Проверка на прочность

Клон
Гет
В процессе
PG-13
Проверка на прочность
автор
Описание
На пустынном пляже она медленно погибала в одиночестве. Неужели все мечты о великой любви обратились в прах? Жади принимает решение не возвращаться к родственникам и берёт собственную жизнь в свои руки.
Примечания
Очередное альтернативное развитие событий после 19 серии. Музыкальный фон: Bridge of hope (Lara Fabian)
Посвящение
Человеку, который подарил мне вдохновение)
Содержание Вперед

Часть 113

На следующий день после рождения Луны Феррас всё семейство собралось в палате новоиспечённой матери, чтобы посмотреть на младенца. Дети шумно обсуждали сие знаменательное событие и им то и дело приходилось напоминать, что нужно быть тише, чтобы не потревожить сон новорождённой. Среди гостей разумеется была и Далва, которая считалась неофициальной частью семьи и не пропустила бы подобное событие. Приехал и Лобату. В прежние времена наверняка пригласили бы Альбиери с женой, однако сегодня о них предпочитали не вспоминать, чтобы не рисковать испортить хорошее расположение Леонидаса, всякий раз выходившего из себя когда вспоминал поступки давнего приятеля. — Она милая, только немного красная, и кричит громко когда не спит,— наконец вынесла свой вердикт Кристина, вызывая смех взрослых. — Все дети такие, когда только что родились, Тина,— весело заметил Лукас,— потом она ещё изменится. — Все?— удивилась девочка.— Но я же такой не была! Папа сказал, что я когда родилась была самая красивая!— Тина протянула руки к отцу, чтобы он её поднял вверх. Она была рада рождению сестры, но в то же время самую малость приревновала: Луна только родилась, но все уже без конца носят её на руках. — Кто бы сомневался, что твой папа так сказал,— легко рассмеялась Иветти, улыбаясь смущённому мужу, который ни в какую не мог устоять перед обаянием дочери.— Не ревнуй к сестричке, Тина, никто не перестанет тебя любить потому что она родилась. — А я и не ревную, я же сама её папе заказала, мама,— как ни в чём не бывало ответила девочка. — Да что ты говоришь?— весело спросила Иветти.— И что он тебе ответил? — Сказал, что к Рождеству наверное не получится,— пожала плечами девочка, пока взрослые с трудом сдерживали смех.— Но она приехала даже раньше! Теперь мы с Мел будем играть с ней! Она даже лучше куклы, живая и её можно всему учить! Правда, Мел? — Она точно лучше куклы,— кивнула Мел, протягивая руку к младенцу и с удивлением распахнула глаза, когда спящая девочка сжала её палец.— Ух ты!— воскликнула громким шёпотом внучка Леонидаса.— Тебе так повезло, Тина! Я тоже хочу себе сестру! — Кто знает, принцесса,— улыбнулась Жади, переглядываясь с Лукасом,— может она ещё у тебя будет? Когда-нибудь потом,— быстро оговорилась девушка, потому что стоило ей это сказать, как все сразу уставились на неё, словно пытаясь вычислить не беременна ли она часом. Ребёнка Жади не ждала, они с Лукасом были слишком заняты работой чтобы позволить себе сейчас забыть об осторожности. Кроме того, девушка не хотела думать о рождении нового ребёнка пока не найдут Латифу и не закончится вся эта безумная история — как она испугалась, когда свёкор едва не вычислил правду! А ведь сеньор Леонидас ничего не забудет, только сейчас отвлёкся из-за родов Иветти, но потом непременно захочет продолжить разговор! Тем не менее Жади не могла избавиться от непонятного ощущения, что упрямо её преследовало в последние дни, словно нечто очень важное прошло мимо неё... Должно быть потому снова вернулись странные сны: она опять-таки была в Марокко и от кого-то в панике убегала по старинным