Mimesis

То — образ женщины с осанкой величавой,

Чья прядь в бокал вина бежит волной курчавой,

С чьей плоти каменной бесчувственно скользят

И когти похоти, и всех вертепов яд.

|с. Шарль Бодлер

Летиция шла по коридору больницы, автоматически кивая коллегам, но её мысли были далеко от рабочего места. Подавленность, которая настигла её после разговора с Себастьяном, не отпускала. Она старалась держаться, делая вид, что всё в порядке, но каждый новый отказ, каждое письмо из банка с формулировкой «Ваш запрос отклонён» лишь усугубляли её состояние. Снаружи она была спокойной, даже улыбчивой, но внутри бушевала буря из отчаяния, усталости и злости на свою беспомощность. Себастьян, как и всегда, был рядом. Его утренние завтраки с ароматным кофе, идеальной яичницей и хрустящими тостами стали своего рода ритуалом. Он не задавал лишних вопросов, не давил на неё, но его взгляд говорил больше, чем слова. Каждый раз, когда она чувствовала себя на грани, его присутствие возвращало её к реальности. Вечерние ужины, казалось, были организованы для того, чтобы она хоть немного расслабилась. Себастьян наполнял её бокал вином, рассказывал что-то отвлечённое, иногда смешное, иногда до боли саркастичное, заставляя её улыбаться. Но несмотря на всю его заботу, Летиция чувствовала, что проблема жилья, как камень, привязанный к её ногам, тянет её вниз. Каждый отказ из банка был словно плевок в лицо. Её зарплата интерна была смехотворно мала, чтобы рассчитывать на ипотеку. Она понимала, что её положение — это не просто временные трудности. Это был замкнутый круг. Потеря дома родителей стала началом этого кошмара. Когда их фирма обанкротилась, кредиторы забрали всё: дом, машину, даже семейные реликвии. Осталась только память, которую теперь больно было вспоминать. В один из вечеров, когда Себастьян вновь приготовил ужин, она сидела за столом, ковыряя вилкой салат, но еда казалась безвкусной. Себастьян, сидя напротив, молча наблюдал за ней. Его лицо, как всегда, было спокойным, но в глазах читалась тонкая, едва уловимая озабоченность. — Ты опять думаешь об этом, — сказал он, скорее утверждая, чем спрашивая. Она вздохнула, поставив вилку на тарелку. — Это сложно, Себ. Ты не понимаешь, как это — быть в таком положении. Кажется, что выхода нет. Всё упирается в деньги. Он не ответил сразу, лишь наклонился немного вперёд, подперев подбородок рукой. Его взгляд был изучающим, словно он анализировал её слова, пытаясь найти решение, которое она упустила. — Летиция, — начал он после паузы, — я понимаю больше, чем ты думаешь. И я не говорю, что это легко. Но ты слишком много времени тратишь на то, чтобы жалеть себя. Это не твой путь. Её глаза вспыхнули, и она резко подняла голову. — Жалеть себя? Ты серьёзно? Ты думаешь, я наслаждаюсь этим? Думаешь, я хочу чувствовать себя беспомощной? — в её голосе звучала горечь. Он поднял руки, словно сдаваясь. — Нет, я этого не сказал. Но ты зацикливаешься на препятствиях вместо того, чтобы искать обходные пути. Она замолчала, чувствуя, как внутри всё кипит. Его слова раздражали, но в них была правда. Себастьян, как ни странно, знал её лучше, чем многие другие. Её злость быстро угасала, сменяясь усталостью. — Я пробовала, — сказала она, уже тише. — Я пыталась найти выход. Но всё бесполезно. Банки не дают мне кредит, у меня нет своих накоплений, нет ничего. Я чувствую, будто борюсь с ветром. Себастьян некоторое время молчал, а потом поднялся из-за стола. Подойдя к её стулу, он склонился и положил руку ей на плечо. — Мы что-нибудь придумаем, — сказал он мягко, его голос был словно успокаивающий шёпот. — Я обещал, что не оставлю тебя одну. Она кивнула, не глядя на него. Её глаза наполнились слезами, но она быстро моргнула, прогоняя их. Себастьян всегда говорил так, словно был уверен, что всё под контролем. Её единственной надеждой оставалось поверить ему, хотя разум упрямо твердил, что всё это может закончиться плохо. Летиция шла по длинному коридору больницы, гулкий звук её каблуков эхом разносился в тишине. Руки были заняты папкой с документами, которые нужно было срочно передать в амбулаторное отделение. Это были результаты анализов пациентов, требовавшие срочного рассмотрения. Однако, на самом деле, она едва осознавала, куда идёт и зачем. Её мысли вновь и вновь возвращались к той же проблеме: отсутствие дома, отказ банка, невозможность удочерить Мерьем. Всё это давило на неё с такой силой, что казалось, её лёгкие вот-вот перестанут дышать. Её пальцы инстинктивно сжали папку сильнее, пока она бродила в своём внутреннем лабиринте. Она вспомнила лицо девочки: её большие, наивные глаза, тонкий голосок, который спрашивал, сможет ли она скоро покинуть приют. Сердце Летиции болезненно сжалось. Она чувствовала, как будто предала её, даже несмотря на все усилия, которые приложила. Коридор был полупустым. Мимо проходили коллеги, но их голоса и шаги звучали для неё так, будто доносились из другой вселенной. Она словно двигалась сквозь вязкий туман, который обволакивал её и отрезал от реального мира. Подойдя к двери амбулаторного кабинета, она рассеянно потянулась за ручкой. Её движения были настолько машинальными, что она даже не подняла взгляд, когда открывала