Лично в руки

Дорогой господин Панталоне, Не могу охарактеризовать себя особенно социальным предвестником, так что все ваши привычки, полученные через общение с другими, мне незнакомы. Моя область деятельности не обязывает меня умалчивать информацию или действовать скрытно – я бы сказал, что для учёных актуальны совершенно противоположные действия, – и с описанными вами симптомами проф. деформации я сталкиваюсь только на вашем примере. «Ожидание предполагаемой опасности», действительно? Звучит как ощущение, которое не слишком приятно испытывать каждый день; совершенно нездорово. Но, должно быть, я должен почувствовать облегчение от того, что вы можете отпустить всё это в нашей переписке... Хоть и считаю, что про «вверение жизни» вы пишете зря. Полагаться на достаточно нестабильного коллегу, который в процессе не слишком удачного эксперимента может заставить всю Снежную взлететь на воздух? Вашим смелости и уверенности во мне можно позавидовать. Разве не надёжнее было завести дружбу с той же госпожой Чётвертой? Поверьте, после ее впечатляющих рассказов о моей личности я не дождался бы от вас и короткой весточки. Вы судите обо мне с моих собственных суждений, ограниченных пером и бумагой, а они не могут быть объективными. Так почему вы так уверены, что я достоин представленной мне степени доверия? И я вовсе не унижаю все ваши навыки. Вы, очевидно, незаурядный финансист, подкованный переговорщик и выдающаяся личность Тейвата, но совершенно отвратительный чертёжник, которому не мешало бы зарядить линейкой по рукам (или такие методы обучения уже не используются? Впрочем, неважно – о существовании линейки вам полезно вспомнить в любом случае). Признаться, я был крайне удивлён, когда моего взгляда попросила госпожа Сандроне – даже смирился с мыслью, что скоро в Снежной растаят все сугробы, раз уж мир перевернулся так сильно, что дорогая коллега обратилась ко мне... Но одного взгляда на ваше творение хватило, чтобы понять её просьбу. Нет, это точно было проявление удивительного таланта – за целый эскиз практически прямоугольного устройства вам не удалось построить ни одной параллельной линии. Помню тот вечер: сидим, разглядываем ваш рисунок, смотрим друг на друга и без слов понимаем общие нецензурные выражения. Хоть в чём-то мы с госпожой Сандроне сошлись – за это вас определённо можно поблагодарить... Вы этой несчастной печатной машинкой вообще пользуетесь? И письма пишете от руки, и документы, насколько я ознакомлен, тоже... Неужели наши совместные страдания прошли даром? А безупречных навыков рисования от вас никто не требовал; вы сами почему-то решили, будто моё замечание о вашей художественной несостоятельности каким-то образом оскорбительно. Вы хороши в одном, плохи в другом... Разве такие ситуации – не повод для усмешки? Или вам всё ещё сложно справиться с подтруниванием о вашей неидеальности? И то, что вы левша, на подобные способности никак не влияет – пишете левой рукой вы намного лучше меня. Нет, если быть совершенно серьёзным, то приглашать вас к себе в лабораторию, пока там располагаются трупы, я бы не стал. Это совершенно негигиенично и даже небезопасно... Мало ли, какую заразу вы успели насобирать на свои подолы, а у меня там почти полная стерильность. И, конечно, очень лестно, что о прибытии в мои жилые владения вы даже не задумываетесь. Сразу видно, что господин Регратор не допускает и мысли о божеском виде моего дома... В чём вы, впрочем-то, не ошибаетесь. Хотел было написать, что не имею представления, не заселились ли туда за время моего отсутствия горожане без определённого места жительства, но вспомнил, что периодически туда захаживают младшие срезы (не так уж отличающиеся от вышеупомянутых горожан)... Подводя итог, вам там действительно делать нечего. Что до посещения вашего поместья... Страшно представить качество и цену обстановки комнат главного банкира. Вы же тоже вскроете меня на месте, если я что-нибудь вам поврежу... Но я приеду. Мне, вероятно, даже придётся заезжать к вам почаще, иногда и без предупреждений, чтобы упомянутых вами запасов