Фитиль загорается

      Голова Тея раскалывалась на части, и он едва мог думать. Казалось, больше она раскалывается из-за идиотских воспоминаний, от которых хотелось избавиться, но он не мог из-за бесконечных вопросов. Он буквально ощущал все то, что было в голове его подарочной личности, и это накладывало на него отпечаток какой-то грязи, мысли этой личности и действия, и то, как она размышляла по поводу герцога… у Тея вызывали дрожь.       И в тоже время он понимал, что… Сора опасна, Ледышка оказался прав, когда говорил, что ему стоит опасаться сестры больше, чем его, и эта мысль только добавляла в котел негодования больше проблем.       Он торчал в месте, назвать которое не мог. По ощущениям похожим на лабораторию или медцентр, откуда никто не собирался Тея отпускать, пока он не ответит на тысячу вопросов и не сдаст миллион анализов.       Помимо него собрались Ледышка, взволнованная Сора, командир и другие специалисты, которых Тей впервые видел. Он сохранял неподвижное состояние в том кресле, в которое его посадили в самом начале, и обнимал пластиковое ведерко, потому что не особенно хотел портить им пол еще больше, но ощущал, что особо ничего внутри уже не осталось. Почему-то подарочная личность Соры выбиралась наружу вместе с содержимым желудка, но над этой частью он решил не задумываться слишком сильно.       — Что ж, — произнесла одна из специалистов, с которыми так и не посчастливилось завести знакомство, — что могу сказать по поводу нашего… пациента.       Пауза в ее словах Тею не понравилась, но ему было слишком хреново, чтобы высказывать какие-то недовольства.       — В крови мы обнаружили следы трех веществ. Названия можете почитать в отчете после, если упрощать: одно успокаивает и вызывает эйфорию, второе дезорганизует мышление и третье вызывает своего рода эффект импринтинга. Запомнил что-то необычное, когда пил их?       — Оно было одно, — ответил он. — Из необычного… завязанные глаза считаются?              Хотя все держались вежливо и серьезно, Тей ощутил неприязненные взгляды со стороны, будто бы он сам так горел желанием в этом всем участвовать, будто бы они осуждали его за то, что он делал ради всех. Или просто Тей сам по себе так думал и проецировал свои мысли на других, он не был уверен.       — Вполне, — кивнула женщина. — Это может быть связано с импринтингом…       — Что это такое вообще? — перебил Тей. В целом, ему не слишком-то хотелось разбираться в терминах, но все-таки они говорили о его жизни, в конце концов.       — Что-то вроде запечатления, мгновенной фотографии в сознании. Чаще всего это проявляется у новорожденных, когда они впервые видят и чувствуют мать, но в данном случае… Скорее всего, именно так он и завлекал юношей — после зелья они не уходят из-за сформированной связи.       — Мы не смогли их переубедить, — сказал кто-то другой, кого Тей также не знал, и мысль о том, что он забыл напрочь про всю остальную часть операции с поиском парней и их возвращением домой из-за подарка Соры, его испугала. Он уронил голову, закрыв лицо руками. Тей не планировал становиться домашним питомцем какого-то богатого хера, но кого в принципе его планы волновали.       — И как мне узнать, к кому меня приклеило?       — Если требовалось завязывать глаза вероятно, был важен взгляд. Кого ты видел первым после того как выпил зелье?       Зрительные воспоминания выглядели смутно, словно размытыми, будто покрытыми ватой и состоящими из мозаики, однако одно воспоминание сохранилось таким ярким, самое первое — голубые куски льда с острыми краями на темном фоне.       Обреченно Тей уронил голову еще ниже, утыкаясь лбом в край своего ведерка, и без особого желания ткнул пальцем в Ледышку. Кто-то на фоне присвистнул.       — Логично, — раздался голос Ледышки, — я ведь снял с тебя повязку. Но это, очевидно, не самый плохой вариант.       — Что ты вообще там забыл? — возмутился Тей, поднимая недовольный взгляд.       — Спасал тебя от чрезмерного увлечения. Сората явно превзошла себя.       На фоне Сора улыбнулась и сделала реверанс. С фактами Тею было трудно спорить. Он действительно находился в одном шаге от непоправимого, так или иначе…       — Ладно, — буркнул Тей послушно, — спасибо.       — Какие-то заметные изменения ощущаешь, когда разговариваешь с Марком? — спросила женщина-исследователь.       Тей пожал плечами:       — Хочу только больше ему врезать. Это считается?       