I'd have burned the world for you, my love

      Молодой омега был в шаге от взрыва, поэтому Чонгук ходил на цыпочках вокруг Чимина, потому что Чон определенно был в таком же состоянии. После того преступно короткого поцелуя альфа чувствовал себя как-то не так. Он не был извращенцем или что-то в этом роде, но у него было довольно долгое воздержание, так что теперь пришло время по-королевски позориться перед омегой. Между ними образовалась пропасть, которую Чон, в настоящее время, не знал, как преодолеть, Чимин более или менее вернулся к своей обычной рутине и Минджи умоляла его дать котенку немного пространства и не быть властным некоторое время. Это оказалось сложной задачей — не крутиться постоянно вокруг омеги, но альфа справлялся довольно неплохо, не считая того, что он врезался в двери и стены, терял ход мыслей на середине предложения, как идиот. Чимину просто нужно было находиться в периферии его зрения, и Чонгук становился угрозой для себя и всего чертового общества.       Короче говоря, дела у «альфы», как всегда, шли неважно.       Виновником, конечно же, является кошачий гибрид с его дрожащими ушками, нежными глазками и пухлыми губками. То, что Чон считал разрывом между ними, было простой здоровой дистанцией. Чимин, хоть и привык к возвышающейся близости альфы, был просто смущен и обеспокоен. Любопытно обеспокоен? Да. Определенно это. Маленький омега был любопытен и обеспокоен тем, что Чонгук до сих пор не поцеловал его сам, а также почему он ведёт себя так нервно рядом с ним. После того, что произошло, парень знал, что лучше не сомневаться в альфе и его намерениях, но было досадно, что он, будто боясь, воздерживался от прикосновений к нему. Чимину не нравилось расстояние, но он был слишком застенчив, чтобы просить альфу обнять его. Он прочитал в интернете, что «если бы он хотел, то сделал бы это», так что, возможно, Чон больше не испытывает желание его трогать, возможно, он больше не хотел, чтобы парень был его супругом.       Эта мысль его огорчила. Он уже понял, что не заслуживает утешения нежных рук Чонгука, зная, как волновался альфа, когда он сбежал в Импориум, как глупый омега.       Но если бы это было правдой, почему альфа всегда готовил рыбные блюда и оставлял их Чимину? Почему он улыбался и нежно смотрел на мальчика? Почему он вдыхал запах Хаюля сразу после того, как омега его поцеловал? Чонгук делал все эти мелочи, например, обещал уничтожить целый гребаный культ во имя Чимина, а затем успокаивался и прекращал все текущие операции по просьбе своего возлюбленного. Все это было настолько противоречиво и вызывало полный беспорядок эмоций, который никто не понимал. Чонгук прекратил свой крестовый поход и проводил больше времени дома. Альфе потребовался один сейсмический испуг, чтобы расставить приоритеты.       Парень был счастлив, что альфа был рядом, что он водил их в сад и играл с ними в мяч, также готовил через день и даже смотрел мультики с Хаюлем, раскрашивал и рисовал с Чимином. Но все это он делал, не прикасаясь к нему. Даже кистью.       Парень был счастлив, но он также был расстроен. Ему было грустно. Не из-за Чонгука, а просто потому что. Было так много поводов для грусти, в конце концов, не только отсутствие прикосновений от того, кого омега считал «своим альфой» беспокоили его, но и мысли, которые никогда не прекращались, а также плохие воспоминания, что не давали ему спать. В одну из ночей его печаль разрослась, как виноградная лоза, он ворочался, крепче обнимал своего плюшевого мишку и зажмуривал глаза, надеясь, что его тревожные мысли утихнут, но они только возрастали.       И тогда Чимин решил: хватит.       