I'd have burned the world for you, my love

      Чимин потеплел к альфе и стал солнцем его жизни. Чонгук же стал землей, вращаясь по орбите мальчика, как никому не нужное тело.        Они проводили больше времени вместе, что было вполне естественно, учитывая, что теперь у Чона была еще одна обязанность. И это было ласковое отношение к Чимину на его собственных «условиях», что в вольном переводе означало, что омега требовал, чтобы его ласкали и чесали в любое время дня.        Чонгук уже был слабым человеком, носившийся с полным сердцем, наблюдая, как его малыш растет на материнских руках Чимина. Но он был еще более умиленным из-за того, как омега всегда ждал своей очереди, чтобы его погладили после того, как Чонгук заканчивал обнюхивать Хаюля, прежде чем уйти на работу утром.        Мальчик таял в его ладонях, когда Чонгук нежно проводил ногтями по его челюсти и шее, а затем гладил кошачьи уши. Альфа никогда не думал, что он будет иметь столько нежности в своих грубых и мозолистых руках, но вот он здесь, мягче облаков и нежнее пера, для этого кошачьего гибрида.       За каждую хорошо выполненную работу Чонгук вознаграждал омегу поглаживаниями по спине, которые всегда убаюкивали его, и он засыпал на диване в кабинете альфы. Это было правильно. Место, которое должно было быть строго рабочим и закрытым, теперь, по большей мере, было территорией Чимина и Хаюля. Они проводили свои дни и вечера, бездельничая в комнате, пока Чонгук работал, и наблюдал, как они играют, обнимаются, а из его груди струился свет.        Чимин смягчит его до старости, Чонгук был уверен. С его послужным списком это было возможно на 99,9%. Тэхён, похоже, тоже согласился, отметив, что альфа в последнее время предпочитает меньше работать из штаб-квартиры, концепция работы из дома была немного утеряна его лучшим другом-трудоголиком много месяцев назад. Сейчас уже не так.        Чон пришел поздно, уставший как собака. Он потратил большую часть своего времени и ресурсов на то, чтобы узнать больше об этой конкретной церкви и ее браконьерах.          Важно было знать даже то, что было честной игрой. Чонгук на самом деле не хотел уничтожать синдикат, он просто хотел уничтожить подразделение. Альфа давно перестал участвовать в войнах банд, но открытие есть открытие. По крайней мере, он сделает что-то хорошее.        Но, возможно, это был его способ искупить вину за то, что он не заботился о своей больной жене, которая умерла, рожая его наследника. Мужчина сомневался, что он смог бы сделать что-то, чтобы спасти ее тогда, но он мог спасти Чимина и почувствовать себя лучше.          Вот и все, сказал себе Чонгук. Он, в гудящей тишине и темноте своего кабинета, вдолбил себе в мозг это отчетливое рассуждение. Искупление —цель в походе Чонгука против того, кто причинил боль Чимину.        Дверь в его кабинет тихонько приоткрылась, и выглянули два нерешительных кошачьих уха и пара больших широких глаз. И сердце Чона затрепетало так же, как иногда трепетали уши парня. Тэхён был прав. Чонгуку нужно было перестать врать себе о своих мотивах войны с Церковью.  — Ты в порядке? — Чимин был босиком и с голыми ногами.        Он ждал альфу. Даже когда Чонгуку требовалось некоторое время, чтобы закончить свои конференции в кабинете, парень всегда ждал, пока он закончит, чтобы получить свои ночные почесывания и лечь спать счастливым.    — Я устал, — вздохнул Чон, мягко улыбнувшись моргающему омеге, — Я старею.          Чимин нахмурился и наклонил голову: — Разогреть тебе ужин?— Всегда такой милый и обеспокоенный, такой нежный и заботливый.    — Нет, я просто хочу отдохнуть, — Чонгук откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.— Просто посиди со мной немного, — сказал он, похлопав по пространству рядом с собой. Диван прогнулся, через несколько секунд, и нетерпеливый маленький омега в мгновение ока оказался рядом с ним.    — Я могу тебя погладить, — задумчиво предложил Чимин. — Это помогает.          Чонгук открыл глаз и загудел. Омега тихонько хихикнул. Чону нравилось, когда мальчик смеялся, но больше всего любил, когда он был причиной смеха. — Я не кот.    — Но ты же собака, — серьезно сказал Чимин, хотя, возможно, он просто поддразнивал Чонгука.    — Я волк, — настаивал альфа, лениво изогнув бровь.    — Волки — это просто большие собаки, — пожал плечами Чимин, и да, он дразнил альфу, верно.          Чонгук поднялся, чтобы сесть, медленно возвышаясь над сидящей фигурой омеги. Кошачьи уши Чимина осторожно выпрямились, глаза расширились, а губы приоткрылись от удивления, когда альфа приблизился, поместив свое лицо всего в нескольких дюймах от мальчика.    — Тогда погладь меня, — пробормотал Чонгук, и несмотря на то, что румянец Чимина стал еще гуще, он просиял от согласия альфы.       Он поднял руки, и они повисли перед лицом мужчины, ожидая согласия. Это было то, что делал Чонгук, медлил и поднимал руки с вопросом в глазах, пока маленький омега не улыбался и не расслаблялся в руках альфы.          Теперь настала очередь Чона раствориться в Чимине. Мальчик был с ним таким же нежным, как и с Хаюлем, его мягкие и нежные пальцы скользнули вниз по челюсти альфы к его шее, прежде чем вернуться и почесать за ухом. Чонгук потянулся к этому особому прикосновению, как собака, и это заставило омегу снова захихикать.    — Положи голову мне на колени, — Чимин откинулся на диван, чтобы освободить место. Чон моргнул, глядя на его голые бедра, а затем на него, как ошеломленный идиот. — Ты боишься, что я тебя поцарапаю?— Омега заметил его нерешительность и бросил ему вызов, теперь уже зная, откуда у Хаюля такая тяга к соперничеству.       По понятным причинам Чонгук сдался. Чимин выглядел таким невинным и счастливым, помогая альфе расслабиться, что он не мог себе представить, как можно отказаться от такого любезного предложения прекрасного омеги. Чон сделал бы все, что угодно, лишь бы маленький гибрид был счастлив.    — Закрой глаза и засыпай, — прошептал парень, проводя пальцами по волосам Чонгука. Мужчина думал, что знает некое подобие покоя, но покой был вот таким: он положил голову на колени Чимина и уже чувствовал, как удовлетворение внезапно нахлынуло на него.          Чон уснул с полустояком только от запретной близости, и у него не было никаких возражений. Это был лучший сон за последние годы. Его похоть будет проклята.          Перед лицом невиновности Чимина все будет проклято.

***

      Чонгук никогда бы этого не заметил. Но взросление с Минджи дало ему несколько знаний об омегах. Несмотря на это он, в основном, был невнимательным дураком, и не знал толк в макияже. Не поймите его неправильно, он сопровождал Минджи во многие магазины и даже сломал несколько продуктов из чистого любопытства, до такой степени, что она перестала брать альфу с собой куда-либо.        Он явно не подходил для шопинга, любого типа, который длился больше тридцати минут. Слова и выводы Минджи, но он с ней согласен.          Ну ладно, вернемся к сути вопроса.          Чимин не переставал выжидающе моргать на него все двадцать минут, что он был дома. Чонгук начал паниковать, потому что не мог понять, что именно изменилось. Омега всегда был прекрасен, но было ясно, что он хотел, чтобы Чонгук заметил что-то в нем. Что-то новое.        Достаточно того, что у него время от времени, без всякой причины, случалось учащенное сердцебиение, а учитывая, что Чимин постоянно находился в поле зрения альфы, хлопая своими красивыми глазками и очаровательно пожимая плечами, Чонгук был уверен, что у него будет как минимум легкая аневризма.          Но потом он заметил. Потому что, конечно, он должен был в конце концов заметить.          В конце концов, это был Чимин.        Трудно было не замечать его прекрасные и нежные черты, трудно забыть изгиб его рта или его трепещущие кошачьи уши. Он сомневался, что забудет что-то, что он запоминал каждый день с почтением, но Чонгук не хотел рисковать.          Итак, быстро приняв душ он направился в гостиную, взъерошив влажные волосы полотенцем. Чимин ждал, чтобы получить то, что он называл своими ночными обнимашками. Маленький омега всегда так мило сидел на полу, скрестив ноги и сложив руки на коленях, с нетерпением ожидая желаемого. — Ммм, посмотрим, — лениво промычал Чонгук, наблюдая, как Чимин оживляется, его лицо сияет милой улыбкой. — Что у нас тут?    — Я! — игриво ответил он, и, боже, Чонгук должен был умереть при загадочных обстоятельствах в один прекрасный день.    — У тебя что-то на лице, — наконец сказал Чон, поднимая руку и зависая над головой Чимина в знак согласия.    — Да, это блеск для губ, — Чимин гордо потянулся, чтобы прижаться щекой и потереться об открытую ладонь альфы. — Нуна дала мне его сегодня из своей сумочки. Она подумала, что это будет хорошо на мне смотреться. — Так и есть, — вздохнул Чонгук, потому что это действительно было так.          Чимин просиял, продолжая водить руку Чона по щеке и челюсти. — Она сказала, что в следующий раз купит мне тушь. — Он звучал так нетерпеливо, потирая свои блестящие пухлые губы каждую минуту, что, очевидно, было нехорошо для сердца Чонгука, учитывая их близость.    — Ты можешь купить её сам, — сказал мужчина. — На что ты вообще тратишь свои ежемесячные выплаты?       Улыбка Чимина медленно сползла, и он сделал свое фирменное задумчивое лицо, вытянув губы и наморщив лоб, чтобы подумать. Очень экстремально по меркам Чонгука... чрезвычайно мило. Кто-то должен был немедленно подать на него в суд за такую ​​степень нежности.  — О, я их… пока не потратил, — его кошачьи ушки наклонились вперед, — Я не знаю… как… хм… использовать…    — Карту? — закончил Чонгук, и Чимин кивнул. — Почему ты мне не сказал?— Он вздохнул, чувствуя себя глупо из-за того, что думал, что парень знает, как пользоваться дебетовой картой, на которую он каждый месяц клал деньги. — Принеси свой iPad.    — Что?— Чимин наклонил голову между большими ладонями альфы, вопросительно моргая.    — Маленький телевизор. — Чонгук поправился, и в глазах маленького омеги мелькнуло понимание. Он тут же вскочил на ноги, и альфа фыркнул, наблюдая, как он спешит за тем, что он назвал маленьким телевизором.        Чонгук был милым большую часть времени, но иногда было странные чувство настигало его, насколько защищенным и непривычным был Чимин к самым обыденным вещам. Это заставляло его хотеть прижать мальчика к своей груди, утешить его, успокоить и исцелить его раны, которые не были телесными.          Странное и опасное желание для альфы уровня Чонгука.          Но он все равно это делал. Ничего не поделаешь.        Чимин прижимая свой iPad к груди, благодарно улыбнулся Чонгуку, протянул его и снова разлёгся на полу.    — Садись, — мужчина похлопал по пространству рядом с собой и освободил место для маленького омеги. Чимин повиновался, и, к полному удивлению альфы, прижался к нему, положив свою светлую голову на грудь Чонгука, словно это было чем-то, что они делали обычно.          Злой омега, который угрожал Чону никогда не трогать его, теперь прижимался и тыкался в него, как верный своей природе кот. Альфа сделал успокаивающий вдох, осторожно обхватив рукой талию Чимина, чтобы воспользоваться iPad.        На протяжении всего сеанса онлайн-шопинга его кошачьи уши с изумлением двигались, щекоча подбородок Чонгука и заставляя его, и без того неустойчивое, сердце заикаться и биться в два раза быстрее. Если омега и заметил это, то ничего не сказал, с головой погрузившись в изучение интернет-магазина косметики.    —Дэбак , тут так много всего! О, эти румяна такие красивые, — выдохнул он, глядя на Чонгука за разрешением, и, черт возьми, слишком близко! Чертовски близко! Прервать миссию! Голова Чонгука ощущалась как военная база, подвергшаяся атаке. — Могу я купить это?   — Д-да, — мужчина, вероятно, никогда не чувствовал себя таким жалким, но это чувство рассеялось, когда Чимин просиял.  — Спасибо, отец Хаюля!          Чонгук покраснел, как никогда раньше. Потому что, что он имел в виду под отцом Хаюля?! Если омега собирается так к нему обращаться, ему следовало бы заранее зарезервировать себе больничную койку.    — Знаешь, ты можешь называть меня... Хён, да? — медленно сказал Чонгук, и Чимин, поднял глаза, и, чёрт возьми, снова, так близко, так чертовски близко. Мужчина мог возбудиться, спонтанно воспламененный им, и получить стояк, не дай бог.    — Ладно, альфа-хён, — мило улыбнулся он, возвращаясь к наполнению своей корзины, не показывая никаких признаков того, что собирается вырваться из объятий Чонгука. И кто такой Чонгук, чтобы жаловаться?          Если бы это зависело от него, мужчина начинал бы свое утро и заканчивал бы день, сжимая в объятиях маленького гибрида кошки.         Возможно, это время придет. Чимин дал ему жизнь, и Чонгук надеется, что он достоин ее прожить. 

