Жжёная карамель

Минхо стоит у дверей и смотрит на белоснежный письменный стол из гладкого металлического каркаса с дубовой столешницей. Он смотрит на него, он знает его цвет, форму и размер. Он бывал здесь много раз. Он запомнил эту комнату, и может видеть ее детали даже при слабом свете лампы, что ореолом солнечного зайчика затаился на прикроватной тумбочке. И его взгляд устремлён на этот стол у окна по одной простой причине - на нем уместился Сынмин: младший сидит на ее поверхности, свесив ноги и скрестив ступни, опираясь ладонями о край. Минхо не может объяснить себе, что он вообще делает в этой комнате и какого черта смотрит на этого парня. За окном уже давно сгустились краски, окутав их общежитие в черничный оттенок ночи, а он всё смотрит на эти колени, что острыми углами повернуты в его сторону, бликуя голой кожей в полумраке. - Ты ждёшь особого приглашения? - усмехается Сынмин. Удивительный парень, думает Минхо, извечно старается вывести его из равновесия. И ведь получается. - А что я должен делать? - отзывается он, не двигаясь с места. - Подойди. Минхо встревоженно смотрит в ответ и пытается молниеносно переварить полученную информацию. Только рассудок работает слишком медленно, а телу потребовалась всего секунда, чтобы осмыслить услышанное и вот Минхо уже медленно приближается к столу. - И что дальше? - спрашивает Минхо, остановившись в паре метров от стола. - Ближе. Губы Минхо растягиваются в тонкой усмешке, он кусает щеки, и не собирается предпринимать каких-либо действий. Его руки покоятся в карманах джинс, плечи расслаблены, голова слегка наклонена на бок, взгляд сменился на выжидательный, с неприкрытым интересом. Минхо просто не знает, чего ожидать от этого парня. Может, стоит оставить его и уйти. Может, стоит подыграть и вклиниться в чужое личное пространство. Угадать намерения Сынмина не удается, и сгущающийся сумрак комнаты не оставляет возможности разглядеть выражение красивого лица. Но Минхо уверен, что там таится лишь усмешка, умело скрывающая внутренний страх. - Ты же боишься меня? - изрекает Минхо, и звучит как утверждение, а не вопрос. - Никогда не боялся, - отзывается Сынмин. На удивление Минхо, голос парня звучит слишком расслабленно. И это его непривычное спокойствие самого Минхо окутывает каким-то странным напряжением. Он чувствует, как пульс уже ощутимо отдается на уровне виска. Минхо продолжает изучать столь знакомые ему черты, и все еще пытается прочитать эмоции. Но их нет. Он не видит этих карих глаз. Еще слишком далеко. - Подойди, - повторяет Сынмин. Минхо с секунду раздумывает, и все же делает два шага вперед, аккуратно сокращая дистанцию, и не отрывая глаз ни на секунду. Ему кажется, что здесь где-то явный подвох. Почему-то неприятно сосет под ложечкой от мысли, что стоит приблизиться и Сынмин набросится на него. Причём, - агрессивно, с кулаками и Минхо не исключает отборный мат с этого пухлого ротика. Так что он останавливается на уже очень близком расстоянии и для собственной безопасности решает пустить корни в этот прекрасно вычищенный паркет - он больше не сдвинется с места. - Ещё. - видимо Сынмин читает его мысли и не намерен соглашаться. - Ближе. Минхо бросает взгляд на голые колени, и поднимает глаза к его карим с немым вопросом - куда ещё ближе? - ведь, он уже почти касается этих острых углов своими бёдрами. Он уже стоит очень близко. Настолько, что теперь, наконец, видит глаза напротив весьма отчётливо. Он видит, как кофейные радужки в этих яблочках глаз дрожат. - Достаточно, - изрекает Минхо, делая свои выводы. Откачивать Сынмина от приступа панической атаки он