Было чуть больше одиннадцати часов, когда маленький омега, как обычно, вошел в кабинет Чонгука, только на этот раз его требование погладить было нерешенным вопросом. В его глазах мелькал огонек решимости, показывавший, что он пришел, чтобы по праву забрать то, что ему принадлежит. И все же робкое покачивание его ушей сводило на нет пьянящие желания омеги, делая его невинным. —Ты занят? — Нет, — с готовностью ответил Чонгук, снимая очки для чтения, чтобы рассмотреть нервного омегу. Он крепко прижимал к груди плюшевого мишку, словно выплескивая свои тревоги в мягкую игрушку. —Ты будешь… — Да, — Чонгуку не нужно было, чтобы мальчик озвучивал свои желания, он понял все по его глазам. Чимин моргнул, наблюдая, как альфа подошел к дивану и устроился на нем. — Иди, — тихо позвал он его, раздвигая ноги, чтобы котенок мог сесть. Чимин подлетел к нему, как пчела к нектару, выпустив медведя из своих рук, когда уселся на полу с громким вздохом. Чон протянул ему руку, и мальчик с нетерпением взял ее, прижав к щеке, следом кладя голову на бедро. Оба вздохнули с облегчением, словно между ними никогда не существовало пропасти, словно трагедия, разделившая их, никогда не происходила. — Сегодня Хаюль назвал меня мамой, — сказал Чимин, после долгого молчания. Чонгук промычал, чувствуя себя как оголенный провод. — Это так? — Он пытался скрыть свое удивление и инстинктивный восторг, который он почувствовал, услышав это. Но Чимин выглядел... грустным. Он судорожно вздохнул и закрыл глаза, глубже уткнувшись носом в руку альфы, словно это был последний раз. — Да, — он облизнул губы и рискнул взглянуть на мужчину, — я подумал, что ты должен знать. Тебя это... беспокоит? — Нет, — ответил Чонгук.       Чимин поднял взгляд и дольше, чем на мгновение, посмотрел на него, глаза были влажными, а маленький носик-пуговка, которым он шмыгал, красным. Он плакал и Чон почувствовал, как его грудь сжалась при виде этого. — А разве не должно? — сказал он. — Я не его мать. И… однажды, когда я ему не понадоблюсь, мне придется уйти.       Глаза Чонгука расширились, неужели он снова сделал что-то не так, что могло создать у парня впечатление, что ему придется уйти? Разве альфа не заявил на него свои права? Разве он не принадлежал Чонгуку? Разве Чон уже не был его? — Тебе не нужно будет уходить.       Не смотря на слезы, что полились из его глаз, взгляд Чимина смягчился, словно слова Чона были признанием, его уши дернулись в задумчивости. — Ты оставишь меня? — спросил омега, и Чонгук вздохнул, понимая, что это все, чего хотел мальчик.       Слова. Обещания. Любовные письма. — Ты мой, — напомнил ему Чон, и губы Чимина задрожали. — Разве это не так? — Ты больше меня не продашь? — закричал тот, слезы сильнее покатились из глаз, капая в ладонь Чонгука, и, чёрт возьми, сколько еще своей ярости ему предстоит проглотить? — Никогда. — Сказал он. — Не плачь. — Чонгук поднял другую руку, чтобы разгладить волосы на голове мальчика, боясь прикоснуться, но умирая от желания. — Ты можешь прикоснуться ко мне, — всхлипнул Чимин. — Я не чувствую себя грязным, когда это делаешь ты. — Признался он, и черт, это было его разоблачение. Парень обнажал свое прошлое перед Чонгуком, в первый и, возможно, в последний раз. — Хочешь поговорить об этом? — Чонгук обхватил его лицо руками, чтобы омега посмотрел ему в глаза. — Расскажи мне все. Позволь мне отомстить за тебя, — умолял он. Чимин положил свои маленькие ладони на руки мужчины и покачал головой. — Ты бы меня возненавидел. — Он завыл. — Я ненавижу себя за это.       Чонгук в тот момент чувствовал, что в порыве гнева мог бы очистить весь мир. Но Чимин был с ним, он был близко и плакал в его руках, самый милый и драгоценный мальчик, который не заслуживал даже того, чтобы почувствовать пламя, которое альфа зажжет в его имя. — Я никогда не смогу тебя ненавидеть, — Чонгук, держа его плачущее лицо, нежно погладил его щеки большими пальцами, ему казалось, что мальчик рухнет в кучу горя, если он его отпустит. — Я буду любить тебя за нас двоих, пока ты снова не полюбишь себя. — Ты любишь меня? — Чимин наклонил голову, как всегда такой любопытный, такой невинный. — Но я не достоин... Я-я... Я не чист!       