быть, размышляешь, как куча песка умудряется держать в руках перо и выводить письма. ...И всё-таки очень интересно наблюдать, как ты уже не исключаешь возможность совместного времяпрепровождения с мужчиной в постели. Это точно можно назвать прогрессом. Очень хорошо, господин Регратор, вы идёте на поправку! Так что продолжай в том же духе... Главное не увлечься с практикой, когда симптомы окончательно сойдут на нет. Не то чтобы я воспринимал твои слова как стопроцентное доказательство того, что ты всё же чем-то питаешься, но притворимся, что я вдруг преисполнился невероятным доверием. Как прошёл ужин в ресторане? Видимо, мне нужно больше писать о чём-то съедобном, чтобы ты чаще вдохновлялся на такие вылазки. Надеюсь, что и про пользу овощей и содержащихся в них витаминах ты в курсе – всё-таки не совсем маленький мальчик. Радует ли меня моя научная деятельность? Ты заходишь с козырей. Да, в некотором смысле радует; я не говорил, что избавлен от эмоций полностью... В определённые моменты я ощущаю это даже острее, чем хотелось бы. И всё же если говорить в целом, каждая химическая реакция в голове со временем начинает казаться слишком знакомой и не приносит прежнего трепета. Что-то продолжает злить, что-то – разочаровывать, но эти переживания кажутся такой незначительной рутиной, что иногда на них проще не обращать внимания. Когда перестаёшь обдумывать то, что испытываешь на самом деле, в конечном итоге все чувства сливаются в одно липкое и рутинное... Так что ты угадал. Я действительно не забочусь о том, чтобы разбираться в эмоциях, забивающих голову. Однако могу тебя поздравить. Твои письма временами так удивляют, что даже я вспоминаю, какого это – испытывать что-то яркое... Можешь собой гордиться. И вообще, только посмотрите на него! Сам обвиняет меня в дурных фантазиях, а потом в этом же абзаце описывает подозрительные мечтания о голых молодых снеженцах в общественной бане... Вот это ты разгулялся. У меня и в мыслях не было предлагать тебе что-то подобное, но раз уж такие идеи сами приходят тебе в голову... Не представляю, правда, что ты там разглядишь без своих очков, но главное, что проникаешься атмосферой! Мужчины, жара, сползающие полотенца... Уж очень тебя тянет к обсуждению мужчин без лишних предметов гардероба – под горячую руку попадает даже моя маска. Я очень рад за твои развитые аналитические способности, но бесплатный психологический разбор от банкира, точно так же имеющего проблемы с принятием внешнего вида, я не просил. Позволь мне самому судить, как характеризовывать свою личность. У меня было достаточно времени, чтобы сделать верные выводы и быть в курсе возможных результатов, так что не нужно заблуждаться и ошибочно полагать, будто твои жалостливые слова изменят действительность. На моей жизни куда хуже будут сказываться лживые представления о том, что я отличный человек, герой, патриот и образцовый фатуец. Однако, чтоб ты знал, от тебя я ничего не скрываю... Что делает твои выводы ещё более удивительнымы, но оставлю это на совести твоего уникального по складу ума. Тебя так легко заставить волноваться? Не трать нервы впустую. Всё идёт по плану, дополнительных расходов не предвидится, а я живее всех живых. Только всё ещё непривычно осознавать, что большая часть приготовлений уже завершена. Миссия однажды будет выполнена, и (рассматривая один из исходов) я снова вернусь в эти гадкие морозы... Зато ты будешь под присмотром. И, знаешь ли, было бы легче, если бы ты попросил меня объяснить устройство аугментаций. Не то чтобы у меня были поводы задумываться о моём любимом цвете.. когда-либо в своей жизни. Но некоторым сегментам – особенно мелким – нравится синий, так что будет логично предположить, что он также приятен мне. Я, конечно, готов заранее угадать ответ, но не задать ответный вопрос не могу: какой цвет нравится тебе? (И спрошу что-нибудь от себя; не хочу отставать, раз уж ты решил пытать меня детскими анкетами) Какой момент из предвестничьего опыта навсегда останется в твоей памяти?