дверь. И вдруг, войдя внутрь, она застыла, а время внезапно остановилось. Себастьян. Картинка перед её глазами была резкой, невыносимо четкой, как будто кто-то намеренно увеличил контраст, чтобы не дать ей отвернуться или закрыть глаза. Горячий блеск пота скользил по его спине, очерчивая каждый мускул, каждую линию, срывая воздух из её лёгких. Его волосы были влажными, растрёпанными, падая на лицо, которое она привыкла видеть спокойным, почти холодным. На столе, полностью обнажённая, лежала медсестра, которую Летиция знала только мельком. Её тело изгибалось в порыве страсти, и стоны разрывали тишину комнаты, звуча громче, чем удары сердца Летиции. Поза женщины, её распущенные волосы, алый отпечаток помады на его груди — всё кричало о распущенности, о чем-то животном, инстинктивном, первобытном. Горячая волна подступила к горлу, сжигая её изнутри, и она вдруг поняла, что забыла, как дышать. Её взгляд застыл на контрасте: влажное от пота тело Себастьяна, обнажённое до последней линии, его мышцы, которые двигались под кожей в идеальном, почти механическом ритме, и тонкие, изящные женские руки, обхватившие его спину, царапая кожу, оставляя красные линии. Летиция едва могла осознать, что происходит, её мысли разлетелись на осколки, как стекло, разбитое о бетонный пол. Каждый осколок кричал по-своему: шок, гнев, смятение, и… что-то ещё. Что-то, от чего становилось невыносимо душно. Медсестра лежала на столе в позе, которая казалась почти театральной: одна нога свободно свисала, другой она обхватила Себастьяна, притягивая к себе с силой, которая граничила с отчаянием. Её голова была запрокинута, лицо раскраснелось, глаза полузакрыты, а губы, припухшие от страсти, шептали что-то, что Летиция не могла разобрать. Себастьян был сосредоточен, почти поглощён процессом, его обычно безупречное лицо выражало нечто дикое, первобытное, черты стали грубее, губы полуоткрыты, как будто он позволял себе слабость, которую никогда раньше не показывал. Его волосы растрёпаны, отдельные пряди липли ко лбу, а капли пота скатывались по его ключицам, исчезая в изгибах обнажённой груди. Она никогда не видела его таким: живым, почти звериным, лишённым той холодной самоконтролируемой ауры, к которой привыкла. Шум в комнате был слишком громким, слишком интимным. Словно каждый вздох, каждый стон медсестры эхом отдавался в её голове, усиливая чувство удушья. Запах — смесь пота, возбуждения и ещё чего-то солоновато-металлического — бил в нос, как удар хлыста. Её пальцы впились в дверной косяк, ногти скользнули по шероховатой поверхности, оставляя мелкие белые полосы. Летиция чувствовала, как горло сжимается, а грудь поднимается и опускается в слишком коротких, нервных вдохах. Она пыталась унять дрожь в коленях, но они будто превратились в резину, отказываясь подчиняться. Почему она не уходит? Почему стоит здесь, как зачарованная? Это был Себастьян, её Себастьян, который каждое утро готовил ей кофе, который обещал защищать, быть рядом. Тот, чей голос, всегда спокойный и чуть насмешливый, стал для неё якорем в этой сумасшедшей жизни. А теперь он — часть этой сцены, чужой, недоступной, грязной в своей откровенности. И всё же, сквозь ярость и унижение, что-то жгло её изнутри. Она не могла оторвать взгляд от его движений, от того, как его руки обхватывают бёдра женщины, как его спина напрягается с каждым рывком. Это было слишком откровенно, слишком интимно, и всё же она смотрела. Потому что в её голове, где-то в глубине, шевельнулось чувство, которое она не могла объяснить. Ревность? Зависть? Желание? Или всё сразу? Её ноги казались прикованными к полу, а мир вокруг замер. Только они — эти двое, слитые в одном ритме, в одном дыхании. И она, посторонний наблюдатель, не знающий, как вернуть себе способность дышать. Летиция почувствовала, как её внутренности скрутились в болезненный узел, стоило их взглядам встретиться. Льдисто-голубые глаза Себастьяна, обычно спокойные, пронизывающие и расчетливые, теперь были затуманены жарким желанием. Этот взгляд, полный первобытной страсти, пронзил её насквозь, будто холодное лезвие коснулось её сердца. И вместо того чтобы остановиться, вместо малейшего намёка на смущение или угрызения совести, он, не отрывая глаз, сказал, чтобы она закрыла дверь, и затем… ускорился. Его движения стали резче, ритм — неистовее, а дыхание — громче, как будто её присутствие подстегнуло его ещё больше. Она не сразу поняла, что происходит. Тело отказывалось двигаться, застыв, как марионетка, оставленная без кукловода. Мысли метались, сталкивались друг с другом в хаотичном вихре. Всё это было неправильно. Она не должна была быть здесь. Не должна была это видеть. И уж точно не должна была испытывать ту лавину чувств, которая обрушилась на неё в этот момент. Себастьян выглядел чужим, почти звериным, и всё же она не могла избавиться от ощущения, что это было настоящим. Без масок, без фальши, без той холодной сдержанности, которой он всегда окружал себя, словно бронёй. Это был он — живой, реальный, неподдельный. И это рвало её на части. Она почувствовала, как её ноги, наконец, отрываются от пола. Развернувшись, она вылетела в коридор, с грохотом закрыв за собой дверь. Шум захлопнувшейся