не намерен. А младший его боится, и это факт, и пусть тут не заливает … - Подойди. Нет, он все же заливает комнату и уши Минхо высококлассным враньем. Минхо ловит себя на том, что уже поддался этому призыву. Ему интересно, что сейчас происходит в этой комнате. Ему интересно, что управляет Сынмином, что так бесстыдно зовёт его к себе. Но он достаточно умён, и уже научен опытом - с этим парнем надо держать ухо в остро, и лучше не воспринимать каждое его слово за чистую монету. Ведь Минхо прекрасно понимает, что если приблизится еще, то упрется в эти колени вплотную, и, возможно, захочет эти острые углы раздвинуть. Тогда Сынмин распадется на мельчайшие частицы. Превратится в труху. Минхо в этом уверен. И Минхо этого не хочет. Он примерно может себе представить, как вспыхнут от такой близости эти радужки, как этот кофейный оттенок сменится на крепкий чёрный. Он помнит, как смотрел на него этот парень в комнате отдыха, как отталкивал, выцарапывая на коже неровные линии, как всхлипывал, озвучивая в мольбе своё "Прекрати". И все же, было в этом сопротивлении что-то … приятное. Укрощать строптивого Сынмина Минхо оказалось в удовольствие. Дразнить и подзадоривать - отдельное удовольствие. Но когда его самого завалили на диване, и смотрели так откровенно и пристально, словно заглядывали не в глаза, а за заднюю стенку черепа, тут Минхо определённо словил кринж. Да такой, что захотелось самому вцепиться в это тело зубами. Что собственно он и сделал, хоть и бесконтрольно - мозг тогда ему вроде как нашептывал, что он поступает неправильно и под ним лежит и скулит не какая-то миловидная девушка, а Сынмин, Ким Сынмин, и вроде как этот парень назвал его сумасшедшим или психом … Но Минхо слепо следовал инстинкту. Ему хотелось завалить добычу. И настолько это желание было велико, что по венам впервые в его жизни текла далеко не кровь, а страсть. Необузданная. Похотливая. Но Сынмин сам виноват, что довёл его до такого. Не стоило с ним играться столь долго, не стоило завлекать в свои сети. Минхо и сам способен эти сети закинуть, как удавку, и натянуть… Сынмин с ним, видимо, согласен. И хочет испытать нервы Минхо ещё раз. Потому что внезапно откидывает своё тело назад, ложась на стол, и, опираясь о сгиб локтя, медленно раздвигает колени в стороны. Он смотрит Минхо в глаза и тот снова ловит кринж. Он часто моргает и невольно спускается взглядом на раскрытую область тела, сглатывая подступивший ком. Его застывшая фигура дает о себе знать лишь едва уловимым сердцебиением где-то в районе желудка. Он буквально примерз к полу. Шок бьет в гонг внутри черепной коробки. - Что ... что ты делаешь? - абсолютно искренне, абсолютно глухим голосом спрашивает Минхо, возвращая взгляд на карие. - Подойди, - спокойно отзывается Сынмин, не пытаясь даже прикрыться, а стоило бы, ведь Минхо становится в прямом смысле слова неловко. Он пытается не расшатать свое тело и удержаться на своих двоих, игнорируя этот откровенный жест, что ввёл и продолжает вводить его в жесточайший ступор. Минхо скорее ожидал удар с ноги, а не вот это вот всё. Сынмин почему-то сам на себя не похож. Он, конечно, всегда был странным, милым парнем, выводящим его из себя, словно раздражать Ли Минхо его ежедневное хобби, но сейчас…он максимально странный сейчас. И эта комната максимально отчаянно тонет в сумраке. И тело Минхо максимально непривычно реагирует и бьется в нервном возбуждении, а во рту сгущается вязкая влага. Одним словом, всё вокруг максимально давит на Минхо. Он и не думал, что Сынмин способен сделать нечто столь смелое. Хотя на полу общежития он тоже не ожидал, что