Жжёная карамель

***

— Зачем ты мне звонишь, хён? Положь трубку. — Бинни, тебе жить надоело? — В том-то и дело, что нет. Поэтому, положь трубку. — Ты боишься меня? — Крайне редко мне хочется тебе врезать. Но зачастую я тебя терплю. А так да, боюсь. Минхо рассмеялся. — Ты душка, Бинни. Ответь на вопрос: ты же в студии? — Где мне еще быть в это время? — … и как там дела? — Как обычно: пашем в поте лица. — … и кто там? — Я и Чан-и. Хан-и скоро тоже подъедет. — …а Ким Сынмин? — А-а… так вот чем я заслужил этот праздник жизни, что мне звонит сам Ли Ноу? — Со беззастенчиво усмехнулся. — Именно. Так он там? — Нет. — И не было? — Был. — Твои односложные ответы раздражают. — Тебя вообще всё раздражает. А что я должен ещё ответить? — Бинни нахмурился, сканируя спину Бан Чана, что сидел от него в двух шагах за пультом управления. Лидер погрузился с головой в свои мысли о предстоящем фан-митинге, что-то неустанно чертя в блокноте и пялясь на монитор. Вроде как даже не прислушивался к его разговору и не понял о чем качок толкует с Котокроликом. — Расскажи, когда он ушел и куда, — донесся голос кота в трубке. — Чего? — Я тебе на день рождения слуховой аппарат подарю. — Себе подари и успокоительное заодно. И вообще, почему ты спрашиваешь меня? Будет логичнее, если ты спросишь об этом у него, — Бинни замолк, демонстративно кашлянув, и перешел на очень тихий шепот: — Ты же сам сегодня сказал, что вы теперь… ну, типо, вместе? Минхо выдержал паузу, пока кончики его аккуратных ушей аккуратно накрыл розовый цвет. Но приятные мурашки все-таки пробежались по телу, заставляя его поежиться. — Так и есть, — ответил он, стараясь быть невозмутимым и не заурчать от удовольствия. Трубка насмешливо фыркнула, протяжно вздохнула, чуть ли ни плюнула: видать, Бинни словил мини-стресс от самоуверенности старшего. На какое-то время между парнями вновь повисло молчание, затем послышались тяжелые шаги и звук хлопнувшей двери — Бинни все-таки вышел из студии, чтобы не травмировать психику Бан Чана своими странными разговорами. К тому же, он дал Минхо своё честное пионерское, что ничего не расскажет их лидеру. Хотя жопой чуял — это им всем выйдет боком. — Тогда зачем ты звонишь мне, а не ему? — резонно спросил брюнет, двигая по коридору в сторону лифта. — Сам сказал, чтобы я даже не дышал в его сторону. — Не говорил я такого, — Минхо спрыгнул с подоконника, где за последние полчаса отсидел себе всю задницу. Вспомнив их с Бинни разговор, Ли вдруг ухмыльнулся: — Ты всё-таки обиделся на меня или так и не понял о чем я тебя предупредил? Если решил рискнуть здоровьем, просто намекни. — Да нет. Когда мне обещают вырвать глаза и заставить их жрать, я сразу становлюсь понятливым. Не горю желанием портить свое красивое лицо чьими-то некрасивыми руками. — Я бы поспорил, что из этого реально красивое, — ожидаемо отозвался старший. — Отвали от моего лица и позвони ему сам, — прилетело ему тут же. — Пробовал звонить, но у него кажется телефон выключен. — Оу… «кажется»? — Со ехидненько оскалился, и добравшись до лифта ткнул кнопку вызова. — Тебя заблокировали? — Ты серьезно тугоух, Бинни. Я же сказал, что телефон выключен. И Сынмин так бы не поступил. — Не хочется тебя разочаровывать, но мы сейчас про одного и того же парня говорим? Если все же да, то от него можно ожидать чего угодно. Он стебется над всеми нами и не зря носит гордое звание врунишки. — Не думаю, что Сынмин может врать о… — «чувствах» хотел было сказать Ли, но промолчал. — Он мог поставить тебя в игнор ради шутки. У него специфический юмор. Взаимоотношения этих двоих всегда были странноватыми на взгляд Со. Однажды, чтобы понять эти самые «отношения», Бинни спровоцировал инцидент с Сынмином, за что получил люлей от всех, даже от миролюбивого очаровашки Джисона. Однако плюсы от этого тоже были: Бинни теперь знает, что у Минхо не кошки, а коты, и их три, и что Сынмин ещё в те времена относился к старшему не так, как ко всем остальным мемберам. Они не всегда ладили, это правда, но их характеры с годами менялись, и поведение, не говоря уже об отношении друг к другу, — тоже менялось. И Бинни это замечал. Парни порой казались весьма сплоченными, особенно когда хотели над кем-нибудь постебаться, или поесть корейской еды на ночь. Бинни иногда находил их в гостиной, когда те молча сидели рядом друг с другом залипая в телефоны, даже не общаясь, но будто бы им это было и не нужно, будто бы им и без того вроде как было комфортно, и даже дразнить друг друга — тоже комфортно. Когда-то Бинни смеялся над тем, что Сынмин слишком логичен и последователен, но в один из ночей мая ему пришлось полностью поменять своё мнение. — Ты что творишь …? Бинни замер, окаменев, как только его взору предстала очень нетипичная ситуация: почему-то его друзья лежали на полу, причем младший был сверху, обхватив Минхо своими бедрами. Их сдавленное дыхание тихим эхом разлеталось по коридору, и Бинни подумал, что кто-то мертвецки пьян, возможно и не соображает, что творит, а другой почему-то даже не сопротивляется. — Просто помолчи… — голос Сынмина не был похож на те оттенки, что Бинни только слышал за эти годы от этого парня. Это был шепот, что напоминал просьбу, привкус грусти, что щекочет кожу мелкими мурашками. И младший сплел ладони с ладонями старшего, прижал их к полу, а после, наклонившись слишком низко, поцеловал его прямо в губы. Бинни уронил челюсть, а после зажал ее обеими ладонями, боясь извергнуться истеричным воплем. Комната Йена была прямо за спиной, и он ещё не успел прикрыть за собой дверь. Можно было бы вернуться обратно, но он не мог сдвинуться с места, босыми ногами врастая в пол. Он не знал, стоит ли горланить: «Вы че творите?!», завопить от ужаса или схватиться за волосы и заплакать — все эмоции смешались и сгустились в районе виска, вдарив как колокол в воскресное утро. Трезвый рассудок был ведь только у Минхо. Это же он должен был оттолкнуть, остановить Сынмина, так почему же он послушно закрыл глаза под дрожащие веки, и его руки… они сами робко потянулись навстречу, едва касаясь ткани чужого пальто. Шершавое, плотное, а он едва сжимал, как Сынмин обнял в ответ, мягко кутая собой, и его влажный язык мазнул старшего по губам… Вот в этот момент уже стоило врезать. Надо было врезать… серьезно. Бинни, что молниеносно юркнул обратно в комнату, пока его бедное сердце грохотало где-то в горле, то ли от страха, то ли от воли собственных мыслей, плотно прикрыл за собой дверь уверенный, что Ли сейчас врежет Сынмину. Вот сейчас, прямо вот в эту секунду. Но ничего из этого не произошло. За дверью послышалась лишь тишина, а после как Минхо стонет. «Господи, как это развидеть…? Господи, господи, господи… Надо обратиться к психиатру… Точно! Может даже не раз!», — Бинни судорожно натягивал наушники, проклиная себя, что пришел именно в этот день ночевать к парням в общагу. Он, между прочим, справедливо забеспокоился и за психику ребят, даже предпринял попытку вразумить обоих: объяснил Минхо, что играться с Ким Сынмином все равно, что бродить по минному полю с закрытыми глазами и на ощупь, а самому Сынмину — чем может обернуться его пьяное влечение к грозному Котокролику. Но его слова: «Будь осторожен» младший благополучно пропустил мимо ушей. После Бинни убедился, что не прислушался к нему и другой пушистый идиот. Ещё и трезвонит теперь. — Ты правда думаешь, что он мог подшутить надо мной? — услышал он голос этого пушистика. — Просто предполагаю, — Бинни сглотнул и на всякий случай тряхнул головой, попытавшись выкинуть из памяти картинки из серии «18+». — Понятно… Зависло очередное молчание и Бинни закатил глаза. — Чего тебе «понятно»? Плачешь что ли? — А ты не слышишь? Я реву в три ручья, — пассивно-агрессивный голос Минхо давал понять, что парень шутки не оценил. — Да что…? — пролепетал Со, выползая из лифта. — По голосу же слышу, что расстроился. — А должен был? — Что ты огрызаешься? Тебя так заденет, если Минни заблокирует? — Я сейчас приеду и сам тебя заблокирую. Причем с удовольствием. — О, ну началось… Опять собрался мне глаза на жопу натянуть, — недовольно фыркнул Со и продолжил свой путь бодрой походкой. Минхо, несмотря на свою миловидную внешность, был довольно суровым парнем. Но за шесть общих лет Бинни убедился: бояться немилости Ли Ноу хоть и стоит, но не всегда и не всем. Конечно, этот красивый цундэрэ мог одним взглядом расчленить, а острым языком закопать, но с таким же успехом он перевоплощался в божий одуванчик и проявлял самую искреннюю заботу. Разве может быть жестоким человек, что воспитывает трех котов? Бинни был уверен: точно нет. Несомненно, Минхо абсолютно независимая личность со сложным характером, и хрен знает, что творится в его голове, но он не из тех, кто останется в стороне, когда его друзьям нужна помощь. Дебильно подшутить и быть резким в словах — мог, но обидеть близких ему людей — никогда. А Бинни скромно полагал, что тоже входит в это число близких. Потому, хоть старший и безжалостно угрожал ему, обещая оторвать все, что только можно, Бинни по-настоящему никогда не боялся проявления агрессии к своей персоне. — А ты пробовал позвонить Пончику? — спросил он, задумчиво выпятив нижнюю губу и разглядывая ассортимент торгового автомата, к которому, наконец, добрался. Его глаза с интересом бегали от одной вкусняшки к другой, пока он не нашел то, что искал. — Ну ты же моя прелесть… — Бинни, солнышко, ты мне нравишься, но не до такой степени. — Ага, и ты мне тоже не интересен, — не остался он в долгу, глядя глазами влюбленного мальчишки на розовый круглый пончик с кокосовой присыпкой. Парень вынул из кармана кредитку и вбил код товара. Аппарат одобрительно мигнул и спираль закрутилась, выталкивая в отсек долгожданный десерт. — Так ты сонбэ звонил? Он обычно знает, где младший, — деловито заметил Со. — Звонил. Он сегодня на выходном. А другим звонить не хочу. Бинни показалось, что в голосе старшего слышится робость. Такое редкое проявление черты его характера, что Бинни мог бы пересчитать на пальцах каждый этот эпизод. — Понимаю. Если начнешь трезвонить всем подряд, у дофаминчика будет приступ. — У кого? — У нас в группе вроде только один такой чувствительный парень. Ну, эталон эмоционально-спонтанного недоразумения в облике греческого бога с безумно ранимым сердцем. Или я ошибаюсь? — А… ты про Хенджин-а? — Агась. Он выходит из себя, когда дело касается Ёнбока или его биаса. Это я сейчас про Ким Сынмина говорю, если че. Бинни достал из автомата три пончика, и, предвкушая свой поздний десерт, донельзя довольный двинул обратно в сторону студии. Спустя пару минут он зашел в маленькую коморку, аккуратно положил пончики на низкий журнальный столик, и, плюхнувшись на диванчик, огляделся по сторонам. Но Бан Чана нигде не было видно. Видимо, тоже куда-то вышел. Минхо, что все это время мерил свою комнату шагами, встал между столом и кроватью на секунду замерев. Раздумывая над словами Со, он опустил голову вниз, елозя пальчиками внутри ушастых заячьих тапок. — Не его дело, — ответил он наконец. — Это ежу понятно, что не его, — фыркнул Со. — Но если Хёнджин узнает о вас, у него случится взрыв мозга. И я не уверен, что он сохранит этот секрет. Минхо прикусил нижнюю губу, а после провел языком по передним зубам, вновь раздумывая. Когда они поговорили с Хёнджином в коридоре Studio Choom, хоть разговор и был недолгим и всего лишь на полутонах намеков, вряд ли Хван ничего не понял. Минхо ведь смог догадаться о истинном отношении брюнета к одному белоснежному ангелу. Хотя, может все дело в том, что Хёнджин был и правда эмоционально нестабилен из-за Ёнбока. Да и ревность его можно было заметить из космоса, если не из другой вселенной. — Ты не боишься? — послышался удивленный голос Со. — Совсем? — А чего мне бояться? — Думаешь, он сохранит твой секрет? — Он пока еще ничего не знает. — А когда узнает, будет со мной солидарен: то, что у вас с Минни — это реально какой-то пиздец. Я бы сказал, пиздец из пиздецов… — Ей богу, задрал комментировать… Я позвонил тебе просто потому что беспокоюсь. Сынмин-а до сих пор нет дома и на звонки не отвечает. Я веду себя как его хён. — Да что-о-о ты? — И что, блядь, тебя на этот раз поразило? — Что ты ждёшь кого-то. — Боже…. Я кладу трубку. Взглянув на настенные часы, что отсчитывали почти одиннадцатый час, Бинни нахмурился: — Сынмин ушел от нас еще до заката. Где он пропадает все это время — я без понятия. Может, встречается с кем-то. Но остаётся мыслить позитивно. — И что тут позитивного? — Вы же все равно в одной общаге живете. — Спасибо, капитан-очевидность. Как я сам до сих пор не допёр. Всё, пока. — Не язви. Рано или поздно он же вернется. Но если тебе так важно, могу прямо сейчас позвонить. Будучи человеком довольно участливым, Бинни привык, что к нему часто подходят за советом или просто излить душу. Но конкретно в ситуации Ли и Сынмина предложить ему было нечего. Он не особо блистал талантом раздавать советы, тем более в любовных делах, а те дебри, в которые влез старший, были совсем непроглядными. Зная характер Сынмина, Бинни понимал, что Ли скорее всего обыкновенный придурок, что бродит в темном лесу без единой звезды на небе, и с каждым шагом его будет бить лишь сильней, словно впереди идущий отпустил еловую ветвь и та шандарахнула его по роже. Но, к глубочайшему сожалению, Ли Ноу был безумно упрямой личностью, так что все равно будет идти дальше. Даже если с его мордахи будут торчать все еловые иглы мира. «Меня окружают одни бараны…», — Бинни мысленно помолился за нервные клетки старшего и душевное спокойствие младшего. За обоих в общем. — Не надо ему звонить, — послышался голос в трубке, что отклонил заманчивое предложение, издав едва слышимый вздох. — Я не хочу, чтобы он догадался, что ты в курсе о нас. — Ты вроде просил только не проболтаться ему о том, что я вас видел на полу… кхм… как, блядь, это развидеть?! — Бинни… задрал, честное слово… — Короче, других клятв я не давал, так что… — Так что я тебе голову оторву. Не звони. — Ладно, побережём тонкую душевную организацию Ким Сынмина. — Я как-то тебе говорил, чтобы ты не выражался о нем. Ты так и не понял? — О хоспаде… и слова уже нельзя сказать. Бинни фыркнул вслед и бросил тоскующий взгляд на свои пончики, жалея, что не взял заодно и содовой. Хотя, убивать свой желудок таким количеством калорий — прямая дорога в ад, ну или в тренажерку. О последствиях тоже надо думать. Кстати, о них родимых. — Скажи честно, — качок вскрыл упаковку и достал лакомство, любовно поглядывая на аппетитные слои клубничной глазури. — Как долго ты собираешься скрывать это от остальных ребят? — А что? — Если это где-то просочится, нам хана Ли. Всем нам. — Этого не случится. — Помолюсь, пожалуй, еще раз, — но вместо молитвы Со смачно откусил булочку. Та оказалась на редкость сладкой и мягкой. Он с наслаждением зажмурился, продолжая млеть и вдруг издал стон удовольствия: — М-м… боже, это же просто потрясающе…! — Это гадко… — Ли сморщился, — хватит, меня вырвет… Бинни прыснул со смеху на сконфуженное ворчание Ли и чуть не подавился. — Гадко? — хрипнул он нарочито обиженным тоном, пытаясь продавить кусок в горло. — Ну, конечно, судя по тому, что ты там изучал в своём телефоне, тебе хочется слышать не мои стоны, а Ким… Минхо не стал дослушивать и моментально вырубил звонок. Глядя на аватарку круглолицего очаровательного Бинни, что добродушно улыбался с экрана, он покачал головой. — И какого черта я ему все рассказал? Вот же блядство… Нервно вздохнув, Минхо вновь свайпнул экран, открывая переписку с младшим в KakaoTalk. 17:45 — Как дела?