двери эхом отразился в пустом помещении, и только это заставило её понять, что она снова может дышать. Грудь вздымалась от неровных вдохов. Она прижала ладони к животу, пытаясь унять дрожь, но руки слушались плохо. Шаги были резкими, почти неуклюжими, когда она направилась к лестнице, чтобы уйти подальше, сбежать. В голове звучал его голос, спокойный, даже немного ленивый: "Закрой дверь." Этот приказ, спокойный и наглый, как пощёчина, снова и снова бил её в висках. Что он чувствовал в этот момент? Знал ли он, что этим убивал её? Или, может быть, его абсолютно не волновало, что она видела? Она остановилась на лестничной клетке, оперлась о перила и зажмурилась, надеясь, что это поможет. Но перед её глазами всё ещё стояла картина: его обнажённое тело, напрягшиеся мышцы, блестящие от пота, и взгляд, полный страсти. Она ощущала, как этот образ буквально выжигал её изнутри, оставляя болезненный осадок где-то в груди. Её мысли метались. Зачем он это сделал? Разве он не понимал, как это на неё повлияет? Но самое страшное — почему она это вообще чувствовала? Почему внутри разгоралась ярость, такая жгучая, что, казалось, сердце не выдержит? Нет, это была не только злость. Она чувствовала зависть. Да, это было гадкое, уродливое чувство, которое она не могла подавить. Она ненавидела ту женщину, лежащую под ним, ненавидела, что её руки оставляли следы на его теле, что она видела ту его часть, которую он никогда не показывал Летиции. А потом к горлу подступил ком. Это было слишком унизительно. Она вдруг почувствовала себя маленькой, никчёмной, слабой. Зачем она вообще здесь? Разве он хоть раз давал ей понять, что она ему важна? Нет. Он был её демоном. Её мучителем. Той сущностью, которая играла её чувствами, манипулировала, но никогда не давала ничего настоящего. И всё же, глубоко внутри, она знала, что лжёт себе. Себастьян был не просто демоном. Он стал частью её жизни, её мыслей, её чувств. Он был тем, кому она доверяла больше, чем кому-либо, даже зная, что он мог предать её в любой момент. Она трясущимися пальцами достала из кармана сигарету, но руки дрожали так сильно, что она едва могла её зажечь. Губы плотно сжались вокруг фильтра, но даже это не могло унять бурю внутри. Она курила, а перед глазами всё ещё стояла эта сцена: она за дверью, он — внутри, с другой женщиной. Сигарета обожгла пальцы, и она выронила её, едва не вскрикнув от боли. Этот небольшой ожог словно вернул её в реальность. Смахнув слезы, которые сами собой начали стекать по щекам, она выпрямилась. Нужно было двигаться дальше. Но вот только как? Она не могла больше находиться в этих стерильно-белых стенах, где всё вокруг пропахло запахом дезинфекции и чужих судеб. Каждая минута пребывания в больнице казалась пыткой, каждый шаг — словно тащить за собой мешок с камнями. В голове мелькала только одна мысль: уйти, сбежать, спрятаться. Она подошла к стойке администратора и, выдав тихим голосом, что ей плохо, попросила отпроситься. Голос звучал ровно, но она сама чувствовала, как под ним дрожит тонкая плёнка срыва. Отпросившись, она быстро направилась к выходу, избегая встречных взглядов. Коллеги, пациенты, даже случайные прохожие на её пути — все они вдруг стали невидимыми, лишь размытой тенью, скользящей по её периферийному зрению. Когда двери больницы закрылись за её спиной, Летиция, наконец, вдохнула полной грудью. Но и этот воздух не принёс облегчения — он будто не доходил до лёгких, оставаясь тяжёлым комом в горле. Её шаги стали быстрее, почти бегом, пока она не добралась до ближайшей остановки. Ехать в эту минуту казалось невыносимо, но идти пешком — ещё хуже. Она втиснулась в переполненный автобус, чувствуя, как вокруг неё сжимаются стены из тел, разговоров и чужих запахов. Всё это ещё больше усиливало её желание исчезнуть. Выйдя на своей остановке, Летиция бросилась к дому. С ключами в руках она несколько раз промахнулась мимо замка, прежде чем, наконец, дверь сдалась. Захлопнув её за собой, она сняла туфли, даже не удосужившись аккуратно их поставить, и прошла вглубь квартиры. Словно на автомате, она упала на диван и уткнулась лицом в подушку. Пространство вокруг вдруг показалось удушающим. Четыре стены, которые обычно давали ощущение уюта и безопасности, теперь словно сжимались, давили на неё, как если бы пытались вытянуть наружу все те чувства, которые она пыталась заглушить. Она понимала, что Себастьян занимался этим и раньше. Конечно, он занимался. Человек — или, точнее, демон — с его внешностью и уверенностью в себе вряд ли проводил ночи в одиночестве. Знать это было одно. Знать и видеть своими глазами — совсем другое. Она не могла выкинуть из головы эту сцену. Как его тело напрягалось, как мышцы двигались под блеском пота, как его руки — те самые, что столько раз подносили ей кружку с кофе, поправляли выбившийся локон, держали её за плечи в минуты отчаяния — теперь крепко сжимали чужую плоть. Летиция закрыла глаза, но это лишь усилило яркость воспоминания. Каждый миг той сцены, как кинолента, вновь и вновь прокручивался у неё перед глазами. Она чувствовала себя униженной. Но почему? Она ведь никогда не претендовала на что-то большее в их странных, нездоровых отношениях. Себастьян