Чонгук сглотнул, чувствуя безумие и, возможно, также горе. — Для меня и Хаюля ты — весь мир, — он прижался лбом к лбу Чимина, надеясь, что такой контакт успокоит затаившегося в нем зверя. — Мы были окружены тьмой, — сказал альфа ему в губы, — а потом я нашел тебя, прячущегося в кустах, и внезапно мой мир обрел краски.       Они остались в объятиях на некоторое время, просто вдыхая запахи друг друга, оправляясь от основного удара эмоций. Слезы Чимина высохли, и омега чувствовал себя вялым после того, как выплакался. Он отпустил свое тело, веря, что альфа выдержит все его тяготы за него, а также его вялое тело. — Ты обнимешь меня сегодня ночью? — спросил парень, мягкие ушки трепетали в нежном ожидании. — В моем… гнезде?       Чонгук отстранился от омеги, чтобы посмотреть на него, ведь приглашение в гнездо было серьезным обязательством, и, хоть гнев и ярость все еще были свежи в голове альфы, он не откажет мальчику в его притязаниях. Чон принадлежал ему, телом, душой, и, возможно, Чимин также позволил себе принадлежать ему. — Да, — выдохнул тот, тупо кивнув, прежде чем подхватить омегу на руки. — Чёрт возьми, да, я буду обнимать тебя.

***

      Гнездышко Чимина было в его стиле. отчасти аккуратным, с целой крепостью цветных пледов, с разными безделушками из шкафа Чонгука и мягкими игрушками Хаюля. Мужчина никогда не видел ничего столь мягкого и уютного. Никакой матрас или одеяло, из рекламы, не могли сравниться с тем, что создал Чимин. И пахло оно так приятно: смесь их ароматов и капелька ванили, потому что парню теперь нравилось пользоваться легкими духами, чтобы еще больше соблазнять альфу в любое время.       Чимин, свернувшись калачиком на груди Чонгука, тыкался носом в его шею, его рот был приоткрыт, а глаза закрыты, на его прекрасном розовом лице застыло безмятежное выражение изнеможения. Его уши лениво шевелились и немного подергивались при каждом вдохе. И Боже, Чон был так близок к тому, чтобы взорваться, как бомба замедленного действия. Это был его спусковой крючок. Спусковой крючок его привязанности, похоти, обожания и сотни других положительных эмоций, которые зажег в нем маленький омега.       Чонгук не спал, он пристально следил за мальчиком, вдыхал запах и обводил его силуэт дрожащими пальцами. Вскоре котенок повернулся и неосознанно попятился к альфе, прижимаясь задом к его промежности. Чон успокоился, прежде чем провести ладонью по изгибу талии омеги. Чимин вздохнул, расслабляя свое тело, одно ушко мягко ударило мужчину по подбородку. Альфа хранил блаженное молчание, пока мальчик спал у него на руках, он думал, что это гнездо омеги было магическим местом, но волшебством был именно котенок, который превратил существо с жестокими привычками, вроде Чонгука, в пласт пластилина, который всегда готов был ему помочь.       Они молчали до первых проблесков синего рассвета. Чимин лежал без сна, обводя своими мягкими, пухлыми пальцами татуировки на костяшках пальцев альфы, пока Чон не прижался губами к его плечу в знак приветствия. Парень повернулся в его объятиях, и, хоть глаза были сонными, его улыбка была солнцем. — Ты не спал? — пробормотал он хриплым и ленивым голосом. — Я смотрел, как ты спишь, — проворчал Чонгук, позволяя маленькому омеге погладить себя, тыльная сторона его маленькой ладони легла на его щеку, нежно потирая щетину альфы. Чимин застенчиво улыбнулся, его ушки шевелились, словно подсолнухи на солнечном поле, и, черт возьми, если Чону суждено прожить такую ​​жизнь, ему, вероятно, стоит найти какое-то высшее существо, чтобы поблагодарить его за это. — Ты это имел в виду? — спросил он, с большим сомнением подняв взгляд на Чонгука. — Когда ты это сказал… ты назвал мне свою фамилию. — Мужчина испустил влюбленный вздох, поправляя светлую прядь волос омеги. — Если ты получишь ее, я дам тебе больше, чем просто свою фамилию.       