путаным улочкам Феса... Но один сон, никак не связанный с другими, запомнился девушке очень чётко: она шла по коридору восточного дома, отдалённо чем-то напоминающего риад дяди Али, её окружали красочные шёлковые занавески, она шла по усыпанной розовыми лепестками плитке и знала, что эта дорожка куда-то её приведёт; и наконец Жади всегда отказывалась в центре комнаты, где стояла колыбель с балдахином, где лежал очаровательный младенец, улыбаясь ей во весь свой беззубый рот. Она знала, что ребёнок ей не чужой, похожие ощущения Жади испытывала только когда впервые брала на руки собственных детей в родильном зале, и она хотела прижать к груди и этого младенца! Вот только стоило только протянуть руки, как ребёнок мгновенно испарялся и перед Жади оставалась только пустующая колыбель... К чему бы этот сон? — И всё-таки странное вы выбрали имя, дона Иветти...— не смолчала домоправительница.— Почему было не назвать ребёнка как-то попроще? Вот например, назвали бы её Мария, девочка родилась так близко к Рождеству! — Я вовсе не спорю, что имя Мария красивое, Далва,— рассмеялась Иветти, не обращая внимания на ворчание женщины, к чему она уже давно успела привыкнуть,— но девочек с таким именем очень много! Я хотела выбрать что-нибудь особенное, и мне так нравится когда играет «Луна», у меня просто мурашки по коже от этой песни, потому я решила, что если это будет девочка, тогда её так и будут звать! Нам обоим оно понравилось, правда же, Львеночек? — Конечно, дорогая,— улыбнулся Леонидас, одновременно удерживая на руках Кристину, что пристально рассматривала младенца. В конце концов в глубине души Леонидаса Ферраса всё-таки жил романтик и Иветти всегда удавалось пробудить в нём эти эмоции. Кроме того, учитывая сколько они спорили за эти недели по поводу имени, назвать дочь в честь знаковой для них обоих песни казалось лучшим вариантом. — Вот видите, Далва! — А мне нравится!— заметила Жади, частично потому что имя ей правда нравилось, и самую малость ради того, чтобы не согласиться с Далвой.— Это так романтично! Правда, Лукас?— она повернулась мужу, который улыбнулся ей, слегка обнимая за плечи. Мел сидела на плече у отца, а Жади поддерживала Пьетро, которому разрешили встать на высокий стул, чтобы он тоже мог хорошо рассмотреть ребёнка. — И главное, это необычное, не банальное имя!— тоже решил поддержать друзей Лобату.— На самом деле это очень увлекательно: каждое имя несёт в себе какой-то смысл, на первый взгляд это незаметно, но любая мелочь может влиять на жизнь человека на высшем уровне! — Мой дядя Али тоже всегда говорит, что имя определяет жизнь человека,— улыбнулась Жади.— Вот меня назвали в честь камня, который спас жизнь моей матери. А тебя, Лукас?— девушка с интересом посмотрела на мужа, понимая, что ни разу раньше его об этом не спрашивала. — Понятия не имею,— пожал плечами молодой человек.— Не знаю даже кто выбрал мне имя. — Его выбрала твоя мать,— заговорил Леонидас. — Правда?— удивился Лукас.— Я никогда не знал...— младший Феррас не особенно хорошо помнил собственную мать, но от откровения, что он всю свою жизнь носил имя, которое выбрала для него сама Селина, почувствовал особую связь с ней, неожиданную теплоту в груди. Его отец не был человеком, от которого следовало ждать особой откровенности, потому не было такого чтобы Леонидас усадил обоих сыновей для разговора об их матери. Они с Диогу знали конечно, что её не стало когда они были совсем маленькими, видели фотографии, но на этом всё — если братья узнавали редкие подробности о прошлом их матери, они узнавали это от дяди по материнской линии, который приезжал крайне редко, потому что его работа была связана с постоянными путешествиями. — Я никогда не думал, что это важно,— после небольшой паузы ответил Леонидас. На самом деле сначала было слишком больно даже подумать о подобном разговоре, словно снять повязку с не до конца зажившей раны, а потом сыновья уже стали слишком взрослыми. — Я помню как вас впервые принесли из роддома, Лукас!