был её демоном, её мучителем и спасителем одновременно. Они заключили контракт, и она прекрасно знала, что это не делает его её собственностью. И всё же внутри её будто что-то сломалось. Этот взгляд, который он бросил ей через плечо, тот странный, почти ленивый приказ закрыть дверь — всё это жгло её изнутри. Он не остановился, не смутился, не испытал ни капли угрызений совести. Он сделал свой выбор — продолжить, даже зная, что она стоит там, ошеломлённая, уязвлённая, раздавленная. Где-то в груди закипала злость, смешанная с обидой. Сама на себя, за свои реакции, за эту слабость, за то, что её это так задело. И на него — за его хладнокровие, за то, что он всегда остаётся таким невозмутимым. Она резко поднялась с дивана и прошлась по комнате, чувствуя, как внутри её раздирает беспокойство. Хотелось что-то разбить, закричать, дать выход этому вулкану эмоций, которые кипели внутри. Но вместо этого она просто подошла к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. Она пыталась придумать, что сказать ему, если они снова встретятся. Как выстроить стену между собой и этими чувствами. Но каждая мысль утыкалась в тупик. Себастьян был мастером манипуляций. Он знал, как выворачивать ситуацию так, чтобы выйти победителем. И что бы она ни сказала, он найдёт способ снова оставить её в проигрыше. Летиция глубоко вздохнула. Ей нужно было время. Время, чтобы собрать себя по кусочкам и придумать, как держать дистанцию с тем, кто, кажется, знает её лучше, чем она сама. Себастьян застёгивал пуговицы на рубашке, движениями размеренными и механическими, будто каждый шов ткани должен был помочь ему собрать мысли воедино. Отголоски недавнего акта всё ещё витали в воздухе, напоминая о себе слабым запахом чужого парфюма и согретой кожи. Его лицо сохраняло внешнюю невозмутимость, словно всё, что только что произошло, было обыденной частью дня. Медсестра, с улыбкой на лице, чмокнула его в губы, пробормотала что-то восторженное о его умении, и, подхватив свою одежду, вышла из комнаты. Её каблуки коротко застучали по полу коридора, затихая за углом. Себастьян остался один, с ощущением странной тишины, которая, кажется, заполнила всё пространство вокруг него. Он вздохнул и посмотрел в сторону двери, где недавно стояла Летиция. Её лицо, такое неподвижное, будто высеченное из камня, и глаза, горящие смесью боли, растерянности и, что удивило его больше всего, ревности, всё ещё стояли перед его мысленным взором. Её взгляд, в котором смешались шок и отчаяние, был как удар, который он почувствовал позже, с запозданием, но не менее болезненно. Себастьян часто играл с человеческими эмоциями, он привык видеть гнев, восхищение, страх, даже желание. Но это... Это было другое. Он задумчиво застегнул последнюю пуговицу и потянулся за галстуком. Её взгляд вспыхнул в его сознании с новой силой. Она видела не просто его обнажённое тело или его действия — она видела нечто большее. То, что, как он теперь осознавал, было важнее всех слов, которые она могла бы сказать. Она видела его безразличие. Видела его способность быть с кем-то ещё, как будто она для него ничего не значила. Он вспомнил, как её губы дрожали, когда она стояла на пороге, как пальцы сжали дверную ручку, будто она искала в этом хоть какую-то опору. Вспомнил, как она сжалась, как будто каждый его вздох и движение были направлены ей в сердце. Она не сказала ни слова. Но её молчание кричало громче любого обвинения. Себастьян провёл рукой по волосам, на мгновение закрыв глаза. Ему нужно было признать, пусть даже перед самим собой: он недооценил, насколько важным стал для Летиции. Он не хотел этого — не хотел, чтобы она видела в нём нечто большее, чем инструмент, защитника, может быть, помощника. Но теперь, когда он увидел её взгляд, он понял: для неё это всё-таки было больше, чем контракт. Он не ожидал, что это будет иметь для неё значение. Не ожидал, что её чувства могли зайти так далеко, что она станет испытывать боль. И всё же в глубине души он осознавал: её боль — это его ошибка. Он допустил, что между ними начала образовываться связь, которая выходит за рамки обычных договорённостей. "Она ревнует," — мелькнула в голове мысль. Это чувство он знал прекрасно, видел его сотни раз в глазах людей, с которыми имел дело. Но здесь, с Летицией, это было иначе. Её ревность была не истеричной или требовательной. Она была глубокой, почти невидимой, но такой яркой, что отдавала чем-то похожим на рану. Себастьян задумчиво застыл у окна, глядя на серый двор больницы, пока мысли вихрем кружились в голове. Это не просто человеческая эмоция, это трещина, которая может разрушить всё, что между ними. Или, напротив, сделать их ещё ближе. Себастьян замер в дверях гостиной, словно боялся нарушить ту тишину, что окутала пространство. Летиция спала на диване, свернувшись клубком, будто стараясь укрыться от всего мира. Её рыжие волосы рассыпались по подушке мягкими медными завитками, отражая тусклый свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь шторы. Этот свет словно ласкал её лицо, делая его ещё более хрупким и беззащитным. Он стоял, не двигаясь, не из-за того, что боялся разбудить её, а потому что не мог отвести взгляд. В этот момент она была