Ким Сынмин

17:47

— Хорошо. Я на записи.

17:48 — Долго там будешь?

Ким Сынмин

17:48

— Не знаю еще.

18:07 — Ты ел?

Ким Сынмин

18:08

— Ага. Кимбап. Чан-хён угостил. Сама доброта.

18:08 — Какой заботливый у нас Кенгуру. И когда он освободит тебя от рабства?

Ким Сынмин

19:45

— Я не его раб.

19:49 — Конечно, ты же мой раб.

Ким Сынмин

20:30

— Сделаю вид, что не читал этого бреда.

20:32 — У тебя какие-то планы?

Ким Сынмин

20:35

— Да.

21:40 — Ты еще на записи? [1] 22:30 — Сынмин, всё в порядке? [1]

Ким Сынмин (был в сети в 21:41)

Бинни ведь не прав. Сынмин не мог заблокировать его даже ради шутки. — Не мог же? — вслух спросил Минхо сам себя все ещё глядя на экран. Только кто же его знает, что в голове у младшего. Последние два дня они почти не общались — вечно некогда. Даже переписываться толком не получалось. О большем и говорить бессмысленно. И это ведь правда смешно, когда они живут в одной общаге, делят одну ванную на двоих, а их спальни разделяет лишь кухня с гостиной. Но почему-то, теперь эти нелепые преграды казались гораздо больше, чем прежде. Минхо сунул телефон в карман спортивок и медленно подошёл к окну. Темный взгляд муската вновь пробежался по островку улицы, что примыкал к подъезду их дома. Но там все еще было пусто. Сколько бы Ли ни вглядывался, знакомого минивэна не было, и мимо шли чужие серые тени прохожих, спасаясь от летнего дождя. «Интересно, он взял с собой зонт…?» Поздний вечер не разгонял людей по домам, словно город сам не спешил уйти в сон — подмигивал прохожим стройными рядами желтых фонарей, услужливо меняя усталое солнце на искусственный свет. В его венах-проводах все еще бился пульс ярких витрин, отражая в лабиринтах бетонных плит блики июньского дождя. Огни скользили по шумным улочкам, растворяясь между пушистых листьев гинкго, чтобы рисовать на мокром асфальте затейливые узоры; более смелые взбирались еще выше, касаясь чьих-то строгих плащей и складок шифоновых юбок. Сеул забавный малый — каждый день отказывался принять чудную таблетку от бессонницы, чтобы плавно перейти в ночь, и продолжить погоню за последними, покуривая ещё по одной за углом маленького бара. Там, где под парами алкоголя влажный воздух привычно наполнит свои легкие смехом хмельных лиц и с гулом апельсиновых такси сольется с рассветом, качая маховик времени нового дня. Однажды в такой же дождливый вечер он тоже был один: сидел в салоне своего авто и смотрел сквозь стекла на неоновые огни, сжимая в руке флакончик из-под глазных капель. Тогда ему удалось дозвониться до Сынмина, правда, спустя пару секунд его пульс замедлился, отбивая в себе ритм каждой капле дождя. — Почему ты так пыхтишь? Его бестактный вопрос прозвучал сквозь зубы, а сердце в груди замерло, свернувшись в беззащитный клубок. Непривычное беспокойство подкатывало к горлу, упираясь в кадык, а Минхо никак не мог продавить его обратно. — Я тебе что, мешаю? С кем ты? Ты… не один? Он вслушивался в учащенное дыхание на том конце провода, и это молчание между ними тянулось дольше вечности. Наверное, только город мог знать, почему Ли в ту секунду времени так хотел разъебашить свой телефон. …Говорят, люди эгоистичны по своей природе и заботятся только о своих интересах, не считаясь с мнением других. И когда шестерёнки не могут встать на место, стоит обратиться к психиатру. Может быть, по отношению к Сынмину Минхо вел себя эгоистично, был безжалостен в проявлениях безразличия, что от обманчивого хлада резко сменялось к ярому пламени. Но опять же, только к пламени раздражения. Своенравие тому причина или излишнее самолюбие, но отказы принимать Минхо не умел. И в тот вечер апреля гнал по городу не на сеанс психотерапии, а к зданию JYP, где затерялся его младший. Всего двадцать минут спустя после их телефонного разговора, Минхо, не дожидаясь лифта, поднялся по ступеням на пятый этаж, чтобы с пинка открыть дверь комнаты для практики. Влетая внутрь, он лелеял единственное желание — вырвать хамоватому щенку кишки и намотать на горло до разрыва связок. Кем Сынмин был ему тогда? Мембером, донсэном, все же другом, или все еще врагом…? В любом случае, он был ничем ему не обязан. И пошел бы Минхо ко всем ебеням со своей грубостью и психосоматикой, но что сделаешь, если младший за эти годы стал единственным, кто выворачивал его наизнанку. Похлеще любого мозгоправа. Так искусно, что после него в голове Ли становилось совершенно пусто. Ни единой, мать его, здравой мысли. Эта последняя весна многое изменила в их жизни. И тот маленький эпизод апреля стал всего лишь одним из эпизодов в копилке воспоминаний. Но следующий их поступок за углом старого бара доказал — они оба не умеют контролировать себя. — Тебя волнует моя личная жизнь, хён? Минхо откровенно фыркнул, профессионально закатывая глаза, и всего лишь усмехнулся на это. — Трахайся с кем хочешь, мне плевать. Просто… ты что, линзы посеял, пока блевал? Как ты мог здесь кого-то выцепить? Тут нет ни одной симпатичной мордашки. Или так, на разок? — Минхо… ты идиот. Надо было сдержаться. Обоим. Но свой острый язык удерживать в узде не научился ни один, ни другой. — Я все могу простить. Но ты заебал мне грубить… — тихо, почти сквозь зубы прорычал слова, но ещё более хлёсткую фразу сказать не успел. Они стояли слишком близко друг к другу. Настолько, что Ли чуял запах чужой кожи. Не духов, не запаха горелого мяса и пьяного соджу, а именно кожи. На фоне смрада переулка той ночи последнего дня апреля Сынмин благоухал как те маленькие полевые цветы: не броско, не грубо, совсем мягко. И глупо наверное, что Минхо каждый раз просто немел, терял дар речи и тупел на глазах, когда этот аромат незаметно касался его. В такие редкие моменты Минхо чувствовал себя каким-то зазевавшимся персонажем мультфильма, на которого внезапно упал с небес странный и очень тяжёлый предмет, именуемый «наковальня с ароматом ромашек». Сколько бы он ни пробовал, еще ни разу не смог увернуться. — Приходи ко мне в субботу. — …что? Не спросил, а прохрипел свой вопрос, и сохранить свою невозмутимость, казаться грубым и равнодушным ему было все сложней. Тело не слушалось и кончики пальцев с каждой секундой немели. — Ты обещал, что придешь… — Сынмин смотрел ему в глаза, голос слегка дрожал, может от холода, может от чего другого. Он и договорить не смог — замолчал, облизнув свои пересохшие губы. Минхо мог бы поклясться, что не собирался этого делать, но его глаза сами пали вниз и так и остались невидимой печатью на влажных губах. — …а я обещал научить тебя играть. Сынмин произнёс это тихо, но в его дрожащем голосе не было и тени насмешки, впрочем, как и толики робости. Даже в той ситуации, когда Минхо держал его за ворот пальто, а его кулак больно упирался в подбородок, Сынмин будто бы все равно пытался что-то сказать. Может быть, он и правда бесстрашный, как тот медовый барсук из книжки зоолога — эталон тупой отваги и безбашенности. Ведь на взгляд Ли он снова поступал глупо, как и в тот вечер января, когда их жизни за пределами камер и лишних глаз связали себя на берегу реки. Только на этот раз Сынмин преследовал иные цели: заставить Минхо поступить иначе, никуда не уходить, никого не искать, ни на кого его не променять. Странно желать дружбы, пытаться добиться уважения и доверия, а после, получив хоть немного, рассчитывать на что-то большее. Виной тому его вера или весна, что все отчётливее стирала их личные границы, но, глядя в карий цвет глаз, Минхо все же ответил: — Это плохо кончится, Ким Сынмин. Ты ведь дозовешься и я приду. Сынмин, этот умный парень, что оставался стабилен при любой ситуации, если даже вокруг творилась несусветная хрень, даже если эту хрень творил сам Минхо, придерживался правил и мыслил всегда здраво. Всегда. Но, видимо, весной иррациональность управляет нами и отравляет, словно вирус. — А я не боюсь конца. …И на кончиках пальцев покалывала дрожь, сердце больно било себя в рёбра, забыв прихоти рассудка, а Ли смотрел на него, не понимая, что же с этим парнем не так — младший перечитал Рея Брэдбери и сыплет цитатами направо и налево, или в этой фразе таится что-то между строк? Подбежавший к ним перепуганный Феликс не вернул в мысли и капли здравого смысла. Ни одному, ни другому. Минхо все продолжал смотреть на Кима, как и тот на него. А Ликс, глядя на них обоих, не смог объяснить себе почему испытывает эту странную неловкость, словно в этом переулке тёмных огней он оказался лишним звеном, тем, кто заметил, что помимо гнева и пустоши между парнями проявляется что-то еще. Игра воображения, отголоски пьяного разума, или что иное, но Ликсу казалось, будто это необъяснимое явление отражается в их глазах — в бликах янтарных огней и оттенке медово-тёплого кофе, что всегда обращены лишь друг на друга. Пару лет назад Минхо говорил, что не найдёт ни единой причины, чтобы впустить в свою жизнь странного парня по имени Ким Сынмин. И пока день за днём, шаг за шагом младший переступал за линию его границ, порой совсем неосторожно стирая одну черту за другой, Минхо лишь наблюдал со стороны, отступая все дальше и дальше. Но как же глупа человеческая натура, что с каждым новым шагом другого в глубине души все равно невольно ждет от него следующего. — Ладно… Давай сыграем, Ким Сынмин. Сказал в своей привычной манере с легкой усмешкой на губах, не желая осознавать, как и без того их запутанные отношения станут после еще более запутанными.

