I'd have burned the world for you, my love

      Продержался Чимин меньше семидесяти двух часов, что стало позорным рекордом для Чонгука. Альфа был довольно заржавевшим, но хотел, чтобы все знали, что не зря его называли международным плейбоем. На самом деле, это было зря. У Чона не было никакой игры, но омеги бежали к нему просто так. Тэхён говорил, парни с оборванным видом и мягкими глазами всегда берут верх.       У Чонгука не было времени на то, чтобы сбиваться в стаи омег, все его чертово время в мире только для одного омеги, который, из злости, отказывался, чтобы его гладили, чтоб доказать свою правоту. — Альфа-хён должен знать, что он мне не нужен, — заявил он, скрестив руки и подняв брови. Даже Хаюль начал копировать его выражения. Чонгук только промычал в ответ. — Сильный омега, — небрежно заметил он, уткнувшись носом в бумаги, но полностью сосредоточившись на маленьком котенке. — Мы с Юли собираемся вздремнуть на диване, я так понимаю, ты к нам не присоединишься.

      При виде перспективы сладкого сна, в котором его не было бы, решимость Чимина мгновенно рухнула. Его острые уши наклонились вперед, глаза увеличились, а рот искривился от мощной гримасы. Он пыхтел на альфу весь день, ведь пришлось отказаться от его объятий.       В одну роковую ночь, все достигло апогея.       После того дня Чонгук, в течение следующих двух ночей, не спал всю ночь, проводя время в штаб-квартире, приближалось заседание совета директоров, поэтому альфа возвращался домой поздно, почти на рассвете. Тем не менее, маленький котенок звонил ему каждый час, только чтобы повесить трубку при первом звуке голоса Чонгука. Мужчина был одновременно очарован и сбит с толку. — Чимин звонит и вешает трубку... каждый час, — сказал Чонгук сестре, как можно небрежнее. Минджи подняла сгорбленное тело от компьютера и посмотрела на него. — Он это сделал?       Чон отложил документ, все равно он только делал вид, что читает. Конечно, его вступительное заявление на заседании совета директоров было не так важно, как понимание загадочного и милого поведения Чимина. — Что это значит… ну, на языке омег?       Минджи, фыркнув, обиделась на секунду, прежде чем выдохнуть. Большую часть времени альфа имел хороший вид, но была вопиющая проблема, он был стандартным идиотом, с невнятными словами, которые звучали как речь отставного болвана. — Я думаю он хочет, чтобы ты позвонил.       Чонгук торжественно кивнул. Это имело смысл. — Хорошо, — сказал он, возвращаясь к тому документу, снова делая вид, что читает. — Я… сделаю это. — Почему твои уши покраснели? — усмехнулась Минджи. — Аллергия. — На любовь, — пробормотал Тэхён со своей стороны стола. Чон чувствовал, что его лицо вот-вот взорвется от этого чертового тепла, которое он так часто ощущал в своем теле. — Заткнись. — Он резко промычал, прежде чем снова начать притворяться, что занят работой. Он делал это, наверное, целых тридцать пять секунд, прежде чем вытащить телефон, чтобы позвонить омеге. Минджи и Тэхён обменялись понимающими взглядами, альфа был очень очевиден, и его поведение цундэрэ не помогало это скрыть. — Алло, — тихо поприветствовал Чонгук, когда омега взял трубку, и подошел к дальнему окну. — Да, слушаю, — прозвучал на другом конце провода сладкий голос Чимина. — Скажи это, как положено.       Издав громкий, драматический вздох и, несомненно, закатив глаза, Чимин прочистил горло. — Слушаю, хённим. Как твои дела сегодня? — Он поприветствовал его насмешливо, и, черт возьми, почему-то Чонгук почувствовал необходимость истязать себя, провоцируя маленького омегу на такое поведение. — Прости, что не позвонил, котенок, — извинился мужчина, теперь понимая, что резкое и капризное поведение гибрида было вызвано недостатком внимания. — Хён был занят. — Я не против, — сказал Чимин с непринужденностью, которая была слишком фальшивой, чтобы Чонгук мог в нее поверить. Особенно когда омега звонил ему каждые час, только чтобы повесить трубку. — Юли был тем, кто, эээ... скучал по тебе. Не я. — Он поспешил уточнить, и Чонгук почти усмехнулся. Хорошо, что он этого не сделал. Тэхен и Минджи допросили бы его, чтобы узнать подробности. — Конечно. Ты сегодня ел? — Да. — Опять крекеры? — Сегодня я расставил игрушки Юли, поэтому ел рыбу. — Хороший мальчик, — улыбнулся Чонгук, чувствуя нежность. Мальчик, по крайней мере, пытался избавиться от своих старых привычек. — А ты что ел, хён? — спросил он. — Какую еду можно купить в офисе? Она такая же вкусная, как еда на вынос? — Иногда так и есть. И хён поел, не волнуйся. — Я не...