В ответ он получил не слишком принимающий подобную реплику взгляд, и пожал плечами.       — Я также сделала запрос, — продолжала женщина, игнорируя шутки Тея. — Лаборатория Ностена классифицирует препараты как зелья. Химически они могут как мало чем отличаться, так и быть совсем другими веществами, потому что вовлеченная в процесс создания магия несколько модифицирует эффект.       — Так это наркотики или травяной чай? — спросил командир с усмешкой, но затем его лицо стало серьёзнее. — За зелья ведь мы его прикрыть не можем.       — Он же использует их с преступными целями, — подал голос Тей. Командир кивнул.       — Это да, но наше правительство считает, что зелья — что-то на магическом и мы это регулировать никак не будем. Вон есть у вас Ностен, пусть и делает, а Ностен — это не правительство, чтобы законы выпускать. Эгиос нашими делами тем более заниматься не планирует. Они и без того считают, что наше право стажировать Ульцеру уже должно окупить все взносы. Так что нам нужны веские доказательства и показания хотя бы одной жертвы, а они все выглядят будто только рады своей новой жизни. Но, — его взгляд мгновенно просветлел. — Если мы узнаем, как разрушить в них это влияние, тогда можно будет говорить о серьезных преступлениях с удержанием свободных людей без их явного согласия.       — А-а, — протянул Тей уныло, — так ваша цель была напичкать меня его препаратами, чтобы опыты на мне потом проводить? Охуенно. Чего сразу не сказали? Сократили бы столько тупого трепа.       — Твоя помощь очень ценна для нас, — попытался в убеждение командир, подошел ближе, положил руки Тею на плечи. Взгляд его пугал, и в тоже время он выглядел горящим потенциальной идей и возможностью, что вызвал у Тея желание отодвинуться и вынудил вжаться в кресло. Он все еще чувствовал себя странно, то ли от влитой в него фигни, то ли от подарка Соры. Совершенно не ощущал себя… собой.       Казалось, что он должен быть более активным, отстаивать свою позицию, требовать компенсации за моральный ущерб, но Тей не чувствовал достаточно уверенности, чтобы этого хотеть. И это совершенно было не про него.       Периодически Тей поглядывал на Ледышку, пытаясь понять, какого эффекта ему стоит ожидать, но кроме того, что тот просто чуть меньше бесил, Тей ничего не чувствовал. Это настораживало по одной той причине, что все те ребята в поместье явно были помешаны совершенно… подобная перспектива вызывала у него отвращение, но в тоже время казалась настолько неопределенно отдаленной, что он предпочитал о ней не думать.       Ему пришлось заполнить несколько опросников о куче вещей, провести ночь в неопределенном медицинском учреждении под бесконечными взглядами, пока врачи не решили его отпустить, так и не найдя ничего, что, вероятно, хотели. Тей также полчаса молча посидел с Ледышкой в одной комнате, обвешанный кучей аппаратуры, но получил только разочарованные вздохи — чего бы они не ожидали, оно еще не наступило.       Что само по себе уже вызывало тревогу.       Вернувшись утром мондтага, Тей действительно получил обратно свой пропуск в мир роботов и порталов — пришел оповещением, мелькнувшим на экране часов. Но вместе с ним в комплекте шло повышенное внимание полицейских дронов и камер, отслеживающих перемещение. Об этом ему вскользь сообщил командир вчера.       Тею сказали, когда и куда приходить, и как часто его хотят видеть, чтобы заставлять заполнять бумажки и забирать явно лишнюю кровь.       Электрик по обыкновению оказался понимающим и даже слишком добрым, предлагая забыть про Белый город, однако долг никто не отменял, и уменьшаться тот вроде бы даже не планировал, что приводило Тея к другой вселенской проблеме — банальной материальной.       Сора могла дарить столько угодно подарков хозяйке квартиры, в которой они жили, но та явно начинала подозревать что-то неладное, с неохотой принимая эти самые подарки.       Утром четвертого тиртага (она всегда предпочитала тиртаг и всегда ранее утром, что бесило неимоверно) хозяйка пришла с очередным подозрительным взглядом, отказываясь от вежливого чая Соры, и Пауку пришлось отдавать квартплату за всех троих из его личных запасов.       — Должны будете, — хмыкнул он, пытаясь выглядеть достаточно убедительно.       — Мы обязательно отдадим! — воскликнула Сора такой интонацией, что Тей сразу понял, какой итог Паука ожидает.       — У меня все записано, — добавил он, кладя руку на драгоценный планшет, который было непозволительно трогать никому.       