I.N «향기만 남아» Cover (원곡: 허각)

Прошли дни и наступили несколько суббот. Всего несколько часов свободы, когда одна комната и один пуфик на двоих, плечом к плечу, и пара тонких рук на клавишах. Раскрытая тень широкой ладони прятала карие от непослушных лучей майского солнца, пока один из них честно пытался обучить другого, а другой, прекрасно зная все ноты, притворялся, что его нужно обучать. Глупая ссора за углом бара привела их к тому, что улыбаться друг другу открыто оказалось не так неловко, а находиться рядом на таком коротком расстоянии — не так неприятно. Может, в случае Ли и Кима это можно было легко объяснить по одной простой причине, а может, для этого было слишком много причин, но каждая из них тоже была важна. В последнюю субботу время было не на их стороне, но так медленно текло по венам, что сердце одного билось сильнее прежнего, бесстыдно рисуя на щеках цвет ранней зари. Он смотрел в след ушедшему, а на губах играла улыбка, лёгкая, словно след ветра, и рука тянулась к груди, сжимая мягкость ткани рубашки, чтобы унять сладкую боль, пока невинное чувство пыталось наполнить его робкое сердце счастьем. Стоя за дверью комнаты, прислонившись к стене, Минхо медленно дышал, но под прикрытыми веками продолжали порхать маленькие соцветия, волнуя и тревожа сознание. Он боялся признать, что внутри все путается, как узлы на любимых кедах, но почему-то от этого он чувствовал себя более живым. Незнакомая дрожь стягивала рёбра, и по линиям синих вен вышивкой-невидимкой тянулась тонкая роспись полевых цветов, оставляя за собой едва заметные следы. Страшно ли было Ли от мысли, что ему совсем не хочется их терять…? Каждый оброненный звук в тот день был легче пуха, каждый их взгляд — теплее всех предыдущих. Такое пугает и затягивает одновременно. И пока их разделяла дверь, казалось, что стоит лишь протянуть руку, стать немного смелее, как они дотронутся до сути фразы о бесстрашии перед лицом конца.

***

Взгляд скользит по гладкому стеклу, брови чуть сведены, выдавая внутреннее напряжение, что не произнесет и слова. Только за окном лишь пустота и глазницы соседних домов, что смотрят в ответ, отпечатывая в памяти уточнённый профиль лица. До слуха доходит шум улиц, где гуляет ветер срывая листы с хмурых столбов. Где-то там далеко проулки уличных музыкантов, перебирающих струны под звон редких монет, где-то там звучат голоса, гудят нетерпеливые такси, и по лужам июньского дождя бегут люди, отражаясь в зазеркалье небесной воды. Где-то там жизнь. А он снова где-то здесь. Но ему не жаль. Он почти поймал невидимую нить, ухватился за ускользающий туман. Нужно просто иметь терпение, которого, увы, нет, нужно просто дождаться ответа и не надоедать, не давить. …вот… только… «Ёбаное одиночество, что же ты так травишь сегодня…?» Глаза прикрыты и сердце стучит размеренно, но все же тишина в груди кажется уже не такой пустой, словно она приправлена чем-то живым: переливом голоса, пудрой карих глаз, самой искренней улыбкой, что он когда-либо видел; и даже в темноте он мог бы ловить цвет терракота, сосчитать каждую родинку на щеке, незаметно коснуться тонких линий ключиц, и слышать полушёпот, когда эти уста произносят его имя. На миг забыв об этом мире, он бы рисовал в воображении как прижимает его к себе, позволяя затеряться на своем плече и обнимать лишь ещё крепче. Колючки под мягким пухом, острый язычок за улыбкой чище света, темные линии густых бровей, и хрупкие костяшки худой руки, что и сжать страшно… Мелочи. Это всего лишь мелочи. Взаимопонимания им ещё стоит достичь, привычки нужно ещё принять, и всё ещё впереди. Но как же сейчас его не хватает… «Когда у тебя следующий выходной?». Четыре смелых слова припрятали простой вопрос. Минхо понял это лишь когда собственные пальцы перематывали длинный список календаря, что забит под завязку, и не блещет этим уютным словом «выходной». Но он так опрометчиво ответил, что он у него всё же будет, хотя на самом деле это всего лишь несколько часов свободы. Но Минхо было неловко признаться, что он согласен и на это, согласен на любой расклад, только бы видеть этот карий цвет глаз. Ему хватило бы слышать голос, что дрожит, когда Сынмин смеется, хватило бы дотронуться шелка волос, пропуская тонкие пряди между пальцев; держать за руку, глядя в глаза, и говорить, о чем угодно. Пусть это будет ненадолго. И даже если колючек не избежать и они всё ещё остры, Минхо кажется, что он рано или поздно к ним привыкнет. Четверг. Снова четверг. Его личная ирония судьбы. В ту ночь всё ещё был май. Минхо и не подумал бы, что хмельной и такой странный Ким Сынмин, этот парень, что вечно лишь дерзит, подарит ему свой первый поцелуй. Если бы кто-то сказал об этом ещё за день до дня Х, за неделю До, Минхо ни за что бы не поверил, высмеял этого глупого ясновидца. Сколько бы одинокое сердце не болело, раскалываясь как скорлупка, он никогда бы не посмел подумать о нём в таком ключе. По итогу… …хватило всего лишь вкусить сладость мягких губ, и тело дрогнуло, рассыпалось на части, поддавшись сиюминутной нежности. Глупый человек, которому всего раз протянули руку, так легко отпустил ситуацию и расслабил свои привычные узда, чтобы больше ничто уже не удерживало его на поверхности земли. Можно было бы во всем обвинить вкус, что оставил после себя их первый поцелуй, — горький от соджу, сладкий от тепла, столь неосторожный, но такой нежный. Но перед глазами так и осталась картина совсем другого человека, которого он прежде не знал, кто от него прятал свои чувства так долго. Настоящий, искренний Ким Сынмин. И Ли, став тем, кто попробовал его губы первым, стал после и тем, кому позволили узнать, как солёна кожа, что мягко пахнет мёдом и едва уловимо веет ромашками, именно он увидел, как неловко расцветают зарей ланиты и дрожат ресницы, стоит едва коснуться руки. Сынмин… Такой чистый, такой невинный юноша и весь его… Эти сахарные сети окутали с головой и Минхо поддался. Теперь смотрит на глухую улицу и ждет, когда вернется в общежитие тот, кто предрек исход его зверя, пленив красотой невинного мотылька. Ждет колючего, но робкого, нежного и строптивого, того, кто вынуждает его прямо сейчас ненавидеть свое одиночество. Год назад. Два года назад. Когда наступил момент точки невозврата лично для Ли? В то утро с разбитым телом, глядя на тонкие нити кофты, что пропахли чужой кожей, он прислонялся к стене, согретой лучами майского дня, и пытался вспомнить, что послужило триггером, заставляя его смотреть на Сынмина не так, как стоило бы другу. Но и тогда он не нашел для себя ответа. Все эти годы он продолжал смотреть на него просто так, словно бы по привычке, и ведь глаз не мог отвести, хоть сотни раз отворачивался и пытался быть безразличнее. Но в какую секунду времени даже этого стало мало? Когда он впервые взял его за руку, и понял, что эта широкая ладонь слишком хрупкая, или когда испытал отторжение от запаха духов, что скрыли за пустой оболочкой сладость мёда…? Если бы он никогда не испытывал к нему влечения, если бы он воспринимал его как друга и не более, то… поцелуй не сыграл бы роли? Если бы он никогда не хотел большего, то не закрывал бы глаза, слыша как он поет в его комнате песню о забытом берегу моря, где всегда останется тот, кто дождется, и не представлял бы себя им, тем, кто готов ждать столько, сколько от него потребуют… Сколько было моментов в их жизни, чтобы понять, к чему все это приведет…? Минхо не станет себе лгать. Он же нутром чуял, что еще немного и проиграет в этой борьбе за свою свободу. — Могу я задать нескромный вопрос? — Валяй. — Зачем ты так смотришь? — Конкретнее. — Хорошо. Задам вопрос иначе: зачем ты так на него смотришь? Минхо тогда промолчал. Прямо в тот момент он смотрел на свой стакан с пивом, в котором плавало рисовое соджу. Он прекрасно слышал вопрос. Он прекрасно понял, кого имеет ввиду Чан. Но что он мог ответить…? — Ли Ноу… — Не начинай. — Я бы советовал тебе не начинать. Я ведь уже неоднократно тебе говорил, что стаффы делают замечание… — Я просто смотрю. — Это слишком откровенно. Прости, но ты реально думаешь, что никто этого не видит? Я тебя прошу, серьезно… Ли, ну зачем тебе это? Минхо и правда искренне надеялся, что никто этого не видит. Он старался. Честно старался быть незаметным. Но его взгляды украдкой, какими бы он ни пытался их сделать грозными и безразличными, видимо, все же подвели. Зачем смотрел?.. Да потому что хотел, потому что ему просто нравилось смотреть на него, он ведь имел право хотя бы изредка, но бросать в его сторону короткие взгляды? Кто же знал, что они не смогут запрятать его истинных чувств. Тот вечер, та пустая крыша, россыпи глупых звезд на темном небе, его запрятавшийся страх акрофоба — все сыграло с ним в злую шутку. Минхо пытался остудить голову, протрезветь не только от соджу, когда поднимался туда. Но смотрел вдаль и был все тем же Ли Минхо, который брошен и разбит, а огни города, весь этот шумный живой мир снова был где-то там, а он здесь, но где именно — неопределенно, и что с ним происходит — тоже неопределенно. Минхо чувствовал себя странно, плохо, тоскливо и нервно. Но перед глазами впервые была не тьма и не чьи-то смеющиеся глаза, а карий теплый цвет, согревающий, как самый знойный оттенок кофе… Его любимый кофе. Встреча была предопределена? После их разговора на кухне Минхо часто задумывался об этом — изменилось бы что-либо, если бы в тот вечер он не поднялся на крышу, если бы они тогда не оказались один на один. Но все уже случилось. Он уже видел эти глаза, он уже слышал этот вопрос: — Минхо… твои глаза… Почему… почему ты так смотришь на меня? Только что бы он мог на это ответить? Ведь ответа не было. Что ему было сказать, если он сам не понимал себя и лишь эти глупые зрачки, полыхая янтарем, выдавали его. — Ну и зачем ты это вспоминаешь? Что тебе это даст? — Минхо усмехнулся над самим собой нервно взъерошив волосы, и наконец слез с подоконника. Ответа от Сынмина все равно не было. И Минхо не собирался больше писать или звонить. Не надоедать, не давить. Он помнит о просьбе Сынмина. Помнит, и спустя время, вспоминая через что они прошли, принимает свою вину перед ним. Наверное, это его не оправдает, но в тот день он не планировал ничего подобного совершать. Только внутренний зверь оскалил клыки и силой завалил свою хрупкую добычу, желая утолить долгий голод. Сынмин отталкивал, сопротивляясь, но тело его трепетало и горело огнем, а Ли видел все это и вдыхать запах его кожи, ласкать его в самых потаённых уголках хотел до дрожи. С каждым касанием его пронзало дикое удовольствие и он прижимался к нему все теснее, вжимался в податливое тело, толкаясь все грубее, и чем сильнее Сынмин стонал, тем больше ему хотелось зайти ещё дальше. Ещё никогда его спортивки не казались ему настолько тесными, а чужая одежда — настолько лишней. Соображал ли он тогда, что творит, куда свои руки тянет, как скалит зубы, вдыхая запах мёда, пока под их телами скрипел диван, а от стен комнаты отдыха отлетало сбивчивое дыхание? Не прошло и суток, как ранним утром в стенах кафельных плит он снова сжал худое тело, грубо заламывая руки, снова насильно; углублял поцелуй, проникая в горячий рот с языком, и все это против воли Сынмина. Поступил бы Минхо сейчас точно так же…? Возможно. Себя ведь не изменить. Плохо это или в порядке вещей, но Минхо давно перестал жалеть о чем-либо, — как о своих поступках, так и словах, — перестал жалеть о прошлом, принимая простой факт: того, что было, уже не исправить. И все же однажды неприступный цундэрэ позволил улыбке растаять на сливках кожи, услышав всего лишь пять слов. Дышал осторожно, боясь спугнуть чужую нежность, пока боль вкушала рёбра, а аромат ромашек захватывал в плен, позволяя сердцу обмануться. Казалось, что он тогда вышел из вагончика с каменным лицом, натянув привычную маску хладнокровия, чтобы никто не заметил, как алеют кончики ушей, как сильно пульс загоняет его в угол, а ноги подкашиваются, рискуя свалить его на землю. Нельзя же так ломаться, всего лишь от простого: «Хочу быть с тобой, Ли Минхо». И все последующие дни, пока они привыкали друг к другу, пока боролись с характерами, не желая как и прежде уступать, Минхо почему-то ожидал какого-то внезапного удара под дых. Будто бы кто-то ему скажет, чтобы он расслабился, ведь все, что между ним и Сынмином — временно, всего лишь грубая шутка судьбы, и нельзя забывать как по факту чувства и мысли людей стоят меньшее чем «ничто». Может ли он теперь после всего что было осмелиться назвать себя тем самым, кого Сынмин хочет видеть рядом с собой? По-настоящему. Не сегодня, и не завтра, а может быть… еще потом? И не через силу, не наперекор, не вынуждая себя. Может ли сам он быть уверен, что был им вчера, был им сегодня и готов стать завтра — тем, кто убережет их чувства? Чем ближе они друг к другу, тем сложнее притворяться холодным и рассудительным, ведь хочется не хамить, а быть ласковее, не отстраняться, отталкивая, а самому приблизиться, коснуться… Хотя бы мимолетно, но дотронуться. Вечер до которого еще так далеко, до которого нужно еще дожить. Остались еще сутки. Долгие, упрямые сутки. Вот бы часы бежали быстрее… Ожидание это ведь не сладкое предвкушение, оно не греет изнутри, и расстояние болезненно. — Какой же ты все-таки придурок, Ли Минхо… — вздохнул, обреченно прикрыв глаза рукой, и вроде воздух все тот же, и комната все та же, но отчего же всего лишь от воспоминаний так теплеет на душе? Может стоить вернуться? Стать прежним. Без последствий. Без страха и предположений. Просто отпустить ситуацию и плыть по течению. Может у него даже получилось бы… кто его знает. Однажды он уже собрал себя по кусочкам и вылепил из остатков «я» то, что когда-то называлось Ли Минхо. Родные и близкие, страсть к сцене, семеро, что разделили с ним его увлечения, окружив дружбой и заботой, три маленьких пушистых комочка… Все это спасло его, и Минхо стал тем, кем стал. Но Ким Сынмин — это совсем другая история. Что останется от Ли, если все повторится и чем на этот раз закончится его вера?