волнуюсь. — Прояснение последовало мгновенно, но и немного неуверенно. И, судя по всему, даже по телефону Чимин был способен заставить сердце альфы трепетать, как у влюбленного подростка. — Точно? — поддразнил Чонгук. — Ладно, я немного волнуюсь, но только потому, что ты... старый. — снисходительно пробормотал маленький мега. — Я не старый, — фыркнул Чонгук. Нет ничего лучше, чем издевательства со стороны собственного кота. Он прочитал об этом в Интернете, которым он также учился пользоваться, потому что Чимин становился слишком подкованным в поп-культуре, и он хотел не отставать. — У тебя есть седые волосы, — хихикнул Чимин. — У меня только один седой волос, — поправил Чонгук, и парень на другом конце провода захихикал еще громче. — О, ради любви к милой матери, — взвизгнул Тэхён, ударив толстой стопкой бумаг по столу, смотря с убийственным взглядом, в глазах, лишенных сна. — Ты можешь вести этот крайне домашний и любовно-голубиный разговор дома? Это не гребаная математика на этих чертовых страницах. Это запускает мою несуществующую дислексию, Чонгук! — Ладно, мне пора идти. — Мужчина нехотя решил завершить разговор, пока мозг Тэхёна не воспламенился и не разбрызгался по стенам его офиса. — П-подожди, — настойчиво сказал Чимин, а Чон крепко прижал телефон к уху, несмотря на ядерный взрыв, который, на некотором расстоянии, переживал его лучший друг. — Эм, а… Хён сегодня придет домой пораньше?       Чонгук, конечно, сразу же решил, что он пойдет домой пораньше, будь то ад или коллективная ярость Тэхена и Минджи. Отказывать маленькому омеге было запрещено. — Конечно, — сказал он. — Для тебя все, что угодно.

***

      Ровно в одиннадцать вечера альфа был дома. Это было намного раньше его обычного времени, и когда он вошел, в доме было жутко тихо. В гостиной горел тусклый свет, Хаюль уже спал в детской, а в комнате Чимина была темнота. Чонгук вздохнул, разочарованный тем, что упустил возможность увидеть котенка. Чимин, вероятно, устал, Хаюль находился на последней стадии прорезывания зубов, поэтому с ним было не легко.       Альфа направился в свой кабинет, решив продолжить работу с того места, на котором остановился в штаб-квартире, придумывая способы, утром, извиниться перед омегой за то, что он вернулся домой после того, как тот он уснул. Обычно не требовалось многого, чтобы заставить котенка смягчиться, Чонгуку достаточно было похвалить его выбор блеска для губ и румян, и Чимин весь оставшийся день красовался у него на глазах со своими мерцающими глазами.       Чон, в очках, стоял над своим рабочим местом, глубоко погруженный в мысли, размышляя о том, как перестать думать о Чимине, и тут к нему пришла муза его самых ярких и радостных мечтаний.       Маленький омега быстро ввалился в комнату. Он выглядел раскрасневшимся, его грудь тяжело дышала, уши были подняты, как будто он испытывал сильный дискомфорт. При дальнейшем осмотре Чонгук понял, что он был одет в одну из его больших толстовок. — Я... я хочу одолжить твою руку, — Чимин тяжело сглотнул, — это больно и не перестает болеть даже после того, как я..., — он замолчал, невероятно покраснев. И Чонгуку, вероятно, стоит, блядь, влиться в программу. Пак выглядел таким... расстроенным, прекрасно обеспокоенным своим возбуждением и неспособностью кончить самостоятельно, что Чон подумал, что он, блядь, спит.       Это был рай. — Иди сюда, — сказал тот жестом, приглашающим подойти, и омега с готовностью повиновался, делая робкие и маленькие шаги к возвышающемуся за столом альфе.       