одновременно так далека и так близка, что он едва мог разобраться в собственных чувствах. Она выглядела уязвимой. Линия её шеи, полуоткрытые губы, лёгкое движение ресниц — всё говорило о том, что она во власти сна, полностью доверившись этому моменту. И это доверие почему-то жгло его изнутри. Себастьян, привыкший видеть людей в их слабостях и использовать это против них, неожиданно ощутил нечто новое. Вину? Он нахмурился, не привыкший к подобным ощущениям. Но чем больше он смотрел на Летицию, тем сильнее это чувство прорастало в нём, как заноза, которую нельзя вытащить. Он вспоминал её взгляд в тот момент, когда она стояла в дверях амбулатории, её дрожащие губы и затравленный, почти раненый взгляд. Этот взгляд преследовал его даже сейчас, стоя здесь, в её квартире, в её мире. Она пыталась держаться. Это видно по всему: по недопитой чашке кофе на столе, по стопке документов, оставленной на кресле, по одеялу, едва прикрывающему её плечи. Она была сильной, но даже самые сильные люди ломаются, и он чувствовал, что именно он толкнул её к этой грани. Себастьян шагнул ближе, бесшумно, словно тень, но не решился подойти слишком близко. Он видел, как её грудь ровно вздымалась и опускалась, как её лицо, напряжённое днём, сейчас разгладилось, обретая покой. Этот покой был обманчивым, он это знал. Она пыталась забыться, уйти от той боли, что он сам и причинил. В его голове всплыли сцены последних дней: её подавленность, её попытки держать всё под контролем, её молчание. И он понял, что именно это молчание оказалось самым громким упрёком. Себастьян опустил взгляд, его обычно ледяные голубые глаза потеплели, отражая внутреннюю борьбу. Впервые за долгие века он почувствовал себя виноватым не за проступок, а за то, что не уберёг. Он был её демоном, её защитником, её якорем. А вместо этого стал причиной её страданий. И эта мысль не отпускала его, разъедая изнутри. Она что-то прошептала во сне, неразборчиво, но её лицо на миг нахмурилось. Этот маленький жест словно ударил его сильнее, чем её возможные слова. Себастьян склонил голову, его волосы упали на лицо, скрывая его выражение. Он понимал: он должен что-то сделать. Исправить то, что разрушил. Укрепить то, что начал расшатывать своей беспечностью. Она заслуживала этого, даже если её доверие стоило ему больше, чем он хотел признать. Себастьян медленно присел на корточки, словно боясь нарушить хрупкую грацию этого момента. Его движения были осторожными, почти нерешительными, что для него было непривычным состоянием. Тонкими пальцами он коснулся её лица — мягко, невесомо, как дуновение ветра. Тёплая кожа под его рукой оказалась куда более реальной, чем он ожидал, и это прикосновение запульсировало в нём странным откликом. Её глаза приоткрылись, медленно и тяжело, как будто ей было сложно вырваться из объятий сна. На мгновение она смотрела на него, не понимая, что он делает здесь, так близко, но затем её взгляд потемнел, превратившись в ледяную завесу. — Уходи, Себастьян, — её голос звучал глухо, отрывисто, как удар колокола в пустоте. — И закрой дверь. Он не отстранился. Не отвёл руку, не отвёл взгляда. Его глаза, казалось, потемнели на долю секунды, а затем стали ясными, почти вызывающе спокойными. — Нет, — его голос был низким, твёрдым, без намёка на колебание. Её лицо исказилось в болезненной гримасе, будто она пыталась удержать слёзы, но те всё равно прорвались, обжигая щёки. Летиция резко оттолкнула его руку, словно прикосновение Себастьяна было ядом, и, приподнявшись, бросилась на него, обрушивая кулачки на его грудь. — Ты… ты отвратителен! — выкрикнула она, голос сорвался на хрип, а дыхание стало неровным, рваным. — Как ты можешь? Как ты смеешь приходить сюда, смотреть на меня, будто ничего не произошло? Её руки метались, удары сыпались на его грудь, плечи, иногда по касательной скользя по его лицу. Она вложила в них всю боль, всю накопившуюся обиду, которую так долго пыталась подавить. Но что ему её удары? Его мышцы едва реагировали, движения были мягкими, без усилий. Себастьян стоял спокойно, не шелохнувшись, как скала, принимающая на себя слабый шторм. Её пальцы то сжимались, то разжимались, ногти царапали его рубашку, но это, казалось, его совершенно не беспокоило. Он наблюдал за ней. Его взгляд, лишённый привычной ледяной отстранённости, был направлен прямо ей в глаза. Там, за злостью, он видел боль. Настоящую, хлёсткую, почти разрывающую её изнутри. — Хватит! — выкрикнула она снова, ударяя его особенно сильно в грудь, но это не вызвало у него даже малейшего движения. — Ты играешь со мной, Себастьян! Ты… ты никогда не понимал! — Закончи, — его голос прозвучал мягко, почти шёпотом, но в нём было что-то тяжёлое, что сбивало дыхание. Летиция остановилась, замерев с занесённым кулаком. Руки её дрожали, а сама она тяжело дышала, будто только что пробежала марафон. Слёзы текли по её щекам, горячие, солёные, оставляя влажные дорожки на её коже. Она не пыталась их вытереть, не пыталась выглядеть сильной. — Ты… ты просто смеёшься надо мной, да? — она попыталась говорить с вызовом, но голос сорвался, превращаясь в шёпот. — Ты всегда такой. Непроницаемый, холодный. А я… я просто глупая. Она осела на диван, сжав кулаки, но