Тей вздохнул, оглядывая, как Сора обреченно насупилась, вспомнив её сумасшедшие планы на дорогущий Линегрим… он не мог вывозить столько вещей за раз.       Электрик закатил глаза, воспринимая Тея с его гениальными планами по захвату нового города как маленького ребенка.       — Тебе прошлого раза не хватило? — спросил он скептически.       — В прошлый раз я был один, — возразил Тей.       — Зачем я вообще тебя слушаю? — вздохнул Электрик. — От тебя проблем больше, чем пользы. Можешь просто… прекратить заниматься херней и начать делать нормальную работу!       — Я не могу делать нормальную работу, потому что сраные дроны отслеживают каждый мой чих! — выпалил Тей, внезапно понимая, что не должен был.       Электрик поднял бровь:       — Хотелось бы знать в честь чего?       Тей промолчал, не зная, как объясняться. Бровь Электрика поползла только выше, когда он продолжил:       — На кой черт ты им сдался, скажи? Или это из-за того, что вы доебались до полицейского?       — Мы никого не трогали.       — Ага, как же. Я-то не знаю? Все время лезешь куда не попадя, а мне потом прилетает то облавами, то сорванными сделками, то сломанными вещами. Моё терпение не резиновое, ты в курсе?       Отведя взгляд в сторону, Тей молча слушал, потихоньку закипая внутри.       — Я вас взял, потому что от вас была польза. Но в последнее время я почему-то вижу только от Райнера какое-то вложение в положительную сторону.       Он не продолжил, но Тей понял по затянувшемуся молчанию всю градацию подтекста.       — Надеюсь, — продолжал Электрик непривычно резкой интонацией. — Больше проблем с тобой не будет.       Он молча кивнул, не поднимая взгляда, и дежурно спросил:       — Могу идти?       Электрик махнул рукой, что Тей заметил боковым зрением, развернулся, ощущая, как плотина его эмоционального баланса находится на грани разрушения, вышел на улицу, сделал буквально шаг, кто-то хлопнул по плечу, что-то спросил…       Следующее, что отчетливо отложилось в его сознании — прострелившая лицо боль и как соленая с привкусом металла жидкость потекла по губам. И как лучший-в-мире-ассистент-Дикий оттаскивал его подальше от свернувшегося на земле светлого мальчугана. Тей знать его не знал, он облизнулся, стирая кровь языком, и мысленно поставил мальчонке балл за попытку.       — Говорю тебе только один раз, — сказал Дикий, разворачивая и грубо толкнув в грудь, — ты или прекращаешь свои приколы или идёшь нахуй.       Тей оскалился в ответ:       — Надо же кто нашелся, главным себя почувствовал? Небось сам на кое-чьем хую регулярно бываешь!       Дикий шутку не оценил, ответив ловким коротким ударом. Куда более эффективным, чем у мальчонки. Тей почти бы увернулся, если бы не последствия неудачного похода в новый город, что неприятно пульсировали в животе и сбивали координацию. Кулак Дикого зацепил ухо, вызывая сильное головокружение. Тей пошатнулся, но не упал, вскинул голову со злобным, полным азарта взглядом и не смог проигнорировать подобное предложение.       Кто их растаскивал Тей не знал. Он только слышал в толпе как разные голоса то успокаивали, то, наоборот, подначивали, то делали ставки.       — Бабу заведи, — крикнул Дикий, пытаясь его пнуть. — Может хоть спокойней станешь!       — На кой хер она мне сдалась?! — попытался пнуть его в ответ Тей, но растащили их на приличное расстояние, и желание разрушения осталось нереализованным.       — Ну мужика заведи! — продолжал Дикий, усмешка растянулась по его лицу. Тей рванулся изо всех сил, расталкивая удерживающих, но добраться до Дикого не успел, как несколько пар рук снова в него вцепились, удерживая.       — Иди нахуй! — выплюнул Тей из-за невозможности ударить. Дикий только продолжал ухмыляться, что только больше бесило. Его уже отпустили, но Тей даже при том, что старался больше не дергаться, так и оставался окруженный со всех сторон.       — Реально, — продолжил Дикий спокойнее, — сходи потрахайся хоть с кем-нибудь. На пользу пойдет.       Тей снова дернулся, но руки отпускать не собирались. Он заметил среди удерживающих Боксера, а это значило, что даже при невероятных усилиях Тей просто так не выберется. И он сдался, расслабился, почти что обмяк, намекая, что успокоился. Дикий вернулся обратно в палатку, и только после этого Тея отпустили. Боксер похлопал по плечу и заговорчески улыбнулся:       — У меня есть знакомая девочка, если хочешь.       