Пак пах божественно. Запах его возбуждения был более пьянящим и насыщенным, чем на диване в тот день. Чонгук почувствовал, как его альфа шевельнулся в его груди, когда Чимин рискнул взглянуть на него своими большими, слегка слезящимися глазами. Мальчик был расстроен до слез, и боже, такая убийственная невинность свела бы с ума даже самого сдержанного альфу.       Чонгук сделал долгий, успокаивающий вдох, прежде чем посадить мальчика на стол. Парень только резко втянул воздух, а маленькие руки сжали переднюю часть рубашки мужчины. Он отпустил и крепко скрестил ноги, пока альфа пытался ослабить хватку на талии мальчика. — Ты мне доверяешь?       Чимин кивнул, и Чонгук постучал по его закрытым, молочным бедрам пальцами. Мягкая команда открыться, которую мальчик нерешительно выполнил. — Еще, — приказал Чонгук. — Раздвинь ножки. — Ушки Чимина вздрогнули от команды, и он откинулся на столе, полностью раздвинув ноги. Чон поднял подол своей толстовки, и его сердце почти остановилось. На котенке были розовые трусики с маленьким бантиком спереди, и, черт возьми, почему боги должны испытывать его таким образом? — Подержи это для хёна.       Чонгук подтянул колени, внимательно и нежно, пока инстинкты трахаться, спариваться и размножаться боролись внутри него. Чимин спрятал лицо за подол ткани, который он держал для альфы, и черт, Чонгуку нужна была минута, чтобы осознать это.       Пак, с его красивыми розовыми трусиками, распластался на рабочем месте Чонгука, широкие бедра, пригодные для разведения, полностью выставлены напоказ, а также острые линии его живота и изгибы. Его ушки дрожали, а чувственный изгиб его талии сводил мужчину с ума. — Что ты делаешь? — прохрипел Чимин плаксивым и высоким голосом, когда Чон провел пальцами по нежной полоске трусиков омеги. — Ты мне доверяешь? — снова спросил Чонгук, и при первом кивке головы омеги он, по изгибу бедер, сдернул трусики вниз. Чимин заскулил, дыша поверхностно, его пульс был неровным, а запах таким чертовски возбужденным.       Складочки его киски блестели, такие безумно красивые, и Чонгук жаждал попробовать их на вкус. Он сел между широко расставленных ног омеги, перекинул галстук через плечо и снял очки. — Я позволяю тебе одолжить кое-что получше моих рук, — Чон посмотрел на трясущегося омегу. — Расслабься, — он призвал парня откинуться на локти, прежде чем полакомиться наконец поданным десертом. — Хён заставит тебя почувствовать себя хорошо.       Чимин так красиво застонал от первого прикосновения языка альфы, что Чонгук нырнул в сочащееся тепло киски своего котенка без дальнейших раздумий. Он лизал, сосал и слегка покусывал складочки. Скуления Чимина заполнили кабинет мужчины, его маленькие руки скручивались и запутывались в волосах Чона, пока он извивался и двигал бедрами в такт с языком альфы.       Мальчик кончил от нескольких прикосновений языка к его клитору, и прежде, чем Чонгук понял это, он получил полный рот скользкой смазки омеги. Чон поднял колени омеги на свои плечи, чтобы пройтись по щелочке глубже, давая ему эти шоки сверхчувствительности и удовольствия.       Чимин застонал так громко, что это можно сравнить с пронзительным воплем, и, Чонгуку это нравилось, как он кусал губы, чтобы заглушить стоны, и держал край толстовки под подбородком, выставляя наружу набухшие соски и умоляя, чтобы их лизали, как и его жадную маленькую киску.       Чон остановился. Парень обмяк, содрогаясь от последствий своего оргазма, когда он откинулся на страницы, которые больше не были важны Чонгуку. Альфа в последний раз прошелся языком по клитору и поднял лицо между ног парня, его рот был мокрым от соков омеги.       Чимин был видением, даже в полубессознательном состоянии, лежа на рабочем столе Чонгука, такой красивый, раскрасневшийся и голый, с его розовыми трусиками, лежащими рядом, он был мечтой, которую Чон хотел проживать ежедневно. Все было так грязно и быстро, но мальчик сохранил свою невинность. Несмотря на чудовищный стояк, который он демонстрировал в своих очень узких брюках, Чонгук взял на себя обязанность вымыть мальчика и снова одеть его в те нежные трусики, которые отныне будут преследовать альфу во сне.       