***

…В комнате тихо и темно, лишь из окна бьет свет уличных огней, оставляя на поверхности стен лёгкое мерцание сумрака. Ночь незаметно захватила в плен, и сон все-таки подкрался на цыпочках. — Хён, ты спишь? Минхо приоткрыл глаза на шёпот и ему почудилось, будто он видит Сынмина. Младший словно бы сидел прямо напротив его кровати, прижав к груди свои худые коленки. — Ты мне снишься? — невольно улыбнулся Ли, пытаясь сквозь сон выцепить очертания парня. Образ мягко улыбнулся и едва заметно кивнул: — Снюсь. Минхо протянул к нему руку. — Тогда останешься? Под весом тела прогибается матрас, и мягкость волос оседает на сгибе его локтя. Минхо бережно обнимает свой образ со спины, прижимаясь как можно ближе, льнет к тайному местечку у шеи, вдыхая запах кожи. «Ромашки…». — А я тебя ждал… — бормочет, вновь погружаясь в сладкий сон, и прикрывает тяжелые веки, слегка улыбаясь своим мыслям. — Ты смешной, когда разговариваешь во сне, хён. — Ага… но все же… рад, что желание сбылось… Образ приобнимает его руки, прижимая к себе, и закрывает глаза тихо улыбаясь. В комнате тихо и темно, лишь из окна бьет свет уличных огней, а в воздухе парит аромат пряностей и мёда, и только дыхание двоих нарушает эту тишину. — Спокойной ночи, хён… — Сладких снов, мышка…

***

— Ты что, уснул? Джисон плюхнулся рядом с Ли на мягкий диванчик и минуты уединения старшего растворились. Только что завершилось подведение итогов музыкальной премии MCountdown, где ребята радостно отметили очередную победу за их главный трек «S-class». Теперь все потихоньку возвращались в гримерку. — Не сплю, — отозвался Ли, глядя на оленьи глазки, что смотрели в ответ все также добродушно, и пухлые щёки, что как и прежде вызывали улыбку. Старший прижался к другу, стиснув чужие плечи в крепких руках, и уткнулся в мягкое предплечье, вновь прикрыв веки. Джисон невольно замер, пару раз сморгнул, а после надулся. — Фу, отвянь! — наигранно буркнул он, и смачно вспорол банку газировки. Минхо украдкой посмотрел на него, наблюдая как тот смешно жмурит глаза, убегая от пузырьков, и довольно выдыхает, утоляя жажду. — Мой маленький, Джисон-и, не заляпайся. — Чего?! — парень тут же поперхнулся, газировка всё-таки брызнула в нос, и капли попали на рубашку. Джисон протяжно заскулил и с тоской оглядел себя, недовольно вытирая губы. — А что? — Минхо приподнял голову, утыкаясь теперь в его плечо острым подбородком. — Я же прав. Джисон скривил рот, поставил банку на стол и повторно попытался его отпихнуть от себя. — Ты здоров? — с недоверием смерил он друга скептическим взглядом. — Сам ты маленький, хён. Не будь таким… вообще странный. — Что-то не устраивает? — Ли сжал его крепче и Джисон крякнул, взмолился о больной пояснице, но это не помогло. В гримерку теперь вошли Бинни и Хёнджин. Они весело смеялись над чем-то, но, заметив парочку, все же умолкли и незаинтересованно оглядели сцепленные тушки. — Оттащите его от меня! — взмолился Хан, безуспешно пытаясь вырваться из цепких лап. Парни переглянулись, вновь посмотрели на Минхо, стиснутого Джисона с жалобной мордахой, и синхронно прошли мимо. — Скоты безразличные, — Хан заскрипел зубами и опять попытался претворить в жизнь свой план побега от старшего. — Вы же любите друг друга, и сам ты скотина, что ты тут строишь из себя? — хмыкнул Хёнджин свалившись на соседний стул. Бинни придвинул еще один поближе к нему, выхватил с дивана полотенце, и поддакнул. — Когда это я такое говорил?! — округлил глаза Джисон. — Ты вроде назвал нас стервятниками, — Бинни вытер потную шею и переглянулся с Хваном. Тот утвердительно кивнул. — Ага, вы такие и есть, — фыркнул обиженный Хан и вдруг демонстративно начал оглядываться по сторонам в поисках неизвестного предмета, елозя по дивану и всё ещё не сумев отстранить от себя прилипчивого кота. — Что потерял? — осведомился Бинни. — Да так… ничего особенного, просто нигде не могу найти свирепого и высокомерного кота. Ко мне присосался какой-то другой. Парни прыснули со смеху, а Минхо пихнул его в бок и наконец отлип. — Вы же всю жизнь милуетесь, че тебе не нравится? — справедливо заметил качок с легкой усмешкой. — Да, но блин… С ним явно что-то не так, — задумчиво произнес Джисон, а после, подумав, нехотя приобнял Минхо за плечо и неуклюже похлопал. — Сдрейфи, Хан-и. — О! — заголосил радостно тот, тыча в парня. — Видели?! Вы видели?! Он вернулся! Со закатил глаза, а Хёнджин следом за ним. Тут в комнату вошли уже Чонин, Чан и Феликс. Парни разбрелись кто куда. — А где Сынмин? Он что, по пути сдох? Ребята замерли, выдерживая фирменный тяжелый взгляд Минхо. — Мы его теряем! — заголосил опять Хан, причем как-то внезапно и отчаянно. — Кого? — не понял Ли. — Сынмина? — Давно уже… — почти про себя произнес Бинни, разглядывая носок своих бот. Хёнджин предпочел промолчать. Хан глядел на парней уже с паникой. — Серьезно, че с ним, а?! — он опять бесцеремонно ткнул в Минхо пальцем. — Он только что сам спросил про Минни! — Если собрался его снова душить, я тебе руки поотрываю, — послышался голос Чана из-за ноутбука, но голос его тоже прозвучал весьма заинтересованно. — Тц… не утомляй, — фыркнул Ли. Бинни поднялся с места и направился к выходу, бросив между делом: — Минни у стилистов — переодевается.