Тей только отмахнулся. Девочки ему… нравились, но вызывали больше скуку, он мог повеселиться с ними какое-то время, но не видел особой ценности в том, чтобы пересекаться с ними больше пары раз. Те постоянно задавали дурацкие вопросы и начинали капать на мозги, стоило провести с ними больше одной ночи. Да и в последнее время было совершенно не до того.       С точки зрения «способа успокоения» секс Тею не казался особо рабочим. Даже несколько встреч на ринге с Ледышкой и вылазки за роботами он оценивал как куда более эффективные методы, но, не имея возможности делать ни то, ни другое, Тей явно испытывал судьбу. А Электрик уже намекал далеко не прозрачно.       Девочек было двое, и потому Боксер и предложил эту затею. Выглядели они, по меркам Тея, как типичные жительницы трущоб — недостаточно красивые, чтобы зарабатывать серьезные деньги, недостаточно умные, чтобы выбраться за пределы района, но достаточно умелые, чтобы притворяться, что им не все равно, пока Боксер покупал им цветные коктейли в одном из баров Дункельхайма.       О локации, вход в которую в небольшом продуктовом магазине на Кузнечном проезде, защищался похлеще государственной тайны, Тей знал не понаслышке. Дункельхайм представлял из себя незаконный бордель, скрытый в глубине проходов старой шахты вблизи Желоба, на поверхности над которым стихийные палатки рабочих постепенно выросли в петляющий сложными улицами и переходами район. Когда шахту забросили, рабочие ушли, а нагромождения незаконно построенных домов сверху остались, создавая прекрасную возможность для всех желающих получить кусочек ничьей территории.       Местные называли свой район то Ночной крепостью, то Неспящим городом. Тей предпочитал называть его трущобами, коим он и являлся, несмотря на попытки казаться возвышенным и помпезным.       Дункельхайм был не лучше. Представляя из себя бордель, скрывающийся от властей под землей, и прикрывающийся вывесками якобы простых баров и клубов, он устанавливал правила, по которым посетителям приходилось играть.       Вроде того, что девочек следовало развлечь прежде чем переходить к тому, для чего все сюда и приходили.       У Тея денег лишних не водилось, так что обе знакомые Боксера смотрели на него с легким презрением, скрытым за кокетливой улыбкой. Одну звали Кристина, вторую Виолетта, и Тей не смог бы отличить их идентичные лица под слоем косметики даже если бы от этого зависела его жизнь. Одна из них была светлой, вторая чуть более рыжой и с короткой стрижкой — только так он их и различал. Они даже говорили будто бы одним голосом, растягивая гласные в бесконечность, что вынуждало Тея каждый раз стискивать стакан и кивать с каменный лицом.       Более рыжая Кристина строила глазки Боксеру, светлая, впрочем, тоже, но он притащил с собой Тея, и светлая была вынуждена обращать на него внимание, потому что рыжей уже заинтересовался сам Боксер.       Тей потому и не особо любил это место — девочки, что околачивались в Дункельхайме, состояли из лжи и дешевых подделок под модные наряды, а у Тея никогда не заваливалось лишних денег, чтобы тратиться на тупые хотелки, увеличивая доходы борделя бессмысленными покупками.       Иногда он был достаточно в настроении, чтобы заигрывающе улыбнуться какой-нибудь девчонке в обычном клубе, и провести с ней с десяток минут в комнате, что клубы так любезно выделяли за отдельную плату. Но слушать полчаса треп в элитном антураже, покупаясь на иллюзию заинтересованности местных девочек, ради в лучшем случае среднего секса — на это Тей не подписывался.       Хорошо, что с ним был Боксер. Он часто таскал их еще в сомнительном возрасте по злачным местам, и был душой компании достаточно, чтобы Тей мог просто изредка улыбаться. Но его любовь к искусственным свиданиям Дункельхайма Тей совершенно не разделял.       Слушая вполуха, он почему-то вспомнил Люми, свою идиотскую попытку позвать ее на свидание, и задумался, было бы интересно слушать ее истории. У Люми точно куда более приятный голос, и она могла бы рассказать что-то о себе, уж жизнь стажера Ульцеры казалась куда как интереснее, чем какой-то девки из трущоб.       Портило воображение только знание, что Люми терпеть его не может. Она, впрочем, не особенно интересовала Тея, скорее как вариант «а что если?», как некая диковинка в повседневности, и… ему было интересно, что она могла бы сделать своими нитями, но эти мысли находились на грани опасных, подсознательных, которые Тей не пускал в мир осознанных представлений.       