Чимин придвинулся ближе, размышляя, Чонгук проследил за нервным движением его горла и слегка опущенными губами. — Но, мне нечего тебе дать, — обеспокоенно сказал он.       Чон хотел рассмеяться, это он не дотягивал в этом отношении, а не маленький омега. Чимин заслуживал мира и всех его божественных сокровищ, и до сих пор Чонгук мог дать ему только каплю, в то время как маленький омега уже дал ему целую новую вселенную. — Мне ничего не нужно от тебя, — сказал он, — только ты.       Чимин наморщил лоб в задумчивости. — Так ты любишь меня? — торжественно спросил он. — Как в кино? — Да. Я люблю тебя, как в кино. — Чонгук усмехнулся. Он согласился, потому что фильмы были воплощением настоящей романтики для наивного котенка. Даже сейчас омега, казалось, был погружен в свои мысли. Чонгук пропустил эту цепочку болезненных, очаровательных вопросов, которые возникали в вечно работающей голове Чимина. — И ты женишься на мне… и станешь моим… альфой? — Хм, да, — признался Чонгук, удивленный тем, как легко он ответил на такой убийственный вопрос. — Дэбак! У меня будет муж. — Чимин ахнул, прикрыв рот от визга. Его восторг был заразительным, просачиваясь в его дикие уши, а затем он внезапно снова стал серьезным, как будто не желая давать себе шанс быть счастливым, пока не получит все факты. Это была еще одна его привычка, которую обожал Чонгук. — Это значит, что ты будешь… эм… целовать меня, как в кино?       Чонгук, с хрюканьем, поднялся, чтобы зависнуть над моргающим омегой. Чимин резко втянул воздух от внезапного движения, и мужчина увидел, как оттенок его кожи в реальном времени стал розовым, как будто он действительно был только что распустившимся цветком. — Только если ты этого хочешь. — А ты? — надулся Чимин, словно, не удовлетворившись своим ответом. — Ты хочешь поцеловать меня?       Чонгук взял руку омеги и поднял ее так, чтобы положить себе на затылок. Для того, кто так хотел, чтобы его поцеловали, Чимин вжался в матрас, когда альфа наклонил голову, чтобы сомкнуть их губы в нежном поцелуе. Поцелуй был не нежным, в тот момент, когда он прижался губами к плюшевому рту парня, он неосознанно углубил поцелуй, заставив губы омеги раздвинуться, чтобы лизнуть его рот. И хоть было ясно, что маленький котенок никогда раньше не целовался, он продолжал энергично следовать примеру альфы, открываясь так широко, как того требовал Чонгук, и позволяя их языкам встретиться.       Хлюпающие звуки их страстного поцелуя эхом разносились в тишине комнаты, все эти непристойные и тихие стоны и тяжелые вздохи, рука Чонгука под свитером омеги и руки Чимина, дико зарывающиеся в его волосы. Они оторвались друг от друга с громким чмоком, и Чон не терял времени, нырнул обратно. Пак поднял подбородок, подставив альфе свою лебединую шею. Чонгук вцепился в нее, целуя и кусая чувствительную кожу, оставляя следы, голова омеги была пуста от разума и наполнена только похотью. — Я хочу делать больше, чем просто целовать тебя, — пробормотал Чонгук ему в кожу, поднимая голову, чтобы посмотреть на омегу в его разрушенном состоянии. — Если ты позволишь мне, конечно. — Тихо продолжил он, заставляя себя остыть. Чимин все еще задыхался, и выглядел таким ошеломленным, словно купался в удовольствии, которое, как он не знал, может прийти от простого поцелуя. — Нравится? — Маленький омега сглотнул, прикусив нижнюю губу. — Нравится, хочу заняться с тобой любовью, — ухмыльнулся Чонгук, чувствуя, как Чимин извивается и хочет сомкнуть свои раздвинутые ноги. — Это нормально — чувствовать себя так, — он провел рукой по кошачьим ушам мальчика, и они очаровательно сложились под его большой ладонью. — Ты не грязный, раз хочешь этого.       