уже не поднимая их. Себастьян тихо опустился на корточки перед ней. Его лицо было спокойным, но глаза — эти глубокие льдисто-голубые глаза — выдавали едва уловимую тень сожаления. — Ты закончила? — спросил он, снова мягко, но его голос словно касался её кожи, пробираясь внутрь. Она не ответила. Её плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий. Её волосы, растрёпанные, мягкими волнами спадали на лицо, скрывая слёзы, но он видел всё. Себастьян осторожно обвил её руками, притягивая ближе, словно заключая в кокон из своего присутствия. Его объятия были крепкими, но не грубыми, скорее несущими тихую уверенность. Летиция, поначалу пытавшаяся вырваться, внезапно застыла, чувствуя тепло его тела и неуловимое ощущение безопасности, которое он, вопреки всему, внушал. Её дыхание сбилось, а сердце забилось быстрее, отзываясь на его близость. Он приблизился к её уху, и его голос, ровный, бархатный, словно тёмный шёлк, окутал её, наполняя каждое слово спокойной силой: — Летиция, — его выдох коснулся её кожи, заставляя мурашки пробежать по шее. — Ты ведь знала. Всегда знала, кем я являюсь. Я никогда не был монахом, и уж точно не давал обет целомудрия. Она дернулась, словно его слова были пощечиной, но он не отпустил её, продолжая говорить с той же тихой уверенностью, погружая её в свой голос: — Это часть меня. Часть моей сущности. Мои потребности… они сильнее, чем у людей. Сильнее, чем ты можешь себе представить. — Его пальцы осторожно скользнули по её спине, создавая ощущение, будто он не просто удерживает её, но и поддерживает в этот момент. — И ты знала это с самого начала. Летиция закрыла глаза, сжав кулаки на его рубашке, её тело напряглось в попытке отгородиться, но его слова проникали глубже, ломая её барьеры. — Я не оправдываюсь, — продолжил он, голос стал ниже, будто он говорил только для неё одной. — Я лишь хочу, чтобы ты поняла. Это не слабость, не насмешка, не игра. Это часть того, кем я являюсь. Его голос становился тише, но от этого каждое слово звучало ещё сильнее, пробираясь в самую глубину её сознания. Он прижался губами к её виску, оставляя еле ощутимый след, который больше ощущался, чем был реальным. — Но знай одно, Летиция, — добавил он, и в его тоне впервые мелькнуло нечто мягкое, почти трепетное. — Что бы ты ни думала обо мне сейчас, что бы ты ни чувствовала, ты для меня — гораздо больше, чем просто часть этого мира. Её плечи начали расслабляться, но он всё ещё держал её крепко, не позволяя ей отстраниться, пока она не начнёт дышать ровно. Себастьян чуть отстранился, но лишь настолько, чтобы встретиться с её взглядом. Его глаза были ледяными и проницательными, но в их глубине теплился огонь, опасный и манящий. Он видел в ней всё — обиду, гнев, желание оттолкнуть его и… нечто иное. Нечто, что она тщетно пыталась спрятать за маской негодования. — Скажи мне, Летиция, — его голос звучал с той самой хрипотцой, от которой, казалось, воздух вокруг сгущался, становясь тягучим. — Чего ты хочешь? Её тело напряглось, она попыталась вырваться, но он не дал ей такой возможности. Её запястья оказались в его руках, нежно, но твёрдо удерживаемые, и это прикосновение было словно оковы, которые она не могла и не хотела сбросить. Её глаза метались, словно она искала спасительный выход, но в его взгляде было что-то гипнотическое, лишающее сил. — Уходи, Себастьян, — её голос дрогнул, но она всё же смогла выдавить это через стиснутые зубы. Он скользнул носом по линии её скулы, его дыхание горячей волной прокатилось по её коже, вызвав почти физическое ощущение. — Нет, — прошептал он, так близко, что его губы едва касались её щеки, — чего ты действительно хочешь? Его слова были словно наваждение. Она зажмурилась, пытаясь справиться с нарастающим внутри неё хаосом. Её разум твердил одно, но тело словно жило собственной жизнью, реагируя на его прикосновения и голос. — Себастьян, — она попыталась снова вырваться, но его хватка лишь слегка усилилась, напоминая о том, что он контролирует всё происходящее. Его пальцы чуть сильнее сжали её запястья, но не причиняя боли, а лишь усиливая её беспомощность. Его губы оказались у самого уголка её рта, но он не поцеловал её, лишь оставил там тёплый след своего дыхания. — Скажи мне, Летиция, — его голос стал ещё ниже, его взгляд остановился на её губах, словно это было единственное, что существовало в этот момент. — Чего ты хочешь на самом деле? Она резко вдохнула, её глаза открылись, и на мгновение в них была буря — смесь обиды, желания, гнева и бессильной ярости. — Я хочу... — она запнулась, её голос дрожал, а губы едва двигались. Себастьян замер, словно ожидая, что этот момент будет решающим. Его взгляд не отпускал её, а в воздухе между ними казалось, вспыхивали искры. — Я хочу тебя, — выдохнула она, словно срываясь с обрыва. Её слова висели в воздухе, как нечто неизбежное. Она встретила его взгляд, наполненный триумфом, и её сердце застучало ещё быстрее. Себастьян не дал ей времени осознать сказанное. Его губы обрушились на её с требовательной яростью, словно он наконец позволил себе сорвать те цепи, которыми так долго сдерживал свои желания. Поцелуй был глубоким, жёстким, лишённым нежности, но настолько