провианта было в достататке вне зависимости от чьего-то визита, и вы начали питаться нормально. Может, с таким распорядком жизни вы станете менее бледным и тощим... Я ошибочно считал ваше прошлое в Ли Юэ более обыденным. Это достаточно основополагающий жизненный опыт. Многие жители Тейвата наверняка не поверят, что что-то подобное возможно в регионе контрактов, торговли и зажиточности... Признаться, мне сложно подобрать слова, но в какой-то степени я могу вас понять. Вы тоже были изгоем. И всё же такая жизнь открыла вам глаза на истинный облик этого мира, а это понимание намного дороже всех цацок, которыми вы были обделены в молодости... Хоть вы и – я знаю – предпочли бы не открывать эту истину, променяв её на обычное детское счастье и наличие тех, кто был бы способен вас защитить; кто уделял бы вам всё необходимое... Никакие утешения не восполнят потерянные в юности фрагменты собственной жизни, и ощущение нехватки чего-то ценного едва ли уйдёт с годами, но сейчас вы взрослый человек, который достойно прошёл все испытания и теперь в ответе не только за себя, но и за других. Уверен, ваши планы исполнятся, и вы подарите миру то, чего не хватало вам в юношестве... А потом, может, и найдёте то, что залечит старые раны. Говорят, что в Тейвате нет ничего невосполнимого, а вы уже сумели восполнить свои достоинство и силу, правда? И я прошу прощения, если мои шутки или другие мои слова вас задели. Двадцать осознанных лет – слишком маленький срок, чтобы пережить всё, что произошло с вами... Но рано или поздно вам придётся это принять. Так же, как и ваше происхождение. Это может звучать жестоко, но отрицанием всего, что может связать вас с Ли Юэ, вы не сотрёте свою историю и едва ли забудете о родине. Чем больше вы отвергаете это, тем больше боли причиняет любое напоминание... И хоть вы и имеете право ненавидеть регион контрактов и вашего(зачёркнуто) местного архонта, вырвать каждый корешок местного менталитета, убеждений и истории вам не удастся. Внутри себя вы всегда будете знать, кем родились. И это относится не только к родине. Неудивительно, что после подобного опыта вам куда тяжелее принять части себя, за которые доставалось особенно сильно, но вы и сами понимаете, что именно пережитые ситуации вбили вам в голову убеждения о неправильности. Те люди, творившие с вами весь ужас, заставили вас поверить в это... Но вы уже вышли из-под их влияния; вы пережили былые унижения и утёрли всем нос. Тот беспомощный мальчик не имеет с нынешним Регратором почти ничего общего. Так почему вы продолжаете позволять обидчикам контролировать вас? Следуя их словам, грызя себя за внушённые ими недостатки, вы продолжаете подыгрывать этим людям, как будто их взгляды победили. Никто из них больше не посмеет и взглянуть в вашу сторону, а вы всё равно заранее поддаётесь, провозглашая их правоту. Не пора ли разрешить себе самому встать на место судьи, решающего, что будет правильным для господина Панталоне? Отнимите эту должность у призраков прошлого, и они рассыпятся, как сумерские барханы. Уверен, что теперь вы сумеете их сразить. «Защищать гомосексуальность» – сомнительная формулировка. Нет никакого смысла защищать истинные утверждения: рано или поздно каждый наткнётся на действительность, убеждаясь в правдивости того, что он отрицал. Я всего лишь пытаюсь ускорить этот процесс, чтобы ваши поиски истины стали чуть проще. Боюсь, что с таким отношением к себе вы можете осознать необходимое слишком поздно, так что не нужно благодарностей за мою великодушную помощь. Что до других предвестников – забавно, что вы так скрупулёзно это подмечаете. Как я уже говорил, вокруг вас множество людей (и не только людей), питающих симпатию к своему полу, которых вы попросту не замечаете. Почему вы вообще ищите какие-то причины любить? Любовь – достаточно иррациональное чувство само по себе, и было бы глупо, если бы оно подчинялось людским законам и выдуманным нормам. Впрочем, неудивительно, что с вашей манией к контролю вам так сложно принять эту неопределённость. Ваши представления о красоте меня