Чимин с трудом сел, его ноги дрожали, поэтому мужчина помог ему, приподняв бедра, надевая трусики. Мальчик выглядел ужасно, губы были покусаны, щеки розовыми, а ушки довольно гудели. Даже стыд выглядел на нем красиво. — Хорошо? — прохрипел Чонгук, горло пересохло, а голос едва напоминал человеческий.       Пак поднял глаза, ресницы были влажными, и сердце Чона забилось в его чертовых глазах. Они были так близко, руки мужчины все еще лежали на резинке его трусиков, но он больше не чувствовал, что его сердце вот-вот остановится. — Д-да, — сглотнул Чимин, стыдливо прикрывая свои открытые бедра краем толстовки. Альфа убрал руки, стыд, похоть, любовь, и обожание прожгли его, как веревку. — Это было…слишком интенсивно? — спросил Чонгук, занятый уборкой своего грязного рабочего места. — Это было… интенсивно, — Чимин плотно скрестил голые ноги, и Чону снова пришлось бороться с кровью из носа. — Интенсивно в хорошем смысле?       Чимин улыбнулся, заправляя светлую прядь волос за ухо. — Очень хорошо, спасибо, — грудь Чонгука надулась, а его и без того твердый, как камень, член был на грани разрыва. — Перестань пялиться, — сказал Чонгук, когда маленький омега заметил его выпуклость и с любопытством наклонил голову. — Ты получил это… из-за меня? — Да, — сказал он. Чон просто знал, что не переживет эти вопросы. — Это больно?       Альфа прекратил притворяться, и повернулся к Чимину. Мальчик распрямил ноги, но его колени все еще были сжаты. — Не слишком ли ты… заинтересован в моей проблеме?       Чимин задумчиво поджал губы, а Чонгук ждал, просто впитывая эмоции маленького омеги, невинность, порхающие ушки, и сводящий с ума размах его бедер, черт, когда это стало жизнью Чона? Он только надеялся, что это не сон, и что он не проснется от пронзительных криков своего сына. Он надеялся, что Чимин не был фрагментом его воображения, хотя он только что отлизал омеге на своем столе. — Ну, это потому, что я мужчина, так что мне положено иметь такое. — Он объяснил свое любопытство, и Чонгук чуть не рассмеялся. Только Чимин мог заставить что-то подобное звучать умилительно и смешно. — Ты имеешь в виду член?       Чимин порозовел и опустил глаза, нервно болтая ногами. — Д-да, — вздохнул он, снова смутившись, — Но поскольку я трехцветный… так что… эм, там все по-другому… внизу.       Нежность к мальчику так легко победила его похоть. — Это просто значит, что ты особенный мальчик.       Чимин поднял голову, застенчиво улыбаясь и широко расправляя плечи. — Да, я особенный мальчик, — сказал он себе, а затем вернулся к своим обычным делам — Ну, как ты… — Не волнуйся, я об этом позабочусь. — Чонгук вздохнул и посмотрел на свой стояк. — Сам, или..., — парень замолчал, его розовые щеки стали красными, словно вся кровь прилила к лицу. — Или…? — насмешливо спросил Чонгук. — Или... не сам, — нерешительно сказал он, его рот теперь был нахмурен, и Чонгук моргнул, словно в него врезался товарный поезд. — Ты хочешь спросить, пойду ли я к... другим омегам?       Чимин поднял глаза, легкая гримаса пробежала по его красивому румяному лицу. — Итак, ты пойдешь?       Альфа улыбнулся, в голове у него зазвучала победная труба. Он подошел к омеге, сокращая небольшое расстояние между ними, чтобы возвышаться над его сидящей фигурой. — Ты бы ревновал, если бы я это сделал? — спросил Чон, подняв лицо мальчика. О, он ревновал, и Чонгук снова влюбился. — Я думаю… — Да или нет?       Чимин сморщил уголок рта и с сожалением вздохнул. — Да, — сказал он, сложив уши. — Это... глупо. — Это не глупо, — сказал Чон, поглаживая длинными пальцами опущенные уши. — И я ни к кому не хожу.       Чимин оживился и опустил голову, наклоняясь к прикосновениям альфы. — Хорошо, — сказал он. — Мне жаль... что я пока... не могу тебе помочь.       