***

В коридоре всё ещё мечутся люди: разношёрстные, спешащие кто куда, пробегают мимо друг друга, изредка задевая плечами. Менеджеры заполняют пространство, гомон оглушает ушные перепонки, но Минхо давно привык к этим звукам и не реагирует ни на что вокруг. Парень стоит, прислонившись к стене коридора, и внимательно изучает экран своего смартфона. А там всего два слова: «Ким Сынмин» и фото с яркой улыбкой. Ничего более. Ну, кроме ромашки в голове Минхо: написать или не написать. Они по идее виделись вот недавно. На церемонии. И в гримерке ещё до выступления. А после он так его и не выцепил. Скоро нужно возвращаться в JYP, пообедать и после разойтись по своим делам: у Минхо практика с Хёнджином и Феликсом, а у Сынмина запись в студии. Но только сегодня четверг, их личный долгожданный четверг, и Минхо думает, что можно было бы осмелиться спросить Сынмина не забыл ли он об этом. Только в присутствии множества лишних лиц обсудить это весьма неудобно, а уединиться никак не получается. Обговаривать подобное по телефону Минхо тоже был не рад, ведь не узнает как отреагирует Сынмин, не увидит его искренних эмоций, а без этого как-то постно совсем. — Ты чего тут торчишь, хён? Ли вздрогнул и чуть не выронил телефон — к нему направлялся другой безумно улыбчивый Ли. — Просто стою, — старший одарил его своим теплым взглядом и спрятал телефон в карман. — Ты караулишь тут кого-то? — Феликс подозрительно осмотрелся. — Если только тебя, — хмыкнул Минхо и тут же поймал парня в объятья. Ликс совсем не сопротивлялся и был только рад прильнуть к груде мышц. — У тебя хорошее настроение? — спросил его Минхо. — А должно быть плохим? — округлил тот свои и без того бездонные глаза. — Нет… Кхм… Просто думаю связано ли это с нашей победой или может… Договорить старшему коту не дали — внезапно рядом с ними образовалась третья тень и маленькая ладонь дотронулась его плеча. Парни прекратили свою возню и обернулись на две сияющие радужки глаз. — Доброго дня! Поздравляю вас с победой! Ёнбок со всем присущим ему воспитанием добродушно поздоровался и отвесил лёгкий поклон, улыбаясь максимально широко. А вот Минхо стало неловко: хотелось дернуть друга за рукав и поинтересоваться, а кто это собственно? Судя по выражению лица Ликса, он ее знал. — Простите, господин Ли Ноу, можно с вами поговорить наедине? — обращаются к нему внезапно, и Минхо чувствует себя ещё более неловко. Но не успевает он что-либо предпринять, как тактичный Ли Феликс благополучно сваливает, оставляя растерянного парня один на один с незнакомкой. На прощанье он еще и многозначительно подмигивает левым глазом, как в припадке, чем вызывает у Минхо желание дать смачного пинка. — Конечно. Я слушаю, — ответил он все же, судорожно пытаясь вспомнить, где видел ее лицо. — Как у вас дела? Миловидная брюнетка небольшого роста на целую голову ниже его. На ней красивый белоснежный костюм, на ножках высокие тонкие каблуки, в ушах висят золотые сережки. Ничего особенного, опять же. Но Минхо точно ее где-то видел. Видел эти черные как смоль волосы, слегка завитые у концов, пухлые губы в блеске красного цвета, а главное — в области груди у самого солнечного сплетения висит подсказка в виде бейджа с надписью «Staff». Но память Минхо сегодня отбила себе все, что только можно, и там витают одни ромашки. Снова ни единой здравой мысли. — Все хорошо. Спасибо, что спросили, — он все же делает легкий кивок и не теряет доброжелательной улыбки. — Не против, если я у вас спрошу кое-что личное? — тихо спрашивает незнакомка и мило улыбается, смущенно заправляя волосы за ухо. Минхо замирает, часто моргая, и издаёт невнятный звук, похожий на неловкий смешок. Прежде к нему уже подходили с «личными» вопросами, но подобного рода попытки флирта не увенчались успехом по одной простой причине — заводить интрижку с сотрудниками JYP (как, собственно и с любыми иными) Минхо никогда не хотел. Трахать таких миленьких девушек было в удовольствие, и на этом все. Но даже для несерьезных отношений нужны не просто несерьезные люди, а те, кому отношения тоже не сдались. А стафф — не айдолы. Они могут надеяться на обыкновенные человеческие чувства, привязаться и рассчитывать на что-то большее. Но это не его история. И он как бы уже занят. Минхо все же мысленно добавил эту деталь, свято веря, что так и есть. — Смотря о чем. Постараюсь удовлетворить ваш интерес, — отвечает, все равно стараясь быть вежливым. — Вы кажется близки с господином Ким Сынмином? — тут же следует вопрос и две радужки глаз светятся любопытством. Минхо же опять моргает, бликуя взглядом, пока по спине пробегает неприятное чувство чего-то липкого. — Простите…? — Вы ведь с ним близки? — А в чем дело? — на лице его не отражается никаких эмоций, но парень предусмотрительно оглядывается по сторонам: сколько людей слышат их разговор? Если этот менеджер каким-то чудом прознала о них с Сынмином и решила тут ляпнуть об этом, то Минхо не постесняется и заткнет ей рот. И хотя на его взгляд они с младшим предельно осторожны, и на людях ведут себя, как обычно — грызутся, как бешеные бурундуки, — лишняя предосторожность не помешает. «Ее можно оттащить куда-нибудь за угол. Насколько адекватно это будет смотреться со стороны? Или может «случайно» вывихнуть ей руку, отвести в медпункт и там прибить?». — Извините, не подумайте ничего такого, — девушка торопливо машет (пока еще) целыми ручками, смущенно хихикая, и прерывает кровавые мыслишки Минхо. — Вы случайно не знаете о его предпочтениях в еде? Минхо засовывает желание оттащить ее за угол в дальний ящик, но заткнуть ей рот хочется по-прежнему. — А почему вы меня об этом спрашиваете? — указывает он легким кивком на ее бейдж, — Вам ведь виднее. Девушка торопливо кивает, понимая его намек, и голос ее становится еще более тихим: — Я совсем недавно здесь, и знаю лишь общие данные. Но я не нашла нигде информации о его аллергии на травы или корни. Но вдруг она есть? Это немного неловко, спросить его самого я не могу, поэтому хотела узнать у вас, как у человека, кто больше всех готовит в общежитии. Минхо переваривает ее монолог, смотрит внимательно, кроя каждый сантиметр на миловидном лице, но то, что он видит перед собой, все больше и больше ему не нравится. — Могу я узнать зачем вам это? — он до последнего старается выглядеть вежливым. Как-никак, годы практики научили улыбаться даже когда тошно, даже когда ломаются кости и лопаются от боли лёгкие. Подумаешь, какая-то особа с какими-то травками. Он вытерпит. — Я хочу поздравить его в честь успешного камбэка как лучшего вокалиста и сделать небольшой презент, — она еще более смущенно улыбается и Минхо теперь становится яснее ясного, куда бы он хотел засунуть ей эти травки. — У него аллергия только на меня. Взгляд девушки теряется и она раскрывает рот, собираясь вроде как посмеяться, но что-то ей подсказывает — Ли Ноу ни хрена не шутит. Возможно, месяц назад Минхо был бы куда сдержаннее, может даже более безразлично отнесся к любому проявлению интереса чужих людей к Ким Сынмину. Но не теперь, когда этот человек — часть его жизни, личной жизни. И попытки непонятных особ вторгнуться в их хрупкое пространство вызывали единственное желание — переломать к херам их хребет. Особенно учитывая тот факт, что эта особа интересуется Сынмином не просто так, ведь явно планирует подкатить к нему, а тот возьмет и уши развесит… Минхо не дурак и понимает, что они с ней на разных берегах, чисто теоретически. Вдруг Сынмину захочется женской ласки, гладкой кожи, упругой….кхм. И что тогда останется делать Ли? «Сломать ей хребет», — пролетает в голове, но Минхо аккуратно смахивает назойливую мысль. — Я вас не понимаю, господин Ли Ноу. Так вы знаете или нет? — брюнетка все ещё улыбается. Минхо отдает ей должное — безумно терпеливая тварь. — В душе не чаю на что у него еще может быть аллергия, кроме как не на меня. Девушка перестает улыбаться. Минхо сдерживает желание ляпнуть что-нибудь еще более гаденькое. — Ладно… Спасибо в любом случае. — Совершенно не за что. Очень хочется одарить ее ядовитым взглядом, но стафф резко кланяется, чуть ли не достав до собственного пупка, и цокает своими каблучками, теряясь среди толпы. Минхо скрипит зубами, провожая ее силуэт, как вдруг за углом замечает знакомую фигуру. Парень вновь оглядывается по сторонам, прежде чем неспешно направиться следом. Дверь в уборную отворяется тихо. Минхо воровато заглядывает внутрь и находит у раковины того, кого искал. — Привет. Сынмин поднимает голову на голос и едва заметно улыбается. — Виделись уже, хён. — Ты как всегда невообразимо ласков. — Ага, стараюсь поддерживать форму. Получается? — Более чем. Минхо осматривает пустой периметр, и все же медленно подходит к нему сзади, кладет руки по обе стороны от его плеч, чтобы опираться на туалетный столик, и приземлить свой подбородок на широкое плечо. Младший даже не вздрагивает, привыкший, что Минхо зачастую обнимает его со спины, и продолжает усердно мыть руки. Старший терпеливо ждёт, изучая в отражении зеркала профиль его лица, теряясь взглядом в пушистой карамели волос, лаская сливочную кожу и родинки на щеке, а сам незаметно вдыхает знакомый аромат ромашек, довольно улыбаясь уголками губ. Вдруг Сынмин замирает, глядя на его руку. — На что смотришь? — спрашивает Ли. — Твои руки, — ожидаемо отвечает младший. — Что-то с ними не так? Наверное, сейчас Сынмин скажет, чтобы Минхо проваливал к черту и перестал терзать его терпение, как и зажимать к туалетному столику. По крайней мере, чего-то подобного старший и ждал. Но отходить никуда не планировал. — Мне раньше казалось, что они меньше, чем мои, — говорит тут Ким, чем вводит парня в лёгкий ступор. Минхо смотрит на свою ладонь, после на ладонь младшего, и небрежно пожимает плечами. — Всем так кажется, — усмехается он и отнимает правую руку от столика, разворачивает ладонью вверх. — Дай мне свою руку, проверим ещё раз. Сынмин раздумывает, но все же послушно кладет свою влажную ладонь поверх его. Минхо сплетает их пальцы вместе и слегка сжимает. Младший смотрит удивленно, а Ли ехидно улыбается. — Понял теперь в чем разница? Ким закатывает глаза и фыркает. — Ага. Ты сильнее. И что? Я и так это знаю. — Было больно? — Ни капельки. — А если так… — и Минхо сжимает куда ощутимее. Сынмин слегка поворачивает голову в его сторону, желая усмехнуться в ответ или привычно съязвить, но его встречает блеск в океанах тёмных глаз, где рассыпался мускат и запряталось чувство Ли. Эти глаза смотрят на него открыто, без тени усмешки. Очень мягко. Горло начинает предательски саднить, и колючки колют его самого, да так больно, что Сынмин вынужден сглотнуть ком нервов и спрятать от Ли свои глаза, смущённо потупив взор. — Просто ты не занимаешься спортом, — говорит тем временем Ли, изучая его кисть и аккуратно приглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони, — Стоило бы. Будешь выносливее, сильнее. — Твоя ладонь поэтому кажется широкой? — совершенно искренне удивляется Ким, а Минхо не может сдержаться от улыбки: младший слишком забавный. А тот все же не сдержавшись проводит кончиком указательного пальца по линиям выпуклых вен на кисти рук старшего и тихо задаёт новый вопрос. — У меня тоже будут такие? «А было бы красиво…». Минхо задумчиво смотрит на чужую кисть и вдруг хмурится. — Нет. Не занимайся спортом. Я был не прав. Перемена вынуждает Сынмина поднять на старшего ещё более удивлённые глаза и хлопнуть веером ресниц в недоумении. Минхо думает ещё с секунду и вдруг медленно подносит его ладонь к своим губам, чтобы едва заметно ее коснуться. — Мне нравится так, как есть. Не меняйся, — говорит он и кожа, которую касаются его губы, покрывается мелкими мурашками. — Ты хитрый… — бурчит Сынмин ещё более краснея, и осторожно отнимает свою кисть, чтобы наконец вытереть. Проходит время, но парни так и стоят, глядя друг на друга в отражении зеркала — Сынмин впереди, и за ним Минхо. Его темный мускат гуляет по точеному профилю сливок, замедляя свой бег на терракотовом цвете. Сынмин замечает траекторию его взгляда и медленно вдыхает носом, но чувствует, что легкие уже дрожат. — Скучал по мне? — тихо спрашивает Ли, не отрывая взгляда от его глаз, и примыкает губами к шее, ведет кончиком носа по тонкой оголенной коже, пробуждая в младшем желание прикрыть уже глаза. Дышится все тяжелей, а глупые бабочки щекочут изнутри, мешая мыслить здраво. — Минхо… — Сынмин усилием воли всё-таки отстраняется и слегка прогибается вперёд, упираясь ладонями о края раковины. Минхо скользит взглядом по его широкой спине, уходит глазами ниже и прикусывает губу. Его тяжелые ладони медленно опускаются на талию, пока ещё едва сжимая. Но ответное тепло под хлопком ткани согревает моментально и Минхо прижимается ещё ближе, совсем вплотную пристраиваясь сзади. — Ответь мне, — шепчет он ему в шею, и его чёрные глаза сияют янтарем, прожигая облик Кима сквозь отражение. Он вновь безотрывно следит за каждой эмоцией на лице младшего и сам уже дышит медленно и тяжело. Сынмин молчит, поджав губы от смущения, жмурит глаза, глупо молясь, чтобы все его неприличные звуки остались только в голове и ни в коем случае не вырвались на волю. Но наслаждение и трепет сжирают, постепенно, кусочек за кусочком, поглощая всю его хваленую невозмутимость. Чувствуя как старший теснее прижимается сзади, Сынмин стискивает края раковины до хруста на костяшках пальцев, и очень хочет юркнуть, куда-нибудь спрятаться, лишь бы Ли не заметил, как от столь малости, от столь крохотного контакта всё внутри него уже млеет. Сердце больно бьет себя в ребра, вновь разгоняя кровь по венам, а мысли путаются, мешая выловить хоть толику рассудка. — Хён… — Сынмин хочет что-то сказать, у него почти получилось, но он вздрагивает, как только Минхо распахивает губы и влажный язык касается его тонкой шеи, вылизывает, оставляя прохладный след. Сынмин всё еще терпит, с шумом выдыхает воздух сквозь стиснутые зубы, но тело слабое, оно неподвластно его разуму и снова сдается: он запрокидывает голову назад, кладя ее на плечо Ли, кротко дышит ожидая и тут же жаркое дыхание старшего опаляет его щеки и под прикрытыми веками Кима вспыхивают разноцветные соцветия… Он так долго его не касался… так долго не целовал, что Сынмину кажется - ещё чуть-чуть и он потечёт ручейком, будет сам бесстыдно молить его об этом… — Хён, … не здесь же… — шепчут какие-то жалкие крохи рассудка. — А где? — шепчет в ответ старший, неотрывно наблюдая за чужой дрожью в холодном стекле напротив и слегка вбирает губами кожу, не сильно, чтобы не оставить красной печати на видном месте. Сынмин на самом деле не может ответить на вопрос, не может найти правильных слов, как и правильно дышать, лишь вновь отчаянно пытается не застонать от накрывающего чувства удовольствия. Тонкая рука взлетает вверх и ладонь огибает крепкую шею Ли, пальчики зарываются в мягкие пряди волос и он притягивает старшего к себе ещё ближе. — Боже… хён… — Скажи мне, где…? — Минхо лижет снова, оставляет поцелуй за ушком, и тяжелые ладони поднимаются выше, медленно блуждая по юному телу; он огибает ими его спереди, ласкает мягкий живот сквозь хлопок и позволяет себе спуститься еще ниже. Проворные пальцы поддевают край рубашки из-под пояса брюк, совсем слегка, и пока еще нерешительно проникают внутрь. Но стоит им коснуться голой кожи, как Минхо проваливается в черноту и шипит сквозь зубы: — блядь… Сынмин… какой ты горячий… Младший стискивает его пряди еще сильней и едва дышит урывками, прижимаясь как можно ближе. Ему так нестерпимо мало, что стыдно даже думать об этом, не то что озвучить. Но податливость его тела так приятна, что вновь опьяняет Ли и тот уже не сдерживает своего желания: крепко обхватывает парня за бедра и вдруг толкается сзади. Еще раз, и снова. Кровь в миг палит вены, забитый пульс покрывает все тело нервной дрожью, и Сынмин глухо стонет, зажимая ладонью рот. — … я закрыл за собой… — жарко шепчет ему Ли на ушко, пока его ладони обласкивают бедра сквозь плотную ткань брюк, стискивают упругие мышцы, и вдруг он вжимает младшего в себя еще одним резким толчком. Сынмин ахает впечатываясь в него, а Ли тихо рычит ему в загривок сквозь зубы: — Сынмин-а, я из-за тебя голову теряю… — и вновь толчок, и еще раз, — Ты этого хочешь…? М? Сынмин дрожит и еле держится на ногах, уже плохо соображая, только в одном он остаётся всё ещё уверен: не известно, кто из них двоих потеряет голову первым. — После тебя, — отвечает, отчаянно глотая воздух, а язык заплетается под дрожью губ, и распахнутый взгляд не помогает уловить очертания, - всё вокруг кружится, превращая скучный потолок во что-то нелепое и далёкое. — Господи… я же реально свихнусь из-за тебя, Сынмин-а… — с отчаянием произносит Ли и вдруг обнимает его крепко, бережно прижимается губами к шее, дрожит, не стесняясь ни на секунду каждой дрожи тела, ведь тот, кого он держит в своих руках, дрожит точно так же. Нужно снова выловить рассудок, что с каждым днём плутает все больше, нужно научиться возвращаться на исходную точку и не убивать свои легкие загнанным дыханием в унисон. Пройдет время, прежде чем Сынмин выпутывается из крепких объятий, и найдёт в себе силы обернуться к нему. Но столкнувшись с безумно чёрными глазами, где читается неприкрытое желание, его бедная голова вновь теряет связь с землей, и Сынмин вынужденно хватается за чужие налитые плечи, цепляется пальчиками за хлопок худи, чтобы просто удержаться на ногах, а после обреченно уткнуться в крепкое плечо, тихо и с отчаянием выдыхая сбитый воздух из груди. Сынмин не может выдержать этого звериного взгляда Ли. Никогда не мог. Но что-то подсказывает ему — в его карем цвете глаз живет та же тьма. — Ты невыносим… — сглатывает он свое смущение, ненавидя Ли за то, что тот постоянно вынуждает его забыть обо всем на этой земле. И, незаметно стараясь унять потерянное дыхание, облизывает сухие линии губ. — Я выйду первым… И ты вредный… безумно вредный… Минхо смиренно принимает его слова, невольно улыбаясь, и обнимает его, прижимая к своей груди, осторожно кладя подбородок на теплую карамельную макушку. Гладит его ладонью, неспешно проводя по спине, давая и себе еще несколько секунд просто постоять вот так, обнявшись, давая себе шанс унять похотливые мысли. — Хорошо, — отвечает он спустя время. — Иди первым. И ты тоже вредный. Я когда-нибудь тебя накажу. — Посмотрим, кто кого, — усмехается привычным тоном его колючка, но еще немного и кое-как отстраняется, как и Минхо отпускает его от себя. Младший старается идти к выходу ровным шагом, хотя совсем не понимает как вообще успокоить свое сердцебиение, и руки, что предательски дрожат, а его худые коленки так и норовят свалить его тут обомлевшей тушкой. Ну вот что Минхо творит с ним…? Уже у самой двери Сынмин замирает, поняв, что замок надо все-таки повернуть. «А реально закрыл… сумасшедший». Уже распахнув дверь, парень все же оборачивается. Их взгляды вновь встречают друг друга и Ким робко улыбается обреченно качая головой. Не сказав больше ни слова, он тихонько выходит за дверь. Минхо смотрит ему в след, ещё несколько секунд хранит на своих губах его улыбку, а после откидывает голову назад и с силой запускает ладони в волосы, стягивает пряди у самых корней, чтобы до жгучей боли, чтобы хотя бы немного остудить свои мысли… — С ума сведёт меня … — молвят губы, а утихомирить сердце ему тоже никак не удается, как и запрятать подальше свою глупую улыбку, что как последний предатель выдаёт все его чувства, оголяя душу нараспашку. Душу, что всё ещё пылает, вспоминая оттенки тёплых глаз Кима, вкус бархата его кожи, аромат его ромашек… — Блядь… я реально свихнусь… вообще не доживу… — ругается Ли, а сам смеётся, понимая, что обречён, что согласен уже не дожить, если только этот цвет кофейных зёрен будет с такой же нежностью смотреть на него. Согласен. И от мыслей этих и тревожно и радостно, ведь опять его сознание вывернули наизнанку и не оставили ни единой здравой мысли. Но рука тянется к телу, с силой захватывая толстовку у области груди, прямо над левым предсердием, где рёбра крошат себя, изнывая от сладкой боли, и сжимает, сжимает... Мало. Как же до одури мало его… — Позволишь? Минута счастливой неги с треском рассыпается, и Минхо со страху подскакивает на месте, дикой кошкой выпучив глаза. Он вынужден вновь смачно ругнуться, как вдруг моментально немеет: перед ним стоит Чанбин. — К-какого… что т-ты здесь з-забыл? — то ли заикается, то ли просто икает старший. А глаза моргают, да так быстро, что Бинни становится даже как-то не по себе. — Поссать зашел, — пожимает он плечом, ибо… ну это же уборная. Минхо все равно глупо моргает, а после хмурит брови. — Как… откуда ты вообще тут взялся? Из-под земли вылез? — Из-под кабинки, — передразнивает его Со и указывает на одну из них. У Минхо останавливается сердце. Осознание как гром средь ясного неба простреливает изнутри прямо в мозг и он окончательно глотает свой язык. То есть, Со Чанбин все это время, пока они тут с Сынмином… он все это время был тут? И, матерь божья, он все слышал?! «Блядство… блядство, блядство…!» Минхо неловко кашляет, не зная куда себя деть, хотя очень хочется где-нибудь сгинуть. Но психика на пределе своих возможностей управляет его телом, и он заторможенной походкой робота проходит обратно к раковине, зачем-то включая кран и начиная мыть руки. Чанбин мерит его скептическим взглядом, тая усмешку, и тоже присоединяется. Из крана брызжет вода, журчит и течёт, стекая вниз, как и мозги Ли, что он видать схоронил, когда завёл отношения с Ким Сынмином. Старший упорно молчит и изредка кидает в сторону качка косые взгляды, не решаясь обмолвиться и словом. Со же молча доделывает свои дела, неспешно вытирается, и поднимает на парня взгляд, причем весьма скучающий. — Я ничего не видел и не слышал. Слава богу. У меня не так много денег на психиатра, — таким же скучающим тоном говорит он и демонстративно вынимает из ушей наушники. — Хорошо-то как, — ляпает Ли и зачем-то кивает, как тут же прикрывает глаза, проклиная себя за дрожь в голосе и дикое смущение. Он такой алый сейчас, что мог бы сойти за дьявола. — А ты… прикройся, — говорит Со, вгоняя парня в ещё больший стресс. Старший невольно бросает взгляд на ширинку своих брюк и хмурится снова: а что с ним не так? — Ты… о чем? У меня все нормально. — Неужели? Скоро мне придётся носить очки. — Очки? Минхо вновь растерянно смотрит на друга, совершенно не улавливая связи между ширинкой и очками. Если бы он до сих пор был кхм… возбужден, то очки Чанбину точно бы не понадобились — он все прекрасно заметил бы и без них. — Что ты опять несёшь? — утомлённо вздыхает Ли, пряча руки в карманы брюк, и мерит друга привычным угрюмым взглядом. Робкий кот уходит на задворки и на первый план снова выходит грозный и холодный цундэрэ. Со на это никак не реагирует, буквально даже и бровью не ведёт, а развернувшись спокойненько идёт к выходу. — Светишься просто. Глаза слепит твоя довольная мордочка. Так что прикройся, иначе это замечу не только я. Я пиздец как долго ждал вас, даже смыть не смог за собой, боясь потревожить вашу романтичную встречу. Но видать, тебя никто не заблокировал? Минхо предельно терпеливо дослушивает, но багровеет на глазах. — Со Чанбин… Ты меня реально задрал уже… — А я то тебя как люблю, хён! — бросает тот и ретируется со скоростью света, бесстыдно заливая коридор громким смехом. Минхо дышит с трудом, да он почти не дышит. Только все сжимает кулаки и клянётся себе, что больше никогда, ни за что, блядь, он не дотронется до Сынмина где бы то ни было еще, кроме как исключительно в своей спальне.