***

      Пришли многочисленные заказы на декоративную и уходовую косметику, и страдания Чонгука только умножились. Потому что Чимин, пробующий что-то новое, означал, что все в доме будут пробовать это вместе с ним.          Под всеми он подразумевал себя, Минджи, Тэхёна, и даже Хаюль иногда в этом учавствовал. Чону было все равно, носить ли ему маску время от времени, но скажите ему, какого черта он каждый вечер делал пятиступенчатую процедуру ухода за кожей с Чимином, пил детокс-смузи, который на вкус был как его худший кошмар, и был раскраской в ​​свободное время, потому что наличие татуировок автоматически означало, что ты рожден, чтобы быть раскрашенным, чтобы выглядеть красивее.          Слова Чимина. Хотя Тэхён тоже с большим энтузиазмом соглашался с омегой.        Итак, Чимину не удалось избежать необходимости заполнять свои руки цветами из палитры теней, с помощью кисти для макияжа. Воскресенья широко использовались для этой цели, когда Чимин наносил на руки разные цвета помад и хайлайтеров, чтобы проверить «пигмент».    — О, посмотри на пигмент, Хаюли! — ахнул Чимин и повернулся к маленькому свертку в своем кресле. — Он хорошо смотрится на тоне кожи папы, да?— Он поднял руку альфы, чтобы показать ему, и Хаюль отвечал на своем языке, и Чимин делал вид, что понимает. — Ты прав, нам нужно проверить, насколько пигментирован коричневый оттенок.        Чонгук не знал значения слова «пигмент», но это не имело большого значения по сравнению с дергающими кошачьими ушами Чимина и преувеличенными криками восторга, которые заставляли Хаюля смеяться.          Он оставляет отпечатки своих губ по всему лицу Хаюля и отправляет свои хихикающие фотографии Минджи и Тэхёну в групповой чат. — О, смотри, у тебя помада по всему твоему милому личику. Хочешь посмотреть?— Хаюль ворковал и лепетал себе под нос в объятиях Чимина перед зеркалом, а Чонгук с умилением смотрел на них. — Хочешь показать папе? Пойдем покажем папе.          Влюбленный альфа в свою очередь наклоняется, чтобы поцеловать щеку маленького альфы, зная, что губы Чимина только что коснулись ее. Как же это было жалко, желать невинности, разрушения, и все же хотеть, чтобы она длилась вечно.          Это была жизнь Чонгука. Вихрь сладкого хаоса, который ежедневно приносили Чимин и Хаюль.          Помимо того, что Пак время от времени поднимался на крышу по ночам, чтобы понаблюдать за огнями, в середине дня он вместе с Хаюлем прогуливался по саду, чтобы понежиться в прохладных солнечных лучах и поговорить с цветами, как он любил это называть.  — Растения растут лучше всего, когда у них есть друг, с которым можно поговорить, — сказал омега Чонгуку, прижимаясь к альфе, который держал Хаюля на коленях. — Правда, Юли? — Хаюль что-то проворкотал в ответ, очарованный омегой так же, как и его отец.    — Всегда носи шляпу, ладно? — приказал Чон, лениво почесывая кошачьи уши.    — Я уже пользуюсь солнцезащитным кремом, — сказал ему полусонный Чимин, прежде чем задремать в объятиях альфы.       Чонгук вздохнул, на сердце у него было странно тяжело, когда он откинул с лица светлую прядь пушистых, пахнущих ягодами волос. — Все равно надевай шляпу, а? — настаивал альфа, зная, что мир, в котором они жили, всегда будет иметь фетиш на гибридных омег, делая их легкой мишенью для преследований. У Чимина и так была тяжелая жизнь, и, кроме того, такие события возвращают альфу к его бурной, пылкой юности.           