— вмешалась Далва, с явной ностальгией улыбаясь.— Ты всё спал себе, а твой брат без конца кричал, стоило только спустить его с рук! Тебе мать уже выбрала имя. Тогда твой отец сказал, что раз уж он так горланит, его точно должны назвать в честь вашего деда Диогу! Как сейчас помню, ваш отец и дед никогда не могли найти общий язык, как сходились вдвоём — сразу начинали кричать друг на друга! — Да что ты говоришь?— хмыкнул Лукас. — Далва преувеличивает, я что-то такого не помню... Столько лет уже прошло, можно и не вспомнить многого!— эта реплика Леонидаса вызвала всеобщие улыбки. — Ну как же, сеньор Леонидас? Я всё помню!— впрочем, наверное впервые за долгое время Далва увидела, что начальник недоволен и решила промолчать разнообразия ради.— Ну да Бог с ними с именами! Крестить-то вы девочку собираетесь?— экономка бросила короткий взгляд на Жади, словно желая лишний раз напомнить, что считает глупостью, что девушка была против крещения своих детей, чтобы в будущем они могли сами себе выбрать религию. — Конечно собираемся, Далва,— вовремя заговорила Иветти, предчувствуя возможный спор, если эта тема будет продолжаться. К тому времени дети уже вовсю сидели на её кровати и тихо о чём-то спорили между собой, почти не обращая внимания на разговор взрослых.— Лукас, мы с Львеночком посоветовались и решили, что именно ты должен быть крёстным отцом малышки. Ты согласен? — Я?— сначала удивился было Лукас, не ожидая подобного предложения, но не собираясь отказываться от столь почётного предложения.— Конечно, Иветти! Я буду очень рад! — Вот и отлично!— улыбнулась женщина.— Тогда ты будешь крёстным, а вы, Далва,— она на мгновение переглянулась с мужем, который тяжело вздохнул, но в конце концов кивнул на её немой вопрос,— вы будете её крёстной. — Я буду...— Далва запнулась и просто открывала и закрывала рот от неожиданности, её глаза распахнулись в удивлении как два блюдца, пока она силилась сказать хотя бы слово.— Я буду её крёстной? Правда? — Вы,— кивнула Иветти.— Или вы против? — Но сеньор Леонидас никогда не предлагал мне быть крёстной его детей!— голос многолетней служанки Феррасов выдавал что угодно, но только не отказ от этой почётной роли. — А я предлагаю,— пожала плечами блондинка,— и Львеночек тоже совсем не против. — Раз уж ты сочла это уместным...— протянул мужчина чисто из вредности. Далва давно уже стала неофициальным членом их семьи, хотя служанка чересчур вмешивалась в их дела, а её причуды порой выводили его из себя. — Именно так. В конце концов за мной последнее слово,— как ни в чём не бывало улыбнулась она,— это же я десять часов рожала ребёнка. — А по вам и не скажешь, дона Иветти!— воскликнула довольная домоправительница.— Вы сегодня такая сияющая, даже красивее чем обычно, от вас будто исходит особый свет! Леонидас как раз пил воду, которую налил из кулера, и едва не подавился от глубокого шока. Чтобы Далва без всякого постороннего умысла сделала комплимент его жене — такого ещё не бывало! — Один-ноль в пользу Иветти,— весело пропела Жади на ухо Лукасу. — Жади...— покачал головой парень, но всё же не сдержался и рассмеялся: трансформация Далвы впрямь оказалась очень внезапной.