***

Переодевшись в своё собственное, парни сидят в гримерке, ожидая когда соберутся остальные мемберы, чтобы наконец уехать в JYP. Минхо сидит рядом с Чаном, и они еще раз обговаривают расписание на следующую неделю. Работы еще непочатый край, а через пару недель уже фан-митинг, и их обоих терзает беспокойство, что они никуда вообще не успевают. — Может, мы перенесем фан-встречу? Проведем попозже… — Дурацкая мысль, Ли. Мы уже запланировали и объявили. Надо передвинуть что-то другое. Минхо хочет предложить лидеру передвинуть все, что только можно, и дать ему много-много свободного времени, чтобы он в кои-то веки мог расслабиться и погрузиться в свои отношения. Но, конечно, Бан Чану это не понравится. Особенно, если тот узнает, с кем у Ли отношения. «Закатает в асфальт — косточки не соберешь», — подсказывает трезвый рассудок и Ли вынужденно затыкает свою хотелку, грустно вздыхая. Ему ещё очень хочется треснуть себя по голове. Сильно так, до звёздочек перед глазами. И Бинни тут совершенно ни при чем. Ведь Минхо, так успешно уединившись с младшим, так и не спросил его про четверг. Опять Сынмин завёл его не в те дебри, а после свёл его с ума, благополучно сорвав все его петли, а мозги Минхо благополучно помахали ручкой. Опять. Но хотя бы немного полакомился… — Что она тут делает? — отвлекается он вдруг от самобичевания, заметив знакомое белое пятно в гримерке. — Ты знаешь, кто это? — Где? — Ну вон… стоит в углу. Чан высовывает голову из-за ноута и щурится, но не замечает ничего особенного, кроме симпатичной девушки. — А… ты про Фань Лифень? — Фань… кто? — Фань Лифень. Она китаянка. — Дико рад за нее и за весь Китай. И что она делает у нас? Чан хмурится и бросает недовольный взгляд — Минхо порой бывает крайне резок. — Наш новый стафф, будет курировать KSPO. Говорят, она теперь главный менеджер. Может, даже останется с нами и после фан-митинга. — Останется? Минхо не радует эта информация. Но он теперь вспоминает, где видел ее — брюнетка появлялась всего раз, когда ребята общались с Пак Джиненом о предстоящем фан-митинге. Тогда босс представил ее, но как-то уж слишком вскользь, поскольку кроме этой китаянки было еще несколько других стафф. — Ты тут свои феромоны не распускай, Ли Ноу. Не для тебя цветок расцвёл, — Чан по-отечески хлопает парня по плечу, хитро зыркая. — Я, конечно, понимаю, что тебе кое-чего не хватает в этой жизни, но с менеджерами иметь отношения не советую. Тем более такие. Категорически не советую. Минхо сбрасывает с себя его руку просто дернув плечом. — Пусть дальше хранит свой цветок и желательно где-нибудь подальше. Чан смеется и придвигается чуть поближе, чтобы шепнуть: — А для чего тогда спрашиваешь? Понравилась? Минхо наверное сам не заметил, как скривился в этот момент. — Что ты несешь? Я просто ее имени не вспомнил, поэтому… — но тут он ловит смешинки в чужих радужках глаз и утомленно вздыхает. — блин… я просто спросил без задних мыслей, Чан-и, поверь. — Ага, я так и подумал, — старший подмигивает, но все же оставляет его в покое.