Когда Боксеру надоело развлекать девочек в баре, вчетвером они поднялись на второй этаж, где бар продолжался в хостел, совершенно обшарпанный, однако заполненный подделкой под золотую вышивку на красных шторах, потрепанной бахромой балдахинов и протертыми витиеватыми ручками дверей. Если бы не доступность цен, Тей бы сюда никогда не сунулся.       Светлая протянула ему жвачку, Тей молча ее принял, не желая вдаваться в подробности, но она зачем-то пояснила:       — Не люблю, когда пахнет алкашкой.       Ее волосы снова наполнили о Люми, и в этот раз Тей решил оставить эту мысль в голове. Его особо не цепляли девушки, которых он встречал, но Люми показалась занятной, и мысль о том, чтобы превратить этот бесполезный вечер в неплохую фантазию показалась ему приемлемой.       — Чего, как хочешь? — спросила светлая, приклеивая жвачку к стойке кровати, на которой держался пафосный балдахин с оторванной местами золотой бахромой. Тей выбрал пожалеть мебель и скатал резиновый шарик в пепельницу на полке, затем ответил слишком резко:       — Молча.       Удивленная, она кивнула, он заметил беспокойство в ее глазах. Подумал, что Люми не стала бы его бояться. Люми могла сама кого угодно прекратить в дрожащий ком ужаса, и… это были опасные мысли.       Конечно, девушка, небрежно сбрасывающая куртку на протертое притворяющиеся бархатным кресло, не являлась Люми, но Тей задумался, что мог бы сделать, если бы Люми стояла сейчас перед ним? Он не особо ценил прелюдию, но подумал, что это подходит к образу, подошел ближе и принялся аккуратно снимать со светлой одежду.       Она была в легкой кофте, Тей оставил несколько легких поцелуев вдоль тонких запястьев, пока снимал ее, и девушка томно вздохнула, оборачиваясь через плечо. Вздох прозвучал слишком картинно по его мнению, но он мог погрузиться в свое воображение, так что это не сильно беспокоило. Тей повторял губами движения рук, следовал за линией сползающей ткани, сначала вдоль плеч, затем предплечий, подтолкнул ее к кровати. Она развернулась на спину, порывисто стягивая с себя юбку. Ее пальчики вцепились длинными ногтями в футболку Тея и потянули наверх, чему он не сопротивлялся. Только думал, что у Люми кожа более бледная, и, наверное, — он не помнил, — ногти короткие и аккуратные, она же из Ульцеры, длинные бы ей только мешались на службе.       Разобравшись с одеждой, Тей окинул взглядом девушку — выглядела она куда лучше, когда молчала, и это вызвало желание сделать что-то приятное для неё. Хотя и его желание целовать и оставлять на коже небольшие следы от зубов было навеяно исключительно мыслью о том, насколько нежная кожа должна быть у Люми.       — Давай уже, — прошептала светлая через какое-то время.       Тей вынырнул из своего воображения, возвращаясь в реальность. Это его слегка дезориентировало, но он не стал слишком церемониться, раскатал по члену резинку и толкнулся внутрь приятной мягкости горячего тела. Светлая издала протяжный стон, снова слишком наигранный, Тей зажал рукой ее рот, и начал двигаться внутри нее. Воображаемая Люми стонала тихо, едва приоткрывая рот, закусывала пальцы и зажмуривала глаза, запрокидывала голову на каждый толчок, и тихим шепотом просила не останавливаться. От подобных фантазий бегали мурашки, Тей чувствовал, как жар разливается в груди и отдает в пах, сворачивается клубком внизу живота, как от удовольствия покалывает кожу, кульминация приближалась, чувствовал, как становится все невыносимее, и воображаемая Люми его подбадривала, просила еще и…       В воображении открылась другая дверь. Словно их с Люми застукали, словно они не должны были заниматься ничем подобным, словно… это он не должен заниматься подобным. Тей ощутил, как его связали по рукам и ногам, как что-то влезло голову и запретило даже думать о сексе, обернулось вокруг его члена, и… он не мог кончить. Что-то невидимое неизвестное толкало его назад, не давало добраться до оргазма. Тей пытался игнорировать его, вернуться в свое воображение, но Люми в нем больше не было. Только ледяные пристально смотрящие с осуждением глаза.       Естественно, девчонка назвала его импотентом, Тей сдержал порыв ее ударить, по больше части из-за того, насколько сам охренел от случившегося. Затем девчонка рассказала подружке, они вместе, не скрываясь, посмеивались над ним.       