***

— Машалла, до чего моя племянница красива!— ворковала над новорождённой Назира, качая на руках младенца, которого ей дала подержать Рамиля как только они с Саидом вышли из такси в Сан-Криштоване.— Я уже вижу, что она вырастет прекрасной девушкой, разве что моя Надира сможет составить ей конкуренцию! Хадижа, расти сильной и крепкой, и не позволяй своим родственникам вылезти себе на голову, не ошибайся как в своё время ошиблась твоя тётя! — Назира...— покачал головой Саид. Конечно, юная Назира очень заботилась о них с Мохаммедом, в полусне ещё совсем маленький брат даже называл иногда Назиру матерью, цепляясь пухлыми пальчиками за её волосы, но молодой человек недоумевал почему его сестре нужно постоянно об этом вспоминать! — И не смотри на меня так! Вам было на меня наплевать, забыли всё, что я для вас делала! Я не желаю подобной участи своей племяннице! — Мы всегда ценили тебя, Назира!— не смог сдержаться Саид. Лично он не сказал сестре ни одного грубого слова, хотя зачастую она была крайне темпераментной личностью, а стоило ему начать получать прибыль от своего дела, никогда не жалел для неё денег. Даже её мужа Саид начал с трудом, но принимать: он по крайней мере начал здороваться с Миру, после того как мужчина помог Рамиле добраться до больнице в день рождения Хадижи иначе Саид не мог. — Ценили! Как же...— хмыкнула Назира.— Это потому твой брат убегает от меня и делает вид, что у него никогда не было сестры! А помнишь как он цеплялся за меня, когда был маленьким? Я не могла отойти от него ни на минуту! Ты точно помнишь, ты уже не был младенцем тогда! Действительно, Саид помнил. Многие из его воспоминаний о матери померкли, словно кто-то стёр их ластиком из памяти, но Саид не мог забыть как будучи мальчиком пугался громких криков матери: сначала все радовались и говорили, что скоро у него появится новый брат, но чем больше времени проходило, тем мрачнее становились лица взрослых; новый брат так и не появился — она умерла вместе с дитям в утробе, не сумела разродиться. Когда из дома выносили саван, ещё маленький Мохаммед по недосмотру няньки увидел эту картину и от его криков ещё пару недель у всех домашних уши закладывали. Именно Назира ухаживала за ними обоими и обезумевшим от горя отцом, пока дядя Абдул не понял, что что-то не так с братом и не прислал на помощь одну из их тёток. После этого отца они почти не видели, мужчина стал тенью самого себя, а пару лет спустя его унесла одна из вспышек гриппа, что тогда ходил по Марокко, ужасно пугая местных людей. Дядя Абдул забрал их жить к себе, но присматривать за ними продолжала всё равно Назира. Когда сестра начала приближаться к своему семнадцатому дню рождения и расцвела красавицей, начали приходить женихи, какие захаживали временами ещё с тех пор как она надела платок. Один из них — богатый египетский предприниматель — был до того очарован Назирой, что сразу же пожелал жениться, собираясь увезти сестру в свой дворец в Каире. В свои восемь Саид считал выше своего достоинства просить Назиру не уезжать, понимал, что рано или поздно все создают свои семьи. Но пятилетний Мохаммед был иного мнения: как раз в тот момент когда жених готовился надеть на шею их сестры ожерелье, брат прямо посреди помолвки вцепился в платье Назиры и начал умолять их не бросать, и никому не удавалось унять его истерику, пока сестра не объявила, что отказывается от помолвки. Потом Назира тайком плакала ещё пару месяцев, а Саид всё думал, что это она из-за ожерелья расстроена, и обещал когда вырастет и разбогатеет подарить ей ожерелье в сто раз красивее. Вспомнил он и как ещё совсем юным начал после школы ходить по рынку, продавая людям ковры, и как первую же хорошую прибыль полностью спустил на дорогое ожерелье для Назиры, после чего дядя Абдул долго ругался, называя его глупцом. Они стояли где-то посередине между баром доны Журы и магазином Мохаммеда, не приближаясь впрочем ни к одному из этих помещений, поскольку Саид с женой не могли войти в бар (и уж точно не когда дядя Абдул высматривал их в окно дома Мохаммеда, должно быть считая, что его никто не может увидеть), и Назира не приближалась к магазину второго брата, который её до сих пор не признавал. А ведь она снова приходила и пыталась с ним поговорить, думала между ними что-то изменилось после того как Рамиля открыла ей, что Мохаммед оказывается волновался за неё — Назиру, но столкнулась вместо этого с упрямым игнорированием брата, чего марокканка с огненным нравом уже стерпеть не могла! Если Мохаммед и дальше хотел быть ослом, пусть будет! Назира верила, что однажды он станет тем, кто станет стучать в её дверь и искать с ней общения, именно Мохаммеду придётся извиняться, что он отказался от родной сестры и не признавал рождённых ею детей — собственных племянников! И если уж она годами ждала возможности выйти замуж, у неё достаточно терпения чтобы дождаться того самого дня, когда неблагодарный братец приползёт к ней с извинениями, пусть даже этого дня придётся ждать долгих десять или пятнадцать лет! — Вот, ты вспомнил!