его оседлают… - Подойди, - повторяет Сынмин. Минхо снова пару раз моргает, глядя на голые колени, раскрытые бёдра, и то что таится под тканью между ними. Он не может отвести свой бесстыжий взгляд и продолжает скользить по телу, что лежит перед ним, изучая чужие изгибы. Минхо не понимает откуда берет свое начало это его внутреннее желание смотреть на Сынмина; желание разглядывать, внимать дыханию, и прислушиваться к каждому слову, что могут произнести эти губы. Минхо всё ещё не может предугадать, что последует дальше, что сделает Сынмин, и эта неведомое приятно щекочет, подстегивает его. Мучительные колебания от «неправильно» до «как увлекательно, продолжай», раскачивают рассудок в мертвой петле. - Ты … хочешь … - Минхо не может подобрать правильных слов, и его сухой, безжизненный голос сьедает природная робость. - Хочу, подойди. Пока здравый смысл переваривает происходящее, тело снова инстинктивно движется вперёд, и Минхо медленно делает ещё один шаг навстречу. Последний шаг. Кажется он вообще не управляет своим телом. Это оно управляет им. Сердце бьется так учащённо, что готово раскрошить рёбра и выпрыгнуть наружу. Минхо делает вдох и боится посмотреть вниз, ведь он в десяти сантиметрах от стола и в аккурат меж бёдер Сынмина. Он касается их внутренних стенок и даже сквозь плотную ткань джинс чувствует чужое тепло. Шорты Сынмина слишком короткие, слишком тонкие, и от осознания этого небольшого факта Минхо кружит голову. Он медленно тянет взором стройное тело, переходя к солнечному сплетению, к мягкой горловине толстовки, длинной тонкой шее и, наконец, смотрит Сынмину в глаза. Какая-то часть его ждёт, что Сынмин скажет "Ближе", та самая частичка, что помнит чужие губы, что целовали его в коридоре, что шептали ему "Осмелься" в комнате отдыха. Минхо не загонялся прежде мыслями, что Сынмин может в нем породить потребность в интимной близости. Зачем врать. Он не думал о нем в таком ракурсе, пока Сынмин его не оседлал и не вжался всем телом, целуя. Минхо этот парень просто запал в душу, нравился, против воли, и он подсел на него, как на наркотик. Не хотелось останавливаться. Хотелось просто смотреть на него, и Минхо не мог скрыть улыбки; хотелось слышать этот голос, и встречать эти карие. Не более. Этот парень был красив. И если красота у одного вызывает восхищение, то у Минхо со временем она стала вызывать желание коснуться. И той ночью красота другого стала им ощутима. Минхо и не знал, что поцелуй может быть таким легким, сладким, дурманящим... И эта комната, где он прямо сейчас, была также темна тогда. Только Сынмин был другим: он то ластился, обвивая его руками, то прикрывал ладонями свое лицо в стыдливом смущении, а спустя мгновение голые ключицы, нависая над ним, предлагали остаться в постели. И почему только память не может это стереть? И почему только единственный физический контакт не может забыться? Минхо не безгрешен, только прежде никогда не испытывал ничего подобного ни с кем другим. И его ночи, куда трезвее, и физически насыщеннее, не вызывали такой реакции тела. А на том диване он был готов сожрать Сынмина. Живьём. Когда он в паре метров от него, на расстоянии вытянутой руки или рядом трется кто-то ещё, особенно навязчивые прицелы камер, Минхо спокоен, как удав после сытного обеда. Но стоило всего раз остаться с ним наедине и залезть на его бёдра, как Минхо сорвало крышу. Захотелось этого парня испробовать на вкус. И сопротивление встречное только усиливало это желание, и чужие стоны были слишком неловкие, а губы - горячие, невинные, вынуждающие желать слиться воедино, утонуть в ощущениях, и