устраивают. Смешит только то, что вы назвали самые поверхностные вещи, уж не обессудьте. А как таковых критериев нет и у меня. Не думаю, что жизнь предоставляла мне возможность фокусироваться на поиске партнёра, чтобы размышлять, какое расстояние от одного глаза до другого меня устраивает... Или в чём там находят принципиальную разницу люди? В цвете радужек? Как будто это как-то влияет на межличностные отношения... Никогда не понимал, как могут привлекать внешние черты. Разве возбуждать должна не личность и степень эмоциональной близости? А ваш «эксперимент» – идея весьма мертворождённая. Даже если бы я согласился принять плату за подобное (вам пришлось бы лишить себя полугодового оклада), вы едва ли узнаете что-то новое, потому что всё ваше наблюдение начнётся и закончится в лаборатории, где я просижу, глядя в стену, весь назначенный день. Выходить на собрания или, не дай Царица, в город без маски я не собираюсь по многим причинам, но остановимся на том, что без неё среди такого количества людей здраво функционировать я приспособлюсь очень вряд ли. Не думаю, что вы хотите доводить меня до астенической или стенической форм фрустрации. ...Так что о том, «на какие ещё части тела я обращаю внимание», я в состоянии рассказать вам и в письмах. Лицо. Смотреть на ваше лицо было интереснее. Вы всегда следите за тем, чтобы брови были чуть приподняты, отчего ваши глаза смотрятся шире, а когда вы их сщуриваете – приветливее, а ещё вы размыкаете зубы, чтобы челюсть смотрелось ещё немного острее. Это достаточно забавно наблюдать, когда знаешь работу каждой мышцы со стороны анатомии. Вы бы очень смутились, если бы увидели, как внимательно я на вас косился... Чего не сделаешь ради научного интереса. Повторяю: пишите, что хотите – я не против любых ваших размышлений, и мне любопытно получать такую неожиданную искренность. Вы просто должны понимать, что с вашими переменами настроения получать в письме размышления о смерти наводит на.. лишние идеи, если не вдаваться в подробности. От вас можно ожидать чего угодно – особенно в период обостр(зачёркнуто). Напомните, на каком там этаже ваш кабинет в банке? И чем вас так смутил Ро? Вполне толковый сегмент: послушный и очень молчаливый... Иногда я, признаться, и сам забываю о его существовании, учитывая, что возле меня постоянно маячат более надоедливые и требовательные версии... В общем, посоветовал бы вам привыкать или, раз уж вы питаете к моим срезам такую жалость, находить общий язык. Миссия в Сумеру не может тянуться вечно, и Омега с Гаммой (оба в добром здравии, если такие термины применимы к кибернетическим аугментациям) нужны мне здесь; Ро оказался единственным из более-менее старших, которого можно было выдернуть без вреда для существующего процесса. Скажите спасибо, что не прислал к вам Альфу... Впрочем, он, скорее всего, утонул бы где-нибудь по дороге. Как у вас дела? (Регратор отложил письмо и встал, молчаливо проследовав к окну. Тяжёлая рама с трудом поддалась тонким пальцам, и вьюга взвыла, в этот же момент влетая в кабинет и рассыпая по полу – и по чернильным кудрям – свои следы. Лицо обдало холодным, но не слишком ледяным весенним ветром, и Панталоне закрыл глаза, впуская его в собственные мысли. Щиплящий и шипящий мороз быстро заполнил простор кабинета, заменяя душевную тяжесть на ощущение общности с природой, позволяя раствориться в себе и дать мыслям волю, как если бы они были одним из потоков пурги. Главное суждение вспыхнуло яркой и особенно крупной снежинкой: Делец действительно состоял из призраков прошлого, надёжно наполнивших эту оболочку видимого для остальных успеха... И Панталоне казалось, что откажись он от всего пережитого, от всех убеждений – его тут же унесёт вместе с этой метелью, как не успевшую примёрзнуть к бельевой верёвке наволочку. Зубы сжимались – от холода или от встрепенувшихся осознаний – и Делец, скрипя ими, захлопнул окно обратно, вдоволь надышавшись... И вместе с жаром камина, снова наполнившим комнату, в душу закралась капля тепла, стоило Панталоне снова неосторожно взглянуть на конверт)