— кивнула опять-таки Назира с досадой, по-своему истолковав задумчивость брата.— А Мохаммед всё забыл! Ну и пусть, если он собирается дальше продолжать в том же духе, игнорировать меня, тогда у меня тоже больше не будет брата по имени Мохаммед! — Мне кажется, что Мохаммеду нужно больше времени, он с большим трудом принимает любые изменения... Однажды он исправится, Назира, я верю в это,— вдруг вступилась за зятя Рамиля, в то же время желая поддержать и Назиру, которую явно уязвило отношение брата. Она-то видела, что Назира искренне хотела примириться с Мохаммедом, закончить эту глупую ссору! Конечно, отношения Рамили с Мохаммедом нельзя было назвать дружескими, многие привычки и излишняя дотошность брата мужа часто её раздражали, она выступала против него, когда он пытался обмануть Латифу, не поддерживала она и то, что парень постоянно следует советам своего дяди, что отверг родную сестру, тем не менее стоило признать, что как человек он в принципе неплохой, не жестокий, пусть и делает временами глупости. Просто Мохаммед был продуктом своей среды, его готовили к другой жизни и он при этом обладал не самым уступчивым характером, не особенно разбирался в людях, потому не в его силах было легко принять изменения и выпавшие на его долю испытания. Чтобы такой человек изменился, требовалось время, может быть даже долгие годы, но такова уж жизнь, что не всегда даже самые близкие люди находят общий язык. — Хм...— фыркнула Назира.— Я даже не сомневаюсь, что этот осёл, что зовётся моим братом, однажды приползёт к Назире на коленях! Не знаю только, захочу ли я его тогда простить, не знаю!— женщина осторожно передала девочку на руки невестке, после чего прикрепила маленький золотой оберег к одежде девочки.— Пусть Аллах даст ей сладкую жизнь! По Его милости наша Хадижа будет очень счастлива! — ИншаАллах, Назира!— улыбнулась Рамиля. Её дочь, с тех пор как родилась, стала главным сокровищем девушки, и конечно же она надеялась, что маленькая Хадижа будет очень счастлива. Даже не верилось, что было время, когда она ещё не была матерью, до того это казалось правильным и естественным, хотя с рождения девочки прошло немногим больше недели. Совсем недавно они по обычаю подстригли волосы ребёнка на седьмой день после рождения и как положено раздали еду и милостыню бедным. Конечно, в Бразилии это было несколько иначе, нежели в родном Марокко, но и здесь оказалось более чем достаточно нуждающихся. Рамиля чувствовала себя очень счастливой и даже ворчание сида Абдула, что Хадижа не мальчик, который требовался их роду, не могло испортить приподнятое настроение девушки в эти дни. — Посмотрите, это разве не шейх?— удивилась Рамиля, обращая внимание на выходившего из дома Мохаммеда человека, которому открывала дверь закутанная в платок Джуварийя. — Действительно, очень странно,— Саид тоже узнал шейха из ближайшей мечети, куда они с Мохаммедом ходили вместе по пятницам. Теперь молодой человек задумался зачем их пригласили к брату, тем более ему было известно, что приглашены были и сид Али с Зорайде. Неужели Мохаммед согласился в итоге на помолвку с Муной? Ради чего иначе приглашать шейха?— Рамиля, нам лучше войти в дом... Ещё увидимся, Назира,— он кивнул сестре, после чего супруги вместе вошли в дом Мохаммеда. — О, Аллах, как же мне узнать зачем они приглашали шейха?— бормотала Назира, опустив одну ладонь на живот.— Я же сойду с ума, пока Рамиля мне всего не расскажет... А всё мои неблагодарные родственники, если бы они опять приняли меня в семью, мне не пришлось бы изнемогать от любопытства в сторонке! Между тем, когда Саид и Рамиля оказались в доме, сразу же стало понятно, что они очень многое пропустили: Джуварийя, по-прежнему с накинутым на голову платком, застыла около лестницы, лица Зорайде и Лары Кульсум выдавали тревогу, сид Али же пытался успокоить разбушевавшегося приятеля Абдула, что навис над опустившим голову Мохаммедом. Последний сидел на диване, на первый взгляд готовый выдирать собственные волосы, не смея смотреть на грозного родственника, и медленно раскачивался из стороны в сторону, словно у него помутился рассудок от всех неприятностей. — Рамиля, идём я помогу тебе уложить ребёнка наверху,— подошла к девушке Зорайде,— иначе эти крики быстро разбудят малышку! Сид Абдул совсем разошёлся! — Но что происходит, Зорайде?