забыться. И Минхо теперь может думать только об этом. Может поэтому он стоит в этой комнате в этом сумраке между этих бёдер и не может отойти. И что странно - Сынмин не сопротивляется. Только на этот раз Минхо раздумывает слишком долго, время течёт слишком медленно, а тело его - не думает вообще. Может попробовать сдержать свои желания в тисках? - Еще ближе, - сбивает его с мысли голос Сынмина. Если бы это был чей-то другой голос, Минхо не повёл бы и бровью. Но это же Сынмин. И Минхо лишь пытается удержать дрожь на кончиках губ и почувствовать свои руки, что немеют от нахлынувшего волнения. - Насколько? - уточняет он, считая, что ближе и правда уже некуда. Вместо ответа его резко хватают за грудки, и тянут вниз. Минхо не успевает и ахнуть, как врезается бёдрами о край стола, и успевает лишь закинуть левую ладонь к оконному стеклу, чтобы не навалиться на Сынмина всем весом. Основание стола тут же с жалобным скрипом пошатывается, угрожая треснуть и потерять устойчивость. А глаза Минхо расширяют свои пределы возможного и он сжимает челюсти, чтобы не выругаться матом, но Сынмин подается вперёд, почти касаясь его губ, и шепчет: - Вот так, примерно. Минхо стреляет в голову от очередной близости между ними и губы, что едва касаются его, порхая на коже, как мотыльки, снова вызывают волны мелкой дрожи. Он пытается удержать равновесие, чтобы неловкое движение не прижало его к этому телу вплотную. Он упорно старается сохранить дистанцию, и отстраняется от лица напротив, игнорируя боль от впившегося в кожу ворота футболки. - Сынмин... - сквозь зубы сцеживает Минхо, - Убери от меня руки. Ситуация начинает не хило так заводить и злить, только Минхо не понятно, какое чувство преобладает. - Нет. - отвечает Сынмин. - Зря ты со мной играешься... - А ты не робей. - и Сынмин нетерпеливо дёргает его за ворот и тянет на себя насильно. Пальцы скользят по стеклу и Минхо падает на него, оказавшись лицом к лицу. Он вспыхивает и тело, что испытывает свои пределы, будто сжатая пружина, напрягается еще больше. Это тепло. Оно слишком знакомо. Но надо дышать. Просто дышать. Медленно. Вдох, выдох. Вдох... Это тепло. Этот … парень. Почему только он так сильно влияет на него…? Минхо отцепляет цепкие пальцы от футболки, и выпрямляется во весь рост. Он пытается дышать, или хотя бы вспомнить, как это вообще делать. А Сынмин приподнимается следом, опираясь ладонями о поверхность стола, и смотрит пристально, так же выжидательно, как и Минхо ранее. Так близко. Как устоять. Можно было бы. Если бы не одно «но» - если бы это был не Сынмин. - Ладно, - Минхо с секунду раздумывает, и решительно шлёт ко всем чертям свою робость, и здравый рассудок. - Давай сыграем, Сынмин. И не теряя взгляда карих глаз, он аккуратно кладёт ладони на чужие колени. Его пальцы чувствуют лёгкое покалывание, соприкасаясь с голой кожей, но Минхо слепо, буквально на ощупь проводит ладони чуть выше, скользя по бёдрам, облачённым в тончайшую ткань, что совершенно не спасает. Тело вытягивается в струну, каменеет и пульс теряется окончательно. Минхо уже не чувствует и не слышит больше себя. Все его естество внимает лишь ощущениям, что дарит ему мягкость ткани и напряженные под ней мышцы чужого тела. Его ладони спускаются ниже к краю, пробуя изгибы в легком нажиме от чего и Сынмин начинает дышать не столь ровно, а длинные пальцы скручиваются, поблескивая серебром. Минхо наблюдает за каждой его реакцией. Он хотел бы знать, что Сынмин испытывает при каждом касании, он хотел бы знать, до каких пределов его на этот раз подпустит к себе Сынмин. И насколько далеко он сам сможет зайти. Его