притягательным, что Летиция на мгновение потеряла связь с реальностью. Она ощутила вкус его кожи — терпкий, горячий, с намёком на тёмное искушение, которое он приносил с собой. Её запястья всё ещё были в его руках, но теперь он использовал их, чтобы притянуть её ближе, почти впечатывая в своё тело. Его сила, казалось, пронизывала каждый сантиметр её существа, лишая способности сопротивляться. Одной рукой он отпустил её, позволяя лишь мгновение почувствовать иллюзию свободы, прежде чем его пальцы скользнули вниз по её талии, уверенно задирая ткань её блузы. Его прикосновения были откровенными, требовательными, почти обжигающими. Тонкие пальцы исследовали её тело, оставляя за собой дорожку ощущения, которое затмевало разум. Летиция ахнула, когда его ладонь оказалась на её бедре, пробежавшись вдоль обнажённой кожи. Она ощущала, как её тело предательски откликалось, словно сопротивляться ему было бессмысленно. Она попыталась вырваться, но её собственные руки вместо этого цеплялись за его плечи, пальцы вонзались в ткань рубашки, которую он даже не удосужился застегнуть после своего прихода. Её сознание пыталось кричать, что это неправильно, что нужно остановиться, но её тело, казалось, говорило совершенно иное. — Себастьян… — её голос сорвался, когда его губы переместились на её шею, оставляя влажные следы поцелуев вдоль линии её ключиц. Он не отвечал. Его дыхание было горячим и тяжёлым, а его движения — настойчивыми. Он действовал как хищник, уверенный в своей добыче, но в этих действиях не было грубости. Скорее, это была завораживающая смесь силы и контроля, от которой её сердце бешено колотилось. — Ты сама этого хотела, — прошептал он, отрываясь от её шеи и глядя в её глаза. Его взгляд горел, словно он бросал ей вызов, словно спрашивал: откажешься ли ты теперь, когда двери уже открыты? Она не ответила. Её дыхание было прерывистым, а губы всё ещё горели от его поцелуев. В этот момент она не знала, чего хочет больше: оттолкнуть его или притянуть ближе. Но её руки уже приняли решение за неё, когда дрожащими пальцами скользнули по его груди, останавливаясь на его сильном, пульсирующем сердце. Себастьян действовал с обманчивой медлительностью, словно растягивая каждый миг, смакуя её реакцию. Его губы всё ещё блуждали по её лицу, касаясь её висков, скользя к подбородку и снова находя её губы в коротких, но жадных поцелуях. Летиция пыталась успокоить дыхание, но каждое движение его рук выбивало её из этого тщетного ритма. Его пальцы осторожно расстёгивали пуговицы её блузки, одна за другой, обнажая её тонкую кожу. Он не торопился, будто наслаждаясь моментом, как художник, срывающий покров с собственного шедевра. Летиция чувствовала, как ткань скользнула по её плечам, обнажая их, оставляя её дрожать под его взглядом. Когда он стянул с неё юбку, его ладони на мгновение задержались на её бедрах, пальцы чуть сжались, оставляя следы жара. Она не смогла подавить рваный вздох, когда он склонился ближе, его губы на мгновение коснулись её ключицы, а затем опустились ниже, к ложбинке между грудей. Оставшись в одном белье, она чувствовала себя уязвимой и обнажённой под его пристальным взглядом, который прожигал, как огонь. Но Себастьян не остановился. Его руки уверенно и дразняще медленно сняли с неё остатки одежды, и холодный воздух встретился с её нагретой кожей. Летиция зажмурила глаза, когда его пальцы скользнули вверх по её бокам, прежде чем замереть на её груди. Она вздрогнула, чувствуя, как он сжал её соски, уже напрягшиеся от его близости. Его прикосновение было одновременно нежным и властным, лишающим возможности думать. Она не смогла сдержать себя, выгибаясь ему навстречу, словно подчиняясь силе, от которой невозможно было убежать. Это движение было рефлекторным, но оно выдало её предательское желание. Её тело, казалось, принадлежало ему целиком, отвечая на каждый его жест с необъяснимой готовностью. Себастьян, едва заметно улыбнувшись, словно наслаждаясь её реакцией, медленно и грациозно стянул рубашку, обнажая идеально выточенные линии тела. Его кожа казалась мраморной в тусклом свете, мышцы играли под ней при каждом движении, как натянутые струны. Он наклонился ближе, и его плечо едва коснулось её напряжённых сосков, но это было достаточно, чтобы вызвать рваный стон из её губ. Она зажмурилась, словно пыталась спрятаться от накатывающего на неё желания, но её тело говорило совсем другое. Летиция вцепилась ногтями в его плечи, оставляя едва заметные следы, будто хотела удержать его, чтобы он ни на мгновение не отрывался от неё. Её разум расплывался, превращаясь в розовую дымку, растворяясь в вихре ощущений. Себастьян двигался осторожно, будто хотел продлить её ожидание. Его губы оставляли горячие поцелуи на её шее, опускаясь всё ниже и ниже. Каждый его вдох касался её кожи, заставляя её дрожать от напряжения. Когда он оказался у её живота, Летиция не смогла удержаться, выгибаясь навстречу его губам, как будто искала ещё больше. Он скользнул вниз, его дыхание щекотало её кожу, пока его губы не коснулись её лона. Этот момент был словно разряд молнии, пронзивший всё её существо. Летиция вскрикнула, её пальцы вцепились в его волосы, хватка была сильной, почти отчаянной. Она