Тей едва себя сдерживал. Боксер похлопал его по плечу, сказал, что с кем не бывает и предложил забить. Тей забил. До следующего такого же плачевного раза. А потом до следующего. И вот тогда он посчитал, что этой херни с него достаточно.       К несчастью, у него имелась лишь одна возможная причина для подобного, и ледяные осуждающие глаза в подсознании каждый раз намекали весьма конкретно. Они даже подрочить не давали без своего неустанного внимания, и Тея просто разрывало от ненависти и напряжения.       Во время вечернего рабочего на четвертый расттаг он влетел в лабораторию пулей, расталкивая людей, не особо понимая, куда так торопится, будто бы кто-то здесь собирается решать его проблему. Он больше не мог себя контролировать.       — Успокойтесь для начала, — посоветовала главный исследователь, что задавала вопросы в прошлый раз. На этот раз Тей прочитал на бейджике — её звали Лундгрен. Как командира, но он не вдавался в подробности их родственных отношений.       — Как я могу успокоиться, если я даже потрахаться не могу спокойно?!       — Не знаю, как для вас, — раздраженно скривилась Лундгрен. — Но это вполне ожидаемый результат для зелья с эффектом импринтинга.       — Охренеть. Спасибо за информацию. Мне-то что с этим делать?       Вместо ответа она посмотрела как на маленького непонимающего ребенка, и от мысли, что она, вероятно, хотела вложить в этот взгляд, Тей поежился и сделал робкий шаг назад.       — Нет, — выдохнул он, не до конца понимая, точно ли она вообще ему что-то намекает. — Нет!       Лундгрен пожала плечами:       — Не знаю, против чего вы конкретно протестуете…       — Я не буду трахаться с ним! — перебил Тей, чтобы окончательно развеять любые сомнения. Лундгрен только снисходительно улыбнулась.       — Вы можете просто не заниматься сексом.       — Вы это как себе представляете?!       — Если люди, которые осознанно отказываются от любых отношений сексуального характера, — пожала плечами она, и, заметив раздраженный взгляд, продолжила. — Но, вижу, подобный вариант вас не устраивает. Вам стоит поговорить с господином Винтолом на ту тему.       — С кем? — опешил Тей.       — С Маркусом Винтолом, — пояснила женщина, закатывая глаза. Тей впервые слышал, чтобы кто-то звал Ледышку настолько официально.       — Я могу ему сообщить, — продолжила она, — а вы пока подождёте.       Тей не хотел ничего с ним обсуждать, но кивнул, потому что другого выхода из ситуации не видел.       Его посадили в комнату ожидания, что располагала к задушевным беседам — мягкая мебель, яркие картины, цветы на полках. Только Тей к беседам расположен не был, он попросил Лундгрен «как-нибудь посвятить господина Винтола в курс дела», и надеялся, что эту просьбу хоть кто-нибудь выполнит.       Ледышка появился не скоро, у него явно имелась тысяча других дел, которыми он мог заниматься, вместо того, чтобы слушать какую-то чушь… которую Тей еще не придумал. Но он точно проторчал в тишине и одиночестве слишком долго, чтобы быть адекватным. Когда дверь открылась, он окинул Ледышку раздраженным взглядом и спросил:       — Тебе рассказали?       — Скорее нет, чем да. Я не очень хорошо соображаю, — он заторможенно посмотрел на часы, — в моем расписании сейчас должен быть сладкий сон. Так что я мало что понял. Ледышка явно уклонялся от прямого ответа, что Тея взбесило только больше. Хотя он понимал, что его сейчас раздражало что угодно, учитывая обстоятельства.       Ледышка сел на мягкий бежевый диван напротив, вальяжно облокотился на спинку и добавил:       — Я бы хотел от тебя версию услышать.       — Издеваешься?       На секунду тот словно бы задумался, смотря в потолок, и сказал:       — Знаешь, нет, на самом деле. У них… очень научные термины. Но я так понял, ты дошел до какой-то новой стадии.       — Ага. Минуя все предыдущие, — скривился Тей и плюнул на нежелание что-то обсуждать. — Это сраная херня мне даже подрочить не дает!       Лицо Ледышки неприятно нахмурилось, будто бы он представил ситуацию. Тей ощутил, что, по крайней мере, это ему пояснять не придется. Затем тот кивнул:       — Приятного мало.       Но не предложил никаких действий или решений. Даже совет не дал. Тей медленно выдохнул, пытаясь успокоиться, процедил сквозь зубы:       — И какие у тебя идеи?       Ледышка только пожал плечами с наигранной беспечностью.       — Не знаю, это же твоя проблема.       — Ты серьёзно издеваешься?       — Скорее да, чем нет, — улыбнулся тот, вызывая у Тея только больше злости, хотя он не был уверен, что, в принципе, мог быть более напряжен и взведен, чем сейчас.       — Чего ты от меня хочешь? — спросил Ледышка, раздражая снова.       — Я ничего от тебя не хочу. Но та херня, на которую вы меня подписали, и из-за которой меня к тебе прилепило, требует каких-то действий.       Одна концепция его вымораживала. Тем, насколько раскачивалось его и без того нестабильное психическое равновесие, самой ситуацией, что была до дрожи унизительной — всё это вызывало у Тея желание покончить с проблемой как можно скорее. Но Ледышка не собирался его так просто отпускать:       — И какие действия ты планируешь?       — Блять, да ты перестанешь или нет? У меня нет желания с тобой трахаться, но эта херня считает, что оно, видимо, должно быть!       — Ладно, — кивнул тот деловито, — у меня есть несколько условий. Во-первых, ты делаешь все, что я тебе скажу.       — Ты ебанулся? — не выдержал Тей. В гробу он видел такие условия.       Не слишком думая, он подскочил и быстрыми шагами двинулся в сторону выхода, потому что решил, что ну нахуй это все, не так уж важен этот секс, чтобы из-за него так изгаляться. Но Ледышка, находясь на пути, схватил за руку.       От прикосновения прошибло током, мурашки расползлись вдоль позвоночника, он вырвался и отскочил в сторону, но быстро понял, что его внезапно сбившееся дыхание заметили как пить дать.       — Это что еще за херня? — спросил Тей полушепотом.       — Видимо то, что должно вызывать зависимость и нежелание уходить у жертвы, — предположил Ледышка, будто бы они здесь обсуждали абстрактные научные проблемы.       — Я никакая, нахуй, не жертва!       — Ты самая настоящая, — парировал тот. — И тебе нужна помощь.       — Я на твои условия соглашаться не буду, я не сумасшедший. Где границы, там зеленая зона — приемлемо, красная зона — ни при каких условиях? Откуда мне знать, что ты не скажешь сделать какую-нибудь херню?       — Я и так могу тебя заставить что угодно сделать.       — Ах да, спасибо, что напомнил, на такое я тем более не согласен.       — А у тебя есть выбор? — усмехнулся Ледышка, делая пальцами подзывающий жест. Какая-то часть Тея хотела кинуться ему в ноги послушной собачкой, он старательно душил её.       — Блять, иди нахуй, — просипел Тей, но добавил зачем-то. — Пожалуйста.       И отчаянно сполз вниз под стене, зарываясь руками в волосы, ощущая желание вырвать их к херам, лишь бы избавиться от тупого чувства собственной никчемности.       Он снова нихуя не мог, все шло против его воли, и он даже не мог выбраться самостоятельно. Был вынужден просить помощи, умолять о херне, которой даже не хотел, и надеяться, что как-нибудь само образуется.       Его разрывало на части так, что хотелось или рыдать в голос или набить кому-нибудь рожу, если бы он не старался держаться, если бы не находился в комнате с кем-то, Тей не уверен был, что смог бы остановить себя.       Хотелось ударить что-нибудь, разбить вдребезги, чтобы осколки царапали руки, оставляя глубокие порезы на костяшках, но…       Ледышке навредить он не мог, и по причине его приказов, и по причине сраного зелья, что останавливало и требовало диаметрально противоположного. Тей не обладал достаточной выдержкой, чтобы выносить это.       — Делай, что хочешь, — прошептал он отчаянно, не поднимая головы.       Реакция Ледышки ему была уже совершенно не интересна, все шло к тому, что мир Тея собирался начинать свое вращение вокруг этого ублюдка, хотя он этого ни черта не просил. Конечно, это лучше, чем если бы его присобачило к герцогу, то был бы пиздец настолько масштабный, что Тей бы просто выкопал себе могилу. Буквально. Лег бы в неё и закрыл глаза навечно. Он и сейчас чувствовал себя не лучше, сдаваясь без боя, без сопротивления, без возможности принимать решения и ставить условия.       — Хорошо, — раздался голос Ледышки. Тей вздрогнул, всё внутри него замерло от ожидания вердикта, он боялся поднять голову и посмотреть.       — Давай сойдемся на правде, — предложил тот и замолчал.       Затянувшиеся ожидание и отчасти любопытство заставили Тея поднять голову. Ледышка не выглядел как кто-то, кто чувствует свое превосходство, у него на лице едва ли не надпись горела, что он не особенно доволен происходящим — брови нахмурились, губы сжались, взгляд блуждал, словно он действительно пытался найти решение проблемы. Что-то непонятное защемило у Тея в груди от этой мысли.       — Ты не будешь мне врать, договорились? — продолжил Ледышка, тяжело вздыхая.       — Как ты определишь, что я не вру? — спросил Тей потеряно.       — Никто не учил тебя противостоять манипуляторам, так что я могу вытащить из тебя такую информацию, о которой ты сам не имеешь понятия. Но… я хочу, чтобы ты сам говорил правду.       — Да ты, блять, издеваешься, — выдохнул Тей, осознавая, что его мимолетная мысль об адекватности человека перед ним имела мало общего с реальностью. Он вновь уронил голову, уперся локтями в колени, попытался обнять себя руками и протянул сдавленно:       — Не слишком ли много ты хочешь для какого-то секса?       Вместо разумного или не очень ответа, Ледышка попросил:       — Дай мне свою руку.       Не приказал, как мог бы, а попросил. Надеялся на сознательно решение. Хотел, чтобы это было его решение. От этой мысли Тею стало совсем не по себе, он чувствовал себя отвратительно, приниженный до состояния собаки, которую просили дать лапу. И самое ужасное… он, как и собака, был только рад исполнить пожелание.       Медленно, борясь с собой, Тей протянул руку, ощутил прикосновение теплых чуть шершавых пальцев, обхватывающих за фаланги. Крупная дрожь пронеслась от ладоней, поднялась вверх, рассыпаясь искрами по лопатке, нырнула вдоль позвоночника и растворилась в животе странным теплом.       — Ты ведь так из-за зелья реагируешь? — спросил Ледышка, без усмешки, издевки или шутки, просто спросил, словно ответ получить хотел.       — Наверное, — пожал плечами Тей, чуть поднял голову, чтобы взглянуть на руку, будто бы она внезапно стала чужой, но не решился поднять взгляд выше.       Ледышка потер кончики пальцев, дрожь пронеслась табуном мурашек, Тей повел плечами, пытаясь их сбросить. Ощущение ему не нравилось, контекст был кошмарный, но он понимал, почему оно могло бы вызывать такое нежелание парней покидать герцога. Ледышка перебирал его пальцы, и Тей, не выдержав, попросил:       — Отпусти.       Он сам себя ненавидел за то, как жалобно прозвучал его голос. И за то, что почему-то просит, вместо того, чтобы выдернуть руку.       — Ты ведь не хочешь, чтобы я отпускал.       Тей поежился от того, насколько глубоко закопанной хранилась истина. Мурашки вдоль руки ползли толпами, он зажмурился от переизбытка странных ощущений.       — Правду, Тей, — продолжал Ледышка свои тупые издевательства.       Даже имя отдалось дрожью. Нормальный Тей бы давно послал его нахер, но текущий только произнес:       — Это все зелье.       Чтобы не признавать, что ему это ощущение действительно нравилось.       — Имеет смысл, — кивнул Ледышка, таки отпуская. — Но эффект интересный.       Тей потер руку, подсознательно отмечая, что не реагирует также на свои собственные прикосновения, заталкивая подальше мысли более страшные — о том, что хотел бы, чтобы Ледышка продолжил мягко перебирать и гладить пальцы.       — Тебе прикольно, конечно, а мне ни черта не прикольно, — насупился Тей, пытаясь отчасти убедить в этом самого себя.       — Неприятно не выглядит, — хмыкнул Ледышка. — Или неприятно?       Тей вздохнул, не желая отвечать. Часть его будто бы испытывала боль от того, что он не ответит на вопрос. Этот космический пиздец почти с ума сводил.       — Нормально, — скривился тот.       — Тогда нам стоит отложить твою идею о сексе.       Тей вскинул голову в почти панике:       — Чего?!       — На время. Может, ты перестанешь воспринимать её как кару небесную.       — А как еще я должен это воспринимать?! Я не гей и быть им не планировал! Я даже не ебу как это должно выглядеть, — взвился он и отвернулся в сторону.       — Честно, я думаю зелье сделает все за тебя.       — И это еще больший пиздец, — выдохнул Тей, не поворачиваясь. Смотреть на Ледышку ему больше не хотелось.       — Все будет нормально, — сказал тот. Что только сделало ситуацию тупее и тошнотворнее. Тей хотел быть не здесь, где угодно, провалиться под землю и начать жизнь заново. Что угодно было лучше, чем это.       — У меня еще одно есть маленькое условие, — произнес Ледышка несколько неуверенно, что заставило Тея прислушаться внимательнее. Однако он обреченно простонал:       — Да сколько их у тебя там?       — Я бы правда хотел, чтобы ты называл меня по имени.       — Ну да, — кивнул Тей, наконец, оборачиваясь, — естественно, ты хотел бы.       Чего он не ожидал, так это того что… Марк так искренне и понимающе улыбнется.