— Рамиля не стала спорить и пошла вместе с женой сида Али наверх: крики родственника впрямь могли разбудить Хадижу. — Джуварийя предоставила справку, что она до сих пор девственница, и шейх развёл их с Мохаммедом... Оказалось, что Мохаммед не смог сделать жену женщиной, пытался, но не смог...— Зорайде опустила глаза, потому что ей было очень неловко обсуждать такие вопросы.— У сид Абдула едва удар не случился, когда ему рассказали... — Аллах!— ахнула Рамиля. Так вот почему ей с самого начала казалось, что с браком молодых супругов что-то не так!— Но почему сразу развод? Может стоило для начала пройти обследование у доктора? — Предлагали, он сам не захотел... Просто наотрез отказался обращаться к врачу! Между тем внизу продолжался скандал. — Позор!— бушевал сид Абдул, потрясая чётками перед лицом племянника.— Ты опорочил род Рашидов, Мохаммед, опозорил нас, как не позорил до тебя ни один представитель нашего рода на протяжении семнадцати поколений! — Что здесь происходит, дядя Абдул?— вмешался Саид, желая понять что происходит, что именно натворил его брат.— Мохаммед, в чём дело? — О, Аллах, брат...— простонал Мохаммед, не поднимая на него глаз. Он так старался держать собственную немощь в тайне, но в конечном итоге Джуварийя не выдержала и потребовала у шейха рассудить их. Молодой человек даже винить её за это не мог, вполне естественным было, что девушка хотела иметь семью и детей, ради чего люди собственно говоря и создают семьи, а не тратить свои лучшие годы рядом с человеком, который не способен даже сделать её женщиной! Шейх предложил ему посетить врача и дать время чтобы завершить брак, но Мохаммед больше не собирался подвергать себя позору, потому сразу же согласился дать жене развод, намереваясь навсегда уехать в Марокко как только разберётся с долгами и посвятить себя служению Аллаху и добрым делам. Должно быть, он сильно прогневал Аллаха, раз на его бедную голову упало столько страшных испытаний! У него отняли Латифу и Амина, его бизнес был в плачевном состоянии, он по-прежнему был должен соседке доне Журе огромную сумму денег, и даже второй брак не сложился! Нужно ли снова рисковать, если его вечно преследуют разочарования? — Твой брат не мужчина, вот в чём дело!— едва не плевался Абдул, не замечая как сжался Мохаммед от этих его слов.— Его жена такая же как была до первой брачной ночи! Она — девственница!— патриарх Рашидов ткнул пальцем в Джуварийю, что залилась румянцем — может быть она и придумала всё это с самого начала, тем не менее всё ещё очень смущающим было, что сид Абдул кричал на весь дом о настолько интимных и личных вещах. Джуварийя продолжала убеждать саму себя, что иного выхода у неё не было, она была вынуждена защищать себя, но ей стало жаль Мохаммеда — парень не сделал ей ничего плохого, он стал такой же жертвой во всей этой истории, она же невольно опорочила его перед близкими. — Абдул!— не выдержал сид Али.— Ну зачем же нужно бросаться такими словами? Разве ты не видишь, что твоему племяннику и так плохо? — Ему и должно быть плохо! О, Аллах, он облил грязью честное имя нашего рода!— не утихал Абдул.— Я воспитал не племянника, а верблюда, которому на шею садятся все кому не лень! Сначала он позволил распуститься твоей племяннице, не проявил твёрдости, чтобы обуздать порок в душе Латифы, а теперь его бросает и вторая жена, потому что он не способен сделать её женщиной! Аллах увидел его слабость в душе и послал ему мужскую немощь! От бесхарактерных мужчин всегда бегут жены! — Причём здесь моя племянница?— вопрошал Али.— Латифа не имеет ничего общего с тем, что сейчас происходит в жизни Мохаммеда, они уже несколько месяцев в разводе! — И с тех пор её никто так и не видел...— ядовито поддел приятеля его бывший родственник. — Ты невыносим, Абдул!— возмущённо восклицал сид Али.— С тобой невозможно разговаривать! Саид закатил глаза: этот спор мог продолжаться вечно. Тем не менее он испытывал досаду и сожаление из-за очередной неудачи брата. Почему же Мохаммеду вечно не везёт?