ладони скользят, лаская бёдра поверх тонких шорт, вызывая мелкую дрожь по телу Сынмина, и Минхо нравится нарастающая агония внутри, это возбуждение, которая лишь усиливается, когда Сынмин дышит совсем задушенно. Он словно терзает собственное терпение, чтобы найти новую линию границы, за которую Минхо нельзя переходить. Минхо осторожно возвращает ладонь на поверхность бедра, замирает, глядя Сынмину в глаза, словно хочет получить разрешение на следующий шаг. Секунду спустя, он тянется рукой выше, слегка меняя угол, и углубляется во внутреннюю область бёдер, дотрагиваясь до заветной части тела, что так бесстыдно заманивала его ранее. Дотрагивается и закрывает глаза, потому что ему кружит голову от того, насколько Сынмин мягкий и тёплый. Там. И тот в ответ на ласку тут же дёргается от нахлынувших мурашек, кусает губы, жмуря глаза. Он все равно не останавливает его. Он все еще не издает ни звука. Минхо снова смотрит на парня, и мажет плоть под тканью, поглаживая все настойчивей, и Сынмин, наконец, не выдерживает и опрокидывается на стол, подтягивая к себе колени. Постепенно плоть крепнет под ладонью, и Сынмин прикрывает лицо руками, постанывая и вздрагивая всем телом. Но все еще не останавливает. Минхо накрывает ее всей ладонью и немного сжимает, не отрывая взгляда от карих глаз. И он добивается своего - Сынмин резко вздрагивает, и сводит скулы в глухом протяжном стоне. Минхо замирает и отнимает руку. Прямо сейчас он топит в себе желание наброситься на Сынмина. Он чувствует как возбуждён сам, и на каком краю пропасти удерживает свое тело. Ему сейчас безумно хочется раздвинуть эти колени ещё шире и накрыть Сынмина собой. И ласкать, ласкать … - Еще, - задушенно шепчет Сынмин, выдыхая короткую просьбу, и смотрит в глаза пьяно, игнорируя тело, что уже дрожит, безвольно изгибаясь от возбуждения. Минхо, что только ждал этого призыва, хватает его за бёдра, и резким рывком тянет Сынмина к себе через весь стол. Младший ахает и успевает лишь вытянуть вперед ладонь, уперевшись о крепкую грудь, оставив дистанцию. - Еще ближе? - тихо спрашивает Минхо, глядя как распахнулись глаза напротив. Он хочет прочитать в них страх, отчаяние, запрет, стыд, желание, взаимность, - он готов к любому ответу. Их взгляды сталкиваются в попытке обуздать друг друга. И Сынмин пьянит Минхо. Он оглушает его, меняет, переворачивает весь мир с ног на голову, и вынуждает желать недозволенного. - Не оттолкнешь? - уточняет все также тихо Минхо, глядя в его карие, нежно поглаживая чужие бёдра. - Нет, - и Сынмин отнимает свою руку, глядя на него все столь же упрямо. - Ладно ... - еще тише отзывается Минхо и очередным рывком натягивает Сынмина на себя, припечатывая к себе вплотную. Сынмин снова ахает, как только врезается пахом в его, и неуклюже цепляется пальцами за плечи. Он жмурит глаза и морщится будто от боли, но не останавливает. - Так? - Минхо смотрит ему в глаза, смотрит на его губы, что теперь в опасной близости от него и хочет услышать ответ. - Ты хочешь такой близости? Сынмин прижат к нему настолько плотно, что Минхо будоражит кровь от ощущений. Сынмин действительно слишком приятный. Слишком податливый. Очень мягкий, как самый сладкий в его жизни пудинг. И это опасно. Даже для Минхо. Он закрывает глаза, стараясь дышать ровнее и какие-то жалкие остатки разума щебечут, уговаривая остановиться. - Ты серьезно, доиграешься Сынмин, я когда-нибудь просто не выдержу, - и это предупреждение, это признание, потому что Минхо понимает, как его тело реагирует на этого парня, и наступит момент, когда он просто поглотит его под собой. - Я не боюсь тебя, - Сынмин