Чимин выглядел не убежденным, но моргнул, осторожно подняв руку, чтобы погладить ухо альфы. — Ты... ты будешь нежным? — Чонгук убрал руку от уха и прижал ее к щеке. — Разве я не всегда нежен с тобой, а? — тихо спросил он, повернув голову для того, чтобы поцеловать ладонь. — Альфы немного теряют рассудок, когда они... когда... ну, ты знаешь, — пожал он плечами, опустив глаза и натянув уши, и что-то снова разбилось внутри Чонгука. — Они, эм... не останавливаются, даже когда... больно.       В любви действительно было что-то дикое. Невинный мальчик, в которого вы влюблены, доверяет вам свои тайны, и как человек, рожденный и воспитанный на войне, может заставить себя простить такой тяжкий проступок?       Нет.       Месть имеет право быть. Гнев Чонгука был бы концом религии, святого режима людей, которые нарушают свой собственный кодекс поведения, чтобы удовлетворить то, что они считают своими божественными потребностями.       Как поверхностно. Как жестоко.       Как мило, со стороны Чимина, спасти царство бога, единственным проявлением милосердия которого были смерть и чума. — Прости, — Чонгук поцеловал его в лоб. — Прости, что я не нашел тебя раньше. — А что бы ты сделал? — Чимин наклонил голову и с любопытством спросил.       Чонгук вздохнул, проводя тыльной стороной ладони по румяной щеке мальчика. — Я бы сжег мир ради тебя, любовь моя. — Повтори это еще раз, — Чимин просиял, его ушки затрепетали от удовольствия. — Что, любовь моя? — усмехнулся Чонгук, щекоча подвижные уши. — Так вот как это бывает, — хихикнул он, призывая альфу снова лечь, чтобы он мог удобно устроиться в его больших руках. — Что? — подчинился Чонгук, позволив котенку устроиться у него на груди. — Бабочки, — улыбнулся тот, подперев подбородок тыльной стороной ладони, чтобы удержать взгляд на альфе. — Я читал в интернете, что, когда кто-то, кого ты любишь, говорит что-то... приятное... у тебя появляются бабочки.       Чонгук рассмеялся, а Чимин просто смотрел на альфу, он никогда не видел, чтобы тот так свободно смеялся. Его альфа-хен был человеком с небольшим количеством эмоций, но он был так прекрасен, когда смеялся. Чимин не мог не провести пальцем по его линиям улыбки. В конце концов, это было разрешено. Его любопытство приветствовалось, а не отвергалось. Мысль о том, что Чонгук принимает его таким, какой он есть, зажгла счастье, о существовании которого парень и не подозревал. — Ммм, да, — пробормотал Чонгук, — но бабочки могут порхать и по другим причинам.       Альфа никогда бы не узнал, что странное чувство, которое он все это время ощущал в груди и животе, было всего лишь гребаными бабочками. — У тебя тоже бывают бабочки? — спросил Чимин, удивленно глядя на него широко раскрытыми щенячьими глазами, которые соответствовали эмоциям. — Да, каждый раз, когда ты улыбаешься, — сказал Чонгук, заставляя парня хихикнуть. — У меня в животе появились бабочки, когда я впервые увидел тебя в тех кустах, — вспомнил он. — А потом, когда ты назвал меня псом.       Это было роковое воспоминание. Незабываемое. Чон никогда не встречал кого-то столь же задиристого, как Чимин, с его преувеличенно хмурыми бровями и дерзкими закатывающими глазами, также он особенно обожал, как его надутые губы кривились от недовольства. — Тебе нужно перестать говорить, что ты нашел меня в кустах! — пожаловался Пак сквозь смех. — Это странно и неромантично. — Я думаю, это очень романтично, — сказал Чонгук, ласково пощипывая румяные щеки, — Хаюль думает, что ты фея. — Радионяня пискнула у кровати парня, и мужчина вздохнул. Вот дьявол. Маленький проказник, виноватый в его воздержании. — И он проснулся. — Чон щелкнул языком в притворном недовольстве, и Чимин хихикнул, уже готовясь вылезти из кровати и оставить альфу в холоде. — Останься, я схожу, — альфа схватил его за руку и подтолкнул, чтобы он лег обратно. Парень подчинился, натянув одеяло и моргая на Альфу своими сверкающими, яркими глазами. — Принеси его в гнездо, — сладко попросил он. — Юли здесь нравится.       Да, отцу Юли тут тоже нравится.