Чонгук не хотел прибегать к насилию. Во всяком случае пока не нашел эту Церковь и ее людей, которые так много отняли у Чимина.          Но потом это случится, потому что, конечно, так и должно было быть. Жизнь не обходится без множества потрясений, но Чонгук был тем типом альфы, чей опыт подготовил его к худшему из худшего.          Если бы война была богом, то это был бы его отец.          И он был сыном своего отца.          Безжалостный. Могущественный. Неумолимый.         Или он так думал.          Потому что, о, он может быть слабым. Он может быть таким чертовски слабым. 

***

— Возвращайся домой немедленно! Чимин тяжело ранен!— рявкнула Минджи в трубку, и дрожь страха пронзила его кости, прежде чем на смену ей пришла ослепляющая ярость.   

***

Альфа практически ворвался в свой собственный дом. Минджи собиралась проводить доктора, но, увидев состояние своего брата, она первой потянулась, чтобы поддержать его. Чонгук тяжело дышал, его глаза были широко раскрыты от паники, а тело сотрясалось от чего-то похожего на ярость его юных дней. Он попытался протиснуться мимо Минджи, но она держала его за плечи.    — Это всего лишь незначительные травмы, — успокаивающе сказала она. — Пара ушибленных ребер и травма одного уха.          Незначительная? Незначительная! Чонгук сверлил ее волчьим взглядом, сопротивляясь желанию оскалиться. Она здесь, чтобы помочь. Она здесь, чтобы помочь. Он повторял это в своей голове, как мантру.  — Что, черт возьми, произошло?          Минджи облизнула губы и судорожно вдохнула, прежде чем ответить. — Он сказал, что упал, но я... я так не думаю. — Она глубоко вздохнула, беспокойство отразилось на ее хмуром лице. — Он потрясен. Кто-то сделал это с ним.    — Где Хаюль?   — Он отказывается быть вдали от Чимина, поэтому мы поместили его в гнездо. Они оба сейчас спят. — Чонгук нашел в этих словах хоть немного утешения. — Слушай, не делай ничего безрассудного... пожалуйста, просто... подожди меня.— Она умоляла, зная, что альфа не прочь опустошить все здание, чтобы расстрелять, из принципа, всех на чертовом тротуаре. — Я провожу доктора и завтра навещу его. Мы поговорим об этом, ладно?       Но Чонгук не хотел говорить. О разговоре не могло быть и речи. Чимин был ранен. Кто-то ранил Чимина, пока он был под его защитой. Вот и все, что было в этой ситуации.          На данный момент он остудил свой гнев, загнал его вниз и глубоко, чтобы он смог пойти к Чимину, не умирая от стыда. Это была его вина, что мальчик пострадал.          Когда Чонгук все-таки нашел в себе смелость войти в комнату омеги после того, как ходил перед ней добрых пять минут, то зрелище, которое его встретило, заставило его замереть на долгое время. Чимин лежал, свернувшись калачиком, с закрытыми глазами на подушке, пропитанной слезами. Его всхлипы тихо разносились по комнате, и, о, сердце Чонгука разбилось. Его правое кошачье ухо было забинтовано, а губа была рассечена, и это была слишком большая боль, чтобы ее мог вынести кто-то столь хрупкий, как молодой омега.        Чонгук сглотнул, не обнаружив ничего, кроме ярости, текущей по его венам, словно яд. Но затем Хаюль пошевелился, и Чимин прижал щенка к груди, чтобы успокоить его, и альфа снова сломался. Его гнев превратился в беспомощное смирение, желание подойти к омеге и своему ребенку, утешить и провести их через это болезненное испытание.    — Это всего лишь я, все в порядке, — Чонгук нашел в себе силы смягчиться, когда Чимин резко втянул воздух, заметив его возвышающийся силуэт в полумраке комнаты. — Это всего лишь хен, — он шагнул вперед, умиротворяюще подняв руки, и Чимин нахмурившись, отвернувшись от альфы, словно смутившись. — Что случилось?         Чимин стал меньше, обнял себя для утешения, пока маленький Хаюль то засыпал, то просыпался рядом с омегой. — Я... я упал с лестницы.          Чонгук цокнул языком, и Чимин понял, что это означало, альфа не удовлетворен его ответом. — Не лги хену, — он придвинулся ближе, чтобы сесть на край кровати, тон был мягким и умоляющим. Альфа не мог поверить в его нежность, в его висящую руку, в желание просить и умолять омегу позволить ему прикоснуться. — Кто сделал это с тобой, а? Ты не скажешь хену?       Мучительный всхлип разнесся по комнате, и прежде чем Чонгук понял это, Чимин оказался в его объятиях, чтобы принять свою долю утешения, предназначенную только для него. Он плакал на груди альфы, а Чон ласково баюкал его, по привычке потирая спину своими беспощадными татуированными руками.    — Я... я не... я не знаю! — Его слова были бессвязными и приглушенными, когда он дрожал в объятиях Чонгука, — Он был... Он-он был... я не знаю.    Чонгук сильнее прижал к себе, одновременно подталкивая маленького омегу, прижавшегося к нему, чтобы присесть у изголовья кровати.    — Все в порядке, все в порядке, Чимина, — заверил он, призывая омегу откинуться на спинку и посмотреть на него снизу вверх. — Что он сделал?       Чимин шмыгнул носом, вытирая слезы рукавами свитера. Он взглянул на альфу из-под занавеса своих мокрых ресниц, прежде чем его взгляд остановился на его руках, играющих с игрушкой.    — Моя шляпа... улетела. И - я... он коснулся... он коснулся моих ушей без разрешения, поэтому я... я царапнул его, - объяснил он, снова прослезившись от воспоминаний, — Я сказал, что мне... мне жаль, но он-он был... таким злым, хен.          Чонгук не знал, что можно сразу же почувствовать жажду крови. Он поклялся не прибегать к насилию, он вытащил себя из огненных ям проклятия Чона, но снова почувствовал, как зияющая дыра ада вспыхнула внутри него. Из-за слез этого молодого омеги Чонгук собирался сжечь мир.    — Как он выглядел? — тихо спросил мужчина, позволяя маленькому омеге поднять свою тяжелую руку, чтобы потереться своей розовой щекой о большую ладонь альфы.    — Высокий, — он задумчиво нахмурился, потираясь еще сильнее о руку Чонгука, — Лысый. И... от него... пахло гнилью.        Чонгук помог раненому мальчику лечь обратно, поцеловал Хаюля в щеку и погладил волосы Чимина, пока тот не почувствовал себя сонным. Он прижался к руке альфы, моргая на него расфокусированными и усталыми глазами.    — Больно? — спросил Чонгук, проводя по больному кошачьему уху, замотанному в повязку. Оно не двигалось и не трепетало вместе с другим ухом, и Чонгуку это не понравилось. Ни капельки.    — Немного.    — Спи, — сказал он ему, — — Спи и выздоравливай, омега. Ни о чем не беспокойся. Ты больше никогда его не увидишь.    — Что ты сделаешь? — невнятно пробормотал Чимин, едва открыв глаза, когда он устроился в руке Чонгука, прижимая маленького Хаюля к своей груди.    — Хуже, чем то, что он сделал с тобой, — пообещал Чонгук, но мальчик уже спал, чтобы услышать его слова.