обвивает руками его широкие плечи, и обхватывает коленями крепкие бёдра, почти повиснув на старшем. - Ты опять за своё, - не может удержать улыбки Минхо, едва касаясь губами линии скул, и вдыхая знакомый аромат полевых цветов и меда. Его личный фимиам. Его личная фобия. Почему только этот парень так приятно пахнет... Сынмин изящно запрокидывает голову назад, раскрывая доступ к линии шеи и цепляется пальцами, вонзаясь коготками в сильные плечи. Минхо вынужденно прикрывает глаза, и тонет в нервном возбуждении, кусает внутренний уголок рта, заставляя болью заглушить терпкое желание вцепиться в это тело. Слабая нить рассудка все еще сдерживает его, и ему не хочется причинять боли Сынмину, не хочется быть неосторожным с ним, грубым, но этот парень играет в слишком пагубные игры. - Сынмин, - голос Минхо уже отдает хрипотцой, ему не хватает влаги, не хватает воздуха, его пальцы вжимаются в бёдра с неистовой силой, - Хочешь, чтобы я не удержался? Клянусь, я уже на краю, я… Но Минхо не успевает закончить фразу, как Сынмин заваливается назад, утягивая и его за собой на несчастный стол. Тот снова судорожно вздрагивает под весом двух тел и Минхо накрывает Сынмина собой, утопая в облаке тепла. Таком мягком и податливом, что разум спускает свои тормоза, и Минхо, наконец, позволяет себе потерять контроль. Его ладонь скользит выше к талии, проскальзывает под толстовку, лаская плоский живот с едва заметным рельефом косых мышц, обжигаясь от следов, что оставляют на нём острые линии рёбер, и почти мурлычит от наслаждения, зарываясь носом в тайную ложбинку между плечом и шеей, вдыхая аромат кожи. Он ладонью одной руки порхает по бёдрам, бездумно обласкивая, прижимаясь всем телом максимально близко. Сынмин ныряет пальцами в его локоны, дышит учащённо, и слегка тянет за корни, заставляя столкнуться их лицом к лицу, и заглядывает своими карими в янтарные. Минхо читает в них застывшую просьбу, и не отворачивается. Через секунду Сынмин накрывает его губы, прижимаясь так осторожно, и нежно, что Минхо снова ловит себя на мысли, что Сынмин совершенно не умеет целоваться, и это преступление, когда ты обладатель таких пухлых губ. Он раскрывает свои и целует в ответ с такой же негой, углубляя поцелуй, сминая, и аккуратно проникая языком во влажный рот, улавливая каждый сдавленный стон и трепет Сынмина. Эти звуки так приятны слуху, что можно было бы под них засыпать каждую ночь. Минхо целует его, и пропадает сам, его пальцы теряются в волосах, в этой жженой карамели, он покорён вкусом его кожи, и обнимает так крепко, как только может, словно на прощание. Минхо хочет запомнить бездонную мглу кофейных радужек, что чернее ночи, он хочет запомнить, как в этой мгле блестят звезды, когда Сынмин смотрит на него; он хочет запомнить мерцание капелек пота на висках, что утаили в себе завитушки влажных прядей, он хочет запомнить распахнутые в стоне губы, спелые, нежные, и эти алые щёки, что пылают огнем. Но чем Сынмин ближе, и чем слаще его поцелуи, тем глубже Минхо тонет в бездне, растворяясь в зыбучих песках, и уже не чувствует эти руки, не испытывает нажима от стиснувших его бёдер, не слышит ароматов кожи. От теряет его. Снова. ... Яркий свет слепит веки, Минхо нехотя распахивает взгляд и встречается с пустотой. Он больше не видит эти глаза и не чувствует этих губ. Перед ним лишь белый потолок, и пальцы в нервной дрожи сжимают хлопок простыни под разрывающийся в груди трепет сердца. Он резко приподнимается на постели, ощущая, как по телу течет пот, и назойливо дает о себе знать боль в паху. Минхо пытается отогнать от себя безумие наваждения, и