***

Латифа шла по шумному рынку Белена, с интересом рассматривая выставленные товары. Как и на любом рынке, здесь была и одежда, и изделия из кожи, и посуда, и разнообразная бижутерия, были конечно и лотки с разнообразием трав, чая и специй, и шумные лавки торговцев фруктами, свежим мясом и рыбой — последнего было в достатке, всё же Белен был портовым городком, так что легко найти множество раскинувшихся вокруг порта маленьких ресторанчиков, где готовили рыбу с разными соусами и гарнирами, пытаясь произвести на туристов впечатление разнообразием блюд и необычными способами подачи. Они с доной Изадорой посетили пару таких заведений после того как были закончены все дела на день и Латифа была приятно поражена, даже испытала соблазн спросить у повара рецепт заказанного ею блюда, хотя сдержалась, не желая привлекать к себе лишнего внимания. На самом деле изначально девушка полагала, что они едут в город только по одному делу — чтобы она смогла получить сертификаты, после получения которых директриса сможет без опасений принять её на работу учителем. Откровенно говоря, сестра Жади до сих пор испытывала смятение, что так быстро согласилась на эту авантюру. Ну какой из неё учитель?! Разве сможет она чему-то научить детей? С другой стороны, отказаться она тоже не могла — её приняли в деревне с таким радушием, так каким она будет человеком, если из-за её неуступчивости местные дети лишатся родной школы! Тем более, в глубине души заманчивым казалось примерить на себе прежде неизвестную роль, даже неизменно сопровождавший её годами страх перемен почти рассеялся — в её жизни за эти месяцы произошло столько перемен, что ещё одна ничего с ней не сделает. Однако не так-то просто было обрести уверенность в собственных силах после того как годами жила ограничивая себя множеством запретов и стереотипов, вот и Латифа иногда испытывала соблазн отступить. Скажем, накануне экзамена она грешным делом подумала, что вполне может и не сдать тест, тогда не придётся испытывать судьбу и рисковать. Но когда стали известны результаты теста, последние причины для сомнений исчезли. Должно быть, Аллах хотел чтобы Латифа попыталась научить этих детей, раз уж она не встретила на своём пути никаких препятствий. И кто она такая чтобы спорить с Аллахом? Как оказалось, у доны Изадоры как у директора школы было множество других занятий в городе — нужно было посетить министерство, сверить учебные планы, договориться о покупке учебников — поскольку родители часто не хотели тратиться на новые, приходилось искать подержанные, закупить оптом материалы для школьной формы. И поскольку они договорились ехать одним поездом, Латифа оказалась предоставлена сама себе на несколько дней. Девушка гуляла по некогда построенному португальскими колонизаторами городу, восхищаясь старинной архитектурой, что погружала в атмосферу прошлых веков, любовалась видами порта и цветением манговых деревьев, которые были здесь по всюду — неофициально Белен даже получил название "город манговых деревьев", чувствуя себя как никогда свободной — она обнаружила, что ещё никогда не было такого, чтобы она выбирала чем заняться и что сделать, чтобы не приходилось ни перед кем отчитываться или оправдываться, что оказалось неожиданно приятно. Она гуляла часами до позднего вечера, встречала закат, кутаясь в плед на маленьком балконе гостиничного номера, приобрела кучу сувениров — большинство для своих новых друзей и соседей, но и себе тоже купила пару приятных мелочей, даже посетила представление в местном театре. Ставили "Моби Дик" по мотивам романа одного американского писателя, чью краткую биографию Латифа прочитала в брошюре. Признаться, она не до конца (как и многие люди, судя по шёпоту в зале) поняла всю задумку, но игра актёров и декорации были на высшем уровне. А вечером, возвращаясь в отель, она забрела в маленькую парикмахерскую, где её волосы приобрели более привычный для неё оттенок, пусть в качестве эксперимента девушка и позволила улыбчивой старушке выпрямить свои волосы. Увидев себя в зеркало, Латифа испытала облегчение — она так и не привыкла к причёске, что ей сделала Софи, но не хотела обижать девочку; не то чтобы получилось плохо, просто с той причёской она не была собой, словно на неё смотрела незнакомка. — Какая красота...