***

В кафетерии JYP все восемь ребят, что пришли проглотить свой поздний обед. Хёнджин уже за столом с аппетитом запихивает в рот лапшу, рядом с ним сидит Феликс и аккуратно отламывает кусочек рисового пирога. На другом конце стола Йена жуёт булку о чем-то переговариваясь с Бинни, что с видом голодного зверя пожирает курицу. Остальные все еще стоят и выбирают, чем бы подкрепиться. Феликс, отломив пирог, кладет кусочек на тарелку Хёнджина. Брюнет оглядывает стол, находит широкое блюдо с сундубу, выхватывает оттуда мягкое рагу, а затем осторожно кладет поверх пирога Ликса. — Уверен, рис сочетается с тофу. Феликс молчит. Хёнджин нехотя отводит взгляд от россыпи пурпурных веснушек и решает продолжить усиленно жевать. Надо меньше смотреть и не давать повода. Они продолжают свой обед, будто не замечая друг друга и совсем не разговаривая. Спустя время Феликс поворачивается к нему, держа палочки для еды на весу: он предлагает Хёнджину кусочек своего пирога, в котором торчит то самое тофу. Брюнет давится лапшой, но вовремя глотает ком. — Попробуй, — коротко говорит Ликс. Хёнджин смотрит на остальных, но всем плевать, чем они заняты, так что он позволяет себе развернуться к парню вполоборота, замереть в нерешительности всего на секунду, прежде чем все-таки наклониться и взять пирог в рот. Все действия его медленные и аккуратные, и от этого лишь еще более неловко. Феликс встречается с ним глазами, пока Хёнджин усиленно жуёт. Взгляды задерживаются друг на друге и драконий постепенно темнеет, изучая чужие черты лица, а в глазах его витает вопрос. Но Феликс лишь улыбается, совсем не смущаясь. — Вкусно? — спрашивает он вдруг. Хёнджин давится повторно, и уже хватает банку колы, жадно отпивает ее, понимая, что проглотить этот кусок пирога ему не судьба. — Очень… — хрипло отзывается он, и все же вынужденно бьет себя в грудь, пытаясь загнать пирог в желудок. Ему улыбаются еще шире и Хёнджину кажется, что он сейчас ослепнет. После их первой и последней ночи Хёнджин много думал о последствиях своего поступка. Оправдываться тем, что он был пьян, потому позволил себе так много, конечно, совсем несерьезно… Может быть поэтому с тех пор ему кажется, что у него должно появиться какое-то право смотреть на Феликса, какой-нибудь повод. Но как же быть, если он всё чаще ловит себя на том, что пользуется каждой возможностью лишь бы хотя бы на несколько секунд задержать свой взгляд на родном лице. Феликс не слышит его мыслей и улыбка его всё так же белоснежна, так же светла, как и прежде. Хёнджин не знает, но Ликс просто рад, что на губах старшего пусть всего и на секунду, но красовалась такая же искренняя улыбка. Поэтому младший продолжает свой обед и жуёт медленно, спокойно о чем-то переговариваясь с Йена. Хёнджин тоже возвращается к своему обеду, смутно вспоминая, что ел до этого лапшу. Тщательно пережёвывает ее, но она не так хороша, как тот маленький кусочек пирога. — В прошлый раз, когда мы тут обедали, вы чуть не сожрали друг друга. Так и брызгали ядом. А теперь поглядите — вместе за компотиком стоят. Милота! Минхо оборачивается к Джисону, что стоит с подносом в одном шаге от него, и смотрит как на придурка. — В чем проблема? — спрашивает он. — Ни в чем. Я просто нарадоваться за вас не могу. — Нет никаких «нас». Я сам по себе — он сам по себе, — и Минхо указывает пальцем на впереди него стоящего Сынмина. — Вы не дерётесь и это уже повод для радости. Минхо коротко усмехается, правда, немного устрашающе, так что Джисон тут же убегает к другим парням. Выдержав достаточно времени, чтобы их никто не потревожил и не подслушал, Ли неловко кашляет, заглядывая на поднос Сынмина. — Ты что будешь? — М-м… рис? — Может, что-то другое? — Зачем? — Ты всегда берешь его. Разнообразие не повредит. Сынмин оборачивается к нему и мягко улыбается. — Я предан своему вкусу, хён. Не нравится? Ли моргает и уже ненавидит свои уши, что опять норовят вспыхнуть алым. — Да нет… — бубнит он, глядя себе под ноги, и едва слышно добавляет: — нравится. — А ты снова будешь грызть мясо? Сынмин хитро щурит глаза, и Минхо возвращает ему свой взор, хмыкает, и пихает парня в бок. Ким в ответ корчит рожицу, морща нос, пытаясь удержаться от желания показать старшему язык. Но все же отвлекается на меню: набирает чашку риса и кимчи, думает, и берет еще соллонтхан. А Минхо все стоит рядом, стараясь выглядеть как можно более безразличным и не смущенным. — Долго еще вас ждать? — рядом с Сынмином вдруг оказывается Чан. Лидер грабастает младшего в свои широкие объятья и утыкается подбородком в плечо, заглядывая на содержимое подноса. — Ты опять взял то же самое? — Айщ… отстаньте, — Ким недовольно бурчит, — Хочу и ем. Минхо глядит на них, цыкает и отворачивается. Он очень хотел бы сказать, что переломает Чану все косточки на этих красивых руках. Но нельзя. Во-первых, Чан его друг. Во-вторых, он вообще не может заикаться о Сынмине. — Этот щенок сейчас поднос выронит, если ты не отлипнешь, — ну или все-таки предпримет попытку. — Не страшно. Я ему помогу, — Чан улыбается и трется кончиком носа об островок голой кожи на шее Сынмина, приговаривая, какой тот миленький и прожорливый. Младший обреченно стонет и требует немедленно отцепиться от себя. А Минхо сжимает челюсти. «Господи, откуда взять столько терпения…» — А что это с ними? — спрашивает Джисон, что уже сидит за столом со всеми и глядит на спины Минхо и Сынмина. — А что не так? — вопросом на вопрос отвечает Хёнджин, продолжая с аппетитом запихивать в рот лапшу. Его настроение стало на редкость чудесным. Он оглядывает стол, находит блюдо с пулькоги и выхватывает кусочек на палочку, осторожно кладет с краю тарелки Ликса. — Попробуй. Или могу тоже с палочки накормить. — Вы вообще меня слушаете? — отвлекает его голос Джисона. Хёнджин бросает последний взгляд на миндалевидные озера, что смотрят на его палочки, и все-таки переводит свои драконьи глаза на кругленькие радужки. Обиженные такие. — А что не так? — повторяет он свой вопрос. — Ты глухой? — ответа не следует, и Джисон пихает в бок Йена, тыча палочками по направлению к лицу Хёнджина: — Нет, ты глянь на него, он же меня игнорирует. — И правильно делает, — невозмутимый Йена жуёт булку и тоже не реагирует на радиоволну Белки. — Не делай так — вдруг заденешь, — Феликс хмурится и убирает от лица Хёнджина чужие палочки. Хёнджин удивленно смотрит на него и даже раскрывает рот, желая что-то сказать, только вот слова так и не вылетают, застряв где-то в глотке. — С вами все ясно. А с ними то что не так? С каких пор они стали так дружны? — не унимается Джисон, поглядывая на Минхо и Сынмина, что все еще стоят в очереди. Вдруг брови парня слегка сдвигаются в хмурую впадинку, когда он замечает, что Чан тискает Сынмина, а Минхо почему-то багровеет. Хёнджин вновь усилием воли отрывает взгляд от Феликса, прожёвывает лапшу, затягивая ее к так и не высказанным словам, и глотает газировку. — Чего молчите-то?! — злится уже Джисон, глядя на всех, в том числе и на молчаливого Бинни и игнорщика Йена. Хёнджин вздыхает и бросает на него скучающий взгляд. — А тебя что-то не устраивает? — Да причем тут…! Просто странно как-то. Ли-хён же вроде не переваривал его. В прошлый раз, помните, когда мы тут обедали, они же чуть не сожрали друг друга. Так и брызгали ядом. А теперь вместе в очереди за жрачкой стоят. И даже не дерутся. — Ну и что? — подает признаки жизни самый старший из них, пожирающий курочку в конце стола. — Да как это что?! Ты сам вспомни, хён, как они ругались в тот раз, а ты же поднимался к ним. Я думал, что от Минни одни косточки остались! И Ли-хён же его душил недавно! — Хан показывает на свою шею и страдальчески закатывает глаза. — Еще громче проори, — цедит недовольный Бинни. — Ну душил же, нет? — Хан прижимается к столу чуть ближе, заговорщицки поглядывая на ребят. — Забыли что ли? Йена, ну ты же тоже видел эти следы! — Это было давно, — пожимает тот плечами, и вновь включает кнопку игнора. Хёнджин вообще перестаёт обращать на Джисона какое-либо внимание, вновь подыскивая на столе что-нибудь съестное для Ликса. — Ага, уже давно, — а Бинни солидарен с Йена. Джисон смотрит на парней и щурит свои огромные оленьи глаза до маленьких щёлочек. — Я не понял сейчас. А что изменилось с тех пор? Вам не кажется это странным? А вдруг это какая-то подстава? — Какая ещё подстава? — удивляется Со. — Ну вдруг Ли-хён это специально делает. Мне иногда кажется, что он кукухой тронулся. Они всегда собачились, но я реально переживаю за Минни! — Не стоит. Он в состоянии сам за себя постоять, — Хёнджин кладет на тарелку Феликса немного ростков чеснока, роется еще на столе и выуживает кусочек гопчана. Но парень тут же кривится на это, и Хван вспоминает, что Ликс не переваривает кишки — ни свиные, ни говяжьи. Джисон внимательно и терпеливо ждет, когда Хёнджин перестанет уделять внимание драгоценному Феликсу и уделит свое драгоценное внимание ему. — Ну что ещё? — брюнет поднимает на него тяжелый взгляд, желая, чтобы Белка уже отцепилась. Вот никогда он не был таким приставучим и любопытным. Аж на нервы давит. — Я один тут значит беспокоюсь? — а друг реально начинает злиться, даже не ест. — Вам всем плевать? Да? Никто Джисону на этот раз не отвечает: Хёнджин чуть ли не насильно кормит Ликса, Бинни увлеченно пролистывает свой смартфон, не забывая посасывать протеиновый коктейль, а Йена продолжает игнорировать всех вокруг. Наконец, Минхо, Чан и Сынмин тоже присоединяются к ребятам. — Так вы все-таки помирились? — Джисон видать никак не мог успокоиться. — Мы и не ссорились, — отвечает Минхо абсолютно ровным тоном, деловито начиная разрезать говядину абсолютно ровным слоем. Джисон смотрит теперь на Сынмина. — Мы терпим друг друга. С трудом, — прилетает ему ответ. — Да дружат они, дружат, — комментирует наконец Хёнджин, думая про себя, что лучше бы Минхо с Минни уже признались всем, что встречаются — легче жить было бы. Но Минхо с Сынмином синхронно молчат, и Джисон вконец от них отцепляется, устав, что он один в группе такой участливый и сердобольный. А Хёнджин все ещё пытается запихнуть в Феликса еще один кусок пулькоги, аргументируя всё простым «ты слишком сильно отощал». Ликс сдается на редкость слишком быстро и жуёт говядину мило улыбаясь. Брюнет смотрит на него, подперев щеку рукой. — Голубой тебе к лицу. Подчеркивает твою природную красоту, — Говорит он вдруг совсем невпопад и слегка дотрагивается его волос. — Правда? Спасибо, — Феликс вспыхивает пурпурным цветком и топит его в очередной белоснежной улыбке. — Ага. Очень. Вдруг парень хмурится и качает головой. — Хёнджин-и, не надейся, что комплимент заставит меня что-то еще съесть. Брюнет на это смеется, и на душе становится легко-легко. — Хотя, мне кажется, что я напоминаю Smidgе. У нас даже голоса схожи. Хёнджину требуется немного времени, чтобы вспомнить, кто или что это такое. Феликс оперативно роется в телефоне и находит ему персонажа: маленькую желтую кроху с огромными глазами, похожую на цыпленка, но с безумно длинными голубыми волосами. А еще с недовольной мордочкой. Хёнджин не выдерживает и прыскает со смеху. Ликс не обижается. — А ты похож на Guy Daimond, — и Ликс находит и этого персонажа. — Когда он танцует, блеск летит абсолютно во все стороны, прям как от тебя. Ну и вы оба смешные. Хёнджин смотрит на своего «прототипа» и хохочет еще больше, хлопая в ладоши. Но переведя дух, он всё-таки наклоняется к плечу Феликса и шепчет на ухо тихо-тихо: — А ты мне напоминаешь васильки, Ликси. Такой же яркий… и нежный. Феликс перестаёт жевать и успешно давится. Хёнджин смеётся, вспоминая как сам давился несколько минут назад, и протягивает парню бутылочку воды. — Я опять тебя смущаю? Ликс судорожно отпивает, переводит взгляд в сторону, как вдруг ловит двусмысленную улыбку Джисона. Его щеки набиты непонятно чем, но жуёт он весьма аппетитно, как и пялится весьма заинтересованно. На этот раз их тайные перешёптывания не остались без внимания. — У вас всё хорошо? — улыбается он с набитым ртом, чем вызывает у рядом сидящего Йена стойкое желание встать и уйти, а у Феликса — провалиться сквозь землю. — Пожалуйста, не говори ерунды… — старается отшутиться Феликс в сторону Хёнджина, и незаметно сует руку под стол, хватая старшего за бедро. Брюнет вздрагивает и косится удивленными глазами на веснушчатое лицо, вопросительно выгибая бровь. Но чужие пальчики сжимают его сильнее, и тут же чувствуют, как от этой хватки напрягаются мышцы. Следом губы брюнета плотно сжимаются и на щеках образуется румянец. Но он не подаёт виду, и в ответ прячет руку под стол, чтобы положить свою ладонь поверх маленькой. — Кто кого ещё смущает… — ворчит он наигранно, хотя сам очень старается скрыть улыбку. Феликс пытается выдернуть свою ладошку, но Хёнджин упрямо возвращает её обратно на своё бедро и сжимает крепче. Их взгляды вновь встречаются и старший слегка поглаживает его кисть. На секунду ему кажется, что Феликс не против, всего на секунду взгляд миндаля вспыхивает так же ярко, как в ту ночь. — Давай есть, пока еда не остыла, — шепчет Хёнджин и Феликс все-таки принимает поражение, и не отнимает своей ладони, смущенно кусая губы. Вдруг в кармане старшего вибрирует телефон и парень нехотя разрывает их зрительный контакт. Он достает свой смартфон и открывает оповещение. Феликс клянет себя за чрезмерное любопытство, но косится на экран и видит три ярких сообщения: «ФАЛЬШИВЫЙ КОРОЛЬ 4-го ПОКОЛЕНИЯ» «ФАЛЬШИВЫЙ ЛУЧШИЙ ТАНЦОР 4-го ПОКОЛЕНИЯ». «У ТЕБЯ ЕСТЬ МАМА? У ТЕБЯ НЕТ МАМЫ». Феликс буквально меняется в лице и взволнованно смотрит на Хёнджина. Ему хочется спросить, что это за фигня и кто посмел такое написать. Но лицо его друга каменеет и губы, стянутые в тонкую линию, превращаются в белизну. Драконий взгляд угасает за секунды, становясь почти серым, и на стянутых нервами скулах играют желваки. Но это длится всего несколько секунд. Хёнджин медленно смахивает экран и кладет телефон обратно в карман. Однако его ладонь тут же выпускает Ликса, возвращается на стол. Хёнджин продолжает есть, как ни в чём ни бывало.