сосредоточиться на странном звуке, что теребит его спутанное сознание, став причиной пробуждения. Минхо поворачивает голову в сторону двери - ручка дергается во все стороны, кто-то пытается войти. Минхо неуклюже встает с постели, но ватные ноги не слушаются, застревают в одеяле, и парень с грохотом и тихим ругательством падает на пол. Перед глазами все плывет, когда Минхо доходит до двери слегка пошатываясь. Повернув замок он, наконец, открывает дверь, и тут к его ногам припадает … Сынмин. "Пора начать принимать успокоительные", - усмехается подсознание, пока Минхо пытается переварить случившееся. Он смотрит на Сынмина сквозь пелену сонных глаз сверху вниз с нескрываемым удивлением. Минхо кажется сейчас немного заплутал в этом мире - сон продолжается или это реальность, где Сынмин почему-то практически в его спальне, разглядывает его тело взглядом голодного зверя. Минхо напрочь забыл, что стоит в одном нижнем белье, и совершенно неуместной эрекцией. Из-за Сынмина между прочим. - Ты опять пьян? - спрашивает он, потирая глаза - вдруг этот Сынмин тоже наваждение? - Нет. - отзывается тот. Весьма реально. Сынмин сидит на коленях, не отрывая взгляда от широкой и мускулистой груди. - А чего трешься у моей комнаты? - уточняет Минхо, разглядывая парня, и пытаясь стать серьёзным хёном, а не возбужденным от какого-то мимолетного эротического сна придурком. Он усиленно хочет абстрагироваться от мысли, что минутой ранее тискал Сынмина на столе. На его столе между прочим. - Я вообще-то в ванную … - говорит Сынмин и осекается, оглядывая комнату Минхо. Походу он только сейчас понял, что ошибся дверью. Очарование Сынмина действует на Минхо очень плохо. Он совершенно не может быть серьёзен. И совершенно не может абстрагироваться. Все его нутро так и тянется к этому парню. Черт подери … - Я было подумал, что ты соскучился по мне, - озвучивает Минхо, игриво улыбаясь. По пытливому взгляду Сынмина он понял, что стал объектом изучения, и Минхо очень даже не против. Сынмин встает с пола, и, смерив его голое тело нарочито презрительным взглядом, отряхивается. - В твоих снах, если только, хён. "И ты там был со мной". - хочет сказать Минхо, но держит язык за зубами. - Ну да, скучаешь ты только по Чонину, - говорит он в итоге, посмеиваясь над цирком, что вчера устроил Сынмин со своим "очень скучаю по Крошке Хлебушку". Сынмин никак не комментирует его выпад и, повернувшись чуть боком, дёргает ручку нужной двери. Он не оборачивается и не захлопывает ее за собой, что воспринимается Минхо весьма двусмысленно. Подумав, Минхо решает выйти из своей спальни, и встает у ванной комнаты, упираясь ногой в дверь, чтобы та ненароком не закрылась. Сынмин продолжает игнорировать его присутствие. Или только делает вид. - Целоваться тоже с ним хочешь? - мягко спрашивает Минхо, давая понять, что он все еще рядом, и что Сынмин именно с ним вчера в комнате отдыха предавался столь пылкой прелюдии. И Минхо ничего не забыл. - Уходи, хён - бесишь. Минхо невольно тянет очередную ухмылку, и цокает язычком. Эта манера Сынмина дерзить ему определенно нравится. Даже слишком. Он к ней пристрастился. - Будешь раздеваться? - улыбается он, оглядывая фигуру, что все еще облачена во вчерашний наряд. Значит, Сынмин спал прямо так, в этой же футболке, которую Минхо вчера задирал, оголяя кожу, и в тех же брюках, что не удерживали тепло плоти, которую он ласкал. - Я в ванной. Конечно, я буду раздеваться. Хочешь посмотреть? Минхо снова улыбается. Сон как рукой сняло, ведь реальность куда интереснее. - Если ты не против, - и он входит внутрь, закрывая за собой дверь. ***