— тихо ахнула Латифа, восхищаясь искусно расшитыми шалями, что были выставлены в одной из лавок. — Ручная работа, моя жена лично вышивала каждый узор,— похвастался продавец, услышав её шёпот.— Самый настоящий шёлк, каждая шаль — это произведение искусства! — Очень красиво,— согласилась девушка. — Для такой красавицы я готов продать сразу два по цене одной!— улыбнулся пожилой мужчина. Она действительно купила сразу две: мерцающую шаль оттенка морской волны, вышитую узорами из бисера, и ярко-малиновую с вышивкой, а ещё несколько шарфов разных оттенков. Латифа не удержалась и накинула на голову малиновую шаль, продолжая свой путь. Приближаясь к лавке торговца зеркалами Латифа не могла не вспомнить свою первую встречу с Зейном. Как она была взбудоражена, напугана, застигнута врасплох внезапно вспыхнувшим в груди пожаром. По её пальцам шёл лёгкий разряд тока от одного воспоминания об их зрительном контакте, когда показалось, что она знала его целую вечность и только и ждала встречи с ним всю свою жизнь, о соприкосновении их рук в тот памятный день перед свадьбой Зорайде... — Латифа...— услышала она знакомый голос сквозь шум оживлённого рынка и невольно распахнула глаза. Неужели она так сильно по нему скучала, что он начал ей мерещиться? Впрочем, очень скоро девушка поняла, что это вовсе не иллюзия — напротив неё, отделённый лишь толпой покупателей около лавки, впрямь стоял Зейн. Сердце сделало кульбит в груди от осознания, что он рядом. И он шёл прямо к ней! Латифа просто застыла на месте, не отрывая от него взгляд, но в какой-то момент её накрыла паника. Как Зейн мог быть здесь, когда она сделала всё возможное чтобы уехать от него подальше? Она бежала от него, лишь бы её предательское сердце не побудило её поддаться соблазну, что окончательно разрушит его отношения с семьёй! И даже не понимая что она делает, Латифа резко бросилась убегать, как поступила и в их первую встречу... Девушка юркнула в толпу туристов, а он бежал за ней, снова и снова выкрикивая её имя. — Латифа, остановись! Пожалуйста, давай поговорим!— громко кричал молодой человек. Он давно бы уже догнал её, если бы не приходилось иметь дело с этой толпой! Зейн и подумать не мог, что встретит её здесь! Всего лишь от скуки решил посетить местный рынок перед отъездом в Рио, успев уже смириться, что это путешествие было таким же напрасным, как и множество других в последние месяцы. И вдруг он увидел её, совсем рядом! — Подожди, Латифа, не убегай от меня! Он высматривал в толпе малиновый платок как своеобразный ориентир, больше ничего не замечая вокруг себя, и в какой-то момент налетел на женщину с корзиной яблок. Дамочка устроила самый настоящий скандал и ему пришлось потратить драгоценные мгновения, чтобы извиниться перед ней и убедить, что непременно заплатит за все испорченные продукты. К огромной досаде египтянина, к тому времени как он наконец разобрался с этим недоразумением, Латифы уже и след простыл. Он застонал, ударив себя по лбу. Как можно было её упустить?! Тем временем девушка забилась в потайную нишу в старом городе, оседая прямо на пыльную брусчатку, в попытке унять бешеное биение собственного сердца. Он был здесь, совсем рядом, возможно на расстоянии пары шагов от неё... Но что она ему скажет? Как сможет объяснить свой побег? Поймёт ли он, что её поступок был продиктован любовью и самыми благородными намерениями? Латифа слишком боялась снова встретиться с Зейном чтобы решиться выйти из своего укрытия, а между тем где-то рядом он продолжал звать её по имени...
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.