очень хочется заботы

прошел месяц. санеми не мог игнорировать свои чувства дольше. он все сильнее ловил себя на мысли, что его взгляд постоянно возвращается к гию, даже когда тот просто стоял в стороне, молчаливый и задумчивый. он замечал, как сердце сжималось каждый раз, когда канроджи слишком близко наклонялась к гию, когда она с ним смеялась, когда касалась его руки. ревность поднималась внутри него, и это раздражало. он влюбился. окончательно и бесповоротно. гию тоже не мог не замечать изменений в поведении шигадзугавы. тот стал… странным. иногда слишком пристально смотрел на него, иногда как будто случайно касался его плеча или спины, задерживал руку на долю секунды дольше, чем нужно. эти прикосновения не были обычными. они были чем-то большим. и вот, в один из вечеров, когда луна светила особенно ярко, они сидели вдвоем на крыше здания, молча глядя на ночное небо. разговор тек плавно, неспешно — они обсуждали все подряд: прошлое, демонов, будущее, в котором демонов больше не будет. — гию, — вдруг сказал санеми, не глядя на него. — луна сегодня правда красивая, да? гию замер на мгновение, потом быстро отвел взгляд, чувствуя, как жар заливает щеки. — д-да, — выдавил он, не совсем понимая, почему так смутился. он ведь не подумал, что это было… признание? просто замечание. да? но санеми подумал иначе. он наклонился ближе, мягко, едва заметно коснулся губ гию. гию резко отстранился, вскинув руку, как будто его ударило током. — ты это прекрати, — сказал он твердо, но голос его дрогнул.(отсылка на лвпг) санеми посмотрел на него несколько долгих секунд, затем молча сжал кулаки… и ударил себя по лицу. — я-то подумал, что ты имеешь в виду другое, — пробормотал он. встал. развернулся. ушел. гию остался сидеть на крыше, чувствуя, как внутри все сжимается. и потом, сам не замечая, начал тихо плакать. на следующий день гию долго не решался, но все-таки пошел к санеми. он не мог просто оставить все так. не после того, что произошло. санеми сидел на веранде, уставившись в небо. когда он заметил гию, то слегка напрягся, но ничего не сказал. — санеми, — тихо начал гию, подходя ближе. тот не ответил. — прости. я… не хотел так реагировать. санеми вздохнул и потер переносицу. — да это не твоя вина, гию. это я дурак. он сжал пальцы в кулаки, будто злился на себя. — я не хотел… ну… целоваться, — наконец выдавил он, избегая смотреть в глаза. — просто… само собой получилось. гию молчал, а потом вдруг мягко улыбнулся. — я знаю. санеми усмехнулся, но в этой усмешке не было ни злости, ни язвительности — только усталость и стыд. сиюминутный импульс — и гию наклонился, осторожно обнял его. санеми застыл, но через мгновение медленно, нерешительно обнял его в ответ. — мы друзья? — вдруг спросил гию. санеми на секунду закрыл глаза, будто пытаясь проглотить что-то горькое, и крепче сжал его в объятиях. — друзья, — выдохнул он. но где-то в глубине души он знал, что на самом деле хочет большего. санеми желал обниматься с гию по ночам. желал этого до дрожи в пальцах, до напряжения в груди, до бессонницы, когда лежишь, уставившись в потолок, и представляешь, как это могло бы быть. он хотел чувствовать его рядом — не на расстоянии, не случайными прикосновениями, не украдкой. хотел прижимать его к себе, ощущать тепло его тела, его дыхание у себя на ключице, слышать, как он постепенно расслабляется в его руках. хотел провести пальцами по его волосам, посмотреть, как он реагирует, как немного морщится во сне, но не отстраняется. хотел переплести их пальцы, просто чтобы попробовать, чтобы убедиться, что это реально, что это происходит. санеми мечтал о том, чтобы гию позволил ему это. не просто терпел, не просто принимал, а сам искал его руки в темноте. сам тянулся, сам обнимал. он желал ночей, в которых нет одиночества. где есть только мягкий свет луны, медленные, спокойные прикосновения, ленивые разговоры, которые утихают, когда усталость берет верх. он хотел касаться его. не жадно, не грубо, а бережно. хотел чувствовать, как под его пальцами напрягаются и расслабляются мышцы, как гию чуть вздрагивает, но не отстраняется, не прячется, не говорит «ты это прекрати». он желал просыпаться с ним рядом. не просто видеть его на утренних собраниях, не просто встречаться взглядами через всю комнату. а открывать глаза и первым делом видеть его. ощущать, как гию дышит рядом, как его грудь плавно поднимается и опускается, и думать: «он здесь». санеми хотел романтики. настоящей, тихой, неизбежной. той, которая не требует слов, потому что в ней и так все понятно. той, которая не сковывает, а делает свободнее. он хотел, чтобы гию тоже этого желал. гию хотел, чтобы его касались. он хотел, чтобы санеми прикасался к нему — просто, легко, будто это само собой разумеющееся. чтобы касался его плеча, когда проходил мимо. чтобы задерживал руку на его запястье чуть дольше, чем нужно. чтобы иногда, неожиданно, просто взъерошивал ему волосы, хмыкая с привычной насмешкой. он хотел, чтобы санеми обнимал его. просто так, без причины. не в порыве эмоций, не чтобы успокоить, не из-за усталости. а просто потому, что ему хочется. потому, что это нормально. он хотел..чтобы санеми целовал. оставлял поцелуи на шее.. но гию убеждал себя, что он не хочет этого. ему не должны быть нужны все эти прикосновения. не должны. он говорил себе, что это странно. что это неправильно. что не может же он просто взять и сказать санеми: «останься рядом. просто сядь ближе. просто обними меня». он не мог этого сказать. и не мог перестать этого желать. когда санеми иногда случайно касался его — шутливо толкал в плечо, случайно задевал руку — внутри у гию все сжималось. он хотел, чтобы это повторилось. хотел, чтобы это длилось дольше. или даже больше. он хотел большего. и сразу же злился на себя за эти мысли. он не должен этого хотеть. это неправильно. но тогда почему, когда санеми крепко обнимает его сейчас, гию не хотел, чтобы он отпускал? почему, когда санеми смотрел на него слишком внимательно, слишком близко, внутри все замирало? почему ему казалось, что если санеми однажды просто обнимет его без лишних слов, он не сможет оттолкнуть его? гию не знал ответа. но он хотел. хотел, чтобы было много прикосновений. и ненавидел себя за это.