Сердце Чонгука сжалось от слов мальчика, столь искренне сожалеющего. Альфа улыбнулся, что-то худшее, чем нежность, расцвело в его груди, только Чонгук обнаружил, что чувствовать мягкость не так уж и плохо. — Для меня очень приятно, что ты позволил мне… помочь тебе. — Правда? — Ушки Чимина затрепетали, глаза стали большими и круглыми. — Да.       После, они обнимались на диване в гостиной после душа, потому что Чимину стало слишком холодно и одиноко в своем гнезде после... окончания. Его слова, не альфы. Не то чтобы Чонгук когда-либо отклонил бы такую ​​обезоруживающую просьбу, не тогда, когда он уже был частично безмозглым от всех очаровательных трюков, которые Пак ему подкидывал.       Мальчик устроился в его объятиях, они были как пазлы, не желая и одновременно желая, чтобы его прижали. Он пах ягодами, а его светлые волосы были пушистыми и невероятно мягкими на ощупь. Чонгук внезапно снова захотел десерт, и десертом был весь Чимин. — Могу я спросить тебя кое о чем? — Заговорил омега, не прошло и пяти минут с начала их объятий, что было рекордом, поскольку альфа ожидал, что он разорвется менее чем через двадцать секунд. — Да.       Чонгук устал как собака, его веки были тяжелее, чем когда-либо, а спина Чимина, прижатая к его груди, убаюкивала его, успокаивая. Тем не менее, он баловал котенка, потому что парень не был бы собой без его полезных и иногда болезненных вопросов. — О чем ты... думаешь, когда ты... эмм? — Я расскажу тебе, если ты мне скажешь, — фыркнул Чонгук, проводя своей большой ладонью по изгибу бедра Чимина. — Хён, ты не должен задавать омегам такие бесстыдные вопросы!       Альфа промычал, тыкаясь носом в прикрытое плечо. — Но я должен позволить омегам засунуть свои красивые киски мне в рот, а?       Чимин свернулся калачиком в объятиях альфы. — Не омегам, — сказал он тихим, собственническим голосом. — Только мне.       Чон прижал мальчика к своей груди, обхватив рукой его гибкую талию. — Это всегда лишь ты, — сосредоточенно пробормотал он, — итак, о чем ты думаешь?       Чимин замолчал, и Чонгук мог сказать, что тот не спал. Он, играя с пальцами альфы, рассматривал татуировки на костяшках, и думал о прошлом. Каким-то образом Чон всегда мог сказать, когда парень прогуливался по переулкам памяти. — Я не думал… долгое время, — он прерывисто вздохнул и начал: — Этого не происходило… гм… с тех пор, как в церкви, понимаешь. Но… это произошло на диване в тот день… и, я не знаю, мне кажется, я… думал о тебе.       Чонгук мягко прижался носом к сгибу его плеча и крепче прижал к себе котенка, чтобы утешить — Ты думаешь? — Он поддразнил: — Есть ли еще какие-нибудь альфы, которых ты знаешь, кроме меня? — Это всегда лишь ты, — сказал Чимин, прежде чем закрыть половину лица своими руками. Это была одна из его самых милых привычек, которая заставила сердце Чонгука пропустить несколько ударов. — Значит, ты думаешь обо мне, когда трогаешь себя, а? — Надеюсь, хён не рассердится на меня за то, что я думаю о нём без его согласия... трогаю себя. — Конечно, нет, — тут же ответил Чонгук, и сложенные уши Чимина выпрямились от нахлынувшего волнения, прежде чем он собрался с мыслями: — Мои руки в твоем распоряжении, как и мой рот и... все остальное.       Маленький омега зажужжал, мурлыканье раздалось и отразилось из-за его груди, но он прочистил горло, чтобы заглушить его. Иногда его пассивные инстинкты возвращались, заставая самого котенка врасплох. — С-спасибо, — сказал он и замолчал на долгую минуту, и Чонгук почувствовал, как в его голове зарождается еще один вопрос: — Ты тоже... думаешь обо мне? — Да, — сказал Чонгук, сопротивляясь желанию сжать маленького омегу в своих объятиях, — Это всегда лишь ты.       Чимин скрыл свой восторг за своими ручками: — Я выгляжу красивым в твоих мыслях? — Самый красивый, — сказал Чонгук, поддавшись порыву сжать мальчика. Чимин только рассмеялся, повернувшись в его объятиях, чтобы уткнуться лицом в грудь альфы.       Чонгук спал как ребенок, свернувшись калачиком вокруг своей любимой мягкой игрушки, только для него это был маленький гибрид кошки —любовь всей его жизни.