не могла думать, не могла дышать. Вся её реальность сосредоточилась на ощущении его губ, его языка, его движения. Это было больше, чем она могла выдержать, но она не хотела, чтобы это прекращалось. Волны удовольствия захлёстывали её одна за другой, стирая остатки мыслей, оставляя только желание, только его. — Себастьян... — её голос был слабым, дрожащим, словно просьба или мольба. Но он лишь продолжал, с каждым движением погружая её всё глубже в это море чувственности, где не существовало ни времени, ни пространства, ни её вины, ни его тайн. Только они двое, связанные этой тянущей, невыносимо сладкой нитью желания. — Ты так чувственна, Летиция, — его голос был низким, бархатным, почти мурлыкающим. Он склонился к её уху, позволяя своему дыханию коснуться её кожи, пока его руки продолжали своё дразнящее путешествие. — Неужели ты думаешь, что сможешь от меня скрыться? Она хотела что-то ответить, но слова застряли в горле. Её разум пытался бороться, но тело уже подчинилось. Она могла лишь чувствовать, как волны жара разливаются по всему её существу с каждым новым его прикосновением. Себастьян двигался грациозно, будто создавал шедевр своими действиями. Его сильные, стильные руки, будто специально созданные для того, чтобы касаться, гладить и покорять, мягко уложили её на диван. Летиция уже не сопротивлялась, её тело подчинялось ему, как музыкальный инструмент под пальцами мастера. Он медленно, почти лениво, провёл ладонями по её стройным бедрам, задержавшись на их внутренней стороне, затем скользнул ниже, к коленям, мягко оглаживая их, словно изучал. Каждый его жест был точным и продуманным, как будто он хотел запомнить каждый изгиб её тела. Его язык продолжал истязать и дразнить её, вызывая волны удовольствия, которые становились всё сильнее. Она извивалась, её тело то напрягалось, то расслаблялось в ритме его движений. Летиция не могла контролировать себя, её стоны становились всё громче, а пальцы впивались в обивку дивана, словно пытаясь найти хоть какую-то точку опоры. Когда Себастьян ввёл один палец, её тело откликнулось мгновенно, выгибаясь дугой. Она вскрикнула, не в силах сдержать нахлынувшее ощущение. Он замер на мгновение, словно давал ей привыкнуть, но тут же добавил второй палец, и её реакция была ещё сильнее. Её дыхание стало сбивчивым, движения – рваными, будто её тело пыталось понять, как выдержать это нарастающее удовольствие. Себастьян продолжал изучать её, его движения были чувственными и уверенными. Когда он ввёл третий палец, Летиция содрогнулась, её спина выгнулась так сильно, что казалось, ещё немного – и она сломается от наслаждения. — Себастьян… — её голос был тихим, почти молитвенным, словно она не могла поверить в происходящее. Его руки, губы, язык – всё казалось единым вихрем, затягивающим её всё глубже в пучину. Она больше не ощущала себя, не понимала, где заканчивается она и начинается он. Её мир сузился до этих прикосновений, до его движений, до их общего дыхания, ставшего рваным и горячим. Каждое новое движение Себастьяна было не просто физическим, оно проникало куда глубже, касаясь её души, её самой сути. Летиция уже не могла думать, всё её существование сосредоточилось на нём, на том, что он делает, и на том, что она чувствует. Себастьян двигался с пугающей грацией, словно каждое его движение было частью тщательно отрепетированного ритуала. Его язык оставлял влажную дорожку от её живота к груди, горячие прикосновения сменялись лёгкими, обжигающими укусами. Летиция чувствовала, как всё её тело откликается на его ласки, как каждая клеточка начинает трепетать, отзываясь на этот непрекращающийся вихрь ощущений. Когда он прикусил её сосок, осторожно, почти дразняще, её дыхание сорвалось, превратившись в хриплый стон. Она выгнулась навстречу ему, её пальцы сами собой скользнули по его плечам, по груди, по мышцам, покрытым лёгким блеском пота. Казалось, что она тянулась к нему, стремилась стать ближе, слиться с ним полностью. Себастьян поднялся, потянув её к себе, его движения были уверенными, как будто он знал её тело лучше, чем она сама. Летиция оказалась над ним, его руки скользнули по её бёдрам, направляя, заставляя оседлать его. Она почувствовала, как её сердце пропустило удар, когда его горячая, твёрдая плоть коснулась её. Летиция пыталась сопротивляться, остатки разума кричали о том, что это слишком, что она теряет контроль, но её тело уже подчинилось. Она растворилась в его руках, чувствуя, как её охватывает волна первобытного, необузданного желания. Когда он вошёл в неё, медленно и глубоко, она содрогнулась, едва удерживая равновесие. Её руки сжались на его плечах, ногти впились в кожу, а голова запрокинулась назад, открывая шею. Себастьян тут же воспользовался этим, скользнув губами к её пульсирующей коже, покрывая её жаркими поцелуями. — Летиция, — его голос звучал низко, почти вибрацией отдаваясь в её теле. — Почувствуй это. Почувствуй меня. Она закрыла глаза, погружаясь в ощущение его силы, тепла и ритма, который диктовал он. Её движения стали быстрее, глубже, её дыхание превратилось в сбивчивые стоны. Летиция уже не могла думать, она могла только чувствовать, как Себастьян заполняет её собой — полностью, без остатка.