***

Сынмин торопливо идёт к лифту, нервно поглядывая на часы: уже 13:45. Чёрт, он очень сильно опаздывает. — Ну надо же… какая встреча, Ким Сынмин. Парень вынужденно тормозит и отрывает взгляд от пола, пока полностью не врастает в землю. Глаза его непроизвольно лезут на лоб, а рот теряет свои горизонты и рискует свалить челюсть вниз, но он успевает подхватить ее прежде, чем она достигает носков его кед. — З-здравствуйте, — сбивчиво произносит его голос, но Сынмин не слышит ни своей интонации, ни хрипоты. Только смотрит на удивительно красивую девушку. — Видимо это судьба, раз мы случайно встречаемся снова, — а ее голос журчит как ручеек, и жгучий цвет карих глаз прожигает дотла. Это дежавю? — Не сказал бы. Здесь нет случайных людей, — замечает он, а сам оглядывает её, всё ещё переваривая в уме странную встречу. — Твоя правда, — девушка кивает и улыбка трогает ее губы. — Поздравляю тебя с победой. Ваш сингл действительно потрясающий. — Спасибо. Сынмину хотелось уточнить, с какого момента они перешли на «ты», когда как он видит ее второй раз в жизни. Но его коронное «А почему?» и болтливый язык впервые потеряли свои способности. — Ты стал еще красивее, — она разглядывает его, вгоняя в еще большее смущение. В голове Кима все смешалось: хаотичные обрывки прошлого, кафе в JYP, тонкая талия и улыбка… Слишком много мыслей, но в образовавшемся вакууме он ярче всех выделил всего одну. — Скажете на этот раз откуда вы меня знаете? Незнакомка улыбнулась чуть шире, оголяя белоснежные зубы, и он заметил на её деснах поверх переднего ряда серебряный пирсинг. «А тогда его не было», — все что пришло ему на ум. — Ты снова задаешь тот же вопрос, Ким Сынмин. — И снова не получу ответа? — кажется, его дерзость возвращалась обратно. Девушка сощурила глаза, наклонив голову на бок, и глядя чуть искоса, вдруг улыбнулась. — У тебя и правда острый язык… А мне нравится. От этих простых слов Сынмин вновь стушевался, испытывая прежнюю неловкость, что овладела им в их первую встречу. — Мне нравится, что ты меняешься… очень интригует. — Что вы имеете ввиду? — То, что сказала. Интригует. Внезапно Сынмин понял, что и она вызывает в нём интригу — его охватило желание узнать о ней чуть больше, чем она позволяет. Глядя на лисий разрез глаз, чёрные стрелки поверх век в тени густых изогнутых ресниц, локоны длинных волос, что водопадом спадали на плечи, нежные линии персиковых губ, подчеркивающих оливковый цвет кожи — Сынмин признавал, что эта девушка действительно очень красива. По-прежнему в ней не улавливалось наигранной скромности и тени притворства. Она была все такая же смелая и открытая, как и тогда. Теперь, по прошествии двух лет, Сынмин мог наверное понять, почему таких, как она, люди никогда не забывают. — Скажите, откуда вы меня знаете? — повторяет он свой вопрос и голос его звучит уже куда настойчивей. Она дарит ему странную ухмылку и оглядывает взором окружающее их пространство. — Ты думаешь, что единственный, кого я могла бы знать здесь, Ким Сынмин? Не бери на себя слишком много. — Вы же поняли мой вопрос, — почти насупился парень, хмуря брови. — Если честно, я до сих пор не помню ни крыльцо, где вы меня видели, ни вас. Я уверен, что вы меня с кем-то спутали. — А я думаю, что ты был слишком расстроен, чтобы запомнить меня. Я даже платок тебе предложила. — Платок? — Не сохранил? Сынмин впал в ступор, чувствуя, что его накрывает раздражение на собственную память. Он же прекрасно помнит все мелочи жизни, так почему же он никак не может вспомнить ни ее, ни это ёбаное крыльцо и какой-то там платок? — Простите. Не помню. Просто скажите мне, когда мы впервые увиделись, и я… я буду благодарен. — Расскажу, если пообедаешь со мной. Сынмин еще шире распахнул свои глаза не скрывая откровенного удивления, и челюсть снова захотела пасть к ногам. — И прямо сейчас, — добавила она, окончательно сбив его мысли в жалкую кучку. — Вы… необычная… — Это комплимент? — девушка лукаво улыбнулась, распрямляя свои плечи, и ее подтянутое тело приобрело какую-то иную форму, словно струя воды по гладкому камню. Удивительно, как обычная одежда может настолько красить человека. Словно это не вещь добавляет ей изюминки, а она украшает ее собой. — Вы кажется часто слышите это, — произнес Сынмин и невольно улыбнулся. — Думаешь? — она тоже улыбнулась ему, подошла чуть ближе и ее тонкая рука вспорхнула в воздухе, оказавшись на его плече. Всего на секунду и после тут же исчезла. Сынмин повторно онемел и отошел на шаг назад. Она облизнула губы, прикусила нижнюю, снова всего лишь на секунду. — С тобой весело, Ким Сынмин. Так пообедаем? — Я бы рад. Но не могу сейчас. У меня дела. — Тогда в другой раз. — Когда? Через два года? — сдержаться от колкого замечания ему все-таки не удалось. Девушка рассмеялась, обнажая жемчужины, и взмах ее ресниц вынудил Сынмина вновь заострить взгляд на ее лисьих глазах. Если бы его вынудили это сказать, то он не стал бы отрицать факта, что весьма очевиден — она безумно привлекательна. — Кто знает, может это случится гораздо раньше, Ким Сынмин. Увидимся.

***

— Эй! А ну, стой! Сынмин вздрагивает, услышав знакомый грозный тон и отрывает свой взгляд от пола. Ему навстречу быстрой походкой приближается Минхо. А Сынмин даже не понял, что бредет по коридору, не разбирая пути, углубившись в свои мысли. — Сынмин-а, тебя где носит? Я хотел с тобой поговорить, пока ты не уехал… — Минхо сравнивается с ним и сурово смотрит в глаза, но вдруг оглядывает с ног до головы и хмыкает. Сынмин моргает пару раз, прежде чем до него доходит суть его взгляда: на нем темно-голубая ветровка поверх белой футболки оверсайз, широкие брюки цвета хаки с боковыми карманами, и Минхо одет точно так же. Единственное различие — у Ли брюки светло-серого оттенка, ветровка на резинке с небольшой надписью, а на голове лыжная шапочка в стиле бини. Сынмин смахивает со лба густую челку карамели, поднимает на старшего свой карий цвет и улыбается так, как не улыбается больше никому. — Ты только что это заметил? — Если честно… да. — Мы похожи? Минхо задумчиво выгибает бровь и усмехается собственным мыслям: «Боже, а ведь говорил, что никогда не будет носить мои вещи и не будет одеваться как я… Ну-ну». Старший неспешно разворачивается к нему спиной, собираясь идти в обратном направлении. — Будто в зеркало гляжусь, — бросает он через плечо. Сынмин наигранно закатывает глаза и двигает за ним по коридору. — У меня тренировка, а Чан обыскался тебя. Вы же едете в студию? Но я бы хотел поговорить с тобой до этого. Где бродишь, черт подери? — но Ли вдруг замедляет темп и косится на руку младшего. — Что это? Сынмин следит за его взглядом и Минхо кивает на картонную коробку алого цвета с тонким рисунком цветка. — А… это? Вроде подарок. — Для тебя? — Ага. — От кого? — Стафф поздравила с победой. Говорит, что женьшень полезен для здоровья. Минхо останавливается, да так внезапно, что Сынмин почти обгоняет его на два шага вперед. — От этой китаянки? — Кого? — Сынмин тоже стопорится и смотрит на старшего с недоумением. — Ну, этой… Фань Ли…вонь? — Фань Лифень, — аккуратно поправляет его Сынмин и еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Один хрен. И ты взял? — Ну… да. — А если я попрошу не брать? — Не понял… почему? Минхо отводит взгляд в сторону, и губы вскрывает кривая ухмылка. — Потому, — отвечает он довольно грубо, и глаза уже чуть прищурены, смотрят пристально, будто выискивают что-то на лице Сынмина. — Зачем брать вещи у чужих людей? А если там яд? Младший обеспокоено смотрит на него, настороженно прицениваясь к эмоциям. Ему хочется коснуться лба Минхо и проверить, нет ли у того температуры. Ибо он бредит. Сынмин уверен, что бредит. — Хён, ты здоров? Что тебе женьшень сделал? — абсолютно удивленным тоном спрашивает Ким, топчась на месте. Люди проходят мимо них, но взгляды парней сосредоточены лишь друг на друге. — Просто не бери. — Объясни хотя бы почему. — Я так хочу. Сынмин отзеркаливает манеру Минхо выгибать удивленно брови, и челюсть уже устает падать за сегодняшнее утро-день. — Чего, прости? — Не бери. Тишина, и тяжкий вздох под скрип зубов. Сынмин не осознал, что все эти звуки воспроизвел сам. Как-то многовато за короткое время негативных эмоций для его нервной психики. Он осматривается по сторонам, видит дверь в комнату для практики и хватает Минхо за предплечье. Старший не успевает вырвать руку или сказать хоть что-то протестное, как его резво тащат за собой. — Ты куда? — Идем. — Сынмин. — Что? — Ты меня за руку держишь. Все видят. — Плевать. Сынмин заводит их внутрь и проходит сразу в комнату отдыха, захлопывает дверь. Причем, как-то агрессивно. — Где ключ? — спрашивает он. — Ключ? — Да. Где он? — Какой ключ? Я что, должен тебе какой-то ключ? — Минхо, придурок, где ключ от комнаты? — А, запасной? В бумажнике… Так. Стоп. Ты чего это меня оскорбляешь? — Минхо от удивления даже не может толком возмутиться. — Я вообще то твой… — Кто? — резко перебивает его младший. — Твой… хён, — и Минхо хочется прикусить себя за язык. — Ясно, — Ким кивает, будто своим мыслям. — А теперь вытащи ключ и закрой дверь. — Ты охренел так командовать? — не выдерживает все же старший и его взгляд чернеет от нарастающей злобы. — Что происходит, Ким Сынмин? — Это ты мне скажи, хён. С какой стати я не должен брать подарок? — парень подходит к нему куда ближе, чем Минхо позволил бы кому бы то ни было, и встает напротив, глядя в упор. — С какой стати ты указываешь мне? Что значит «Я так хочу»? — То и значит, — и хотя лицо Минхо абсолютно бесстрастное, не выражающее ровным счетом ничего, голос уже другой и Сынмин отчетливо чувствует эту перемену. И она ему не по душе. — А если я все равно возьму? — Не страшно. Я начинаю привыкать, — Минхо дарит усмешку и безразлично пожимает плечами, будто ему и вправду плевать. Но то, что он говорит после, дает понять, что это вовсе не так: — Ты не отвечаешь на сообщения, не ночуешь в общежитии, неизвестно, где и с кем проводишь время, принимаешь подарки от всяких… китаянок. Нормально. Если тебе так хочется, то продолжай в том же духе. Сынмину требуется время, чтобы переварить его слова. Но он все равно не догоняет: хрен там с женьшенем и китаянкой, но Минхо что, не помнит, как он пришёл к нему ночью?

***